Глава 1 – Проснись, наконец, герой 4 страница

Татьяна уже сожгла себе вены и кололась в пах, ходила, приволакивая ногу. Шея тоже была исколота. Заведующая отделением знала, что девушка на игле: сделали анализы и обнаружили следы «ширки» и димедрола. Заведующая рассказала об этом отцу. Никогда Татьяна лгать не любила, а тут смотрит им в глаза и нагло говорит: «Врут Ваши анализы! Это неправда, я кололась снотворным». Папа поверил: когда она это говорила, девушка сама себе верила. Обман был единственным способом не расстраивать его, ведь он так старался ей помочь!

Папа приходил к ней в диспансер каждый день. Удивлялся, какая там обстановка, говорил: «Если б меня здесь закрыли на сутки, я бы сошел с ума!» А Татьяне было не хуже, чем на улице. Муж тоже приходил поначалу, потом перестал верить, что ей здесь помогут.

Однажды папа приехал и рассказал, что есть реабилитационный центр «Правильный выбор», где лечат групповой психотерапией. Что могли сказать ей эти слова? Но она согласилась туда поехать — ради папы, сама уже ни во что не верила.

Глава 12 – Клуб любителей покайфовать. История Вадима

Вадима считали «трудным» ребенком. Он был очень непоседливым. И в детском саду, и в пионерском лагере его все время таскали за руку. Дома часто наказывали.

Когда мальчику было восемь лет, родители разошлись. Мама мотивировала развод тем, что отец бьет Вадима, но мальчик не очень верил, потому что она тоже иногда принимала участие... Родители часто ссорились, и случалось, что на утро после страшного скандала вели себя, как ни в чем не бывало. Это было трудно понять.

После развода у Вадима с ними были нормальные отношения, но о доверительности не могло быть и речи. Он их боялся — как он мог с ними чем-то поделиться? К тому же, мама кормила семью, ей некогда было серьезно заниматься сыном. А отец стал «воскресным папой». Пытался его по-своему воспитывать, устраивал в спортивные секции, спрашивал, почему Вадим не хочет заняться спортом, как другие ребята. А Вадим спрашивал: «А сам-то ты что умеешь?» Отец что-то отвечал, но Вадим не верил, потому что никогда этого не видел. Не было примера.

Зато парень видел, как чужие отцы делали для своих детей то, чего так хотелось ему. Из их образов Вадим складывал некий идеальный образ отца, наделял его чертами, которые ему нравились, и при этом, возможно, не замечал того, что делает для него его отец. Ведь хорошее тоже было. Когда-то они отдыхали на море, и отец учил Вадима плавать. В двухстах метрах от берега был буй, и они вместе плыли до него. Когда, преодолев это — такое большое для маленького мальчика тогда — расстояние, Вадим, наконец, ухватился за буй руками, он был горд собой.

Жаль, что это чувство было редким в его детстве. В компании сверстников Вадим не был последним человеком, но и лидером не был тоже. Ему явно не хватало уверенности в себе. Когда они играли в спортивные игры, Вадим все время прыгал последним. Часто он заранее ставил себе плохую оценку, говорил: «Я все равно этого не смогу».

Он был толстый и неуклюжий, и сознание этого доставляло много мучений. Еще парень переживал из-за того, что он— еврей, наверное, потому, что его этим дразнили. Парень старался не оставлять обиды неоплаченными: если мог — «бил морду», не мог — подставлялся под удары сам.

С наркотиками Вадим познакомился в восемнадцать лет. Как-то поехал отдохнуть на море, а когда вернулся, оказалось, что его дворовые друзья уже успели впервые уколоться. Они говорили: «Попробуй, это так классно!» И Вадим не видел причин сопротивляться. После первого укола они всю ночь шатались по городу, не чувствуя ног, но состояние было непривычно приятным, все действия доставляли удовольствие. Наркотик будто снял барьеры, дал ощущение свободы. Он позволял не замечать собственных недостатков. Вадим уже не мучился от стеснительности, не ощущал своей недалекости, сознание которой прежде не давало покоя.

Парень мало читал и ничем особенно не интересовался. В четырнадцать лет пошел в училище, потом — работать. Мама одна тянула семью, и ей надо было помочь. Но работа не приносила удовлетворения, парень не знал, что делать дальше, чем насытить жизнь, не видел перспектив. Инстинктивно он чувствовал пустоту, которую надо заполнить хоть чем-то. И первой радостью в его жизни стал наркотик. Находясь «под кайфом», парень познакомился с его будущей женой и стал с ней встречаться. Вышло это легко, Вадим как будто напрочь забыл о своей стеснительности.

Сначала он принимал наркотики очень «осторожно». Слышал, что потом может «кумарить». Поэтому день-два кололся, потом неделю пропускал. Когда «ширки» не было, ел сухой мак.

Так продолжалось какое-то время, пока парня не вызвали в военкомат на медкомиссию. Женщина-психиатр обращалась с ним очень пренебрежительно. Видимо, прочла школьную характеристику и разговаривала соответственно. Когда Вадим стал грубить в ответ, принялась рассматривать его руки, и, обнаружив следы от уколов, направила обследоваться в областной наркодиспансер. Так состоялась его первая встреча с наркологией.

Этот момент он, наверное, будет помнить всю жизнь, потому что такого унижения еще не испытывал от людей. Уже в приемной почувствовал, что со ним разговаривают не как с человеком, а как с законченным подонком. Потом в отделении раздели догола, искали вшей или еще какую-нибудь заразу. Это было страшно унизительно: и сама «процедура», и обращение персонала.

В изоляторе Вадим впервые увидел, как действуют на людей нейролептики. После укола человек корчится от боли, у него вылезает язык, часто даже лопается перепонка. Это «купируют» другим препаратом, от которого поднимается температура, и человека начинает трясти в лихорадке.

Лежали там, в основном, наркоманы со стажем. Многие уже успели отсидеть. Никто из них не собирался бросать наркотики, все обманывали врачей и ежедневно кололись, втаскивая «ширку» через решетки, так что никто из пациентов даже абстиненции не испытывал. И персонал не мог об этом не знать. Почему такое положение вещей было возможным – для Вадима загадка до сих пор. Но то, что он там увидел, ни в коей мере не способствовало отказу от наркотиков. Парень смотрел на «бывалых» и думал: «Если никто и не пытается «спрыгнуть», может, в «ширке» нет ничего страшного?» Пугало только слово «наркоман». Но парень думал, что может перестать колоться в любой момент!

Тем не менее, Вадим в этой больнице все-таки «спрыгнул». Он знал, что ему это нужно. Солому, которую ему приносили, раздавал. Вышел из диспансера с диагнозом «здоров». Насколько он соответствовал действительности, показала вся его дальнейшая жизнь.

Когда он спросил будущую жену, не мешает ли ей, что он принимает наркотики, она ответила: «Нет». Что она тогда понимала? Быть наркоманом считалось престижным. После укола люди становились раскрепощенными, способными к неординарным действиям, откуда-то сама собой появлялась храбрость. Пара человек, которые пользовались у Вадима авторитетом, были наркоманами. Мог ли он сам избежать этой участи?

Маме Вадим старательно разъяснил, что в наркотиках нет ничего страшного. Как-то перед Новым годом она увидела, что Вадим ест мак. Он сказал: «Неужели ты хочешь, чтобы я валялся пьяным?» Она подумала: «Может, и правда так лучше?» Разве могла она предположить, чем это все обернется?

И бросил он тогда «кайфовать» только из чувства противоречия. Бросил очень легко, даже не понимая, что с ним произошло. И не кололся до весны. А весной пошел в армию.

Служба была тяжелая — на БАМе. На первом году почти каждый день били. На втором — появилась некоторая свобода. В армии встретил наркомана. Вместе с ним укололись. Но укол почему-то не доставил удовольствия.

Вернувшись домой, Вадим поссорился с невестой. И хотя все это оказалось пустяком, парень не нашел ничего лучшего, чем взять пачку бинтов и поехать с двумя приятелями по селам резать мак. Там неделю кололся беспробудно. Возвратившись, помирился и долго ходил трезвым. Они поженились, и какое-то время он держался.

Они жили в то время вместе с братом: бабушка умерла, и мама переехала. Брат Вадима всегда хорошо учился, занимался акробатикой, закончил университет. В детстве у братьев не было контакта, брат считал Вадима слишком молодым. А тогда его друзья часто собирались у них дома, и Вадим проводил время в их компании. Это были люди творческие, работники телевидения. Сначала Вадим слушал их волей-неволей, потом стало интересно. Общаться с ними было хорошо и без наркотика. Парень понял, что к нему относятся по-человечески, с уважением и симпатией. Его принимали. Непонятно, чем он мог им понравиться? Может быть, искренностью? А может, у них вообще было принято так относиться к людям, и к Вадиму — в том числе? Но парень считал себя сереньким, и потому недостойным внимания. Он не любил себя. Никогда не любил. Не любил за безволие, лень, неумение чего-нибудь добиться. И при этом ничего не делал, чтобы изменить себя и свою жизнь.

Вадима спросили как-то: «Если твои близкие любят тебя, разве это не значит, что ты достоин любви?» Но Вадим не понимал этого всего: за что его могут любить. Не видел в себе таких качеств. Не понимал, за что его любит жена. Был один друг, который говорил, что он уважает его. Но за что? Нельзя было этого понять. Может, потому, что его почти никогда не хвалили хоть за какие-нибудь маленькие успехи. Зато всегда ругали за неудачи. Мама плакала. Отец бил. Очень часто. Когда он приходил с работы, Вадим вздрагивал, услышав, как ключ поворачивается в замке.

В детстве от Вадима всегда что-то прятали: то сладости, то другие «запретные плоды». И если мальчику запрещали куда-то заглядывать, он думал: «Там есть что-то интересное». И старался открыть запертую дверь, подобрать к ней ключ.

Ругали Вадима и в детском саду. Однажды его вертолетик с пропеллером застрял в ветвях дерева. Вадим бросил камень, чтобы сбить вертолет, а он, падая, попал в мальчика, рассек ему лоб. А еще он подрался как-то с мальчиком – у него кровь потекла из носа. В это время за ним пришел отец — и закатил Вадиму хорошую оплеуху. В обоих случаях маленький Вадим не считал себя виноватым, вообще никогда никого не бил первым — ждал, когда его ударят. Только за оскорбление мог дать пощечину. Да, Вадим был далеко не идеальным ребенком, но очень часто казалось, что с ним поступают несправедливо, поэтому он не слушал воспитателей.

В школу мама без слез не ходила. Вадима ругали за то, что мальчик плохо учится. Учителя, как и воспитатели в детском саду, знали брата Вадима и все время его с ним сравнивали. Разумеется, не в пользу Вадима. Казалось, они ругали Вадима за то, что он не был таким, как его брат.

Отец старался чему-то научить Вадима и при этом все время сравнивал с другими, повторял: «Почему ты ТАКОЙ?» И Вадим завидовал брату, которого все ставили в пример. Казалось, что мама любит его больше, что родственники лучше к нему относятся, говорят о нем только хорошее, а о Вадиме одно и то же: опять что-то натворил!

Укол — только маленькая часть того, что представляет собой наркоман. Наркомания — это образ жизни, поведения. Прошли годы прежде чем Вадим стал наркоманом.

Через год после армии Вадим впервые попробовал химический наркотик. Кстати, именно такой, какой сейчас варят и колют практически все опийные наркоманы. Вскоре стал колоться раз в неделю, успокаивая себя тем, что процесс, вроде бы, под контролем, и, стало быть, он — не наркоман. Хотя кем он мог еще быть, если все, что было вне укола, не имело для него никакого значения? Жизнь казалась бессмысленным существованием. По большому счету, даже общаться с сыном было неинтересно. Так, «попил-поел», «одет-обут», сладкое, немного развлечений — что еще ребенку нужно? Пока все в жизни давалось достаточно легко, не приходилось особенно утруждаться.

Были какие-то мечты, но Вадим не считал возможным их осуществить. Не хотелось напрягаться. В реальной жизни он не находил места, где бы ему было интересно. Куда проще было в детстве: побывал в поликлинике — решил стать врачом, увидел по телевизору запуск ракеты — буду космонавтом. Но ведь это все чужое, этого хотят все дети без разбора. Потом каждый находит свое. А у Вадима не было этой страсти. В той — наркоманской — жизни не было ничего, кроме зависти. Вадим завидовал брату: казалось, что ему достается больше внимания и подарков. Завидовал сильным, которые могут кому угодно набить морду и никого не боятся. Завидовал людям, у которых есть деньги и которые могут позволить себе все, что угодно. И в голову не приходило задуматься, чего им это стоило — иметь то, что имеют. Вадим просто хотел иметь, ничего не делая. Просто завидовал. И понимал, что все равно ничего не сможет.

Какое-то время Вадим работал вместе с братом, и они неплохо зарабатывали. Но потом он сказал, что не может общаться с Вадимом в таком состоянии, к тому времени был «в системе», и будет лучше, если Вадим попробует поработать самостоятельно. Вадим и сам уже понимал, что стал наркоманом, и что придется что-то делать, по крайней мере, перенести «кумар». Уже был дискомфорт, если не колоться вовремя. Но проблема не стояла так остро, потому что все еще были деньги. Вадим зарабатывал их честно, но легко, и потому большую часть прокалывал. Правда, на семью тоже пока хватало. Жена к тому времени свыклась с болезнью Вадима. Деньги были, а что делать с наркоманом — она не знала. Только ругала за то, что Вадим подает дурной пример сыну. И это действительно было так. Хоть Вадим и думал, что он еще маленький и ничего не понимает. Он видел больше, чем хотелось бы.

Часто проскакивал момент, когда сын спросил Вадима: «Папа, что с тобой? Ты похож на приведение, ты очень бледный». На что Вадим отвечал, кривя губы в сочувствующей улыбке: «Я болею, сынок». «Мама говорит, - сказал сын, - Что если люди болеют, они идут в больницу, чтобы вылечиться. Может и тебе так сделать?». «Твоя мама права, - ответил Вадим, - Как всегда права». И тогда Вадим решил обратиться в реабилитационный центр «Правильный выбор»

Глава 13 – Клуб любителей покайфовать. История Вовы

Всякий человек находит в жизни людей, на которых ему хочется стать похожим. И в каждом возрасте — свои ценности и авторитеты. В школе Вова брал пример с компании старшеклассников, которые выделялись из среды учеников «раскованным» поведением: громко разговаривали и смеялись на переменах, казалось, у них нет никаких проблем. Один из них — Дима — жил с ним на одной лестничной клетке. Как-то он спросил Вову: «Какую музыку ты слушаешь?» На что Вова назвал исполнителей, которых любили родители: Пугачева, Ротару, Розенбаум, Высоцкий. «Это не музыка, — сказал Дима, — музыка это рок». Вова слушал его с открытым ртом и очень хотел быть его другом. И Вова стал увлекаться роком, потому что это был пропуск в компанию Димы.

Родители радовались дружбе мальчиков: Дима хорошо учился. Правда, он был единственным приличным учеником в этой компании, остальные больше интересовались выпивкой и старались щегольнуть перед другими каким-нибудь «подвигом»: украсть на стройке мешок цемента или стащить кастрюлю с котлетами с балкона на первом этаже. Вова тоже участвовал в этом, чтобы не стать изгоем, но если из-за цемента переживал не особо (государственное — значит, ничье), по поводу котлет долго не мог избавиться от чувства стыда. Чувствовал, что это неправильно, но не знал, как еще могу добиться уважения в этой компании.

После школы Вова поступил в техникум, потому что так хотел его отец. Сам Вова в учебе смысла не видел, мечтал заниматься музыкой. В его группе нашел друга — Пашу. Он хорошо играл на гитаре, музыка была для них темой бесконечных разговоров. Вместе пробовали курить «травку», и Вове казалось, что это делает Вову причастным некоей тайне, недоступной другим людям.

Чем больше парень втягивался в этот процесс, тем труднее становилось находить общий язык с родителями. Они говорили, что надо хорошо учиться, потому что знания — это будущий хлеб, что Вова должен заслужить авторитет у товарищей по учебе, что должен помогать по дому, вместо того, чтобы гулять целыми днями. Вове это было непонятно: работа вообще не интересовала, товарищи по техникуму — тем более, а дома обеспечивали всем необходимым и без всякой помощи. Денег на карманные расходы родители не жалели, и всегда можно было угостить пивом тех «друзей», чье мнение было для Вовы действительно важно. Они хвалили Вову, говорили, что он их— «хороший друг», но когда однажды к нему на улице пристали три мордоворота, убежали, оставив его одного. Уже тогда парень чувствовал, что в его жизни что-то не так, но вину за это искал в ком угодно, только не в себе самом…

С несколькими однокурсниками Вова и Паша создали рок-группу и выступали на самодеятельных концертах. На всех репетициях присутствовали наркотики, сначала — как дополнение к музыке, потом — как основное содержание тусовок.

После техникума Вова поступил в университет, где начал изучать иностранные языки. Сначала учиться очень нравилось, но чем больше становилось в жизни наркотиков, тем меньше оставалось энтузиазма. Первую сессию сдал успешно, вторую — завалил. Пришлось брать академический отпуск. К тому времени Вова успел жениться. И с семейной жизнью было, как с учебой. Первое время ладил с женой, потом — начались скандалы. Вову не интересовали бытовые проблемы, не собирался он устраиваться на работу. Единственное, что парень делал — выпивал и курил «план» с друзьями. Жену это раздражало. Еще хуже стало, когда в жизни Вовы появилась «ширка». Среди институтских друзей были колющиеся наркоманы. Один из них говорил: «Не пробуй, потом не сможешь бросить». Вова не верил: раз они колются, значит, и ему можно. Но через две недели после первого укола парень уже не мог думать ни о чем, кроме наркотика.

Институт Вова забросил, стал воровать деньги у родителей. Дома каждый день были скандалы. Сначала жена скрывала правду от моих родителей, Вова обещал ей, что бросит наркотики, и она какое-то время верила. Да и сам Вова верил, бывало, даже пересиживал дома по две недели, но, стоило выйти на улицу — все начиналось сначала. Когда жена собрала вещи и ушла, Вова этого даже не заметил. У него были другие заботы: все время и все силы уходили на поиск наркотиков.

Мама прочитала в газете статью о реабилитационном центре «Правильный выбор» и уговорила Вову поехать туда лечиться. Так он оказался среди членов клуба любителей покайфовать.

Глава 14 – Клуб любителей покайфовать. История Юлии

Юля росла в самой обыкновенной семье: папа, мама, младшая сестренка. В детстве Юле ни в чем не было отказа: одевали в самые красивые платья, покупали лучшие игрушки. Учиться было неинтересно. Зачем? «Когда я вырасту — родители найдут мне самую хорошую работу», - думала Юля. Она старалась соответствовать лелеемому мамой образу «самой лучшей дочки», но отсутствие интереса к учебе со временем стало приводить к конфликтам. Чтобы избежать их, Юле приходилось врать, а чтобы вранье не обнаружилось — врать еще больше. Мама постоянно высказывала недовольство, все ей было не так: и оценки, и друзья, и даже внешний вид Юли.

Казалось, мама стала видеть в дочери только плохое. И это было самой тяжелой проблемой детства. Чем дальше, тем хуже они понимали друг друга, пока их отношения совсем не испортились. Мама все время вмешивалась в жизнь Юли, командовала, с кем дружить, какую прическу носить. Когда Юля перекрасила волосы, в доме разгорелся настоящий скандал. Как-то Юля нашла мамину фотографию: в молодые годы она тоже красилась. Юля спросила: «Почему тебе можно, а мне нельзя?» Мама ответила: «Потому что тебе так лучше!» Мама всегда решала, что для нее «лучше», у Юли права голоса не было.

Правда, она делала за Юлю и все остальное. Даже выполнять домашнюю работу не заставляла. Убирать, готовить, чистить обувь Юля училась у тети и бабушки, часто жила у них из-за ссор с мамой. Единственное, что Юля должна была делать дома, — хорошо учиться. Если не могла решить задачу, то слышала, что — «тупая». Юля с мамой почти всегда были в ссоре, и наладить отношения никак не удавалось. Когда Юля жила у бабушки, пришла поздравить маму с праздником восьмого марта — это был повод помириться. Подарила ей помаду, а в ответ услышала, что ей было хорошо без Юли.

С папой у Юли были совсем другие отношения, он никогда не кричал и не командовал. Но он много работал, а дома распоряжалась мама. Однажды, когда в школе попросили принести фотографии родителей, Юля отнесла, вместо маминого, фото совсем другой женщины. До сих пор не ясно, почему Юля это сделала. Наверное, это была единственная доступная форма протеста. Было неуютно в семье, Юля не могла поговорить по душам, поделиться своими проблемами. Тянуло на улицу, к друзьям, которые понимали Юлю, и с которыми можно было говорить обо всем, не боясь осуждения.

Еще в школе Юля пробовала курить план. Укололась в семнадцать лет, когда училась в торговом училище. Приятель Витя, предложил сделать укол. У Юли не было страха перед наркотиками, и она укололась. В «систему» Юля вошла очень быстро. Родители не замечали этого целых три года, пока Юля не попала с передозировкой в больницу.

Тогда Юля зашла уже далеко. И родители, осознав это, стали пытаться вернуть ее к нормальной жизни. Это у них получалось плохо: Юля попадала в больницу с передозировками еще три раза.

Со временем жизнь превратилась в постоянную борьбу. Каждый раз, забирая ее из больницы, родители Юли устанавливали жесткий контроль, не разрешали выходить из дома, подходить к телефону. Если они уходили — или брали ее с собой, или оставляли под замком. Но девушка все равно умудрялась уколоться. Через некоторое время родители решили, что Юля уже достаточно посидела взаперти и отвыкла колоться, они еще не умели разбираться в ее состоянии. Девушку начинали выпускать из дома, и так продолжалось до тех пор, пока они не обнаруживали дома очередной шприц.

Юля убегала из дома, пряталась от родителей месяцами. Они отлавливали ее и укладывали в больницу. Постоянное хождение по кругу: больница — дом — побег — уколы. Потом Юля встретила на рынке подругу, с которой долгое время вместе кололась. Она была трезвой, рассказала, что ходит в какую-то евангелистскую церковь. Юля тоже стала туда ходить. Веру она не обрела, но ей нравилось общаться с людьми. Юля не кололась целый год, стала работать на рынке, ездила за товаром в Польшу и Одессу. Познакомилась с Яриком, стала жить с ним. Не сразу поняла, что он любил жить за чужой счет. Бывало, тащит Юля домой картошку — он стоит на балконе, курит, и даже не спустится помочь. Однажды Юля пришла домой с работы — уставшая, голодная, а Ярик сидит у соседки, развлекается. Юля сказала: «Переезжай к ней». Забрала свои вещи и ушла — колоться.

Юля снова попала в «систему». Жила, где попало, лечиться не хотела. Вообще не хотелось нормально жить, гораздо лучше было так. Если бы папа не искал, не встречались родственники, было бы совсем хорошо.

Родители периодически вылавливали ее и боролись. Разными методами… Было время, когда они сами возили ее за «ширкой»: решили, что так, по крайней мере, Юля будет в поле их зрения. Раньше, когда Юля скиталась, знакомые постоянно рассказывали им, что встречали ее в ужасающем виде. Однажды, после очередного побега, Юлю поймали и посадили на цепь. Привезли на дачу и приковали к батарее. Юля была черная, грязная, уже ни во что не верила и ничего не хотела. Просидела на цепи две или три недели. Только раз в день, строго в восемнадцать часов, ее выпускали во двор — посидеть часок на лавочке. Папа требовал, чтобы такой порядок соблюдался неукоснительно.

Удивительно, но родители словно поменялись ролями. Папа был строг, а мама… Мама спала рядом с Юлей, все время плакала. Она говорила то, чего девушка прежде никогда от нее не слышала: как она переживала, что чувствовала, когда ее девочки не было дома. Она вела себя совсем иначе: не командовала, а сочувствовал, она любит и боится за нее — боится отпустить с цепи.

Вскоре родители отвезли Юлю в реабилитационный центр «Правильный выбор». Семье уже приходилось о нем слышать — от девочки, которая там лечилась, и от врача, который проходил там стажировку, он, правда, рассказывал об этом без энтузиазма. Потом мама прочитала о «Выборе» в справочнике, позвонила и записалась на консультацию.

Дата добавления: 2015-09-29