Они любили друг друга нежно и в то же время страстно, трепетно и бережно, порывисто и ненасытно. Их движения были то плавными, то учащались, становясь резкими, затем опять замедлялись, не позволяя удовольствию вырваться наружу. Их вздохи и вскрики были самыми желанными и усиливали возбуждение. Ни один уже не боялся разочаровать другого, и они щедро отдавали и требовательно брали, стремясь к общему удовольствию.
Оргазм настиг их одновременно, но даже если кто-то на мгновение и опоздал, то это совсем не имело значения. Замученные переживаниями последней ночи, почувствовавшие облегчение и уверенные во взаимности своих чувств, оба опьянели от приятной, легкой усталости, окутавшей их тела. Они с трудом заставили себя оторваться друг от друга и подняться в спальню, где, даже не обтеревшись, плюхнулись в кровать и лениво целовали друг друга, пока не уснули.
В большом доме их ждали к обеду, но Елена велела начинать трапезу без них и запретила посылать слугу на их поиски. Женщина лукаво стрельнула глазами на своего мужа и подняла бровь в знак собственного превосходства, а второй супруг, наблюдавший за этой немой сценой, лишь фыркнул. За столом воцарилась легкая и даже радостная атмосфера: родители шутили, и дети присоединились к ним, быстро подхватив настроение.
Глава 15
Ребенок
Шло время, но впрочем, кто, будучи счастливым, считает его? А хорошо известные нам супруги были счастливы, несмотря ни на что – они так долго были одиноки, что теперь, обретя свою половинку, наслаждались каждой минутой.
Вечером после примирения оба краснели под пристальными, а иногда и насмешливыми взглядами, хотя в них уже не было ни враждебности, ни холодности, которые так расстроили обоих днем ранее. Билл больше не боялся осуждения: его никогда особенно не интересовало чужое мнение, тем более, сейчас, когда сам Том одобрял и любил его.
Билл вскоре понял, что большая семья мужа очень дружна, а ее душой является Елена: она вышла замуж за сановника Софита очень рано, но так и не смогла подарить ему ребенка, из-за чего тот вынужден был жениться второй раз, на Картере. Сурм родил сановнику восьмерых детей, старшими из которых были мальчики - Том и Иммануил, средней – Катерина, забавная и почему-то как две капли воды похожая на Елену, и младшими – Кевин, Джос, София и маленькая Анна. Впрочем, Анне было уже тринадцать, а все по-прежнему нянчились с ней, как в любой большой семье нянчатся с младшими.
Биллу оставалось только удивляться теплоте и неуловимой ауре покоя, царившей в этом доме. Трое супругов редко ссорились, зато часто целовали и обнимали друг друга прямо на глазах у детей. Дети ругались между собой, но очень легко мирились, хотя Биллу поначалу все их споры казались неразрешимыми, а проблемы – непреодолимыми.
Как и предсказывал Том, его мужу пришлось совсем не пришлось долго стараться, чтобы семья приняла его. Стоило только Сурму расслабиться и начать вести себя естественно и непринужденно, смеяться и шутить, обнимать Тома безо всякой причины и дарить ему смущенные, влюбленные взгляды, как вся враждебность и все предубеждения остались в прошлом, а Билл по праву занял свое место в кругу семьи.
В имении не было скучно: каждый день был расписан. Особенно часто, набрав еды и напитков, всем скопом летали на пустынные корты играть в скетч, а возвращаясь назад, искали парящую скалу, чтобы набрать в меха побольше воды и заставить утомленных ящеров тащить ее в оазис.
Ио же отказывался таскать воду, он постоянно оставался недовольным – летать по южным пустыням ночью было опасно, а днем – жарко, его огромные крылья сохли под палящим солнцем, а хозяин, поглощенный своей любовью, недостаточно часто протирал их маслом. И когда во время игры в скетч на одном из плохо промазанных крыльев сгорел маленький участок кожи, горю мантикора не было границ. Он, подвывая и волоча крыло за собой так, будто оно у него вот-вот отвалится, таскался всюду за хозяином и делал вид, что неизлечимо болен и страшно страдает. Биллу даже пришлось пару раз оставаться ночевать в тобло. Но и это не удовлетворило Ио, он ревновал и вредничал, отказываясь есть днем, а потом голодно щелкая у супругов под окнами. Он ел только с разрешения Билла и принесенное только им, поэтому зачастую Сурму приходилось выбираться из теплой кровати и, горестно вздыхая, идти кормить клыкастого обормота. Вот тут уж мантикор наслаждался вовсю: он ел долго, давая хозяину достаточно времени, чтобы почесать его спину между крыльями, а наевшись, разворачивался животом вверх и утробно мурчал, пока Билл расчесывал его шерсть жесткой щеткой. Это было время, которое Ио проводил наедине с хозяином, и Сурму казалось, что он перенесся в детство, наполненное легкостью и мечтами. Рядом с мантикором было тепло и уютно, и, проводя час, а то и больше, рядом со своей кошкой, Билл и сам не знал, кого он балует: себя или его.
Они провели у родителей Тома почти две недели и остались бы дольше, ибо Сурму очень понравилась семья Тома, их совместные игры, прогулки и обеды. Было весело и комфортно, Билл чувствовал себя защищенным и любимым, таким, каким не был никогда раньше. Но все заканчивается, и им пришлось ехать в столицу, так как на балу Незабудок должны были объявить о помолвке Георга.
Каждый раз, когда юноша думал об этом, у него сжималось сердце: он не мог даже представить себе, какого это было бы – делить Тома с кем-то, видеть, как он целует кого-то другого и даже уединяется с ним в спальне. И Билл думал о голубоглазом Сурме, о том, что брак по расчету сделает несчастным и его, и Георга.
Они прибыли во дворец Анклава практически одновременно с четой Листингов. Билл, как и многие из присутствующих, не мог оторвать от супруга Георга глаз. Юноша поразился, насколько красив был Шелдон: высокий и стройный, он сиял подобно драгоценному камню, его наряд темно-синего цвета удачно оттенял золотые волосы, сплетенные спереди и распущенные по спине, и делал ярко-голубые глаза еще более глубокими и загадочными. В Сурме было море грации и пленяющего очарования, и это заставляло вновь и вновь обращать на него взгляд.
- Ты так спокоен, - тихо произнес Билл после коротких приветствий. Их мужья давно не виделись и отошли немного в сторону, чтобы поговорить.
- Я очень волнуюсь, - почти застенчиво улыбнулся Шелдон, - но рад, что этого не видно. Я не очень-то люблю приемы и был бы рад сидеть дома с детьми. Однако, – юноша пожал плечами, - наших мужей нельзя оставлять одних. Кругом слишком много желающих составить их счастье.
- Мне очень жаль, - тихо сказал Билл, заглядывая в красивые сияющие глаза.
- А мне – нет! Они еще даже не обручены! – внезапно выпалил Шелдон.
- Извини, - в замешательстве промямлил черноволосый Сурм, втайне думая, куда бы сбежать. Но ему не потребовалось искать путей к отступлению, ибо Шелдон сам, развернувшись, направился прочь.
Билл, как и все в зале, не понял, что произошло, но раздался страшный визг и вопли. Юноша успел лишь отскочить, когда прямо рядом с ним пронесся вихрь из блестящих юбок, впрочем, их обладательница не успела далеко убежать: Шелдон настиг ее, и от сильного толчка она упала на пол, а Сурм, оседлав ее, принялся методично сдирать украшения и выдирать пряди волос.
Мелиса Хатвей, а это была именно она, истошно кричала, несколько мужчин пытались отодрать от нее Шелдона, но он цеплялся за нее из последних сил, и мужчины, хватая его за руки, невольно помогали ему отдирать оборки от платья и выдергивать украшения из волос. Наконец, Георгу удалось усмирить своего мужа и крепко прижать к себе, удерживая за талию. Мелису пытались поднять, по ее исцарапанному лицу катились слезы, кто-то снял с себя пиджак и накрыл ее голые плечи.
- Только подойди еще раз к моему мужу, я тебя убью! – тихо и угрожающе произнес Шелдон. Уже не вырываясь, он исподлобья смотрел на несостоявшуюся невесту Георга.
Билл совершенно растерялся, произошедшее казалось ему ужасным, и он прижался к Тому, который успокаивающе гладил его по спине. После заминки, вызванной дракой, чету Листингов попросили покинуть зал. Но Георг не мог просто уйти – ему необходимо было переговорить с семьей Хатвей, и он попросил Тома и Билла побыть с Шелдоном в одной из комнат Анклава, закрытых для обычного посещения.
Георг все не возвращался, а Софита вскоре вызвали в главную залу, так как он должен был произнести вступительную речь на открытии сезона, и Билл остался наедине с Шелдоном.
- Зачем ты это сделал? – Биллу до сих пор было не по себе от произошедшего. Шелдон нехорошо улыбнулся, но его лицо, к удивлению черноволосого Сурма, от этого не стало менее красивым.
- Теперь эти с*чки дважды подумают, хотят ли они жить с моим мужем и воспитывать моих детей! – Шелдон посмотрел на испуганное лицо Билла и продолжен уже мягче – Ты не понимаешь, Билл, тебе забили голову всей этой чепухой! Нам даже не дают образование, чтобы мы не возникали! – он взмахнул руками. – Мы такие же люди, как все они, неужели мы недостойны хорошего отношения? Зачем моему мужу жена? Я могу дать ему все, чего он хочет: любовь, жаркие ночи, детей! А меня пытаются задвинуть на задний план, как будто я досадное недоразумение. Но я никому не позволю воображать себя матерью моих детей и женой моего мужа. Он уже женат! И этого должно быть достаточно! – светлая кожа Шелдона вспыхнула ярким румянцем.
Билл был просто очарован и восхищен им, он смотрел на него, не в силах оторваться. Сурм слушал речи, которые любой Вормар назвал бы ересью и попыткой учинить бунт, и не мог не согласиться со сказанным. В глубине души он чувствовал то же самое: желание оставаться единственным для Тома, ведь он может дать ему все. Его муж явно предпочитает спать с мальчиками, а в остальном… Что он не может такого, что могут девушки?
Помолвка Георга не состоялась, Мелиса отказалась от подобного замужества, более того, желающих занять ее незавидное место не наблюдалось. Том лишь вздыхал: подобный скандал в самом начале сезона не предвещал ничего хорошего. Молодой Софит не любил время приемов, балов и прочих сборищ, он не понимал, почему надо тратить на это время, которое он мог бы провести со своим мужем. Тому хотелось все время быть рядом с Биллом, тем более что с каждым днем становилось все очевиднее – тот носит его ребенка.
Мужчина ничего не говорил супругу о его интересном положении, не зная, как он отнесется к этому – Том не желал волновать его слишком рано. Билл же наслаждался светским сезоном вовсю: наряды, украшения, положение в обществе, новые друзья, летные прогулки и игры в скетч.
Он с удовольствием проводил время в общении и развлечениях. Но сначала его все время тошнило, а после он стал постоянно уставать и спать днем, хотя никогда не был соней. Он не говорил ни о чем мужу, чтобы тот не вздумал вызвать лекаря или, еще хуже, не запретил ему посещать приемы.
Билл сдружился с Шелдоном и другими Сурмами, которые считали, что девушки бесполезны, и это они должны довольствоваться ролью третьего супруга или вообще не выходить замуж. Увлеченный их идеями, Билл даже уговорил Тома нанять ему учителей, что было, впрочем, легко – на его стороне была Елена, которая считала, что муж ее сына должен быть образован и всесторонне развит. Юношу увлекли занятия, он ждал учителей с нетерпением, а после с энтузиазмом пересказывал все пройденное Тому.
Сурму понравились также и парковые прогулки с детьми, которые часто устраивались днем: дети знати играли со своими сверстниками, а мамаши болтали, прогуливаясь по дорожкам. Так как в семье Листингов не было жены, роль мамаши исполнял Шелдон и зачастую приглашал с собой Билла. Светловолосый Сурм обожал своих детей – и непоседу Марка, и совсем еще маленького Шона, он мог рассказывать о них не останавливаясь. На одной из таких прогулок Шелдон и открыл Биллу правду относительно его положения.
Но Билл тоже не спешил порадовать этой новостью мужа. Во-первых, он сам не знал, как относится к своей беременности: с одной стороны, Том очень хотел детей, и Сурму было отрадно, что он может исполнить его заветное желание, но с другой – ребенок казался ему чем-то далеким, а сознание того, что он уже живет внутри, почему-то пугало. Во-вторых, Билл вдруг понял, что если то, к чему стремился Том, осуществилось, ему незачем более делить с ним постель, а лишиться близости с мужем Сурм совсем не хотел.
В первый месяц лета началась ужасная жара, собираться в городских домах было невыносимо жарко, и знатные семейства проследовали в свои загородные резиденции, куда приглашалось огромное число гостей и по ночам проводились не менее пышные, чем в столице, приемы.
Семья Каулитцев не была исключением, и в преддверии семнадцатого дня рождения Билла они отправились в свое загородное имение. Организованный праздничный прием грозил затмить собой все балы и увеселения сезона. В ожидании бала в имение, казалось, съехалось полстолицы.
Еще до выезда в загородный дом Том зашел к Биллу в спальню, которую тот использовал для занятий с учителями. Был уже вечер, и Сурм повторял что-то из заданного. Мужчина сел рядом с ним и, обняв, принялся гладить его длинные пальцы.
Юноша тут же прижался к нему, наслаждаясь объятьями.
- Милый, - тихо позвал Том и, когда Билл слегка повернул к нему голову, удобно устроенную на плече, продолжил. – Ты знаешь, что носишь ребенка?
Сурм смутился и отвернулся, кивая.
- А почему ничего не сказал? Я очень счастлив, – руки Тома скользнули юноше на живот, нежно поглаживая. – Ты не хочешь нашего ребенка? – почти шутливо, не веря в собственные слова, спросил Том.
- Я не знаю, - неуверенно начал Билл. – Это так странно, я совсем ничего не чувствую и даже иногда забываю, что он внутри.
Софит улыбнулся и произнес:
- Я хотел попросить тебя об одолжении… – Билл опять развернулся и посмотрел на него, вопросительно выгнув бровь. – Ты можешь не делать этого, но мне бы очень хотелось, чтобы ты надел белые одежды, когда мы будем принимать гостей.
Сурм широко улыбнулся.
- Учитывая, сколько я в последнее время ем, тебе будет очень стыдно, когда я заляпаю все штаны! – Билл начал щекотать Тома. Он делал так всегда, когда его муж становился слишком серьезным и говорил всякие заумные глупости.
Софит только смеялся, стараясь прижать расшалившегося Сурма ближе, вскоре ему это удалось, и он поймал губами мягкие и нежные губы своего супруга и вовлек его в сладкий, глубокий поцелуй. Их языки сталкивались, поглаживая друг друга, затем отрывались, чтобы влажно пройтись по губам и вернуться к своему прежнему занятию.
Совсем скоро им захотелось оказаться совсем близко, и они переместились с неудобного стула на кровать. Они любили друг друга до самого отъезда, забыв об ужине и о том, что надо собираться. Супруги наслаждались друг другом: разделенное сознание того, что скоро их маленькую семью ждет желанное пополнение, наполнило обоих щемящей и сладкой нежностью, которой они и спешили поделиться.
И уже следующим днем, стоя в белых одеждах в гостиной своего имения и заученно приветливо кивая гостям, Билл был уверен, что интерес к нему мужа вовсе не связан с желанием продлить род.
Том же был счастлив, он не отходил от своего черноволосого супруга ни на шаг, вдыхал запах его волос, время от времени обнимал и продолжал повторять, что ему необыкновенно идет белый цвет одежд. Они оба находились в том состоянии любовной эйфории, когда кажется, что мир наполнен волшебством и прекрасен, и не вполне отдавали себе отчет, что сами превратили свою сказку в быль.
Глава 16
Агата
Прием по случаю Дня рождения Билла длился целую неделю: утренние прогулки по цветущим садам и завтраки в висящих беседках, обеды на открытых, увитых плюшами и розами террасах, музыкальные вечера и ночные балы в огромной зале, через зеркальные двери которой всегда можно было выйти в освещенный сияющими фонарными сгустками сад.
Впервые в жизни Билл наслаждался собственным праздником – он много веселился, принимал участие в играх, получал подарки и, конечно же, любую свободную минуту стремился проводить со своим мужем. Лишь одно временами удручало его – он быстро уставал, а по утрам долго валялся в кровати. Ему казалось, что он упускает самые важные и радостные моменты именно в то время, когда отдыхал.
Сурм не злился за это на ребенка только потому, что до конца не осознавал его реальность. Он смотрел на себя в зеркало и не находил ничего необычного. Зато его муж не прекращал утверждать, что Билл изменился, что он кажется светящимся изнутри и очень нежным. Том постоянно ласкал и гладил его живот. И возможно, это могло бы показаться навязчивым и раздражать, но Сурм был влюблен и с жадностью принимал все знаки внимания от своего мужа.
Билл много времени проводил с Шелдоном, ведь, несмотря на то, что после его выходки в приличные дома чете Листингов путь был заказан, в имении присутствовали оба супруга и их дети. Большинство приглашенных гостей обходили их стороной, избегая общаться даже с Георгом, но семья Каулитцев очень старалась примирить общество с их присутствием.
Весь сезон проходил на удивление спокойно, или, быть может, так казалось нашим героям, живущим в своем маленьком мире. Они посещали светские приемы, но все их помыслы вскоре стала занимать маленькая жизнь, растущая в Билле.
Сурм удивлялся – еще год назад он считал беременность неблагодарным и ужасным временем, а сейчас с каким-то странным любопытством наблюдал за изменениями, происходящими в его теле. Возможно, на его отношение оказал сильное влияние Том, который радовался растущему животу, как ребенок, гладил его и сюсюкался с ним, как с чем-то отдельным.
Билл не разделял восторгов своего мужа, но и отвращения не испытывал. Он не ощущал вообще ничего до того момента, как в один прекрасный день, сидя на террасе столичного дома и читая книгу, не почувствовал движение внутри. Юноша сначала не понял, что случилось, и настороженно прислушался к себе. Это было так легко, будто крылья летающей ящерки пощекотали его изнутри. Билла вдруг обдало теплой и мягкой волной понимания, и он ощутил в себе живую частичку Тома. И любовь к маленькому существу, живой волной омывая все внутри, заструилась в Сурме. Он бросился искать мужа, а когда нашел, кинулся обнимать, уверяя, что внутри него живет чудо.
С этого дня и Билл стал относиться к своему еще небольшому круглому животу, как к чему-то отдельному: он гладил его, разговаривал с ним, с каждой минутой все сильнее понимая, что он не один. Том же очень расстраивался, что не чувствует движений, о которых рассказывает ему Билл, и, укладываясь спать рядом с ним, всегда устраивал ладонь на его животе в надежде, что ребенок даст знать о себе.
Билл не присутствовал ни на одной свадьбе, венчающей сезон. Ведь даже к началу осени его живот, и так кажущийся ему непомерно огромным, все продолжал и продолжал расти. Врач, наблюдающий Билла, уверял, что до родов еще как минимум два месяца, а живот не такой уж большой, но Сурм, которому стало тяжело подниматься со стула и просто двигаться, не разделял его уверенности.
Ребенок становился все более и более беспокойным, постоянно ворочаясь и безмерно радуя Тома, который каждую свободную минуту старался прижать руки к живущему своей жизнью животу Билла.
Тот шутил, что малыш будет идеальным сыном, ведь уже сейчас он выполняет все пожелания своего папочки: дает знать о себе и даже успокаивается, когда тот просит. Сурм почему-то не сомневался, что ждет сына, ведь Том и вся его семья хотели наследника, кроме того, у всех его знакомых первенцами были мальчики. Он даже выбрал имя и несколько недель уговаривал мужа назвать ребенка Александром.
Билл с удивлением обнаружил, что его живот нравится Ио. Тот утыкался в него своим большим розовым носом и ждал, пока малыш внутри не начнет ворочаться, а потом, громко фыркая, лез к хозяину лизаться. Мантикор старался всюду следовать за ним, и в конце концов, Сурму пришлось разрешить ему забираться на большую центральную террасу, откуда тот мог постоянно наблюдать за его перемещениями по дому.
Во всем этом тихом благополучии только одно удручало юношу – их с Томом любовные ласки стали однообразно-осторожными. Муж обращался с ним, как с фарфоровым, да и растущий живот, делающий Билла все более неповоротливым, не способствовал выражениям бурной страсти.
Сурм стал задумываться о том, что если бы у Тома была жена, он предпочел бы спать с ней. Этими мыслями он и поделился с приехавшим навестить его Шелдоном. Тот долго смеялся, а потом спросил, почему Билл должен терпеть, а Том не может? Но все равно поделился с юношей маленьким секретом, который, хоть и показался юноше недопустимо развратным, был испробован на Томе той же ночью.
К немалому удивлению последнего, Билл велел ему лечь на спину и не мешать, а сам принялся покрывать поцелуями его шею, плечи и грудь, медленно спускаясь вниз. Когда Сурм дошел до паха и несмело поцеловал твердый, блестящий от смазки член, Том дернулся от неожиданности, а Билл, набрав побольше воздуха для смелости, обхватил гладкую головку губами.
Мужчина хотел остановить его, но увидев, что щеки мужа горят ярким румянцем, а глаза опущены, побоялся оттолкнуть и смутить еще больше. Он не хотел, чтобы между ними были какие-то условности и неловкость в постели, и постарался расслабиться, позволяя неумело ласкать себя ртом. Билл с облегчением понял, что Том не собирается возражать, и попытался заглотить член глубже. Его медленные и неловкие движения постепенно сменялись более уверенными: он старательно вылизывал ствол мужа языком, а потом проходился по нему губами. Стараясь следовать указаниям Шелдона, Билл, придерживая член у основания рукой, принялся плотно обхватывая твердую плоть губами, вбирать ее в рот, выпускать и снова вбирать.
Почувствовав приближение развязки, Том как можно аккуратнее отстранил недоуменно хлопающего глазами Билла, притянул к себе на грудь и, жарко выдохнув, кончил, уткнувшись ему в изгиб плеча.
От чувства запретного и недопустимого, от стонов, которые издавал Том, Сурм сам сильно возбудился и, взяв руку мужа, положил ее себе на изнывающий член. Но мужчина не торопился, он собирался доставить Биллу не меньше удовольствия и долго ласкал его, исцеловывая каждый участок кожи. Развернув мужа к себе спиной и уложив набок, Том принялся растягивать тугую дырочку, сильно проникая внутрь и надавливая согнутыми пальцами на увеличивающуюся точку наслаждения. Билл, задыхаясь, умолял его не останавливаться и вскрикнул, когда твердая плоть вошла в него до основания. Лежа на боку и практически не имея возможности двигаться, Сурм оказался полностью во власти мужа, совершающего в нем длинные размеренные толчки. Он громко стонал, уткнувшись в подушку и изнемогая от наслаждения, охватившего все его тело. Удовольствие было настолько острым, что Билл на какое-то время провалился в темную бездну, наполненную яркими красочными всполохами оргазма.
- Билл, и кто тебя научил такому? – шутливо спросил Том мужа, пытающегося одновременно использовать его плечо в качестве подушки и поудобней устроить свой животик.
- Шелдон, - смущенно потупившись, признался Билл.
Том вздохнул:
- Милый, мне, правда, очень нравится, что ты нашел себе друзей, но будь поосторожнее с Шелдоном. Я не говорю, что он плохой или делает что-то неправильно, – поспешил он заверить нахмурившегося Сурма. – Просто будь осторожнее с его советами.
- Тебе не понравилось, - расстроено промямлил Билл.
- Понравилось, ты не представляешь, как! – заверил мужа Том. – Я даже думаю, что при случае тебе стоит поблагодарить своего советчика. Только помни, что Шелдон действует только в своих интересах и легко предаст тебя, если будет считать, что это пойдет ему на пользу, понимаешь?
Билл понимал лишь то, что его муж за что-то недолюбливает светловолосого Сурма, но решил не перечить ему, тем более что ребенок внутри, кажется, наконец-то, удобно устроился и перестал толкаться, позволяя папе-Сурму спокойно поспать.
Последний месяц беременности дался Биллу тяжелее всех предыдущих: все время хотелось в туалет, а вставать и ходить было ужасно тяжело; ребенок сильно двигался, и его движения причиняли боль, да и сидеть в столичном доме было очень скучно.
Супруги не выезжали за город, так как Том был вынужден постоянно присутствовать на заседаниях Анклава. Он не желал расставаться с Биллом, тем более что вот-вот должно было подойти время родов. И как ни уговаривал его отец отослать Сурма с врачом в имение, Том не соглашался, зная, что если ему приходится хотя бы на ночь отлучиться из дома, Билл не может заснуть. Однажды, по возвращению из очередной поездки, он даже застал его сидящим на кровати и поющим колыбельную не в меру расшалившемуся у него в животе малышу. Сурм засыпал, только полулежа в объятиях Тома – то ли ребенок успокаивался, чувствуя присутствие второго родителя, то ли сам Билл переставал волноваться, расслабляясь в руках своего мужа.
Юноша мечтал о том дне, когда его малыш, наконец, появится на свет – он сильно устал от своего бремени, и иногда ему казалось, что он просто не сможет больше терпеть.
Долгожданный день настал в первый день зимы – у Сурма начались схватки и отошли воды. Это не вызвало никакой паники – в спальне Билла уже давно все было готово: с кровати убрали балдахин, мебель сдвинули в один угол, освободив место для врача и подставки под таз с теплой водой.
Пожилой и опытный врач, который наблюдал Сурма, был уверен, что роды, также как и вся беременность, пройдут быстро и без осложнений. Но его прогнозы не сбылись: день перетек в ночь, ночь – в утро, уставший и измученный болью Билл уже не мог ни тужиться, ни даже кричать – а ребенок все не появлялся на свет. Том, полный ужаса, держал мужа за холодную руку и под незамолкающий вой мантикора молился всем Богам.
Наконец, врач вздохнул и предложил Софиту выйти, сообщив:
- Я ничего не могу сделать, скорее всего, ребенок лежит неправильно. Единственный способ спасти его – это вынуть через разрез.
- Но тогда Билл… - Том не договорил, он просто не мог произнести этого вслух.
- Если этого не сделать, то умрут оба. Скоро ребенок задохнется в нем.
- В нем? – Софита подбросило от негодования. – Это мой муж! Ему только семнадцать лет! И вы предлагаете мне убить его? Должен же быть другой способ!
- Боюсь, другого нет. Я мог бы извлечь ребенка по частям, но тогда ваш муж, вероятно, умрет от потери крови.
Том просто с ума сходил от беспомощности и бессильной ярости, когда еще двое уважаемых врачей один в один повторили слова друг друга. Он не знал, что ему делать. Выгнав всех врачей, Том уселся к Биллу на кровать и принялся целовать его руки.
- Я умру, да? – слабо спросил Сурм.
- Нет, - вдруг зло вскинулся Том. – Обещай мне, что будешь бороться до последнего, ты же умеешь!
Билл лишь тяжело сглотнул и напрягся с очередной схваткой. Том не замечал, что у него самого по щекам текут слезы – он только что понял, что готов на все, лишь бы появился хоть маленький шанс, что Билл останется в живых. Ужасный выбор засел у него внутри саднящим осколком, мешая шевелиться и дышать.
- Пусти Ио ко мне, - тихо попросил Сурм. – Я не могу слушать, как он воет.
- Но он же в дверь не пройдет… – растерянно пробормотал Том, поднимаясь.
Как в тумане он велел врачам готовить инструменты, чтобы вытащить ребенка, а потом спустился вниз и открыл нараспашку двери террасы, на которой, задрав голову вверх, уже целую ночь и целый день не прекращал выть мантикор.
Ио не понадобилось особого приглашения, и он ломанулся в двери, чуть не сбив успевшего отскочить Тома. Раздался страшный грохот, а потом испуганные крики. Когда Том вернулся наверх, то увидел, что мантикор, заслонив собой Билла, злобно щерится на врачей, угрожающе подняв над головой блестящее ядовитое жало.
В комнату он пустил только совершенно растерянного Тома, наградив его взглядом, полным презрения, прежде чем устроиться рядом с Биллом. Софит попытался было приказать Ио уйти и направился к двери, но за его спиной раздалось угрожающее рычание, и Том вернулся к кровати, где Ио положил свою огромную лапу прямо на ноги Сурма, прижав их к кровати, задрал рубаху, прикрывающую живот, и принялся лениво вылизывать его.
К удивлению Тома, тело Сурма заметно расслабилось и как-то обмякло, частые выматывающие схватки прекратились, и Билл будто даже задремал, убаюканный мерным мурчанием своей кошки.
Ио не прекращал своего занятия, методично и лениво двигая шершавым языком. На щеках Сурма появился румянец, и Том, у которого от страха, волнения и сводящего тело ужаса все тряслось внутри, подвинулся, чтобы взять его за руку. Мантикор фыркнул, подняв голову, но милостиво решил позволить мужу своего хозяина такую малость.
Том сам не понял, что произошло, но в какой-то момент Ио прекратил свои размеренные поглаживания языком и неожиданно, резко надавил носом Биллу на живот. Спальню огласил истошный крик, Сурм согнулся бы пополам от внезапной сильной боли, но ему не позволила лапа мантикора, крепко удерживающая его ноги. Билл, широко распахнув глаза, судорожно втянул в себя воздух, а Ио, словно извиняясь, принялся лизать ему лицо.
Через час после того, как возобновились схватки, на свет появилась прелестная маленькая девочка, которую назвали Агатой.
У Билла же начался сильный жар, он метался в бреду два дня. Испуганный Том не отходил от измученного, слабого супруга, кормил его и обтирал. Тем более что Ио, разгуливающий по спальне как по своему тобло, с подозрением смотрел на каждого, кто желал посетить покои его хозяина, и прислуга отказывалась заходить в комнату к чокнутому мантикору.
Глава 17
Зима
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |