– Да, против.
– Но все равно не устоял перед чарами бывшей супруги, – пробормотал Востриков, кивая на распахнутую дверь, за которой минувшей ночью разыгралась трагедия. – Как-то же она оказалась в его кровати. Причем абсолютно голой!
– Я не знаю, – слезы обиды закипели снова, Марина заплакала. – Я ждала его утром, ждала. А его нет. Я – звонить, телефон выключен. Поехала сюда, а тут такое!
– А где же сам Грищенко? Как думаете?
– Не знаю!!! – Она вскинула голову, глянула на него полубезумными зареванными глазами. – Что характерно, машина на стоянке!
– Его машина? – удивился Востриков, делая пометку в блокноте.
– Ну, она не совсем его. Он ее на прокат где-то взял. Своей у него нет.
– У кого взял? Фирма? Частное лицо? Наверняка у вас в офисе договор аренды имеется?
– Нет, не имеется, – перепугалась она, понимая, что имя Мельникова едва не сорвалось у нее с языка. – Иван Иваныч с кем-то лично договорился.
Ладно, не проблема установить, на кого оформлена эта машина. Востриков записал под диктовку номер и марку машины, которую арендовал пропавший в неизвестном направлении Грищенко Иван Иванович и которая теперь сиротливо жалась к парковочному бордюру.
– Значит, машина на стоянке, хозяина нет. А в кровати – его бывшая мертвая жена. А у вас ключи от квартиры, – задумчиво перечислил Востриков, наблюдая за бледностью, заливающей полное Маринино лицо. – А случайно от машины у вас нет запасных ключей?
– Есть, – проговорила она едва слышно. – Но они в офисе.
– А давайте за ними съездим. Вдруг ваш работодатель в машине, а?
– Как это? Он бы увидел меня, если бы был в машине, – она неуверенно шагнула за ним следом, когда он стащил ее за локоток с подоконника.
– А вдруг он в багажнике?! С таким же раскроенным черепом, а? Вдруг…
Вдруг никакого не случилось. Только зря мотались за ключами. Машина была пустой. Багажник девственно чист, с одной лишь запаской под резиновым ковриком. В салоне тоже чистота – ни тебе документов или крохотулечной записки за козырьком, ни тебе хотя бы чего-то в отделении для перчаток – ничего, кроме автомобильного дезодоранта, все кармашки пусты.
– Каков аккуратист ваш директор, – пробубнил Востриков себе под нос, решив, что машину ночью кто-то тщательно вымыл.
И если и был вывезен на этой машине труп Грищенко куда-то за пределы города, то следы все уничтожены.
– Скажите, Марина, – Востриков повернулся к девушке, наблюдающей за работой экспертов, обмахивающих кисточками дверцы и стекла машины. – Где вы были минувшей ночью?
– Как где? Дома! – возмутилась она. – Спала! Ночью я имею привычку спать!
– Кто может подтвердить это? Алиби! Алиби на минувшую ночь у вас есть, когда была убита бывшая жена вашего начальника, и сам он исчез в неизвестном направлении?!
– Вы что?! Меня??? Меня подозреваете???
И она наконец благополучно грохнулась в обморок.
– И что с ней теперь делать? – с кислой миной обратился следователь прокуратуры к Вострикову.
Они стояли чуть поодаль и наблюдали, как в карете «Скорой помощи» пытаются привести подозреваемую в чувство.
– В больницу везти? Так там охрану к ней надо будет приставить.
– Людей нет! – возмутился Востриков.
– Чтобы в лазарет тюремный ее определить, нужно постановление.
– У нас его нет! – скрипнул зубами Востриков и прикрикнул на врачей. – Нашатыря, что ли, нет?! Ватку, ватку с нашатырем под нос ей!
– Я не учу вас работать, – возмутился доктор и резко закрыл дверь машины.
– Думаешь, она? – кивнул прокурорский на красную полосу, прочертившую бок неотложки.
– А кто же! Тут все ясно как божий день! Закрутила роман с директором, – забубнил Сан Саныч. – Тут является его бывшая. Он сначала повыкобенивался. Потом простил. Принял дома. А эта… Видал, силищи сколько?
– Да, мадам крупна телесами.
– А она явилась к ним среди ночи и укокошила обоих по очереди. Любовника вывезла куда-то. А эту не успела. Пришлось разыграть истерику, вызывать нас. Ох, как же мне все это надоело!!! Не успел с одним треугольником разобраться, тут в другом увяз. Черт знает, о чем люди думают, когда живут вот так, по-скотски!!! На какое счастье надеются?!
Востриков с раздражением пнул воздух тупоносым ботинком и решительно постучал кулаком в дверь «Скорой». Та через минуту отъехала в сторону. И на улицу высунулось злое лицо доктора.
– Ну что у вас, гражданин начальник?! Что?!
Пропускать Вострикова внутрь он явно не собирался.
– Позвольте мне делать мою работу, – вежливо попросил его Востриков, ставя одну ногу на подножку.
– А вы мне – мою! – рявкнул сердитый доктор и, сбросив его ногу, с силой дернул дверь.
– Черт знает что творится!!! – разозлился Востриков и начал маршировать вокруг машины, чтобы хоть немного успокоиться.
Коллеги понемногу разъезжались. Из подъезда вышел участковый, он должен был опечатывать дверь. Наверное, опечатал. Стоит на ступеньках подъездных, щурится на ярком солнышке и, улыбаясь, трындит с пожилой женщиной, дергающей за поводок нетерпеливую собаку. Потом вдруг оба посмотрели в сторону Вострикова и ходко направились в его сторону.
– Сан Саныч, тут такое дело, – неуверенно начал участковый и указал на женщину с собачкой. – Тут вот женщина вчера стала невольным свидетелем еще одного происшествия.
– Какого происшествия, Семеныч?! – Востриков выразительно закатил глаза. – Может, сам разберешься, а?
– Я бы и разобрался, да, боюсь, это имеет непосредственное отношение к нашему сегодняшнему происшествию, – миролюбиво отозвался участковый, пропуская женщину вперед.
Та подошла к Вострикову почти вплотную. Осмотрела его с головы до ног. Хорошо, не обнюхала, как ее собачка.
– Значит, так… – начала она рубить свободной рукой плотный горячий воздух. – Мы вчера с Мусечкой гулять вышли.
– Мусечка – это? – Востриков ткнул пальцем в обнаглевшую собаку, облизывающую его левый ботинок.
– Да, совершенно верно. Мусечка – это моя собачка. Так вот, мы с ней вышли гулять. Тут подъехал мужчина вот на этой машине, – ребро ее ладони указало на машину, которую арендовал неизвестно у кого Грищенко.
– Как он выглядел? – уточнил участковый.
– Невысокий, рыжеволосый.
– Грищенко, – авторитетно кивнул участковый. – Я его хорошо знаю. И что было дальше?
– А дальше… Дальше он вошел в подъезд. Мы с Мусечкой справили нужду.
Что, и она вместе с собакой?! Востриков ужаснулся.
– Минут через десять возвращаемся обратно. И тут вдруг – бац! хрясь!!! – ее руки заработали еще активнее, взбивая воздушное пространство вокруг в плотную душную массу. – Подъездная дверь отлетает, и оттуда вылетает этот самый гражданин головой вперед! Просто рыбкой летит!!! Падает лицом о ступеньки, стонет. И… Муся!!!
Востриков проследил за ее взглядом и еле удержался, чтобы не пнуть нахальную собачонку, вознамерившуюся пометить его левую брючину. Хозяйка с силой дернула поводок, собачка взвизгнула, но послушалась.
– И что же было дальше? – Востриков все же отошел на всякий случай подальше.
– Этот мужчина падает, стонет и затихает! Я лезу в карман за телефоном, чтобы вызвать «Скорую». И тут подъездная дверь снова распахивается. Оттуда вылетает…
– Тоже головой вперед? – уточнил Саня.
– Нет, просто выбегает на своих ногах.
– Кто?
– Женщина! Она выбегает, склоняется над мужчиной и… – она перевела дыхание, вытерла белоснежным платочком пот с лица. – Я-то думала, она ему помощь хочет оказать.А она по карманам его начала шарить. Достала связку ключей и снова нырнула в подъезд. Вот так было дело.
– Женщину хорошо рассмотрели?
– Нет, не очень. Зрение, знаете ли… К тому же поздний вечер… Но мужчину рассмотрела, потому что помогала грузить его в машину.
– В «Скорую»? – изумился Востриков.
– Нет, что вы! Тут один товарищ вызвался помочь, довезти мужчину до больницы. Он ведь, рыженький-то, пришел в себя и попросил не вызывать никого. Сам, говорит, разберусь.
– Подойдите, пожалуйста, – попросил Востриков, увлекая ее к машине «Скорой помощи». Резко рванул дверь, указал на Марину, развалившуюся на носилках. – Она?
– Что – она? – «Собачница» с любопытством рассматривала лежавшую без сознания девушку.
– Эта вытащила ключи из кармана Грищенко?
– Не-е-ет, что вы! – возмутилась дама и выкатила нижнюю губу. – Хоть и темно было, и зрение у меня не очень, но отличить ту красотку от этой девушки я могу. Нет, та была высокой и худенькой. На каблуках. А эта в сандалиях.
– Могла переобуться, – возразил с ворчанием Востриков и задвинул дверь.
– Так у этой во какая грива, – ее руки очертили круг над головой. – А у той волосики едва до плеч. И полная эта, а та худенькая…
Все ясно! Грищенко вернулся домой, там его подкарауливала бывшая жена. Они поскандалили, может, даже подрались. Он начал спускаться обратно, не желая ее пускать к себе. Бывшая супруга рассвирепела, толкнула его, сбив с ног. И когда тот распластался на ступеньках подъезда, вытащила у него ключи. И… воцарилась на бывшей жилплощади.
А дальше?! Кто раскроил ей череп?! Грищенко вернулся из больницы, куда его отвез неизвестный доброжелатель? Или Марина, узнав о его госпитализации, приехала сюда и наказала соперницу?
Что-то одно из двух, по-любому. Третьего не могло быть в этом происшествии.
– Машину, которая увозила гражданина Грищенко в больницу, помните?
– Да! – Она радостно закивала. – Наша машина, отечественная. Светлая.
Обалдеть! Востриков обменялся с участковым разочарованными взглядами.
– А номерные знаки? Не помните?
– Так я записала! На всякий случай. Мало ли! Он, хоть с виду человек приличный, да кто знает, куда его повезет! Вдруг ограбит по дороге?! – Она сунула в большой карман широченных светлых штанов руку, достала смятую записку, протянула ее Вострикову. – Вот. Три, четыре, пять, НРГ, регион наш…
Еще одну машину пробивать. Востриков со вздохом убрал записку в папку с бумагами. Снова постучал в машину «Скорой помощи». Он не хотел, он просто жаждал как следует допросить эту лохматую девушку. Но доктор был неумолим и решительно повез ее в больницу.
– Если требуется ее охранять – охраняйте, – пожал он меланхолично плечами. – Но при таком состоянии здоровья вряд ли она дальше больничных ступенек убежит.
Охрану для Марины Востриков все же выбил. И уже через час возле ее палаты топтался молодой сержант. А успокоенный Саня поехал в отдел. Он очень надеялся, что к его приезду Вася Климов пробил уже обе машины, данные на которые он продиктовал тому по телефону.
Но Васи и след простыл. И телефон его не отвечал, сколько Востриков не пытался ему дозвониться. И он совсем уже хотел рассвирепеть, когда позвонили из больницы, куда доставили час назад хлопнувшуюся в обморок Марину.
– Это Смолянинов, – нелюбезно представился сердитый доктор со «Скорой». – Вы просили позвонить, если что…
– Да, да!
– Так вот «если что», кажется, имеет место быть.
– И?
– Вчера до полуночи к нам в отделение травматологии поступил пациент, который может иметь непосредственное отношение к тому рассказу, который мы все вместе выслушали часа два назад от дамы с собачкой.
– Вы слышали?
– Я же не глухой! – возмутился доктор. – И дверь «неотложки» не из свинца!
– Так что там с пациентом?! – поторопил Востриков сердитого доктора «Скорой».
– Да тут вот он, рядом, на койке весь в бинтах, – меланхолично отозвался доктор. – Но говорить может. Дать ему трубку?
– Да, да, пожалуйста! – взмолился Востриков.
По ходу соображая, что если это Грищенко, и он в бинтах, то иметь отношения к убийству своей бывшей жены он никак не может.
– Иван Иванович? Грищенко? – уточнил Востриков, услышав хриплое «алло».
– Да, я Грищенко. Со мной вчера случилось… Простите…
– Кто вас вытолкал из подъезда?
– Катя. Моя бывшая жена, – слабым голосом пожаловался Грищенко. – Рвалась поселиться снова рядом.
– Она забрала у вас ключи от квартиры из кармана?
– Да, она. Я то отключался, то приходил в себя. Но, кажется, она шарила по карманам. Вы задержали ее?! Арестовали? Я не хочу, чтобы она там жила!!! – Голос пострадавшего сделался плаксивым. – Она бессовестная! Дрянь…
– Она мертва, Иван Иванович, – перебил его хныканье Востриков. – Кто-то убил ее прямо в вашей квартире. На вашем диване. Размозжил голову.
– Господи-и-и… – тихо простонал Грищенко. – Нет! Этого не может быть!!! Она не должна была, она не имела права…
Умереть в твоей койке?! Изгадить тебе холостяцкий интерьер? Востриков тяжело вздохнул и спросил:
– Как вы думаете, кто мог сделать с ней это?
И тут Грищенко преподнес ему первый сюрприз на сегодняшний день.
– Марина, – ответил он с горечью. – Она собиралась с ней разобраться…
Ух ты! Ничего себе! Сдал, не раздумывая, свою секретаршу и любовницу! Настолько законопослушен или труслив?
– Понятно, – Востриков обвел в блокноте имя и фамилию Марины жирным полукругом. – А кто вас отвозил в больницу, вы не помните? Мне он нужен для дачи свидетельскихпоказаний. Может, он оставил телефон и…
– Это был тот человек, который за мной следил, – сделал Вострикову второй сюрприз Грищенко. – Марина должна знать, кто это…
Глава 14
Мельников, набычившись, смотрел на членов семьи, занявших большой круглый стол, накрытый к ужину. Слева сыновья. Сытые, наглые, взгляды дерзкие. Справа дочь. Худенькая, не в породу. Печальная. Но глазки тоже мерцают с вызовом. Ну-ну…
А напротив супруга, которую он вчера выселил из своей спальни. Выглядела Машка вопреки ожиданиям достаточно свежо. Нарядилась в шелковое платье нежно сиреневого цвета. Волосы причесала, даже чуть подкрасилась.
Это она его соблазняет, решил Мельников под первую рюмку водки, когда семья приступила к ужину. Решила, что если морду накрасила, воронье гнездо свое причесала, то он и растаял! И забыл, как она решила добро его с ним делить! Нет уж! Хренушки, Мария! Облажалась! Теперь красься, не красься – не поможет! Да и не особо он пленен был сегодня ее телесами. Сегодня с утра он уехал на фирму. И там…
Что он творил сегодня с Илюхиной, лучше никому не знать!
– Мне же посадить тебя, гадина, – два раза пальцами щелкнуть!!! – злобно шептал он ей на ухо, прижимая ее голову к своему рабочему столу. – Ты понимаешь, что теперьты в моих руках полностью???
– Понимаю, – шептала она, крепко зажмурив глаза.
– Как ты посмела желать мне смерти, дрянь??? Как??? Ты??? Посмела???
Унижать ее ему всегда нравилось. Сегодня нравилось особенно. Сегодня она была особенно хороша в своей длинной прозрачной юбке, колыхающейся при каждом ее шаге. И сегодня она зависела от него, как никогда. От его милости, от его настроения. И теперь уже дело было не только в том, уволит он ее или нет. Выпишет ей премию или нет. Сегодня речь уже шла о ее свободе!
– Они говорили со мной о тебе, понимаешь? – Мельников медленно расстегивал ремень, успев уже задрать на ней юбку. – Они спрашивали меня: имею ли я к тебе претензиина предмет случившегося? А знаешь, что я говорил им?
– Что?
Карина кусала губы, стараясь не обращать внимания на то, что он с ней делает. Она же умела раньше отключаться. Просто выключала голову, тело и старалась думать о чем угодно. О том, например, что первым купит в их с Геной спальню, когда закончит платить по кредиту и уволится наконец с этого ужасного места. О том, как обновит свой гардероб. Или поменяет наконец машину.
У нее всегда получалось отключаться. Сегодня – нет. Сегодня ей было по-настоящему страшно. Мельников – это ужасное чудовище – был прав! Она облажалась своим неосторожным заявлением. С ней ведь тоже говорили полицейские. И с Геной говорили. И он запаниковал, занервничал. И даже хотел бросить заниматься китайским языком с дочерью Мельникова. А это – даже без учета планов Карины на скорую месть – были неплохие деньги. Должен же он начать хоть когда-то зарабатывать, в конце концов! Ей удалось сохранить самообладание, и показалось, что она смогла убедить этого Вострикова, но…
– Но ведь ты понимаешь, что если я захочу и если они захотят, то тебя посадят?! Понимаешь?! – пыхтел за ее спиной Мельников, прищемив «молнией» край рубашки. – Я заявлю! И тебя посадят! Я ведь не показал им запись, детка.
Ага, запись все же была! Она не ошиблась!
– И знаешь, почему?
– Почему? – Ей стало интересно.
– Потому что без этой записи они еще могут сомневаться в твоей виновности, могут заподозрить Ольгу в том, что она оговорила тебя. А с записью тебе конец! И ты знаешь, что должна теперь делать? – Его руки подняли ее юбку еще выше, толстый волосатый живот уперся ей в зад. – Ты должна просить меня! Постоянно просить! Ну! Проси, дрянь…
И она просила. Она так просила, что Мельников чуть сознание не потерял от наслаждения. Даже сейчас, сидя за одним столом со своей женой и детьми, он почувствовал возбуждение, вспомнив об этом. И ничуть не застыдился.
– Итак… – он отложил столовые приборы, отодвинул пустую тарелку, сделав знак Валентине убрать все. – У меня к вам, дети, разговор. И к жене, собственно, тоже. Я для этого вас и собрал.
Четыре пары встревоженных глаз сошлись в одной точке – на нем.
– С этого дня я меняю условия вашего существования, дорогие мои домочадцы.
Мельников принужденно улыбнулся. То, что он готовился им сказать, им не понравится. Но ему плевать! Давно пора было что-то менять. Давно. Он все тянул и тянул, жил по инерции, позволял семье пользовать себя как угодно. И вот она – расплата – не заставила себя долго ждать. Толстомордая супруга раззявила рот, и он такое услышал!
– Мария, – он строго глянул на притихшую жену. – Ты станешь получать на банковскую карту недельное пособие. Ровно столько, сколько я сочту нужным.
– Но! – Ее губы обиженно задрожали. – Откуда ты знаешь, сколько мне нужно?!
– А мне плевать, сколько нужно тебе! – Его громадная ладонь громко шлепнула по столу. – Сколько сочту нужным я! Точка!
– Продукты дорожают и… – начала она.
Но Мельников ее снова перебил.
– Никаких продуктов! Деньги на них теперь будут у Валентины. Она покупает, отчитывается передо мной. Надо будет, бухгалтера посажу в своем кабинете, – и тут же подумал про Карину.
Машка тоже подумала про ту, чью фамилию слышала от полицейских, лицо ее побагровело, руки, комкающие салфетку, затряслись, но она сдержалась.
– Ты станешь получать только на… На булавки! – с пренебрежением фыркнул Мельников.
– А одежда?!
– У тебя ее столько, что жизни не хватит переносить. К тому же… – Мельников брезгливо сморщился. – Ты все время ходишь в ночных сорочках! Все!
Он перевел взгляд на старшего сына Сергея.
– С завтрашнего дня ты приступаешь к поискам работы. Все! Студенчество твое без конца и края завершено! Хочешь учиться – учись заочно и за свой счет. За то время, что ты тянул с меня деньги на образование, которое так и не получил, ты бы давно дом построил и жил отдельно.
– Ты выгоняешь меня из дома??? – Полное некрасивое лицо сына исказилось от гнева.
– В городе есть квартира, которую я давно купил тебе. Живи, – Мельников равнодушно пожал плечами. – Тебе двадцать пять лет, Сережа, давно пора начать жить самостоятельно. И начать уже, начать что-то делать! Зарабатывать деньги, к примеру. То же касается и тебя, Игорь. У тебя тоже есть квартира. Там сделан ремонт, есть мебель. Живи! И хватит наконец прыгать! Пора делать деньги.
Средний сын вжал голову в плечи. Перечить отцу он никогда не мог, побаивался его с детства. К тому же прекрасно понимал, что перечить бесполезно.
– Я готов, пап, – миролюбиво отозвался он. – Сделаю как скажешь. Можно вопрос?
– Ну? – Отец остался доволен ответом Игоря, хоть ума хватило не спорить.
– Поможешь на первых порах?
– Деньгами?! – возмутился Мельников.
– Нет, нет, с работой. Возьмешь к себе?
Игорь довольно улыбался, прекрасно зная, что отец его к себе не возьмет. Со слов матери, у него на фирме взвод любовниц. Станет он палиться, как же! На фирму не возьмет, на первое время деньгами поможет. А там, глядишь, уйдет непонятная спесь и злоба, и все пойдет как прежде.
– А знаешь… Игорек, мне есть что тебе предложить, – подумав, кивнул Валерий. – Есть одна фирма, там директором мой хороший знакомый. Штат там небольшой. Вольешься легко. Заодно и ситуацию мне станешь докладывать. Работы немного, справишься.
– Хорошо, – согласился Игорь.
Веселья у него в душе поубавилось, работать с утра до вечера в офисе он страсть как не хотел. Особенно теперь – летом. Особенно теперь, когда его друзья на Байкал собрались. Но спорить было бесполезно.
– Что касается тебя, малыш, – взгляд Мельникова, обращенный на дочь, потеплел, поплыл от нежности. – Тебя не коснутся никакие перемены. Учись, наряжайся, живи в свое удовольствие. Ты еще маленькая.
– Она всю жизнь будет у тебя маленькой! – зло фыркнул Сергей.
Игорь исподтишка показал сестре средний палец.
– Цыц! – пришлепнул свое слово ладонью по столу отец. – Сегодня ночуете здесь. Завтра – по своим квартирам. Выходное пособие утром получите в конвертах. Первый ипоследний раз! Маша… Я вижу, ты не очень довольна переменами? Так тебе тоже могу предложить: пойди поработай… Хватит, господа! Устал я тянуть целый взвод нахлебников.
После ужина он прошелся по саду. Долго стоял возле пруда, наблюдая за золотыми рыбками, которых Валентин по его приказу запустил туда и которые без конца дохли. Счел это расточительством. И решил завтра же приказать их всех выловить.
Все! С сегодняшнего дня он станет считать копейку! Не сотню, не рубль, а копейку. Потому что она что? Правильно: потому что копейка рубль бережет. А ему теперь надо быть бережливым. Он теперь решил поменять свою жизнь. Очень круто поменять. Хватит пахать, как ненормальный, не пойми на кого! Он может и должен стать самостоятельным и состоятельным. И должен позволить себе любовь такой женщины, как Карина!
Эта мысль, посетившая его возле старого клена, настолько поразила Мельникова, что он снова и снова возвращался к ней, пробуя на все лады. И на все лады проговаривал шепотом, будто желал почувствовать ее запретный сладкий вкус.
Да! Да! Да!!! Ему хотелось, чтобы такая женщина, как Карина, любила его! Не по принуждению, не из страха или ненависти, а просто любила!!! И пускай даже это будет она, он не против. И даже за! Он к ней привык! Он ее хотел! Она красивая.
А то, что она замужем, не помешает. Он быстро найдет способ избавиться от ее мужа-тюфяка. Вот хотя бы подведет следователей к мысли, что это муж Карины устроил дикое похищение его машины и сожжение человека, внешне похожего на Мельникова.
Зачем? Мстил! Почему тогда он – Мельников – остался жив? Так этот дурачок их перепутал! Увидал мужика возле машины и решил, что это Мельников. Оглушил там или что, но вывез за город и сжег! Зачем сжег? А чтобы и жене отомстить тоже. Она же ведь не только коллеге мечту свою выдала. Муж-то наверняка тоже в курсе.
Как все просто! Вот еще бы какую зацепочку найти на этого сраного бывшего дипломата. Хоть какую-нибудь крохотную зацепочку! И все! Илюхин на нарах. Илюхина в его постели. А уж он постарается, чтобы от ее ненависти не осталось и следа. Он сделает все, чтобы ее ненависть обратилась вдруг в любовь.
Почему кто-то, например, Севастьянов, может о ней мечтать, а он – нет?..
Глава 15
Востриков к ужину домой опоздал. А обещал Ольге, что будет вовремя. Все Климов, засранец!
– Вы меня дождитесь, Сан Саныч! Информация интересная, – сообщил по телефону два часа назад помощник невероятно таинственным голосом, отказавшись от комментариев. – Все при личной встрече!
Востриков и прождал Климова два часа в душном кабинете. Ольге на звонки не отвечал, написав сообщение, что он на совещании. Вот и жене любимой пришлось соврать из-заэтого засранца. А он не явился! И телефон отключил.
Идиот! И Климов, и сам он! Парочка идиотов, точнее. Ну, ничего, завтра он ему устроит.
Домой зашел с сурово сведенными бровями и в дурном настроении. Представлять, что скажет Ольга по поводу его опоздания на ужин, не хотелось. И не хотелось выдумывать какие-нибудь объяснения, нелепые, лживые. Итак уже соврал, написав, что на совещании. А сам в это время пасьянс раскладывал, поджидая Василия.
– Устал? – Оля вышла из комнаты к нему навстречу с улыбкой, под мышкой была зажата книга. – Есть будешь?
– Конечно!
– Что конечно: устал или про то, что есть? – Она тихонько рассмеялась, прижимаясь к его лицу щекой и ероша ему волосы на макушке.
– И устал, и есть буду, – он поймал ее, прижал к себе, вдохнул, выдохнул, – Как хорошо, Оль!
– Что хорошо?
– Что ты у меня есть. Встретила вот, не ворчишь, – Востриков шлепнул ее по попке, сбросил с ног ботинки и пошел в ванную. – Я в душ, малыш. Буду через пару минут.
Минут ушло почти десять. Потому что, приняв душ, почистил зубы. И решил еще побриться. Настрой жены, ее улыбка, то, как она поцеловала его, – все намекало на романтическое продолжение. Дочки дома не слышно – значит, у подруг. Стало быть, они могут успеть уединиться в спальне, не остерегаясь поскрипеть кроватью и, никого не стесняясь, постонать в полный голос, пока дочери нет в соседней комнате. Так что лучше побриться.
Он вошел в кухню в одних шортах и тут же разочарованно выдохнул. Опершись о поддонник тощей попкой, в кухне стояла его десятилетняя дочь. Длинноногая, светловолосая в него и черноглазая в мать, Викуля обещала вырасти в настоящую красавицу. Она грызла морковку и спорила с матерью.
– А я сказала, нет! – Оля что-то разогревала в сковороде, на мужа не глянула.
– Ну, мам, ну почему?! – ныла Вика. – Почему нельзя-то?! Там его родители будут, ну мам!!!
– В чем проблема, дочь? – Он дотянулся до ее шеи, притянул к себе, чмокнул в макушку, все еще пахнувшую детством.
– Просится сегодня с ночевкой к Никите на дачу, представляешь?!
– Мам, ну с родителями же! Там у них бассейн, мам! – Голос дочери зазвенел слезой.
– Еще простудись с этим бассейном! – возмутилась Оля, повернувшись к ним.
И тут же осеклась, остановив взгляд на гладко выбритых щеках Сани. Их глаза столкнулись над макушкой дочери. Оля пульнула в него виноватой улыбкой. Он кротко вздохнул и пожал плечами.
«Я думал, ее дома нет», – прочла она в его глазах.
«Она дома. И что теперь? Как?» – ответила она без слов.
«Не знаю. Тебе решать», – он потерся щекой о дочкину макушку и сел на свое место.
Оля задумчиво теребила пуговицу на клетчатой рубашке. Разочарование мужа было ей понятно. Они так редко и так мало бывали вместе. Его работа, присутствие взрослой дочери, усталость, заботы. Нет, они любили друг друга по-прежнему. Но как-то уже наспех, урывками, чтобы не забыть, что это у них все еще есть. Саня брился перед сном всегда. Всегда надеялся, что не уснет, когда она ляжет. То, что побрился сразу как вошел, и то, как смотрел на нее…
Понимать друг друга без слов они научились с первого года совместной жизни. А прожили уже двенадцать.
– Ладно, Вика, поезжай, – вдруг выпалила Оля, так и продолжая крутить пуговицу. – Только на телефоне постоянно! Как выедете, как приедете, как устроитесь и…
– И маме Никиты непременно дам трубку, как будем на месте, – взвизгнув, дочь подпрыгнула и помчалась собирать вещи.
Он все же оторвал потом эту чертову пуговицу, которую крутила Оля, не решаясь дать дочери позволение. А она застряла в прорези! А у него сил просто нет больше терпеть! И ужинать не стал, подхватив жену на руки. И старые пружины их супружеского ложа удивленно взвизгивали снова, и снова, и снова, и снова.
– Ты у меня просто красавица, малышка, – шептал он, целуя упругий животик жены. – Ты у меня одна… Моя… Любимая… Мне никто не нужен, кроме тебя…
Через час они все же уселись за стол ужинать. Оля рассматривала его, будто видела впервые.
– Что? – глянул он на нее с оттопыренной щекой, там пряталась почти целая котлетка.
– Ты сегодня такой… – выдохнула она с восхищением.
– Какой? Неутомимый?
– Нет. Хотя это тоже. Но… – Оля дотянулась до его щеки, нежно погладила. – Тебя что-то расстроило сегодня, да? Ты так любил меня… Как будто не мог насытиться, не мог напиться. Что-то расстроило тебя сегодня, милый?
– Я всегда тебя так люблю, если обстоятельства позволяют, – отозвался Востриков, откладывая вилку. – И всегда так любить буду. Кстати, Вика доехала?
– Да, все в порядке, – Оля вздохнула. Она знала, что Саня не любил говорить о чувствах. – С мамой Никиты переговорила. Все хорошо. Может… Может, пойдем погуляем?
– Не-а, – Востриков снова взял вилку и вонзил ее в котлету. – Никуда мы не пойдем. Там люди. Много людей. Станут на тебя пялиться. Не хочу тебя делить ни с кем вообще, даже с чужими взглядами.
– Ух ты! – Жена опешила. – Ты ревнуешь меня к чужим взглядам?!
– Нет, просто не хочу. Не хочу делить, – невнятно ответил Востриков, прекрасно понимая, что глуп и неубедителен, и за долгие годы супружества так и не научился складно говорить. – Ты, Оля, у меня такая… Чистая, славная, я тебя очень люблю.
– Ух ты! – снова выдохнула она, округлив глаза. – Класс! Я согласна.
– На что?
– На то, чтобы у тебя там что-то такое происходило ежедневно. Чтобы ты вот так каждый день мне говорил. Здорово, Востриков! Я тебя обожаю!
– Происходило! – проворчал он, отодвигая тарелку. – Все, наелся. Не хочу. Все вкусно. Вот ты мне скажи: как можно жить с мужем, спать с начальником и потом обо всем мужу докладывать?
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |