Что почему? – сразу выбило из колеи. Его манера вести разговор… Выдаёт незаконченные предложения, а дальше сама догадайся, что именно он хотел узнать, ещё и оправдайся перед ним. Знакомо. Она не хотела реагировать, но не могла справиться с собой.
Почему, чтобы вызвать у тебя хоть каплю смирения мне обязательно нужно наорать на тебя, Эва?
Ну, вот… Наконец он поднял тон. И очень поднял. Пусть уж сразу проорётся.
Она прошла мимо него. Ступни коснулись ковра: приятное тёплое ощущение после мокрых босоножек. Она села на подлокотник дивана и пошевелила ногами, скользя ногами по мягкому ворсу. А таком положении всё же лучше, чем стоять перед ним. А коленки и так подрагивают. Совершенно дурацкое состояние. И желудок свело в неприятном предчувствии.
Я спросил тебя утром, собираешься ли ты сегодня куда-нибудь, - говорил он с нажимом. - Ты сказала, что нет! Ты сказала, чётко и ясно, что никуда сегодня не собираешься!
У меня изменились планы. Мне понадобилось уехать.
Хорошо, что он не может толком разглядеть её. Она с трудом владела собой. Не хотела чтобы голос дрожал, поэтому говорила с паузами, чётко выговаривая слова. И наверное, хорошо, что и она не совсем различает его лицо. Включить свет ей не приходило в голову. Так намного лучше. Темнота скрадывает его свирепое выражение, придаёт мягкость чертам. Она и так прекрасно их помнит и лишнего напоминания ей не нужно.
Неужели трудно было позвонить и сказать, что ты куда-то собираешься? Я послал бы Билли! Он бы тебя целый день катал по всему Майами! – продолжал он в том же тоне.
Я… Я не хотела тревожить тебя… - она сказала правду. Не хотела тревожить его из-за такого пустяка. Он мог даже не узнать, что она куда-то уезжала. Он и не должен был знать об этом.
Тревожить? – переспросил он. - Тревожить, Эва? – ещё раз издевательски. - А потом ты меня не потревожила?!
Не кричи! – она не могла его выдержать. - Так вышло. И Симон не виноват. Не его вина в этой аварии, - будто приросла в месту, где сидела. Хотела нормально поговорить и всё сказать ему, но слова куда-то пропали. Она вообще с трудом находилась, что ответить.
И что? Эва, мать твою! Ну, что ты творишь? Я могу купить тебе целый автосалон и водителей на каждый день недели! На все семь дней! Но ты носишься по городу с этим… - он замолчал. Прервался, чтобы не произносить вслух это неблаговидное слово. - …с Симоном!
Я не хотела! Ну, я же не специально всё это устроила! – отчаянно выкрикнула она, чувствуя, что голос задрожал.
Нет. Если бы ты устроила это специально, я бы сам тебя прибил, не дожидаясь, пока ты погибнешь в аварии или ещё куда-нибудь вляпаешься!
Что ты такое говоришь… - выдохнула.
Попыталась взять себя в руки. Ведь она хотела сказать ему совсем не то. Совсем другое. И о другом думала на берегу. Но он взял всю партию на себя, и она могла лишь вставлять пару слов. И даже чувствовала, что и этого не нужно. Он всё решил. Просто высказывался. Ставил её в курс дела и не собирался внимать её оправданиям.
А что мне сказать, чтобы до тебя дошло? – он немного отступил. Совсем немного, - Ты меня сегодня чуть до инфаркта не довела, Эва.
Почему-то стало приятно, хотя и ничего хорошего он не сказал. Но так огорчённо это прозвучало. Так искренне.
Прости, пожалуйста. Я знаю, что ты волновался. И переживал… Я знаю… Я не хотела… Правда… - если бы он только смягчился. Но вся его поза выдавала недовольство и напряжение. Она побоялась двинуться с места. Не стала к нему подходить. Только следила за его малейшими движениями.
Знаешь? – снова издевательски переспросил он. - А мне кажется, что ты ни черта не знаешь. Даже не догадываешься. Ты думаешь, я ради развлечения таскался с тобой в больницу и выслушивал весь этот бред?
Я… Почему бред?
Да потому что и половины не понимаю, что мне сказали! Но мне это нужно! Мне это, действительно, нужно! Потому что я не знаю, как реагировать на тебя! Ты то плачешь, то смеёшься… то орёшь, то из тебя и слова не вытянешь. А я просто не знаю, как на это реагировать! Иногда мне кажется, что ты специально выводишь меня из себя! Старательно идёшь к своей цели!
Она почувствовала свою вину, потому что во многом был прав.
Да, я бываю неправа. Я признаю… И не оправдываю себя
Ничего хорошего в этом нет. И никаких оправданий мне не нужно. Мне другое нужно, Эва. Другое, - последнее слово произнёс по складам.
Она молчала. С замиранием сердца следила за его движениями. Улавливала малейшие изменения интонации. Отслеживала, как меняется его настроение.
Если ты ещё не поняла, то я могу тебе помочь. Могу объяснить, что такое семья, состоящая из двух человек. Пока из двух, хочу напомнить. Я понимаю, ты росла в неполноценной семье. Ты просто не знаешь, каково это… отношения между мужем и женой… мамой и папой. Я же, наоборот, рос в полной семье… рос в любви и счастье. И совсем не идиот, не хотеть того же для себя в своей собственной. Я совсем не идиот, Эва… И будучи единственным ребёнком достаточно эгоистичен, чтобы не позволить такого к себе отношения, какое позволяешь себе ты, - он уже не кричал, но говорил резко. Очень резко. Словно бил словами. Эффект ничуть не меньший, как если бы он орал на неё.
У меня есть отец, если ты забыл, - упрямо вставила она.
Твой отец… - он выделил слово «отец», - …после смерти матери, должен был забрать тебя к себе, а не предоставлять самой себе. Понятно? Отец которого видишь раз в две недели…
Где-то я это уже слышала, - вспомнились слова Альфи. – Не надо читать мне нотаций по поводу моих отношений с отцом.
Если ты не имеешь представления, как вести себя, я тебя научу, Эва. Я выбью из твоей головы всю эту дурь, что ты там себе насобирала.
Она промолчала. Занервничала и встала. Он шагнул к ней.
В моей семье всё будет по-моему. В моей семье будет так, как я хочу. Так как я скажу. Ты принимаешь меня за полного кретина?
Нет, конечно нет…
Тогда почему? Почему ты продолжаешь так себя вести?
Она упрямо сжала губы и приподняла подбородок.
Послушай меня. Все эти твои выходки… Твоё упрямство… Для меня не имеют ни малейшего значения… Для меня это капля в море. Это мелочь… но я думаю, что ты с трудом это понимаешь, потому что для тебя вот это становится смыслом жизни. Ты питаешься этим… живёшь. Но если тебе так легче… мне не трудно… я понимаю, почему ты делаешь это… и если тебе так легче, то мне не трудно потешить тебя таким образом.
Она почувствовала себя полной дурой. Так словно ты хранишь секрет, о котором все знают и он, собственно, уже не секрет, и только ты по-идиотски считаешь что это так.
Я позволял тебе развлекаться вот так. Позволял, потому что надеялся, что это пройдёт. Лакированные туфли, Эва? Да, хоть набедренная повязка! Овсяная каша на обед? Ради Бога… Что там ещё у нас было? Дефиле в чём мать родила? Давай, дорогая! А потом я надеру тебе твой милый задик так, что ты сидеть не сможешь! Я надеялся и был уверен, что ты успокоишься! Сама! Но если ты не можешь, я помогу! – вдалбливал он в неё эти слова.
Не думай, что мне доставляет всё это удовольствие, - неприятно было слушать о своих «подвигах» в таком ракурсе.
Да? А мне кажется, что да.
Нет.
Нет? Однако ты продолжаешь разочаровывать меня… всем своим видом показываешь мне своё равнодушие… пренебрежение…
Это не так.
Упоминание о его разочарование задело до боли. Но с горечью она сознавала, что так оно и есть. Он так разговаривал, давал ей понять о своём разочаровании в ней, и это оказалось очень больно. Она не хотела этого.
Так. Ты стараешься показать то, что ты мне сказала… что вышла за меня только из-за ребёнка… да? Только вот, когда что-то случается, Эва… ты орёшь на весь дом «Ян!»… и я нужен тебе, когда ты плачешь и тебе плохо… когда ты порезала руку, я тоже тебе нужен… Даже когда ты просто спалила платье, я тоже оказался тебе нужен!
Нет… это не так! Не только! – она думала, что высказавшись он успокоится, но он заводился ещё больше. Она хотела бы объяснить ему всё, но его открытая агрессия путала все мысли. Его ярость просто сбивала с ног.
Где это «не только»? Я не хочу видеть такое выражение лица, как у тебя сейчас. Мне это не нужно! Я пришёл усталый и злой! Мне не нужна дома война! Мне нужна женщина! Ты для меня женщина. И только. Моя женщина, которая мне тоже должна! Тоже должна, заметь! У меня есть, на ком испытать себя. У меня есть, с кем бороться. Ты мне для этого не нужна! И тебе всё равно не справиться со мной. Никогда.
Она уже неровно дышала. Её начало потряхивать. Она не хотела даже прикасаться к нему в таком состоянии. Словно боялась обжечься. Не хотела быть рядом с ним. Хотела уйти подальше. Устала слушать то, что он говорил. Он замолчал. Она всё ещё стояла. Отступила назад и оперлась на спинку дивана.
Подойди, - глухо, но резко. - Подойди ко мне, Эва. Мне надоели эти игры. Это могло бы продолжаться и дальше, но ты переходишь все границы. Ты рискуешь собой. И если тебе на себя наплевать, то мне нет. И я тебе не позволю это, как и всё остальное тоже.
Я чувствую себя провинившимся ребёнком…
Ты и ведёшь себя соответствующе. Но ты не ребёнок, ты моя женщина… моя жена… И я тебя хочу, так что раздевайся. Сама. Я больше не буду тебя обхаживать и соблазнять… Теперь ты сама.
Она была готова дать ему то, что он требовал. Она очень хотела дать ему то, что он просил. Готова, потому что устала сопротивляться, но его жёсткий тон развеивал всё томление и романтичность, какие могут быть в такой момент. Она не хотела делать это так. Это было унизительно. Он унижал её своим тоном. Пренебрежительным. Оскорбительным.
Подойди ко мне.
Внутри всё протестовало. Всё взволновалось и заколотилось, но она подошла. Нужно было сделать всего пару шагов. И она их сделала.
Раздевайся.
Он подцепил пальцем завязку на лифе сарафана. Теперь в такой близи она видела как сжаты его челюсти. И видела выражение его лица. Она рванула от него в сторону. Хотела уйти в спальню. Чувствовала, что разревётся как дура. А этих слёз она не хотела ему показывать. Это были другие слёзы. Он ухватил её за локоть. Вцепился, что стало больно. Она скривилась, но не пискнула.
Если ты дёрнешься, я буду тебя останавливать… если я буду тебя останавливать, мне придётся приложить усилия… если мне придётся приложить усилия, мне будет больно… если мне будет больно, то я буду нервничать… а если я буду нервничать, то будет больно тебе… Раздевайся, - снова резанул он ей по нервам. Его хватка не ослабла.
Она упрямо поджала губы, но потом сказала:
Я не могу сама. У меня болит рука, - он потянул её и она подступила к нему ближе. Душа её сопротивлялась такому Яну. Ладони стали ледяные, пальцы занемели. Сейчас она даже при всём желании не смогла бы расстегнуть молнию. Утром ей понадобилось очень много времени, чтобы справиться с молнией на спине.
Убери волосы.
В руке у неё была зажата китайская шпилька. Она собрала волосы в хвост, потом скрутила в узел и сколола их. Даже такие нехитрые действия потребовали усилий. Выходило неловко, но она справилась. Руки дрожали. Большой палец левой руки и вовсе двигался плохо и доставлял боль. Пару локонов она всё же не удержала. Опустила руки и тронула пластырь на левой.
Он взял её за лицо и поцеловал. Быстро приник. Крепко. Даже грубо.
Едва он отпустил её она развернулась спиной.
Снимай… - дрожащим голосом. И грудь тяжело вздымалась от сбившегося дыхания. Но то было не от нетерпения. Не от желания. Не от того желания, что пульсирует в каждой клеточке тела радугой удовольствия.
Желание быстрее всё закончить если он собирается просто грубо её взять. Она не собиралась останавливать его на этот раз. Но этот его поцелуй не нашёл в ней отклик, какой обычно.
Он сжал её плечи в кольце рук и чуть встряхнул. Не потянулся к молнии. И не притронулся. Пригнулся к уху.
Где моя любимая разумная девочка? Где моя солнечная девочка? Почему у меня в доме поселилась бестолковая девка?
Она могла ощущать каждую его напряжённую мышцу. Но тон его был другой. Такой, что так и хотелось ему сказать…
Потому что ты бросил свою солнечную девочку, - сказала. Хотела твёрдо, но получилось обиженно и разочарованно. - Ты её бросил, когда она перестала быть тебе нужна. Ты её бросил, а потом пришёл и женился на бестолковой девке.
Я не хотел. Как ты не понимаешь, чего мне это стоило?
Но я думала другое! Я жила с этим! Жила с тем, что оказалась в один прекрасный день тебе не нужна! Я осталась одна… беременная… и ненужная… Ты унизил меня… Я до сих пор помню, что ты мне сказал… И как ты это сказал… Так бездушно… Ян… так бессердечно… Я до сих пор помню… - ещё слово и она заплачет. Замолчала и сглотнула.
Я знаю. Знаю. Я не прошу прощения. Но не потому что не хочу. Потому что…
Потому что это слово глупое… и ничего не выражает? - закончила она.
Улыбнулся? Да. Стало легче. И по-другому. И его дыхание у щеки.
Ты нужна мне любая. Любая. Но я скучаю по той Эве. Забудь это. Забудь. Сотри из своей памяти. Пожалуйста.
И я…
Что?
И я хочу того Яна… - прошептала.
Я с тобой. Я всегда с тобой.
Я постараюсь. Я обещаю, - грудь сдавило. От недосказанности. От всех этих белых пятен в их истории. Так трудно было заговорить, но она сделала. Сказала и выдохнула. И снова задрожала. Пережитые и ещё не пережитые эмоции, встряхивали её. Он ничего не ответил. Кажется, что ослабил объятья, но прижал крепче. Хотелось ещё крепче. Чтобы согреться. Потому что начало поколачивать. И жутко захотелось коньяка. Так, что хоть вой…
Он начал целовать её. Шею. Сзади. Спускаясь вниз. Потом плечо. Она хотела развернуться. Или повернуться, чтобы ответить, но застыла. Была как деревянная. Положила ладони на его предплечья.
Боже, у тебя руки ледяные… - сжал её ладони. Вернее только правую. Левую не так сильно.
Я… - боялась, что зубы застучат, - …я замёрзла. – И ужасно хочу коньяка. У нас есть коньяк?
Есть. Но тебе нельзя.
Пожалуйста. Я так замёрзла. Я ничего не чувствую, - просила она.
Пойдём.
Он отпустил её. Взял за руку и потащил на кухню. Или повёл?
Она просто переставляла босые ступни. Как хорошо, что пол был тёплый. Забралась на стул и развернулась к нему лицом, обхватила себя за плечи, потёрла руки. Замёрзла. Вся покрылась мурашками. Кажа стала «гусиной».
Коньяк я тебе не налью. Это очень крепко.
Я хочу коньяк.
Тебя вырвет. Когда ты ела последний раз?
Не помню, - он повернулся к ней и выразительно посмотрел. – Не говори, что я дура. Сама знаю, - грозно предупредила она и получила в ответ смешок.
Он поставил перед ней тарелку, на которой ещё остались бутерброды.
Ешь.
Они холодные. Я не хочу холодные.
Ешь холодные, - продолжая шарить по шкафам.
Как ни странно, она не стала спорить, взяла с тарелки сэндвич. Откусила кусочек и облизнула палец.
И так вкусно. Оказывается. Что ты ищешь?
Вино.
Вон там, - она указала на верхний шкафчик, с аппетитом прожёвывая кусочек поджаренной колбаски.
Понятно. Эва уже навела порядки. Странно, что я смог найти кофе в этом доме.
Ты спрашивай, я тебе буду подсказывать, что и где лежит… - довольно улыбнулась она и замолчала. Даже перестала жевать. Уставилась в окно. И Ян тоже.
Послышались оглушительные раскаты грома, сопровождающиеся яркими вспышками молний. Дождя ещё не было. Пара секунд затишья, а потом снова громыхнуло и небо озарилось.
Я давно не видела такой грозы, - прошептала она, заворожённо глядя на открытую взгляду панораму. На улице было совсем темно и только яркие молнии разрезали мглу над океаном. – Были тучки, но я не думала, что будет так сильно.
Наверное, будет ливень, - предположил Ян, открывая бутылку.
Эва вспомнила, что ела бутерброд и продолжила своё занятие.
Я люблю грозу и люблю дождь. Почему-то в такие моменты хочется подумать. Но, конечно, только когда лежишь на диване, а не мокнешь под дождём.
Тебе нельзя думать. Тебе вредно, - съехидничал он, не улыбался, а сосредоточенно отмерял ей «дозу» красного вина. Налил полбокала, потом подумал и долил ещё.
Какого ты обо мне низкого мнения… - обиженно отозвалась она на его слова. Притворно обиженно.
Нет, я о тебе очень высокого мнения. Просто твой мозг иногда выдаёт очень своеобразные идеи.
Это да-а-а, - согласно протянула она.
Вот и я говорю…
Ты хочешь его подогреть? – спросила она, когда увидела, что он открыл дверцу микроволновки.
Да.
Тогда добавь ещё корицы.
Чего?
Корицы говорю, - повторила она и указала пальчиком на шкафчик.
Прям «рождественский» чай…
Да. Хватит, - остановила она. – И немножко сахара.
Сахар… - повторил он и добавил чайную ложечку сахара. Размешал. – Ещё что?
Всё, - она выдала ему довольную очаровательную улыбку.
Он сунул бокал в микроволновку.
Надеюсь это не хрусталь, - задумчиво проговорила она.
Конечно нет.
Редкие капли дождя застучали по стеклу. Свет был приглушён. Только несколько точечных светильников горело над барной стойкой. Не было видно стекающих капель дождя, только стук, который становился всё чаще. Ветер усиливался. А капли всё стучали и стучали. И этот редкий перестук постепенно переходил в монотонный шум, льющейся воды. Они молча смотрели в окно, в котором ничего невозможно было разглядеть, за исключением тех моментов, когда молния озаряла всё вокруг.
Пикающий звук отвлёк их. Ян достал бокал с вином и поставил на стол.
Горячий, - сказала она и одёрнула руку.
Пусть чуть-чуть остынет.
А ты? Я не буду пить в одиночестве, - она покачала головой.
Поболтала ножками, глядя как он достал себе бокал и налил вина. Отпил. Не стал греть, как ей. Встал, оперевшись на мраморную столешницу, скрестил руки на груди, внимательно глядя на неё. Она тронула свой. Он был ещё горячим, но терпимо. Можно было взять в руки. Она взяла и немножко отпила. Стекло нагрелось больше, чем само вино. Вино было приятно горячее. Сладкое и ароматное. Пряность корицы в тёплом вине… С первого же глотка по телу медленно стало разливаться тепло.
От его взгляда хотелось поёрзать, что она и сделала. Поёрзала на высоком стуле, уселась поудобнее и принялась разглядывать вино в бокале. Снова поболтала ножками. Отпивала по глотку, растягивая удовольствие.
На всю кухню пахло корицей. Он улыбнулся, наблюдая за ней.
Хочешь попробовать? – она поднесла бокал к носу, вдохнула исходящий аромат. Тёплое вино усиливало запах корицы. – Это очень вкусно.
Он покачал головой.
Ну, попробуй, - уговаривала она. Захотелось поделиться с ним этим вкусом. Но он снова покачал головой. И отпил своё холодное вино. – Я всё выпью и тебе не достанется…
Пей, - просто сказал он. – Согрелась?
Да, - она кивнула.
Согрелась. В желудке стало приятно тепло. И в груди. И даже в кончиках пальцев ног. И рук. Горячо. Ещё четверть бокала удовольствия.
Он отставил свой пустой в сторону. Шагнул к ней.
Я даже не заметил, что ты надела её, - он взял в руки подвеску.
Да, сегодня, - она опустила взгляд на переливающийся розовый камень у него на ладони. Даже в таком тусклом свете при лёгком шевелении грани искрились и сверкали.
А кольцо?
Кольцо не стала.
Почему?
Ты же мне не купил охранника, - она хихикнула. – Страшно… украдут меня вместе с этими дорогими побрякушками.
Она взяла его за левую руку. Рассмотрела кольцо и пошевелила его ладонью. Так странно видеть на его руке кольцо.
Так необычно…
Что?
Кольцо на мужской руке… особенно с камушками…
Да. Твой Альфи сказал бы «гламурненько».
О, да, он бы точно так и сказал, - она улыбнулась. – Так и откажешься? У меня остался последний глоток.
Значит, раздеваться у тебя рука болит. А одеваться не болит. И подвеску нацепить тоже не болит.
Я два часа утром на это потратила!
М-мм… - он посмотрел на её руки. На розовый лак на ногтях. Этот розовый не такой противный, как та кофточка. Этот приятного оттенка и матовый. Он задрал сарафан обнажая колени. – Это что? – тронул маленький синячок. Крошечный. На правом колене.
Не знаю я откуда это. Стукнулась где-то.
В чём ты была сегодня? В этом платье?
Нет. В другом. А что? Я переоделась.
Она переодела цветной сарафанчик. Надела это платье, хоть и снова пришлось помучиться с молнией на спине. Струящееся из лёгкой белой ткани, с обтягивающим лифом. Чёрные узкие бретельки переходили в окантовку декольте и завязывались бантиком.
Просто я даже не помню, в чём ты была. Вообще.
Ты был злой.
Нет, я был просто в шоке.
Они помолчали. Кроме шума дождя ничего не нарушало этой тишины. Она допила вино, но так и продолжала держать пустой бокал в ладонях. Подняла на него глаза. Стало совсем тепло. Жарко. Смотрела ему в глаза и уже перестала слышать шум дождя.
Он взял её за лицо. Пригнулся. Она сразу отставила бокал в сторону. Не почувствовала теплоту его рук. Потому что щёки горели от выпитого вина. Сомкнула руки на его запястьях.
Согрелась… - он сказал. Ладошки её были горячими.
И губы тоже. И сладкие. И от неё пахло корицей. Целуя её он попробовал.
Это очень вкусно… - от этого тона её пробрало. Всегда пробирало. Всегда возбуждало.
Эти его словечки… Сказанные таким тоном…
Вся многозначительность интонации и обещание в одном слове…
Сейчас это было намного острее.
Так соскучилась… Так сильно…
Он снова поцеловал её. Не напористо, но терпеливо. И всё-таки с жадностью.
Так соскучился… Так сильно…
Это был уже другой поцелуй. Её мягкие слегка приоткрытые губы. Податливые. И дерзкий язычок. Острый. Остро, потому что так чувствительно. Каждое соприкосновение с ним. Каждая дерзкая ласка.
Она была совсем открыта. Кажется до последнего вздоха. Пока хватало дыхания. Потом он остановился. Чуть отстранился. Она облизнула губы. Хотелось улыбнуться…
Она улыбнулась. Убрала руки и переместила их на его талию. Притянула его к себе и съехала чуть на край стула, чтобы быть ближе.
Ещё…
Он засмеялся.
Ненасытная…
Сам такой…
Обнял её за плечи. Притянул за затылок. Сначала слегка коснулся. Приник и облизнул. Всё та же сладость на её губах. Всё та же мягкость и малейший отклик. Они снова слились в поцелуе. В этом уже нетерпеливом поцелуе.
И уже не вино кружило голову. Его покусывания и поглаживания… и скользящие откровенные движения языка.
И шум дождя за окном. Почти темнота и раскаты грома.
Она вздрагивала. Потом поняла, что дрожит всем телом. Поняла, что это уже по-другому. Она стала совсем чувствительной, и каждое его лёгкое прикосновение било словно током. Маленьким возбуждающим разрядом.
Я хочу попробовать тебя всю… - произнёс он спокойно. Только дыхание выдавало его и сиплый голос.
Наверное она ненормальная. Реагирует на голос.
Что тебе мешает?
Платье.
Да, это трудная задача. Не знаю, как ты справишься… - невинно проговорила она. – А у меня ручка болит… - но дыхание совсем сбилось.
Он положил ладони на её бёдра. Чуть сжал. Ткань была тонкой. Она чувствовала. И очень сильно. Руки его жадные. Ползли вверх, задирая платье. Чем выше он поднимался, тем тяжелее становилось её дыхание.
У него всё было написано на лице. Она читала в его глазах, что он хочет сделать с ней. Возбуждало не меньше, чем его движения. Она положила руки ему на ладони останавливая. Он приподнял бровь в немом вопросе.
Зачем слова? Она потянулась к его плечам и обняла за шею. Он прижал её к себе и приподнял. Стащил со стула и она крепче вцепилась.
Куда-нибудь… - прошептала прикасаясь губами к щеке.
В гостиную. Там целых два дивана… - усмехнулся он.
Твоё плечо… - она вдруг вспомнила об этом и отпустила его, собираясь соскользнуть на пол.
Не дёргайся, Эва. Не делай резких движений. Замри.
Она послушалась, крепче обхватив его ногами. Он ухватил её за ягодицы и направился, куда и говорил. Жилка у него на шее бешено пульсировала. Она прикусила кожу в этом месте. И улыбнулась тому как он резко вдохнул.
Помнишь? На винодельне? Ты меня вот так же нёс…
Помню. Ты проигралась мне в карты…
Это было феерично… - она продолжала дразниться. И уже не только покусывала. Целовала, вдыхая запах его парфюма. Его кожи. Такой знакомый и родной. Такой ей во всём подходящий.
Двери на террасу были открыты и прохладный ветер врывался редкими порывами, принося с собой уличную влагу и запах грозы.
Не закрывай.. – попросила она.
Он сел на диван вместе с ней и расслабил руки. И дышал тяжело.
Больно? – скривившись спросила она, дотронувшись до плеча.
Терпимо, - вздохнул и прижал её к себе.
Я проигралась тебе в карты… - она проговорила ему в губы, - …поэтому ты женился на мне в Лас-Вегасе?
Очень символично, правда? – он смачно и крепко поцеловал её и сразу подался назад.
Да, - она снова обняла его за плечи. – Сексом или любовью? – хитро прошептала.
Любовью…
Снова приникла. Сама. С желанием. Мягко скользнула языком по губам. Проникла в рот. И застонала. От наслаждения. От долгого ожидания. Прижалась всем телом. Крепко, как только можно.
Всё терпение покинуло его, когда он услышал её сладостный стон. Очень трудно было сдерживаться, когда сжимаешь её в своих руках, чувствуя каждой клеточкой её возбуждение и подрагивание.
Слышать её стон…
Ощущать её мучительные движения…
Она чуть покачивалась, вызывая реакцию во всем теле.
Она крепко сжимала его и была совсем близко.
Эва… хватит… Я не могу больше…
Она сама задрала на себе платье.
Нежная кожа на её бёдрах… от коленей и до упругих ягодиц. Он прошёлся вверх сжал их.. к пояснице по нежной чувствительной коже… и снова вниз, проникая в трусики.
У неё уже дрожали колени. От нетерпения. От возбуждения. Оно клокотало внутри, сворачиваясь внизу живота в тугой комок. Она прижалась к нему. Яростно вцепилась в плечи. Стиснула его, ловя ртом воздух. А потом губами его губы.
Моля только, чтобы он не остановился. Коснулся её там.
Она привстала, чтобы он легко мог это сделать. И он сделал. Мучительно выдохнул, когда она снова застонала. Сдерживаясь и приглушённо.
Там она была такая горячая. Ждущая и такая влажная. Он погладил её набухший бугорок, сосредоточие всей её чувствительности. Всего несколько скользящих движений, едва касаясь. И она содрогнулась и вся сжалась. И попыталась уйти от его прикосновений, но он крепко прижал её к себе одной рукой, продолжая ласкать. Это было нестерпимо и почти больно. И так ошеломляюще ярко. Она сдавленно стонала. Он только стискивал зубы, чтобы не взорваться раньше времени.
Ты убьёшь меня… - мучительно шептал, чувствуя её последнее содрогание.
Голова кружилась, а коленки дрожали, но она отползла от него и сняла трусики. Он в это время избавился от своей одежды. У него это вышло быстрее, чем у неё снять единственную часть своего нижнего белья.
Он притянул её обратно и сам усадил на себя. Она охнула и в глазах потемнело, когда он глубоко вошёл в неё. Заполнил её всю, доставляя боль. Она зажмурилась.
Прости…
Ничего… сейчас… я… просто так давно…
Тихо, моя маленькая… тихо… - один Бог, а может и чёрт только знал, сколько сил ему понадобилось, что бы не сдержаться и не кончить от первого же движения.
Боже, как хорошо… - выдохнула она.
Открыла глаза и перевела дыхание.
Ему ещё не было так хорошо как ей. Пока это была только боль, от острого первого контакта.
Только не двигайся… - предупредил он.
Ему тоже нужно было привыкнуть, пока первые ощущения схлынут.
Он расстегнул молнию и стянул с неё сарафан, оставив совершенно обнажённой.
Наконец-то…
Наконец-то он мог насладиться ею полностью. Это чёртово платье так мешало. Он гладил её отяжелевшую грудь.. такую сладкую… сочную… он не сжимал её сильно, просто гладил и водил ладонями, ощущая твёрдые соски…
Она вздрагивала каждый раз, как он притрагивался к ним. Вздрагивала и резко втягивала воздух. Он склонился и взял один в рот. Нежно поглаживал языком, заставляя её трепетать… целовал грудь и снова ласкал её языком…
Она всё ещё не двигалась, но крепко сжимала и внутри вся пульсировала. И прохлада комнаты не могла остудить её пыл. Тело горело. Покрылось испариной. Он ощутил её проведя ладонью по спине. Вдохнул её сладкий запах. Слизал влагу с шеи. Сжал её в руках, чуть приподнял, и опустил, потом ещё раз… и ещё… помогая уловить ритм… помогая ей двигаться. А потом она начала сама. Он гладил её по спине, пробегая по позвоночнику, до ягодиц и к шее… обхватил её пальцами, прижался губами, целуя и лаская, зализывал свои укусы… она двигалась… приподнималась и опускалась, сводя его с ума… он чувствовал как сильно она дрожит, едва держался… такая тугая, совсем узкая… она постанывала… вот-вот кончит.. но ускользала…
Я не могу… - простонала.
Ложись…
Она обессиленно опрокинулась на спину. Вытащила шпильку из волос и бросила на пол у дивана. Он уже был над ней и в ней… уже склонился к губам, она едва успела сделать вдох. Целовал её дразня и играя языком имитируя свои движения внутри неё… почувствовал её отклик… оторвался, лизнул шею… двинулся вверх она зажмурилась… поцеловал её снова, лизнул ушко…
Нет, - она отвернулась.
Давай… - прошептал он.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |