Прагматизм связывает моральные понятия с интересами, потребностями, успешностью поведения, придает им ситуативный характер. Д. Дьюи, например, отрицал наличие того, что можно назвать моральными универсалиями. По его мнению, каждая моральная ситуация уникальна и содержит свое благо в себе. Мораль демистифицируется до такой степени, что она, рассматривавшаяся традиционно как источник внутреннего недовольства, интерпретируется как средство на пути к душевному комфорту и довольству жизнью. Понятия добра и зла лишаются метафизических измерений, становятся сугубо практическими проблемами.
Русская религиозно-философская этика конца ХIХ - ХХ в., так же как и вся западная этика Нового времени, вдохновлена идеей морально суверенной личности. Ее отличие состоит в том, что она стремится обосновать эту идею без отказа от метафизики морали и от изначальной коллективности человеческого существования. И то, и другое приобретает в ней религиозно-мистические формы: основания морали усматриваются в божественном абсолюте, коллективность интерпретируется как соборность, общность.
В конце XX в. в европейской этике наметились две новые тенденции - переход к прикладной этике и переосмысление предмета этики с позиций постмодернистской философии.
Прикладная этика занимается моральными коллизиями в конкретных сферах общественной практики и существует как совокупность дисциплин - биоэтика, этика бизнеса, этика науки, политическая этика и др., которые стали составными элементами самих этих практик. Является дискуссионным вопрос о статусе прикладных этик, в частности о том, остаются ли они составной частью философской этики или превратились в частные дисциплины. Характер аргументации этико-прикладных исследований, прямо связанный с философскими образами человека и предполагающий предварительное решение вопросов, касающихся понимания морали, ее места в системе человеческих приоритетов, достоинства и прав человека, онтологических признаков личности и др., позволяет предположить, что прикладная этика является важной стадией процесса исторического развития самой морали. Ее можно интерпретировать как особого рода теоретизирование - теоретизирование в терминах жизни.
Постмодернистская философия с ее отказом от логоцентризма, деконструированием классических философских оппозиций, прежде всего оппозиции познающего субъекта и объективной реальности, со свойственным ей пафосом единичности, ситуативности, открытости имеет важное, до конца еще не выявленное значение для этики. Она разрушает превалировавший в философии просветительски-репрессивный образ этики как этики абстрактных принципов и всеобщих определений. Осмысленная в перспективе постмодернизма, этика сливается с живым моральным опытом в каждом ее индивидуальном проявлении, становится множественной, многоголосой, открытой. Прокламируемое преодоление границы между автором, читателем и текстом, в результате чего смысл сливается с выражением, а они вместе - с пониманием, приобретает высокую степень действенности именно применительно к морали, которая не прилагается к индивиду, а учреждается им самим. Постмодернизм можно интерпретировать как доведенную до конца антинормативистскую установку, которая стала ведущей в послегегелевской этике. Он исходит из убеждения, что нет морали, отделенной от индивида и вознесенной над ним.
7. ОСНОВНЫЕ ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
И НАПРАВЛЕНИЯ
Размышления о предмете этики в истории европейской этики концентрировались вокруг ряда альтернатив. Речь прежде всего шла о соотношениях:
теоретической и практической философии: ответы колебались от рассмотрения этики как специальной, производной от гносеологии и онтологии философской дисциплины (Декарт, Юм) или даже просто частной дисциплины (Дюркгейм, аналитическая философия) до философского панэтизма, усматривающего в этике основу и тайну всей духовной жизни (Эпикур, Швейцер);
счастья и добродетели: рассмотрение добродетели как средства и пути к счастью дает эпикурейско-эвдемонистическую традицию; рассмотрение счастья как следствия добродетели дает стоическую традицию;
разума и чувств в моральной мотивации: различные решения в крайних пределах кристаллизуются в этический интеллектуализм (Сократ, Кант) и этический сентиментализм (Шефтсбери, Хатчесон);
самоценности морали и ее эмпирической обусловленности: на этой основе возникли антитеза этического абсолютизма (стоики, Кант, Швейцер) и релятивизма (скептицизм, марксизм, Ницше, прагматизм, ситуативная этика);
индивидуальной и социальной этики: критерием различения является рассмотрение морали как способа самосовершенствования личности (Спиноза, Л.Н. Толстой) или формы упорядочения общественной жизни (французские просветители, Маркс);
этико-социального идеала и сверхморального идеала личности: расхождения связаны с вопросом о том, является ли возвышение добра над злом, добродетели над пороком пределом идеальных устремлений человека (Пелагий, В.С. Соловьев) или ему доступно желать прорыва по ту сторону добра и зла в надморальную реальность (Августин, Ницше).
Существенным своеобразием этики является ее нормативность. Отделяя этику как практическую философию от теоретической философии (физики, математики, учения о первопричинах), Аристотель имел в виду, что ее конечной задачей является производство ценностей, но не знаний. Она задает целеценностную основу человеческой деятельности, определяя, на что эта деятельность, в конечном счете, направлена и в чем состоит ее совершенство (добродетельность, добротность). Этику изучают не для того, чтобы знать, что такое добродетель (мораль), а для того, чтобы стать добродетельным (моральным). Этика имеет дело с практикой в той мере, в какой эта последняя зависит от разумно аргументируемого выбора самого человека.
Один из основных и специфических признаков классификации этико-философских систем - качественная определенность предлагаемых ими нормативных программ. По этому критерию выделяются: этика удовольствия (гедонизм); этика счастья (эвдемонизм); этика опрощения (кинизм); этика созерцания; этика долга; этика любви; этика сострадания; этика пользы (утилитаризм); этика героизма; этика сентиментализма; этика разумного эгоизма; этика ненасилия; этика благоговения перед жизнью и др. Нормативность этики нельзя путать с моральной проповедью, моралистикой, морализированием. Хотя этико-нормативные программы и не имеют достоинства научных выводов, они апеллируют к опыту и логике, вполне могут быть предметом рационального дискурса. Этим философская этика отличается от религиозной, которая возводит свои нормативные программы к Богу и связывает необходимость их выполнения с верой в него.
Современные дискуссии о своеобразии этики, ее месте в системе знаний восходят к XVIII в. Общие теоретико-методологические конструкции, предложенные, с одной стороны, Сократом - Платоном, а с другой - Аристотелем, взаимно заменяя или дополняя друг друга, считались вполне достаточными для решения нравственных проблем. В Новое время ситуация стала меняться; это связано с тем, что более строгим стало понятие науки и одновременно с этим потеряли свою очевидность, а в значительной мере и регулятивную действенность религиозно-мировоззренческие принципы. Началом переосмысления статуса этики стало маленькое замечание Д. Юма в "Трактате о человеческой природе" о том, что в этических суждениях происходит необоснованная замена обычно употребляемой в предложениях связки "есть" и "не есть" на "должно" и "не должно" (О морали. Ч. 1, гл. 1). Он поставил под сомнение законность этой процедуры.
Кант, отталкиваясь от безусловной необходимости как общепризнанного признака нравственности, пришел к выводу, что она тождественна чистой (доброй) воле и является сферой безусловного долженствования; нравственный закон не только не выводим из эмпирической реальности, но он и не требует опытного подтверждения и никогда не может получить такого подтверждения. Нравственный закон есть закон свободы, и такое понимание исключает понятие этики, которое отличалось бы от понятия морали (нравственности) и стояло над ним. Из этики Канта устраняется традиционное со времен античности учение о целях, она становится метафизикой нравственности и в этом качестве оказывается независимой не только от психологии, социологии, других наук о человеке и обществе, но и от собственной прикладной части, именуемой Кантом прикладной антропологией.
Следующим этапом на пути осуществляемого в Новое и Новейшее время переосмысления предмета этики явилась предпринятая в рамках позитивистско-аналитической традиции (Дж. Мур, А. Айер, P. Xeap и др.) попытка научной критики морали и отделения теоретической этики от этики нормативной. Было зафиксировано, что моральные суждения (суждения о ценностях) не выводятся из суждений о фактах. Следовательно, этика не имеет объективных оснований для предпочтения одних моральных суждений другим и формулирования определенного нормативного идеала; занимаясь этим, она деградирует до уровня идеологически двусмысленной моралистики. Поэтому предлагалось отличать систематизацию и концептуализацию морали от научно-теоретических размышлений над ней, т.е. нормативную этику от научной этики; первая включается в саму моральную практику, вторая входит в систему научного знания и может претендовать на истинность своих утверждений. Предметом научной (теоретической) этики при таком подходе становится анализ морального языка и критика на этой основе двусмысленности, неадекватности реально функционирующих в обществе моральных понятий и норм.
Переосмысление предмета этики происходило в контексте становления современных демократических обществ. Его можно интерпретировать как своеобразное обобщение и теоретическую санкцию двух процессов: отделения моральных добродетелей и норм поведения от их религиозно-мировоззренческих обоснований, в результате чего создается пространство продуктивного сотрудничества людей различных верований и убеждений; высвобождения различных сфер общественной жизни из-под жесткого диктата морали.
8. ЭТИКА И МОРАЛЬ. ИХ СООТНОШЕНИЕ
Вопрос о предмете этики не имеет окончательного решения. Это относится также к ее дисциплинарному статусу. Центральным при этом является вопрос о том, можно ли этику считать наукой. Ответ зависит и от того, что подразумевать под наукой. Понятие науки можно употреблять в расширительном смысле, имея в виду всякую логически аргументированную систему рассуждений, в том числе понимание индивидуального. При таком взгляде этика, конечно, является наукой. Но этику нельзя по родовой принадлежности относить к науке, если руководствоваться узкими и строгими критериями научности Нового и Новейшего времени. Почему?
Отношение науки и ее предмета является субъект-объектным. Наука исходит из того, что познаваемый ею предмет находится вне самой науки (познающего разума, субъекта). Более того, она познает свой предмет в той мере, в какой объективирует его. Наука и ее предмет совпадают по содержанию, но различаются по способу своего существования: наука существует в форме субъекта, ее предмет - в форме объекта. К примеру, закон инерции в том виде, в каком он сформулирован Ньютоном, и в том виде, в каком он обнаруживает себя в физических телах, суть один и тот же закон, разница между ними состоит в том, что в первом случае он существует идеально (в голове Ньютона, других людей, в учебниках физики), а во втором случае - реально, в самой природе. Мораль (и в этом ее особенность, выделенность из всех прочих явлений) не поддается объективированию. Она по определению означает субъектность человека, способность к разумному, индивидуально ответственному поведению в качестве обладающего свободной волей существа. Говоря по другому, сама субъектность человека как личности, ее способность быть причиной самого себя идентифицируется по признаку морали. И если рассматривать ее в качестве объекта, то непонятно, кто в этом случае может считаться субъектом. Познающий разум также не может выступать в этой роли, так как он уже является нравственным: истина и заблуждение суть ценностные категории, само их противопоставление основано на том, что первое отождествляется с добром (благом), а второе - со злом.
Аргументируя точку зрения, согласно которой этику нельзя считать наукой в том же смысле, в каком мы называем наукой физику или социологию, уместно привести такое соображение. Объективность науки обнаруживается в том, что она для всех одна. Этика различна в различных культурах и в этом смысле субъективна. Наука, например, не может быть христианской или мусульманской. А этика бывает и до настоящего времени остается религиозной, соответственно христианская этика отличается от мусульманской.
Этику по аналогии с интерпретацией философии как рефлексии над основаниями культуры (М.К. Мамардашвили, В.С. Степин) можно определить как рефлексию над моральными основаниями человеческого существования, понимая под рефлексией обращенность сознания на самого себя. Если мораль понимать как непосредственное сознание смысла жизни, впечатанное в язык самой жизни, то этика есть сознание сознания жизни, т.е. второй уровень сознания жизни.
Почему моральное сознание нуждается во вторичной рефлексии? Решающая причина состоит в том, что моральное сознание попадает в ситуацию, которую вслед за Кантом можно было бы назвать ситуацией двусмысленности притязаний. Речь идет о конфликте (кризисе) ценностей, когда мораль теряет очевидность, не может поддерживаться силой традиции, и люди, раздираемые противоречивыми мотивами, перестают понимать, что есть добро и что есть зло. Такое, как правило, происходит тогда, когда сталкиваются различные культуры и культурные эпохи, когда, например, новые поколения резко порывают с традиционными устоями и, говоря словами поэта, рвется связь времен. Чтобы найти общий язык друг с другом, люди вынуждены заново ответить на вопрос, что такое мораль, - обратиться к познающему разуму, чтобы с его помощью восстановить порвавшиеся нити общественной коммуникации, обосновать необходимость морали и дать новое ее понимание. Этика есть способ, каким мораль оправдывается перед разумом. Мораль, начиная с определенного этапа, должна получать у разума разрешение на то, чтобы считаться моралью, подобно тому, как достигший зрелости индивид получает паспорт, удостоверяющий его гражданские права.
По родовой принадлежности этика относится к философии, а в рамках философии ее особенность состоит в том, что она составляет ее нормативно-практическую часть.
Этика бывает также теологической (теономной). Теологическая этика возникает на базе религии и возводит мораль к Богу. В отличие от собственно философской этики, которая остается в пределах знания, теологическая этика не ограничивается в своих аргументах логикой и эмпирической достоверностью, хотя, разумеется, и стремится их максимально использовать. Она мистифицирует источники морали, прямо апеллируя к сверхъестественным причинам - чуду, откровению и т.п. Точно так же в нормативной части теологическая этика выходит за те пределы индивидуально-ответственного поведения, которые освещаются светом разума и удостоверяются очевидностью опыта, практикует действия, которые не поддаются рациональной интерпретации (типичный пример - молитва, знаковые обряды). Предметом нашего рассмотрения является философская этика.
Этика существенным образом связана с метафизикой. В этом прежде всего выражается ее философский характер. Мораль претендует на абсолютность, на то, чтобы быть последней ценностной опорой человеческого существования. Поэтому учение о морали всегда и неизбежно взаимоувязано с учением о бытии. В философских системах мораль или выводится из метафизики, или подменяет ее, сама возвышаясь до метафизических высот. В зависимости от этого этику можно подразделять на гетерономную и автономную. Гетерономные этические теории выводят мораль из иного (внеморального, надморального, сверхморального) основания - космоса, природы человека, общества. Соответственно они бывают космологическими, натуралистическими, социологическими. К ним же относятся теории, выводящие мораль из некой внечеловеческой идеи или иного потустороннего источника. Автономная этика исходит из того, что мораль содержит свои основания в себе - классическим ее примером является этика Канта, который, собственно, и предложил само разделение этических теорий на гетерономные и автономные.
Нормативность этики состоит в том, что она не только объясняет мораль, но и является в то же время ее составной частью. Этика не ограничивается производством знаний о морали, она соучаствует также в производстве моральных добродетелей, норм, идеалов. Призванная преодолеть ценностную разорванность общественного сознания, этика может сделать это в том только случае, если предложит новую, единую для всех моральную перспективу, т.е. если поднимет на более высокую ступень саму мораль. Одна из важнейших задач этики - разрешение тех моральных ситуаций, для разрешения которых требуется новое понимание морали.
Основной механизм практической действенности морали состоит в том, что она возводит в абсолют ("освящает") некие относительные нормы. Такое единство абсолютного и относительного является органичным, естественным до тех пор, пока эти нормы имеют первостепенную важность для той человеческой общности, в которой они приняты. Однако со временем они теряют в своем значении, превращаются в тормоз общественного развития. Становится очевидным, что их абсолютизация была иллюзорной. Встает задача их релятивирования. Основная нормативная функция этики состоит в том, чтобы снять "заклятие" с одних норм и "заколдовать" другие, чтобы расширить моральные горизонты общества и на место мнимо абсолютных норм предложить якобы действительно абсолютные. Рассмотрим схематично, как это происходило в европейском культурном регионе.
Нравственность возникла как тотемно-племенное сознание: пространство нравственности определялось принадлежностью к тотему, или, что одно и то же, человеческий кругозор замыкался границами племени. Племенная нравственность придавала абсолютный смысл разделению на "своих" и "чужих". Она была необходима для того, чтобы преодолеть биологический тупик и положить начало общественному бытию людей (см. об этом Бородай Ю.М. Секс, смерть, табу. М., 1996). Однако когда возникла потребность в сближении, соединении, переплавке племен, племенная нравственность стала тормозом. Это был первый фундаментальный ценностный кризис. Для его преодоления требовалось прорвать горизонт племенной ограниченности, что было достигнуто в рамках нового понимания морали как морали закона.
Какова была эта мораль, как она складывалась, можно узнать из Пятикнижия Моисея, где показано, как на основе идеи единого Бога и единых законов двенадцать разрозненных еврейских племен сплотились в единый народ. Со временем, однако, обнаружилось, что полноценная общественная жизнь не может ограничиться также границами одного народа. Потребовалось новое расширение нравственно-человеческого кругозора, позволявшее преодолеть духовную пропасть между иудеями и эллинами.
Этот шаг был сделан в учении Иисуса Христа, дополнившего идею Бога идеей бого-человека, а справедливость закона - справедливостью милосердной любви. Этика Иисуса тем отличается от этики Моисея, что в ней ближним считается не только представитель своего народа, а всякий верующий во Христа.
Историческое развитие привело общественные отношения к такой стадии, когда религиозно-нравственная санкция также оказалась для них узкой. Свидетельство тому - религиозные войны, поставившие под вопрос само существование европейской цивилизации. Выход был найден в новом понимании морали, связавшем самоценность личности с естественными законами и неотчуждаемыми правами. За этот кардинальный духовно-нравственный переворот человечество должно быть благодарно этике европейского Просвещения.
Мы видим, таким образом, что мораль, будучи предметом этики, находит в ней также свое продолжение и завершение. Начиная с определенного периода, она не может существовать вне этики. Этика возникает не только из научных, но и из моральных потребностей. Это относится не только к суммарным моральным потребностям больших человеческих обществ, но и к моральным потребностям личности. Человек также обращается к этике для того, чтобы преодолевать ситуации моральной раздвоенности или блокировать их возникновение, подобно тому как он обращается к врачам для того, чтобы лечить болезни или предупреждать их возникновение.
Раздел 1. ОСНОВНЫЕ МОРАЛЬНЫЕ ПОНЯТИЯ
И ВЕХИ ИСТОРИИ ЭТИКИ
Предложенный во введении обзор взглядов на предмет этики позволяет заключить, что понимание морали в истории философии отличалось многообразием подходов, теоретических концепций, нормативных программ. Этические учения и воззрения, разумеется, не могут не быть разнообразными, так как они передают историческое богатство нравственного опыта и связанных с ним усилий, достижений и неудач. Однако диапазон мнений в истории этики на первый взгляд кажется настолько большим, что может возникнуть сомнение в предметном единстве этики. В самом деле, идет ли речь об одном и том же, например, у киников и киренаиков, первые из которых связывали нравственное достоинство жизни с отказом от удовольствий, а вторые с их воинствующим торжеством? Или у Канта, видевшего специфику морали в абсолютной необходимости ее закона, и представителей постмодернистских настроений, отрицающих саму общезначимость и императивность морали?
Философские размышления о морали вырастают из конфликта ценностей, они начались с констатации того, что установления культуры (нравы, обычаи, законы) субъективны, изменчивы, что они расходятся между собой до опасных пределов, становясь источником раздоров в обществе. Целью этих размышлений было найти общезначимую основу, позволяющую преодолеть хаос нравов, обычаев и связанных с ними конфликтов (еще Гераклит говорил, что должно "крепко опираться на общее для всех", а "своеволие надо гасить пуще пожара"1). Философия, однако, не выработала единого взгляда на мораль, обладающего бесспорной, логически обязывающей силой. Она не смогла также повлиять на плюрализм общественных нравов, разве что способствовала тому, чтобы признать его в качестве нормы.
Этот, по видимости, негативный итог этики в действительности является важным позитивным знанием. Дело не в том, что философия не может познать природу морали. Просто своеобразие морали и ее особая роль в культуре связаны с потенциально неисчерпаемой многозначностью ее содержания. Без этого она не была бы тем, чем она на самом деле является - синонимом гуманности, последней и высшей апелляционной инстанцией в человеческих делах. Выражаясь парадоксально, мораль по определению должна быть до такой степени неопределенной, чтобы на нее мог опираться всякий, кто готов и способен судить себя и мир судом разума. Среди целей человеческой деятельности моральные цели являются одними из самых общих, абстрактных.
Единство этики связано не только с содержанием обосновываемых ею определений, норм, идеалов. Оно задается также теми формами (схемами, фигурами) поведения и человеческих взаимоотношений, которые организуют, упорядочивают живой нравственный опыт. Речь идет о наиболее общих категориях (понятиях), играющих в поведении приблизительно такую же роль, какую играют логические формы в мышлении. Это - счастье, добродетель, добро и зло, совесть, справедливость и др. Как логика задает рамки правильного мышления, так и этика представляет собой наиболее общий канон правильного поведения. Логическая правильность мысли является условием истинности познания, хотя она сама по себе, разумеется, не гарантирует истинности тех или иных конкретных высказываний. Точно так же категории морали не обеспечивают правильности тех решений и действий, которые с их помощью санкционируются, но без них невозможна сама установка на правильный выбор.
Предмет этики и ее задачи понимаются неодинаково разными мыслителями и философскими школами, тем не менее его редко путают с предметом других наук. Предметная область этики закрепляется в моральном словаре, особых понятиях, которые могут употребляться и вне сферы этического, имеют широкое культурное значение, но их истинное содержание и смысл раскрываются именно в этике. Добро и зло, совесть и стыд, добродетели, счастье, долг, справедливость - это и научные понятия, концептуальное достояние этики, и внетеоретические нравственные идеи и принципы. Они характеризуют и научный аппарат этики, и ее предметную область.
Предметное единство этических учений, рассмотренное в богатстве различных, доходящих до полярности вариантов, коррелирует с характером морального единства общества в его предельном выражении. К примеру, в этических учениях мы находим различные принципы справедливости: от примитивной уравнительности до воинствующего аристократизма. Этическими их делает не содержательное сходство, которое часто просто отсутствует, а то обстоятельство, что они являются принципами справедливости - задают некую единую для всего общества схему деятельности, претендующую на рационально аргументированное обоснование. Схема справедливости еще не есть справедливость, это лишь ее начало, которое получает продолжение в живой деятельности живых людей, в их экономических, политических, юридических и других отношениях. Разграничение схемы (формы, канона) поведения и его содержания, общих рамок деятельности и ее конкретных целей имеет исключительно важное значение для понимания моральных механизмов культуры. Отдельные люди, социальные группы и народы могут иметь разные представления о справедливости, которые нередко становятся источником и оправданием непримиримых конфликтов между ними. Однако даже при таком крайнем варианте у них остается то общее, что они стремятся легитимировать свои действия в терминах справедливости. Благодаря этому они остаются в пространстве морали, даже в своей бесчеловечности сохраняют человеческий облик.
В этом разделе мы рассмотрим важнейшие понятия, образующие предметное единство этики и морали. Это будет сделано на примере и материале тех классических философских произведений, в которых они получили наиболее глубокое и цельное обобщение. Такой способ изложения позволяет познакомиться и с важнейшими текстами, составляющими вехи в истории европейской этики, и с основными понятиями морали. Разумеется, ни набор текстов, ни набор понятий не являются исчерпывающими, однако они являются достаточными для того, чтобы получить пусть самое общее, но систематическое представление и о том, и о другом.
1.1. СЧАСТЬЕ И ДОБРОДЕТЕЛЬ;
АРИСТОТЕЛЬ. "НИКОМАХОВА ЭТИКА"
Этические учения античности, средневековья, в значительной мере и Нового времени исходили из образа человека, основным стремлением которого является стремление к счастью. В этом общем смысле все они были эвдемонистическими (от греческого eudaimonia - счастье). Различия между ними начинались при конкретизации того, что такое счастье и как оно достигается. Одни считали, что человек достигает счастливого состояния непосредственно - в той мере, в какой он руководствуется своим желанием счастья и старается наиболее полно его удовлетворить. По мнению других, ни в понимании счастья, ни в стремлении к нему нельзя руководствоваться непосредственными ощущениями, путь к счастью может даже предполагать отказ от них. Так в этике возникли две уже упоминавшиеся полярные теоретические традиции, которые по имени их наиболее ярких античных представителей получили наименование эпикурейской и стоической. Из них эвдемонистической принято именовать только первую - эпикурейскую - традицию а этике. Здесь речь идет об эвдемонизме в узком, специальном смысле слова. Не ставя под сомнение адекватность такого обозначения, следует отметить, что противоположная - стоическая - традиция вовсе не является антиэвдемонистической. Она также признает первичность и существенность желания счастья, но при этом полагает, что в действительности счастьем является нечто иное, чем обычно принято считать счастье.
Следует, таким образом, различать эвдемонизм в широком смысле слова как некую исходно-аксиоматическую установку этической теории и эвдемонизм в узком смысле слова как особую этическую традицию. Это различение, в частности выделение эвдемонизма в широком смысле слова, важно для осмысления основополагающего значения категории счастья в системе моральных понятий.
Счастье - фундаментальная категория человеческого бытия. В известном смысле самого человека можно определить как существо, предназначение которого состоит в том, чтобы быть счастливым. "Человек рожден для счастья, как птица для полета", - гласит русская пословица. Понятием счастья в самом общем виде обозначается наиболее полное воплощение человеческого предназначения в индивидуальных судьбах. Счастливой обычно именуется жизнь, состоявшаяся во всей полноте желаний и возможностей. Это - удавшаяся жизнь, гармоничное сочетание всех ее проявлений, обладание наилучшими и наибольшими благами, устойчивое состояние эмоционального подъема, радости.
Счастье как реальное явление и как предмет анализа трудно идентифицировать. Это обусловлено тем, что оно является своего рода интегралом человеческой жизни, связано со всеми ее сколько-нибудь существенными аспектами и проявлениями. В эмпирическом аспекте счастье неисчерпаемо, его нельзя рассчитать. В логическом аспекте оно бессодержательно; желающий установить общие определения и правила счастья вынужден будет повторить за Козьмой Прутковым: "Хочешь быть счастливым, будь им". Анализ жизненных контекстов, которые фиксируются в терминах счастья, и теоретических размышлений по этому вопросу показывает: счастье обнаруживается в напряжениях, возникающих в процессе взаимодействия различных силовых линий жизни и ставящих человека перед сложнейшими дилеммами. По крайней мере, три из них имеют существенный и универсальный характер.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |