была именно только заря — до полного торжества христианства на Руси было
еще очень далеко. При Владимире крещены были Киев, Новгород и некоторые другие крупные центры, но язычество не было искоренено, оно только
отступило перед новой религией. Еще в 70-х гг. XI века, как нам хорошо
известно из летописей, язычество было очень сильно в Новгороде и волхвам
ничего не стоило увлечь за собой все население города. Ростовская земля,
кажется, вообще не была крещена ни первым тамошним князем Ярославом
Мудрым, ни его братом Борисом. Только в 60—70-е гг. XI века епископ Леонтий попытался крестить местных жителей, но в конце концов принял мученическую смерть во время одного из восстаний. Из Жития другого подвижни
ВЛАДИМИР СВЯТОЙ 23
ка — преподобного Авраамия, жившего в начале XII века, мы узнаем, что при
нем в Ростове совершенно открыто стоял каменный идол Велеса, которому
поклонялись местные язычники. Не лучше обстояло дело с христианской проповедью в Муроме. Отправившийся сюда княжить младший сын Владимира
Глеб не смог побороть упорного язычества местных жителей и вынужден был
даже поселиться вне града. Только в XII веке при князе Константине христианство наконец получило в Муроме прочное основание. Вплоть до XII века
упорно противились крещению вятичи. Настоящим заповедником язычества
до самого татарского нашествия оставался район Приднестровья. На реке Збруч,
левом притоке Днестра, археологи открыли многочисленные языческие святилища, которые совершенно открыто существовали здесь в продолжение всего
киевского периода русской истории. Тут беспрепятственно совершались языческие обряды, приносились жертвы (в том числе и человеческие), проживали
жрецы-волхвы и поддерживался негасимый священный огонь. Многочисленные языческие капища XI—XII веков открыты на Волыни, Смоленщине, Псковщине. Археологические данные подтверждаются и многочисленными литературными свидетельствами. До нас дошло большое количество древнерусских
поучений против язычества, из которых видно, что в XI—XIII веках среди
населения сохранялись многочисленные языческие обычаи. Еще долго после
крещения Руси здесь по-язычески хоронили умерших и по-язычески заключали браки (в 80-е гг. XI века киевский митрополит Иоанн сетовал на то, что
в церквах венчаются одни лишь князья да бояре, «простые же люди жен своих, словно наложниц, поймают, с плясанием, и гуденьем, и плесканьем»).
Можно сказать, что до конца язычество так и не было побеждено: оно сохранилось в многочисленных поверьях, суевериях и обрядах, в народной демонологии и в самом мироощущении русского народа.
Прочнее и быстрее всего утвердилось христианство в столице. Вскоре после крещения, призвав греческих мастеров, Владимир повелел им строить церковь Пресвятой Богородицы и даровал ей в 996 г. десятую часть от всех своих
богатств. Вскоре Владимиру пришлось биться с печенегами. Потерпев поражение и спасаясь от погони, Владимир спрятался под мостом вблизи Василева
и так спасся. В память об этом Владимир поставил в Василеве другую церковь
во имя Преображения Господня и устроил по этому случаю великий пир.
Созвано было на него, кроме бояр, посадников и старейшин, еще много простых людей из разных городов. Отпраздновав восемь дней, князь приехал в
Киев и здесь еще устроил великое празднование, созвав бесчисленное множество народа. И так отныне стал Владимир поступать постоянно, собирая по
праздникам в своем дворце чуть не весь город. Щедростью своею, по словам
летописца, Владимир старался превзойти самого Соломона. Так, повелел он
всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать все, что надобно: питье, и пищу, и деньги. А для больных, которые сами не могли ходить,
повелел нагружать разной снедью телеги и развозить еду по городу, чтобы
оделять всех желающих.
Из других государственных дел важнейшими для князя были обустройство
Русской земли и борьба с внешними врагами. От шести жен у Владимира
было 12 сыновей, и всех их он рассадил по русским городам, дав каждому свой
Удел. Сам он сидел в Киеве и вел постоянную войну с печенегами. Как раз в
это время кочевники превратились в настоящее бедствие для Руси. Располо-„
женный на самой окраине степи Киев со всех сторон был открыт для набегов,!
так что большая орда, прорвавшаяся через русскую границу, уже через день]
могла оказаться под стенами столицы. Владимир хорошо помнил, как еще|
ребенком с братьями Ярополком, Олегом и бабкой Ольгой выдержал тяжелую |
осаду от печенегов в Киеве. Для предотвращения опасности нужны были кар-!
динальные меры, и Владимир со всей энергией взялся за укрепление погра-1
ничных рубежей. По словам летописца, он сказал киевлянам: «Нехорошо, что|
мало городов около Киева». И стал ставить города по Десне, и по Остру, и по1
Трубежу, и по Суде, и по Стугне. Все эти реки — притоки Днепра, плотным
кольцом окружавшие Киев с юга, востока и запада. В устье Суды был основан
Воинь, на Трубеже — Переяславская крепость (сам город Переяславль, видимо, существовал еще до Владимира; по крайней мере, он упомянут в договорах Олега с Византией). На Стугне были построены Василев, Тумащ и Треполь. За Стугной, у брода через Днепр — Витичев. Базой всех этих крепостей
стал Белгород. Южного населения не хватало. Потому, набрав лучших мужей
от новгородских словен, кривичей, чуди, вятичей, князь населил ими вновь
основанные города. К концу его правления южные пределы государства оказались надежно прикрыты многочисленными укреплениями. Крепости соединялись между собой мощными земляными валами. Немецкий миссионер
Бруно, проехавший в 1006 г. через земли Руси, писал, что «крепчайшая и
длиннейшая ограда», которой Владимир «из-за кочующего врага... укрепил со
всех сторон свое царство», соединяла «холмы», возвышавшиеся над местностью. В «ограде» были устроены ворота.
Дружину свою князь любил и лелеял. Каждое воскресение устраивал он во
дворце и в гриднице пир, разрешив приходить на него всем боярам, гридням,
соцким, десяцким и вообще «лучшим мужам», и бывало на этих пирах в изобилии всяких яств. Когда услышал Владимир, что гридни корят его за прижимистость, то повелел выковать каждому дружиннику серебряную ложку, говоря: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиной добуду серебро
и золото, как дед мой и отец с дружиной доискались золота и серебра». Так
любил Владимир дружину и всегда совещался с ней об устройстве страны и о
войне, и о законах; и была ему всегда удача во всем. Только перед самой
смертью начались у него раздоры с сыновьями. Своего сына (точнее, пасынка) туровского князя Святополка за то, что тот готовил против него заговор,
Владимир заключил в Вышгороде, где тот и прожил до самой его смерти В
1014 г. возмутился против отца другой его старший сын, новгородский князь
Ярослав. Владимир хотел идти на него войной, но разболелся. От этого недуга
ему уже не суждено было оправиться.
О кончине князя летописец сообщает следующее. В 1015 г. пошли на Русь
войной печенеги. Владимир, уже больной, послал против них своего любимого
сына Бориса со своей дружиной, а сам разболелся еще сильнее и умер 15 июля
в своем селе Берестове. Перед кончиной Владимир «каялся и оплакивал все то,
что совершил в язычестве, не зная Бога» и молился такими словами: «Господи
Боже мой, не познал я тебя, но помиловал ты меня и святым крещением просветил меня... Господи Боже мой, помилуй меня. Если хочешь меня казнить и
мучить за грехи мои, казни сам, Господи, не предавай меня бесам!» «И так
АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ 25
молясь, — пишет Иаков, — предал Владимир свою душу с миром ангелам
Господним». Смерть его, по приказу Святополка, хотели утаить от народа:
ночью слуги последнего разобрали помост между двумя клетями, завернули
тело Владимира в ковер и опустили на землю. Затем, возложив его на сани,
отвезли в Киев и поставили в церкви святой Богородицы. Народ, однако,
прознал о смерти князя. «И сошлись люди без числа, — пишет летописец, —
и плакали о нем: бояре, как о заступнике страны, бедные же, как о своем
заступнике. И положили Владимира в мраморный гроб, и похоронили его с
плачем».
АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ
Князь Андрей Боголюбский — фигура очень символичная, стоящая на переломе двух эпох — Руси Киевской и России Московской. Главное значение его
деятельности состоит в том, что при нем,
и во многом благодаря ему, впервые
оформились и ярко обозначились важнейшие самобытные черты северо-восточной окраины Руси: ее великорусского быта, ее духовной культуры и ее государственного устройства. Этот князь положил начало новой политике, новой
организации власти и самому характеру
владимирских и московских князей, этих
знаменитых в наших летописях «северных самовластцев», трудами и потом которых была в конце концов собрана распавшаяся на уделы Русь. Таким образом,
князь Андрей стоит как бы в самом начале очень важного в русской истории и
во многом символичного процесса «перетекания» общегосударственного центра из южных пределов страны в северные. Наши источники, к сожалению, не
отражают всех деталей этого любопытного явления, но причины его для нас
понятны и легко объяснимы.
На протяжении четырех веков центром Руси был Киев. Вокруг этого города и прилегающих к нему земель вращалась вся русская история: здесь были
самые крупные и многолюдные города, здесь находились владения наиболее
могущественных князей, здесь сосредотачивалась главная часть населения и
национальных богатств страны. Благодатный климат, плодородные земли,
близость торговых путей — все, казалось, способствовало росту и процветанию этого города. Но, к несчастью, случилось обратное — именно эти обстоятельства оказались для него губительными. После того как единая Русь распалась на отдельные волости и была поделена между потомками Владимира
Святого, жители Приднепровья не знали ни минуты покоя — усобные войны
князей, отстаивавших и отбивавших друг у друга 'желанный киевский стол,
ежегодные набеги половцев, постоянные грабежи и разорительные походы
постепенно привели к развалу торговли, упадку благоденствия и оттоку населения. Речная полоса по среднему Днепру и его притокам в XII веке начинает
постепенно пустеть.
Но в то время как Киевская Русь переживала медленный упадок и постепенное запустение, совершенно обратные процессы происходили в ее северовосточных пределах — за рекой Угрой, в междуречье Оки и Верхней Волги.
Эти земли, заселенные в древности славянами-вятичами и финским племенем меря, на протяжении нескольких веков считались на Руси чуть ли не
синонимом дикости и глухости. И в самом деле, к северу от верхней Оки и
Десны тянулись в то время дремучие непроходимые леса, известные в наших
сказаниях под именем Брынских. Именно в них жил Соловей-разбойник и
именно через них наш былинный герой Илья Муромец налаживал «дорогу
прямоезжею», что в те времена считалось немалым подвигом. Князья не рисковали подражать удалому богатырю и объезжали «вятскую землю» стороной.
Добираясь, к примеру, из Мурома в Киев, они плыли до верховьев Волги,
потом ехали посуху до Смоленска и спускались вниз по Днепру. Только Владимир Мономах, отважный воин и неутомимый ездок, на своем веку изъездивший всю русскую землю, осмелился однажды проехать из Киева в Ростов
напрямик «сквозь вятичей», о чем не без гордости упомянул в своем Поучении.
Ростово-Суздальская земля лежала за этими дремучими лесами и называлась в старину Залесской. Издревле здесь существовал только один крупный
центр — Ростов. При Владимире Святом и его сыне Ярославе Мудром появились еще два больших города: Суздаль и Ярославль. Однако подлинный расцвет этой окраинной земли начался при отце Андрея Боголюбского Юрии
Долгоруком. Он был первым в непрерывном ряду князей Ростовской области,
которая при нем только и обособилась в отдельную волость: до того времени
это глухое захолустье служило прибавкой к южной Переяславской волости.
Одни за другим при Юрии вырастают новые города: Москва, Юрьев-Польский,
Переяславль Залесский, Дмитров, Городец на Волге, Кострома, Стародуб на
Клязьме, Галич Мерский, Звенигород, Владимир на Клязьме, Тверь и другие,
что указывает на усиленную колонизацию и все возрастающий приток жителей. Это постоянно пребывающее с юга население положило начало великоросской или собственно русской народности. Ростовские князья хорошо понимали, какие важные выгоды сулит им такое положение вещей и оказывали
переселенцам всяческое содействие: брали их под свое покровительство, помогали с обустройством и налаживанием новой жизни. Сам Андрей говорил о
себе, что он «всю Белую (Суздальскую) Русь городами и селами великими
населил и многолюдной учинил».
Отношения между пришлым населением и северными князьями были совсем не те, что на юге. Если в Приднепровской стороне главные города выросли из племенных центров, имели свою сильную аристократию и вечевое
устройство, часто переходили из рук одного князя под управление другого (то
есть поневоле должны были иметь свои интересы, очень часто несовпадаю
АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ 27
щие с княжескими), то совсем другая картина наблюдается на севере. Пришлое население не могло иметь родовой организации, старые племенные отношения между большинством жителей были навсегда разорваны. Притом
все города были построены и населены князьями, которые не переменялись,
а были на протяжении многих лет одни и те же. Могли ли в этих условиях
горожане противиться княжеской воле? И действительно, в XII веке мы видим на северо-востоке только два города — Ростов и Суздаль, — имеющие
сильную аристократию и сложившееся вечевое устройство. Жители других
городов считали себя людьми князя и во всем были послушны его воле. В
этом видят главную причину того, что княжеская власть в Ростовской земле
была гораздо крепче и тверже, чем на юге, и при известных обстоятельствах
могла легко сделаться самовластной.
Считается, что Андрей родился где-то около 1111 г. По своим привычкам
и воспитанию это был настоящий северный князь. Когда он подрос, отец дал
ему в управление Владимир на Клязьме, маленький, недавно возникший суздальский пригород, и там Андрей прокняжил далеко за тридцать лет своей
жизни, ни разу не побывав в Киеве. Только в середине 40-х гг., когда Юрий
начал борьбу за киевский стол и ввязался в бесконечную войну с южными
князьями, Андрей поневоле провел в Приднепровье несколько лет, участвуя
во всех отцовских походах. Захватив наконец киевский стол, Юрий посадил
Андрея у себя под рукой в Вышгороде. Но Андрею не жилось там. Не спросившись отца, он в 1150 г. тихонько ушел на свой родной суздальский север.
Летописец так объяснял этот поступок Андрея: «Смущался князь Андрей, видя
настроение своей братии, племянников и всех сродников своих: вечно они в
мятеже, в волнении, все добиваясь великого княжения киевского, ни у кого
из них ни с кем мира нет, и оттого все княжения запустели, а со стороны
Степи все половцы выпленили; скорбел об этом много князь Андрей в тайне
своего сердца и, не сказавши отцу, решился тайно уйти к себе в Ростов и
Суздаль — там-де поспокойнее».
Уезжая, князь захватил из Вышгорода чудотворную икону Божьей Матери,
которая стала потом главной святыней Суздальской земли под именем Владимирской. Как гласит легенда, путь иконы на север сопровождался многими
чудесами, а неподалеку от Владимира кони под иконой вдруг встали. Князь
велел здесь заночевать. Ночью Божья Матерь явилась ему во сне и запретила
вести икону в Ростов, как он прежде собирался (или делал вид, что собирался), но приказала оставить ее во Владимире. Андрей так и поступил, а на месте
видения основал село, названное Боголюбовым. Позже он построил там богатую каменную церковь Рождества Богородицы и терем. С тех пор Боголюбове
сделалось его любимым местопребыванием.
В мае 1157 г. Юрий Долгорукий умер в Киеве. Андрей принял власть в
Суздале и Ростове, но не поехал в эти старые города, а сделал своим стольным
городом Владимир. Этот прежде незначительный молодой городок он украсил
великолепными сооружениями, придавшими ему невиданную на северо-востоке Руси пышность Кроме церкви Успения, возбуждавшей удивление современников блеском иконостаса, стенной живописью и обильной позолотой, он
построил во Владимире Спасский и Вознесенский монастыри, церковь По
крова при устье Нерли и много других каменных церквей в разных частях
своей волости. Город Владимир он расширил и превратил в неприступную
крепость, соорудил к нему золотые ворота, а другие отделал серебром; он
наполнил его, по замечанию одного летописного свода, купцами хитрыми,
ремесленниками и рукодельниками всякими. Благодаря этому пригород Владимир вскоре превзошел богатством, благолепием и населенностью оба старших города волости.
Во всех этих начинаниях было много искреннего благочестия и любви к
родному городу. Вообще, Андрей был очень набожен, и его часто можно было
видеть в храме на молитве со слезами умиления на глазах Нередко по ночам
он один входил в церковь, сам зажигал свечи и долго молился перед образом.
Однако в остальном Боголюбский оставался суровым и своевольным хозяином, который всегда поступал по-своему, а не по старине и не по обычаю. В
методах его правления было много нового, прежде на Руси невиданного. Так,
со своими братьями Андрей обошелся как истый самовластец: никому из них
он не дал волости в Суздальской земле, а в 1162 г. вовсе выгнал из княжества
свою мачеху, греческую царевну Ольгу, вторую жену Юрьеву, вместе с ее
детьми Мстиславом, Васильком и восьмилетним Всеволодом (будущим его
преемником Всеволодом Большое Гнездо), потом удалил и племянников —
двух сыновей своего старшего брата Ростислава Юрьевича. Точно так же не
любил Андрей старшей отцовской дружины. Многих Юрьевых бояр он выгнал, других заключил в темницу. А с остальными жил не по-товарищески и не
объявлял им своих дум, к чему привыкли бояре старой Руси.
При Андрее Северо-Восточная Русь начала оказывать все более возрастающее влияние на жизнь всех окружающих земель. В 1164 г. Андрей с сыном
Изяславом, братом Ярославом и муромским князем Юрием удачно воевал с
камскими болгарами, перебил у них много народу и взял знамена. Князь болгарский с малой дружиной едва успел убежать в Великий город. После этой
победы Андрей взял славный город болгарский Бряхимов и пожег три других
города. Но главной и постоянной целью Андрея было унизить значение Киева, лишить его древнего старшинства над русскими городами и перенести это
старшинство на Владимир, а вместе с тем подчинить себе вольный и богатый
Новгород. Он добивался того, чтобы по своему желанию отдавать эти два
важных города с их землями в княжение тем из князей, которых он захочет
посадить и которые, в благодарность за это, будут признавать его старейшинство.
Однако чрезмерная крутость помешала ему достичь желаемого. В 1158 г
Андрей послал сказать новгородцам: «Будь вам ведомо' хочу искать Новгорода и добром и лихом». Новгородцы смутились и на первый раз уступили
требованию — прогнали от себя правившего тогда князя Святослава, а на
его место взяли от Андрея его племянника Мстислава Ростиславича Но потом Андрей вдруг переменил свое решение, отозвал Мстислава и велел новгородцам взять обратно Святослава. С немалой досадой новгородцы согласились опять на Святослава, но мира с этим князем у них быть не могло
Споры и бурные веча переросли в настоящую войну. Святослав, изгнанный
из Новгорода, пожег Новый Торг и Луки Новгородцы несколько раз просили Андрея сменить князя, но он неизменно отвечал: «Нет вам другого князя,
АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ 29
кроме Святослава». Упорство Андрееве наконец ожесточило новгородцев:
они перебили в 1168 г. приятелей Святославовых и взяли себе в князья Романа Мстиславича, сына правившего в Киеве Мстислава Изяславича. Это
было знаком открытого неповиновения, и зимой 1169 г. владимирский князь
отправил на Новгород огромное войско под командой своего сына Мстислава. Страшно опустошив окрестности Новгорода, рать Андреева должна была
отступить без успеха. Однако и в Новгороде после опустошения начался
голод. Подвоза хлеба не было ниоткуда, и горожане сдались, показали Роману путь и послали к Андрею за миром и князем. Андрей направил к ним
Рюрика Ростиславича, а после того как поссорился с Ростиславичами, сына
Юрия.
Сходным образом складывались отношения с Киевом. В 1168 г. в Киеве
сел старый враг Андреев Мстислав Изяславич. Андрей ждал только повода,
чтобы начать против него войну, и повод вскоре нашелся — в том же году,
как уже говорилось, Мстислав вопреки воле Андреевой посадил в Новгороде
сына Романа. Тогда Андрей отправил на юг сына Мстислава с ростовцами,
владимирцами и суздальцами. После трехдневной осады войско ворвалось в
Киев и впервые в истории взяло его на щит: два дня победители грабили
город, не было никому и ничему помилования; церкви жгли, жителей —
одних били, других вязали, жен разлучали с мужьями и вели в плен, церкви
все были пограблены; союзные Андрею половцы зажгли было и монастырь
Печерский, но монахам удалось потушить пожар; были в Киеве тогда, говорит летописец, на всех людях стон и тоска, печаль неутешная и слезы непрестанные. Андрей достиг своей цели. Древний Киев потерял свое вековое
старейшинство. Некогда город богатый, заслуживавший от посещавших его
иностранцев название второго Константинополя, он уже и прежде постепенно утрачивал свой блеск от междоусобий, а теперь был ограблен, сожжен, лишен значительного числа жителей, перебитых или отведенных в
неволю, поруган и посрамлен. Андрей посадил в нем своего брата Глеба с
намерением и наперед сажать там такого князя, какого ему угодно будет дать
Киеву.
По смерти Глеба в 1171 г. Боголюбский отправил в Киев своего союзника
Романа Ростиславича из рода Смоленских князей. Ростислав и его братья
сначала во всем слушались Андрея, но вскоре их отношения стали портиться,
так как сносить высокомерие самовластного северного владыки южным князьям не было никакой возможности. Андрей попробовал прогнать Ростиславичей, а когда те его не послушались, двинул против Киева новую рать. По его
приказу собрались ростовцы, суздальцы, владимирцы, переславцы, белозерцы, муромцы, новгородцы и рязанцы. Андрей счел их и нашел 50 000 человек.
Во главе этой огромной армии он поставил сына Юрия. По пути на юг к
войску присоединилось еще много князей, всего их набралось более двадцати.
Впервые за много лет под одними знаменами собрались полоцкие, туровские,
пинские, городненские, рязанские, черниговские, северские, смоленские,
переяславские князья. Но этот грандиозный поход, как и тот, что был затеян
в предыдущем году против Новгорода, закончился ничем Девять недель войско стояло против Вышгорода, где засел самый деятельный из врагов Андреевых, Мстислав Ростиславич, но так и не смогло его взять. А едва к Киеву
зо
подступил союзник Ростиславичей Ярослав Изяславич Луцкий, все оно в беспорядке вдруг бросилось бежать. Мстислав из Вышгорода гнался за осаждавшими, многих перебил и пленил. «Так-то, — говорит летописец, — князь
Андрей какой был умник во всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием». И в самом деле, современники хорошо видели, что неудачи Андрея под
Новгородом и Киевом произошли не из-за недостатка материальных средств,
а из-за упрямого нежелания вести гибкую политику. При всем своем уме и
изворотливости Андрей не установил ничего прочного в южных русских землях.
Непреклонная суровость Андрея во всех вызывала трепет и ненависть.
Наконец, деспотизм его сделался совершенно невыносимым, так что собственные бояре и домашние слуги должны были составить против него заговор. Рассказ об этом трагическом и тягостном событии сохранился в виде
отдельной повести. Однажды, по словам ее автора, Боголюбский казнил смертью одного из ближайших родственников своих по жене, боярина Кучковича. Тогда брат казненного Яким вместе с зятем своим Петром и некоторыми
другими слугами княжескими решился злодейством освободиться от старого
господина. К заговору вскоре пристали домашние слуги князя — яс, именем
Анбал, и еще какой-то иноземец по имени Ефрем Моизич. Всего же заговорщиков было двадцать человек; они говорили: «Нынче казнил он Кучковича, а завтра казнит и нас, так помыслим об этом князе!» Кроме злобы и
опасения за свою участь заговорщиков побуждала и зависть к любимцу Андрееву, какому-то Прокопию. 28 июня 1174 г., в пятницу, в обеденную пору,
в селе Боголюбове, где обыкновенно жил Андрей, они собрались в доме
Кучкова зятя Петра и порешили убить князя на другой день, 29-го числа,
ночью.
В условленный час заговорщики вооружились и пошли к Андреевой спальне,
но ужас напал на них, они бросились бежать из сеней, зашли в погреб, напились вина и, ободрившись им, пошли опять на сени. Подошедши к дверям
спальни, один из них начал звать князя: «Господин! Господин!» — чтоб узнать, тут ли Андрей Тот, услышав голос, закричал: «Кто там?» Ему отвечали
«Прокопий». «Мальчик, — сказал тогда Андрей спавшему в его комнате слуге, ~ ведь это не Прокопий?» Между тем убийцы, услыхавши Андреев голос,
начали стучать в двери и выломали их. Андрей вскочил, хотел схватить меч,
который был всегда при нем, но меча не было. Ключник Анбал украл его днем
из спальни. В это время, когда Андрей искал меч, двое убийц вскочили в
спальню и бросились на него, но Андрей был силен и уже успел одного повалить, как вбежали остальные и, не различив сперва впотьмах, ранили своего,
который лежал на полу, потом бросились на Андрея, тот долго отбивался,
несмотря на то, что со всех сторон секли его мечами, саблями, кололи копьями. «Нечестивцы, — кричал он им. — Зачем хотите сделать то же, что Горясер (убийца святого Глеба)? Какое я вам зло сделал9 Если прольете кровь мою
на земле, то Бог отметит вам за мой хлеб». Наконец, Андрей упал под ударами; убийцы, думая, что дело кончено, взяли своего раненого и пошли вон из
спальни, дрожа всем телом, но как скоро они вышли, Андрей поднялся на
ноги и пошел под сени, громко стеная, убийцы услыхали стоны и возвратились назад, один из них говорил: «Я сам видел, как князь сошел с сеней» «Ну
ИВАН КАЛИТА 31
так пойдемте искать его», — отвечали другие, войдя в спальню и видя, что его
тут нет, начали говорить: «Погибли мы теперь! Станем искать поскорее» Зажгли свечи и нашли князя по кровавому следу. Андрей сидел за лестничным
столпом; на этот раз борьба не могла быть продолжительной: Петр отсек князю руку, другие прикончили его.
ИВАН КАЛИТА
XIII и XIV столетия — первые века
татарского ига — были едва ли не самыми тяжелыми в русской истории. Татарское нашествие сопровождалось страшным опустошением страны. Старинные
приднепровские области Руси, некогда
столь густо заселенные, надолго превратились в пустыню со скудными остатками прежнего населения Большая часть
народа была либо перебита, либо уведена в плен татарами, и путешественники,
проезжавшие через Киевскую область,
видели лишь бесчисленное количество
человеческих костей и черепов, разбросанных по полям. Сам Киев после разгрома 1240 г. превратился в ничтожный
городок, в котором едва насчитывалось
200 домов В таком запустении эта земля
оставалась до половины XV столетия.
Северо-Восточная Русь, хотя пострадала от нападения ничуть не меньше,
сумела оправиться от него гораздо скорее. Даже в самое темное лихолетье
жизнь не замирала тут ни на мгновение. Одним из важных последствий татарского нашествия стало быстрое дробление прежде единой Владимиро-Суздальской волости. Еще после смерти Всеволода Большое Гнездо (младшего
брата Андрея Боголюбского) она распалась на пять удельных княжеств. Владимирское, Ростовское, Переяславское, Юрьев-Польское и Стародубское. При
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |