Ленуар продолжал рассказ, и сейчас в голосе его звучало нечто вроде сочувствия и, во всяком случае, уважение:
— Артюр Шимо, отец Наполеона, прекрасно знал Амазонию. Он был одним из главных актеров на политической сцене в северных штатах Бразилии, и ему была обеспечена поддержка многих: от золотодобытчиков, владельцев золотых рудников, до главных противников того, чтобы туземное население получило гражданские права. Артюр Шимо трагически погиб в Венесуэле в шестьдесят третьем году, то есть за год до того, как его сын открыл племя уруру, и Наполеон унаследовал от него огромное состояние. — Антрополог снова взял в руки книгу, но, обратив внимание собеседника на название работы, вернул. — Видите, как называется книга? «Как я открыл племя уруру — дикое и кровожадное». На ее страницах он рассказывал о своей невероятной экспедиции, о том, как не раз был на краю гибели, об ужасе, который испытал, впервые увидев тех, кого назвал «последней группой выживших родом из каменного века». Он недвусмысленно говорил о том, что для этого народа, являющего собой живую реликвию доисторической цивилизации, характерна неслыханная жестокость. Он пишет так, я цитирую: «Передо мной встала картина совершенно немыслимая: картина того, как выглядела жизнь в течение большого периода истории первобытного общества».
Казалось, Ленуар знает книгу наизусть. Шарко перелистал несколько страниц и остановился на черно-белой фотографии совершенно голого индейца. Толстогубый великан с воинственным взглядом смотрел в объектив — так, будто хотел сожрать его.
Антрополог пояснил:
— У индейцев уруру светлая кожа и светло-карие глаза, Шимо называл их «белыми индейцами». Он даже привез сюда в шестьдесят пятом году фрагменты скелета одного из них, видя в этом скелете «европеоидные» черты.
— То есть уруру когда-то пришли в Бразилию из Европы?
— Как и все американские индейцы. Они ведут происхождение от первых охотников времен палеолита, переплывших Берингов пролив по крайней мере двадцать пять тысяч лет назад. Но уруру — единственное племя, оставшееся чрезвычайно близким кроманьонцам как с точки зрения морфологии, так и с точки зрения культуры.
Комиссар протянул книгу Люси. Они молча обменялись взглядами, в которых сквозила тревога. В голове у обоих вертелась одна и та же мысль: что же все-таки за необъяснимая нить связывает кроманьонцев, уруру, Царно и Ламбера? Связь времен? Цепь времен?
А Ленуар продолжал объяснять, но теперь он уже не мог устоять на месте и, опираясь на трость, зашагал по комнате: до лестницы и обратно, до лестницы и обратно.
— В своей работе Наполеон Шимо отнюдь не проявил к племени уруру снисходительности. Он характеризовал их как невероятно кровожадный народ, как орду убийц, постоянно развязывающих межплеменные войны. Судя по его описаниям, индейцы племени уруру были в большинстве молоды, сильны и агрессивны. Совершенно варварские ритуалы, которые практиковались в племени, обязательно включали в себя ужасную смерть. Шимо чрезвычайно выразительно описывает их необыкновенную жестокость, весьма древние, примитивные способы, какими они убивали сородичей или соперников, причем убивали с самых юных лет. А если вы взглянете на фотографии, вы увидите, что использовали они при этом деревянное или каменное оружие: в шестьдесят пятом году для них еще не наступил железный век!
Шарко, который все еще листал книгу, вдруг остановился и показал пальцем на один из снимков:
— Посмотри, посмотри, Люси! Тут четверо индейцев уруру с каменными топорами! Посмотри, в какой руке они держат оружие!
Люси подошла ближе, но ответила, еще не взглянув на фотографию:
— Их четверо, и у троих топор в левой руке, так? А Шимо что-нибудь говорил об этой особенности индейцев уруру?
Антрополог тоже подошел и всмотрелся в фотографию так, словно видел ее впервые:
— Трое левшей? А ведь вы правы! Нет, он об этом не упоминал, хотя это и любопытно, что левши в племени столь многочисленны.
Ленуар жестом пригласил полицейских следовать за собой — вверх по лестнице… Ступеньки поскрипывали, казалось, они силой вторгаются в чужую тишину, в чужое личное пространство. Ученый включил карманный фонарик. На стенах высветились сердечки с надписями типа «Марк + Каролина» — по-видимому, результат деятельности местной молодежи. Антрополог привел их в небольшую комнатку, окно которой выходило в поля. На полу, рядом с продавленной кроватной сеткой, валялся матрас.
— Здесь Наполеон Шимо вырос, а растила его мать.
Да, когда-то это была детская: на стенах еще сохранились обрывки выцветших обоев с корабликами и пальмами — прообраз будущих путешествий.
— В своей книге Наполеон Шимо проводит параллель между структурой племени уруру и структурой стай некоторых приматов. Так же как стаи бабуинов, деревни уруру делились пополам, как только становились слишком большими. Вообще, по словам Шимо, дикари были очень похожи на этих обезьян: вопиющая аморальность амазонских приматов полностью соответствует «идеологии» племени уруру, главное в которой — убийства и кровавые ритуалы.
— Где он сейчас? — спросила Люси. — Я имею в виду Наполеона Шимо. Где он сейчас?
— Погодите, я скажу об этом позже, сначала договорю о том, с чего начал. В шестьдесят четвертом — шестьдесят пятом годах Наполеон много путешествовал, много рассказывал о своих открытиях и о книге, которую пишет. Он выступал в университетах, в исследовательских институтах, показывал там фотографии и собранные материалы. И очень многие ученые заинтересовались его открытиями.
— Ученые? Почему?
— Потому что «ценность» любого племени зависит от степени его удаленности и изолированности от мира. Чем дальше от нас те или иные индейцы, чем труднее до них добраться, тем ценнее любые сведения о них. А для биологов и генетиков пробирка с кровью представителей такого племени дороже золота, ведь она дает возможность получить образцы уникальной ДНК, ДНК доисторической эпохи, понимаете?
— Прекрасно понимаю.
— Но как бы широко ни популяризировал Наполеон Шимо в мире свою книгу, сколько бы ни рассказывал о своих путешествиях, он ни разу не назвал точно места, где живут амазонские уруру, и сделал это затем, чтобы никто не смог «украсть» у него «его» народ. Только он сам и его команда, собранная из маргиналов, из золотоискателей и прочих, команда, которую он тщательно оберегал от любых контактов с внешним миром, знали, где искать следы уруру… А в шестьдесят шестом Шимо внезапно исчез из цивилизованного мира, хотя, по словам местных жителей, время от времени приезжал в этот дом на несколько дней.
— А ведь этим годом датируется фильм, — заметила Люси.
Ив Ленуар кивнул, лицо его было очень серьезным.
— Известно, что все эти годы Наполеон жил в самой большой из деревень племени уруру и, совершенно очевидно, был там кем-то вроде царька, то есть возглавлял племя. Вы наверняка знаете, что сегодня на нашей планете не осталось, пожалуй, ни одного неизвестного квадратного километра земли. Огромные средства вкладываются в аэросъемки — с самолетов, со спутников, в организацию все более эффективных экспедиций. Сегодня уже известно, где живут уруру, в смысле — географические координаты известны: они населяют верховья Рио-Негро, и в общем-то до них можно было бы относительно легко добраться. Но уруру остаются одним из шестидесяти индейских племен, которые не имеют никаких контактов с внешним миром. Даже самые смелые авантюристы долгое время опасались жестокости этого народа, так ярко описанной Шимо в его книге. Тем не менее страсть к путешествиям иногда побеждала, и количество экспедиций год от года росло. Однако те, кто отваживался пробраться в эти края, чтобы сделать попытку изучить уруру, были оттуда изгнаны самым решительным образом и с более чем ясным советом Наполеона Шимо: никогда сюда не возвращайтесь!
Каждое слово антрополога впивалось в мозг его собеседников, как пропитанная ядом стрела. Народ, который он описывает, ужасен, место, где живет это племя, судя по всему, напоминает ад, но Люси была убеждена, что Еве Лутц удалось-таки встретиться с Шимо, и именно к нему она собиралась вернуться.
Ленуар нарушил тишину, постучав по стене тростью. На пол посыпались кусочки штукатурки.
— Нам, антропологам, всегда было особенно интересно, как Шимо удалось не просто хорошо интегрироваться в это племя, но к тому же еще и взобраться на самую верхушку иерархической лестницы и диктовать индейцам свои законы. Ваш фильм помог мне найти ответ, именно потому эта видеозапись настолько важна. Отныне нет никаких сомнений в том, что Шимо в шестьдесят шестом году вернулся в племя с вирусом кори в багаже.
Довольно долго в комнате не было слышно ничего, кроме воя ветра и шума дождя. Потом потрясенный Шарко заговорил:
— Вы хотите сказать, что он сознательно привез индейцам в пробирке… или в чем там еще… нечто, чем можно было истребить некоторых уруру?
— Именно это и хочу сказать. У первобытных народов свои верования, свои боги, своя магия. Антрополог, в руках у которого было подобное оружие, предстал перед ними как существо, способное истреблять, даже не дотронувшись до смертника. Бог, дьявол, колдун… И уруру, осознав это, стали обожествлять его в той же мере, в какой боялись.
— Чудовищно… — прошептала Люси.
— Потому и необходимо показать этот фильм во всех антропологических сообществах. Люди должны знать — чтобы реагировать. На сегодняшний день ни одно государственное учреждение, ни одна общественная организация понятия не имеют о том, как вписывается судьба индейцев племени уруру в общую картину жизни амазонских индейцев. И никто из ученых не решается к ним приблизиться.
— Конечно, все это чудовищно, но это не объясняет надписи на этикетке кассеты: «Феникс номер один», — отметил Шарко. — На мой взгляд, операция под названием «Феникс» должна была подразумевать нечто еще более ужасное, она должна была быть куда масштабнее. Заражение индейцев корью было всего лишь началом чего-то, какого-то процесса…
Люси подхватила:
— Наполеона Шимо не раз видели в восемьдесят четвертом и восемьдесят пятом годах во Франции, в Венсене, вместе с каким-то человеком. Эти двое встречались с известным акушером-гинекологом и передавали ему кассеты такого же рода. Вы что-нибудь об этом знаете?
Антрополог немножко подумал, потом ответил:
— Шимо время от времени выбирался из джунглей. Его видели в Бразилии, в Венесуэле, в Колумбии и здесь тоже, причем довольно часто. В том, что он сохранял отношения с Францией, никто никогда не сомневался. В шестьдесят седьмом году Наполеон был задержан в Венесуэле с большим количеством пробирок, явно французских, и пробирки эти он намерен был использовать, чтобы собирать образцы крови индейцев уруру. У него не было никакого разрешения на эти действия, никаких документов, ему никто не поручал вести научную работу подобного рода. Он заявил тогда, что хотел взять кровь у своих индейцев, чтобы помочь им: дескать, произведя анализ их крови, можно было бы изучить разные формы малярии, бытующие в регионе. История с пробирками наделала тогда много шума, но Шимо выкрутился — наверняка только за счет того, что знал, сколько кому дать, ну и благодаря уважению, которое завоевал в Латинской Америке его отец.
Люси ходила взад-вперед по комнате. В 1966 году Наполеон Шимо покинул цивилизованный мир, в том же году был снят фильм, в следующем — его задержали с пробирками… Стефан Тернэ не мог быть замешан в те дела: незадолго до этого он вернулся из Алжира, чтобы сделать медицинскую карьеру, и был никому еще не известным акушером-гинекологом. В какое сомнительное предприятие ввязался Наполеон Шимо, поселившись в амазонских джунглях? Кто помогал ему? Кто снабдил его вирусом кори? И кто намеревался сделать анализ крови индейцев племени уруру? Ученый-эпидемиолог? Биолог? Генетик?
В любом случае это был второй человек с ипподрома.
Трем людям была известна тайна «Феникса». Акушеру Тернэ… Антропологу Шимо… И неизвестному ученому…
— Известно, в какой лаборатории Шимо получил пробирки? — нервно спросила Люси.
— Понятия не имею. Самолет с этим грузом вылетел из Франции, вот и вся информация. Он совершенно точно сотрудничал с какой-то лабораторией, но он — тоже совершенно точно — умеет хранить секреты.
Люси оперлась на подоконник. Дождь стучал в стекло у нее за спиной — как будто ребенок просился в комнату. Она вздохнула:
— Один раз Шимо почти что влип, но, само собой разумеется, намерений своих не оставил, наоборот, продолжал то, что начал. А зачем он все время возвращался в этот дом, что тут делал?
— И этого я тоже не знаю. Знаю только, что после покушения на убийство он больше ни разу здесь не появлялся: окончательно пропал в джунглях.
— Покушения на убийство? Что еще за покушение?
— Об этом писали в одной газете… ммм… да, кажется, в две тысячи четвертом году. Я тогда сильно интересовался этим делом, потому что следил за карьерой Шимо. Наполеона хотели ударить ножом вот сюда, — он показал на себе, ткнув пальцем в область левого паха, но в ту ночь с Шимо была проститутка, она проснулась и увидела убийцу. Это и спасло ему жизнь: левая подвздошная артерия была только чуть-чуть задета. Убийца, правда, смылся, — но Шимо необычайно повезло, он выбрался из этой истории с минимальной потерей крови.
Люси и Шарко понимающе переглянулись: покушение было совершено способом, который не оставлял места для сомнений — тот, кто убил Тернэ, выпустив всю его кровь через дырку в левой подвздошной артерии, за четыре года до того пытался убить Наполеона Шимо.
— А что показало следствие?
— Да почти ничего. На всех его этапах Шимо утверждал, что к нему забрался грабитель, а едва встав на ноги после ранения, еще слабый, тут же смылся в джунгли, чтобы остаться со «своими дикарями» уже навсегда.
Спрашивать было больше не о чем, комиссар хотел вернуть антропологу книгу, но тот отказался:
— Оставьте пока у себя. И фотографию Наполеона тоже. Отдадите мне вместе с диском, идет? — Ученый, бесспорно раздосадованный, пожал плечами. — У меня-то ощущение полного тупика: сегодня уже ясно как день, что уруру все больше и больше «заражаются» достижениями цивилизации, и, даже если сейчас еще не полностью ею затронуты, это дело ближайшего будущего. Они не сохранились в том виде, в каком существовали, им уже известно, что есть и другой мир, не только их деревни. Они уже знают, что такое металлы, современные технологии, они видели в небе самолеты. И, держа их у себя под крылом, Наполеон Шимо лишает человечество открытия первостепенной важности: из-за него нам не узнать истории этого народа, а возможно, и того, что происходило в доисторические времена. Ну вот, больше мне в общем-то нечего вам сказать…
Они молча спустились в гостиную, совершенно подавленные. В этом доме когда-то жил ребенок, мальчик, такой же, как другие, а когда вырос, стал чудовищем. Какими страшными делами он занимается, скрываясь среди индейцев уруру? Какие ужасы содержатся на кассетах с надписью «Феникс №…»? Сколько литров крови и сколько образцов человеческой ткани было переправлено самолетами из джунглей во Францию? А главное — зачем?
Когда Ив Ленуар собрался уже выйти из дома, Люси остановила его:
— Погодите минутку… Нам бы хотелось побывать там, как побывала Ева Лутц, скажите, что надо для этого делать?
Антрополог вытаращил глаза:
— Вы хотите пробраться на территорию уруру? Вдвоем?
— Вдвоем, — подтвердил Шарко таким тоном, что возражать было бессмысленно.
Ученый, поколебавшись, вернулся с порога в центр комнаты.
— Вы решились на нелегкое, опасное дело, вам это понятно?
— Понятно.
Ленуар вынул из сумки карту Бразилии и разложил ее на столе. Шарко и Люси подошли поближе и встали с двух сторон от антрополога, едва ли не прижимаясь к нему, чтобы все разглядеть.
— Добраться до Бразилии можно без проблем: виза не нужна, достаточно паспорта. Даже прививки не обязательны, хотя я вам все-таки советую сделать две: от желтой лихорадки и противомалярийную. Если ваша девушка направлялась к индейцам уруру, она должна была проехать восемьсот километров к северу от столицы в направлении границы с Венесуэлой. В Манаусе она наверняка села на самолет рейсом до города Сан-Габриел-да-Кашуэйра, последнего нормального города… Кстати, из аэропорта Шарля де Голля туда летают два или три рейса в неделю: они предназначены для туристов, которые намерены подняться в горы, на самую высокую в Бразилии вершину — Пику-ла-Неблина.
— Сколько вы об этом знаете…
— Большинство антропологов мира там уже побывало, потому что именно там можно найти больше всего индейских племен. Некоторые пытались даже добраться до уруру, но, как я уже говорил, тщетно. Думаю, вам лучше не брать билеты самим. Лучше пусть их закажет какой-нибудь туроператор: в этом случае вы окажетесь у него под крылышком, пока не попадете в Сан-Габриел. А главное — вам не надо будет заботиться о том, чтобы получить разрешение в НФИ, Национальном фонде индейцев.[21] Водные пути региона контролируются полицейскими и военными, так что лучше, попав на территорию проживания аборигенов, соблюдать все правила. Да, еще! Как только вы окажетесь вблизи Рио-Негро, наймите вместо гида, который работает на туроператора, своего — из местных. Там привыкли к иностранцам, и вы легко найдете проводника. — Пользуясь картой, антрополог прокладывал для будущих путешественников детальный маршрут по этой неизведанной земле… — Вот отсюда отсчитывайте время: чтобы попасть на территорию уруру, вам понадобится пройти один день на лодке и еще один пешком. Проводники охотно доставят вас до места, если хорошо заплатите. Не сказал бы, что на подобные маршруты существует большой спрос, но и они случаются. И как я уже говорил, насколько мне известно, Шимо и «его дикари» прогоняют всякого, кто делает попытку приблизиться к деревням уруру, причем иногда последствия таких попыток бывают трагическими.
Люси внимательно всматривалась в карту — зеленые равнины, горы, широкие реки, делящие зелень надвое. Далеко, так далеко от Жюльетты…
— И все-таки мы попробуем.
— С удовольствием составил бы вам компанию, если б не эта чертова нога. Я хорошо ориентируюсь в джунглях и хорошо знаю, что джунгли — не обычный лес. Это движущийся мир, полный ловушек и подножек, мир, где смерть подстерегает на каждом шагу. Помните об этом постоянно, берегите себя!
— Мы всегда так живем.
Они распрощались, пожелав друг другу удачи, и под дождем разошлись по машинам. Прежде чем повернуть ключ зажигания, Шарко еще раз посмотрел на фотографию Наполеона Шимо.
— Покушение на убийство в две тысячи четвертом году… Том самом, когда Стефан Тернэ поставил точку в рукописи книги, в которой запрятал генетические коды. Наверняка он боялся и наверняка хотел защититься. Этот ученый-террорист, должно быть, преследовал его.
— Во время следствия Шимо сказал, что на него напал грабитель, он тоже защищался: уж слишком хорошо знал, кто таков и на что способен этот «грабитель». Знал, что скажи он хоть слово…
— Ему не жить. Из-за «Феникса». Мне кажется, теперь понятно, какая роль была предназначена Еве Лутц. Шимо, носу не казавший из джунглей, вполне возможно, хотел сделать из нее своего агента… свою разведчицу или воспользоваться ею как курьером. Шимо отправил Лутц назад в Европу, чтобы она что-то ему привезла…
— Имена, характеристики и портреты убийц-левшей?
— Может быть, и так. Крайне жестоких убийц-левшей от двадцати до тридцати лет.
Шарко наконец повернул ключ, мотор заурчал.
— Есть еще одна штука, которую хотелось бы проверить. Последняя.
Шарко и Люси молча шли за директором Центра приматологии по зданию, где содержались подопытные животные. Клементина привела их к Шери, протянула обезьяне фотографию Наполеона Шимо и спросила с помощью жестов из американского языка глухонемых: «Ты знать этот человек?»
Точно так же, как поступил бы человек, Шери взяла снимок своими ручищами, всмотрелась в него и — отрицательно покачала головой. Нет, она никогда такого не видела.
Люси со вздохом поглядела на комиссара.
— У нас есть Тернэ, у нас есть Шимо, нам не хватает третьего человека — ученого…
— Который так легко сметает с пути всякого, кто подвернется. Нам не хватает очень опасного типа, загнанного в тупик зверя, готового на все, лишь бы выжить.
— И, учитывая ситуацию, я, к несчастью, вижу только один способ узнать его имя.
— Услышать из уст монстра: Наполеона Шимо.
Если все пойдет нормально, они улетят в Манаус послезавтра, в воскресенье, в полдень. Так у Люси остается время подготовиться к поездке, а главное — хотя бы немножко побыть с Жюльеттой. Прежде чем уехать из Парижа три часа назад, она взяла мобильник Шарко (ее телефон совсем разрядился) и позвонила матери — предупредить, что будет дома где-то в районе половины пятого.
Часы показывали без четверти пять. Она прекрасно понимала, что занятия давно кончились, но тем не менее припарковалась на бульваре Вобан и со всех ног помчалась к школьному зданию. Конечно же ворота оказались заперты до понедельника, а родители с детьми давно ушли: впереди выходные. Она постояла, глядя на безнадежно пустой школьный двор. Ладно, ничего! Люси нравилась эта школа, она сама с удовольствием проводила бы тут долгие часы, вспоминая собственное детство, и сейчас разглядывала асфальтированную площадку даже с какой-то радостью.
А теперь надо поторопиться. Она добралась до дома и впервые за много месяцев почувствовала, как счастлива видеть эти привычные стены из кирпича, лица студентов, обитавших поблизости. Неужели из-за Шарко — из-за ночи любви, из-за признаний, которые они шептали друг другу? Неужели потому, что она оказалась способна любить, все еще способна? Любить и думать, что далеко не все потеряно?
Войдя в квартиру, она увидела мать, сидящую на диване перед включенным телевизором. Как обычно, повсюду, даже на полу, валялись игрушки, куклы, тетрадки с заданиями на каникулы — все в двойном количестве. Здесь пахло детством, смехом, радостью.
Люси поздоровалась с Кларком, который всю ее вылизал, потом поспешила к дивану, поцеловала мать в щеку.
— Привет, мама!
— Привет, Люси!
Они обменялись несколько натянутыми улыбками.
— Сейчас вернусь, пойду гляну сама знаешь на кого, — сказала Люси.
Мари заметила в руках у дочери пакет с подарком — настольной игрой «Модница». Сердце Люси билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Она бросилась к детской, распахнула дверь… Жюльетта сидела на кровати, окруженная мишками и другими мягкими игрушками, и спокойно нанизывала на длинную нейлоновую нитку разноцветные бусинки. По полу было рассыпаны, наверное, сотни таких бусинок. Когда девочка подняла глаза, посмотрела на мать и улыбнулась, Люси почувствовала, что сердце подступило куда-то к горлу. Какая чудесная у ее девочки улыбка!
А просиявшая дочка подбежала к ней и, заставив пригнуться, надела на шею бусы.
— Вот! Сначала — тебе. А потом сделаю для Клары.
Они обнялись, тесно прижались одна к другой, теперь их сердца бились в унисон.
— Как мне тебя не хватало, — вздохнула Люси.
И отдала Жюльетте подарок.
— Ты сможешь делать куклам самые модные платья. Тебе нравится?
Девочка кивнула:
— Еще как. И Кларе тоже понравится. Я подожду пока открывать, ладно?
— Ладно, моя птичка.
Люси заметила в углу комнаты мобильник, который купила дочери, встала, подошла к нему, взяла в руки, посмотрела на экранчик.
— Ты не прослушала ни одного сообщения из тех, что я тебе оставляла? Почему?
Жюльетта, которая вернулась к нанизыванию бусинок на нитку, пожала плечами:
— Бабуля не показала мне, как надо слушать сообщения. Наверное, она не хотела, чтобы телефон разговаривал, мне так показалось. Она вообще ненавидит такие штуки и злится на них.
Люси подмигнула дочери:
— Бабуля иногда ведет себя как старушка!
Дочка подмигнула ей в ответ, они снова обнялись и стали разговаривать — обо всем: о школе, об учительницах, о новых подружках. Жюльетте столько надо было рассказать, и она рассказывала с таким пылом, что они не заметили, как в комнату вошла Мари Энебель.
Серьезная, даже, пожалуй, суровая.
— Прости, что прерываю ваш разговор, но мне надо сказать тебе важное: сегодня утром сюда приходил один полицейский. Приезжий. Из Парижа. Ты не считаешь, что пора объяснить, что происходит?
Люси обернулась, нахмурилась. Потом, улыбнувшись Жюльетте, сказала: «Сейчас вернусь к тебе, дорогая! А ты сделаешь для меня еще бусики?» — вышла из детской и плотно закрыла за собой дверь.
Мать и дочь вернулись в гостиную.
— Что еще за полицейский? — тихо спросила Люси. — Как его зовут? Зачем он приходил?
— Сказал, что он — Бертран Маньян, что приехал из Парижа поговорить, и задал мне кучу вопросов о Франке Шарко и о тебе. О том, что было в прошлом году.
Люси вспомнила: Шарко называл такое имя.
— Маньян — бывший начальник Франка Шарко. Но зачем он все-таки приезжал?
— Понятия не имею. Ничего конкретного не сказал. Только спрашивал и спрашивал.
— И что? Ты ему все рассказала?.. О наших отношениях и… и о том, что случилось после?
— А ты как думаешь? Это же полицейский! Причем довольно настырный и язвительный. Самое интересное, что ему хотелось знать все не только о вас, но и о Кларе и Жюльетте, об их отношениях с Шарко.
— О девочках? Господи, что за бред! А он один приезжал?
— Один… — Мари покусала губы. — Франк Шарко вернулся в твою жизнь, да? Каким образом? Да как вообще такое возможно?
— У нас все так непросто…
— Разве ты не догадываешься, что я не пожалею времени на то, чтобы тебя выслушать? Ты это знаешь, но после четырех дней отсутствия, едва войдя в квартиру, отправляешься в детскую и закрываешься там. А мне — ни слова.
— Но я же имею право хоть немножко побыть с дочерью, правда?
Люси разволновалась. Она принялась вынимать вещи из сумки, параллельно обдумывая, что происходит. Маньян не поленился приехать сюда из Парижа, пришел сюда, к ней, один… Что это? Расследование, параллельное основному? Что ему надо? Откуда вдруг этот интерес к ее двойняшкам? Что от нее скрывает Шарко?
Немного успокоившись, она пошла на кухню, взяла из холодильника банку кока-колы. Ладно, она обсудит эту историю с комиссаром в самолете, а сейчас, пока Жюльетта так увлеченно нанизывает бусины, надо поговорить с матерью и обрисовать ей положение хотя бы в общих чертах.
Люси забралась в кресло с ногами и стала рассказывать — не скрывая ни того, что их с Франком самодеятельное расследование поглотило ее целиком, ни того, что чувствует себя обязанной пройти настолько далеко, насколько сможет. Мари слушала, и лицо ее менялось. Заметно было, что иногда ей хочется закричать, заплакать, надавать дочери пощечин за безрассудство, за битву, которую та ведет вслепую. А когда Люси сообщила, что послезавтра снова отбывает, еле сдержалась, чтобы не взорваться.
— Ну и куда же опять? — зло спросила Мари. — В какую дыру на этот раз?
— В Амазонию.
Мари вскочила, закрыла лицо руками:
— Боже мой! Ты сумасшедшая, ты совершенно ненормальная!
Люси постаралась ее успокоить — насколько могла.
— Я же буду там не одна. Со мной летит Франк, и мы купили тур, так что летим с группой, с туроператором. И вообще, знаешь, это вполне заурядный маршрут. Я заказала электронный билет, наверное, уведомление уже в моей почте. Франк все прекрасно организовал, он это умеет. С ним я буду в полной безопасности. Прилетим в Манаус, съездим встретиться с одним антропологом и вернемся назад. И все.
— И все? Ты хоть понимаешь, что говоришь?!
Люси стиснула зубы.
— Да. Я прекрасно понимаю, что говорю. Можешь психовать, можешь кричать, но ты не помешаешь мне уехать. Никто не может мне помешать.
Мари заглянула в глаза дочери:
— Никто? Даже твоя дочурка, которая ждет тебя в соседней комнате? Даже ради нее ты не останешься?
Люси уставилась в пол и ответила печально:
— Прости, мама. Тебе… тебе придется повозиться с Жюльеттой еще несколько дней.
Мари вздохнула, руки у нее дрожали. Силы покинули ее, и она дала волю чувствам — расплакалась. Слезы потекли по ее щекам, и слова, которые она так долго таила внутри, вырвались наружу сами собой:
— Посидеть с Жюльеттой? Ты что, еще не поняла, что уже год я не с Жюльеттой вожусь, а только с тобой? Что только тебя одну пытаюсь защитить от… от твоих же собственных фантазий?
Люси удивленно посмотрела на мать:
— Что ты такое говоришь?
Мари долго молчала, стараясь взять себя в руки.
— Я хочу сказать, — наконец произнесла она, — что в мозгах у тебя каша и что я не знаю, хорошо это для тебя или плохо. Ну ладно, может быть, тебе действительно надо полететь на край света, чтобы наконец самой все прояснить. Может быть, в конце концов именно там ты излечишься.
— Излечишься? От чего это я должна излечиться, черт возьми?
Мари, не отвечая, отправилась за сумкой и уличными туфлями, которые стояли у входной двери.
— Делай что хочешь. Я сейчас соберу кое-какие вещи, которые давно пора отнести домой, и пойду. Вернусь к твоему отъезду, чтобы попрощаться с тобой и пожить с твоей… с твоей собакой.
Она разрыдалась бы, но не могла себе этого позволить и в конце концов совладала с собой. Прошла в свою комнату и принялась складывать вещи в сумку на колесиках.
А Люси долго стояла у закрытой двери детской и вздыхала. Там снова пиликал этот чертов мобильник — сколько можно! Наверное, он пиликает до бесконечности, пока кто-нибудь не прочтет сообщение.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |