Шуар кивнул в сторону поверженного толстячка:
— Он ненавидит свою начальницу. И прямо-таки в штаны кончает, стоит этой суке пожаловаться, что у нее украли мумию. Думаю, он бы и задаром это сделал.
— Имя заказчика.
— Я его не знаю.
Люси угрожающе шагнула вперед. Мальчишка загородил лицо татуированными руками, на его защиту встали орлы и змеи.
— Клянусь, клянусь вам, что не знаю! Все, что знаю, уже сказал. Чесслово, я больше ни разу не слышал ни о чем таком, пока этот мудила не ворвался сюда и не начал приставать ко мне с убийством девчонки: что, дескать, мне известно об убийстве… как ее, Лутц, что ли… Да я сроду ни о какой Лутц не слыхал, чтоб меня! Его допрашивайте, говорю же, я тут ни при чем!
С Люси градом катился пот, она вытерла лоб рукавом. Нервы были на пределе. Ей нужен был след, ей нужно было имя, ей нужна была отправная точка, она не могла уйти отсюда ни с чем. Ни секунды не поколебавшись, она наклонилась к Фекампу и принялась хлестать его по пухлым щекам — раз, другой, третий… С каждым разом все сильнее.
— Давай же, давай, открывай глаза!
Тем не менее сделал это рыжий толстячок далеко не сразу, а когда со стоном разлепил наконец веки, первым делом потянулся руками к голове. Фаланги его пальцев были розовыми — кровь, разведенная виски. Он недоверчиво посмотрел на Люси, потом попытался встать, не сумев, дополз до стены, с трудом поднялся по ней и прислонился, напрягая мышцы ног, чтобы удержаться, не рухнуть. Люси, не позволив ему и рта открыть, рявкнула:
— Даю десять секунд на то, чтобы вспомнить имя человека, заплатившего вам за кражу мумии.
Фекамп крепко сжал губы — как будто это помешало бы слову вылететь.
Люси подтолкнула ногой «розочку» к хозяину квартиры:
— Если не заговорит, шарахнешь его по кумполу.
Глаза Фекампа забегали. Он с ужасом рассматривал синяки на лице Давида, его татуировки, а парень тем временем, правда не без опаски, схватил свое опасное оружие.
Взгляд ученого вернулся к Люси.
— Вы с ума сошли.
— Три секунды.
Молчание. Время шло. Отступать было некуда.
— Он… он позвонил мне опять через две недели после кражи… чтобы… чтобы убедиться насчет полиции… ну, что расследование остановлено… Когда я ему сказал, что дело положили на полку, что не найдено никаких следов, он… он назвался. Его зовут Стефан Тернэ. Он парижанин, ему не меньше шестидесяти.
Люси так и обдало жаром — какое неожиданное открытие!
— Скажи по буквам!
Фекамп повиновался, Люси постаралась запомнить точно.
— Зачем Тернэ понадобилась эта мумия?
Лаборант потупил взгляд, как нашкодивший мальчишка. Этот взгляд, эти пухлые щечки — прямо хоть отпускай ему грехи без исповеди: совершенно очевидно, что человек вляпался в историю, которая оказалась ему не по зубам. Оказался жертвой, позарился на деньги и на возможность сделать гадость ненавистной начальнице.
— Не знаю. Клянусь — не знаю. Мы и виделись-то всего несколько раз, и всегда он назначал место и время.
— А почему в таком случае он назвал вам свое настоящее имя? Он же сильно рисковал, это делая.
— Он мне и телефон свой дал. Он хотел, чтобы я на него работал — чтобы сообщал ему, когда кто-то приходит в лабораторию разузнать насчет фрески с турами, насчет кроманьонца или левшей. И чтобы подробно описывал, чем именно интересовались посетители.
— И именно это вы и сделали, когда в институте появилась Ева Лутц. Вы позвонили ему и все о ней рассказали. Назвали не только ее имя, но, думаю, и адрес.
— Да… да… Откуда же мне было знать, что это приведет… приведет к убийству? Я бы в такое не поверил!
— Почему?
— Потому что он — известный врач и ученый. Сначала я его не признал, но потом выяснилось, что он крупный специалист по проблемам, связанным с беременностью. А еще он года три или четыре назад написал книгу, которая наделала шума в научных кругах.
— Что за книга?
— «Ключ к замку». Это научная монография, в которой говорится о тайных кодах, упрятанных в ДНК.
Люси обдумывала услышанное. Если верить словам Фекампа, Тернэ совершенно не похож на обычного преступника. Другой тип человека. Но тогда зачем ему понадобилась эта кража? И зачем ему понадобился источник в Лионе?
— Что именно вы ему рассказали? Как можно точнее, пожалуйста.
— Рассказал, что Ева Лутц заинтересовалась фреской на стене пещеры, потому что видела такие же странные рисунки в тюрьме. Еще рассказал насчет левшей. Короче, повторил то, что вам, наверное, рассказала моя начальница, Тассен.
Люси продолжала размышлять. Возможно, завеса над тайной чуть-чуть приподнялась. Сам того не понимая, этот рыжий дурак, предупредив Тернэ, погубил Еву. Обеспокоенный направлением ее поисков, «известный врач и ученый» быстро с ней разделался. Допустим, так. Но остается еще куча вопросов. За какое открытие Еву могли приговорить к смерти? Какая особенность генома кроманьонца оправдывает кражу его мумии? Что за секреты в этой мумии таятся? Знал ли Тернэ о рисунках Грегори Царно? Встречались ли когда-нибудь эти двое?
Она попросила назвать номер мобильного Тернэ и запомнила его тоже. Если Энебель и была когда-нибудь хорошим следователем, то во многом потому, что обладала прекрасной памятью — как зрительной, так и мгновенной: ей было очень легко точно воспроизвести увиденное, услышанное, прочитанное. Конечно, ее спортивная форма сейчас оставляла желать лучшего, зато навыков и рефлексов сыщика она, слава богу, не растеряла.
Так, ну а что же делать с этими двумя? Их действия незаконны в той же мере, что и ее собственные. Она выдала себя за полицейского, предъявила заряженный пистолет, напала на них, не подумав о последствиях. Наговорила слов и наделала дел, которые могут принести ей серьезные неприятности и поставить под угрозу материнские права. Только сейчас ей стало понятно, насколько далеко она зашла. Но надо попытаться довести дело до конца, не раскисая.
— Я знаю ваши имена, ваши адреса. Мы в сговоре, все трое, а вам известно, что это значит. Я сейчас отправлюсь к Тернэ, мне надо свести с ним свои счеты, и я попытаюсь сделать так, чтобы вы остались в стороне. Я сказала «попытаюсь»! И не советую вам предупреждать его о моем намерении с ним встретиться. Любая глупость с вашей стороны, любая попытка мне навредить — и вам обеспечена как минимум пара лет за решеткой.
Она наподдала толстяку ногой по заднице.
— Все! Валите отсюда, Фекамп. Возвращайтесь в свою лабораторию, изучайте там зубы пещерного медведя или что угодно и ведите себя так, будто ничего не произошло. Понятно?
Тот не заставил себя уговаривать: убрался из квартиры, слегка пошатываясь, но не оборачиваясь. Люси наклонилась, взяла с пола медальон, не удержалась и взглянула на фотографию дочерей, прежде чем положить вещицу в карман.
Потом, пятясь задом, и сама исчезла за дверью. Дверь тихо закрылась.
В голове у нее была только одна мысль: Стефан Тернэ…
Вся вторая половина дня у Шарко и помогавшего ему Леваллуа ушла на попытки разобраться в передвижениях Евы Лутц в течение нескольких месяцев перед смертью. У них была ее научная работа, они знали кое-какие даты, и все это позволяло сделать кое-какие заключения, с которыми комиссар познакомил коллег из бригады Белланже в маленьком тесном кабинете на набережной Орфевр.
Выполняя задание своего научного руководителя, Оливье Солерса, Ева Лутц взялась за дело, на которое предположительно ушло бы не меньше года. Одной из тем было исследование функционального превосходства одной половины тела над другой у приматов, включая человека. Понаблюдать за ними, составить таблицы, сделать, если получится, выводы. Обычная работа по окончании курса эволюционной биологии.
Сначала все шло как нельзя лучше. Ева спокойно сидела дома и выясняла связь между эволюционистскими концепциями и естественным отбором. Она находила и приводила в работе примеры совершенно очевидных и вполне понятных проявлений эволюции. Широкая грудная клетка южноамериканских индейцев, живущих в Андах, увеличивает объем легких и позволяет им легче адаптироваться к разреженному воздуху высокогорий. Особенности сложения жителей Южного Судана помогают им рассеивать тепловую энергию, а инуитам, живущим в Гренландии, наоборот, накапливать тепло. Узкие, как щелочки, глаза обитателей азиатского севера защищают глазные яблоки от холода и от слепящего, отраженного снегом солнца…
Она писала также о поведении людей, о латерализации головного мозга, о перераспределении психических функций между левым и правым полушариями. Отмечала сложности, которые возникают при исследовании латерализации у человека: о воздействии культуры, о мнимых правшах, о способности одинаково владеть обеими руками, например, писать правой рукой, а есть левой. Она приводила аналогии, наблюдавшиеся у животных: у жаб, цыплят, крыс, кошек, рыб, головастиков. Обилие цифр, таблиц, математических формул, заполнявших страницы работы, должно было надолго обеспечить Еве благосклонность профессоров.
Но вот девушка перешла от теории к практике. Для начала, чтобы собрать статистические данные, она обследовала сотню детских садов. Ей было известно, что воспитателей уже больше тридцати лет обязывают систематически заполнять на детей специальные карточки, где отмечались в том числе наличие и развитие функциональной асимметрии тела или мозга и других проявлений левосторонности, сенсорной, моторной, когнитивной, а затем все эти сведения архивировать. Данные из таких карточек были очень важны для нее, потому что, даже если родители пытаются переучить левшу, обычно это происходит уже после того, как малыш приходит в младшую группу детского сада. Таким образом, в первые годы жизни ребенка гены оказываются важнее воспитания. А это значит, что именно в детском саду можно получить самую достоверную информацию о подлинной латерализации у людей. Изучив все карточки, Ева Лутц пришла к выводу, что левши составляют около десяти процентов населения Франции.
Словом, она писала классическую научную работу, не делая никаких особенных открытий.
Но весной 2010 года все изменилось по воле случая. Ева, сама левша, взглянув на висящую в ее комнате фотографию поединка, вдруг заметила, что ее соперница тоже держит рапиру в левой руке. Ей стало интересно, тут простое совпадение или что-то иное? Девушка стала рыться в базах с данными о спортсменах и обнаружила, что количество левшей среди тех, кто занимается любыми видами единоборств, гораздо выше среднего. Почему? И почему количество левшей уменьшается в тех видах спорта, где соперники дальше друг от друга? Сопоставив две группы данных, она сделала вывод, что доминирование левой руки связано не с видом спорта как таковым, а с расстоянием между соперниками на площадке.
И тут она поняла, что столкнулась с чем-то очень важным и серьезным: может ли тот факт, что человек — левша, иметь хоть какое-нибудь отношение к качеству его физических контактов с другими, а если конкретно — к проявлениям жестокости.
Для того чтобы проверить свою гипотезу, она углубилась в историю, особенно интересуясь цивилизациями, в которых всё, а прежде всего сама возможность выжить, решалось силой. Доисторические люди, викинги, готы… Люди, которые, чтобы добыть себе пищу, нападали на себе подобных и убивали их. Или делали это попросту из страсти к разрушению. Судя по результатам исследований их оружия, утвари и искусства, многие из этих агрессоров были левшами. Гипотеза Лутц находила подтверждение.
В июне — июле 2010 года ухудшаются отношения между Евой и ее научным руководителем: она подолгу не присылает профессору результаты работы, а если шлет, то какие-то обрывки, и таким образом защищает свое открытие от посторонних глаз. Прокладывая в науке свой собственный путь, она решает провести самостоятельные исследования, и летит в самый криминальный город Мексики Сьюдад-Хуарес. Цель — проверить, наблюдается ли здесь, где преступники составляют едва ли не большинство населения, такое же преобладание левшей над правшами, какое было сотни и тысячи лет назад у изученных ею народов. Однако, к величайшему сожалению исследовательницы, выяснилось, что процент левшей среди местных убийц не выше среднего. Развитие цивилизации, в которой действуют строгие законы, совершенствование способов нападения, главным образом — огнестрельного оружия, позволяющего не приближаться к жертве, привели к тому, что левши стали менее востребованы. Так что же — девушку разочаровала неумолимая логика эволюции? Безусловно. Но она не смирилась, не успокоилась — она решила отправиться в Бразилию. Зачем — неизвестно, хотя основания для поездки именно туда были, вероятно, вескими, иначе она бы не задержалась там на целую неделю. Но что она делала в Манаусе так долго? Город, конечно, большой — может быть, и здесь она столкнулась с высоким уровнем преступности? Или она думала найти там иные формы насилия? Или летала туда, чтобы с кем-то встретиться? Узнать об этом невозможно, пока полицейским доступны лишь сведения о том, что в Манаусе Ева Лутц истратила много денег.
Вернувшись во Францию, она не сделала ни одной записи: странички с названием «Бразилия» остались пустыми. Случайно? А может, открытие, сделанное там, оказалось настолько важным, что исследовательница решила сохранить его только в памяти? Как бы там ни было, по возвращении Лутц обратилась к руководству пенитенциарных учреждений с просьбой разрешить ей встречи с заключенными, причем все эти заключенные совершили жестокие убийства и все были левшами.
Тюремное начальство не сразу откликнулось на просьбу Евы Лутц, но уже тринадцатого августа состоялась ее встреча с первым арестантом, двадцать седьмого она повидалась с Царно, а двадцать восьмого полезла в горы. Известно еще, что меньше чем неделю спустя она снова забронировала билет в Манаус.
И вот, идя рядом с Леваллуа по авеню Монтеня, Шарко вдруг понял, и понимание это сразу перешло в убеждение: случилось нечто, сразу все ускорившее. Именно тогда, когда Ева была в Бразилии. Что-то, пробудившее в ней интерес — и еще какой! — к французским убийцам. Причем только к левшам, молодым, крепкого телосложения и проявившим в отношении жертв крайнюю жестокость. И это произошло до того, как она приехала к Грегори Царно.
Что, подобно рубильнику, включило этот интерес? С чем она столкнулась на равнинах Латинской Америки, что сразу же потянуло ее в высокогорье? Что она искала на этой ледовой вертикали мира? И зачем собиралась вернуться в Манаус?
Пора было возвращаться в реальность, и Шарко огляделся вокруг. Авеню Монтеня, самая шикарная улица Парижа, сверкала огнями. Восьмой округ во всей своей красе. Выстроившиеся гуськом перед дворцами «мерседесы», роскошные магазины самых известных творцов моды: Картье, Прада, Гуччи, Валентино. Справа Сена, вдали, на заднем плане, Эйфелева башня. Открытка с видом для богатеньких.
Комиссар затянул потуже узел светло-коричневого галстука, одернул рукава пиджака, бросил взгляд в витрину, где отражался в полный рост. Новая стрижка, точнее, старая, ежик, который был у него всегда, очень ему понравилась: он снова стал похож на настоящего полицейского. Еще бы силенок набраться, мышцы накачать, и прежний Шарко воскреснет из пепла.
Они вошли в белоснежный дворец под номером пятнадцать — одну из резиденций старейшего в мире аукционного дома Друо. Волшебный музей мимолетностей, где можно приобрести все, что только способны придумать человеческий мозг и природа. Экспозиции лотов, чаще всего посвященные какой-то одной теме, эпохе, стране, длятся несколько дней. Восемьсот тысяч лотов переходят ежегодно из рук в руки на трех тысячах торгов. Успешное предприятие, на которое не повлиять никакому кризису.
Полицейским хотелось перехватить аукционера Фердинана Ферро до того, как он войдет в зал, где состоятся торги. Служащие аукционного дома утверждали, что он приходит обычно не менее чем за полчаса до начала торгов, чтобы все хорошенько подготовить.
В ожидании они решили пройтись по залам, где были выставлены лоты: хотя бы мельком познакомиться с сегодняшней экспозицией, называвшейся «Если бы наш век был измерен…». Рассеянный свет, тишина, спокойно, как в церкви… Между четырьмястами пятьюдесятью экспонатами, тщательно пронумерованными и призванными очертить великий путь человечества от самых истоков до завоевания космоса, прогуливаются под руку пары. Леваллуа направился в угол с табличкой «Метеориты», где в центре, среди более мелких, был выставлен экспонат весом в полторы тонны, и принялся с любопытством его рассматривать, впрочем, так же, как и другие посетители — элегантные, пришедшие в последний раз взглянуть на лоты, может быть, перед тем, как приобрести их.
— Скажи честно, Шарко, ты представляешь свою жизнь с метеоритом посреди гостиной?
— Да он в мою дверь не пролезет! Правда, хорош, чтобы разбить кому-нибудь башку.
— Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
Шарко не ответил. Заложив руки за спину, он прошел в отдел минералов. Малахитовый сталактит, друза халцедона, сферолитовый агрегат эпохи мезолита… А в зале напротив, как сказано на афише, скелеты шерстистого носорога, пещерного медведя с Урала, а главное — полный скелет взрослого мамонта. Отлично, однако, они его поставили и осветили, и эта лапа, поднятая на специальную подставку — да, эта груда костей впечатляет!
— Он прибыл из России, — сказал кто-то за спиной у комиссара. — А мне передали, что вам нужно со мной встретиться.
Шарко обернулся. Перед ним стоял мужчина в строгом сером костюме и красном галстуке, с длинной, как у жирафа, шеей. Стало быть, вот он какой — Фердинан Ферро. Шарко ожидал увидеть старого хрыча типа профессора Турнесоля,[16] но аукционер оказался молодым и неплохо сложенным. Комиссар осмотрелся и обвел рукой посетителей:
— Вы могли бы выбрать здесь любого, а выбрали меня. Почему? Я настолько типичен для полицейского?
— В приемной сказали, что меня хочет видеть худой, подстриженный ежиком человек в слишком широком для него пиджаке.
Шарко показал служебное удостоверение, представил собеседнику только что присоединившегося к ним Леваллуа и сразу перешел к делу:
— Нас интересуют торги, состоявшиеся здесь в минувший четверг. Среди лотов было несколько скелетов млекопитающих, обитавших на Земле в период… в период… — он заглянул в буклет, взятый в приемной, — отстоящий от нашего времени примерно на десять тысяч лет.
— «Ноев ковчег» — так назывались выставка и торги. И то и другое имело грандиозный успех. Конечно, сыграло роль то, что идет Год Дарвина: у людей резко возрос интерес к первобытному искусству и возвращению к природе. Рынок окаменелостей дал фантастическую прибыль, и трафик организован хорошо — в основном с Россией и Китаем.
— Нам бы хотелось посмотреть журнал продаж на этом аукционе.
Аукционер взглянул на часы и поколебался:
— Хорошо. Только, к сожалению, я не могу уделить вам достаточно времени, у меня его крайне мало — торги вот-вот начнутся.
Ферро пригласил их следовать за собой — ну наконец-то им попался на пути человек, который не ерепенится, а, наоборот, охотно оказывает содействие! Шарко подумал, что аукционер, должно быть, привык к визитам следователей из Центрального управления по борьбе с расхищением культурных ценностей или таможенников. Торговля произведениями искусства — дело весьма прибыльное.
Они шли между чучелами животных, одно другого странней: нильский китоглав, даман… Ферро на ходу кое-что пояснял, словно показывая, что он отлично знает тему.
— Эволюция насчитывает миллиарды лет, но только пять тысяч лет назад человек вмешался в ее ход и, активно занимаясь истреблением животного мира, стал менять ее ход. Причем менять ужасающе быстро. Так все виды животных, которые выставлены здесь, либо уже сейчас существуют лишь в музеях и частных коллекциях, либо останутся только там в самом ближайшем времени. Знаете, по мнению ученых, из существующих девяти тысяч родов птиц за последние шестьсот лет один процент по вине человека уже исчез с лица земли.
— Один процент за шестьсот лет — это не так уж страшно, — заметил комиссар.
— Это в двести раз быстрее, чем если бы естественный отбор шел в нормальном ритме!
— И все же!
В ответ Ферро указал на великолепный снимок группы гиппопотамов, выполненный знаменитым фотографом:
— Люди убивают гиппопотамов, уверенные, что, дескать, животные это бесполезные, никому они не нужны. Но из-за того, что происходит такое вот истребление гиппопотамов, исчезают сотни видов рыбы. Спросите, почему? Потому что отнюдь не бесполезны… экскременты гиппопотамов: животное, весело крутя хвостом-«пропеллером», измельчает их и рассеивает по сторонам, а они, представляя собой отличное удобрение, на сотнях километров водной поверхности содействуют развитию планктона — незаменимого для рыб корма. У каждого элемента экосистемы есть своя роль, свое назначение, своя причина для того, чтобы существовать. Нет ничего ненужного, бесполезного, но все — невероятно хрупкое.
Шарко вспомнил о незавидной участи березовых пядениц, доказавшей способность человека причинять природе вред. Уничтоженные леса, смерть коралловых рифов, дыры в озоновом слое, незаконная торговля слоновой костью, браконьерство, нефтяные пятна на поверхности океана, многочисленные нарушения работы экосистем… Список бесконечен. И всем этим сводятся на нет тысячи, миллионы лет эволюции. Если не хочешь умереть от страха за человечество, лучше об этом не думать.
Они поднялись по лестнице — отсюда можно было взглянуть на залы сверху, и здесь же находились служебные кабинеты. Ферро зашел в один из них, открыл застекленный шкаф и, достав из него папку с документами, послюнил кончик пальца:
— Что конкретно вы ищете?
Леваллуа, желая, видимо, напомнить о своем существовании, опередил комиссара:
— Нам нужно знать, кто купил ископаемую обезьяну, конкретно — шимпанзе, возраст которой — две тысячи лет.
Аукционер с фантастической скоростью пробегал глазами страницы, но вот взгляд его остановился, а на лице появилась улыбка.
— Вам повезло: у нас продавался только один лот, относившийся к интересующему вас времени.
— И его купили?
— Да.
Полицейские переглянулись.
— Я прекрасно помню покупателя — страстного коллекционера. Он оставил тогда чек на двенадцать тысяч евро. Действовал решительно и приобрел по одному экземпляру каждой из больших обезьян, которых мы предлагали. Четыре скелета отличного качества, в каждом больше двадцати процентов аутентичного костяка.
Шарко нахмурился, и аукционер поспешил объяснить:
— Вам надо знать, что эти ископаемые животные — не целиком настоящие. У того мамонта, что экспонируется внизу, оригинальный скелет составляет не больше пяти процентов. Если бы мы выставили то, что действительно от него сохранилось, груда полуразрушенных костей никого не заинтересовала бы — это попросту некрасиво. Поэтому недостающие кости скелетов воспроизводятся из синтетических материалов и собираются в лаборатории, специализирующейся на эксгумации древних животных, их препарировании и поставке ископаемых. Эта палеонтологическая лаборатория работает в России, в Санкт-Петербурге, и ее задача — создавать настоящие произведения искусства.
Ферро написал на листке бумаги имя, обвел его ручкой и протянул листок полицейским:
— Наведайтесь к нему в пятницу утром от имени нашего Союза комиссионеров. Здесь его точный адрес, не придуманный, настоящий. Еще какая-то информация от меня нужна?
Монмартр ночью. С его тенями, убегающими от тусклого света фонарей. С его узкими мощеными улочками. С его устремленностью в высоту: он — как головка ракеты, нацеленной в небо и оплетенной бесконечными лесенками. Лабиринт дорог и дорожек, которые скрещиваются в центре, там, где живет собственный его, Монмартра, минотавр — Стефан Тернэ.
Люси припарковалась на улице Ламарка, у входа в метро, где ступеньки спиралью уходили под землю. Маленькие пивные и бары втягивали в себя редких прохожих. Воздух был тяжелый, липкий, насыщенный влагой: атмосфера конца лета, ощущение, что вот-вот разразится гроза, и сырость эта придавала кварталу вид крепости, островка, защищенного туманом от гула и суматохи Елисейских Полей или площади Бастилии.
Адрес того, кто заказал похищение кроманьонца, Люси нашла очень просто — через справочное бюро. В Париже и его окрестностях проживало три человека с именем и фамилией Стефан Тернэ, но название улицы не оставляло места для сомнений.
Улица Дарвина.
Чарльз Дарвин… Основатель теории эволюции и автор «Происхождения видов» — пришли на ум Люси обрывки такого далекого школьного курса биологии. Странное совпадение.
И продолжение того, что было в Лионе.
Выйдя из дома парня с «розочкой» в квартале Дюшер, она сразу же поспешила в книжный магазин и купила там монографию Стефана Тернэ. Сугубо научный труд с многочисленными примерами и математическими выкладками — на первый взгляд неинтересный. Потом она позвонила матери, предупредила, что вполне может вернуться домой только поздно ночью, если не на рассвете, и двинулась к Парижу, не останавливаясь и не думая ни о чем, кроме своего расследования. Она неслась на полной скорости, и хотелось ей только одного: увидеть того, кто без сомнения смог бы объяснить, зачем ему понадобилось красть мумию и что у него за странные пересечения с Грегори Царно.
Она пробежала несколько домов и остановилась перед тем, где жил Тернэ, — двухэтажный, с выбеленным бетонным фасадом, с личным гаражом и прочной железной дверью, он напоминал огромный сейф. Оставалось чуть больше часа до полуночи, и за окнами второго этажа не видно было ни лучика света. Слишком поздно — не постучишь в дверь, не навлекая на себя подозрений. И в конце концов, что Люси знает об этом Тернэ? Мало ли что у него, если верить рыжему, куча дипломов и он автор книги о ДНК — с таким багажом он может оказаться еще опаснее, и Люси надо действовать с максимальной осторожностью.
Постояв на месте и оценив сложное положение, в котором оказалась, Люси приняла решение. Оглядевшись по сторонам, она обнаружила тупичок или проулочек, находившийся в нескольких метрах от дома Тернэ, поспешила туда и убедилась, что узкая дорожка не только выводит кратчайшим путем на параллельную улицу, но, главное, тянется мимо террас и садиков, расположенных позади зданий на улице Дарвина. А значит, чтобы все разузнать, достаточно будет перемахнуть через высокую ограду из бетона.
Люси надела шерстяные перчатки, уцепилась за верхний край ограды, подтянулась и лишь после нескольких попыток вскарабкалась на нее, ободрав при этом руки и локти. На траву с той стороны она рухнула мешком и выругалась про себя: от прежней спортивной формы не осталось и следа!
Зато чутье ее не подвело. Если с фасада дома здесь казались вполне стандартными, то их задние стороны отражали вкусы владельцев: подвесные балконы, шестиугольные веранды, японские садики. Париж, скрытый от вожделений толпы.
Пробегая по улице Дарвина, она сосчитала, сколько домов отделяло проулок от дома Тернэ, и теперь, перебравшись в четвертый садик, поняла, что оказалась именно там, где надо.
Так, войти снизу невозможно: веранда с двойными рамами. Зато одно из окон второго этажа приоткрыто. Может быть, там спальня ученого? Пригнувшись, Люси подобралась поближе, влезла на бочонок для дождевой воды, вскарабкалась по водосточной трубе и через несколько секунд уже стояла на плексигласовой крыше веранды. Тут она снова осмотрелась — в окнах соседних домов вроде никого, люди сидят у телевизоров, занимаются любовью или спят.
Оказавшись у окна, Люси вынула из кармана пистолет. Это незаконно, — пронеслось в голове, это опасно, это несанкционированное проникновение в жилище, чреватое большими неприятностями. А вдруг там есть раненые? Она поколебалась несколько секунд, после чего, движимая той силой, которая всегда ее вдохновляла, пробралась внутрь.
Навела пистолет на кровать. Кровать оказалась пустой, как и вся комната, но постель была смята. Надо было дать глазам привыкнуть к темноте. Когда она увидела на полу халат и теплые тапочки, сердце ее сжалось.
Тернэ все-таки здесь.
Где-то в доме.
Люси напряглась, все ее чувства обострились. Едва слышное поскрипывание паркета под ногами звучало у нее в ушах, словно гром. Человек, который прячется в этих стенах, скорее всего, убил Еву Лутц, и ее он тоже прикончит не раздумывая. Настоящий хищник, да к тому же, в отличие от нее самой, еще и знающий местность. Ну ты, Люси, и дура безответственная! Почему было попросту не предупредить Шарко о том, что собираешься сюда? Зачем подвергать себя такой опасности, когда дома ждет дочка? Чем ты думала, когда лезла сюда одна, зная, что добром подобное не кончается?
Она постаралась взять себя в руки. Обретя немного хладнокровия, осторожно, кончиками пальцев, повернула ручку двери, вышла в коридор. Свет в жилище проникал только снаружи. Прямо перед собой она увидела алюминиевые перила в виде двойной спирали, как молекула ДНК, продолжающие коридор и уходящие вниз, к другой двери. Вероятно, в гостиную. До Люси донеслись было голоса, смех, но тут же растворились в сыром воздухе улицы. Она затаила дыхание и, прижимаясь к стене, стала продвигаться вперед, вслушиваясь, а не раздастся ли какой шорох в примыкающих к коридору комнатах. Посмотрела вниз и обнаружила там светящийся дисплей автоответчика, на котором мерцала крупная цифра 7.
Семь сообщений… У Люси немного отлегло от сердца. Значит, скорее всего, Стефан Тернэ не прячется где-то здесь, а попросту отсутствует. Причем дома его нет уже довольно давно.
Она прошла еще немного вперед. Внимание ее привлекла одна из комнат, огромная, напоминавшая сокровищницу коллекционера-мизантропа. В сумраке можно было различить скелеты в воинственных позах. Останки ископаемых животных, в которых она распознала динозавров. Витрины с минералами, раковинами, частями тел. Бедренные кости, локтевые, зубы. Доктор создал тут у себя, собственный музей эволюции.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |