Я не упомянул ни пропавших мальчиков, ни Эйми Лайт, ни мотель «Орсик», но рассказал о телефонном звонке от Патрика Бэйтмена. Тут Миллер оторвался от своего блокнота и перебил меня:
– А это кто?
– Патрик Бэйтмен? Он, хм, персонаж… моей книжки.
– Ах, да, точно. Помню, помню.
– То есть, понимаете, его на самом деле нет. Я его придумал. Наверно, его кто-то изображает, понимаете, прикидывается.
– Вы полагаете, кто-то его изображает? – переспросил он.
– Ну да, – постарался я выровнять голос, – а как еще это можно объяснить?
По-моему, это больше никак и не объяснишь.
Миллер глубокомысленно кивнул и спросил:
– По-вашему, ту тварь, которую вчера ночью вы видели у себя в коридоре, тоже кто-то изображает?
Я тут же сбился.
– Хм… нет… нет… эту штуку я придумал… тоже.
Я понял, что у Миллера выстраивается некая теория, и с неожиданным облегчением также осознал, что встретил наконец человека, готового мне поверить.
Миллер не сводил с меня глаз. Темные очки я еще не снял.
– Даже не знаю… – сбивчиво начал я, – как дом и физические проявления этих… хм… литературных персонажей… могут быть связаны, но… возможно, так оно и есть, – прошептал я в болезненном – физически болезненном – отчаянии.
Сказав это в пустой воздух закусочной, я собрал все оставшееся достоинство и выпрямил спину.
Молчание затянулось, Миллер впитывал меня. Он снял свои зеркальные очки – глаза у него были ясные, молочно-голубые – жестом, подразумевавшим, что я должен последовать его примеру, но я не мог; слишком глубоко в орбиты провалились мои глаза.
– Мне сложно… признать все это… и сложно поверить, что все это действительно происходит, и вот дошло… до событий прошлой ночи… и я здесь – то есть мы здесь – потому что… потому что я хочу, чтобы все это прекратилось.
– «Все это» – то есть необъяснимые явления.
– Да, – пробурчал я, уставившись на плоскую бесплодную землю за шоссе, – необъяснимые явления.
Решив, что я закончил свой рассказ, он чуть поерзал на стуле и почти без выражения произнес:
– Строго говоря, мистер Эллис, я демонолог.
Не желая того, я кивнул:
– То есть?
– Человек, который занимается изучением демонов и умеет с ними обращаться.
Я долго пялился на Миллера, прежде чем спросить:
– Демонов?
Плохой знак, предостерег писатель.
Миллер вздохнул. В моей гримасе он заметил недоверие.
– Кроме того, я работаю с, как вы бы их назвали, привидениями – если вам это больше подойдет, мистер Эллис. Говоря обычным языком, можете называть меня охотником за привидениями или же исследователем паранормальных явлений.
– То есть вы изучаете… все сверхъестественное? – Слова выскочили сами по себе, как и ожидалось, потому что писатель все нашептывал: Эва, как у тебя крыша-то поехала.
Он кивнул. Я пристально смотрел на него, изо всех сил стараясь припомнить фразы, которые я вчера по пьяни вычитал в Сети.
– Вы можете… очистить дом от привидений?
Я наконец снял темные очки.
Увидев мою щеку с набухшим в полную силу синяком, Миллер слегка вздрогнул и поморщился. Что-то внутри его звякнуло. Теперь убедить его будет еще легче.
– Вы же не думаете, что я сумасшедший? – быстро спросил я.
– Я делаю выводы по ходу беседы, – сказал, он, приняв обычное выражение. – В этом, собственно, и состоит суть нашей первой встречи: я должен убедиться, что вам можно верить.
Я прикрыл глаза и заговорил:
– Поймите, я не какой-нибудь неуравновешенный. Вернее, может, так оно и есть, но я по крайней мене, хм, не сдвинутый бедокур.
– Тут я пока что не уверен. – Миллер вздохнул, откинулся на спинку и скрестил руки. – Вы хотите еще что-нибудь мне рассказать?
– Я уж и не знаю, – бессильно поднял я руки.
– Мистер Эллис, у вас когда-нибудь случались психические расстройства? – спрашивал Миллер. – Мании, галлюцинации?
– Да, мне кажется, как раз сейчас у меня расстройство.
– Нет. Это просто страх, – сказал Миллер и отметил что-то в своем блокноте.
Представь, что это интервью, нашептывал писатель. Сколько их у тебя было. Тысячи. Притворись, что даешь интервью. Улыбнись журналисту.
Скажи, что у него красивая рубашка.
Я вдруг понял, на что Миллер намекает.
– У меня были проблемы с алкоголем и… с наркотиками тоже… но я не думаю, что это как-то связано… и…
В эту секунду все развалилось.
– Знаете что? Я, может быть, ошибся. Может, это какие-то ребята решили подшутить, я уже ничего не понимаю, я известный человек, у меня бывали навязчивые поклонники, и, может быть, кто-то действительно решил поиграть в персонажа моей книжки, и тогда все это…
Эту околесицу Миллер прервал вопросом:
– Кроме вас кто-нибудь страдает от этих необъяснимых явлений?
– Да нет… только я… во всяком случае до прошлой ночи.
– Что вы могли сделать, чтобы рассердить этих духов? – спросил он таким тоном, будто хотел поинтересоваться моим мнением насчет недавно прочитанной книги, но мне в этом вопросе почудился некий зловещий намек.
– О чем вы говорите? Вы что, думаете, это я во всем виноват?
– Здесь нет виноватых, мистер Эллис, – терпеливо и настороженно произнес Миллер. – Я просто спрашиваю: может, вы ненароком разозлили сам дом? – Он помедлил, чтоб я мог впитать. – Возможно ли, что ваше присутствие в этом доме – где, по вашим словам, не было никаких привидений, когда вы туда вселились, – каким-то образом рассердило духов…
– Слушайте-ка, эта хрень, или как там ее, гонялась за моими детьми, ясно?
– Мистер Эллис, я всего лишь хочу сказать, что, вступив во враждебные отношения с миром духов, вы рискуете стать его мишенью.
– Я ни с кем не враждую – это они с нами враждуют. – Признание подтолкнуло новообретенную решимость. – И дом этот не строили поверх древнего индейского кладбища, понятно? Господи Иисусе.
Эта вспышка гнева – выплеск эмоций – на мгновение успокоила меня.
Миллер заметил, как трясется моя рука, когда я поднимал ко рту чашку кофе, но, вспомнив о губе, поставил ее обратно на блюдце. Я готов был уже заплакать от бессмысленности этой встречи.
– От кого вы хотите защититься? Почему так рассердились? – спросил Миллер без всякого выражения. – Я чувствую ваш страх, но, кроме того, – злобу и склонность к антагонизму.
– Боже, вы блеете, как мой гребаный психиатр.
– Мистер Эллис, я видел, как человек разлетелся в прах из-за собственного антагонизма, – сказал Миллер, наклонившись, и разнес этими словами все вдребезги.
Сердце мое остановилось, а когда снова пошло, то забилось куда быстрее, чем прежде. Я тихонько заплакал. Снова надел темные очки. Я старался успокоиться, но если верить его словам, то что же дальше? Плачь усиливался стоявшей в закусочной тишиной. Только стыд помог мне прекратить рыдания.
– В прах? Вы это видели? – Я вытащил салфетку и высморкался. – О чем вы говорите?
– Один был фермером. Другой – юристом. – Миллер помолчал. – А вы не читали на сайте дневник, где я пересказываю оба этих случая?
– Нет. – Я сглотнул. – Простите, не читал.
Надо было валить из этой закусочной. Собраться с силами, подняться и ровно дойти до «рейнджровера». Вернуться в гостиницу. Забраться под одеяло. И ждать, когда за мной придет то, что за мной гоняется, и сдаться. И перестать бояться безумия и смерти.
Я не понимал, почему не действует клонопин.
Каждые несколько секунд мимо громыхал грузовик; только это и напоминало мне, что за окном закусочной – реальный мир.
– Эти люди просто вспыхнули и загорелись.
Миллер даже голоса не понизил, и я бросил взгляд на одинокую официантку, беседовавшую с поваром. Пока мы разговаривали, старик, сидевший у стойки, куда-то исчез, и я подумал: может, он тоже призрак?
– А давно вы этим занимаетесь? – спросил я. – Видите ли, я не совсем понимаю, что вы говорите. Понимаете, когда вы такое говорите, мне кажется, у меня едет крыша, и…
– Вся необходимая информация размещена на моем сайте, мистер Эллис…
Но меня уже накрыло, уже трясло от страха.
– Ну, есть у вас какое-нибудь резюме, ну, или хотя бы рекомендации, а то когда вы рассказываете, как у вас на глазах люди ни с того ни с сего вспыхнули и сгорели дотла, мне кажется, я схожу с ума…
– Мистер Эллис, дипломов мне не выдавали. И занятий на «потустороннем факультете» я не посещал. Могу похвастать только богатым опытом. Я расследовал более шести тысяч сверхъестественных явлений.
Я снова потерялся. Снова заплакал и старался не всхлипывать слишком громко.
– Что же мне делать? – твердил я.
Миллер принялся меня утешать.
– Если вы решите воспользоваться моими услугами, я приду в ваш дом и стану заклинать духов, чтоб они прекратили являться вам в осязаемой оболочке и вообще оставили ваше жилище в покое.
– Как же… с этим быть? То есть мне придется идти с вами?
Я заставил себя перестать плакать и даже удивился, когда у меня хватило на это сил; я вытер глаза и высморкался. Оказалось, что вокруг меня по столу разбросано не меньше дюжины салфеток.
– Как же быть?
На что Миллер высказался так:
– Однажды я работал с бухгалтером, он сказался одержимым. В день, когда мы назначили сеанс экзорцизма в его кондоминиуме, он говорил на латыни задом наперед, плакал кровавыми слезами, а потом у него раскололся череп.
На этот раз мое потрясение приняло несколько причудливую форму, и я пробормотал:
– Да ладно, меня проверяла налоговая. Это еще хуже.
Ну ты и крутыш, буркнул писатель. Очень в тему.
Миллер не понял, что это, в сущности, нормальная реакция.
Он уставился на меня в упор. Наступила гробовая тишина.
– Да я пошутил, – прошептал я, – это всего лишь шутка. Я хотел…
– Тот случай закончился для меня инфарктом. Меня увезли на «скорой». Я не шучу. У меня есть видеозапись.
Психическое истощение заставило меня сосредоточиться исключительно на Миллере. У меня хватило любопытства спросить:
– И что вы… делаете с этой записью?
– Демонстрирую ее на лекциях.
Я обрабатывал информацию.
– И чем этот человек был… одержим?
– Духом животного, которое, как он утверждал, его поцарапало.
Я попросил Миллера повторить еще раз.
– На него напал дикий зверь, и после этого он стал думать, что он тот, кто на него напал.
– Как это происходит? – уже почти выл я. – Как такое возможно? О чем вы говорите. Господи Иисусе…
– Мистер Эллис, вы не стали бы смеяться надо мной, если бы человек, одержимый демоном, швырнул вас на десять метров через всю комнату, а потом попытался размесить в кровавую кашу.
Мне снова потребовалось время, чтобы восстановить дыхание. Я съехал до:
– Вы правы. Простите. Я просто очень устал. Не знаю. Я не хотел над вами смеяться.
Миллер все смотрел на меня, как будто что-то обдумывая. Потом спросил, принес ли я план дома. Я наспех сделал набросок на гостиничном бланке, и, когда вынимал его из кармана куртки, руку пробила такая дрожь, что, протянув бумагу, я уронил ее на стол. Я извинился. Он взглянул на рисунок и положил его рядом с блокнотом.
– Я должен задать вам несколько вопросов, – спокойно сказал он.
Я сцепил ладони, чтоб они не тряслись.
– Когда происходят эти явления, мистер Эллис?
– Ночью, – прошептал я. – Они происходят ночью. Всегда примерно в одно и то же время, в час смерти моего отца.
– Когда конкретно?
– Не знаю, между двумя и тремя ночи. Отец умер без двадцати три, вот примерно в это время все и… творится.
Я не смог выдержать наступившей долгой паузы и спросил:
– А что это значит?
– А вы знаете, когда вы родились?
Миллер писал что-то в блокноте и, спрашивая, не посмотрел на меня.
– Да. – Я сглотнул. – Я родился в два сорок пополудни.
Миллер изучал свои записи.
– И что это может значить? – спросил я. – Кроме совпадения?
– Значит, к этому надо отнестись серьезно.
– Почему? – спросил я с интонацией верующего, голосом, каким ученик вымаливает правильный ответ у учителя.
– Потому что духи, являющиеся между полуночью и восходом, приходят не просто так – им что-то нужно.
– Не понимаю. Что это значит?
– Это значит, что они хотят напугать вас, – сказал он. – Это значит, они хотят, чтоб вы что-то поняли.
Мне снова захотелось заплакать, но я сумел сдержаться.
Вот так утешил, расслышал я писателя.
– В одном из интервью, которые я просмотрел, вы говорили, что прототипом этого персонажа, Патрика Бэйтмена, был ваш отец…
– Да, говорил, но…
– …А теперь вы говорите, что Патрик Бэйтмен звонил вам по телефону?
– Да. Да, все верно.
– Вы были близки с вашим отцом?
– Нет. Нет, не был.
Миллер уставился в блокнот. Какая-то запись его тревожила.
– В доме живут дети? Чьи они?
– Да, у меня двое, – сказал я. – То есть на самом деле мой – один.
Вдруг Миллер вскинул голову. Он не ответил, а просто уставился на меня, явно чем-то обеспокоенный.
– Что? – спросил я. – Что такое?
– Очень странно, – отозвался Миллер. – Я этого не чувствую.
– Чего вы не чувствуете?
– Что у вас есть ребенок.
Грудь моя заболела. В голове промелькнуло, как Робби обнимал меня в машине после школы и как крепко он схватился за меня прошлой ночью, полагая, что я защищу его. Ведь он думал, что теперь я ему отец. Я не знал, что сказать.
– В доме есть камин? – вдруг спросил Миллер.
К своему стыду, мне пришлось задуматься. Я жил в доме пять месяцев – и теперь гадал, есть там камин или нет. Если он и был, то мы его еще никогда не топили. Это обстоятельство заставило меня вспомнить, что в доме на самом деле два камина.
– Да-да, есть. А что?
Миллер притормозил, изучая записи, и пробурчал себе под руку:
– Это просто точка входа. Вот и все.
– Могу я задать вам вопрос?
Переворачивая страницу блокнота, Миллер кивнул.
– А что, если… а что, если это необъяснимое присутствие… не захочет уходить? – Я сглотнул. – Что тогда?
Миллер поднял на меня глаза.
– Я должен донести до них, что помогаю им переместиться в лучший мир. Они на самом деле даже очень благодарны за любую помощь. – Он помолчал. – Это измученные души, мистер Эллис.
– А почему они… так измучены?
– На это могут быть две причины. Некоторые еще не осознали, что умерли. – Он снова сделал паузу. – Другие должны передать информацию живым.
Теперь замолчал я.
– И вы помогаете им решить… эти проблемы?
– По обстоятельствам, – пожал он плечами.
– И от чего это зависит?
– От того, демон это, или призрак, или, как в вашем случае, созданные вами же сущности – изуродованные твари, которые как-то проявили себя в вашей реальности.
– Но я не понимаю, – не отставал я, – в чем разница между призраком и демоном?
Когда я задавал этот вопрос, никакой закусочной уже не было. Были только Миллер и я, подвешенные в кабинке за пределами реального мира – что бы для меня это теперь ни означало.
– Демоны зловредны и могущественны. Призраки просто сбиты с толку – потеряны, уязвимы.
Миллер резко засунул руку в карман джинсовой куртки и вытащил вибрирующий мобильный. Проверив номер, он скинул звонок. Все это время он продолжал говорить, будто рассказывал об этом уже миллион раз.
– Призраки берут энергию из многих источников: свет, страх, грусть, мучения – все это дает духам силы, возвышает их. Но призраки не склонны к насилию.
У тебя-то демоны, прошептал писатель.
– Демоны – это олицетворение зла, и они преследуют людей, которые безрассудно пустили их в свою жизнь. Помните, что я говорил об антагонизме? Демоны появляются, когда чувствуют враждебность по отношению к себе, и основная их цель – ответить враждебностью на враждебность. Демоны очень злые.
– Вы должны мне помочь, – говорил я. – Вы должны помочь нам.
– Можете больше не убеждать меня, что вы напуганы, мистер Эллис, – сказал Миллер. – Я это и так вижу.
– Хорошо, хорошо, хорошо, но что теперь?
– Я приду к вам в дом, чтоб определить природу духов.
– А потом что? – с надеждой спросил я и только потом спохватился: – Спасибо.
– Если в вашем доме поселились демоны, а похоже, так и есть, тогда вас ждет битва.
– Почему?
– Потому что, чем бы это ни было, оно питается страхом. В общих страхах всех обитателей дома они черпают энергию. И, в зависимости от степени страха, духи способны нанести непоправимый ущерб.
– Почему это происходит со мной? Почему я?
– Похоже, что вас преследует посланник. – Миллер помолчал. – Ваш отец, Патрик Бэйтмен и тварь, которую вы придумали еще в детстве.
– Но что это за послание? Что он хочет мне сообщить?
– Это может быть целый ряд вещей.
Мир перестал существовать. Я уставился на Миллера и больше уже ничего не чувствовал. Исчезло все, кроме его голоса.
– Иногда духи становятся вами.
Миллер следил за моей реакцией. Но ее не последовало.
– Понимаете, мистер Эллис? Эти духи могут быть проекцией вашего внутреннего «я».
– Мне кажется… меня предостерегают…
– Кто?
– Мой… отец? Мне кажется, отец хочет что-то сообщить.
– Судя по тому, что вы рассказали, это очень даже вероятно.
– Но… что-то… как будто его останавливает… словно… – Я сбился с мысли.
Миллер помолчал.
– Кто принес в дом эту игрушку, мистер Эллис?
– Я, – прошептал я. – Я принес.
– А кто придумал Патрика Бэйтмена?
Шепотом:
– Я.
– А ту тварь в коридоре?
Снова шепотом:
– Тоже я.
Я вернулся к жизни, когда Миллер подпихнул мне по столу свой блокнот.
Он хотел, чтобы я кое-что там посмотрел.
Я увидел слово, написанное заглавными буквами: «TERBY».
И внизу то же слово задом наперед: «YBRET».
Почему, Брет?[35]
Я наконец смог вздохнуть.
– Когда ваш день рожденья, мистер Эллис?
– Седьмого марта.
Миллер постучал колпачком ручки внизу страницы.
Между цифрами Миллер провел линию.
Красными чернилами: «3/07 Эльсинор-лейн».
– Может, нам просто переехать? – Я задыхался. – Может, нам просто уехать из этого дома? – Я уже не мог сдерживаться. – Может, нам просто уехать в другой город?
Миллер взял меня за руку, чтоб успокоить.
– Мистер Эллис, в данном случае не думаю, что это поможет.
Я уже не мог дышать.
– Почему? Почему это не поможет?
– Потому что источником этих явлений может быть не только дом.
Я снова заплакал.
– Но если, если, но если источник не дом…
– Мистер Эллис…
Я слышал Миллера, но не видел его.
– Но если источник не дом… то что же тогда источник?
Миллер наконец сказал это:
– Вы.
. Привидения
На мир опустились сумерки, зыбкий островок света плыл в бескрайней тьме, хотя был полдень, и мы ехали к дому на Эльсинор-лейн, я сидел в заднем углу переоборудованного микроавтобуса за двумя помощниками (насколько я понял, всего в штате было двенадцать человек, эти же со своими полубоксами вполне могли сойти за безымянных компьютерщиков из колледжа). Дейл, который вместо приветствия бросил: «Ну и синячина», был за рулем, Сэм копался в кейсе для компакт-дисков, и они спорили о каком-то недавнем фильме; два чувака едут на «предварительное исследование», оно же НОСО (начальное ознакомление с объектом), и обыденность их разговоров должна была успокаивающе напоминать, что дело, в сущности, плевое, так – очередное задание. Однако их разговор перекрывал голос Миллера – мы сидели, прижав колени к генератору, бок о бок, – рассказывавшего о последнем доме с привидениями, над которым потрудилась его команда: вдали от жилья призраки и демоны собирались на заброшенной скотобойне. Мне было плевать. Я хотел, чтоб все это закончилось как можно скорее. Я, как обычно, притворился, что это мне снится. Так было легче.
– Когда приступим? – спросил я Миллера, всплыв в закусочной «Дорси».
– Как можно скорее, – был ответ.
На улице, на гравийной парковке (гравий медленно покрывался ковром морского песка), Миллер сделал несколько телефонных звонков, а я наблюдал, как вдали поднимается еще одна пальмовая аллея. Он вернулся со мной в гостиницу, портье запарковал его микрик, и, поднимаясь в номер за ключами от дома, мы обсудили стоимость услуг. Если в доме нечисто и я захочу его нанять, я должен буду выписать чек на тридцать тысяч, и мне показалось, что это совсем недорого. Когда он спросил, имею ли я доступ к таким суммам, я со всей твердостью заверил его, что имею. Уставившись на пепельные следы – окружившие мою кровать в гостиничном номере (следы никуда не вели), пока я лишался человеческого достоинства в закусочной «Дорси», – я был готов согласиться на любые деньги, но, увидев серый отпечаток руки на подушке, чуть не разрыдался опять и сказал Миллеру, что не поеду с ним в тот дом, но он убедил меня, что, поскольку фокусом потусторонней активности являюсь именно я, без меня там никак. Я пытался что-то возразить и стал предлагать заплатить побольше, лишь бы не приближаться к этому дому, но Миллер уже выводил меня на улицу, где нас ждал микроавтобус побольше миллеровского, и когда я забрался в него, мир мой – уже потихоньку удалявшийся – вывернулся наизнанку. Миллер объяснял мне, для чего нужно столько оборудования, и я напрягал внимание, но не мог сосредоточиться ни на чем, кроме того факта, что мы движемся по направлению к дому. Здесь были инфракрасные цифровые камеры, и детекторы движения, и измерители электромагнитного поля (между собой они называли их ЭМПы); был также прибор под названием лазерный термометр. А также звукозаписывающая мини-система, которая подключалась к анализатору частот и передавала сигнал на ноутбук. Я задавал вопросы, тем самым стараясь успокоить себя, – но это был лишь способ притвориться, будто мы не катимся к ситуации, свидетелем которой писатель уже был и с вызывающей дрожь неопределенностью называл ее сложной. Разрозненные реплики Миллера эхом отдавались у меня в голове. Неопределенно на что-то указывая, я спрашивал:
– А это зачем?
– Это ЭМП, – доносилось до меня, – он отфильтровывает обычные электромагнитные колебания.
– Что вы имеете в виду? – вопрошал я как во сне.
– У компьютера, телевизора, телефона, даже у человеческого тела – у всех свои частоты, и они могут искажать нужные нам данные.
Голос Миллера, как резиновый мячик, прыгал по салону от стенки к стенке, то приближался, то отдалялся эхом.
– А это что? – указывал я на громоздкое приспособление, напоминавшее кондиционер-переросток.
– Гальванометр. Фиксирует потоки необъяснимой энергии.
Ну да. Конечно. Так и есть. Ты ж сам знаешь, Брет.
Я сидел сгорбившись и опять на грани срыва, а машина мягко входила в поворот с Бедфорд на Эльсинор.
Дом беззаботно купался в дневном свете, но даже днем казался зловещим.
От страха я нахмурился, но не мог отвести от него глаз.
– Приехали, – сказал один из парней.
Оба в охотку вышли из машины. Они уже выяснили для себя всевозможные подробности «ситуации» и были готовы покуролесить. Парни открыли задние двери и принялись в каком-то предпраздничном возбуждении разгружать свое добро.
Почти бессознательно я вышел из машины и поплыл к дому, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки.
Фасад был теперь того же цвета, что и боковая стена.
Писатель заставил меня обратить на это внимание. Сам я словно ослеп.
Смотри, сказал писатель, потрогай его.
Дерево стало штукатуркой.
Потому я и не мог войти в этот дом.
Я отошел.
Миллер присоединился ко мне на полянке за домом, где я то вышагивал, то стоял столбом. Дыхание полностью вышло из-под контроля. Во рту было сухо и бело от разжеванных таблеток клонопина.
– Вы будете под защитой, – пообещал Миллер.
– Об одержании речь не идет, – уверял он меня.
– Вам нужно пойти в дом, – мягко приказал он.
– Почему? – взмолился я, – зачем?
– Потому что их цель – это вы. Потому что нам нужно найти источник потустороннего присутствия.
Им нужно вызвать духов.
А ты для них – наживка. Понял наконец, Брет?
Теперь мне даже выпить не хотелось: проглоти я алкоголь, меня бы мгновенно вытошнило.
Распространи эту мудрость по свету: хотите бросить пить? Переезжайте в дом с привидениями.
Миллер нетерпеливо направил меня к дому, потому что, пока с этим не разберемся, не будет мне покоя нигде. (Писатель подтолкнул меня в спину, напомнив про пепельный отпечаток руки на подушке.) Мой ответ:
– Если в доме что-то есть, не знаю, вынесу ли я.
Я поколебался, потом быстро заковылял ко входу.
Просунул ключ в замочную скважину.
Открыл дверь.
Вошел в фойе.
В доме было тихо.
Миллер стоял за мной.
– Где происходили основные явления? – спросили меня.
Трое мужчин ждали, когда я поведу их в коридор с мерцающими лампами, в захваченную нечистью спальню, в гостиную, которая теперь была гостиной на Вэлли-Виста; я резко втянул воздух, заметив, что темно-зеленое пятно на ковре все разрастается, и тут же отвернулся.
Миллер внимательно изучал сорванную с петель, обгрызенную дверь моего кабинета.
– Да, – сказал я, – было дело.
Пока Дейл и Сэм расставляли по дому различные приборы, я показал Миллеру видеоприложение.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |