Предыстория «Донской армии» 34 страница

19 марта (1 апреля) партизаны – семилетовцы и чернецовцы – были направлены на фронт, 21 марта (3 апреля) на фронт выехал 3-й партизанский Дудаковский отряд.

Во главе партизан был поставлен полковник Д.Л. Абраменков, участник русско-японской и 1-й мировой войны, участник Степного похода в отряде Семилетова. Во время атаманства Краснова он был поставлен во главе 8-го полка Молодой армии, сражался под Царицыном (17 боев) и был отрешен Красновым от командования за внешний вид полка.

Приказом № 620 от 4(17) апреля 1919 года был создан Сводный партизанский корпус во главе с Семилетовым. Помощником командира корпуса стал генерал-майор Поляков. Костяком корпуса стали:

1-й Семилетовский отряд – есаул П.С. Тацын.

2-й Чернецовский отряд – войсковой старшина А.С. Герасимов.

3-й Дудаковский отряд – войсковой старшина П.Р. Дудаков.

Студенческая дружина – сотник М.Т. Гребенников.

Отдельная конная сотня – штаб-ротмистр П.П. Уваров.

4-й Донской пеший полк (пополненный усть-медведицкими партизанами) – полковник Г.И. Алексеев.

Эти части были сведены в «1-ю Донскую партизанскую отдельную бригаду». Позже, 25 апреля (8 мая) 1919 года, в корпус были влиты 2-я Донская отдельная бригада Добровольческой армии и 3-я Донская отдельная Добровольческая бригада.

Партизаны отличались деталями формы одежды. На рукаве носили нашитую углом георгиевскую ленту. Кроме того, чернецовцы носили черные кресты на георгиевских розетках на головных уборах. Из головных уборов у них были распространены французские каски, выкрашенные в зеленый цвет, и черные папахи. Погоны были черного цвета с красным просветом. Чернецовская конная сотня отличалась синим верхом черных папах.

Сохранилось описание чернецовского знамени – на черном поле черный крест на георгиевской розетке и надпись красным «Чернецовцы».

Студенты носили на папахах белые полосы, а уже поверх полос прикрепляли кокарды. Им были выданы немецкие шинели и немецкие фуражки.

Особый колорит партизанам на фронте придавали приставшие к отряду старики станицы Екатерининской, которые под огнем большевиков спали, гуляли, курили, прикуривая друг у друга, «чтоб не переводить огня». В бою во время перестрелки, если наступало время обеда, они попеременно отползали и обедали домашними харчами под прикрытием товарищей…

Партизаны прекрасно проявили себя в боях весной 1919 года, о чем будет сказано ниже.

Своеобразным исключением стала студенческая дружина, преобразованная в батальон и прозванная «Жидовским легионом». Во время боев весной 1919 года в дружине было 15 евреев. Когда дружина была выведена из боев и разворачивалась в батальон, их количество возросло. Из прошедших через батальон студентов православных было 320, иудеев – 120, магометан – 1, католиков – 1, не указали своего вероисповедания – 543.

Во главе дружины, а затем батальона, стоял Михей Тимофеевич Гребенников (1895 -?), казак станицы Ермаковской. Он закончил Киевский коммерческий институт, обучался в Новочеркасском юнкерском училище. В хорунжие он был произведен, по его словам, трижды – 12(25) февраля 1918 года, летом 1918 года в рядах Ермаковского полка под Царицыном и на Украине при гетмане Скоропадском.

Формировалась дружина «семейным образом», приказы по дружине не издавались. 1-й приказ вышел 30 мая (12 июня) 1919 года. Дружина жила на деньги от концертов, пожертвований и т.д. С марта по октябрь 1919 года было собрано 191894 рубля.

Отличительной чертой дружины было наличие двух оркестров. Один был создан в батальоне и вместе с ним направился на фронт, другой – 30-40 евреев – прибыл из Екатеринослава и оставлен при команде выздоравливающих для сбора денег.

При батальоне была создана и размещена в Ростове команда выздоравливающих, служившая прибежищем для студентов, которые могли откупиться от фронта. Так, рядовой Басс, сын ростовского купца, был отправлен в команду выздоравливающих в день отправки на фронт за 25 тысяч рублей. В команду поступали не выздоравливающие из госпиталя перед отправкой на фронт, а наоборот – бойцы с фронта, минуя госпиталь. Так, 18 сентября (1 октября) 1919 года в батальоне по списку значилось 45 офицеров и 782 солдата, налицо было 18 офицеров и 304 солдата, а 17 офицеров и 376 солдат числились больными, то есть находились в команде выздоравливающих. При команде была открыта портняжная мастерская, шапочная и сапожная (все сапожники числились на службе, но жили дома).

Сам Гребенников, будучи членом Войскового круга, жил в Ростове, имея при себе вестового, денщика, повара, телефониста, получая фронтовое содержание по должности командира полка и кормовые деньги. Продукты он получал из команды выздоравливающих, где скрывались от фронта его брат, два зятя и два дяди. Батальоном в это время командовал его родственник есаул А.М. Гребенников.

При всем своем героизме партизаны не могли одни спасти фронт. По станицам, еще не занятым красными, шла мобилизация от 17 до 45 лет (в некоторых станицах, согласно их приговору, с 17 до 48 и даже до 55 лет).

Кроме того, началась мобилизация иногородних (до 36 лет) и даже пленных. 2(15) апреля Большой Войсковой Круг принял постановление: в целях привлечения на свою сторону, стараться не расстреливать за службу «Совдепии», а пороть; пленных очищать от коммунистов, комиссаров «и других вредных лиц – добровольцев, китайцев, латышей, евреев и проч.»; уничтожать этих лиц «при помощи самих же пленных»; формировать из пленных части, не допускать в таких частях грубостей, не обращаться «Ваше благородие» и т.п., использовать как кадр добровольцев Саратовского и Воронежского корпусов; по прибытии в их родные места, отпускать таких бойцов в отпуск на 2-3 недели[87].

Пленными и крестьянами пополняли даже семилетовские части, и те, попадая опять к красным, рассказывали, что у Семилетова «дисциплина не строгая – не бьют»[88].

Крестьяне и казаки, попадая в схожие условия, в одну и ту же дивизию, пользовались разными правами и даже снабжались по-разному. Так, попавший в плен рядовой 2-го пограничного полка Кузьма Хвылев, украинец из Макеевки, показал 17(30) апреля: «дисциплина строгая, требуют отдания чести, в день хлеба – 1 фунт, мяса – полфунта, сахару – по чайной ложке, табаку не видел давно»[89], а казак из 3-го пограничного полка, попав в плен, показал 19 апреля (2 мая), что хлеба дают по 2 фунта, мяса – ¾ фунта, сахару – 6 золотников, по пачке папирос в месяц[90].

Казаки были настроены против иногородних, так как тех брали до 36 лет, и за счет оставшихся мужчин те успели в 1919 году засеять и убрать поля[91].

В результате подтягивания дисциплины и мобилизаций количество бойцов в армии увеличилось. 2(15) марта командование стран Антанты считало, что в Донской армии 57 тысяч (из них 30 тысяч кавалерии)[92].

В начале 1919 года началась реорганизация структуры армии. В январе, в период развала на Северном фронте и горячих боев на Восточном, отряды стали сводить в корпуса и дивизии. Северо-Восточный фронт 3(16) февраля был ликвидирован. На базе войск, посланных на открывшуюся украинскую границу, был создан Западный фронт.

23 февраля (8 марта) фронты преобразовали в армии. Восточный фронт – 1-я армия; Северный фронт – 2-я армия; Западный фронт – 3-я армия.

1-й армией командовал генерал Мамонтов при начальнике штаба генерале Н.Н. Алексееве.

2-й армией командовал генерал Быкадоров И.Ф., затем его сменил генерал Ситников Г.А.

3-й армией командовал генерал М.М. Иванов.

Астраханский корпус и Саратовская отдельная бригада были переданы «добровольцам» и ими расформированы. В составе Добровольческой армии они вошли в 6-ю пехотную дивизию как Сводные Астраханский и Саратовский пехотные полки. Из офицерских кадров Воронежского корпуса был создан 1-й сводный пехотный полк в составе 5-й пехотной дивизии «добровольцев»[93].

Были упразднены разошедшиеся по домам полки. В Верхне-Донском округе это были 28-й, 30-й – 38-й. Вместо них под теми же номерами создавались другие.

Приказом № 408 от 26 февраля (11 марта) 1919 года были сформированы полки:

33-й Донской казачий из отступивших казаков Краснокутской и Боковской станиц и Каргинской конной сотни.

32-й Донской казачий пеший из казаков Верхне-Донского округа.

34-й Ермаковский пеший из казаков 1-го Донского округа 1890-1894 годов переписи.

35-й Тацинский конный из казаков того же округа и тех же годов.

36-й Донской казачий пеший из такого же контингента.

Позже 33-й полк стал называться Верхне-Донским, а 32-й – Морозовским (взамен существовавшего в апреле-мае-июне 1918 года Морозовского полка). Кроме того, был сформирован 38-й сводный полк.

Все эти части 10 (23) марта были объединены в составе 4-го армейского корпуса 2-й армии:

6-я Донская пешая казачья дивизия:

23-й пеший Гундоровский полк

48-й пеший Луганский полк

36-й пеший Усть-Белокалитвенский полк

7-я Донская пешая казачья дивизия:

24-й пеший Черкасский полк

34-й пеший Ермаковский полк

32-й пеший Морозовский полк

7-я Донская конная казачья дивизия:

33-й конный Верхне-Донской полк

35-й конный Тацинский полк

36-й конный Усть-Белокалитвенский полк

Артиллерия 6-й Донской пешей дивизии:

Отдельный артиллерийский дивизион:

31-я Гундоровская батарея

36-я Каргинская батарея

Луганская батарея

Артиллерия 7-й Донской пешей дивизии:

Отдельный артиллерийский дивизион:

27-я Мешковская батарея

35-я конная батарея

49-я Кундрюченская батарея

Артиллерия 7-й Донской конной дивизии:

30-я Верхне-Донская батарея

29-я Мигулинская батарея

Корпусная артиллерия:

22-я гаубичная батарея (48-линейная)

Гундоровская тяжелая батарея (42-линейная).

В 48-й Луганский пеший полк отдельным батальоном вливался Милютинский пеший дивизион и Каргинская сотня.

30-й Мешковский полк выделял из своего состава всех мешковцев, которые вливались отдельным батальоном в 24-й Черкасский полк, а остальные казаки полка шли на формирование 34-го Ермаковского.

Милютинский конный дивизион и Морозовская конная сотня направлялись в состав 36-го Усть-Белокалитвенского конного полка.

В состав 7-й конной дивизии предполагалось включить и казаков 31-го Мигулинского полка[94].

Были разоружены 40-й, 43-й и 44-й пешие полки и создан один, 40-й пеший, направленный в Каменскую, но без оружия[95].

Собирались и сводились вместе уцелевшие казаки из сдавшихся полков. Так, избежавшие плена казаки 41-го Суворовского полка до 26 февраля (10 марта) были в станичной дружине самообороны, а затем попали в новые номерные полки[96].

Новые полки формировались из казаков всех округов, станичный и даже окружной принцип не выдерживался. Так, 20 марта (2 апреля) на материальной базе 45-го пешего полка был сформирован 2-й пеший полк из 12 сотен. В полку числились 45 подхорунжих, 66 вахмистров, 123 старших урядника, 212 младших урядников, 144 приказных, 821 казак. 1, 2 и 3 сотни состояли из казаков Усть-Медведицкого округа (в 3-ю влили еще и казаков Милютинской станицы Донецкого округа), 5, 6, 8 и 12 сотни состояли из казаков 2-го Донского округа (в 6-ю влили казаков Ермаковской станицы из 1-го Донского округа), 11-я сотня состояла из казаков 1-го Донского округа, в 9 и 10 сотнях было примерно поровну казаков 1 и 2 Донских округов (в 9-ю влили морозовцев), в 7 сотне примерно поровну казаков Усть-Медведицкого и 2 Донского округов. Одна пулеметная команда полка состояла из казаков Усть-Медведицкого округа, вторая – из казаков 2-го Донского. Конная сотня была сформирована из отдельных казаков, прибывших с Северного и Западного фронта[97].

В Новочеркасске стали формироваться именные атаманские полки – Назаровский, Калединский и другие. Красная разведка 11(24) апреля доносила, что в Новочеркасске «находятся Атаманские полки и студенческие роты»[98].

Снабжение войск ВСЮР взяли на себя союзники. Уже к 12(25) апреля они поставили оружия и снаряжения на 100 тысяч бойцов – 205 пушек, 75 гаубиц, 60 мортир «Штока», 2 тысячи пулеметов, 100 тысяч русских винтовок, 12 танков, 100 самолетов (с парками), 1000 телефонов, 2000 мулов. Готовились поставки еще на 150 тысяч бойцов[99]. Но все это подлежало распределению между всеми Вооруженными силами Юга России, а не предназначались одному Дону.

Тем не менее, и Дону досталось немало. К июню 1919 года на фронт были направлены 6 батарей 18-фунтовых орудий и 2 батареи гаубиц калибра 4,5. Первыми эти батареи получили «партизаны» корпуса Семилетова. Несколько английских корабельных орудий установили на баржи, плавающие по Дону, и на бронепоезда[100]. К концу 1919 года англичане начали поставку шестидюймовых пушек «армстронг» для донских бронепоездов.

В Новочеркасске англичане создали школу для обучения офицеров Донской армии, которым предстояло обслуживать английские орудия.

Британские союзники утверждали, что подбор советников для Юга России производился по принципу: «Лучшие, и только самые лучшие!», причем каждый из советников устанавливал собственный стандарт мастерства в своей области[101]

Военные операции Донской армии должны были отныне развиваться в контексте планов командования ВСЮР. Реальное военное сотрудничество, по идее Деникина, должно было складываться следующим образом. Донская армия сохранялась. В оперативном отношении она подчинялась Главкому (Деникину), но ни одна часть не могла быть уведена с Дона, если Дону угрожала опасность («операционные линии Дона соответствуют идее его обороны»). Возможен был увод донской конницы, но при компенсации ее «добровольческой» пехотой, а так же увод свободных резервов, где это необходимо. Предполагалось невмешательство в бытовые казачьи особенности[102].

Такие предложения выдвигались Деникиным, когда у власти был Краснов. Но после того как многие члены Круга потребовали установления единого командования (Окружное собрание членов Большого Войскового Круга от Верхне-Донского округа потребовало срочно фактически осуществить единое командование над всеми вооруженными силами Юга России еще до открытия круга, 28 января (10 февраля) 1919 г.)[103], а во главе Войска стал сподвижник Деникина А.П. Богаевский, влияние «добровольцев» на дела Донской армии возросло. Даже по поводу награждения Гусельщикова орденом «Святого Георгия» Богаевский советовался с Деникиным [104]. 7 (20) марта было установлено однообразное содержание чинов Донской и Добравольческой армий[105].

Что касается военных планов Деникина, то ещё в январе 1919 г. на военном совещании в Минеральных водах он решил, опираясь на Донецкий бассейн, «главными силами развивать действия в общем направлении на Харьков»[106], поскольку харьковское направление было кротчайшим «к главному объекту действий – Москве».[107]

Однако, при огромном превосходстве сил противника военные действия в феврале-марте 1919 г. сводились к «затыканию дыр» на фронте.

Советское командование, лишившись плацдарма на правом берегу Донца на фронте 9-й армии, производило перегруппировку, перебрасывало войска западнее, где фронт (у Луганска) уже пролегал за Донцом. 11 марта Командюж Гиттис отдал приказ «в центре совершать перегруппировку с целью, воспользовавшись оборонительной линией реки Донец, частям 9-й армии сменить 8-ю, сосредоточить ее для атаки из района Веселогорск – Луганск вдоль правого берега Донца в направлении на Новочеркасск – Ростов». 9 армия должна была частями 23-й дивизии сменить 8-ю армию к 5(18) марта[108]. 2(15) марта в докладе главкому Гиттис объяснил перегруппировку разливом Донца[109].

Таким образом, красные концентрировали войска на правом берегу Донца в районе Луганска, чтоб оттуда «по сухому» ударить на Новочеркасск, и считали, что «в районе западнее линии Лихая – Новочеркасск и должен быть разыгран решительный бой»[110].

«Добровольцы» и донцы стягивали войска для встречного удара. Фактически должно было развернуться протяженное по площади и длительное по времени встречное сражение. Важным фактором в этом сражении стало восстание казаков на Верхнем Дону в тылу у Красной Армии.

ГЛАВА 22. ВОССТАНИЕ НА ВЕРХНЕМ ДОНУ.

Подробного отчета о подготовке и начальном этапе восстания пока не обнаружено. Командующий повстанческой армией П.Н. Кудинов позже в мемуарах писал, что восстание вспыхнуло стихийно. Однако уже в ходе восстания появились сведения о подпольной организации, готовившей выступление.

Хрисанф Митичкин, милиционер Усть-Хоперской станицы, побывавший у повстанцев, рассказал, что когда он был в «стане», расспрашивал вёшенских казаков, как началось восстание, имеется ли связь с кадетами. Одни отмалчивались, «другие сказали, что восстали против коммуны, расстрелов, грабежей и насильников-коммунистов, но за Советскую власть. Когда им сказали, что в некоторых хуторах жители коммунистами все вырезаны, то они все восстали. Руководителями-зачинщиками были Алферов – подъесаул, Кудинов, который у них сейчас командующий Вёшенским округом. Некоторые же говорили, что восстание было задумано раньше, центр его был в Мигулинской, где велась подготовка. Тогда, когда они восстали, к ним прилетал аэроплан и сбрасывал (они говорят) орудийные замки»[111].

Возможно, ключом к загадке является сообщение Краснова, что 27 января (9 февраля) «командующим армией был составлен следующий план действий, одобренный атаманом. В районе станиц Каменской и Усть-Белокалитвенской генерал Денисов сосредоточивал ударную группу в 16000 при 24 орудиях, в которую должны были войти лучшие части молодой армии и старые, испытанные в боях войска (в том числе и Гундоровский Георгиевский полк). По сосредоточении, примерно, к 5-6 февраля, группа эта должна была ударить на слободу Макеевку, совместно с частями генерала Фицхелаурова сбить 12-ю дивизию и, действуя во фланг и тыл 13-й и Уральской дивизий, идти в Хоперский округ оздоровлять и поднимать казаков. Такое движение сулило бы быстрый успех и возможное очищение Хоперского округа даже без помощи добровольцев, на которую атаман уже особенно не рассчитывал»[112].

Если прочертить на карте прямую линию от Каменской на Макеевку и далее на хоперские станицы, она пройдет через территорию Верхне-Донского округа. Чтобы устремиться в такой рейд (как минимум 350 верст), надо было иметь гарантии, что по дороге рейдирующая группа получит поддержку и подпитку. Между донецкими станицами, от которых предстояло выступать, и хоперскими, куда предстояло прийти, лежали многочисленные, враждебно настроенные «хохлацкие» слободы и «разложившиеся», но все же казачьи верхне-донские станицы.

И здесь, на Верхнем Дону, и на Хопре часть сохранивших верность казаков, как мы уже знаем, была оставлена специально. Центр заговора располагался в Мигулинской, наиболее надежной станице. Если другие станицы на Верхнем Дону встречали красных без сопротивления, то каждый хутор в Мигулинской красные брали с боя[113].

Впоследствии донская газета «Жизнь» писала: «Трудно установить, кто являлся организатором восстания в Верхне-Донском округе, ибо в каждой станице, в хуторе было по одному, по два человека, которые заранее подготовляли восстание. Всех таковых насчитывается до 200 человек. Из них же более популярны у повстанцев – подхорунжий Беляев, М.С. Шумилин, два брата Булаткины, сотник Егоров, хорунжий Прохоров, подхорунжий Коренюгин и хорунжий Колычев»[114]. Показательно, что здесь названы казаки не Мигулинской, а Казанской станицы. Егоров в восстание командовал 3-й повстанческой дивизией, Прохоров был у него начальником штаба, Колычев командовал отдельной бригадой.

Вероятно, была согласована и дата выступления, чтобы поддержать рейдирующую группу. Интересно, что именно в день восстания, 26 февраля (11 марта) 1919 года, газета «Военный листок», выходившая за 300 с лишним верст от места событий и отделенная от него линией фронта, писала: «На фронте ходят слухи о начавшихся восстаниях станиц в тылу красноармейцев. Очень упорно говорили о восстании в Мигулинской станице Верхне-Донского округа»[115]. Возможно, заговорщики имели запасной план действий на случай, если они восстанут, а рейдирующая группа не подойдет.

Готовившееся выступление стало массовым из-за политики, которую проводила Советская власть.

На территории Донской области стала проводиться политика, названная «расказачиванием». На начальном этапе (Циркулярное письмо ЦК РКП от 24 января 1919 года) она сводилась к террору против всех верхов казачества и всех, кто прямо или косвенно боролся против Советской власти.

Формально под категорию «прямо или косвенно» попадало все мужское население станиц (кроме ушедших к большевикам). Естественно, под эту категорию попадали казаки верхне-донских, хоперских и усть-медведицких полков, которые с оружием разошлись по домам или сдались (сдавшиеся по большей части тоже были распущены по домам).

Более того, партийные органы стремились полностью обезглавить казачество на занимаемой территории: «В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний, Донское бюро предлагает провести через соответствующие Советские учреждения следующее:

1. Во всех станицах и хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях (уличенные, согласно директиве ЦК, должны быть расстреляны) и отправить как заложников в районный революционный трибунал…

3.В состав ревкома ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания некоммунисты.

4. Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех бежавших казаков (то же относится и к кулакам) и всякого без исключения арестовывать и отправлять в районный трибунал, где должна быть применена высшая мера наказания»[116].

Возможно, наличие вокруг огромного количества вооруженных казаков (станицы и хутора разоружались проходившими советскими воинскими частями, но вряд ли было изъято все оружие) сдерживало местные органы Советской власти от проведения массового террора. Практически весь февраль особых репрессий не было. Казаки все события, происходившие в это время, называли «беспорядочками». «Сначала были беспорядочки, но не особо сильные, и нам все говорили, что на днях прибудет следственная комиссия, и этого ничего не будет: у нас не должно быть таких грабежей и произвола, как у вас»[117].

3 марта 1919 года приказом № 317 по армиям Южного фронта был создан Отдел Гражданского управления при РВС Южного фронта, который должен был руководить организацией новой власти на казачьих территориях.

Первыми шагами «Граждупра» было «уничтожение полицейского деления» Дона (изменение прежнего административного деления). Параграф 4 приказа № 333 от 6 марта гласил: «В память героев-революционеров Подтелкова, Кривошлыкова, предательски убитых красновскими офицерами и казаками Краснокутской станицы, станицу Краснокутскую переименовать в волость Подтелковскую, а хутор Ушаков Боковской станицы в хутор Кривошлыков. Вёшенскому районному Ревкому широко опубликовать настоящее постановление, немедленно провести в жизнь. Вёшенскому ревтрибуналу произвести расследование об обстоятельствах гибели отряда Подтелкова. Всех причастных к этому гнусному убийству предать беспощадному революционному суду»[118].

Начались расстрелы. По данным эмигрантов, количество расстрелянных было следующим: в Казанской – 87 человек, в Мигулинской – 64, в Вёшенской – 46, в Еланской - 12[119].

Впоследствии и повстанцы, и большевистские лидеры называли гораздо большее количество расстрелянных (от 300 до 600). Но мы склонны доверять первым цифрам, тем более, что первый окружной атаман Верхне-Донского округа генерал З.А. Алферов признавал: «Конечно, не обошлось и тогда без расстрелов, но расстреляны были на этот раз только единицы»[120].

Начало репрессий почти совпало с намеченной датой восстания. Более того, именно репрессии сделали восстание массовым. Один из членов Реввоенсовета Республики И.Т. Смилга признавал: «Советское правительство совершило безусловно громадную политическую ошибку в начале 1919 года, когда после ликвидации Краснова бросило лозунг о «расказачивании» казачества и физического истребления «верхов» и тех казаков, которые активно участвовали в борьбе против нас. Эта политика, продиктованная, к сожалению, зноем борьбы, скоро дала свои губительные результаты. Положившее оружие казачество восстало почти поголовно…»[121].

Возможно, ничего не подозревающие об оставленном подполье казаки сами стали группироваться. В пользу этой версии говорит письмо, написанное уже в эмиграции офицером Емельяном Федоровичем Кочетовым П.Н. Кудинову о том, как казаки готовились восставать, но не знали, кого поставить во главе. «Этот вопрос был самым жгучим. Я предложил казакам, что у меня есть сослуживец по 12-му полку, боевой офицер, который находится в станице Вёшенской. Тут же казаки посылают меня к вам, но сами знаете, случай не дал мне поговорить с вами, ибо комиссары следили за всеми зорко. Я повернул от вас и поехал в станицу Еланскую к сослуживцу И.Ф. Голицыну. А потом на хутор Дударевский к подхорунжему Прокофию Благородову. Но и с последним поговорить мне не удалось. Во время восстания они оба играли не малую роль…»[122] (Голицын и Благородов во время восстания командовали Еланским и Дударевским полками).

Какая-то часть заговорщиков была схвачена. Советское руководство сообщало: «Настроение казачьего населения с самого начала было подавленное, но оппозиционное. Начавшийся заговор был раскрыт, участники расстреляны»[123]. Донцы впоследствии опубликовали перехваченные документы и среди них письмо председателя Вёшенского ревкома Решеткова председателю Казанского ревкома Костенко от 23 февраля (8 марта) 1919 года, в котором Решетков просил прислать в Вёшенскую 35 человек с пулеметом «как можно скорей, чтоб завтра они были здесь». «У нас уже контрреволюционеры работают во всю. Даже тайные заседания делают – одно из них арестовано, но некому смертные приговоры выполнять. А потому еще раз прошу не отказать»[124].

Позже «Донские ведомости» писали. Что первые повстанцы были в хуторе Шумилине Казанской станицы. Во время своей поездки на север Дона летом 1919 года Донской Атаман Богаевский «смотрел дом, где вспыхнуло восстание в хуторе, где был схвачен гарнизон большевиков с пулеметом»[125]. Красные считали, что «первыми восстали хутора Горниловский (Гармиловский – А.В.) и соседние»[126].

Таким образом, получается, что подготовленное выступление совпало со стихийной вспышкой протеста казаков против массовых расстрелов.

Один из участников восстания К.Е. Чайкин, казак станицы Казанской, позже вспоминал, что 20 февраля (5 марта) он получил известие от «верного человека», что назначен ряд расстрелов, что в списке он, Чайкин, и 15 его хуторян, а жить им осталось до 27-28 февраля (12-13 марта).

Чайкин объехал ближайшие хутора и узнал, что всюду идет волнение и ожидается восстание. 15 хуторян, попавших в списки, были им предупреждены и решили или убить коммунистов, или разбегаться. У них были винтовки и 9 ящиков патронов. Чайкин «сговорился» с заговорщиками в самой Казанской и «ждал дня, когда позовут». Кто должен был позвать, он не упоминает. Но позже в газете «Жизнь» было опубликовано, что 25 февраля «на последнем заседании» в хуторе Солонцовском казаки решили выступать. «На 27 февраля было назначено выступление». Но «26-го утром на хуторе Гармиловском «чекой» станицы Казанской было арестовано и приговорено к смерти 25 казаков. Казаки решили восставать днем раньше, чтобы спасти арестованных»[127].

В распоряжении ревкомов и исполкомов Мигулинской, Казанской и Вёшенской станиц были 2 заградительных отряда (120 человек), боевая дружина из александро-грушевских и сулинских рабочих (40 человек) и милиция из местных казаков и иногородних. Как сообщали партийные органы, «отсутствие реальной силы – вот причина наглого открытого выступления казачества»[128].

В ночь с 25 на 26 февраля (10-11 марта) Чайкина и его товарищей «позвали». За ними приехал казак и сказал, что дружина повстанцев собрана, и пора выступать. Вскоре подошли три подводы и забрали имевшиеся у Чайкина ящики с патронами. Прибыв к Казанской, Чайкин и товарищи увидели, что там уже собраны 500 человек, «не все с винтовками, но большинство»[129]. По другим данным, на питомнике у Казанской в сумерках собрались 300 человек – 200 пеших и 100 конных – под командованием подхорунжего Беляева. На разведку в Казанскую отправился подхорунжий Коренюгин[130].

В это же время происходят выступления в хуторах Шумилинском и Гармиловском. В Шумилинском группа казаков из Казанской станицы предупредила местного подхорунжего И.К. Ширяева, что через час подойдет отряд для захвата власти. Ширяев, в свою очередь предупредил подхорунжего К.Е. Медведева. Им удалось собрать 30 местных казаков и напасть на квартиры «штаба» красных и карательного отряда. Красные успели оказать сопротивление, но с помощью «разбуженного» хутора их уговорили сдаться. Перебив или пленив немногочисленные гарнизоны красноармейцев, казаки в конном строю поспешили туда же, к Казанской, охватывая ее со всех сторон.

В 2 часа ночи станица была окружена, телеграфные провода, связывающие ее с внешним миром, перерезаны. В 5 утра повстанцы ворвались в станицу, надеясь застать гарнизон и советских работников врасплох. Но как раз красные были в сборе, так как отправляли партию арестованных в 130 человек. Одновременно к станице подошел обоз в 200 подвод с оружием для фронта в сопровождении сильного конвоя[131]. Завязался бой.

Дата добавления: 2015-09-29