Предыстория «Донской армии» 5 страница

Остатки чернецовцев были отрезаны в Каменской. И генерал Усачев, начальник 5-й Донской дивизии, остававшийся все время в Каменской и взявший под свое командование всех, воюющих с большевиками, принял решение уходить из Каменской грунтовыми дорогами вдоль Донца и пробиваться к Новочеркасску.

В 13 часов (по другим данным – в 18 часов) 28 января отряд, оставив на Каменском вокзале раненых, пошел на восток вдоль Донца, прикрываясь его высоким берегом. Первый привал был сделан на хуторе Богданов, верстах в 15 от Каменской. Ночью чернецовцы оторвались от берега Донца и двинулись на юг, на хутор Садки, до которого по прямой было километров 50. По дороге пришлось пересечь железно-дорожную ветку Лихая-Царицын и идти степью, преодолевая распутицу, грязь, талые речки. По дороге ввязались в конфликт в деревне Божковка, километрах в пяти за железной дорогой, где крестьяне поймали пятерых офицеров. Партизаны двинулись на звуки стрельбы и отбили офицеров. Ночевал отряд в деревне Федоровка. Утром из пулемета нечаянно была ранена медсестра Плешакова. Из Федоровки отряд пошел в хутор Садки, до которого оставалось верст 10. Холодный ветер превращал дождь в крупу, которая забивала глаза, но грязь подмерзла, и идти стало легче. В Садках умерла медсестра. Из Садков на станцию Горная (между Сулином и Александровском-Грушевском) был послан разъезд. Так как Лихая и Зверево остались севернее, партизаны надеялись найти в Горной своих, но там уже были большевики. Потеряв одну лошадь, разъезд отошел. Больше отряд не рисковал выходить к железной дороге и двинулся на юг, к Дону. Следующая остановка была в хуторе Керчик, где партизаны узнали о самоубийстве атамана Каледина. Здесь они получили от местных властей подводы, подобрали 7 брошенных регулярными войсками пулеметов и двинулись в хутор Мокрый Лог, где и заночевали. На этом хуторе лошадей они не получили и дальше двинулись на быках. 1 февраля они вышли к Дону, к станице Раздорской, здесь переночевали и отправились вниз по Дону до Мелеховской, где попали на митинг по поводу объявленной новым атаманом мобилизации. Из Мелеховской чернецовцы двинулись вверх по речке Аксай, выходя к Новочеркасску с востока, через станицы Бессергеневская, Заплавская, Кривянская. В город они вошли 3 февраля. В Новочеркасске многие чернецовцы из этого отряда были распущены по домам

В Войске в это время начинался новый этап борьбы…

Партизаны понесли огромные потери. «Из 60 учеников реального училища, ушедших в отряд Чернецова, осталось в живых не более 20-ти»[175].Из 2-й семилетовской сотни, разбитой под Должанской, после второго боя осталось всего8 человек[176]. Донская офицерская дружина полковника Ляхова после боя под станцией Горной распылилась.

Но тогда же, в зимние месяцы 1917-18 гг., были сформированы другие партизанские отряды. Одни возникали вдали и в отрыве от административного центра области, как реакция округов на приход большевиков в окружные центры, другие стали формироваться в Ростове и Новочеркасске «вослед» Чернецову под влиянием создаваемой легенды. В них пошла молодежь, увлеченная романтикой партизанской войны и не представлявшая, видимо, всех ее тягот. Н.Н. Львов вспоминал: «Много раз приходилось мне видеть на маленькой станции Новочеркасска, как эти партизаны-подростки, тут же на платформе разобрав винтовки и патроны, садились в теплушки. Под крики «ура» поезд отходил и скрывался вдали»[177].

Не обошлось и без «накипи». Генерал И.А. Поляков вспоминал: «На этой почве появилось много лиц, которые, обычно, украсив себя с ног до головы, оружием, уверяли начальника штаба, а иногда Походного атамана или Донского Атамана, что они смогут сформировать отряды и найти людей. Для этого им необходимы только официальное разрешение и, главное, деньги. Им верили, хватаясь за них, как утопающий за соломинку.

В результате произошли огромные злоупотребления казенными деньгами, распутывать которые мне пришлось уже весной и летом 1918 года»[178].

Большевистское руководство немедленно ухватилось за этот «негатив». Позже, в апреле 1918 года, Председатель ВЦИК Донской советской республики В. Ковалев говорил, огульно называя всех партизан «чернецовцами» и стараясь замарать само имя Чернецова: «Помните, что Каледин и Богаевский долго бы еще боролись, если бы не сделали ошибку. Они отдали власть Чернецову и другим бандам. Даже безобидный буржуй возмущался, ибо эти чернецовцы совершали самые позорные дела. Я знаю случай, когда один из них разбил окно, влез в кладовую и начал руками есть варенье. Деятельность Чернецова дала нам изобильный материал»[179].

Все это ни в коей мере не ставит под сомнение героизм и самоотверженность партизанских отрядов, которые действительно сражались и проливали кровь.

Позже, когда большевики подкатились к Ростову и Новочеркасску, эти отряды стали костяком, к которому временно примкнули станичные ополчения. Так, к отряду Семилетова была придана «Новочеркасская дружина», состоявшая из «стариков-чиновников всех ведомств»[180].

Необходимо перечислить хотя бы некоторые из этих отрядов.

Прежде всего это был отряд войскового старшины Семилетова, который, как мы помним, был послан под Таганрог на помощь «добровольцам» (там же, у Матвеева кургана, на стороне «добровольцев» приняла участие в боях 29-я Донская батарея)[181].

17 января генерал Деникин телеграфировал из Неклиновки в Ростов: «Казачьи отряды Ростова из Ростова и Гниловской не пошли. С отрядом полковника Кутепова действует лишь один партизанский отряд Семилетова»[182]. Но заметного участия в боях семилетовцы не приняли. Как вспоминали участники боев, «иногда появлялись донские конные партизаны, юнцы 15-17 лет…»[183].

2-я сотня семилетовцев была практически уничтожена на северном направлении и вернулась в Новочеркасск на пополнение.

Но сам отряд сохранился до самого Степного похода и стал костяком его участников.

20 января 1918 года «Вольный Дон» сообщил, что офицеры и казаки 7-го Донского полка (полк формировался в черкасских станицах) организовали партизанский отряд хорунжего Назарова…

О Федоре Дмитриевиче Назарове много писали еще в годы гражданской войны. Известный журналист Виктор Севский сообщал, что Назаров в детстве пас гусей в Новониколаевской станице, затем попал на Дальний восток, работал в железнодорожных мастерских, рабочим на барже, слесарем во Владивостокском порту, конторщиком, помощником машиниста на пароходе, сдал экзамен на народного учителя. В.Севский назвал его «молчаливым рыцарем». Позже, в эмиграции, В. Крюков писал: «Может быть Ф.Д. грешил иногда военными познаниями, но он несомненно обладал большими качествами партизанского начальника»[184]. В.С. Мыльников вторил ему: «Назаров особого военного образования или долголетней службы не имел, но у него была замечательная способность: вылетев на возвышенность или бугор, он моментально сразу правильно оценивал положение и тут же отдавал соответствующие распоряжения, что и требовалось от начальника партизанского отряда»[185].

Первоначально отряд Назарова состоял из 30 человек, 20 из них были казаками 7-го Донского полка.

Там же, в низовьях Дона, в Ростове был создан отряд «Белого дьявола» - сотника Грекова, подчиненный «добровольческому» командованию.

Сотник Греков, казак Кубанского войска, начал «партизанить» еще в апреле 1917 года в Петрограде, где «держал в повиновении весь район Обуховского завода», затем был выслан в Туркестан, где командовал кубанской конвойной сотней при штабе командующего. После боев в Ташкенте, возвращаясь на Кубань, он «задержался» на Дону и принял участие в боях за Ростов в ноябре 1917 года[186], совершал налеты на Ханженково и Иловайск. Первоначально в состав его отряда входили 65 семинаристов и 5 гимназисток – сестер милосердия. В январе 1918 года отряд вырос до 150 человек[187].

Под Царицыном, на территории 2-го Донского округа действовал партизанский отряд полковника Мамонтова. Костяк его составляли учащиеся окружной станицы Нижне-Чирской. К нему на помощь были посланы более десяти юнкеров-артиллеристов из Новочеркасска. В основном Мамонтов дрался на ветке Царицын-Морозовская. Местные казаки, опасаясь столкновения с Красной гвардией, требовали, чтобы Мамонтов покинул окружную станицу.

23 января 1918 г. отряд Мамонтова (60 реалистов) выступил из Нижне-Чирской к Новочеркасску. Когда он уходил, казаки из ремесленного училища играли ему на прощание похоронный марш. В Цымлянской Мамонтов узнал, что здесь арестованы юнкера, приехавшие из Новочеркасска забрать деньги из местного казначейства. Когда появился Мамонтов, казаки юнкеров выпустили, но денег не дали. Мамонтов телеграфировал в Новочеркасск и предложил забрать означенные деньги. Ответа не было, так как случилось это как раз 29 января. На свой страх и риск Мамонтов подогнал три тройки и приказал 15 офицерам своего отряда быть наготове. Затем он зашел в казначейство и потребовал миллион, на что имелись оставленные юнкерами документы. Казаки заперли его в специальном помещении, чтобы он сам отсчитал положенную сумму. Мамонтов отсчитал 4 миллиона и зашил деньги в мешки. После этого офицеры его отряда вошли в казначейство, арестовали караул и выпустили Мамонтова.[188]. 5 февраля Мамонтов прибыл в Новочеркасск и привел с собой 109 бойцов. За 12 дней было пройдено 300 верст…

На севере Дона в декабре-январе 1917-18 гг. действовал партизанский отряд «Степана Разина» под командованием подъесаула К.В. Попова. По данным журнала «Родимый край» (№ 103. 1972), Константин Васильевич Попов, казак станицы Старо-Григорьевской Усть-Медведицкого округа, сын священника, окончил Донскую духовную семинарию в 1914 году, поступил в Новочеркасское юнкерское училище, весной 1915 года выпущен в 4-й Донской полк с производством в чин прапорщика с 1 мая 1915 года.

Очевидцы отмечали его «импозантную фигуру, громадный рост, решимость и отвагу»[189].

В 1917 году в Петрограде часть казаков 4-го полка во главе с сотником К.В. Поповым отказалась присягать Временному правительству и была послана на Дон, на суд Войскового Круга для «вразумления». В июне 1917 года пристыженные и «вразумленные» казаки вернулись в Петроград. Здесь К.В. Попов счастью казаков вступил в ударный батальон, формируемый штабс-капитаном Орлом. С 5 июня 1917 года в этот батальон входила еще и сотня подъесаула Виктора Ивановича Попова из казаков 1-го, 4-го Донских, Сводно-казачьего полков и 6-й гвардейской батареи.

После октябрьских событий казачья часть ударного батальона под наименованием «Партизанский отряд Северного фронта» и под командованием К.В. Попова отправилась на Дон и прибыла в начале декабря на узловую станцию Алексиково (Хоперский округ). По прибытии отряд поступил в распоряжение вр.и.д. начальника 7-й Донской дивизии полковника Пивоварова, штаб которого находился в окружной станице Урюпинской, а командир отряда подъесаул К.В. Попов отбыл в Новочеркасск к Каледину.

Каледин переименовал отряд в Донской казачий партизанский отряд «Степана Разина», утвердил Попова командиром и дал ему право вербовать в свой отряд казаков из войсковых частей, расположенных в Хоперском округе. 21 декабря Попов заказал в Новочеркасске печать отряда.

В начале января 1918 года отряд был переброшен в Усть-Медведицкий округ. Там в слободе Михайловке у станции Себряково местные «хохлы» «среди бела дня» арестовали командира 3-го Донского пешего батальона. К.В. Попов с 50-60 партизанами выехал из Урюпинской в Михайловку. Отряд на паровозе с двумя вагонами ворвался на станцию Себряково. «Партизаны арестовали несколько главарей Михайловки, но отпустили их на свободу, на честное слово»[190]. Отряд разместился около станции на казенном винном складе, чем пресек расхищение спирта, который в это время стал своего рода валютой.

На рассвете 12 января от Царицына к станции подошел эшелон красногвардейцев с орудием. Орудие открыло огонь по винному складу с площадки, а цепи большевиков стали охватывать склад. Партизаны держались до вечера, затем на своем паровозе уехали в Урюпинскую. Сам К.В. Попов прикрывал отступление отряда пулеметным огнем.

Находившиеся в Михайловке остатки разбредавшихся воинских частей (3-й Донской пеший батальон и 5-й Донской запасной полк) в бой не вмешивались. В частности освобожденный партизанами командир 3-го пешего батальона войсковой старшина И.Ф. Чеботарев накануне столкновения приказал вывозить батальонное имущество, казну и знамя в соседнюю станицу Арчадинскую, а сам пошел на вокзал «посмотреть на развитие боя», чтобы потом самому уехать в Арчадинскую. Но захватившие станцию и слободу красногвардейцы устроили избиение «нейтральных» офицеров и казаков войсковых частей, уничтожив около 80 человек[191].

Железнодорожные пути от Урюпинской до Новочеркасска были перерезаны Красной гвардией. В самой Урюпинской казачьи полки проявляли враждебность к партизанам. При усилении натиска большевиков на Север Дона отряду «Степана Разина» оставалось уходить грунтовыми дорогами на юг, ближе к Новочеркасску. На 15 января казачьи части в Урюпинской (1-й, 14-й, 18-й, 35-й Донские полки) задумали переворот. Казачья артиллерия обстреляла позиции партизан. В ночь на 16 января Попов с 30 партизанами ушел на Мигулинскую.

Хоперский и Верхне-Донской округа были пройдены спокойно по казачьим хуторам. Но партизан как магнитом тянуло к железной дороге. Ближайшие станции Чертково, Миллерово, Морозовская были примерно одинаково удалены, и, пройдя Верхне-Донской округ, партизаны свернули на юго-восток, на Морозовскую, к которой ближе всего подступали казачьи поселения. К Чертково и Миллерово пришлось бы идти по крестьянским слободам. Впрочем, в это время эти станции уже были захвачены большевиками. О Морозовской точных сведений тоже не было.

В ночь на 25 января партизаны пересекли железную дорогу между Обливской и Морозовской и двинулись в сторону станицы Цымлянской. Но по дороге отряд узнал, что в Цымлянской арестовывают юнкеров, и свернул на хутор Чекалов.

На хуторе Чекалове в ночь на 26 января отряд попал в засаду. Первым был сражен К.В. Попов. Пуля попала в горло с выходом в позвоночный столб. 5 партизан погибли, 12 попали в плен и были отправлены в Царицын. Немногим удалось прорваться. Попов в бессознательном состоянии был отправлен в Морозовскую больницу. В апреле 1918 года он был отбит восставшими казаками 2-го Донского округа, поправился, но правая рука навсегда осталась бездействующей[192].

Как видим, партизанские отряды со всех сторон области устремились к Новочеркасску. Кто-то пробился, кто-то нет. Но кто пробился, атамана Каледина в живых не застал.

ГЛАВА 6. БЕЗ КАЛЕДИНА. ПАДЕНИЕ ДОНСКОЙ СТОЛИЦЫ.

Причиной самоубийства Каледина стал кризис его стремления – примирить казаков и неказаков на Дону – и кризис созданной им системы – Объединенного правительства. Все это совпало с глобальным кризисом – в этот день, 29 января, Троцкий прервал переговоры с немцами и послал в войска телеграмму о демобилизации старой русской армии, то есть, с точки зрения профессиональных военных, развалил фронт прямо перед немецким наступлением. Тогда же проявился тактический проигрыш белых на донских фронтах. Первый отчет донского официоза «Вольный Дон» о последнем выступлении Каледина перед самоубийством приводил такие слова атамана: «Я получил сведения, что по грунтовым дорогам на город движется противник. Эти сведения застают нас врасплох… Командный состав Добровольческой армии приказал оттянуть части армии с фронта…»[193].Что стоит за этими словами?

К 27 января у красных на Таганрогском направлении появилась кавалерия – бригада 4-й кавалерийской дивизии, снятая с германского фронта. Кавалерия сразу нарушила становившийся уже привычным ход «эшелонной войны». Проселочными дорогами и просто заснеженными полями она двинулась в обход железнодорожных станций, где сидели кучки офицеров и юнкеров.

27-го, опасаясь обхода конницей их правого фланга, «добровольцы» отошли к Синявской, а 28-го – к Хопрам. «До Ростова оставалось 10 верст»[194].

По приказанию Корнилова к 29 января все «добровольческие» части были стянуты на оборону Ростова, оставив оборону Новочеркасска донцам[195]. Но у донцов на северном направлении после смерти Чернецова и отвода «добровольцев» фронт против войск Саблина и Петрова держали, как заявил Каледин, 147 партизан…

Как вспоминал генерал И.А. Поляков, 29 января с утра по Новочеркасску распространился «таинственный» слух, что сильная колонна красной кавалерии идет на станицу Грушевскую (северо-западнее Новочеркасска)[196].

Возможно, что непосредственной причиной заявления Каледина действительно стало появление крупного отряда красных с артиллерией северо-западнее Новочеркасска в районе Малого Несветая. Противопоставить этому отряду смогли лишь взвод юнкеров. Будучи кавалерийским генералом, Каледин прекрасно понимал, что решительно настроенная регулярная кавалерия может теперь за несколько дней, минуя железнодорожные станции, достичь Новочеркасска. Противопоставить этой кавалерии было нечего и некого…

Последние дни перед падением Ростова и Новочеркасска описывались в периодической печати того времени подробно, и воспоминаний было много, детальных воспоминаний. Мы попытаемся восстановить это время до деталей. И даже прямую речь введем, позаимствовав ее из газетных репортажей.

- В степи заснеженной, бескрайней, вдали от тихих станиц, проживающих накопленные на зиму запасы, в местах бойких, сомнительных, собрались, воскресив лихое время, люди вольные, склада разбойного – донские революционные казаки. Речи звучали смелые, казалось, что воля их предела не знает.

Горячие головы предлагали занять Глубокую и не уступать ни чернецовцам, ни большевикам, причем большевикам хотели предложить покинуть Донскую область, чем скорее, тем лучше[197].

Назад пути были обрублены. Где-то в степи лежал труп Чернецова, рассеченный страшным ударом по левому плечу около шеи. Одежда на нем изорвана, искровавлена, как упал – били и кололи, куда попало. Страшное зрелище.

Голубов из-за убийства Чернецова бросался на Подтелкова, за шашку хватался: «Что ты, мерзавец, наделал!.. Как я буду теперь разговаривать с правительством: оно ни на какие уступки не пойдет…»[198]. Подтелков объяснял поведение Голубова просто: «Голубов его жалеет, потому как сам офицер»[199].

Одно имя Подтелкова вызывало трепет и восхищение, но оставался он с казаками прост, доступен; снисходил, рассказывал всем про осечку чернецовского «стеера».

Сменивший Петрова его начальник штаба Моисеев исправно отстукал в Петроград донесение, что Подтелков убил Чернецова. «Голубову это не понравилось, влетел в станцию, грозил самосудом, если мы ему не выдадим Подтелкова, и под конец упал в обморок. В наших отрядах разложение большое»[200].

В последних числах января большевистские войска Саблина, воодушевленные победами под Должанской и Заповедной, заняли станцию Шахтную. Остатки чернецовцев откатились к Персиановке. Донская офицерская дружина рассеялась. Остатки 2-й сотни семилетовцев (8 подростков) «отбыли в Новочеркасск на пополнение». Где-то в степи пробирались к Новочеркасску из Каменской партизаны во главе с генералом Усачевым. Мамонтовский отряд еще не подошел. Так что столицу Дона с севера прикрывали 67 стрелков.

Дальше Саблин не пошел. Надо было до конца выяснить взаимоотношения с Донским казачьим ВРК, который во главе революционных казаков оставался в Тарасовке, как бы в тылу Саблина. Да и большевистский главком Антонов-Овсеенко предупреждал Саблина, что казакам можно доверять лишь, когда они идут впереди в бой, для атаки.

30 января поздно ночью Донской ревком возвратился, наконец, в Каменскую, где «были замечены единичные случаи пьянства» революционных войск, и с новыми силами взялся за дело, хотя сил этих у Подтелкова было мало. Энтузиазм революционный у казаков испарился, стоило до родимых хат дойти. Народные Комиссары – российская власть – понимали, что время не прежнее, казаки «с травы и воды» служить не будут, гнали эшелоны. В одном только январе, как большевиков признали, прислали из Петрограда для революционных казаков 35 тысяч комплектов обмундирования и обуви, два вагона мануфактуры подогнали, две тысячи пудов гвоздей.

Жалование щедрое, но мобилизация все равно сорвалась. Пришлось Донскому ревкому нажимать на агитацию и пропаганду. Приехавшие из Москвы и Петрограда казаки-агитаторы рассеялись по станицам. Помимо распространения декретов, вели речи до всех доходчивые, обещали, что при большевиках жизнь будет дешевая: ситец – по пятиалтынному, коробка спичек – две копейки. Обещали, что большевики земли прирежут…

Пока вели агитацию, генерал Усачев соединился с мамонтовцами и частью чернецовцев в Персиановке и внезапным налетом взял Шахтную и Сулин, но тут и к Саблину подошло подкрепление – 1-й Черноморский революционный отряд Мокроусова численностью до полка. Рассказывали, что в Зверево чернецовцы поймали и запытали их разведчиков (среди них была медсестра), и теперь моряки рвались отомстить…

После самоубийства Каледина, сменивший его новый атаман Анатолий Михайлович Назаров попытался поднять Дон по мобилизации и стал усиленно формировать партизанские отряды. Дело в том, что Корнилов, защищавший Ростовский район, соглашался продолжить борьбу, если получит подкрепления в 2 тысячи человек в течение 10 дней.

Партизанский вопрос встал перед Назаровым сразу же в день смерти Каледина. Его пригласили в Новочеркасское станичное правление и предложили стать Войсковым Атаманом. Новочеркасская станица, где традиционно концентрировалась донская верхушка, без тени сомнения взяла на себя такой почин и такие полномочия. Назаров долго отказывался и предлагал избрать на место Каледина своего начальника штаба полковника Сидорина[201]. «Черкасня» настаивала, и Назаров согласился при условии, что станицы выставят дружины. Станичники обещали. Одна Новочеркасская обещала выставить 1000 человек. Здесь же партизаны-семилетовцы вели запись в отряд и раздавали винтовки[202]. Колеблющимся разъясняли, что никакой красной кавалерии близко нет. Разъезды, посланные к Грушевской, ничего не обнаружили. Злые языки вообще говорили о гуртах скота, принятых издали за колонну кавалерии.

Назаров – идеал кавалериста-спортсмена, кавалер «Георгиевского оружия» и двух «Владимиров» - был человеком напористым. «Настойчивость и энергия в проведении принятого решения, широкая инициатива были отличительными качествами А.М. Назарова»[203]. Но ни эти качества, ни изучение психологии (чем баловался генерал) не помогли Назарову поднять Дон «по сполоху».

Из всех станиц вокруг Ростова активнее других взялась за оружие станица Гниловская. Как явствует из мемуаров, еще в январе 1918 года под станцию Синявскую прибыло 2 сотни гниловских казаков во главе со священником, но без оружия. Здесь же на станции они вооружились винтовками русского образца, но английского производства, и атаковали красногвардейцев в тыл и правый фланг. После боя принявшие командование «добровольческие» офицеры (Чернов, Энвальд) узнали, что группа красногвардейцев пробралась в Гниловскую и ограбила станичный храм, что и послужило причиной выступления[204].

Мобилизованные других станиц стали собираться в Новочеркасске в здании кадетского корпуса. Случайно или нет, но мобилизация совпала с началом продажи спиртных напитков для пополнения войсковой казны[205]. Формирование станичных дружин сразу же стало делом проблематичным, «и постепенно, оставшись без руководства, все они разошлись по станицам… Зато местная молодежь с благословения родителей повалила валом»[206]. В состав новых партизанских отрядов входили не одни добровольцы. Первым приказом атамана Назарова стал приказ о мобилизации учащейся молодежи с 17 лет[207]. За 2-3 суток было создано 18 отрядов[208], но эти 2-3 суток надо было выиграть. А Корнилов требовал подкреплений…

«Выигрывали» время остатки чернецовцев и отряды хорунжего Назарова[209] и сотника Грекова.

И отряд «Белого дьявола» сотника Грекова и отряд хорунжего Назарова воевали на Таганрогском направлении. Ситуация там была следующей. Формирующиеся в Ростове и Новочеркасске «добровольцы» слали на это направление сводные отряды. Так, руководивший здесь боями полковник Кутепов имел сводные роты 1-го Офицерского батальона, 2-го Офицерского батальона, Юнкерского батальона, Студенческого батальона, Георгиевского полка, Корниловского полка – всего 300 штыков – и кавалерийский дивизион Гершельмана[210]. В самом конце января Кутепов, как мы знаем, отошел к Ростову. Здесь на станции Хопры его сменил генерал Черепов с отрядом в 820 штыков, 2 орудия, бронепоезд. В отряд Черепова входил Корниловский полк, казаки Гниловской станицы и названные два партизанских отряда.

Первым «на поле боя» явился отряд Назарова. Известно, что отряд (немногие казаки 7-го полка и Гниловской станицы) выступил на фронт к х. Синявскому 29 января 1918 г. Роман Гуль вспоминал: «Поднялись казаки ближайших станиц (вернее, их искусственно подняли, так как настроение казаков было неуверенное), и хорунжий Назаров, начальник партизанского отряда, решил ударить с ними на село Салы, где, по сведениям, находились большевики. Разведки достаточной не было. Хорунжий бросился на «ура» и налетел на значительные силы большевиков с артиллерией.

Казаков разбили. Они в беспорядке бежали, оставив под Салами раненых и убитых. «Подъем» упал, казаки замитинговали: «Нас продали», «Нас предали», «Опять ахвицара!»… «Идем по домам!», «Нет, где этот начальник наш, туды его мать? Где он, мать его?.. Убежал, сволочь» (это относилось к Назарову, который действительно был уже в Ростове).

Казаки разошлись…»[211].

Кроме того «добровольцы» обвиняли Назарова (в годы гражданской войны возникла целая легенда), что под деревней Султан-Салы назаровская разведка дала неверную информацию конному отряду Гершельмана о силах противостоящих им красных, оценив их в 2 эскадрона. Отряд Гершельмана – 22 сабли – бросился в атаку, рассчитывая, видимо, на полную небоеспособность противника, и нарвался на 12 эскадронов. Назаровцы атаку не поддержали. От отряда Гершельмана осталось 10 всадников.

А. Крицкий в своих воспоминаниях приводит следующую историю. В конце января дивизион Гершельмана держал фронт против подошедшей к большевикам регулярной кавалерии. В это же время, 1(14) февраля в Чалтырь прибыл отряд Назарова – 3 пеших и 2 конных сотни.

Назаров заявил, что намерен уничтожить 2 эскадрона большевиков, которые, по его данным, стояли в селе Султан-Салы Малые. На помощь ему были выделены по 10 человек из каждого эскадрона Гершельмана во главе с войсковым старшиной 1-го Кубанского полка Мадгавариани.

Вечером 2 (15) февраля Назаров и Мадгавариани двинулись на Султан-Салы. Из-за метели они сбились с пути и шли на лай собак. Выйдя к селу, офицеры рассыпали цепь и ждали Назарова. «Но с первого взгляда стало ясно, что у хор. Назарова не казаки, а подростки, набранные из станиц и не умеющие владеть винтовкой»[212].

«Подождав минут 20 и видя, что у казаков все цепь не удается, а получается просто толпа людей», офицеры Гершельмана атаковали село, подошли на 200 шагов, 1,5-2 минуты вели огонь, а затем бросились на «ура». В селе они захватили 4 орудия 7-й конной батареи. Но оказалось, что там стояли не 2 эскадрона, а два полка – конный и стрелковый. Большевистские цепи повели наступление на село. Меж тем «казаки не желали двигаться вперед, а частью продолжали лежать на том же месте, где начали рассыпаться в цепь, и стреляли по деревне (где уже были офицеры – А.В.), а часть уже уходили постепенно к Чалтырю, в то время как бывшие на левом фланге цепи две конные сотни в беспорядке отступали…»[213].

Офицеры (8 уцелевших и 4 раненых) стали уходить, прихватив с собой 18 пленных и 1 пулемет. Кавалерия большевиков стала преследовать их лавой (видны были серые лошади), но офицеры отбились, перебили пленных, добили своих раненых и так ушли[214].

После поражения казаки замитинговали и заявили, что офицеры дивизиона изменники и их надо арестовать. Дивизион Гершельмана был поднят по тревоге, «и казаки, повертевшись и погалдев, решили идти, не трогая дивизиона, на станцию Хопры, а оттуда по домам»[215].

Полгода спустя на страницах суворинской газеты «Вечернее время» вспыхнула дискуссия по поводу этого боя. Назаров объяснял неудачу тем, что разведку плохо провели сами офицеры. Во время развертывания колонны в цепь в рядах офицерского взвода кто-то несколько раз выстрелил, демаскируя цепь, и Назаров приказал атаковать как можно быстрее. Офицерский взвод рванулся к деревне, а остальная колонна еще не закончила развертывание. Офицерский взвод был сбит и побежал. Начальник пулеметной команды назаровского отряда есаул В. Чекунов обвинял офицеров, что они побежали и увлекли за собой других[216]. Назаров же доказывал, что после отступления офицерского взвода бой шел еще около часу. «Брось мы сопротивление и побеги – весь отряд был бы уничтожен. Бежала часть молодежи, поддавшаяся панике, но лучшие партизаны во главе с офицерами… отходили с боем». В бою отряд понес потери в 19 убитых (из них 2 офицера) и 42 раненых (из них 4 офицера), но смог отступить и забрать раненых с собой. «Это был тяжелый, но не бесславный бой», - заключал Назаров[217].

Участие отряда «Белого дьявола» в боях выразилось в следующем. 3 (16) февраля отряд выступил на фронт у Хопров. «О том, что наши учащиеся ни разу не стреляли из выданных им винтовок и пулеметов Льюиса, говорить не приходилось», - вспоминал один из партизан[218].

Фронт у Хопров в то время держали: Офицерский отряд Симановского (200 штыков); Корниловский ударный полк (200 штыков); казаки Гниловской станицы (300 штыков и шашек) и собственно отряд «Белого дьявола» сотника Грекова (120 штыков)[219].

«В ночь с 5 на 6 февраля Греков решил произвести реабилитацию отряда в мнении ген. Корнилова, раздраженного незаконными реквизициями лошадей, и задумал удар на Хопры»[220]. Партизаны прошли по железнодорожной насыпи к станции, сотник Греков сам заколол часового, и отряд атаковал Хопры. Но оба пулемета отряда заклинило, и партизаны ушли под огнем, бросив трех раненых. Общие потери 8 человек (двух раненых вынесли на руках). Эта стычка «заставила нас опасаться, что в случае ранений мы не будем вынесены из боя», - вспоминал один партизан[221].

Дата добавления: 2015-09-29