В спальне никого не было. Гарри постоял у окна возле своей кровати, прижимаясь лбом к холодному стеклу — это успокаивало боль. Потом он разделся и лёг, мечтая лишь об одном — чтобы прошла голова. Его подташнивало. Он повернулся набок, закрыл глаза и практически сразу уснул…
И очутился в тёмной комнате с занавешанными окнами, освещённой единственным канделябром. Он стоял позади кресла, держась за спинку. На тёмном бархате обивки резко выделялись пальцы, длинные, белые — такие белые, будто он много-много лет провёл в под землёй. Кисть его руки напоминала большого бесцветного паука…
Перед креслом, в круге света, стоял на коленях человек в чёрной робе.
— Значит, меня неверно информировали, — заговорил Гарри высоким, холодным, пульсирующим от гнева голосом.
— Господин, умоляю, пощадите, — прохрипел с пола человек. Он заметно дрожал. На чёрных волосах лежал отблеск свечей.
— Я не виню тебя, Гадвуд, — объявил Гарри всё тем же холодным, жестоким голосом.
Он отпустил спинку кресла, обошёл вокруг, чтобы подойти к коленопреклонённому человеку, и вскоре оказался совсем рядом, но в темноте. И посмотрел вниз — с гораздо большей, чем обычно, высоты.
— Ты уверен в достоверности этих фактов? — спросил Гарри.
— Да, милорд, да… Я ведь работал в департаменте после… Последнее время.
— Эйвери утверждал, что Бедоу сможет его забрать.
— Бедоу не брал его, господин… Он, должно быть, знал, что это невозможно… Видимо, именно поэтому он так сопротивлялся проклятию подвластия Малфоя…
— Встань, Гадвуд, — прошептал Гарри.
Человек вскочил с колен с такой поспешностью, что едва не упал. В свете свечей отметины на рябом лице обозначились особенно чётко. Гадвуд, не решаясь окончательно распрямить спину, застыл в нелепом полупоклоне, лишь изредка осмеливаясь взглянуть Гарри в лицо.
— Ты правильно поступил, рассказав мне об этом, — промолвил Гарри. — Очень правильно… Получается, я потратил массу времени на абсолютно бесполезные разработки… но это неважно… начнём сначала. Лорд Вольдеморт благодарен тебе, Гадвуд…
— Милорд… спасибо, милорд, — сипло прошептал Гадвуд. Чувствовалось, что он испытывает огромное облегчение.
— Мне понадобится твоя помощь. Вся информация, какую ты можешь дать.
— Разумеется, милорд, разумеется… всё что угодно…
— Очень хорошо… можешь идти. Пришли ко мне Эйвери.
Гадвуд проворно попятился к двери и, кланяясь, исчез.
Гарри повернулся к стене. Там, в полумраке, висело старое, покрытое пятнами, треснувшее зеркало. Гарри пошёл к нему. Отражение становилось всё больше, всё отчётливее… лицо белее кости… красные глаза с прорезями зрачков…
— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
— Что такое? — заорал чей-то голос совсем рядом.
Гарри, как пропеллер, завертелся в кровати, запутался в балдахине и свалился на пол. Сначала он никак не мог понять, где находится; но был уверен, что сейчас опять увидит выступающее из темноты белое, похожее на череп лицо. Затем, совсем рядом, раздался голос Рона:
— Ну хватит метаться! А то я тебя никак не распутаю.
Рон разобрался со шторами, и Гарри увидел освещённое луной лицо друга. Гарри лежал на спине; шрам разрывался от боли. Рон, видимо, собирался ложиться — роба висела на одном плече.
— Что, на кого-то опять напали? — Рон жёстким движением помог Гарри подняться. — На папу? Опять змея?
— Нет… все живы… и здоровы… — хрипло выдохнул Гарри. Лоб горел огнём. — Вот только… Эйвери… ему не светит ничего хорошего… он дал неверные сведения… Вольдеморт в бешенстве…
Гарри застонал, задрожал мелкой дрожью и бессильно упал на кровать, потирая шрам.
— Гадвуд всё исправит… он встал на правильный путь…
— О чём ты? — испуганно спросил Рон. — Ты что… видел Сам-Знаешь-Кого?
— Не видел, а был им, — ответил Гарри и медленно поднёс руку к лицу — вдруг это мертвенно-белая паучья лапа? — Сам-Знаешь-Кто был с Гадвудом, это один из беглых Упивающихся Смертью, помнишь? Гадвуд сказал, что Бедоу не мог этого сделать.
— Чего этого?
— Что-то забрать… он сказал: «Бедоу, должно быть, знал, что это невозможно»… Бедоу был под воздействием проклятия подвластия… Кажется, Гадвуд сказал, что проклятие наслал отец Малфоя.
— Бедоу околдовали, чтобы что-то забрать? — воскликнул Рон. — Но, Гарри, это же, наверно…
— Оружие, — закончил Гарри. — Да.
Дверь в спальню распахнулась, и вошли Дин с Симусом. Гарри быстрым движением забросил ноги на кровать. Нельзя показать, что с ним опять случилось нечто странное — Симус только-только перестал считать его психом…
— Так ты говоришь, — Рон близко придвинулся к Гарри, притворившись, будто пьёт воду из его кувшина, — что был Сам-Знаешь-Кем?
— Да, — шепнул Гарри.
Рон захлебнулся; вода полилась с подбородка на грудь. Дин и Симус, раздеваясь, шумели, переговаривались и ничего не заметили.
— Гарри, — сказал Рон, — ты должен рассказать…
— Ничего я не должен, — оборвал Гарри. — Надо было как следует заниматься окклуменцией, ничего бы и не увидел. По идее, я же должен научиться блокировать эту чушь. Так, по крайней мере, они хотят.
Под словом «они» Гарри подразумевал Думбльдора. Гарри лёг, повернулся к Рону спиной и через некоторое время услышал скрип матраса — Рон тоже улёгся в постель. Шрам опять стало жечь и, чтобы не застонать, Гарри вцепился зубами в подушку. Он знал: сейчас, в эту самую минуту, Эйвери подвергают наказанию.
* * *
Чтобы поговорить с Гермионой, Гарри и Рону пришлось ждать первой перемены — они хотели быть уверены, что их не подслушают. Они вышли во двор — на улице было прохладно, ветрено — и там, в любимом уголке, Гарри подробно рассказал о своём сне. Выслушав его, Гермиона долго молчала и со странным интересом разглядывала безголовых Фреда и Джорджа, которые на другом конце двора из-под полы продавали Уборы Головные.
— Так вот почему его убили, — пробормотала она, оторвав, наконец, взгляд от близнецов. — Бедоу попытался украсть оружие, и с ним случилось что-то непонятное. Видимо, само оружие или пространство вокруг защищено мощными заклятиями, чтобы до него нельзя было дотронуться. Вот он и повредился в уме и разучился говорить. Но… Помните, что сказала знахарка? Он начал выдоравливать. А это — большой риск, они не могли такого допустить. Насколько я понимаю, то, что с ним случилось, вызвало сильнейший шок, и проклятие подвластия пало. Потом речь бы восстановилась, и он бы обо всём рассказал… И все узнали бы, что его послали украсть оружие. И конечно, Люциус Малфой легко мог наслать проклятие — он же не вылезает из министерства!
— Он там был даже в день слушания, — подтвердил Гарри. — И… постойте-ка, — добавил он. — Мы его встретили в коридоре, который ведёт в департамент тайн! Твой папа ещё сказал, что Малфой, наверно, хочет узнать о результатах слушания, но… что, если…
— Стуржис! — в ужасе ахнула Гермиона.
— Что Стуржис? — удивился Рон.
— Его… — еле слышно вымолвила Гермиона, — его арестовали, когда он пытался взломать какую-то дверь! Значит, Малфой подчинил себе и его! И как раз в тот день, когда вы его видели, Гарри! У Стуржиса был плащ-невидимка Шизоглаза, так? Что, если он, оставаясь невидимым, стоял у двери и случайно пошевелился, а Малфой это услышал? А может, он применил проклятие подвластия наугад, на случай, если у двери окажется часовой? И потом, при первой же возможности — например, когда снова подошла его очередь стоять на часах — Стуржис попытался пробраться в департамент и украсть оружие для Вольдеморта — Рон, тихо! — но его поймали и посадили в Азкабан…
Она посмотрела на Гарри.
— Гадвуд рассказал Вольдеморту, как заполучить оружие?
— Я не слышал всего разговора, но… похоже на то, — сказал Гарри. — Гадвуд раньше работал в департаменте… теперь, наверно, Вольдеморт пошлёт на задание его?
Гермиона, погружённая в раздумья, кивнула. Затем, совершенно неожиданно, заявила:
— Ты не должен был этого видеть, Гарри.
— Что? — Слова Гермионы застигли его врасплох.
— Ты же учишься блокировать сознание от таких вещей, — очень серьёзно сказала Гермиона.
— Да, — согласился Гарри, — но…
— Значит, нам надо забыть об этом сне, — решительно перебила Гермиона. — А тебе, с сегодняшнего дня, с удвоенной энергией взяться за окклуменцию.
Гарри так рассердился, что не разговаривал с Гермионой весь день — который, кстати, выдался на редкость неудачным, потому что все, кто не обсуждал беглых преступников, смеялись над позорным поражением гриффиндорцев в матче с «Хуффльпуффом». Отовсюду неслись вопли слизеринцев «Уэсли — наш король!», и к закату Филч, взбесившись, специальным указом запретил исполнение этой песни в школьных коридорах.
Дни летели, но дела шли всё так же плохо. Гарри дважды получил «У» по зельеделию. А ещё он страшно переживал из-за Огрида и постоянно думал о своём сне, но с друзьями поговорить не решался — ужасно не хотелось снова получить выволочку от Гермионы. Обсудить бы всё с Сириусом… Нет, нельзя, исключено. Но выбросить сон из головы не удавалось, и Гарри старался поглубже затолкать его в подсознание.
Увы, подсознание было уже не таким надёжным местом, как раньше.
— Вставай, Поттер.
Со времени сна прошло около двух недель. Гарри снова стоял на коленях в кабинете Злея и, тряся головой, пытался прийти в себя. Перед ним в тысячный, наверное, раз пронеслась череда детских воспоминаний — он и не подозревал, что столько всего помнит! — о Дудли, его банде и тех унижениях, которым они его подвергали.
— Последняя картинка, — сказал Злей, — что это?
— Не знаю, — Гарри тяжело поднялся с пола. Бурный поток образов, которые Злей извлёк из его памяти, не желал разлепляться на отдельные воспоминания. — Вы имеете в виду то место, где мой двоюродный брат пытается поставить меня в унитаз?
— Нет, — вкрадчиво проговорил Злей, — то, где человек стоит на коленях в тёмной комнате…
— Это… так, ерунда, — ответил Гарри.
Злей буравил его взглядом. Гарри, вспомнив о важности зрительного контакта при легалименции, моргнул и отвёл глаза.
— Откуда в твоей, Поттер, памяти этот человек и эта комната? — осведомился Злей.
— Я… — Гарри упорно смотрел куда угодно, только не на Злея, — недавно видел сон…
— Сон? — повторил Злей.
Гарри молчал, сосредоточенно изучая огромную лягушку, заспиртованную в пурпурной жидкости.
— Поттер, ты ведь помнишь, для чего мы здесь, не так ли? — страшным шёпотом спросил Злей. — Не забыл, почему мне приходится отдавать этой нудной работе своё свободное время?
— Нет, — выдавил из себя Гарри.
— Тогда напомни и мне. Итак, Поттер, для чего мы здесь?
— Чтобы я научился окклуменции, — Гарри перевёл взгляд на банку с угрём.
— Совершенно верно. И мне казалось, что за два месяца ты, невзирая на скудоумие, — Гарри ненавидяще посмотрел на Злея, — мог бы достичь хоть каких-то успехов. Сколько раз за последнее время ты видел во сне Чёрного лорда?
— Один, — соврал Гарри.
— Может быть, — холодные чёрные глаза Злея сузились, — тебе нравятся эти сны, Поттер? Может быть, благодаря им ты чувствуешь себя особенным? Значительным?
— Ничего подобного, — сквозь зубы ответил Гарри и крепко сжал в руке палочку.
— Как бы там ни было, Поттер, — процедил Злей, — ты не являешься ни особенным, ни значительным, и тебя не касается, о чём Чёрный лорд беседует со своими подчинёнными.
— А кого это касается? Вас? — выпалил Гарри.
Он не собирался этого говорить, слова вырвались сами, от злости. Они смерили друг друга долгим взглядом, и Гарри понял, что зашёл слишком далеко. Потом Злей со странным, довольным выражением сказал:
— Да, Поттер. Меня. — Он сверкнул глазами. — А теперь, если ты готов, вернёмся к занятиям.
И поднял палочку:
— Раз… два… три… легалименс!
Дементоры… надвигаются от озера с двух сторон… Гарри зажмурился, стараясь собрать все силы… Дементоры ближе, ближе… уже видны чёрные провалы под капюшонами… Но одновременно Гарри видел и Злея…. Вот он, рядом, не сводит глаз с Гарри и безостановочно бормочет…
Вдруг, непонятно почему, дементоры начали бледнеть, растворяться в воздухе… Очертания Злея, напротив, становились всё отчётливее…
Гарри взмахнул волшебной палочкой.
— Протего!
Злей оступился, палочка вылетела у него из рук — а в голову Гарри хлынули воспоминания, не свои, чужие. Какой-то крючконосый мужчина… орёт на женщину… бедняжка, вся сжалась от страха… в углу — маленький темноволосый мальчик… плачет… тёмная спальня… подросток с сальными волосами, один… тычет палочкой в потолок, отстреливая мух… тощий юноша пытается оседлать сопротивляющуюся метлу… девочка… смеётся над ним…
— ДОВОЛЬНО!
Что-то невидимое больно ударило Гарри в грудь. Он попятился, налетел на полки и, судя по звуку, что-то разбил. Злея, смертельно бледного, била дрожь.
Гарри почувствовал, что роба сзади промокла — оказывается, он разбил какую-то банку, и из неё стремительно вытекала жидкость. Маринованое содержимое, вращаясь по спирали, быстро приближалось к дну.
— Репаро, — прошипел Злей, и банка склеилась. — Что же, Поттер… Это, определённо, прогресс… — Злей поправил дубльдум, куда перед началом занятий переложил часть мыслей, словно хотел проверить, всё ли на месте, и, чуть задыхаясь, продолжил: — Я ведь, кажется, не говорил, что можно использовать рикошетное заклятие?… Но результат, безусловно, достигнут…
Гарри молчал; говорить было рисковано. Ясно, что он, сам того не желая, проник в детские воспоминания Злея. Так странно… малыш, с плачем наблюдавший за ссорой родителей, сейчас стоит перед Гарри и смотрит на него с такой ненавистью в глазах…
— Попробуем ещё раз? — предложил Злей.
Гарри охватил страх; кажется, его ждёт расплата за дерзость. Он и Злей встали с противоположных сторон письменного стола. У Гарри в голове теснилось множество мыслей — избавиться от них было почти невозможно.
— Как всегда, на счёт три, — сказал Злей и поднял палочку. — Раз… два…
Гарри совершенно не успел подготовиться, а Злей уже выкрикнул:
— Легалименс!
Гарри сломя голову мчался к департаменту тайн… грубые стены, горящие факелы… чёрная дверь всё ближе… он не успеет затормозить и непременно ударится… он почти добежал… изнутри сочится слабый голубой свет…
Дверь открылась! Ему удалось войти! Перед ним — круглое помещение с чёрным полом, чёрными стенами… свечи, горящие голубым светом, множество дверей… Нужно идти дальше… но куда?
— ПОТТЕР!
Гарри открыл глаза. Он опять лежал на спине и совсем не помнил, как упал. Он дышал так часто, будто и правда долго бежал по коридору к чёрной двери, а потом прорвался в департамент тайн.
— Немедленно объяснись! — Злей с гневным видом склонился над ним.
— Я… не знаю, что произошло, — честно сказал Гарри, поднимаясь с пола. На затылке у него выросла шишка, и всё тело горело будто в огне. — Раньше я такого не видел. Я же говорил, эта дверь мне давно снится… но она никогда ещё не открывалась…
— Ты не стараешься!
По какой-то неведомой причине Злей разъярился больше, чем тогда, когда Гарри проник в его воспоминания.
— Ты ленив и небрежен, Поттер, неудивительно, что Чёрный лорд…
— Может, вы мне кое-что объясните, сэр? — перебил Гарри, вскипев от гнева. — Почему вы называете Вольдеморта «Чёрный лорд»? Так к нему обращаются только Упивающиеся Смертью.
Лицо Злея исказилось, он открыл рот… и тут раздался громкий женский крик.
Злей вздёрнул голову и посмотрел в потолок.
— Что за…? — пробормотал он.
Сверху — кажется, из вестибюля — доносился непонятный шум. Злей, нахмурившись, поглядел на Гарри.
— Поттер, по дороге сюда ты видел что-нибудь необычное?
Гарри покачал головой. Наверху опять закричала женщина. Злей, не опуская палочки, стремительным шагом вышел из кабинета. Гарри мгновение колебался, а потом поспешил следом.
Крики и в самом деле неслись из вестибюля; пока Гарри бежал по лестнице, они становились всё громче. В вестибюле было полно ребят: одни выбежали на крик из Большого зала; другие остановились на мраморной лестнице, образовав затор. Гарри прорвался сквозь стену слизеринцев и увидел толпу, плотным кольцом окружившую центр действия; потрясённые, испуганные лица. На противоположной стороне Гарри заметил профессора Макгонаголл, на лице которой застыло сдержанно-брезгливое выражение.
В центре кольца, с волшебной палочкой в одной руке и пустой бутылкой шерри в другой, стояла обезумевшая профессор Трелани. Волосы торчали дыбом; очки съехали набок, отчего один глаз казался значительно больше другого; бесчисленные шали и шарфы разметались по полу — казалось, прорицательница разъезжается по швам. Рядом стояли два больших сундука, причём один — вверх дном; похоже, багаж сбросили по ступенькам вслед Трелани. Несчастная в ужасе смотрела на подножие лестницы — Гарри не было видно, что там такое.
— Нет! — пронзительно вопила профессор Трелани. — НЕТ! Не может быть… не может… я отказываюсь понимать!…
— Неужели вы не осознавали, к чему идёт дело? — с равнодушным удивлением спросил высокий девичий голосок. Гарри чуть подвинулся вправо и понял, что безумный взгляд Трелани направлен на профессора Кхембридж. — Конечно, вам не под силу предсказать и погоду на завтра, но не понять, что увольнение неизбежно? Просто немыслимо! С такими низкими результатами проверки и отсутствием каких-либо улучшений!
— Вы не м-можете! — выла профессор Трелани. Из-под огромных стёкол ручьями текли слёзы. — Н-не можете м-меня уволи-и-ить! Я здесь шест… шестнадцать лет! «Х-хогварц» — м-мой дом!
— Был, — безжалостно уточнила профессор Кхембридж. Трелани, истерически рыдая, упала на один из сундуков. Гарри с отвращением смотрел на плотоядную улыбку, медленно расползающуюся по жабьей физиономии. — Вплоть до того момента, когда министр магии, час назад, завизировал приказ о вашем увольнении. Теперь же будьте любезны удалиться. Ваше поведение неприлично.
Кхембридж, не двигаясь с места, продолжала наблюдать за муками профессора Трелани. Та, вне себя от горя, раскачивалась на сундуке, стеная и сотрясаясь от рыданий. Слева от Гарри кто-то всхлипнул. Он обернулся. Лаванда и Парватти, обнявшись, тихо и горько плакали. Профессор Макгонаголл решительно пробилась сквозь толпу, подошла к Трелани и принялась жёстко хлопать её по спине, одновременно извлекая из собственного кармана большой носовой платок.
— Ну, ну, Сибилла… успокойтесь… вот, возьмите платок… всё не так уж плохо… вам не придётся уезжать из «Хогварца»…
— Неужели, профессор Макгонаголл? — премерзким тоном осведомилась Кхембридж и приблизилась на несколько шагов. — И кто же дал вам право делать подобные заявления?
— Я, — сказал звучный голос.
Входная дверь распахнулась. На пороге стоял Думбльдор. Школьники, загораживавшие ему дорогу, посыпались в стороны. Непонятно, что директор делал во дворе, но в том, как он стоял в двёрном проёме, окружённый ореолом ночного тумана, было что-то очень внушительное. Оставив двери открытыми, он твёрдым шагом прошёл сквозь кольцо людей к залитой слезами, дрожащей Трелани, сидящей на сундуке, и стоящей рядом Макгонаголл.
— Вы, профессор Думбльдор? — Кхембридж коротко и на редкость неприятно рассмеялась. — Боюсь, вы не слишком хорошо понимаете своё положение. У меня, — она достала из внутреннего кармана пергаментный свиток, — имеется приказ об увольнении, подписанный мною и министром магии. Согласно указу об образовании номер двадцать три, главный инспектор «Хогварца» имеет право проверять работу преподавателей, а также назначать испытательный срок и увольнять тех лиц, чью квалификацию он — то есть, я — считает не соответствующей стандартам, определённым министерством. Я приняла решение о служебном несоответствии профессора Трелани. Я её уволила.
К великому удивлению Гарри, Думбльдор продолжал улыбаться. Он поглядел на Трелани, взахлёб рыдавшую на сундуке, и сказал: — Разумеется, профессор Кхембридж, вы совершенно правы. Как главный инспектор, вы имеете полное право увольнять учителей. Но не прогонять их из «Хогварца». Боюсь, — галантно поклонившись, продолжал он, — что это право остаётся за мной, директором данного заведения, а потому, в соответствии с моими пожеланиями, профессор Трелани останется жить в замке.
Услышав это, профессор Трелани дико хохотнула, чтобы замаскировать икоту.
— Нет! Нет, я уй… уйду, Думбльдор! Я поки… покину «Хогварц» и отправлюсь ис… искать счастья в другом месте…
— Нет, — отрезал Думбльдор. — Я хочу, чтобы вы остались, Сибилла.
Он повернулся к Макгонаголл.
— Профессор Макгонаголл, могу ли я попросить вас проводить Сибиллу наверх?
— Конечно, — отозвалась Макгонаголл. — Поднимайтесь, Сибилла, вот так…
Из толпы выбежала профессор Спаржелла и подхватила Трелани под другую руку. Вместе с Макгонаголл они провели обессилевшую прорицательницу мимо Кхембридж к мраморной лестнице. Профессор Флитвик побежал за ними. Он вытянул перед собой волшебную палочку, пискнул: «Локомоторс сундуки!», и багаж профессора Трелани, поднявшись в воздух, поплыл вслед за хозяйкой, сопровождаемый Флитвиком.
Профессор Кхембридж остолбенело уставилась на Думбльдора. Тот дружелюбно ей улыбался.
— Что же, — осведомилась она громким, разнёсшимся по всему вестибюлю шёпотом, — вы будете с нею делать после того, как я назначу нового преподавателя прорицаний, ведь ему потребуется её жильё?
— О, с этим проблем не будет, — приятным голосом ответствовал Думбльдор. — Видите ли, я уже нашёл ей замену. Новый педагог предпочитает жить во дворе.
— Вы нашли?… — пронзительно вскричала Кхембридж. — Вы? Позвольте напомнить, Думбльдор, что, согласно указу об образовании за номером двадцать два…
— Министерство имеет право назначать свою кандидатуру в том — и только том — случае, если директор не в состоянии найти подходящей, — сказал Думбльдор. — Однако, счастлив сообщить, что в данном случае мне это удалось. Позвольте представить…
Он повернулся к открытой входной двери, в которую врывался ночной туман. Гарри услышал стук копыт. По вестибюлю пробежал взволнованный ропот. Школьники, стоявшие близко к входу, попятились, торопясь дать дорогу пришельцу. Кое-кто спотыкался и даже падал.
Сначала из тумана возникло лицо — уже знакомое Гарри. Он видел его той страшной ночью, которую ему пришлось провести в Запретном лесу. Потом появились светлые волосы, поразительные голубые глаза — мужская голова и торс, крепко сидящий на конском теле.
— Фиренце! — радостно объявил Думбльдор потрясённой Кхембридж. — Надеюсь, вы его полюбите.
Глава 27
КЕНТАВР И ГНИДА
— Ну, Гермиона, жалеешь теперь, что бросила прорицания? — с улыбкой спросила Парватти.
Это было за завтраком, через два дня после увольнения профессора Трелани. Парватти, собираясь на первое занятие к Фиренце, гляделась в обратную сторону ложки и подкручивала ресницы волшебной палочкой.
— Не особенно, — равнодушно ответила Гермиона, не отрываясь от «Прорицательской». — Никогда не любила лошадей.
Она перевернула страницу и стала бегло просматривать заголовки.
— Он не лошадь, он кентавр! — возмутилась Лаванда.
— Роскошный кентавр… — вздохнула Парватти.
— Так или иначе, у него четыре ноги, — отрезала Гермиона. — Но вы же вроде бы страшно переживали за Трелани?
— Мы и сейчас переживаем! — заверила Лаванда. — Мы её навещали! Отнесли нарциссы — не хрюкающие, которые у Спаржеллы, а нормальные.
— Как она? — поинтересовался Гарри.
— Так себе. Бедняжка! — сочувственно воскликнула Лаванда. — Всё плачет, плачет… Говорит, готова уехать куда глаза глядят, лишь бы подальше от Кхембридж. Ещё бы! Кхембридж обошлась с ней ужасно, просто ужасно.
— И это только начало, — мрачно изрекла Гермиона.
— Ерунда, — сказал Рон, любовно склоняясь над огромной тарелкой яичницы с беконом. — Ужаснее, чем сейчас, быть не может.
— Помяни моё слово: она ещё отомстит Думбльдору за то, что он назначил нового учителя, не посоветовавшись с ней, — Гермиона сложила газету. — К тому же полукровку. Ты ведь видел, как она смотрела на Фиренце.
После завтрака Гермиона пошла на арифмантику, а Гарри и Рон вместе с Лавандой и Парватти отправились на прорицания.
— Разве нам не в Северную башню? — удивился Рон, когда Парватти прошла мимо мраморной лестницы.
Парватти обиженно глянула на него через плечо.
— Что, по-твоему, Фиренце должен карабкаться через люк? Мы теперь в кабинете одиннадцать, вчера на доске было объявление.
Кабинет одиннадцать располагался на первом этаже, и к нему из вестибюля вёл коридор, огибавший Большой зал с другой стороны. Там находились классы, которые чрезвычайно редко использовались для занятий; в них царило запустение, и они больше напоминали кладовки. Поэтому, войдя в дверь вслед за Роном и неожиданно очутившись на лесной поляне, Гарри застыл от удивления.
— Что это…?
Пол кабинета порос упругим мхом; деревья с густыми кронами покачивали ветвями, которые закрывали потолок и окна, отчего вся комната была пересечена косыми потоками неяркого, пятнистого, зелёного света. Те, кто уже пришёл на урок, сидели на земле, прислонясь спинами к стволам или валунам и обхватив руками колени, либо скрестив руки на груди. Все явно нервничали. Посреди поляны, где не было деревьев, стоял Фиренце.
— Гарри Поттер, — сказал он при виде Гарри и протянул руку.
— Э-м… здравствуйте, — Гарри обменялся рукопожатием с кентавром, который, не улыбаясь, не моргая, пристально посмотрел на него удивительными сапфировыми глазами. — Э-э… рад вас видеть.
— Взаимно, — ответствовал кентавр, наклоняя белокурую голову. — Мы встретились вновь — как и было предсказано.
На груди Фиренце виднелся еле заметный синяк в форме копыта. Гарри повернулся к одноклассникам, выискивая себе место на земле, и понял, что на него все смотрят, очевидно, потрясённые их с Фиренце знакомством. Похоже, кентавр наводил на всех благоговейный ужас.
Наконец, дверь закрылась; последний ученик уселся под дерево возле корзины для бумаг, и Фиренце широким жестом обвёл помещение.
— Профессор Думбльдор любезно обустроил этот кабинет, — начал кентавр, когда все затихли, — в полном соответствии с естественной средой моего обитания. Разумеется, я бы предпочёл давать уроки в Запретном лесу, который — до прошлого понедельника — был моим домом… но, увы, это невозможно.
— Простите, э-э… сэр, — еле слышно выдохнула Парватти, поднимая руку, — но почему? Мы были там с Огридом, мы не боимся!
— Дело не в вашей храбрости, — пояснил Фиренце, — а в моём положении. Я не могу вернуться в лес. Табун изгнал меня.
— Табун? — озадаченно переспросила Лаванда. — Какой та… О!
На её лице забрезжило понимание.
— Так вас много?! — изумлённо воскликнула она.
— Вас что, Огрид выращивает, как тестралей? — с живым интересом спросил Дин.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |