498
бы Вас еще раз удовлетворить мою просьбу, ибо, не разрешив моего последнего вопроса, я никогда не смогу правильно понять Ваших воззрений. Я очень бы хотел, чтобы мне удалось вознаградить Ваш труд какой-нибудь услугой. Я не осмеливаюсь ограничивать Вас одной или двумя неделями, но я очень просил бы Вас ответить мне до Вашего отъезда в Амстердам. Исполнив это, Вы в высшей степени меня обяжете. Я же со своей стороны не промину доказать Вам, что я остаюсь, господин мой, готовым к услугам и преданным Вам
Виллемом ван Блейенбергом.
Дордрехт, 27 марта 1665 г.
ПИСЬМО 25 126
славнейшему мужу Б. д. С.
от Генриха Ольденбурга
Славнейший муж, дорогой мой друг!
Я был очень обрадован, узнав из последнего письма господина Серрариуса, что вы живы и здоровы и не забыли Вашего Ольденбурга. Но вместе с тем я весьма сетовал на судьбу (если мне будет дозволено так выразиться) за то, что в течение стольких месяцев она лишила меня возможности поддерживать те в высшей степени приятные для меня сношения, которые установились между нами. Виной этому была бездна дел и разных домашних неприятностей, ибо моя безграничная преданность и верная дружба к Вам навсегда останутся прочными и неизменными. Мы с господином Бойлем нередко беседуем о Вас, о Вашей учености и Ваших глубоких исследованиях. Нам очень хотелось бы, чтобы плоды Вашего ума вышли в свет и сделались доступными ученым, и мы твердо надеемся на то, что Вы пойдете навстречу нашим ожиданиям в этом отношении.
Что касается трактата господина Бойля о селитре и о твердости и текучести, то его нет надобности печатать в вашей стране, так как он уже вышел здесь в латинском переводе, и только внешние обстоятельства препятствуют
499
отправке экземпляров этой книги к вам [в Голландию]. Поэтому прошу Вас позаботиться о том, чтобы подобное же издание не было предпринято кем-нибудь из ваших типографов. Тот же Бойль выпустил в свет на английском и латинском языках замечательный трактат о цветах и экспериментальную историю о холоде, термометрах и т.д., содержащую много нового и весьма ценного 127. Но эта злополучная война 128 препятствует отправке этих книг в вашу страну. Кроме того, вышел еще замечательный трактат о шестидесяти микроскопических наблюдениях 129, в котором многие вопросы обсуждаются весьма смело, но философски (однако в соответствии с механическими принципами). Надеюсь, что наши книгопродавцы найдут пути для доставки в вашу страну всех этих книг. Я же жажду получить из Ваших рук то, над чем Вы работали в последнее время или еще и теперь работаете. Остаюсь глубоко преданный Вам и любящий Вас
Генрих Ольденбург.
Лондон, апреля 28 дня 1665 г.
ПИСЬМО 26 130
Благороднейшему и ученейшему
мужу Генриху Ольденбургу
от Б. д. С.
ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
Дорогой друг!
Несколько дней тому назад я получил через одного приятеля Ваше письмо от 28 апреля, переданное ему одним амстердамским книгопродавцем, которому оно было, без сомнения, доставлено от господина Серрариуса. Я был в высшей степени обрадован, узнав, наконец, от Вас лично, что Вы здоровы и сохраняете ко мне прежнее расположение. Что касается меня, то я не пропускал ни одного удобного случая, чтобы не осведомиться о Вас и о Вашем здоровье у господина Серрариуса и у Христиана Гюйгенса, который сообщил мне, что он тоже знает Вас. От того же Гюйгенса я, между прочим, узнал, что
500
ученейший Бойль жив и здоров и издал по-английски замечательный трактат о цветах, который он [Гюйгенс] одолжил бы мне, если бы я был знаком с английским языком. Поэтому я весьма рад узнать от Вас, что трактат этот вместе с другим его трактатом о холоде и термометрах (о котором я еще не слышал) переведен на латинский язык и, таким образом, поступил в общественное пользование. Книга о микроскопических наблюдениях 131 также имеется у господина Гюйгенса, но, если не ошибаюсь, по-английски. Гюйгенс рассказал мне удивительные вещи об этих микроскопах, а также об изготовленных в Италии телескопах, с помощью которых можно было наблюдать затмение Юпитера его спутниками 132, а также какую-то особую тень на Сатурне, как бы отбрасываемую некоторым кольцом 133. По этому поводу я не могу достаточно надивиться поспешности Декарта, утверждавшего 134, будто причина, по которой планеты, расположенные возле Сатурна (рукоятки Сатурна он считал планетами, быть может, потому, что ему не удавалось наблюдать их соприкосновения с Сатурном), не двигаются, может состоять в том, что Сатурн не вращается вокруг своей собственной оси. Дело в том, что объяснение это не согласуется даже с его собственными принципами, тогда как, не будь у него предвзятого мнения, он очень легко мог бы объяснить причину этих рукояток из своих собственных принципов и т.д.
Ворбург, май 1665 г.
ПИСЬМО 27 133
Высокоучтивому и высокопочтенному
мужу Виллему ван Блейенбергу
от Б. д. С.
ОТВЕТ НА ПИСЬМО 24
Мой господин и друг!
Письмо Ваше от 27 марта пришло ко мне перед самым моим отъездом в Амстердам. Прочитав его только наполовину, я оставил его дома, чтобы ответить на него по возвращении, ибо я полагал, что оно не содержит в себе других вопросов, кроме относящихся к нашему первому
501
разногласию. Однако, перечитав это письмо впоследствии, я увидел, что содержание его совсем иное и что Вы просите от меня не только доказательства тех положений, которые по моему желанию помещены в Предисловии к моим «Геометрическим доказательствам «Начал» Декарта» (и помещены с тою единственной целью, чтобы предуведомить читателя о моих мнениях и воззрениях, но отнюдь не с намерением доказывать или разъяснять 136 их), но также и доказательства обширной части этики, которая, как это известно всякому, должна основываться на метафизике и физике. Поэтому я не мог заставить себя удовлетворить Вашу просьбу, но хотел подождать случая, когда я мог бы при личном свидании дружески убедить Вас отказаться от Вашей просьбы; вместе с тем я привел бы Вам тогда причины моего отказа и показал бы Вам, что разъяснение предложенных Вами вопросов нисколько не способствовало бы разрешению нашего первого разногласия, но что, наоборот, оно само зависит в значительной степени от разрешения нашего прежнего спора. Так что дело обстоит совсем не так, будто мое мнение о необходимости вещей не может быть понято без разрешения этих новых вопросов, ибо разрешение этих и прочих относящихся сюда вопросов не может быть постигнуто без надлежащего понимания необходимости. Ведь, как Вы знаете, необходимость вещей относится к области метафизики, а знание метафизики должно всегда предшествовать 137 [другим знаниям].
Но прежде чем представился случай высказать Вам все это, я получил на этой неделе через хозяина моей квартиры еще одно письмецо, которое как будто обнаруживало некоторое неудовольствие по поводу столь долгого ожидания [ответа] и потому вынудило меня написать эти несколько строк, чтобы вкратце сообщить Вам мое решение и мое намерение, как это теперь мной и сделано. Надеюсь, что, взвесив хорошенько все, мною сказанное, Вы сами откажетесь от Вашей просьбы, сохранив ко мне тем не менее Ваше благорасположение. Я же со своей стороны чем только могу постараюсь доказать Вам, что я остаюсь расположенным к Вам другом и слугой.
Б. де Спиноза.
Ворбург, 3 июля 1665 г.
502
ПИСЬМО 28 139
Ученейшему и высокоопытному
мужу Иоанну Боуместеру 139
от Б. д. С.
Сердечный друг!
Не знаю, не забыли ли Вы уже меня, однако многое наводит меня на ото подозрение. Во-первых, перед моим отъездом я хотел проститься с Вами, рассчитывая ввиду Вашего собственного приглашения застать Вас дома. Но оказалось, что Вы уехали в Гаагу. Возвращаюсь в Ворбург, нисколько не сомневаясь, что Вы по крайней море навестите нас на обратном пути. Но Вы, не повидавшись с другом, возвратились (если это угодно богам) 140 к себе домой. Наконец, вот уже три недели как я жду, а письма все нет и нет. Если хотите разогнать мои сомнения, Вам стоит только написать мне письмецо, в котором Вы, между прочим, должны уведомить меня, каким образом будет происходить наш обмен письмами, о котором мы однажды говорили с Вами в Вашем доме.
Затем, мне очень хотелось бы убедительно попросить Вас — я прошу и упрашиваю Вас именем нашей дружбы, — чтобы Вы пожелали с истинным рвением заняться серьезным делом и посвятить лучшую часть жизни культивированию разума и души. Я говорю это теперь, пока еще есть время, упустив которое Вы сами стали бы горько плакаться.
Далее, чтобы по поводу нашей проектируемой переписки высказать нечто такое, что могло бы подействовать на Вас ободряющим образом и придало бы Вам смелости писать мне более свободно. Вы должны знать, что я и раньше подозревал, — а теперь считаю это почти несомненным, — что Вы обнаруживаете большую, чем следует, неуверенность насчет Ваших умственных дарований и боитесь, как бы не спросить или не высказать чего-либо такого, что но пахло бы ученым мужем. Впрочем, не годится хвалить Вас в глаза и распространяться о Ваших дарованиях. Но если Вы опасаетесь, как бы я не сообщил Ваших писем кому-нибудь другому, кто мог бы впоследствии подвергнуть их насмешке, то отныне я даю Вам слово хранить их у себя самым добросовестным образом и не показывать без Вашего разрешения ни одному смертному. На этих условиях Вы можете приступить к нашей переписке, — разве только Вы но доверяете моему слову, чего я отнюдь не думаю. Однако я хотел бы
503
узнать Ваше мнение об этом из первого же Вашего письма. Вместе с тем я жду и обещанного Вами снадобья из красных роз 141, хотя мне теперь уже гораздо лучше. После моего отъезда оттуда 142 я один раз пускал себе кровь, но лихорадка [от этого] не прекратилась (хотя я чувствовал себя несколько бодрее еще до кровопускания — как полагаю — вследствие перемены воздуха). Трехдневной лихорадкой я болел [за это время] два или три раза, но благодаря строгой диете я ее, наконец, прогнали отправил к черту. Куда она пошла, я не знаю, но я забочусь о том, чтобы она сюда не возвратилась.
Что касается третьей части нашей философии, то я вскоре пришлю часть ее или Вам (tibi), если Вы хотите быть [ее] переводчиком, или другу де Врису. Хотя я раньше принял решение ничего не пересылать Вам, пока не кончу этой третьей части, но ввиду того, что она выходит длиннее, чем я рассчитывал, не хочу Вас (vos) слишком долго задерживать. Я пришлю Вам приблизительно вплоть до 80‑й теоремы 143.
Об английских делах слышу много всяких толков, но ничего достоверного. Народ продолжает подозревать все дурное. Никто не может понять, почему не распускает паруса наш флот 144. И действительно, положение дела все еще не представляется достаточно упрочившимся. Боюсь, что наши желают быть слишком мудрыми и осторожными. Впрочем, в конце концов само собой обнаружится, что у них на уме и к чему они стремятся. Пусть благоприятствуют им боги. Я очень хотел бы слышать, что обо всем этом думают и знают верного наши там 145, но более и прежде всего я желаю, чтобы Вы меня и т.д.
[Ворбург, июнь 1665 г.]
ПИСЬМО 29 146
Славнейшему мужу Б. д. С.
от Генриха Ольденбурга.
Превосходнейший муж, глубокоуважаемый друг!
Из последнего Вашего письма ко мне от 4 сентября 147 видно, как близко к сердцу принимаете Вы наши интересы. Вы привязали к себе не только меня, но и нашего благороднейшего Бойля, который вместе со мной шлет Вам свою величайшую благодарность за это, прося заве-
504
рить Вас, что при первом же удобном случае он не преминет отплатить Вам за Вашу любезность и благорасположение всем, чтó только окажется в его власти. В том же самом Вы можете быть твердо уверены и относительно меня. Что же касается того слишком услужливого мужа, который, несмотря на то, что здесь уже сделан перевод трактата о цветах 148, задумал подготовить другой перевод, то, вероятно, ему еще придется раскаяться в своем неуместном рвении. Ибо какова будет судьба его перевода, если автор дополнит латинский перевод, сделанный здесь, в Англии, многими опытами, не содержащимися в английском издании? Не подлежит сомнению, что это заставит всякого предпочесть наш перевод, который в скором времени поступит в продажу и будет по достоинству оценен всяким здравомыслящим человеком. Однако пусть он рассуждает по-своему, если хочет; мы же, насколько будет нужно, позаботимся о своих интересах.
«Подземный мир» Кирхера 149 еще не появлялся у нас в Англии по причине чумы, препятствующей почти всяким сношениям. К чуме присоединилась еще эта ужасная война, которая влечет за собой целую эпопею всяких бедствий и почти изгоняет из мира всякую гуманность.
Опасные времена мешают нашему философскому обществу устраивать публичные заседания; тем не менее отдельные члены его не забывают о своей принадлежности к обществу и работают у себя на дому: одни занимаются гидростатическими экспериментами, другие — анатомическими, третьи — механическими и т.д. Г-н Бойль подверг исследованию вопрос о происхождении форм и качеств, как он до сих пор трактуется в школах и излагается учителями, и готовит к печати свой, без сомнения замечательный, трактат об этом предмете 150.
Что же касается Вас, то я вижу, что Вы в настоящее время не столько философствуете, сколько — если можно так выразиться — богословствуете; ибо Вы заняты занесением на бумагу Ваших мыслей об ангелах, пророчествах и чудесах 151. Но, быть может, Вы трактуете об этих предметах с философской точки зрения. Во всяком случае, я уверен, что произведение это будет достойно Вас и в высшей степени интересно для меня. Хотя наше бедственное время сильно затрудняет свободу сношений, прошу Вас сообщить мне в ближайшем по крайней мере письме замысел и задачи этого сочинения.
505
Со дня на день мы ожидаем здесь известий о втором морском сражении, если только ваш флот не укрылся опять в гавани. Та доблесть, в которой, как Вы намекаете, состязаются между собой ваши [воины], приличествует более диким зверям, чем людям. Ибо если бы люди следовали указаниям разума, они не кромсали бы так друг друга, как это ясно всякому. Но к чему жаловаться? Пороки не переведутся, доколе будут жить люди, но они не заполняют собой всей человеческой жизни и компенсируются наличием добродетелей.
В то время как я писал все это, я получил письмо от замечательного данцигского астронома г. Иоганна Гевеля 152. В письме этом он, между прочим, сообщает мне, что «Кометография» его, состоящая из двенадцати книг, уже в течение года находится в печати, а 400 страниц, или 9 первых книг ее, уже вполне готовы. Кроме того, он упоминает о посланном им мне в нескольких экземплярах «Предвестнике комет», в котором он подробно описывает первую из двух недавно появившихся комет, но это сочинение пока еще но дошло до меня. Сверх того, он намеревается издать и представить на суд ученых еще одну книгу — о второй из этих комет.
Прошу Вас сообщить мне, что у вас думают о часах с маятником Гюйгенса, особенно о той их разновидности, которая, как говорят, обозначает время с такой точностью, что может служить на море для определения долготы? Как подвигаются его же «Диоптрика» и «Трактат о движении» 153, уже давно нами ожидаемые? Я уверен, что он не бездействует, но хотелось бы знать, над чем именно он работает. Будьте здоровы и продолжайте любить глубоко преданного Вам
[Лондон, сентябрь 1665 г.]
ПИСЬМО 30 154
Благороднейшему и ученейшему
мужу Генриху Ольденбургу
от Б. д. С.
ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
...Я видел «Подземный мир» Кирхера 155 у господина Гюйгенса, который хвалит его благочестие, но не его умеренные способности, не знаю, не потому ли, что он
506
[Кирхер] рассуждает о маятниковых часах и приходит к заключению, что они весьма мало пригодны для определения долгот, что находится в полном противоречии с мнением Гюйгенса. Вы хотите знать, что у нас думают о новых маятниковых часах Гюйгенса. Ничего определенного об этом я Вам сообщить еще не могу; знаю только то, что единственный мастер, имеющий право на их изготовление, совершенно прекращает эту работу, потому что он не может их продать. Не знаю, является ли это следствием нарушения [наших] связей [с другими странами] или результатом того, что он хочет продать их по слишком высокой цене, так как он оценивает их по 300 каролинских флоринов за штуку. Тот же Гюйгенс, когда я спросил его относительно его «Диоптрики» и его другого трактата, о паргелиях 156, ответил, что он все еще продолжает свои исследования в области диоптрики и что как только он их закончит, то отдаст в печать книгу по этому предмету вместе с трактатом о паргелиях. Я, однако, думаю, что его мысли в настоящий момент более заняты поездкой во Францию (ибо он намеревается поселиться во Франции, как только вернется его отец) больше, чем чем-либо другим. Что же касается тех исследований в области диоптрики, о которых он говорит, то они направлены на выяснение вопроса о том, нельзя ли устроить стекла телескопа таким образом, чтобы недостаток одного из них исправлял недостаток другого, в результате чего все параллельные лучи, проходящие сквозь объектив телескопа, достигали бы глаза так, как если бы они сходились в одной математической точке. Мне это все еще представляется невозможным. Впрочем, во всей его «Диоптрике», насколько я частью сам видел, а частью слышал от Гюйгенса (если только я его правильно понял), речь идет только о сферических фигурах. Что же касается трактата о движении, относительно которого Вы также хотите получить информацию, то я полагаю, что ожидать его было бы тщетно. Уже давным давно он начал хвастаться тем, что посредством вычислений открыл законы движения и законы природы, совершенно отличные от тех законов, которые изложены Декартом, и что законы Декарта почти все ложны. Однако до сих пор он не представил никаких доказательств этого. Примерно год тому назад я слышал от него, что все то, что им давно было открыто относительно движения посредством вычислений, впоследствии,
507
как он убедился, было подтверждено в Англии экспериментами. Этому я едва ли могу поверить. Я даже думаю, что относительно того закона движения, который у Декарта является шестым законом, как он [Гюйгенс], так и Декарт безусловно ошибаются.
...Радуюсь, что философы наши здравствуют и не забывают ни о себе, ни о науке. Результатов их последних трудов я буду ждать, когда воители насытятся кровью и притихнут для некоторого восстановления своих сил. Если бы тот знаменитый насмешник 157 жил в наши дни, он просто надорвался бы от смеха. Во мне же все эти треволнения не возбуждают ни смеха, ни даже слез, но побуждают меня к философствованию и к более обстоятельному наблюдению над человеческой природой. Ибо я считаю непозволительным для себя смеяться над природой, а еще менее позволительным оплакивать ее, имея в виду, что люди, как и все остальное, суть только часть природы и что мне неизвестно, каким образом каждая отдельная часть природы согласуется с ее целым и как она сцеплена с остальными частями. И я нахожу, что только этот недостаток знания и был причиной того, что некоторые вещи, воспринимаемые мною лишь частично и как бы в изуродованном виде и расходящиеся с нашими философскими воззрениями, казались мне прежде ничтожными, беспорядочными и нелепыми. Теперь же я предоставляю каждому жить по своему нраву, а если кто хочет, пусть даже умирает за свое благо, лишь бы мне было дозволено жить сообразно с истиной.
В настоящее время сочиняю трактат, излагающий мои взгляды на Писание 158; к этому побуждают меня: 1) предрассудки теологов; я знаю, что они в высшей степени препятствуют людям предаваться философии, а потому я и стараюсь разоблачить их и изгнать из умов более разумных людей; 2) мнение, распространенное обо мне в толпе (vulgus), которая не перестает обвинять меня в атеизме, — это мнение я также пытаюсь насколько возможно рассеять; 3) свобода философствования и высказывания того, что думаешь, — свобода, которую я стремлюсь утверждать всеми способами и которая здесь терпит всяческие притеснения вследствие чрезмерного авторитета и наглости проповедников 159.
508
О картезианце, объяснившем явления недавних комет на основании гипотезы Декарта, я еще не слыхал; сомневаюсь, чтобы эти явления можно было надлежащим образом объяснить из этой гипотезы...
[Ворбург, конец сентября или начало октября 1665 г.]
ПИСЬМО 31160
Славнейшему мужу Б. д. С.
от Генриха Ольденбурга.
ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
Превосходнейший муж, уважаемый друг!
Любя хороших людей, Вы поступаете так, как подобает мудрому человеку и философу. И Вы не должны сомневаться в том, что люди эти в свою очередь любят Вас и должным образом ценят Ваши достоинства. Господин Бойль шлет Вам вместе со мной свой сердечный привет и побуждает Вас деятельно и тщательно продолжать Ваши философские исследования. Особенно просим мы Вас сообщить нам результаты Ваших возвышенных и трудных исследований относительно того, каким образом каждая отдельная часть природы согласуется с ее целым и как она сцеплена с остальными частями.
Изложенные Вами мотивы, побудившие Вас к написанию трактата о Священном Писании, я вполне одобряю и жажду взглянуть на то, что Вами написано по этому предмету. Господин Серрариус будет, вероятно, скоро посылать ко мне пакет. Ему, если пожелаете, Вы можете вполне доверить то, что Вы уже успели написать на эту тему. Мы же со своей стороны но замедлим чем-нибудь отблагодарить Вас за эту услугу.
«Подземный мир» Кирхера я отчасти просмотрел, и хотя его рассуждения и теории не обличают особенно выдающегося ума, однако передаваемые им наблюдения и опыты свидетельствуют о большом усердии автора и о его желании оказать услуги ученому миру. Вы видите из этого, что я признаю за ним нечто большее, чем одно
509
только благочестие, и Вы легко различите намерение тех людей, которые кропят его этой святой водицей.
Упоминая трактат Гюйгенса о движении, Вы намекаете, что почти все Декартовы законы движения ложны. Я не имею под рукой Вашей прежде изданной книжки — «Геометрические доказательства «Начал» Декарта» — и не могу припомнить, указываете ли Вы и там на эту его ошибку или же, имея в виду изложение взглядов Декарта, следуете по его стопам и в этом отношении. Когда же, наконец, откроете Вы миру плоды Вашего собственного ума, препоручив их попечению ученого мира? Помню, Вы где-то заметили, что многие вещи, признаваемые Декартом непостижимыми для человеческого разумения, и даже многое, еще более возвышенное и утонченное, может быть объяснено самым точным образом и понято людьми с полной очевидностью 161. Что же удерживает Вас, друг мой? Чего Вы боитесь? Попытайтесь, продвиньте вперед, выполните эту исключительной важности работу, и Вы увидите, что Вас будет защищать весь сонм истинных философов. Я могу поручиться Вам за это, на что не решился бы, не будь я вполне уверен, что слово мое должно исполниться. Я не могу допустить мысли, чтобы Вы собирались говорить что-нибудь против существования и промысла божия (Providentia Dei), а пока не будут подкопаны эти столпы, религия будет стоять непоколебимо, и всякие философские размышления легко найдут или поддержку или извинение. Итак, не медлите же больше и не заставляйте нас надоедать Вам нашими неотступными просьбами.
Вскоре Вы, вероятно, узнаете, что установлено относительно недавно появившихся комет. По поводу сделанных наблюдений происходит спор между Гевелем из Данцига и французом Озу; оба они люди весьма ученые и сведущие в математике. В настоящее время спор этот является предметом обсуждения, и как только он будет разрешен, мне будет (как я полагаю) сообщено об этом, а через меня — Вам 102. Одно я уже сейчас могу сообщить, именно: что все известные мне астрономы считают, что дело идет не об одной, а о двух кометах. До сих пор я еще не встречал никого, кто пытался бы объяснить явления этих комет, исходя из Декартовой гипотезы.
Если услышите что-нибудь новое о занятиях и работах господина Гюйгенса и об успехе его маятников в при-
510
менении к нахождению [географической] долготы, а также о его переселении во Францию, — не откажитесь, пожалуйста, немедленно сообщить мне. К этому прошу присоединить информацию о том, что говорят у вас насчет мирных переговоров, относительно намерений переправленного в Германию шведского войска и относительно продвижения Мюнстерского епископа 163. Опасаюсь, что летом вся Европа будет объята войной; все клонится, по-видимому, к каким-то необычайным переменам.
Будем служить чистой душой всевышнему божеству и культивировать истинную, основательную и полезную философию. Некоторые из наших философов последовали за королем в Оксфорд, где они нередко сходятся на общих заседаниях и заботятся о прогрессе физических знаний. Между прочим, недавно они приступили к исследованию природы звука. Кажется, что они собираются предпринять ряд опытов для определения того, в какой степени должны возрастать тяжести, чтобы, натягивая струну без участия какой-либо другой силы, производить звуки все более и более высокие и образующие между собой гармонические сочетания. Но об этом скажу подробнее в другой раз.
Будьте здоровы и не забывайте преданного Вам
Генриха Ольденбурга.
Лондон, 12 октября 1665 г.
ПИСЬМО 32 164
Благороднейшему и ученейшему
мужу Генриху Ольденбургу
от Б. д. С.
ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
Благороднейший муж!
Я очень благодарен Вам и славнейшему господину Бойлю за ваше благосклонное поощрение моих философских занятий. Я продолжаю их, насколько хватает моих слабых сил, и не сомневаюсь в вашей помощи и в вашем
511
доброжелательстве. Вы спрашиваете меня, что я думаю по вопросу о том, каким образом каждая отдельная часть природы согласуется с целым и как она сцеплена с остальными частями. Я полагаю, что Вы спрашиваете о тех основаниях, которые убеждают нас в том, что каждая отдельная часть природы согласуется с ее целым и сцеплена с остальными частями. Ибо если говорить об абсолютном знании того, каким образом они фактически сцеплены друг с другом 165, то я уже в предыдущем письме 166 заметил, что у меня нет такого рода знания, ибо для этого потребовалось бы знание всей природы и всех ее частей.
Поэтому я попытаюсь возможно более кратко изложить те основания, которые побуждают меня утверждать эту связь и это согласование всех частей. Однако прежде всего я должен предупредить, что я не приписываю природе ни красоты, ни безобразия, ни порядка, ни беспорядочности. Ибо вещи могут называться прекрасными или безобразными, упорядоченными или беспорядочными только по отношению к нашему воображению (imaginatio).
Итак, под связью или сцеплением (cohaerentia) частей я разумею не что иное, как то обстоятельство, что законы или природа одной части так приноравливаются к законам или природе другой части, чтобы быть возможно менее противоположными друг другу. Что касается [категории] целого и части, то я полагаю, что вещи постольку рассматриваются как части какого-нибудь целого, поскольку природа одной вещи так приноравливается к природе другой вещи, что все они, насколько возможно, согласуются между собой. Ибо, поскольку они различаются между собой, постольку каждая отдельная часть образует без остальных отдельную, отличную от других идею в нашей душе (mens), и потому каждая такая часть постольку рассматривается как целое, а не как часть. Например, поскольку движения частиц лимфы, млечного сока и т.д. так приноравливаются друг к другу в отношении величины и формы, что они вполне согласуются между собой и все вместе образуют одну жидкость, — лишь постольку млечный сок, лимфа и т.д. рассматриваются как части этой жидкости (т.е. крови). Поскольку же мы мыслим частицы лимфы отличающимися от частиц млечного сока и по своей форме и по своему движению, по-
512
стольку мы рассматриваем их как целое, а не как часть.
Предположим теперь, что в крови жил бы какой-нибудь червячок, обладающий достаточным зрением для различения частиц лимфы, млечного сока и т.д. и достаточным разумом (Ratio) для наблюдения затем, как каждая отдельная частица при столкновении с другой либо отскакивает от нее, либо сообщает ей часть своего движения и т.д. Он жил бы в этой крови, как мы живем в этой части вселенной, и рассматривал бы каждую отдельную частицу крови 167 как целое, а не как часть. И он не мог бы знать, каким образом все части крови управляются общими законами крови и принуждаются (поскольку этого требует общая природа крови) к такому приноравливанию друг к другу, чтобы определенным образом согласоваться между собой. Ибо если предположить, что вне крови не существует никаких причин, которые бы сообщали ей новые движения, что вне крови нет никакого пространства и никаких других тел, которым частицы крови могли бы передать свое движение, — то ясно, что кровь навсегда останется в одном и том же состоянии и что частицы ее не будут претерпевать никаких других изменений, кроме тех, которые могут вытекать из одной лишь природы крови, т.е. из взаимного отношения движения лимфы, млечного сока и т.д. 168 И в этом случае кровь всегда должна была бы рассматриваться как целое, а не как часть. Но так как в действительности существуют многие другие причины, от которых до известной степени зависит сама природа крови и которые в свою очередь находятся в известной зависимости от крови, то отсюда и происходит, что в частицах крови возникают другие движения и другие изменения, которые вытекают не из одного только взаимного отношения между ее частями, но вместе с тем и из взаимоотношения, существующего между движением всей крови и внешними причинами. И в этом аспекте (hac ratione, hoc modo) кровь имеет характер (ratio) части, а не целого. О целом и части довольно.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |