Я тебя ненавижуили люблю? 1 страница

Я тебя ненавижу...или люблю?

Автор: Luna Salvatore

Фэндом: Tokio hotel

Персонажи: Билл/Томас и прочие прочие

Рейтинг: R

Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Даркфик, POV

Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, Твинцест, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними

Размер: Миди, 62 страницы

Кол-во частей: 20

Статус: закончен

Описание:

Два брата, которые ненавидят друг друга. Один не может простить другого. И ненависть зашкаливает с каждым вздохом, с каждым брошенным взглядом, рискуя превратится в более глубокое и сильное чувство - любовь.

Посвящение:

Посвящается близнецам Каулитц.

Примечания автора:

Первый раз пишу в подобном жанре, буду рада отзывам)

P.S. в этом фике главное - чувства. Все остальное отходит на второй план.

--------------------------------------------------------------------------------

Даже когда не веришь в свои мечты, не можешь с ними расстаться.

POV Bill

- Прошу сюда, мистер…?

- Каулитц.

Я в нетерпении бегу за низкорослой, пухленькой девушкой, которая ведет меня по лабиринтам огромного пятидесятиэтажного здания. Признаться, я очень волнуюсь. Волнуюсь из-за встречи с самым влиятельным модельным агентством в Германии. Вот уже пятый раз я подаю заявку на зачисление, и они наконец-таки, соизволили провести собеседование.

Я улыбнулся, вспоминая сегодняшнее утро. Мама как обычно готовила завтрак, ворчала что-то о покупке нового холодильника, а я сидел с кислой миной, уставившись в телевизор. Ничего особенного, если бы не этот звонок. Звонок, оповещающий о том, что моя мечта сбылась, и что все, наконец, изменится. Смутно, словно во сне, помню, как подскочил с дивана, словно ошпаренный и заорал на весь дом, что отныне буду работать моделью. Мама, давно переставшая верить в мою удачу, с каким-то слегка истеричным смехом обняла меня и поздравила.

Верить в свою удачу я перестал и сам, поэтому этот звонок был самой приятной неожиданностью. Дело в том, что я уже подавал заявки на зачисление, но всех их безжалостно отклоняли. Четыре из пяти даже не были просто рассмотрены. Выброшены, порваны, сожжены, но не рассмотрены. И теперь, когда я нахожусь в этом здании, и прямо сейчас иду за этой секретаршей, я не могу сдержать ликования. Как же давно я мечтал об этом!

- Заходите.

Заветная дверь слегка приоткрывается, и я улыбаюсь, в предвкушении столь долгожданной встречи. Поверить не могу, что я, наконец-таки, здесь. После стольких месяцев ожиданий, терзаний самого себя и всех, кто меня окружает, я наконец-таки здесь, в «DTM»*, самом крутом модельном агентстве во всей Германии!

Вхожу в комнату, осматриваясь, словно в тумане. Секретарша остается снаружи, бесшумно закрыв за собой дверь.

- Так, кто тут у нас? – равнодушный мужской голос выводит меня из оцепенения.

Вглядываюсь в лица тех, перед кем обязан блеснуть. Трое мужчин в возрасте, и миниатюрная женщина сидят за столом, перебирая папками, листками и щелкая ручками. Мужчины одеты в дорогие костюмы, Армани, если не ошибаюсь. Женщина с тугим пучком на голове, в очках на кончике носа, придирчиво осматривает меня.

- Билл Каулитц?

Я лишь киваю, не в состоянии произнести и звука. Вид этих деловых, знающих свое дело людей выводит меня из равновесия. Сам того не понимая, пячусь обратно к двери.

- Какой у вас рост? – спрашивает мужчина, одетый в темно-синий костюм. Его волосы, слегка тронутые сединой, аккуратно зачесаны назад, а в кармане пиджака своей белизной сверкает причудливо сложенный платок.

Какой у меня рост? Что за глупый вопрос? По мне, что ли не видно? А какой у меня рост? Вроде бы сто восемьдесят два сантиметра. Или нет? А может, сто восемьдесят три?

- Вы что, язык проглотили? – спрашивает женщина, глядя на меня поверх своих тонких очков.

От одного этого взгляда мурашки по коже. Черт, что со мной? Я так долго ждал этого, а теперь стою и молчу!

Сжав кулаки, я сглотнув, тихо отвечаю:

- Метр восемьдесят три.

- Хм.

- Вам семнадцать?

- Да.

- Вы всегда так одеваетесь? – безразличным тоном интересуется мужчина в сером костюме.

Я киваю.

- Ясно…

Они тихо переговариваются между собой, передают друг другу бумаги, как будто бы позабыв о моем существовании. Я стою посреди этой светлой, блещущей минимализмом и скукой комнате, ожидая вердикта, словно какой-то преступник.

Наконец, мужчина в синем костюме, отрывает свой взгляд от кипы бумаг, лежащих перед ним и, посмотрев на меня, спрашивает:

- Почему вы хотите работать именно у нас?

Действительно, почему?

Два года назад я впервые увидел рекламу по телевизору, оповещающую о начале модельного кастинга, приглашающего попробовать себя и свои силы всех желающих с шестнадцати до двадцати лет. И с тех самых пор, лихорадочно записав контактный номер, высветившийся на экране телевизора, я отчаянно мечтаю попасть сюда. Мечтаю работать моделью, рекламировать одежду знаменитых дизайнеров, участвовать в великолепных показах, вбирая в себя заслуженные лучи славы…

Конечно, тогда я и не думал подавать прошение, мне было всего пятнадцать, а это возраст слишком юный для агентства. До шестнадцатилетия оставалось всего несколько месяцев, но я терпеливо ждал, вычеркивая дни в календаре. И когда этот заветный день настал, я подал свою первую, но не последнюю заявку…

Но сейчас, стоя здесь, перед этими пугающими своим профессионализмом людьми, я понял, что не могу рассказать им об этом. Не могу поведать им о своей ущемленной гордости, когда узнавал, что мои заявки одну за другой безжалостно отклоняли. Не могу поделиться с ними своими ощущениями, своими чувствами. Они не поймут.

Поэтому, собрав волю в кулак, я просто отвечаю:

- Вы самое лучшее агентство в Германии, каждый второй мечтает работать у вас.

Мужчина кивает, получив ответ на свой вопрос, и безразлично отворачивается к своему собеседнику, тихо перешептываясь с ним о чем-то. Секунду спустя к ним присоединяется третий мужчина, и женщина, решив взять все в свои руки, кивает мне:

- Что ж, можете идти, мистер…

- Каулитц, - подсказываю я, заливаясь румянцем.

- Мы с вами свяжемся.

Словно во сне выползаю за дверь под тихое бормотание одного из мужчин.

Пухленькой секретарши уже нет, и в коридоре пусто и прохладно. Я вздыхаю, и не спеша двигаюсь к лестнице, обдумывая свой провал.

Самое первое и самое худшее собеседование в моей жизни. Я стоял как истукан, испуганно глазея по сторонам…кошмар. Вот так всегда случается, когда не готов принять свою самую желанную мечту. Ты просто стоишь и не знаешь, что делать, что говорить, как себя вести... Надеюсь, моя внешность и рост компенсируют отсутствие звуков и слов.

_______________________________

"DTM" - Deutsch der Topp des Modells (рус. Немецкие топ-модели)

Самая сильная ненависть беззвучна.

Она стоит посреди кухни, разбрасываясь посудой, и с дикими воплями кричит на кого-то по телефону. Я вхожу тихо, бесшумно ступая по паркету, до жути страшась попасть под горячую руку.

Когда мама злится, она всегда кричит. И всегда швыряет посуду, разгромляя нашу и без того небольшую кухню. Особенно любит метать холодное оружие – острые ножи, вилки, и большущие ложки. В такие моменты предпочитаю находится вне дома, либо у себя в комнате, включив на всю плеер. Но сегодня мне с утра не везет, так что…

- Мне плевать, Йорг, ты говорил, что будешь за ним следить!

Йорг? Она разговаривает с отцом?!

Любопытство заставляет остаться на кухне чуть дольше положенного. Хватаю первый попавшийся фрукт со стола, и присаживаюсь на стул, делая вид, что занят чисткой банана.

- Пусть приезжает сюда! Немедленно!

Мама выкрикивает последнее: «Ты меня понял!» и бросает трубку в раковину, упираясь руками о стол. Наши взгляды встречаются, и только теперь я действительно замечаю, как сильно она постарела. Усталая, какая-то разбитая, с темными кругами под глазами – свидетельство очередной бессонной ночи, проведенной у экрана компьютера. Она выглядит старше своих лет, и даже не красится.

- Выглядишь жутко, - выпаливаю я, выбрасывая шкурку от банана.

- Звонил твой отец, - мама как всегда, не церемонясь, приступает сразу к делу.

- Я понял. Что он хотел?

Тяжело вздохнув, она усаживается напротив меня, взъерошивая волосы. Я терпеливо жду, сгорая от любопытства. Осознание того, что она только что говорила с отцом, заставляет податься вперед, впиваясь в нее глазами. Отец звонит сюда редко. Обычно он старается не пересекаться с мамой, поэтому звонит либо мне на мобильный, либо пишет e-mail. И то, что он напрямую позвонил матери, не побоявшись очередного скандала, как минимум странно. Значит, случилось что-то катастрофическое. И мне уже не по себе.

- Это все Томас.

Я замираю, услышав твое имя. Все то, о чем я думал до этого, тут же обращается в пыль, становится абсолютно неважным, по-идиотски глупым. И в голове, словно раскаленной горячей кочергой выжигается одно единственное слово: «Томас».

- Том? – тихо спрашиваю, и не узнаю звука собственного голоса.

Мама кивает, опуская голову, отчего ее темно-русые волосы водопадом закрывают худое, осунувшееся лицо.

- Он снова пытался угнать машину и попал в полицейский участок, - мама вздыхает, - его опустили только на следующее утро…

Как же я сразу не догадался, что дело в тебе. Этого следовало ожидать. Вся моя чертова жизнь крутится вокруг одного тебя!

Вопросы, обращенные в никуда водоворотом закручиваются в моей голове.

Зачем ты сделал это? Зачем ты снова ввязался во все это ненужное дерьмо? Почему ты опять расстраиваешь наших родителей?!

Я со злостью сжимаю кулаки, чувствуя, как неприятно поскрипывают зубы. Гнев тихой, неуверенной волной поднимается во мне, быстро перерастая во что-то более страшное и угрожающее.

- Ему вынесли предупреждение, - договаривает мама, нервно теребя рукав своего бесформенного серого свитера, - в следующий раз его могут посадить на неопределенный срок. На месяц, а может и на полгода.

- А что папа?

Ее глаза тут же темнеют от злости:

- Это он во всем виноват! Я просила следить его за ним, но он не справился! За последний год Том побывал в тюрьме три раза! Три раза!

Мама выкрикивает последние слова в каком-то истеричном приступе, но тут же берет себя в руки и успокаивается.

В эту самую секунду отчаянно хочу подойти к ней, взять за руку, приободрить или обнять. На худой конец сказать что-нибудь утешительное вроде банального: «Все будет хорошо!». Но ком предательски сжимает горло, мешая говорить, а ледяной страх цепями сковывает тело, мешая двигаться, и я остаюсь на месте, наблюдая за ней.

Конечно, она имеет право злиться. Я тоже имею право злиться.

Наше различие лишь в том, что злимся мы на разных людей. Мама злится на папу. Постоянно обвиняет его в халатности, безответственности и отсутствие отцовского чутья, которое, по ее мнению, должно быть у каждого примерного семьянина. Проблема в том, что папа уже не член нашей семьи, и семьи, как таковой уже давно не существует. И мама прекрасно понимает это, но не признает. Ведь каждому нужна подушка для битья. Такой человек, которого сможешь обвинить во всех своих бедах…

Я не отрицаю, что отец виноват. Он должен был усерднее следить за Томом, но все же вся моя злость направлена вовсе не на него, а на тебя.

Том.

Всего три буквы, и я задыхаюсь от ненависти. Эмоции захлестывают широкой волной, и я не в состоянии даже нормально подумать.

И виной всему ты. Том. Мой брат, которого я ненавижу. Ты, разрушивший нашу семью с самого ее основания. Ты, портивший нашу семейную идиллию одним своим циничным существованием. Ты, человек, навсегда поломавший мою жизнь.

- Билл.

Тихий, едва различимый голос матери вырывает меня из собственных мыслей. Она смотрит на меня как-то странно, грустно улыбаясь и теребя свой свитер.

- Ты должен кое-что знать.

Где внутри зарождается темное, нехорошее предчувствие. Я хмурюсь, наблюдая за ней, и ожидаю самых дурных вестей. Еще более дурных чем те, которые получил ранее, несколько минут назад.

Мама собирается с мыслями, и резко выпаливает:

- Том переезжает к нам.

Я пялюсь на нее, как на сумасшедшую, и не могу поверить в то, что только что услышал. Мама нарочно избегает моего взгляда.

- Что?

- Том переезжает к нам, - она быстро поднимается на ноги и поворачивается ко мне спиной, делая вид, что ищет что-то в шкафу, - он поживет у нас какое-то время, пока копы не отстанут. Потом вернется обратно к отцу.

Нет. Нет-нет-нет!

- Он приезжает завтра, - продолжает мама скороговоркой, вытаскивая кофейные зерна в пакетах, - в два часа дня. Мы поедем его встречать. Поэтому, ничего не планируй. Я хочу, чтобы мы были вместе…

Я больше не могу это слушать.

Вскакиваю с места, опрокидывая стул, и пулей вылетаю из кухни. Она даже не пытается меня остановить, все так же остается у шкафа, с пакетом молотых зерен в руках.

Бросаюсь в свою комнату, захлопываю дверь и кидаюсь к стене.

Не может этого быть. Я не хочу в это верить. Я не хочу даже думать об этом. Это невозможно. Они не могут так со мной поступить!

- Ненавижу!

Слова вырываются помимо моей воли, и я как в тумане замечаю, что начинаю бить кулаком по стене, в кровь разбивая костяшки. Я не чувствую боли, не чувствую вообще ничего, кроме этого сжигающего изнутри гнева.

В голове неоновыми вывесками светится одно ненавистное мне слово. Том.

Я тебя ненавижу! Я не хочу тебя видеть, не хочу слышать твой голос, дышать с тобой одним воздухом, смотреть на все одними глазами…не хочу вдыхать твой аромат, не хочу выносить пессимизм и цинизм, которыми ты полон, как чаша. Не могу!

Стена медленно, но верно окрашивается в багряные краски, кровь каплями стекает на пол. И только теперь, когда я замечаю разбитый кулак, ноющая боль неприятным эхом разливается по всему телу, и я сползаю вниз, устало закрывая глаза и отчаянно мечтая провалиться сквозь землю.

Если двое расстались в гневе, значит, их связывали слишком близкие отношения.

POV Tomas

День. Жаркий, невыносимый день. День, когда я должен позабыть о своем прошлом и вернуться в настоящее. Вернуться в жестокую реальность.

Я смотрю в окно, наблюдая за проплывающими на горизонте пейзажами маленьких зданий и людей, живущих в своем маленьком, скучном мире. Они проносятся мимо, постоянно спеша куда-то. Спеша туда, где их никто не ждет, и где им, скорее всего, не место. Думаете,

это их останавливает?

Нет.

Их не останавливают препятствия, их не волнуют тупики, в которые они по вероятности, забредут, когда будут искать свою мечту. Они будут до последнего бороться с чем-то невидимым под названием «жизнь». Они будут надеяться, строить немыслимые планы, ставить в самой вершине своих жизненных лестниц большие цели. Они и правда считают, что им суждено справится с этим…

Но, черт возьми, им не суждено справится со всем этим дерьмом. Никогда. И все их надежды растают, как пыль в один обычный, непримечательный день, а они могут и не заметить этого вовсе. Просто пожмут плечами и создадут себе новую жизнь. Придумают новую мечту, новую цель, и все повторится по кругу. Каждый раз в самом конце будет тупик, но они попытаются перелезть через стену и начать все сначала…

Глупые люди. И ты такой же. Ты веришь в то, чему не суждено исполниться.

И скоро я с тобой встречусь. Снова наткнусь на этот полный ненависти взгляд, снова услышу твой грубый, дрожащий от злости голос…и мне придется мириться с этим. Придется строить из себя того, кем я не являюсь, того, кого ты так сильно ненавидишь.

Жизнь – игра, а мы игроки-неудачники, бросающие кости на доску. Удачного числа не бывает, мы заранее обречены на поражение. И ты знаешь это, но отрицаешь сей факт.

Поезд замедляется, и я отрываюсь от окна. Теперь, каждый сам за себя.

Я вижу ее, нашу мать. Она стоит на вокзале, прижимая дрожащие руки к груди, и выискивает глазами меня. Я замираю, заметив, как сильно она постарела. Казалось, мы не виделись целую вечность и за это долгое, тянущееся время она успела стать именно той, какой я так боялся ее увидеть. Уставшей, неуверенной, потерянной женщиной, каких мы с тобой часто видели в детстве. Они все похожи между собой. Убитые, без живого блеска в глазах, и почти никогда не улыбаются. Теперь мама стала одной из этих пустых оболочек. Мне больно на нее смотреть.

Но еще больнее смотреть на тебя.

Ты стоишь неподалеку, и слушаешь музыку в наушниках, наблюдая за маленьким резвым мальчиком, который весело бегает около своих родителей. Я знаю, о чем ты думаешь, все написано на твоем прекрасном лице. Ты завидуешь этому мальчику, завидуешь его беспечному счастью, его легкой душе, не обремененной терзаниями и муками, которые испытываешь сам. Ты жалеешь о том, что у тебя отняли. Жалеешь о том, что отнял я.

А ты изменился. Стал выше, увереннее в себе. Ты больше не мой младший братишка, который боялся грозы и пауков. Ты взрослый, самостоятельный человек, каким я мечтал тебя когда-нибудь увидеть. Я знаю, ты стал таким из-за меня. И эта цена тебе ненавистна.

- Том!

Мама зовет меня, и мне ничего не остается, кроме как пойти ей навстречу.

Сейчас она выглядит даже немного счастливой. Подбегает, заключает в объятия, целует в щеку, и снова обнимает меня. Я искренне пытаюсь улыбнуться, но знаю, что получается натянуто. Ее это ни сколько не волнует, она рада меня видеть, рада прикасаться ко мне, и это самое главное в данный момент.

- Я так скучала!

Она отпускает меня и улыбается. Неуверенно, лишь уголками своих тонких бледноватых губ.

- Я тоже.

И это чистая правда. Я действительно скучал по ней. Скучал по ее теплым, медовым глазам, по ее крепким объятиям, по растрепанным, русым волосам. По ощутимому запаху свежесваренного кофе, всегда исходившему от нее.

- Как доехал? Нормально? Где твои вещи? – спрашивает она, пытаясь отыскать какой-нибудь чемодан, примостившийся за моей спиной.

Я жестом указываю на свою небольшую дорожную сумку, которую держу в руке. Вот и все мои вещи, ничего лишнего.

Она кивает, а потом переводит взгляд на мои волосы:

- У тебя новая прическа.

Это не вопрос, но я все равно отвечаю:

- Да.

- А как же дреды?

- Надоели.

- Ладно, идем, поищем Билла.

Мне не нужно тебя искать, я заранее знаю, где ты находишься. Наверняка, ты уже заметил меня, поэтому стараешься оттянуть нашу встречу. Отчаянно пытаешься потянуть это время, избегая меня, теряясь в серой толпе.

- Где же он?

Мама высматривает тебя, но не видит. А я вижу. Ты стоишь у билетной кассы, засунув руки в карманы, ты и не думаешь прятаться, и просто смотришь на меня.

Сердце уходит в пятки, когда я встречаюсь с тобой глазами. Твой взгляд красноречивее всяких слов. Ты не хотел, чтобы я приезжал, и ты ненавидишь меня за то, что я все-таки взял и приехал. Приехал, несмотря ни на что. Теперь, внутренне содрогаясь от твоего многозначительного взгляда, я ощущаю каждой клеточкой своего тела, как далеко ты зашел.

Я знаю, ты не простил меня, но в душе я надеялся на это. Надеялся, даже несмотря на то, что не верю в надежду. И в который раз ошибся, доверившись чувствам.

Мама теребит мою руку, растерянно оглядываясь по сторонам. Я не выдерживаю, и просто веду ее к тебе. Чем раньше мы встретимся, тем лучше. Лучше для всех.

- О! Наконец-то!

Мы подходим к кассе, у которой ты неподвижно стоишь.

- Билл, где тебя носило? – спрашивает мама, - мы тебя обыскались!

- Я стоял тут, - ты отвечаешь ей, но смотришь только на меня.

Она и не подозревает о тех чувствах, которые бушуют сейчас внутри тебя и меня. Она знает только о том, что мы давно не перевариваем друг друга, и это ранит ее доброе, материнское сердце.

- Вильгельм, - я холодно киваю в знак приветствия.

Ты вздрагиваешь, словно тебя оскорбили. Я знаю, что ты ненавидишь свое полное имя. Не любишь, когда тебя так кто-нибудь называет, особенно если это делаю я.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я приехал, надеясь на то, что твоя злость со временем утихнет, сердце оттает и все снова будет как раньше. Я глуп, я безнадежен, но в глубине души я все равно надеялся, хотя заранее знал какие чувства ты будешь испытывать, стоя в эту самую минуту передо мной. И ты не обманул моих ожиданий. Ты остался точно таким же, как и тогда, год назад, когда мы с отцом уезжали.

- Не называй меня так, - шипишь ты, - не смей.

- Я хотя бы поздоровался, Вилли.

Усмехаюсь, не могу сдержаться. Ты злишься еще сильнее, безмолвно сжимая кулаки в карманах джинс.

- Нам пора, - мама встревает, прекращая нашу бессмысленную перепалку и спасая меня от драки, в которую ты жаждешь меня втянуть.

Она силой тащит меня к выходу из вокзала, направляясь к автостоянке, где стоит наша старенькая, потрепанная машина. Не знаю, идешь ли ты за нами, или все-таки остаешься стоять у кассы, пожирая мою удаляющуюся спину глазами…

Но когда мы выходим к стоянке, я с искренним удивлением замечаю, что ты все-таки пошел следом. Мы садимся в машину, не произнося и звука. Мама тоже молчит, пытаясь настроить радио и хоть как-то разрядить обстановку.

Каждый отворачивается к своему окну. Ты сидишь справа, и хотя нас разделяет всего несколько сантиметров, я чувствую, что ты очень далеко от меня. Так далеко, что звать тебя бессмысленно, пытаться достучаться – невозможно. Ты все равно не откликнешься, и никогда не позволишь даже дотронуться до себя.

И осмысление этого факта ранит поглубже ножа.

Думать одно, а говорить другое - это типичный симптом раздвоения личности.

POV Bill

Мысли клубками вьются в моей голове, мешая сосредоточиться. Я смотрю в окно, считаю фонарные столбы, которые мы проезжаем, тем самым пытаясь отвлечься, но ничего не выходит. Я все равно ощущаю твое присутствие, и для этого не нужно поворачиваться к тебе лицом, чтобы убедиться в том, что ты действительно сидишь рядом. Я знаю и чувствую, что ты здесь, что так же отвернулся к окну, и делаешь тоже самое, что и я.

Меня раздражает эта тишина, звенящая в машине. Мама тоже молчит, и я ненавижу ее за это. Почему она не спрашивает, чем ты занимался все это время? Почему она не интересуется твоей личной жизнью, почему не спросит о том, скучал ли ты по нам, рад ли нас видеть? Ведь я мечтаю услышать ответы на все эти вопросы, но сам никогда не спрошу тебя об этом. И она не спросит, мысленно передавая инициативу в твои руки. Она надеется, что ты сам обо всем расскажешь, если захочешь. Но ты не захочешь, поэтому мы и едем в молчании.

Я удивился, когда увидел тебя, с умиротворенным спокойствием выходящего из вагона поезда. Ты двигался медленно, с грацией тигра ступая по серому асфальту, выискивая маму глазами. Я внутренне содрогнулся, заметив, как сильно твое лицо изменилось. Стало незнакомым, отталкивающим, чужим. В ту самую минуту я вдруг ясно почувствовал, что мы больше не братья. Мы теперь разные люди…

Ты изменил прическу, нет тех привычных дредов, которые я когда-то любил. Теперь твою голову украшают темные узоры длинных брейдов, которые тебе чертовски идут. И это воистину бесит.

Ты стал другим. Этот год сильно изменил не только меня, но и тебя. Мы как чужие, и я тебя больше не узнаю. Ты больше не тот шестнадцатилетний мальчишка, отпускающий шуточки, все время хохочущий и выкаблучивающийся. Теперь ты мужчина. И хотя, нам обоим всего по семнадцать, я чувствую, что ты намного мудрее меня. И это тоже бесит вдвойне.

Я итак младше тебя. Незначительные десять минут при рождении образовали огромную, глубокую яму между нами. Пропасть, через которую я всю жизнь мечтал перепрыгнуть. И когда у меня почти что начало получаться, ты только сильнее расширил эту черную бездну. Теперь я снова чувствую себя ущемленным, по-детски наивным со своими мечтами, когда рядом ты, такой взрослый и все время задумчивый.

- Том, не хочешь перекусить? – мамин голос клешнями вытаскивает меня из собственных мыслей. Я нехотя перевожу взгляд на тебя, - можем пообедать в кафе, ты должно быть, сильно проголодался.

- Я не голоден.

Краткий, холодный ответ. Вижу, как мама печально пожимает плечами и замолкает. Мне хочется убить тебя. Почему ты отказался? Даже если не хочется есть, почему бы просто не согласиться? Ради мамы. Ради меня. Зачем ты причиняешь боль всем, кто тебя окружает?

Мы подъезжаем к дому. К этому с недавних пор ненавистному мне дому. Теперь я его ненавижу, и только потому, что ты будешь жить здесь. С мамой, со мной. Рядом, совсем близко. И эта мысль невыносима. Не знаю, выдержу ли, справлюсь ли…

- Том, твоя комната еще не убрана, - мама захлопывает дверцу машины и неуверенно тебе улыбается, - поэтому, сегодня тебе придется поспать в какой-нибудь другой комнате. Может быть, переночуешь у Билла?

- НЕТ!

Мы произносим это одновременно, одинакового вытаращив глаза от страха. Вот только ты сразу же берешь себя в руки, в отличие от меня, всего трясущегося и напуганного до омерзения.

Мама хмурится, слегка пораженная нашей реакцией:

- Ну ладно, поспишь в гостиной, на диване.

Ты киваешь, поднимаешь сумку с земли, и вы молча проходите в дом. А я плетусь следом, пялясь на твой удаляющийся темный затылок. Мы снова вместе. Теперь ты дома.

POV Tomas

- Томааааат!

Андреас вопит на весь клуб, перекрикивая даже шумящую в ушах музыку, и вешается мне на шею, пытаясь взлохматить косички. Я сам того не ожидая, радостно обнимаю его. Я рад его видеть. Действительно рад.

- Привет, дружище!

- Ты когда приехал?! – он сует мне под нос какой-то дымящийся коктейль и снова дотрагивается до моих волос, пытаясь хоть как-нибудь привести их в беспорядок, - почему не позвонил? Какого хрена молчал?

Он пьян, от него пахнет терпкими сигаретами, и он улыбается во весь рот, радостно пританцовывая в такт музыке. В глазах веселые искорки, и я невольно завидую этому безрассудному, но искреннему счастью своего лучшего друга. Когда-то и я был таким. Таким же беззаботным, хохочущим, непостоянным. Все время ошивался в каких-нибудь клубах, куда пускали всех желающих, не требуя паспорт или какого-нибудь удостоверения. Я танцевал, выпивал коктейль за коктейлем, цеплял симпатичных цыпочек и веселился до упаду…

Воспоминания о прошлой развязной жизни крадучись вползают в сознание, и я начинаю улыбаться, как какой-то счастливый идиот, сам себе поражаясь. Те времена были самые лучшие в моей жизни!

- Я сегодня днем приехал, - отвечаю, выпивая бокал до самого дна, - не успел предупредить.

Да и не очень-то хотелось. Я люблю Андреаса, он самый преданный, хоть и слегка сумасшедший друг, какие у меня когда-либо были. Хоть мы и видимся редко, я точно знаю, что могу на него положиться. Чтобы не случилось, старина Андреас всегда придет на помощь, он еще никогда не отказывал.

Но при всем при этом я явственно осознаю, что не хотел его видеть, хоть и рад этой незапланированной встрече. Даже сейчас, когда я наконец-таки, немного счастлив, я не хочу ворошить прошлое. Не хочу поддаваться тому, что так пытался позабыть. А Андреас – одна из главных частей моего прошлого. Того самого прошлого, которое я своими руками разрушил.

- Ты как вообще, брат?!

- Отлично! - нагло лгу лучшему другу.

- Ты к нам надолго? – он хватает новый дымящийся бокал с барной стойки и вручает его мне с таким видом, будто бы я выиграл премию, - скажи, что надолго. Мы с тобой должны как следует повеселиться, я тебя сто лет не видел!

- Я скучал! – отвечаю, избегая основного вопроса.

- А я-то как скучал, Томатище!

Он снова обнимает меня, и смеется. Смеется так заразно, свежо и не напряженно, что я невольно подхватываю его смех, заливаясь соловьем. Как же давно я не смеялся…

Вечер проходит незаметно, пролетая перед глазами, словно выпущенная из ствола пуля. Я пьян, я счастлив, и я разговариваю с Андреасом, не вспоминая обо всем том, что оставил позади себя. В такие моменты я забываю обо всем на свете, и просто поддаюсь случаю. Начинаю делать то, чего от меня ожидают.

Вот и сейчас, сидя с Андреасом в клубе, я пью и веселюсь, чего он и ждет. Он до сих пор уверен, что я тот самый Том Каулитц, который уходил в запой, набивал морды неугодным и втайне покуривал сигареты за школой. И мне приходится играть эту роль, чтобы не разочаровать его. Я знаю, что если сделаю что-то не то, Андреас заподозрит неладное. А я пока не готов раскрывать перед ним свои чувства, свои мысли…я не готов раскрывать их вообще, перед кем бы то ни было. И мой лучший друг не должен узнать о том, что произошло, и увидеть меня таким, каким я стал.

Он постоянно болтает. С интересом расспрашивает меня о жизни в штатах, как там и что там, стоит ли туда переезжать, какие там девушки, какая еда. И я все рассказываю. Рассказываю, не скрывая, потому, что в этот период времени мне нечего скрывать. В подробностях описываю ему местные достопримечательности, называю самые лучшие клубы, самые крутые машины, которые видел на улицах Нью-Йорка…и Андреас слушает, жадно поглощая информацию, и выпивает снова и снова, подсовывая и мне все новые и новые порции разнообразного алкоголя. Он смеется, шутит, и опять смеется. Такой не изменившийся, знакомый до боли лучший друг. Мой друг.

Дата добавления: 2015-09-29