— А еще, — теперь Вокс склонилась ко мне, и начал говорить почти шепотом, — я знаю, вы друг
друга терпеть не можете, но когда тебя не было, Лукас тут ерундой страдал. Так вот, Ирвинг культурно так попросил его заткнуться, и сказал, что если Лукас еще раз скажет про тебя что-то плохое, то вырвет ему язык.
Я как могла, постаралась скрыть горькую улыбку, но это было хоть каким-то утешением. Я все еще нравилась ему, он не мог это преодолеть так быстро. Пока что я могла надеяться, что мы еще можем все вернуть назад. Или начать что-то новое, но мне было необходимо прощение Ирвинга. Ясно было то, что мне в любом случае нужно поговорить с Ирвингом. Нельзя, чтобы все происходило именно так.
Вокс вспомнила еще несколько новостей, но они мене не интересовали, ведь там не упоминалось имя Ирвинга. Потому далее я ее почти не слушала, а сидела с застывшим выражением лица, которое могло выражать заинтересованность, да и только. Но думала я в это время только о своем.
Теперь-то мне полностью стало понятным его поведение в тот день, когда я ехала, а также в последующие дни по моему приезду, и честно говоря, я не могла его осуждать. Мне бы очень хотелось, но я не могла. Ирвинг теперь считал меня предательницей, но он забыл о том, что не давал мне никаких надежд или гарантий на то, что мы можем быть вместе. Как это в его стиле — намекнуть мне на что-то и считать, что этого достаточно. Но я была теперь настолько переполнена надеждой, что готова была идти, просить прощение, чтобы мы могли хотя бы поговорить.
Преисполненная такими мечтами и надеждами, я даже без особого раздражения встретила взгляд Лукаса — несколько бахвальский, но вполне миролюбивый. Но это не значило, что я уже готова была мириться с ним, особенно после тех слухов, что он распускал. Проще говоря, я почти летела на уроки, которые ждали меня впереди.
Тяжелее всего было дождаться урока французского, на котором я и так практически ничего не смыслила, кроме тех пошлых фраз, что научила меня Рашель, я вряд ли могла бы сказать на приличном французском языке несколько слов. И в любое другое время, я бы просто сидела задержав дыхание, и ожидая того ужасного момента когда меня должны спросить, только не сегодня.
Ведь это был именно тот урок, на котором рядом со мной сидит Ирвинг. И потому что я чувствовала странную радость. Мне было так удивительно смотреть на Ирвинга, такого злого и отчужденного, и
при этом понимать, что для меня, наконец, блеснул лучик надежды. Ирвинг при этом лишь раз взглянул на меня, и это немного потушило мою радость от того что я хочу с ним поговорить. Взгляд был холодным и острым, никакой теплоты. Легкий холод страха проелся по позвоночнику, но я слишком давно ждала, чтобы проигнорировать наметившийся шанс.
Наконец не выдержав моего взгляда, Ирвинг тихо буркнул:
— Что?
— Я хочу с тобой поговорить, — отозвалась я, наклоняясь к нему. Один восхитительный момент Ирвинг смотрел прямо мне в глаза, и находился так близко, как мне это хотелось, но словно о чем-то подумав, он отодвинулся. Это больно задело меня. Ирвинг все еще не мог простить меня, и это будет проблемой. Он в отличие меня не прощал так быстро. Хотя небо свидетель, у меня было куда больше поводов обижаться на него.
— Не о чем, — угрюмо прошептал он в ответ, и втупился в доску, словно действительно мог сейчас слушать объяснения учителя. Я всего лишь на миг смолкла, но лишь для того, чтобы найти в себе новые силы продолжать.
— Есть о чем. — настойчиво продолжила я, и оглянувшись не слушает ли нас кто, вновь придвинулась. — Ты расстался с Кейт? Тебе для этого нужно было время?
— Оно мне нужно было тогда, — злобно сказал Ирвинг, и его тон поразил меня. Сколько в его голосе было ненависти. Как же это несправедливо именно сейчас. — Тогда я хотел, чтобы мы начали все заново. Но не теперь. Ты была права, все это теперь не имеет значения. Мы продолжаем жить,
словно ничего и не было.
— Но оно было, — не удержалась я, и схватила его за руку. В это время учитель обратил на нас внимание. Ирвинг вырвал свою ладонь, и отодвинулся как можно дальше. Мне стало от этого неуютно и плохо, словно кто-то ударил меня в живот. Щеки покрыл горячий красный румянец.
Неужели это все? Я не могла в это поверить. Если бы судьба оказалась ко мне еще злее, и учитель решил бы меня что-либо спросить, я, скорее всего бы расплакалась.
После урока, первым делом, я побежала прочь из здания, чтобы подышать свежим воздухом, но Ирвинг видимо еще не все решил мне сказать. Вид его не был угрожающим, но я точно знала, что он явно не собирается извиняться за свои слова.
— Я все поняла, больших твоих объяснений я не выдержу, — слабо сказал я ему, направляясь, прочь к зданию, где зависали музыканты и театралы. Но Ирвинг покачал головой.
— Остановись.
Слова были сказаны уже более спокойным тоном, и мне ничего не оставалось, как выполнить его просьбу. Я посмотрела на него. Все это было так мучительно, вовсе не об этом я мечтала с утра,
когда слушала Вокс.
— Не тяни, — терпеливо отозвалась я, чувствуя. Что слезы подступают уже к горлу, но я пока что их терпела, как терпела боль на стенке, когда нужно было продвигаться, чтобы не упасть.
— Пойми… все это безумие не должно было случится…
Ирвинг не успел развить свою мысль, а я уже была готова говорить таким же убийственно спокойным голосом, который кажется, вымывал все чувства из меня самой. Хотя это и не было правдой.
— Ты меня прости, даже не знаю с чего взяла, что нам это нужно — вернуть все назад. Даже больше,
не могу понять, почему решила, что может быть как-то иначе. Мы с тобой просто не умеем жить мирно друг с другом. Просто давай жить дальше.
Я видела, что Ирвинг порывается что-то мне возразить, но вскоре это только вызвало очередную вспышку злости на его лицо. Так ничего не сказав, он развернулся и ушел. Знакомое желание кинуть ему чем-то вдогонку, спасло меня от позора истерики. Поплакала я позади школьной студии, там, где все остальные любят покурить, чтобы их никто не застукал.
И снова передо мной встал страшный вопрос — ну неужели это все, и то, что было между нами,
неожиданно стало прошлым? И все же в последующие дни, которые перетекали в недели, мне пришлось в это поверить.
Ирвинг отдалился от меня так, как тогда на уроке — на расстояние, которое мне казалось нам уже никогда не преодолеть.
Холодное безразличие и страх сковали меня, мое сердце и душу. Я уже не могла его ненавидеть, как раньше, потому что, как он того и хотел, начала считать себя виноватой. И все равно, что во всем был виноват лишь его эгоизм! Я понимала это, но ничего не могла с собой сделать, так же как и не
могла исправить того, что случилось с нами.
Я жила только стенкой, проводя все свободное время вне дома. Подальше от ненависти Ирвинга.
Иногда бывать рядом с ним было просто не выносимо, и не потому что я скучала, а потому что он специально вел себя так, чтобы я как можно меньше хотела общаться с ним. Его шутки в мою сторону стали злее и насмешливее, но сил отвечать ему у меня иногда попросту не было.
Часто бывало так, что вечером пройдя на кухню, чтобы чего-либо выпить, я могла застать его, как раз за тем же занятием. И что я могла сделать, так это лишь молча подвинуть его плечом, при этом чувствуя не только его сопротивление, но так же го горячее тело и гладкую кожу. Это напоминало так же о том голоде, который я не знала до него. Это голод обладания, и плоти. Но я не хотела кого-
нибудь, так как это было у Рашель, я хотела лишь его. Как же все было нечестно! Ведь иногда мне казалось, я его вовсе не волную — ведь поздно вечером я не одевала халата, потому что не ожидала его встретить. И мое спальное белье его видимо вовсе не впечатляло. Хотя вполне возможно, что он просто скрывал свои чувства.
Все же вокруг — мои друзья, родители, знакомые, решили, что моя отстраненность и снова ставшее тихим, поведение, следствие встречи с «тем парнем с фото» — Стэнли. Он был для них «тем парнем с фото», странным, загадочным. И потому они считали, другой причины грустить у меня быть не может. Я не стала из разуверять. Скорее, как оказалось, мне это было на руку, так как когда о Стэнли говорили в присутствии Ирвинге, он ставал практически бешеным. И выдавая по этому поводу шутки в мою сторону, Ирвинг не только обижал меня, заставляя краснеть, но и показывал, что все еще неравнодушен ко мне.
Это было таким странным ощущением — терпеть его насмешки, не имея возможности сказать что-то в ответ, и в то же время радоваться. В который раз за эти полгода я спросила себя, все ли со мной нормально? Может я мазохистка, и все что происходит, на самом деле приносит мне удовольствие, а
Ирвинг садист? Тогда было бы просто объяснить все, что происходило между нами, и не считать все это странной мучительной любовью, с примесью ненависти. Так трудно называть наши отношения любовью. Да и от отношений осталось всего ничего — ненависть, впрочем, она была всегда.
Один раз из таких моментов запомнился мне больше остальных. Мы сидели с Рашель во дворе, и
разговаривали о чем угодно, особенно об ее парнях, и я явственно ощущала, ее желание расспросить меня о моей печали. Но Рашель всегда относилась к моим мыслям и ощущениям с уважением. За это я была благодарна ей, хотя возможно и не всегда это озвучивала. Как раз во время одного такого щекотливого молчания во двор легкой трусцой вбежал Ирвинг, держа в руках телефонную трубку.
Лицо его, как и постоянно при мне, не выражало радости. Но лишь когда Рашель взяла свой мобильник, я поняла, в чем было дело.
— О, привет Стэнли! Да, рада слышать…. — и с этими словами она удалилась от нас на несколько метров. Я-то поняла, что на самом деле ей звонит брат, а Стэнли просто перехватил трубку, чтобы поздороваться, или даже спросить обо мне, как уже бывало нередко. Но Ирвингу знать об этом было не обязательно. Он проследил за тем, как Рашель отошла и злорадно улыбнулся.
— Ну что, парень тебе уже не звонит?
— А тебе не кажется, что тебя это не касается? — я ухмыльнулась в ответ так сладко, что мне казалось, сейчас судорогой сведет челюсть. Но это у Ирвинга челюсти заходили так, словно он пытался перегрызть провод. Желваки на его щеках сжались, и сам он помрачнел. Его все еще
выводило из себя то, что он уже не имел на меня права. Зато кто-то другой мог иметь.
Ирвинг постоял на месте, смотря на меня своими гневными зелеными глазами, а лишь качала ногой перекинутой через поручень качели. Его взгляд был все так же голоден, каким я его помнила. Но я заметила это всего лишь на долю секунды, а потом он прикрыл веки, и резко развернувшись, ушел.
Совсем недолго на моих губах после этого оставалась удовлетворенная улыбка. Стало горько во рту,
как будто я эту горечь выпила. Как легко ему было поить меня отравой своей ненависти. И как же легко я подавалась этому. Никогда не думала, что любовь это яд, который пьешь, не оглядываясь, с
радостью и полной отдачей, ведь все равно от чего умирать, лишь бы быть любимой. Теперь же мне было все равно от чего умирать — ведь Ирвинг уже не был моим. А любовь по-прежнему оставалась во мне, распространяя свою отраву по венам. И иногда я была этому рада. Вот как теперь. Ему все еще не все равно.
К концу марта его злость поутихла, возможно, потому что я ни с кем не встречалась, просто отклоняя предложения, каких было не мало, как сам знал Ирвинг, ведь ему часто приходилось отвечать на мои телефонные звонки. Или записывать мне сообщения, так как я чаще бывала на стенке за домом, чем в самом доме. Я никуда не ходила гулять, если только это не были Вокс или Рашель. Итогом затворничества и ежедневных принудительных восхождений, я начинала быть похожа на профессиональных спортсменок, с рельефами на теле. Просто всю свою боль, злость,
ненависть, неудовлетворенность я вкладывала в это хобби. Оно спасало меня от ненужных мыслей, и
избавляло от душевной усталости.
И как ни странно такое рвение пугало одну лишь Рашель. Она скорее чувствовала, чем понимала, что дело вовсе не в Стэнли. Она видела, что он вовсе не вдохновил меня тогда, и тем более не впечатлил.
Я видела всю ее тревогу, и все боялась, когда она, применив силу своего ума, начнет рассуждать и придет к некоторым логическим умозаключением… и тогда от расспросов не отделаться. Но Рашель молчала. Я подозревала, что это было чувство вины, которое ее мучило, за то что она вывесила мои фото, интуитивно догадываясь, что именно это каким-то образом стало причиной моего затворничества и печали.
И пока шли дни, мою душу и мысли грела лишь поездка на один день к развалинам замка, которую нам обещал учитель истории еще в прошлом году. Это должна была быть экскурсия, в которую не брали никого кроме выпускников.
И в то же время, я впервые была не совсем уверена, что хочу этого, так как раньше. Потому что мне было неприятно видеть Ирвинга, когда у него кажется, снова начался налаживаться с кем-то роман.
Пока что я не знала и даже не догадывалась с кем, об этом лишь ходили слухи и домыслы, потому как часто видели его едущим в романтические места на берегу, куда всегда ездили парочки, если хотели уединится. Я ревновала до чертиков и сжигала себя этим. Смотреть на него за ужином и думать о том, к кому он поедет сегодня вечером, или с кем может провести ночь? Кто она?
Насколько красива? И чувствует ли Ирвинг ко мне еще что-либо?
Когда его внимание по отношению ко мне стало все реже провялятся, я наконец смогла до конца поверить, что все кончено. Больше я ему была не нужна. Эта тишина с его стороны, убивала даже больше, чем слова ненависти. Тишина, хуже громких слов.
Проходя мимо меня в коридоре, или сидя рядом на уроках, Ирвинг не смотрел на меня. И я почти поверила, что скоро боль начнет утихать. Ему это далось так легко, значит и я смогу.
В день поездки мы шли в школу вместе с Рашель. Хорошо, что я должна была заходить за ней, так у меня было объяснение, почему я не жду Ирвинга, и так же я могла набраться смелости провести этот день весело. Да ладно, зачем себе врать. Набраться смелости, но только лишь для того, чтобы выдержать вероятность того, что Ирвинг будет наверняка ходить в обнимку со своей девушкой.
Мне было не очень весело, но стекло входной двери дома Рашель, показало мне совершенно иное отражение. Я вовсе не выглядела расстроенной или встревоженной — скорее просто спокойной и цветущей. Симпатичной, даже так. Отстраненной, вот точное слово. Думаю, никто не мог понять по моему выражению лица, что со мной происходит на самом деле.
Рашель как всегда была не в настроении, потому как ей не особо нравилось принимать участи в культурно-массовых походах. О чем явно говорил ее наряд — юбка, каблуки, симпатичный свитер.
Ни что в ее образе не говорило о том, что она собралась в поход.
— Ты начинаешь делать из меня правильную девочку, — пожаловалась мне Рашель, придерживая не плече небольшой портфель, единственное, что она сочла нужным в походе. И тут же надула губки и перехватив взгляд каких-то парней, улыбнулась им. Проходили они мимо после такого очень медленно. Я закатила глаза, хотя, что с нее возьмешь.
— Почему? — я удивленно пожала плечами. Меня саму уже трудно было назвать правильной девочкой, хотя об этом никто не догадывался.
— Потому что, вместо того, чтобы прогулять, или уже на худой конец ехать с девчонками в машине,
я согласилась на поездку с тобой в автобусе!
— По-моему ехать в автобусе весело, — сказала равнодушно я, и добавила, — а Мини ужасно водит
— ты лишь представь, что было бы с твоей прической после ее езды, — я попыталась съехидничать.
Как мне не хватало этого, с тех пор, как мы перестали перекидываться пикировками с Ирвингом.
— Ты бы свой гробовой голос слышала — «по-моему ехать в автобусе весело», — перекривила меня она, при этом пропустив мимо ушей мое ехидство. — Не хватает еще тебе сгорбиться при этих словах и натянуть на голову шляпку, как у моей бабуле. По тебе и не скажешь что для тебя поездка я веселая. В лучшем случае наказание.
Интересно, я уже упоминала о том, как ненавижу проницательность Рашель, которое она прячет за видом глупенькой такой гламурной девочки.
— Наоборот, — возразила я, и сама понимая, как кисло звучит мой голос, — поездка, шанс отдохнуть. Пару дней назад я пообрывала пальцы на новой стенке, и теперь не могу подниматься примерно неделю. Дома скучно. Поездка разнообразие.
Я потупилась, понимая, что не смогу выдержать пронзительного взгляда Рашель. Мне казалось, она видит меня насквозь.
— Не знаю, что творится в твоей хорошенькой голове, но оно тебя сводит с ума, — строго сказала мне Рашель.
Мне очень хотелось бы с ней поделиться тем, что творилось со мной. Я даже задумалась на одно мгновение о том, что ей можно довериться, и как раз в это время заметила, как Ирвинг идет, веселясь в компании одновременно двух девушек. Он улыбался и смеялся, и я готова был поклясться, что это был радостный смех. Я смотрела на это словно зачарованная. Ирвинг был радостным, и совершенно иным, а я этого даже не заметила. В нем не стало вдруг смертельной усталости и тоски, которые я могла раньше замечать, но не другие. Неужели наше расставании, сделало его счастливым? Я была
задета этим. Даже больше, как так случилось, что Ирвинг вдруг превратился в счастливого человека,
а я начинаю преображаться в развалину, старуху, как мне о том, и говорила Рашель. Возможно ли такое, что моя персона удерживала в нем ненависть, или просто он концентрировал ненависть на мне?
Завидев нас, Ирвинг остановился и послал девушек идти вперед без него. Радостными назвать их я не могла. Рашель же приосанилась и нацепила свою соблазнительную улыбку. Я любила Рашель, но когда она делала так возле Ирвинга, мне реально хотелось ей выцарапать глаза.
— Привет Ирвинг, вижу у тебя целая компания, — сказала она ему, стоило нам подойти ближе.
Ирвинг же ответил ленивой улыбкой, и скромным пожатием плеч.
— Я встретил их по-дороге, и они решили меня провести. Флекс не предлагала своей компании.
Хм, я уже узнавала этот хитрый взгляд, и такой тон, когда он вроде бы добродушно надо мной подтрунивал. Это заставило меня напрячься.
— А моя компания тебя раздражает, — парировала я, покраснев от того, что он говорит со мной. К тому же так легко и запросто.
— Иногда бывает.
Легкий тон Ирвинга мог любого заставить думать, что он говорит со мной вежливо, но не меня.
Вроде бы он стоит тут такой хороший, и даже не пытается мне грубить, а это я такая плохая ему огрызаюсь. Эту стадию мы уже проходили, и в итоге все потом начнет скатываться к худшим перепалкам.
Я и забыла вовсе о Рашель. А она нахмурившись смотрела на нас. Я смутилась, Ирвинг же просто не имел совести, так что он продолжал нагло рассматривать меня.
— Вижу, ваша дружба стает лишь крепче, — сухо заметила Рашель.
— Да, наша дружба с Флекс, очень крепкая. Она как скалы — каждый день осыпаются камешки, и отпадают значительные куски… а вокруг образуется песок, — поддел меня Ирвинг, и почти тут же устремился прочь, завидев своего друга из класса. Я переваривала сказанное им, и понимала, что его слова чистейшая правда. Мы же остались вдвоем с Рашель, и то, как она смотрела на меня, начало смущать.
— Что? — не выдержала я.
— Я иногда начинаю думать, что ты вовсе не так проста, как кажешься мне. Во что ты ввязалась?
Я напряглась, понимая, о чем говорит Рашель, но не смогла ответить ей. Да и к чему, наверняка она о чем-то догадывается.
— Ааа, — протянула Рашель, — не важно. Захочешь — расскажешь.
И она потянула меня дальше.
То, что Рашель позволяла мне оставаться при своих тайнах, делало ее моим лучшим другом.
Поздоровавшись с другими одноклассниками, мы устроились с Рашель в автобусе. Пока я настраивала музыку в МП3, кто-то сел на место передо мной. Я не обратила внимания, так как рычажок снова начал заедать. А все после того, как мой МП3 брала ненадолго Етни. По крайней мере, я не стала смотреть, кто там приземлился, пока автобус не тронулся с места, после начала тряски, очень трудно что-то делать, и я органично подняла голову и посмотрела вперед. Знакомая каштановая шевелюра, заставила мое сердце учащенно биться, а руки непроизвольно сжали многострадальный гаджет. Как странно, что возле Ирвинга так и не сели те двое девушек, видимо не
решили, кто из них сядет с ним. Я как раз хотела поделиться этой шуткой с Рашель, как поняла, что она в этот момент упархивает от меня к нему. Я тут же сделала звук в наушниках тише, чтобы слышать, о чем они говорят. Но смотрела в окно, делая вид, что музыка гремит в моих ушах, а сама прислушивалась к ним, стараясь не косить в ту сторону. Это выглядело бы палено.
Они смеялись, шутили, подтрунивали над другими в любимой манере обоих — ехидной, и при этом Рашель кидала в мою сторону хитрые взгляды. Я почти тут же начала медленно краснеть, и хорошо,
что это видела лишь она, а не Ирвинг. Она догадывается, в чем причина моих горестей, и теперь я была уверена в этом точно. И поступала так в данный момент для того, чтобы проверить свою догадку, все-таки любопытство видимо перебороло в ее голове право на мои личные дела. Но я продолжала держать себя в руках. Мне даже удалось удивленно улыбнуться ей. Мда, талант не пропьешь.
Неожиданно, после очередного взрыва смеха, Рашель повернулась ко мне, и привлекла мое внимание, помахав рукой. Я вежливо и нахмуренно, словно меня оторвали от очень интересного занятия, вытянула наушник и посмотрела на них двоих. Глаза Ирвинга — вот что я увидела первым.
Почему это странное ощущение скованности, сцепило мое тело? Ведь я не впервые его вижу, когда это пройдет?
— Что? — переспросила я, и мне удалось передать не только все свое негодование, но и даже некоторую вялость. Не дать, не взять меня оторвали от любовной сцены с Джонни Деппом.
Рашель, сдвинула брови, но ее это так же не обмануло. Мы слишком давно дружим. Я слишком давно во всем этом.
— Я забыла тебе сказать! — нарочито радостно провозгласила она, что мне показалось, к этому одним махом прислушались все в автобусе. Спасибо тебе, Рашель, пусть все будут осведомлены моей личной жизнью! — Сегодня здесь отдыхают Стэнли и Филлип со своей группой из Кардиффа.
Вчера мне звонил Стэнли, чтобы узнать где мы точно будем. А еще сказал, что вчера звонил тебе, но ты не брала трубку.
Мускулы на моем лице свело судорогой в по-прежнему вежливой улыбке. Интересно, а можно убить проводом от МП3? У меня появилась возможность проверить!
— Я была занята, — отозвалась я едва слышно, и уловив потемневший взгляд Ирвинга снова надела наушники. Рашель пожала плечами и снова продолжила разговор с Ирвингом, как ни в чем не бывало, только я его уже не слышала, сделав музыку настолько громко, что должно было долетать даже до них.
Сжавшись, я дышала на стекло, и следила за тем, как быстро высыхает пятно влаги с него, словно там ничего и не было, но я-то знала. Что оно раньше было там. Но не возможно вечно дышать на стекло, чтобы поддерживать хрупкость этого пятна. Я не могла больше дышать на наши отношения,
надеясь, что они продержатся еще хоть один день, вот почему мы тогда расстались, нужно просто себе б этом напоминать. Нужно привыкнуть к той мысли, что все закончилось, и вот такие взгляды Ирвинга ничего не значат. Ровным счетом ничего, как бы тебе не хотелось обратного.
По приезду к замку все медленно разбрелись по сторонам чтобы размять ноги, я так же как и остальные отошла подальше от пропахшего пылью автобуса. Но учитель истории почти тут же вернул нас к себе и начал толкать речь. Редкостное человеколюбие. Вскоре от нее почти все начнут засыпать, это знал даже он, так почему бы не дать нам немного отдохнуть перед этим весьма
прискорбным делом, так как рассказывал он, словно читал надгробную речь над могилой друга.
После нескольких минут, все начали дремать на захваченных ковриках, как я и предполагала. Я же заснуть никак не могла, потому что вскоре Рашель подозвала к нам Ирвинга, который, как она заметила, стоял в стороне, не имея места, где присесть. Как странно, казалось, что почти у каждой девушки на коврике осталось, по меньшей мере, полметра, а стоял он один. Как всегда изображает из себя эдакого рыцаря-одиночку, наверняка малолетки писают в песок!
Но мое задиристое внутреннее настроение тут же улетучилось, стоило ему сесть между мной и Рашель. Наплевать на дружбу — я ее прибью!!! Рашель лезла туда, куда сама не понимала, пусть даже она думала, что помогает мне. Нам уже не помочь. Ирвинг правду сказал — от нашей скалы теперь каждый день отпадали валуны, превращая все, что было в песок.
Я сжалась почти так же как и в автобусе. Ткань его джинсов на ноге касалась к моей обтянутой в лосины голени, и я чувствовала, как проникает тепло его тела ко мне. Такое знакомое, тяжелое и уже подзабытое ощущение близости не могло оставить меня равнодушной. Все что я испытывала с ним,
было в этом тепле, и сидя рядом, я могла лишь вспоминать это. Мне нужно было отодвинуться, но когда я сделала это, все равно продолжала чувствовать тепло, словно у него был призрак. От такого не может быть легче или же хорошо. Мне стало больно. Может Ирвинг хотел этого? Но он сидел такой спокойный, и слушал лекцию, и его телодвижения ничего не выдавали — никакого волнения или переживания из-за моей близости.
Вскоре я уже думала, а не отлучится ли мне в кусты, ну и пусть что для такого побега придется огласить свою просьбу вслух. Но учитель истории меня спас. Хорошо, что он был психом,
помешанным на всяких замках и развалинах, он уже давно плотоядно посматривал в сторону замка.
— Даю вам 20 минут передышки, чтобы вы походили и не заснули, — сказал он и все тут же облегченно вздохнули. Я же подскочила на ноги, словно лишь и ожидала этой фразы всю лекцию.
Мне срочно нужно было глотнуть свежего воздуха. Чтобы не слышать в нем разбавленный аромат знакомого шампуню.
Вслед за остальными я потянулась к замку, и пошла вокруг них, будто бы только об этом и мечтала,
как и наш профессор. Мне и раньше уже приходилось бывать здесь с родителями, потому я знала,
где не опасно ступать, какие места лучше обходить, и для чего натянута красная нить, ограждающая подступ к замку на добрых полтора метра.
Вокруг было так спокойно и хорошо, и отдаленное жужжание разговоров меня не раздражало, а
успокаивало. Но вскоре среди моих одноклассников началось странное оживление. Смешки,
улюлюканье, удивленные возгласы, и я сама того нехотя подтянулась ближе ко всем остальным. Я
заметила почти сразу же группу туристов, не иначе, которая не показалась мне сначала ни чем не примечательной, пока я не заметила и узнала своих бывших знакомых — Стэнли и Филлипа.
Узнавание было молниеносным и обоюдным, что отрезало мне всякие пути к отступу. Вот блин!!! И
вот заметив меня Стэнли, тут же поспешил в мою сторону, словно Ромео, завидевший в окне Джульетты свет.
Он так радостно подскочил ко мне и обнял, что у меня даже не сразу хватило смелости тупо оттолкнуть его, пока он, конечно же, не заговорил. Желание тут же стало непреодолимым.
— Флекс, как я рад тебя видеть… Смущенная от того факта, что мне уделили столько внимания на глазах у моих знакомых, я быстро
вывернулась из его рук. Это вовсе не обидело Стэнли, хотя он вряд ли понял, что я не столь рада его
видеть, как он себе предполагал.
— Ты вовсе не отвечала на звонки, — с укоризной в голосе сказал он, и я не смогла, не улыбнутся в ответ — каким мальчишкой он все еще был. Жаль что он пустозвон.
— Прости, была занята, — я и не подумал смущаться, говоря такую откровенную ложь. Откуда ему знать, чем я была занята? Можно подумать мы клялись друг другу в верности, и он каждую ночь перед сном смотрел на мои фото. Вряд ли он бы держал ее при этом в обеих руках.
— Жаль, думал, мы сможем провести чуть больше времени здесь вместе. А я уже уезжаю, это последняя остановка на пути к горам.
— Да, жаль, — я улыбнулась, скрывая иронию. Стэнли думал, что я до сих пор под впечатлением от его чар, а мой телефон действительно просто вчера затерялся. Но пи этом было тяжело обижаться на его самолюбие. Все же в нем чувствовалась доброта.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |