Я прослушала несколько его песен, которые он сыграл для нас, и сделала вид, что я тупая фанатка его творчести. Не то чтобы песни были плохими, наоборот, действительно хорошими, но я хотела,
чтобы Лукас думал, будто бы он Честер Бенингтон. И так же я хотела, чтобы Ирвинг думал, что он так быстро забыт. Может если и он успокоится, я смогу забыть о нем полностью. Хотя, что значит полностью, я пока даже не начала забывать его. Я просто игнорировала его присутствие, и не замечала дома. Показывая, что не помню уже о нем. Пусть это было не так, но он так думал.
Мне не хватало наших перебранок, просто я уже не давала воли своим чувствам, или агрессии,
ненависти. Так же мне не хватало того, как делая какой-то ход, чтобы позлить другого, мы переглядывались. Мне этого не хватало, но еще месяц такой игры и я бы сошла с ума от боли. Мне просто нужно было знать, на чем я стою, а стояла я над самой пропастью саморазрушения. Даже и не знаю, что такое может случиться, чтобы я снова согласилась играть в его болезненную игру, и снова ждать. Ирвинг именно этого и хотел от меня, чтобы я ждала, но ждала чего? Хоть бы объяснил. Как я не старалась, не могла найти логического объяснения тому, почему бы нам не быть вместе. Может,
дело было во мне?
— Просто у него могло быть плохое настроение, — предоставила я свой вариант его поведения.
— Когда у Ирвинга плохое настроение он его скрывает. Это уже многие подметили. Старается быть душой компании, но вчера он был просто убит.
— Даже и не знаю, что могло вывести его так из себя, — или кто, про себя добавила я. Да, я подло радовалась тому, что ему было плохо. И буду продолжать радоваться, пока ненависть не сожжет во мне все теплые чувства к нему. Пока те поцелуи будут лучшим воспоминанием в моей жизни. Пока я буду смотреть на него, и с горечью понимать, что он не может быть моим. Ненавидеть его, это вся привилегия которая у меня оставалась, по старой памяти. Все что помогало, так это помнить, что у нас толком ничего и не было.
— Я тоже. Может они расходятся с Нен? Мне она не очень-то и нравилась, — скривилась Вокс, и я постаралась скрыть свою улыбку. Мне она не нравилась еще больше, но перед этим я почти так же
не могла переносить саму Вокс, и хорошо, чтобы она никогда об этом не догадалась.
— Хорошо, с настроением Ирвинга выяснили, теперь ты дашь мне позаниматься, а то у меня тут Эйнштейн стынет, физика как ты знаешь, не самый мой любимый предмет.
И о чудо, Вокс ненадолго замолкла. Мы позанимались еще полчаса, а когда начало темнеть я поспешила домой. Асфальт еще с утра покрылся противной скользкой коркой, и мне бы не хотелось ехать по ней в самой гуще вечера. Впрочем, торопиться не было куда. Сегодня все отправились в Лондон, я же, подумав о том, что придется гулять по городу с Ирвингом, сослалась на кучу домашнего задания. Да меня от самой такой мысли пробирало до костей, что и говорить о самой возможности. Мне нужно было держаться подальше от Ирвинга, на максимально большом расстоянии, и может тогда, понемногу начнется мое излечение от него. Стоило хотя бы попробовать.
Пока мы ехали с Вокс домой, она рассказывала мне о том, что Лендон, наконец, начал с кем-то встречаться, и вот была хотя бы одна причина, чтобы вздохнуть с облегчением. Как я знала у нее самой с Денисом все было прекрасно, и я ни капли не жалела, что тогда отшила его. Конечно, я
поступила немного неправильно, подставив Вокс, когда рассказала ему о ней, и ее чувствах, но ведь это помогло. Таких парней как Денис нужно просто ткнуть носом в тарелку, чтобы они могли увидеть ее содержимое.
Видимо у всех все слаживалось хорошо, после того как я не стояла у них на пути. Может и у Ирвинга сложиться, но с тем отношением, с которым он относился к Нен, у них вряд ли будут серьезные отношения. Я надеялась, Ирвинг все же найдет ту, с которой захочет быть. И мне не трудно было поверить в то, что я думаю об этом вполне искренне.
Я не стала подъезжать к самому дому Вокс, она чмокнула меня в щеку на прощание, и выскочив быстренько посеменила до своего дома, как пингвин, потому что земля была скользкой от гололеда.
Улыбнувшись, я понаблюдала за ней, а потом уже въехала на подъездную дорожку. Поставив машину в гараж, я закрыла его, потому что сегодня мои не должны были вернуться, а лишь завтра, и
пошла в обход к задней двери, так как она была ближе ко мне. Почти дойдя до нее, я внезапно заметила, что мое платье, с маскарадного бала, которое я так тщательно спрятала в своей комнате,
висит на бельевых веревках. Я подскочила к нему и начала лихорадочно снимать задеревеневшее от холода платье. Оно явно еще недавно было мокрым. Что за черт! Я не видела машины мамы, значит,
их не должно быть дома. Ломая лед на платье, я попыталась его сложить, но у меня не выходило.
Пальцы замерзли от холода, и когда я попыталась открыть дверь, чуть не выронила ключи. Замок открылся с третей попытки попасть ключами в замочную щель. Стоило мне шагнуть на кухню, как меня ослепил свет, которого я прежде в доме не заметила. Кто-то явно был дома.
Пряча платье, я зашагала в столовую, но там никого не было, и направляясь в гостиную, параллельно позвала родителей. Мне никто не отозвался.
В гостиной горел свет, и был включен телевизор, и я не сразу же поняла, что в комнате кто-то есть,
так как высокая спинка дивана скрывала от меня седока. Обогнув диван, я остановилась как вкопанная. Этого просто не может быть! И все же глаза меня не обманывали.
— Ты?
— А кого ты думала увидеть, Лукаса? — издевательски спросил Ирвинг, даже не смотря в мою сторону. — Тогда ты опоздала, он был тут минут 5 назад, и я сказал ему, что не знаю где ты.
— Как не знаешь? Я ведь говорила, перед тем как все вы собирались уехать. И вообще, почему ты
здесь? Где остальные?
— О, точно, ты говорила, что будешь в библиотеке, — наигранно скривился он, и тряхнул челкой,
словно пытался скрыть ложь в глазах, хотя я и так знала, что он все прекрасно помнил еще тогда,
когда приезжал Лукас. Ну, это уже был перебор. — Только я тебе не секретарь.
— Об этом ты мне сейчас еще расскажешь. Но где остальные? — раздувая ноздри от гнева,
поинтересовалась я, уговаривая себя быть спокойной и не подаваться на провокации. Ирвинг медленно повернул лицо в мою сторону, и усмехнулся, явно стараясь меня разозлить. Под светлой футболкой проступали мускулы, и то, как он сложил руки не груди, не могло не волновать меня. И,
конечно же, на нем были любимые шорты Рашель — короткие, в которых он бегал. Весь его вид меня просто убивал. Как можно хотеть одновременно убить кого-то и сесть к нему на колени, чтобы поцеловать?
— В Лондоне, где же еще, — он сказал это так равнодушно, будто бы я спросила о чем-то глупом.
Так он еще надо мной и насмехается?! Гад! Надменный, противный, жестокий гад!
— А ты почему не с ними? — с расстановкой спросила я, стараясь не выдавать то, как я злюсь. Не стоит радовать его своей злостью и показывать, что он меня все же задел. В теплоте с платья уже начинало капать, и оно тяжелело в руках. От этого мне так же ставало неловко, и мне хотелось поскорее разобраться с ним.
— Не твое дело.
— Тогда думаю мое дело, то, что ты соврал Лукасу. Может у меня были с ним свои планы!
— Уже нет. Он и так заезжал сказать, что будет занят сегодня со своей группой, и просил передать тебе его воздушный поцелуй, — Ирвинг сказал это так, будто бы его тошнило от каждого слова, от Лукаса, и меня за компанию с ними. О, какие мы нежные! А целовать Нен взасос передо мной это нормально? Урод!
— Ну, хорошо… я не принимаю твоего объяснения, мне и так понятно, для чего ты это сделал. Но зачем ты повесил платье? Чтобы разозлить меня? — я угрожающе приблизилась к нему. Ирвинг насмешливо посмотрел на меня снизу вверх. Но я все еще могла держать себя в руках, и то как блестят его глаза, а губы искривляются в улыбке не могло меня пронять.
— По-моему я сделал то, что не додумалась ты — скрыл улики против твоего помешательства. А точнее постирал платье!
— Да что ты вообще об этом знаешь! — возмутилась я, — Может я оставила это платье для того,
чтобы напоминать себе о своих ошибках!!
— Я ошибка? — угрожающе переспросил Ирвинг, неожиданно подскочив с дивана. — Если я ошибка, тогда кто Лукас?
Он угрожающе застыл, и я лишь теперь поняла, насколько на самом деле зол Ирвинг, и зная его, и о его вспыльчивости, я просто не хотела продолжать этот разговор.
— Я не буду с тобой это обсуждать, — бросила я, и поспешила наверх, в свою комнату, понимая, что теряю самообладание. Нам не стоило сейчас говорить о чем-то подобном.
Я бежала так быстро, что даже воздух свистел в ушах, и зайдя в свою комнату хлопнула дверью, от чего затряслись окна. Так и застыв, я потерла лицо, понимая, что не выдерживаю. Оказалось еще не все испытания закончились. Я не ожидала того, что Ирвинг последует за мной, и не просто последует, а и зайдет в комнату без спроса.
Он рванул дверь с такой силой, что она ударилась об стену. И тут же его крупная фигура
надвинулась на меня, как туча.
— Что? Не хочешь меня слушать!
— Уходи! — закричала я, и действительно закрыла уши, и глаза, чтобы не видеть и не слышать его.
Вещи попадали из моих рук на землю. Но мне было все равно. Я все больше заводилась, и мне становилось все тяжелее прикладывать усилия, чтобы не отвечать на выпады Ирвинга.
Внезапно мои руки оторвали от ушей, и я удивленно взглянула в бешенное от гнева лицо Ирвинга,
но и теперь оно показалось мне самым красивым на свете.
— Хочешь сказать, что Лукас это предел твоих мечтаний?!
— Тебя это не касается!!!
Ирвинг замолчал, тяжело дыша, так же как и я в этот момент. Мы смотрели друг на друга, ничего не говоря, и мне показалось, что время застыло вокруг нас. Его руки крепко схватили меня, а затем я оказалась припечатанной к шкафу, словно он собирался меня ударить. Видя его гнев я могла в это поверить, но в то же время знала, что мне ничего не грозит с ним. Ни теперь, ни потом. Руки вдруг стали нежнее, но не настолько чтобы я могла уйти. Хотя я и не собиралась. Мы смотрели друг другу в глаза, и это было все, что мне нужно.
— Как же я тебя и себя ненавижу за все это… — прошептал он.
Я даже не поняла, кто первый сделал шаг. Но вот, я уже прижимаюсь к нему, а он целует меня,
словно все так и должно быть. Губы Ирвинга страстно скользнули в горловину моего пальто, а
следом за этим его руки начали расстегивать пуговицы на нем. Я в свою очередь, не отрываясь от него, принялась стягивать его футболку. Все происходило так быстро и органично, что у меня даже мысли не возникло останавливаться. Наоборот, я боялась, что может остановиться он. Вот на пол полетело мое пальто, за ним кофта и футболка, а потом тоненькая маечка которую я носила вместо лифчика. Я горела таким незнакомым огнем, когда он прикасался к моему голому телу, что боялась,
как бы не утратить сознание. Все было просто и естественно, будто бы так и должно быть. Ирвинг потянул меня на кровать. Упав на него сверху, я помогла снять ему шорты. Он схватился за мои джинсы и начал тянуть их вниз, забывая, что там есть застежка. Оторвавшись всего на миг от него, я
справилась с молнией, и скинула джинсы, тут же вернувшись к нему. Он тихо застонал, когда я впилась в его губы, прихватив одну легонько зубами. Я поступала так, как подсказывало мне мое тело и желание. И я точно знала, что не хочу, чтобы Ирвинг вдруг прекратил все это.
Я даже не подозревала раньше, как это приятно, когда кто-то притрагивается к груди, или скользит теплой рукой по животу. Мои нервы напряглись как струна, и я выгиналась под руками Ирвинга. Я
точно знала, что еще никогда так никого не хотела, как его в эти минуты, и в этой жизни вообще. Ну почему Ирвинг не понимал, как он мне нужен?
Когда Ирвинг раздвинул мне колени своей ногой, я ничего не боялась. Но когда он вошел в меня,
мне стало больно, я задергалась, и он замер.
— Потерпи, больно будет совсем чуть-чуть.
Я качнула головой, что верю ему, но слезы, выступившие на моих глазах говорили о другом. Он стал двигаться во мне, и это было намного больнее, чем чуть-чуть. Но за несколько мгновений, когда его губы прикоснулись к моим, я смогла забыться. Когда все было кончено, Ирвинг скатился с меня и остановился на боку, по-прежнему держа на мне руку.
Мне было хорошо, и его горячее дыхание, долетающее до моего лица, делало иллюзию, что все хорошо и с моей жизнью. Но я догадывалась, что это все еще не так.
— Извини, — вдруг хрипло прошептал он, и, поднявшись, забрал свою одежду и ушел.
Это не было ударом для меня. Точнее говоря, было, но трагедией не стало. Я была пуста, измотана и опустошена, как вымытый и выскобленный стакан от вина. Силы душевные и моральные были исчерпаны. Я думала не о том, что его могло испугать, что я была девушкой, а о том, что после такого, никто не хочет слышать извинений, сказанных глухим, пустым голосом. А так же о том, что как бы я не хотела выйти из игры, своим сегодняшним поступком, я вновь согласилась на нее. Игра продолжалась, но уже с другим условием. Я точно знала, что такое еще не раз повториться, и к своему ужасу понимала, что не буду против.
Глава 11
Игра продолжается Обнаружить свой гнев и ненависть на лице и в словах бесполезно, опасно, неблагоразумно, смешно,
пошло. Проявлять гнев или ненависть можно не иначе, как на деле.
Артур Шопенгауэр Наверное, любая нормальная девушка решила бы, что теперь между нею и парнем, все должно было
измениться, но я была не из числа таких девушек. Ненависть после этого не исчезла, она, как и раньше была крепка. А мы просто не говорили о случившемся, словно так и должно быть. И при этом неожиданно начавшаяся связь получила продолжение, и я была не против. Я понимала, что в этом нет никакой романтики, что это не любовь, и такие отношения вряд ли бы устроили любую другую девушку, только ничего не могла с собой поделать. Этот особый вид извращенности не должен был приносить мне удовольствия, ведь я унижала свое достоинство, и все же я хотела этого сама. К тому же у меня не было с кем обсудить все случившееся. У меня появилась маленькая грязная тайна, и я была совсем одна. По крайней мере, в душевном смысле.
Теперь мы, не сговариваясь, начали организовывать такие вечера, когда никого не было дома. Во мне оставалась ненависть, потому что одна часть меня, не могла Ирвингу простить того, как он ушел от меня в тот вечер. А другая часть моего сознания и тела, хотела получить его, хотя бы таким способом. И пусть этот способ не одобрили бы мои друзья, не поняли бы родители, и что моя совесть кричит «НЕТ!», я не собиралась отступать.
Мы не были вместе. Я продолжала встречаться с Лукасом, и при этом опять стала с ним прохладная,
что отображалось в некотором не удовлетворении Лукаса. Он начал вести себя, как ребенок,
обижаясь на глупости, которые я перестала замечать. А когда в один вечер он начал жаловаться мне на мое плохое отношение, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Как-то мне удалось уговорить его, что это через трудности в школе, и кажется, все поутихло. Я получила мягкий поцелуй в ответ и признание в любви, которое меня вовсе не впечатлило.
Мне нечего было ответить Лукасу, это было бы подло и нелепо. Я просто позволила ему обнять себя,
и думала в это время о том, что я вдруг начала играть роль роковой женщины, которую всегда исполняла Рашель, которая в конце заканчивалась разбиванием сердец. При этом я не была уверена в том, что Лукас действительно влюблен, так же до страсти, как и я. Ему льстило, что я выпускница,
неприступная для многих, вдруг начала встречаться с ним, парнем младше на класс. Я делала все то,
что тешило его самолюбие, чтобы заглушить свое чувство вины перед ним за обман. Хвалила его
песни, внешность, стиль, даже умение шутить, и он по глупости не распознавал в этом открытой лести, которая под собой не имела весомой почвы. Я подкармливала таким образом его самолюбие.
Но когда мы оставались наедине, без компании друзей, нам с ним не было о чем поговорить. Книг он не читал, старых фильмов не видел, а вечер, проведенный со мной у моря, спокойно мог променять на видео игру. Мне иногда казалось, что ему не 16, а 13, будто он ровесник Етни. Им бы как раз больше бы подошло встречаться. Но такие варианты я не рассматривала. Посмей он ее поцеловать так, как меня, я на нем разбила бы его гитару, и барабаны брата.
В любом случае, когда Лукас успокоился, снова стал безобидным и ненавязчивым малым, потому что получил свою долю внимания. Ему просто нужно было, чтобы его хвалили и говорили какой он классный. Я ему это устраивала. Написала несколько десятков смс и отсылала ему время от времени.
И меня вовсе не мучило угрызение совести от таких манипуляций — каждый ведь получал то, что ему нужно. У меня была ширма, а у него старшая девушка, которая его боготворила, по крайней мере, на словах. То есть так он говорил многим своим друзьям, а я не возражала, в тайне смеясь с его детских выходок. Мне было все равно, что могли подумать об моих отношениях с Лукасом. Лишь бы никто не догадывался, что происходило на самом деле между мной и Ирвингом.
А что было между нами? Любая девушка, мечтающая о том, что ее любовью будет принц на белом коне, могла бы сказать, что я больная, ненормальная, извращеннка, не понимающая толку в любви. Я
была бы с ней согласна, почти. И все же я придерживалась другого мнения. Я приняла то, что люблю Ирвинга, а также то, что он не достанется мне просто так, хотя и не знала причин этого. И все же она была, пусть Ирвинг не говорил мне о своих причинах держать нас на расстоянии. Я видела, что каждый раз, когда он уходил от меня после близости, то ненавидел нас обоих. Вот именно это резало по сердцу больнее всего. Меня разрывали на куски не понятные и противоречивые чувства, и его нерешительность делала выбор этих отношений мучительнее.
Одним из правил игры было то, что мы об этом не говорили. Мы могли спорить о том, какой фильм будем смотреть вечером с малышней, утверждать друг другу, что Limp Bizkit хуже Linkin Park, до хрипоты решать, где отмечать Новый год. Но о происходящем между нами, мы не говорили никогда
— табу, наложенное скорее Ирвингом, чем мной, но я как всегда поддалась на это. Родители уже перестали пугаться нашим ссорам и обращать на них внимание, а начали шутить по этому поводу.
Это было хорошо, если не догадывались они о том, что происходит под самым ихним носом, скорее всего никто не догадывался.
— Начиная спор, они потом ищут для него тему, — смеялся отец, говоря это маме. А я все никак не могла понять, почему мама, которая всегда знала, когда я лгу, не видела наших с Ирвингом настоящих переглядываний. После той первой ночи я все боялась, что она просто взглянет на меня и ей станет ясно, как я изменилась за одну ночь, и престала быть девушкой. Но нет, она рассказывала о том, как они съездили в Лондон, показала те вещи, что купила именно для меня и как им было весело выбирая все это. А я сидела, сжав колени и сцепив пальцы, боясь, лишний раз дыхнуть, или нервно глянуть в сторону Ирвинга. Мне казалось, хватит любого взгляда или движения, чтобы выдать нас с головой. А Ирвинг выглядел таким веселым и беззаботным, что вполне можно было поверить, что вчера вечером посмотрев телевизор, мы разбежались по своим комнатам, и больше ничего не было.
После того, как я поняла, что не будет ни наказания, ни разоблачение, все вошло в свою странную,
одновременно старую и новую колею. Мы ссорились и устраивали тайные встречи, в этом была наша
гармония. Так прошел ноябрь, мне исполнилось 17, и Ирвинг перестал себя винить за то, что лишил меня девственности. Как всегда это я поняла сама, а не услышала от него. Я так хорошо научилась угадывать и распознавать настроение на его лице, что практически всегда знала, о чем он думает в ту или иную минуту. Только вот когда он думал о прошлом, я не могла ничего понять. Эти чувства и темы были самыми запретными. Но я не касалась ни тех, ни других интересующих меня тем.
Возможно, тогда был такой момент, что меня это практически устраивало.
Во мне боролась одновременно страсть к нему, которой я раньше не знала, и которую могла утолить,
лишь рядом с ним. А также со своей совестью, которая время от времени давала о себе знать. Это бывало так: сегодня мне все равно и я готова отдаваться ему, завтра, я мучимая сомнениями, словно всплываю на поверхность волн, чтобы глотнуть воздуха, и понять, куда я двигаюсь. Совесть говорила мне о том, что я поступаю не правильно, позволяя ему, да и себе тоже, эту странную,
неискреннюю близость. Но все аргументы разлетались в пух и прах, если я видела Ирвинга, и его глаза при виде меня горели. Мы словно говорили друг другу — я скучаю, но по-особенному, и не знаю, какой бы еще девушке этого хватало.
Наш второй раз был совершенно спонтанным. Тогда я еще не готова была поверить, что позволю себе такую вольность, как вести сексуальную жизнь с Ирвингом, и не просто позволю, а еще и буду нею наслаждаться. Но разум думал об одном — разум решал по-другому.
Я проснулась в субботу позже всех, конечно пропустила тот момент, когда домашние разбрелись по городу по своим делам. Мама поехала в свою кондитерскую, забрав с собой Майкла, отец на работу.
А Етни и Майя, пользуясь тем, что не будет взрослых, сбежали от домашних заданий и уборки, если не к морю, то значит к друзьям. Гора посуды меня, конечно же, не обрадовала, так как сегодня была их очередь. Ну, ничего, потом когда я поеду к маме в магазин, в то время там уже будет и отец,
помогать ей, то предательски их сдам. Я уже третью субботу подряд мыла посуду. Хотя то что отец помогает маме — это громко сказано, скорее поедает разную выпечку с кофе, и наслаждается газетой. Как же я любила по вечерам в субботу бывать там с ними. Наблюдать за родителями и понимать, насколько мы счастливы, или же понимать, что родители могут жить счастливо и любить друг друга даже спустя 17 лет после свадьбы. Мамино кафе начало разрастаться, и теперь, когда добавились еще столики в соседнем помещении, оно было довольно таки популярным. Даже среди моих друзей. Это ведь удобно, можно опробовать что-то из продукции, которую хочешь купить, или просто посидеть и отведать настоящей выпечки, а не фабричной штамповки.
А Ирвинг, как я понимала, еще не вернулся с утренней прогулки. Мне просто не хотелось думать о том, что он мог проводить даже утреннее время с Нен. Особенно в субботу. Будто мне мало видеть их вечерами вместе.
На то утро прошла неделя с нашего первого раза. Я чувствовала себя хорошо, и мое настроение мало было назвать позитивным. Я снова начала верить в то, что может игра и не принесет ощутимого вреда. Я не была склонна думать, что должна чувствовать себя обманутой — положа руку на сердце,
я могла точно сказать, что хотела тогда Ирвинга. И если бы мне представился шанс вернуться назад и все изменить, то я снова бы отдалась ему. Вот так просто.
Я лишь умылась с утра, и даже не успев поесть, занялась посудой. Зайдя на кухню, я так и не о чем другом не могла думать. Ее вид меня угнетал, как и необычайно пустой дом. Никто не бегал с футбольным мячом вокруг меня и не подбивал его на одной ноге, попадая время от времени в
шкафы. На кухне не валялись перчатки или ракетки Етни, не было любимых заколок Майи или миленьких зверюшек, которые она изредка любила таскать с собой, но только дома. Я даже и не думала, как пусто выглядит кухня, когда отец не раскладывает свои газеты и журналы, и не пахнет мамиными блинчиками. Мне явно оставили всего несколько штук тех, что она пожарила с утра,
только это было уже довольно давно, и они успели остыть, и потерять весь свой яркий вкус.
Разглядывая их некоторое время, я все же решила что съем их, с повидлом, сыром, или даже маслом,
то, что мне оставили. Но прежде посуда. Она будто смотрела на меня и говорила: Помой нас, Флекс!
Я не могла проигнорировать такой призыв.
Что-то, напевая себе под нос, я дала время своему сознанию ни о чем не думать. Именно потому я взялась за посуду — пока руки работали, мозг отдыхал. И если обрабатывал минимальную информацию, вряд ли она касалась ситуации с Ирвингом. Можно было ни о чем не думать,
посвятить время лишь себе. Такого мне давно уже не удавалось сделать. Если только до того, как Ирвинг поселился в этом доме, да и моем сердце.
Как и просил отец, теперь поверх коротеньких ночнушек, маечек и шортиков, я надевала халат,
махровый, длинный, до самых пят. И довольно огромный, что ним я запросто обматывала Етни и Майю вместе. Майкл же просто утопал в нем.
Я была настолько погружена в процесс, что даже не услышала, как кто-то зашел в кухню, не то, что в дом. Когда меня внезапно обняли руки, я вздрогнула, но тут же узнала, кому они принадлежат. Забыв о воде, текущей из крана, и о том, что мои руки в пене, я обернулась и обняла Ирвинга, страстно притягивая его за шею. Его лицо было холодным, как и ладони, стягивающие с меня одежду. Я же в ответ с него. И снова это не было мечтой каждой девушки, потому что никто не хочет во второй раз сделать «это», прислоненной к холодильнику, и чувствовать, как в спинку впиваются профили магнитиков, и при этом все записки падают на пол.
В этот раз Ирвинг явно подготовился, чтобы обезопасить нас двоих. Я как-то не подумала о том, что могу забеременеть. Теперь, когда я принимала такие правила, мне нужно будет поговорить об этом с Рашель. Совесть моя была не на месте, но я не могла сопротивляться одновременно и себе и Ирвингу. Нужно было выбрать что-то одно. И я выбрала Ирвинга, наплевать полностью на совесть.
Теперь мы с ним не сговаривались, когда и как близость снова может случиться, просто, если представлялась возможность, мы пользовались ею.
Однажды, мы едва не погорели. С утра вышло так, что мама отвозила младших сама — так как у них еще были факультативы. И из-за этого у нас появилось свободное время, чуть меньше часа. Мы с Ирвингом делали вид, что угрюмо завтракаем, не смотря друг на друга, едва прожевывая еду. На самом деле, каждый из нас считал минуты до того времени, как отец выйдет за двери. Раньше мне всегда казалось он быстро уходит на работу. Но в это утро, все выглядело так, что он никогда не уйдет, а останется дома.
Только это случилось, мы просто набросились друг на друга. Ирвинг увлек меня за собой в гостиную. Его зеленые глаза, были при этом почти малахитовыми, и я не без удовольствия отмечала,
как тряслись его руки, когда он прикасался ко мне.
Я сняла с себя рубашку, а Ирвинг всего лишь распустил галстук, и в это время неожиданно хлопнула входная дверь. Я в секунду была опрокинута за диван, впихнутая между стенкой и спинкой дивана, и
довольно прилично ударившись даже не ойкнула. Мне ли в первой ударяться. Прошла секунда, и
Ирвинг включил телевизор. Я услышала звук новостей.
— Почему ты еще дома? — удивленно прозвучал голос отца, и я затаила дыхание, веря, что отец может услышать, как я тяжело дышу. Мне стало жарко от страха, а сердце же при этом наоборот,
словно остановилось.
— Жду Флекс, она еще решила переодеться — пролила на рубашку чай, — и я представила, как в доказательство он показал мою рубашку. Я не могла видеть ничего из того, что происходило в комнате, а тем более лицо отца, и очень надеялась, что он поверил Ирвингу.
— Ясно. А то думал, что ты решил сачкануть от школы, — рассмеялся отец добродушно. Я едва заметно выдохнула, как мне сразу же полегчало! — А я вот телефон и бумажник забыл. Ну я пошел.
А ты не прогуливай!
— Патрик, Флекс иногда такая правильная зануда, что не позволит мне опоздать.
Отец еще раз рассмеялся, я немного недовольно поджала губы.
— Ну раз Флекс за тобой присмотрит, я спокоен. Удачи в школе.
Прошло бесконечных несколько минут, прежде чем я услышала, как хлопнула дверь, и машина отца отъехала. А за тем вниз свесилась рука Ирвинга.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |