Путешествие Лунной тени 29 страница

– Шесть. Трое, еще я, значит, два новых моряка, – подсчитал Ровал. – Им можно доверять?

– Я конечно, не моряк, но обладаю достаточным опытом и доверять можно, – ответила Терикель. – А что касается шестого, он тоже не моряк, но может оказаться достойным доверия.

Теперь Ровал наконец встал и обернулся. В призрачном свете Мираль он различил пять силуэтов. Один из них стоял на коленях на песке, двое держали над его головой боевые топоры.

– Мы заметили, как он скользнул в воду и поплыл к берегу, когда ты сходил здесь, – пояснил Норриэйв.

– Он утверждает, что является членом ордена Метрологов, – добавил Хэзлок.

Ровал подошел поближе, внимательно вгляделся в лицо молодого человека, стоявшего на коленях. Он был совершенно незнаком ему.

– Высокоученый мастер, я не хотел никому причинить вред.

– Люди, которые не хотят причинять вред, обычно не лезут в подобные неприятности, не идут за мной по следу. Кто ты? И кто твой господин?

– Я дьякон Лисгар из миссии Метрологов в Диомеде. Я учусь в академии госпожи Ивендель и готовлюсь к посвящению. Священник попросил меня идти за тобой, но не…

– Лжешь! Не осталось в живых ни одного священника из Ордена Метрологов! – воскликнул Хэзлок.

– Я видел кольцо.

– Кольцо можно украсть.

– Пожалуйста, не так быстро, – вмешалась Терикель. – В Диомеде действительно был дьякон по имени Лисгар.

Лисгар охнул:

– Старейшина?

– Как выглядел священник, как его зовут? – спросил Ровал.

– Достопочтенный Ларон, он выглядит слишком молодо, чтобы…

– …чтобы быть священником, – закончила за него Терикель. Поздравляю, дьякон Лисгар, считай, что твоя служба не такому уж достопочтенному Ларону закончена. Ты вступаешь в экипаж «Лунной тени».

– Кстати, всю дорогу от Диомеды он мучился от морской болезни, предупредил Ровал. – А кроме того, у нас есть более важные дела. Эти утесы достаточно высоки. У вас есть то, о чем я просил?

– Все находится дальше, на пляже, – кивнула Терикель.

– Мираль снова скрывают облака. Хорошо, давайте начнем пока не стало светло.

Назначение губернатора Ройлеана считалось самым ничтожным и жалким. Он был направлен в отдаленный, пустынный город, служивший скорее центром сбора торговых пошлин, чем настоящим поселением. Население городка состояло, по большей части, из иностранцев, а не из граждан Сарголана. Все изменилось в связи с подготовкой к войне. Десятки тысяч солдат каждую неделю проходили через этот важнейший перевалочный пункт, и местная экономика буквально расцвела. Никто и вообразить не мог ничего подобного. Кроме солдат в город приходили и представители знати, офицеры, порой даже принцы и родственники императора. Ройлеан постоянно встречал богатых и влиятельных людей, он устанавливал контакты, которые в будущем могли помочь ему сделать карьеру.

В эту ночь принц Ставец, старший сын императора, тоже прибыл в Баалдер. Он остановился в доме губернатора, и Ройлеан устроил в его честь самый роскошный пир, на который был способен. Впрочем, принц большую часть жизни провел в походах, так что ублажить его было совсем не трудно. Десяток бывших рабынь-танцовщиц развлекали офицеров и других гостей, пока те поглощали обильную, хотя и не слишком изысканную еду. Принц и пять его генералов знакомились с представителями торговых кругов. Губернатор выступал и как распорядитель вечера, и как сановник, время от времени подавая жестами распоряжения своим людям и одновременно беседуя с гостями.

– Все отлично налажено, – одобрил обстановку принц. – Твои слуги действуют по-военному точно.

– Да, я и сам полагаю, что мой прежний военный опыт помогает в административном управлении. Я стараюсь управлять этой провинцией, как, ну, скажем, батальоном.

– Весьма разумно, – кивнул принц.

– То же и в отношении дома. Я муштрую слуг, каждое утро собираю их для поверки и занятий во дворе.

– Интересно было бы посмотреть. Мне представляется, что именно таким образом должна быть организована вся империя.

– Вы так считаете?

– Да. Твое хозяйство могло бы стать моделью для управления Сарголанской империей. Вероятно, у тебя есть и записи, в которых ведется учет персонала и описана структура деятельности; мне бы хотелось изучить подобные материалы, пока я буду занят подготовкой кампании против торейцев в Диомеде.

Сердце губернатора ухнуло вниз, он кончиками пальцев отдал очередное распоряжение. Ему оставалось теперь либо умудриться составить нечто похожее на такие записи за одну ночь, либо наутро признать, что управление в его хозяйстве ведется совершенно спонтанно. Он дал своему управляющему сигнал, означающий: «Вызови меня из зала». Хорошо знавший своего господина, тот поспешил к нему и прошептал ему: «Сэр, я шепчу вам очень тихо».

– Мои нижайшие извинения, ваше высочество, – вкрадчиво произнес губернатор. – Мне необходимо отлучиться и лично решить важный вопрос.

Все сидевшие за столом обернулись к нему в недоумении и даже с явным осуждением: нельзя покинуть пиршественный зал в присутствии принца. Во всяком случае, именно так он сперва истолковал странное выражение на лицах придворных. А потом губернатор, проведший всю жизнь в провинциальных городах, с ужасом вспомнил, что никто, никто не смеет сам обращаться к особам королевской крови. Ройлеан почувствовал себя марионеткой, за веревочки которой одновременно тянут кукольники разных школ, отдавая противоречивые команды. Что же он наделал! Как мог совершить такую глупость? Никто не покидает по собственной воле общество принца. Надо было дать намек, спровоцировать вопрос высокой персоны, объяснить причины, побуждающие его выйти из зала и просить разрешения на это. Теперь оставалось только выйти вон на негнущихся ногах. Он оскорбил принца крови. Он нарушил протокол. Наверняка следующим назначением станет место губернатора расплавленного континента Торея. Но так трудно уследить за всеми тонкостями протокола, когда привыкаешь общаться с погонщиками верблюдов, виноторговцами, возчиками, ростовщиками, работорговцами, выдающими себя за купцов, специализирующихся по зерну… – работорговцы!

Когда это слово всплыло в его сознании, губернатор Ройлеан понял, что у него есть шанс вырваться из замкнутого круга, и поспешил к двери. Когда он вернулся в пиршественный зал принцу Сарголана, его история была готова, а план действий уже был запущен.

– Еще раз прошу прощения, ваше высочество, за то что по смел столь грубым образом покинуть ваше общество, словно я – ничтожный деревенщина, но вопрос действительно чрезвычайной важности.

Что-то похожее на мрачную усмешку мелькнуло в темных глазах принца.

– Если дело столь важное, значит, я должен знать о нем, – ответил он. – Не предоставишь ли ты мне самому судить о нем?

Губернатор больше всего хотел избежать секретности, потому поспешил представить свою оплошность оправданной в глазах всех собравшихся.

– Ваше высочество, полагаю, об этом деле я могу говорить открыто, при всех. Я не испытываю ни малейших симпатий к торейским захватчикам, но боюсь, у меня есть сомнения относительно смысла всей военной кампании.

– Сомнения? – воскликнул принц, и в голосе его зазвучала угроза.

– Ваше высочество, да, сомнения. Я беспокоюсь, что торейцы могут говорить правду о том, что принцессу Сентерри захватили в плен кочевники, а потому искать ее надо не на побережье, а в глубине континента, в больших городах, на рынках, где хозяйничают работорговцы, к северу от пустыни. А поскольку я хотел быть уверенным в своих соображениях, я предпринял широкие поиски, в пределах своих ограниченных средств, разумеется. Я допрашивал каждого погонщика, купца, любого, кто имеет малейшее отношение к работорговле и контактам с кочевниками…

– Ты получил известие о Сентерри? – принцу уже много раз приносили подобные известия, и все они оказывались ложными.

– Я получил известие о девушке, которую зовут Сентерри. Она недавно появилась на рынке рабов в Хадьяле. У нее огненно-рыжие волосы, и ее продавали вместе с двумя другими девицами.

Теперь губернатор уловил в лице принца искренний интерес. Его ближайшее окружение тоже замерло в ожидании. У Сентерри были две служанки, которых, по словам торейцев, тоже похитили кочевники. Это было известно только самым близким к императорской семье лицам, высшей знати.

– Эта информация нуждается в проверке, необходимо выслать туда вооруженный отряд, – решил принц. – Возьмите десяток солдат и направьте их в Хадьял. Узнайте имена других двух девушек. Миллионы людей слышали имя Сентерри, но никто не знает, как зовут ее служанок. Это проверка для мошенников и глупцов.

– Мой информатор заявил, что их зовут Перим и Долвиенн.

На лице принца вдруг появилось такое странное, напряженное выражение, что губернатор Ройлеан на мгновение поднял руки, словно хотел защититься от удара. В зале воцарилась гробовая тишина. Ройлеан затаил дыхание.

– Губернатор Ройлеан, через четверть часа ты должен быть готов выехать верхом во главе отряда. Вы направляетесь в Хадьял – принц развернулся к своим генералам. – Мне нужно пять тысяч копьеносцев. Мы едем на север, следом за губернатором. Быстро! – Он вскочил с места, резко крутанулся на пятках, снова разворачиваясь к потрясенному губернатору: – Отныне тебя надлежит называть герцогом Ройлеаном, – провозгласил принц. А потом он покинул зал.

Оказавшись в столовой академии, Ларон несколько раз демонстративно зевнул. Он был последним явившимся к завтраку, и его имя отметили в свитке, но когда он взял поднос и опустился на свое место за столом, он вдруг понял, что от его тела все еще исходит сладковатый аромат Пеллиен. Он осторожно огляделся. За его столом сидели только другие студенты, если не считать Лавенчи, но она находилась на противоположном конце. «Ну, если все они истинные девственники, то не сумеют распознать запах, который от меня исходит», – подумал Ларон. В Диомеде о дакостианцах почти никто не знал. Ларон снова зевнул, на этот раз непритворно. Если он что-то и потерял в компании Пеллиен, так это несколько часов сна. Пожалуй, занятия в этот день будут даваться ему нелегко.

– Ты что, возжигал благовония за успех на экзаменах? – насмешливо поинтересовалась Лавенчи, проходя мимо него.

Она относилась к числу преподавателей, но ей пока доверяли лишь проведение практических занятий. У нее было свежее, нежное лицо, но слишком угловатая фигура, белые волосы, собранные в пучок на макушке, и странноватые глаза, типичные для всех альбиносов.

– Да… Все именно так. Я очень много работал прошлой ночью.

Студенты за его столом завершали завтрак и собирали посуду и подносы. Ларон одним глотком выпил виноградный сок и закинул в рот пригоршню виноградин. В следующее мгновение он остался за столом в одиночестве, если не считать сидевшего напротив Старракина.

– Вот уж не ожидал встретить тебя в таверне Баргермана, – заявил виндиканец, решив взять быка за рога.

Ларон пристально посмотрел на него, но Старракин не опустил глаза.

– Прошлой ночью я занимался, – твердо и отчетливо произнес бывший вампир.

– Что? И что же ты изучал? Пакет устриц и два кувшина кларета в компании старой шлюхи?

Слово «старая» Старракин произнес зря. Для Ларона имело значение только очарование Пеллиен, а вовсе не ее возраст. Конечно, его трудно было определить по внешнему виду. Между двадцатью и сорока, по крайней мере. Но в данном случае на кону была честь. Честь женщины. Честь его любовницы. И Ларон перешел в нападение.

– Если ты проводишь так много времени в таверне Баргермана, это означает, что ты превышаешь установленную норму расходов, – начал он ровным, подчеркнуто невозмутимым голосом.

– А у тебя, наверное, есть богатый покровитель, у которого полно золота, – парировал Старракин.

– О да, очень, очень богатый, – кивнул Ларон. – И щедрый.

– Пять золотых паголов – и едва ли я смогу припомнить свой визит к Баргерману.

– Я не делал ничего такого, что стоило бы платы в пять паголов за молчание.

– Ты ужинал с женщиной. Ты купил два пирога, два кувшина вина.

– Я был с приятелем-студентом, и мы закусывали, пока штудировали книги.

– Ха-ха! Морочь голову другим. Бьюсь об заклад, о девственности ты можешь больше не говорить. Богатый покровитель тут же смоется, и до тестов тебя не допустят.

– Мы с приятелем вчера изучали…

– Хозяин таверны сказал, что устрицы и вино, которые ты купил…

– Он лжет! – воскликнул Ларон, невольно привлекая внимание тех, кто еще оставался в столовой, а также тех, кто ушел не слишком далеко.

– Это ты лжешь, – крикнул в ответ Старракин, твердо намереваясь уничтожить Ларона, раз уж не удалось шантажировать его. – Ты обманул своего покровителя, ты никогда не пройдешь испытание и не станешь колдуном, ты связался со старой, мерзкой шлюхой…

Ларон резким движением опрокинул поднос в лицо Старракина, а затем поднял стол и обрушил его на голову противника. Тот сумел увернуться от этой атаки, и они покатились по полу, нанося пинки и удары друг другу. Потом им удалось вскочить на ноги, оба замерли в боевой стойке. Старракин был раза в два тяжелее Ларона, поэтому не сомневался в своей победе. Он размахнулся и нанес мощный удар. Ларон перенес вес на правую пятку, отразил удар правой рукой, одновременно схватив левой запястье Старракина, выкрутив ему руку и ударяя левым бедром в живот виндиканца, а в следующее мгновение дернул его руку вниз.

Старракин на секунду оказался в воздухе, а потом тяжело рухнул на пол позади Ларона. При этом он опрокинул соседний стол, который с грохотом упал рядом. Ларон тут же оказался над поверженным противником и нанес три стремительных удара в лицо, прежде чем один из молодых преподавателей сумел оттащить его в сторону, обхватив сзади и буквально оторвав от земли. Старракин лежал плашмя, оглушенный и растерянный, на его физиономии виднелись следы, предвещавшие появление синяков. Ларон все еще пытался вырваться, изрыгая проклятья, вызывая Старракина на дуэль, предоставляя ему выбор оружия. К этому времени некоторые студенты уж успели вызвать сестру, оказывавшую медицинскую помощь. В зале появилась Пеллиен с сумкой лекарств и инструментов, она энергично протискивалась сквозь толпу, пока внезапно не увидела Ларона.

– Кажется, они подрались из-за чести какой-то женщины, – пояснила ей Лавенчи громким шепотом.

– Известно, о ком речь?

– Никто не знает, но Ларон избил виндиканца за то, что тот заявил, что они провели вместе прошлую ночь.

В это время в столовой появилась разгневанная Ивендель.

– Что здесь происходит? – сурово потребовала она отчета.

– Он напал на меня! – заскулил Старракин.

– Он оскорбил женщину! – рявкнул Ларон.

– Кто нанес первый удар? – изменила вопрос Ивендель.

– Он! – заявил Ларон.

– Нет! Сначала он бросил в меня поднос, толкнул на меня стол, – возразил Старракин.

Виндиканец наконец поднялся на ноги, хотя заметно покачнулся при этом. Ларона поставили на пол и освободили от захвата.

– Что ты сказал Ларону? – уточнила Ивендель.

– Я сказал, что прошлой ночью он, как бы это сказать помягче, занимался сексом со старой шлюхой.

– И на каком основании…

В это мгновение выпущенный Лароном эфирный шар взорвался у ног Старракина, воспламенив участок пола и башмаки жертвы. Старракин подпрыгнул и завизжал. Общее смятение сменилось попытками погасить огонь. Старракина и Ларона заставили опуститься на колени перед Ивендель. Пеллиен держалась на заднем плане, скрестив руки на груди и внимательно разглядывая золотой листок, вытканный в верхнем углу настенного панно, висевшего за спиной Ивендель.

– Здесь академия, а не королевский двор, – произнесла Ивендель. – Такого рода поведения категорически запрещено.

– Он оскорбил женщину. Это вопрос чести, – упрямо заявил Ларон.

– Все это ясно и отчетливо слышали мои преподаватели, студенты, повара, уборщики, прачки, сестра, большинство прохожих. Назови ее имя.

– Нет.

– Старракин?

– Я не знаю. Я могу только гадать.

– Итак, о какой женщине идет речь, известно только тебе, Ларон, и все же ты сломал стол, произнес заклинание в столовой, нанося ущерб академии, избил Старракина и едва не спалил его во имя ее чести? Что значит для тебя эта женщина?

– Она мой друг. И если я не вступлюсь за ее честь, кто еще сделает это?

Пеллиен вздрогнула, испытывая одновременно гордость и чувство вины.

– Именно ты напал на Старракина, ты начал драку, – заключила Ивендель. – Ты нарушил правила академии. В течение трех дней ты должен покинуть эти стены.

Старракину хватило ума не ухмыльнуться слишком явно. Ларон на секунду задумался, а затем принял молниеносное тактическое решение:

– Я имею право просить принять у меня экзамены и провести испытания по контролю над эфирной энергией в любой момент, – громко провозгласил он.

– Для посвящение девятого уровня? Ты провалишь экзамены. Это так же ясно, как и то, что солнце каждый день является на небе.

– Случаются облачные дни, например сегодня, ректор. Кроме того, сохранение девственности проверяют на третий день, когда уже пройден тест на контроль над эфирной энергией. И именно это станет доказательством чести моего друга – женщины, о которой идет речь.

Ивендель отдала распоряжения начать подготовку к испытаниям. Пеллиен обработала ушибы и ссадины Старракина самыми жгучими и болезненными препаратами, мучаясь чувством вины и восхищаясь Лароном.

А в другой части этого запутанного лабиринта, который представляло из себя здание академии, Ларон стоял перед Ивендель.

Ларон, я согласна, виндиканец – отвратительный ублюдок, но правила есть правила. Ты публично нарушил их. Если бы ты занялся сексом прямо на столе с кем-нибудь вроде Лавенчи, у тебя и то было бы больше шансов остаться здесь.

– Я не в ее вкусе.

– Послушай, у тебя есть серьезные основания пройти большую часть экзаменов и испытаний, через год я была бы абсолютно уверена в твоем успехе, но через месяц?

– Это вопрос чести.

– Ну хорошо, я поняла, что твоя решимость несокрушима. Не буду задавать лишних вопросов. Черт побери, я могла бы представить тебя к десятому уровню посвящения, а потом предложить тебе пост преподавателя. Через год ты мог уже читать здесь лекции.

– Через год я, возможно, уже не буду тем, что я есть, госпожа Ивендель.

Невозможно вообразить большее различие в способах покинуть город, чем обстоятельства, которыми были обставлены отплытия Ровала и Варсоврана. Пятнадцать крупных боевых галер и десять штурмовых судов, входивших в эскадру «Адского огня» адмирала Гриффа, сопровождали флагманский корабль императора, когда он выходил из гавани между замершими в неподвижности рядами глубоководных торговых судов под рокот барабанов и рев труб всех флотских оркестров, стоявших на палубах. Весь город бросился в порт и на набережные, чтобы посмотреть на столь диковинное зрелище: в практичном, купеческом центре, которым всегда была Диомеда, не привыкли тратить деньги столь широко и безрассудно, не получая прямой и непосредственной прибыли на свои вложения. Если затраты на строительство мостов, дорог, дренажных каналов, дамб и оборонительные стены считались эффективными и разумными, то расходование средств на пышные публичные представления считались пустой тратой денег. Пожары, крупные потасовки между группами горожан, казни и королевские свадьбы, конечно, привлекали зевак и воспринимались как естественные развлечения, но вторжение Варсоврана изменило стиль жизни в Диомеде. Сам штурм города стал крупнейшим зрелищем со времен грандиозного урагана 3097 года.

Ничего удивительного, что все жители Диомеды собрались посмотреть на отбытие эскадрона «Адского огня», а сорок иностранных представителей, направленных ко двору Варсоврана, чтобы увидеть силу Серебряной смерти на Гелионе, с изумлением оценивали энтузиазм горожан, приветствующих торейского императора. Как обычно, Эйнзель стоял рядом с Варсовраном, нервно потирая руки.

– Это послужит уроком для всех, кто засел в замке на острове и отказывается признать свое поражение, – заметил Варсовран.

– Вскоре они сдадутся, и вы сможете занять дворец короля в гавани, – высказал предположение Эйнзель.

– Надеюсь, что они этого не сделают. Остров представляет собой идеальное место по форме, размеру и структуре для однократной демонстрации действия Серебряной смерти. Таким образом, я смешаю в прах останки этого тупого, бездарного короля и той злобной, коварной суки, которая убила моего единственного сына. Они превратятся в один столб пламени, вздымающийся до самого неба. Я сделаю это, когда армии Альянса подойдут к Диомеде. Подозреваю, что они тут же бросятся врассыпную и скроются в своей пустыне.

Эйнзель уже давно догадывался, что император готовит именно такое применение Серебряной смерти, однако старательно избегал этой темы. Теперь он молча погрузился в тягостные мысли, полные ужаса.

И никто из собравшихся на набережной или покидавших город не знал, что сидевший в осаде король Диомеды тоже решил, что публичное представление предпринято для завоевания популярности в народе. Еще раньше он приказал своим людям построить особо мощную катапульту из обломков прежних орудий и свободных материалов. Когда эскадра Гриффа и почетный караул вокруг императорского флагманского корабля построились к отправлению, король пришел к выводу, что это как раз идеальная возможность провести испытания. Катапульта сделала первый выстрел куском камня, вес который тщательно рассчитывали специалисты по баллистике. Снаряд пролетел над судами эскорта и шлепнулся в воду, не причинив никому вреда. Немногие обратили на него внимание, и никто не подумал, что необходимо изменить построение. Минут через шесть второй залп привел к тому, что снаряд упал точно между двумя линиями кораблей сопровождения, и это уже вызвало определенный интерес и озабоченность среди матросов и капитанов. Офицеры приказали поднять флаги, дать сигнал тревоги трубами, но их звук потонул в грохоте парадных оркестров.

Флагманский корабль Варсоврана шел мимо цитадели, и в это время на высоких стенах осажденной крепости шло оживленное обсуждение, инженеры и военные вели горячую дискуссию с королем: стоит ли расходовать драгоценную бочку спирта, обмазанную смолой, для третьего выстрела? В конце концов король отдал приказ стрелять. Бочку подняли на катапульту, механизм привели в боевую готовность, дежурный офицер взмахнул рукой, отдавая распоряжение поджечь бочку:

– Готовность три, два, один – пуск!

Летящая по воздуху горящая бочка оставляла за собой дымный след. Она миновала корабль Варсоврана, но рухнула не в воду, как два предыдущих снаряда, а на палубу одной из галер сопровождения. В мгновение ока верхние конструкции корабля были охвачены огнем, который уничтожал ванты, деревянные части, людей – те в панике бросались за борт, чтобы погасить пламя, охватившее их одежду, волосы и тело. Флагманский корабль, оказавшийся в опасной близости к гибнущему судну, вышел из огненного ада, потеряв несколько весел и гребцов, покрывшись копотью от костра, в который превратилась большая галера.

На стенах цитадели раздались радостные возгласы, но присутствие нескольких тысяч элитных морских пехотинцев в порту и на набережной исключало возможность патриотической поддержки бывшего короля со стороны горожан. Флагманский корабль первым успел уйти с линии огня, и Варсовран отдал приказ кораблям эскадры перейти на боевую скорость. К тому времени, когда катапульта на башне была готова к четвертому выстрелу, еще пять галер оставались в пределах зоны ее обстрела, но сам император удалился на безопасное расстояние. Новая бочка взлетела высоко и угодила на ют одной из отставших галер. Три четверти офицеров, находившихся на борту, стояли там в полном вооружении и в парадных мундирах. Их охватило пламя. Поскольку еще четыре корабля находились в кильватере пострадавшего судна, младший офицер, находившийся на носу и потому уцелевший, бросился к корме, туда, где бушевал огонь. Вцепившись в рулевое колесо, он заставил пылавшую галеру изменить курс. Корабль заскользил к одному из купеческих судов, освободив проход четырем боевым галерам Варсоврана. Через некоторое время горели уже два корабля, превратившихся в единый костер.

Нападение из цитадели наносило серьезный ущерб престижу Варсоврана, но императора больше всего заботило своевременное прибытие на Гелион, а потому он не стал возвращаться из-за потери двух кораблей эскадры. Варсовран был в ярости, однако его не слишком беспокоило, что будут докладывать своим повелителям иностранные представители, наблюдавшие за унизительной сиеной.

– Когда мы вернемся, первым делом сожгу это гнездо негодяев, превращу бессмысленное строение на острове в пепел, – пробурчал он, обращаясь к Эйнзелю, стоявшему рядом с императором на корме. – Ты, Эйнзель, облачишься в Серебряную смерть и снова обретешь молодость. Как тебе нравится эта идея?

– Ваше величество, вы слишком добры, – ответил Эйнзель, который на самом деле не испытывал ни малейшего чувства благодарности.

А в это время в гавани корабли, составлявшие почетный эскорт императора, торопливо перестраивались, пытаясь не попасть снова в зону действия новой катапульты. Король стоял между зубцов башни, размахивая топором, а его свита и охранники, задирая кафтаны и спуская штаны, демонстрировали противнику голые задницы, норовя показать их в первую очередь флагманскому кораблю.

А в трехстах метрах от стен крепости небольшое сарголанское судно – быстрое и юркое, такие в чести у пиратов – совершало маневры между галерами. На палубе у самого ограждения стоял арбалетчик и тщательно целился вдаль. Его цель была рискованно далекой, она располагалась на самом верху крепости, между зубцами. Он готовился выстрелить в торжествующего короля. В руках у стрелка был профессиональный, боевой арбалет из ясеня со стальным армированием. Тетива тоже была сплетена из тончайших и прочных стальных нитей – на ее изготовление у мастера ушло около пяти месяцев. Оружие представляло собой весьма тонкий инструмент, а поскольку арбалет был довольно тяжелым, для него использовалась опора-треножник. Погода стояла безветренная, водная гладь оставалась ровной, если не брать во внимание волны от проходящих галер. Помощник лучника следил за ритмом волн, а стрелок уже держал палец на спуске.

– Скажешь, когда стрелять, – бросил он помощнику.

– Волн пока нет, можно стрелять.

Арбалетчик осторожно выдохнул и нажал спуск. Он долго тренировался, обучаясь стрелять вверх и на большое расстояние, выпускал стрелы по ночам в сторону цитадели – в надежде, что осажденные этого не заметят. На самом же деле они видели порой его выстрелы, но полагали, что у кого-то на кораблях сдают нервы, так как попасть на таком расстоянии между зубцами крепости невозможно. Точно направленная короткая стрела поразила короля прямо в живот. Он выронил топор, дернулся, а потом рухнул со стены лицом вперед и начал долгое падение в воду.

Если бы король при падении откинулся назад, если бы защитники крепости имели хоть малейший шанс прикинуться, что это погиб не король, а один из его приближенных, многие отказались бы верить в то, что сарголанец убил короля. Такого не должно было случиться. Пять охранников спрыгнули со стены вслед за своим королем, и все они были убиты один за другим в полете к воде. Кто-то попытался спуститься вниз по веревке, но несколько боевых галер уже спешили к месту событий.

Два корабля пошли ко дну, пять были значительно повреждены в отчаянной битве у стен цитадели, но тело короля все-таки досталось торейцам. Он был достаточно тщеславен, чтобы носить золотые одежды и пренебрегать доспехами, так что после падения в воду не пошел ко дну, а всплыл – широкий плащ раскинулся вокруг тела. Галера, подобравшая убитого короля, направилась к флагманскому, императорскому кораблю, и Варсовран продемонстрировал тело короля Ракеры иностранным представителям, объясняя, что весь инцидент стал результатом того, что король обожал выставлять напоказ свою храбрость, пренебрегая осторожностью.

Дата добавления: 2015-09-29