Орво произносил эти слова торжественно, и с морского галечного берега ему отзывались старые моржи, резвясь и нежась в ледяных волнах прибоя.
С каждым днем число животных на галечной отмели увеличивалось, и скоро с высоты мыса, кроме хрюкающих тел, ничего не было видно.
В яранге Джона собрались мужчины обсудить будущие дела и распределить силы так, чтобы добыть на лежбище как можно больше моржей и обеспечить себе сытую, спокойную зиму.
Прошедшая зима наложила на каждого видимый отпечаток. Даже у гордого и самоуверенного Армоля появилось в походке что-то новое, словно в ножных суставах что-то испортилось. Люди за лето отъелись, обрели былую уверенность, но с приближением холодных дней воспоминание о недавних лишениях возникало у них все чаще в памяти.
Пыльмау, как это было принято, вынесла в чоттагин все чашки, которые только нашлись в яранге, и принялась потчевать гостей. От уэленских припасов еше оставалась мука, и каждому досталось по половине большой лепешки, жаренной на нерпичьем жиру. Чай пили шумно, громко прихлебывая из чашек. Поначалу все молчали.
Орво уставился на дно старой китайской фаянсовой чашки и внимательно разглядывал полустершиеся иеро глифы, словно что-то понимая в них.
Неожиданно для всех первым подал голос Гуват, беднейший и тишайший житель Энмына.
– Я наелся и напился, и если больше нечего делать, можно ли мне уйти домой?
Все повернули головы в его сторону.
Большой и нескладный, Гуват стоял посреди чоттагина и глупо ухмылялся.
– Если ты так думаешь, можешь идти! – жестко сказал Орво. – И все, кто согласен с Гуватом, могут отправляться по своим ярангам.
Орво обвел собравшихся потемневшими от гнева глазами.
– Когда же мы перестанем быть как дети и не думать о нашей будущей жизни? Когда я смотрю на Гувата, я вижу в нем всю нашу глупость и беззаботность. У нас одно желание – быть сегодня сытым. А сегодняшний жир застилает нам глаза, и мы не видим завтрашнего голода… Да! Сегодня мы сыты. Но вспомните-ка прошлую зиму, и у вас на языке будет вкус вываренного ремня! В ушах зазвучат предсмертные стоны ваших близких! Памяти у вас нет!
Орво сделал паузу, откашлялся и продолжал:
– Мы будем бить моржа все сообща и расставим людей так, чтобы ни один крупный зверь не ушел в море. Бить надо матерых зверей, а молодняк не трогать. Молодняк – это наш живой запас.
Стоящий поодаль Гуват тихо уселся опять на свое место.
Все внимательно слушали Орво, иные даже вставляли свое слово.
Когда все было решено и в чотгагине наступила тишина, вдруг заговорил молчавший до этого Армоль. Он как-то распрямился, развернул плечи, вдруг став на мгновение прежним лихим и удачливым анкалином [40], которому нипочем и море, и тундра.
– Орво! Не та беда, что мы вперед не заглядываем. Беда – это корабли белых людей. Мы будем ждать себе, когда придет пора убоя. А белые приплывут, выстрелят пушки – и от нашего лежбища, от нашей надежды один пороховой дым останется.
– Что же ты посоветуешь? – спросил его Орво.
– Тоже завести пушки против белых людей, – криво усмехнувшись, пошутил Армоль и при этом успел бросить мимолетный взгляд на Джона.
– А послушаем-ка, что скажет сам белый человек! – предложил на всю ярангу Гуват, как бы стараясь этим предположением снять с себя обвинения Орво, что именно в нем сосредоточилась лень и беспечность народа.
Все повернулись к Джону и выжидательно уставились на него.
– Что я могу сказать? – пожал плечами Джон.
«А ведь никогда энмынцы не забудут, что я не такой, как они. И будут вспоминать каждый раз, когда беда придет от тех, кого они называют белыми…»
– Что я могу сказать? – повторил Джон. – Если волки бродят вокруг стада, что делает оленный человек? Он идет охранять стадо и берет оружие. Я думаю, что нам надо поступить именно так.
– Верно говоришь, – отозвался Армоль. – Но как ты догонишь на весельной байдаре быстроходный корабль с мотором? Они удерут, а то и огонь откроют.
– Я не думаю, чтобы на кораблях были одни разбойники, – возразил Джон. – Не надо думать, что все белые – одна сволочь. Многие из тех, кто добирается до наших мест, неплохие люди. Они изучают наши моря, течения, льды, открывают новые земли…
По мере того как Джон говорил, он начинал испытывать чувство неловкости – какое дело чукчам до научных интересов экспедиции Стефанссона? Им надо охранять собственные земли и морские угодья, и, конечно, самое разумное, что могли бы сделать белые, – это оставить жителей Севера в покое.
– Если вы не возражаете, я беру на себя охрану лежбища, – заявил Джон. – Случится что – жизнью своей отвечаю.
Никто не смел смотреть в глаза Джону. Опустив головы то ли в знак согласия, то ли в порыве неловкости, мужчины тяжело дышали.
– Это ты хорошо сказал, что будешь охранять наше морское стадо, – промолвил Орво и, обратившись к остальным, закончил: – Но помогать будем все.
Прежде всего надо было установить наблюдение за подходами к лежбищу. На все селение был всего один бинокль – у Орво, которым старик чрезвычайно дорожил. Порешили на том, что наблюдать будет сам Орво, но иногда будет отдавать бинокль другим, тем, кому он особенно доверяет.
Труднее было решить задачу быстрого подхода к кораблю, если таковой вздумает приблизиться к лежбищу.
– На веслах не угонишься, – нахмурился Тнарат. – А если еще на судне и мотор, тогда все пропало.
– У меня же остался мотор и запас горючего, – вспомнил Джон. – От вельбота. Может быть, его можно приспособить к байдаре? Я попробую.
Молчавший до этого Армоль встрепенулся, словно перед его глазами прошло видение его собственного белого деревянного судна, унесенного ураганом.
– Как же можно приладить железный мотор к кожаной байдаре? Это все равно что наделить зайца волчьими зубами, – мрачно сказал он.
– От зубов-то все и зависит, – глубокомысленно заметил Гуват. – Дайте зайцу оскалить волчьи зубы – звери убегут от косого.
«Попробовать надо сначала, – подумал Джон, – а потом уже показать. Может быть, Армоль и прав: байдара не выдержит мощности подвесного мотора и развалится на ходу».
Тнарат считался в селении лучшим мастером по дереву. Остовы всех пяти байдар Энмына были изготовлены либо его руками, либо под его наблюдением. Глядя на тонкую конструкцию без единого гвоздя, скрепленную лишь редкими деревянными шипами, а в основном – лахтачьими ремнями, трудно было подумать, что это чудо целиком и полностью рождено в голове. Нет ни клочка бумаги, ни одной линии этого удивительного проекта.
К Тнарату и обратился Джон, решившись посоветоваться с ним – нельзя ли укрепить байдару так, чтобы она выдержала тяжесть бензинового мотора.
Тнарат жил на краю селения, почти на берегу шумливого, сверкающего в лучах холодного солнца ручейка. Место для яранги было выбрано удачно. Вода неподалеку, а холмик, под которым протекал ручей, служил естественной защитой от зимних заносов.
Яранга не отличалась достатком, но все было прочное, ладно пригнанное к месту, и даже обитатели ее выделялись какой-то необыкновенной аккуратностью. Детей у Тнарата было восемь. Тут же жил старший женатый сын и еще какой-то обедневший кочевник – претендент на среднюю дочь Тнарата, красавицу Умканау.
Тнарат, как всегда, что-то мастерил, но тут же отложил гаттэ – поперечный топорик – и сдержанно, но с достоинством приветствовал гостя:
– Етти!
– Ии, – ответил Джон и уселся на услужливо придвинутый китовый позвонок с отполированной поверхностью. Джон сразу же заметил – берегут в этой многолюдной яранге одежду и отполировали сиденье, чтобы не рвать штаны.
Он прихватил с собой листок бумаги, вырванный из блокнота, и огрызок карандаша. Объясняя свою мысль, Джон чертил на листке.
Внимательно слушая, Тнарат низко наклонился над чертежом, и Джон чувствовал своим лицом его горячее дыхание.
– Железные лапки не смогут ухватить тонкие дощечки на корме, – говорил он, показывая карандашом…
– Да если бы ухватили, дощечки все равно не выдержат, – заметил Тнарат. – Но все это можно укрепить, сделать еще особую доску для мотора. Это просто. Вот так.
Он выдернул из держалки Джона огрызок карандаша и уверенно пририсовал новую, укрепленную для мотора корму.
– Вот так можно сделать, – заключил он и добавил: – Но первое дело – сама байдара. Когда кожаное судно идет по воде, так либо под парусом, либо на веслах. Мачта стоит в киле, на самом крепком месте байдары как бы на хребтине. Уключины по бортам, весла тоже равномерно тянут судно по воде… Надо подумать. Очень крепко подумать. Может выйти так, что бай даря от работы мотора сморщится, как пустой кожаный мешок. Думать будем, а ты думай над мотором. Он-то у тебя в порядке?
Вообще-то мотор был в порядке, но не мешало бы его перебрать заново, кое-где смазать и проверить магнето.
Джон извлек мотор из кладовой, где он пролежал всю зиму, заботливо укрытый мешковиной и шкурами, и положил на расстеленную посреди чоттагина моржо вую кожу. Весть о том, что Джон собирается «разделы вать» мотор, как разделывают убитого зверя, мгновенно распространилась по селению, и в ярангу Джона потянулись любопытные.
Чтобы не мешать, гости расселись чуть поодаль, оставив Джону с его мотором пространство посветлее, под круглым дымовым отверстием в крыше.
При всеобщем молчании, когда слышалось лишь металлическое звякание, Джон с трудом отделил маховик. Затаив дыхание, люди следили за его действиями. Когда на моржовую кожу лег тяжелый блестящий маховик с выпуклыми фирменными буквами «Дженерал моторс», какая-то старуха с непритворным ужасом произнесла:
– Голову отделил…
Это замечание послужило сигналом к замечаниям вслух:
– В мозгах копается…
– За ноги взялся, – сказал Яко, когда Джон отделил трехлопастный гребной винт.
Яко по просьбе отчима исполнял роль помощника. Он был безмерно горд и не забывал о том, что на него обращены десятки глаз.
Пыльмау приготовила ветошь и каждую отделенную от двигателя деталь тщательно протирала.
– Чистоту любит мотор, произнес один из зрителей.
– Все белые люди любят чистоту, – подтвердил другой.
– Но мотор – не человек, – возразил третий.
– Однако очень похож… Голова, плечи, ноги… Так и ждешь, что заговорит… – зябко вздрагивая, произнесла старуха.
– Да, когда мотор работает, он так гудит, словно долгую речь держит…
В общем-то все детали оказались в порядке. Пыльмау и Яко под руководством Джона смазали их, а Джон, ко всеобщему удивлению и удовольствию, заново собрал мотор.
– Какомэй! Кыкэ выкэ вай! – только и слышалось со всех сторон.
Однако самое ответственное дело было впереди – надо провести пробное испытание, а станины нет. Тут на помощь опять пришел Тнарат. С полуслова поняв, что нужно Джону, он в гот же день через несколько часов принес специальные деревянные козлы, наплотно скрепленные толстыми лахтачьими ремнями вместо гвоздей.
– А с водой так, – предложил Тнарат, – опустим моторовы ноги в бочку.
Джон не мог надивиться и нарадоваться неожиданно открывшемуся для него конструкторскому таланту молчаливого и скромного Тнарата.
Прежде всего надо было испробовать магнето. Попросив Тнарата подержать провод вплотную к цилиндру, Джон крутнул маховик. Тнарат с громким криком отлетел в сторону.
– Он меня ударил! – закричал он, показывая издали на мотор.
Джон расхохотался.
Тнарат недоуменно поглядел на него: человека ударили, а он смеется. Джон объяснил Тнарату происхождение удара, но тот, вежливо выслушав, наотрез отказался браться за провод. Решили, что Тнарат сам будет дергать за веревку маховика. Не без опасения приблизившись к мотору, Тнарат осторожно взялся за шнур, дернул его и тут же отбежал далеко в сторону, боясь очередного удара коварного мотора.
Искра была. В бак залили горячую смесь. Мотор должен завестись. Пять, десять, двадцать рывков сделал Джон, а мотор молчал. Болело плечо, ныла шея от многократного дергания, уже многие зрители разошлись по своим ярангам, а мотор все не заводился. Джон выворачивал свечи, регулировал зазоры между контактами, подливал в карбюратор горячую смесь, но мотор упорно молчал и лишь тупо и неохотно вздрагивал. Он был мертв.
– Видно, и человека, если разобрать по частям, а потом собрать, тоже не разбудишь, – веско заключил самый терпеливый зритель Гуват, отправляясь в свою ярангу.
Пока Джон возился с мотором, Тнарат укреплял байдару, подводя дополнительные шпангоуты, а корму сделал такой прочной – подвешивай хоть два мотора! Но мертвый двигатель не нужен байдаре.
Несколько дней Джон не отходил от него. Когда начинало темнеть, он накрывал молчаливый двигатель шкурами и разбитый отправлялся домой.
Пыльмау старалась не спрашивать ни о чем. Она молча подавала еду, помогала раздеваться, а когда муж вползал в полог, услужливо приносила напечатанную яркими буквами инструкцию о том, как пользоваться безотказным бензиновым подвесным мотором марки «Дженерал моторс».
Джону не хотелось смотреть на надоевшую рекламную брошюрку, но проходило немного времени, и он – который уже раз! – брался за нее. Строчка за строчкой читал он инструкцию, стараясь понять, в чем загвоздка. Он мысленно разбирал и собирал мотор, вместе с горючим потоком проходил от бака до цилиндров – и ничего не мог понять.
Он уже отчаялся что-нибудь поделать с упрямцем. Закончив оборудование байдары, Тнарат стал все чаще приходить на помощь Джону. Вдвоем они еще раз тщательно перебрали мотор – но никакого результата.
Однажды, когда Джон уже вернулся домой и допивал чай, в чоттагин ворвалось победное гудение. Это работал мотор! Только звук у него был какой-то странный, непривычный. В три прыжка Джон оказался на улице.
Трясясь на своей хлипкой подставке, связанной лахтачьими ремнями, мотор ревел, разбрызгивая во все стороны воду из подставленной под винт бочки. Чуть поодаль стоял Тнарат и со страхом смотрел на оживший и расходившийся двигатель.
– Кто его завел? – спросил Джон.
– Он сам, – неуклюже попытался соврать Тнарат и виновато добавил: – Я его только хотел немного потрогать.
Джон выключил мотор и снова дернул за шнур маховика. Мотор заработал с двух-трех попыток. Ожил!
– Так что ты с ним сделал? – спросил Джон.
– Честное слово, ничего, – оправдывался Тнарат. – Я его только чуть-чуть трогал так, как ты это делаешь.
В глазах Тнарата было жалкое, виноватое выражение. Джон счел нужным положить конец расспросам, чтобы окончательно не расстроить товарища, тем более на шум мотора стали собираться энмынцы.
– Ты прямо волшебник, – успел только шепнуть Джон обалдевшему от неожиданности Тнарату.
На следующий день испытывали байдару. На всякий случай решили сначала поплавать в лагуне.
Легкое суденышко снесли на берег и спустили на воду. Джон притащил мотор и с помощью Тнарата тщательно закрепил его на корме легкой байдары. Суденышко тотчас же осело на корму. В байдару забрались Тнарат и Армоль. Остальные пожелали остаться на берегу, чтобы оттуда понаблюдать, как будет себя вести теперь кожаное суденышко.
– Садитесь, садитесь! – напрасно приглашал Тнарат. – Чем глубже будет сидеть байдара, тем лучше.
– А вдруг она совсем глубоко сядет? – с невинным видом спросил Гуват, стоявший тут же в толпе, глубоко засунув руки в рукава своей стриженой оленьей кухлянки.
Тнарат бросил на него укоризненный взгляд и вопросительно поглядел на Джона.
– Поехали, – коротко произнес Джон.
На веслах байдару отвели подальше от берега и развернули ее на противоположный берег.
Джон дернул заводной шнур маховика. Мотор дернулся, но не завелся. Он взревел только с пятой попытки, рванул байдару с такой силой, что стоявший рядом Тнарат едва не вывалился за борт.
За кормой поднялся пенный вал и устремился вслед за убегающей байдарой, которая, высоко задрав нос, помчалась по лагуне, распугивая бакланов. Птицы едва не стукались о кожаную обшивку судна. Люди, оставшиеся на берегу, что-то кричали, махали руками, но их не было слышно – победная песня мотора заглушала все.
Джон специально приделанным кожаным кольцом держал рулевую рукоять мотора. Байдара хорошо слушалась, отзываясь на малейшее движение руки. Она вся мелко дрожала от киля до бортов, дрожала натянутая на остов судна кожа, рождая рябь, которая проносилась мимо, оставаясь далеко за кормой.
Моторная байдара шла раза в два быстрее деревянного вельбота. Промелькнули мимо яранги, Китовые челюсти, Погребальный холм. Джон развернул байдару и пронесся у берега, обдавая бензиновым запахом и брызгами стоявших на берегу.
Вырвавшись снова на широкий простор лагуны, Джон взял курс на пролив Пильхын, соединявший лагуну с океаном.
– Как ты думаешь, проскочим Пильхын? – прокричал он вопрос на ухо Тнарату.
– Проскочим! – уверенно ответил тот. – Только надо держаться ближе к правому берегу. У левого большой камень, и об него можно поломать ему ноги, – и Тнарат кивнул в сторону мотора, словно то было живое существо.
Проскочив в мгновение пролив, байдара вышла на океанскую гладь. Вода была густая, тяжелая, но и ее легко разрезал нос байдары. Джону казалось, что на этот раз байдара приподнялась еще выше и несется по воздуху, едва касаясь днищем поверхности воды.
«Хочешь повести судно?» – взглядом спросил Джон стоявшего рядом Тнарата. «Хочу», – ответил тот радостными глазами и протянул руку.
Ощутив живую мощь двигателя, Тнарат сначала вздрогнул, но потом его лицо приняло такое блаженное и умиротворенное выражение, что Джон даже отвернулся, чтобы скрыть невольную улыбку.
Плавно отводя рукоятку, Тнарат обходил редкие встречающиеся льдинки и снова направлял полет байдары, стараясь держаться строго прямой линии.
Не прошло и получаса, как показались крайние яранги Энмына, а затем и одинокая фигура старика рыбака, сторожащего сети. Пустынный берег удивил Джона, но потом он догадался, что их ждут на противоположной стороне галечной косы, на берегу лагуны.
Они успели причалить и вытащить байдару на берег, когда вдали показались бегущие энмынцы. Впереди, размахивая длинными руками, мчался Гуват.
– Как это вы здесь очутились? – с искренним удивлением прокричал он еще издали.
– По воздуху перелетели, – спокойно ответил Тнарат, бережно отвинчивая винты, крепящие мотор к байдаре.
– Да неужели? – широко раскрыл глаза Гуват. – Правда, правда! Я слышал, что белые могут и такое! Верно, а? – обратился он к Джону.
– Мы прошли в лагуну через Пильхын.
По лицу Гувата можно было догадаться, что он с недоверием встретил эти слова. Такая скорость, чтобы за полчаса можно было пройти путь до Пильхына, пройти пролив и вернуться морем в Энмын, просто не укладывалась у него в голове, и он был склонен поверить тому, что байдара просто-напросто перескочила через галечную косу.
Когда поднимались к ярангам, Армоль вдруг придержал за рукав Джона.
– Это очень важно! – горячо зашептал он. – Я теперь знаю, что мне нужно делать! Не надо покупать вельботы – надо иметь моторы! Главное сегодня – это быстрота! Смотри, мы объехали лагуну в пять раз быстрее, чем на веслах. Это значит, как будто пять байдар Шли, а не одна. Если у меня будет мотор…
Армоль даже запнулся от волнения. Он увидел себя за рулем на моторной байдаре, мчащейся по морю.
– Во льдах опасно, – заметил Джон. – Наскочишь при такой скорости на льдину – и сразу ко дну.
– А об этом я и не подумал, – с досадой произнес Армоль и быстро зашагал к своей яранге.
Однако в первое дозорное плавание Джону удалось выйти не сразу: Пыльмау родила сына. Это случилось как-то неожиданно. Возвратившегося с промысла Джона встретил Яко. Мальчик как-то неприкаянно топтался у яранги.
– Брат к нам приехал, – сообщил он голосом взрослого мужчины, возвещавшего об очень значительной новости.
– Что ты говоришь! – Джон обрадованно кинулся в чоттагин, но тут его встретило неумолимое каменное лицо старой Чейвунэ. Сухонькой, похожей на корявую ветку рукой она преградила дорогу в полог и строго произнесла:
– Подумай о будущем сына!
Несколько дней Джон провел в бездействии, уединившись в своей давно не используемой каморке. Он спал на жестком топчане, удивляясь самому себе, как переменились его собственные представления о комфорте. И даже подумалось о том, будь здесь его родной порт-хоупский дом, было ли ему так же хорошо и покойно в обширной гостиной перед камином в долгий зимний вечер, как в теплом, уютном пологе? Роясь в своих вещах, ставших бесполезными, Джон обнаружил блокнот и с улыбкой прочитал последнюю запись. И вдруг его осенило – а ведь это любопытно! Вот он читает старую запись, и перед ним встает совершенно другой человек, оставшийся в былом, а его мысли читает и даже произносит вслух совсем другой… Нет, это даже забавно! Джон взял карандаш, воткнул его в особую держалку и написал на чистой странице блокнота:
«Родился сын. Родной сын на этой бесплодной земле. Прошедшей зимой я похоронил дочь… Почему же так случилось, что я даже представить себе не могу, что покину этот берег? Ведь дело не в том, что здесь похоронена моя дочь, здесь родился сын, здесь живут близкие и дорогие мне люди. Так в чем же суть? Вроде бы каждый день отдаляет меня все больше и больше от того идеала человека, который был мне внушен воспитанием в детстве и учением в университете. Я даже по-своему поверил в этих идолов, точнее – не в них, а в силы, которые стоят за ними… Может быть, оттого, что здесь нужно остро чувствовать себя человеком каждый день, каждый час, каждое мгновение, чтобы выжить? Или, точнее говоря, я пытаюсь нащупать путь к тому идеалу человека, который является истинным. И вообще, что такое человек и для чего он живет? Что привело его в этот разумный, четко разграниченный мир и заставило грубо вторгнуться?.. Здесь не задают таких вопросов ни себе, ни другим – здесь просто живут. Родился сын. Он будет жить и бороться за право называться человеком в этом холодном краю, будет бить зверей, полюбит и будет продолжать род Макленнанов… Где-то в далеком будущем будет жить легенда о белом человеке, который остался среди них и от которых произошли странные чукчи, в роду которых иногда будут появляться необычные черты. И может быть, кто-нибудь из них когда-то почувствует в душе волнение, но он не будет знать, что вдруг вспомнились стихи Шелли или Первая баллада Шопена. Он их услышит в неслышном всплеске цветущей весенней тундры, в набегающей на мерзлую гальку студеной волне… Будь счастлив, мой сын Билл-Токо Макленнан!»
С ясного неба сыпались снежинки, а на море было чисто. Вода отяжелела, в ней уже не было летней легкости и упругости. Волна лениво накатывалась на замерзшую гальку и медленно уходила обратно, оставляя соленую наледь на замерзших камнях.
На берег осторожно снесли байдару. Легкое суденышко покоилось на плечах четырех человек, ступавших по скользким, покрытым наледью камням. Позади байдары шел с мотором на плечах Тнарат, а за ним с важным видом семенил Яко, волоча длинное весло с ременными уключинами.
Дозорные, стоявшие на высоком мысу, сообщили, что видели в плавающих льдах судно. Оно прошло далеко от берега, направляясь на Невидимый остров. Сообщение встревожило жителей Энмына, особенно тех, кому было поручено охранять лежбища – будущее зимнее благополучие людей.
Это сообщение заставило Джона поторопиться с выходом в море, несмотря на то, что карантин, наложенный обычаем на отца новорожденного, еще далеко не кончился. Он сам поговорил об этом со строгой Чейвунэ. Ее лицо было словно высечено из того черно-серого камня, из которых изготовляются чукотские светильники.
– Если ты заботишься о будущем моего нового сына, – с почтением в голосе сказал Джон, – то не лучше ли будет подумать о том, что он будет есть? Вспомни прошедшую зиму. Сколько унес жизней голод, сколько новорожденных ушло за облака, хотя при их рождении были соблюдены все обычаи и отцы их выдержали все сроки положенного затворничества?
– Эти обычаи не я устанавливала и даже не мои предки. Они родились вместе с нашим народом, – с неменяющимся выражением лица ответила Чейвунэ. – Как задумаешься над этим – разумно или неразумно, так сама жизнь окажется бессмысленной.
– И все же, верно, надо стараться делать так, чтобы обычай прежде всего шел на пользу людям. Ведь те, кто выдумал его или создал, думали ведь прежде всего о благе людей, – мягко возразил Джон.
Каменное выражение лица Чейзунэ не менялось, но в складках ее морщин что-то дрогнуло, в глазах сверкнул отблеск новой мысли.
– Если мы не отправимся навстречу кораблю белых людей, они могут разогнать лежбище, как это уже было один раз. Беда тогда будет всем энмынцам… Уж если Внешние Силы покарают меня за то, что я нарушил обычай, пусть лучше пострадаю один я, чем все. Разве это не разумно?
Чейвунэ молча склонила голову и шепотом сказала:
– Только не забудь перед выходом в море принести жертвы всем сторонам – Восходу, Северу, Югу и Закату. И своего домашнего бога не забудь.
– Хорошо, эпэкэй [41].
– И повидайся с женой и сыном.
– Хорошо, эпэкэй…
С помощью Тнарата Внешние Силы были наделены крошками табаку, оленьим мясом и каплями крови. С домашним богом Джон справился сам, щедро помазав его лицо нерпичьим жиром и поводив по его губам жестким стеблем от листового табаку.
И вот теперь, спокойные, уверенные, они шли на берег, чтобы выйти в море навстречу неведомому кораблю белых. Джон поддерживал плечом борт байдары, и его глаза видели спину впереди идущего Гувата, берег, а за ним – морской простор, казавшийся отсюда таким спокойным и миролюбивым. Море было почти чисто ото льда, и трудно было поверить, что минет совсем немного времени и все это бескрайнее пространство закроет толстым льдом, загромоздит остроконечными торосами, а открытую воду придется искать далеко от берега, преодолевая иной раз десятки миль. Джон старался шагать в ногу с Гуватом, и даже покачивание корпуса у него было таким же, как у впереди идущего. Только у самого берега, когда оставалось сделать буквально последний шаг, Джон как бы внутренним взором взглянул на себя со стороны, на то, как он воздавал дары богам и даже шептал вслед за Тнаратом заклинания, как он идет со своими земляками, и какое-то новое чувство шевельнулось у него в груди, какая-то мысль блеснула в мозгу, но тут голос Гувата прервал его размышления:
– Ставим байдару!
Прибоя почти не было. Отяжелевшая от стужи вода лениво плескалась у берега, и радужные парашютики мелких медуз почти неподвижно висели над чистым дном, тихо покачиваясь в такт дыханию океана.
Яко отыскал в примерзшей гальке плеть морской капусты, носком торбаса выковырнул ее оттуда, откусил половину, а вторую протянул отчиму.
Морская капуста, к которой здесь пристрастился Джон, приятно освежала рот, и в ее вкусе было что-то далекое, знакомое, словно это было не морское растение, а свежий, только что сорванный с грядки слегка присыпанный солью огурец.
Тнарат деловито проверил крепление кормы и осторожно привинтил лапки мотора к специально сооруженной системе из толстых деревянных планок и лахтачьего ремня.
Винт мотора пока был высоко поднят, чтобы не помять его, когда байдару будут сталкивать в воду.
– А ведь мы неправильно все делаем! – вдруг подал голос Гуват, тоже разжившийся морской капустой и громко, на весь морской берег чавкающий от удовольствия. – Надо все делать наоборот.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |