Она кивнула, и я направился к «Макдоналдсу», заказав цыпленка и жареный картофель, еду, которую мы могли бы поесть в машине, не угробив сраную отделку. Мы ели, и настроение Изабеллы, казалось, улучшилось, с каждой следующей милей предчувствие на ее лице уменьшалось. Она комфортно устроилась на сидении, сбросила туфли и рассматривала пейзажи, проносящиеся мимо машины. Изредка она прикрывала глаза и откидывала голову назад, просто наслаждаясь солнечным светом и ощущением ветерка, развевающего волосы. Милое зрелище, она выглядела беззаботной и расслабленной – настоящая гребаная перемена по сравнению с прошлыми сутками, когда она боялась поездки. Я знал, что это спокойствие не продлится долго, поэтому наслаждался каждой его минутой.
- Тебе нравится Калифорния? – внезапно спросила она через несколько часов езды.
Я кивнул.
- Да, мило. Точнее, у меня не было достаточно времени, чтобы посмотреть ее, но мне нравится, - сказал я.
Она улыбнулась.
- Она выглядит милой. И теплая, - сказала она. – У них тут есть хорошие колледжи?
Я пораженно посмотрел на нее.
– Да, есть. Много, кстати.
- А я могу пойти в какой-нибудь, как ты думаешь? – спросил она, с любопытством глядя на меня.
- Конечно, да, - ответил я.
С тем, как работает ее долбаный мозг, сомневаюсь, что найдется школа, в которую она бы не попала, если бы захотела.
- Например? – спросила она.
Я удивленно снова глянул на нее, пораженный, что она думает, будто я смогу вспомнить названия.
- Ну, не знаю, зависит от того, на кого ты хочешь учиться, - сказал я. – Какие предметы ты бы хотела изучать?
- Искусство, думаю, - нерешительно сказала она. – Мне оно нравится, и оно делает меня счастливой, но я не знаю, достаточно ли я хороша…
- Прекращай это дерьмо прямо сейчас, - быстро сказал я, обрывая ее.
Я, б…ь, ненавидел, когда она сомневалась в себе.
– Ты достаточно хороша, прекрати недооценивать свой талант. И да, тут полно школ, в которых изучают рисование, ты сможешь выбрать.
- Правда? – возбужденно спросила она.
Я тихо хихикнул и кивнул.
- Да, правда. И тут много колледжей, кстати, в которые я бы мог пойти, если ты выберешь для нас Калифорнию, - сказал я.
- Замечательно, - счастливо сказала она, возвращаясь к изучению пейзажа.
На ее лице была улыбка.
- Почему Калифорния? – с любопытством спросил я через некторое время.
Мне плевать, куда она решит ехать, но сама идея вызывала интерес, как она захотела жить в этом месте. Она едва видела этот штат, она все время просидела в гребаной машине.
- Мне нравятся пальмы, - сказала она, пожимая плечами.
Ее ответ был совершенно серьезным и сбил меня с толку, я расхохотался.
- Пальмы, Белла? Они есть не только в Калифорнии, знаешь ли, - с удивлением сказал я.
- Да, но мне нравятся те, которые тут, - покраснев, ответила она.
Я покачал головой и продолжил смеяться. Я позволил ей выбрать любое место в мире, а она выбрала Калифорнию из-за гребаных деревьев. Именно это я в ней и любил. Несмотря на тяжелые испытания, она осталась чертовски невинной натурой, и действительно ценила разные мелочи в жизни, которые большинство не замечало. Многие люди месяцами думают, в какой колледж поехать, выбирая места по разной хрени, типа рейтингов студентов и учителей, спортивных команд, репутации, стоимости, близости к дому. Но моя Белла - нет, она выбрала место из-за пейзажа. Она действительно художник в душе, и если она хочет пальмы, я подарю ей пальмы, даже не сомневаясь.
(3) Адералл – психостимулятор, содержащий амфетамина сульфат. Повышает внимание, концентрацию, выносливость и улучшает умственные функции
Несмотря на то, что мы целый день телепались в сраной машине, время прошло приятно. Мы говорили и наслаждались компанией друг друга, игнорируя реальность мира за пределами «Вольво», обращая внимание только на радостное перед нами. Я рассказал ей, что знал, о школах Калифорнии, а она подробнее рассказала, как прошел ее тест GED. Она спросила меня, что я хочу изучать в колледже, и я высказал несколько предположений, честно, не имея ни малейшего гребаного понятия. Не то чтобы это был решающий фактор, или мне отчаянно будет нужна работа потом. У меня сраная куча денег, чтобы жить на них, и колледж вообще может пойти к черту, но я должен что-то сделать в жизни. Я много думал, размышляя о разных предметах, от истории до геологии, и пришел к выводу, что должен изучать музыку и, может, философию.
- Ты был бы хорошим адвокатом, - вдруг заявила она.
Я рассмеялся, качая головой.
- Только потому, что я могу, не значит, что буду хорошим, - игриво сказал я. – Плюс, у меня целое поколение мафиози в семье, Белла. Это будет похоже на плевок им в лицо.
Она сконфуженно глянула на меня.
– Почему? Ты же не будешь составлять законы, и охотиться за ними. И не могут же они злиться, что ты помогаешь людям бороться с обвинениями? Они же тоже так делают? – спросила она.
- Может быть, - сказал я, не особо думая об этом.
Честно, эти мудаки использовали адвокатов, но боюсь, такая моя карьера подорвет положение отца в Боргате. Люди часто начинают подозревать неладное, когда родственники работают в определенных областях.
– И все же, почему ты считаешь, что я буду хорошим адвокатом?
- Потому что ты знаешь разницу между человеком, которого надо изолировать от общества, и тем, у кого не было выбора, кроме как нарушить закон, - сказала она, пожимая плечами. – Ты вырос в обществе таких людей, ты понимаешь их. И плюс, ты умеешь обращаться с этим всем.
Я тихо засмеялся, качая головой.
– Хорошо, я подумаю об этом, - ответил я.
Она сладко улыбнулась.
- Замечательно.
После восьми с половиной часов в пути мы остановились на ужин, выбрав маленький ресторанчик около Бейкерсфилда. И снова я пытался звонить отцу, пока мы ждали заказ, но слышал лишь звуки его автоответчика. Я не оставлял сообщений, а просто положил трубку. Мое беспокойство росло, гребаные плохие сценарии один за другим проматывались в голове. Я надеялся, что он в порядке, и просто не может говорить, но часть меня ощущала, что что-то плохое, б…ь, произошло. Я заталкивал это дерьмо подальше и не давал страхам волю, только чтобы не расстраивать Изабеллу. Она с предчувствием смотрела на меня, и я не знал, то ли ей просто тем тяжелее, чем ближе мы к месту, или это просто, б…ь, отражение моих собственных страхов.
После ужина мы снова продолжили путь, и Изабелла заснула в машине, опять принимая ту же неудобную позу, как и прошлой ночью. Я сказал ей отстегнуть ремень и откинуть сиденье, но она отказалась, говоря, что и так хорошо. Я подумал, что это, на хер, нелепо, но не стал с ней спорить. Это ее сраная шея, а не моя.
Поездка стала казаться долгой, когда она заснула, каждая минута тянулась подобно гребаной вечности. Я был раздражен, и мне нужно было отвлечься, поэтому я маниакально крутил радио, но это не помогало. Возбуждение росло с каждой долбаной милей, безмолвная темнота навевала безумные мысли. Я устал и вымотался, глаза жгло, а голова начинала пульсировать. Мои чертовы ноги затекли, а задница онемела, пальцы ныли от хватки на гребаном руле целый день. Мне нужно было потянуться – спина болела, но это означало остановку, а я не собирался, б…ь, ее делать, пока не увижу вывеску "Добро пожаловать в Финикс". Меня это начинало серьезно бесить, я думал, какого хера я просто не купил тупые билеты на самолет. Мы могли бы сохранить сраную кучу времени, выбрав перелет.
Изабелла проснулась за тридцать минут до Финикса и, быстро потянувшись, осмотрелась. Она терла шею, очевидно, та снова болела. Я вздохнул и протянул руку, массируя ее. Я был зол – ей, б…ь, стоило слушать меня, и этого могло не быть, но, в то же время, я не хотел, чтобы ей было больно.
- Мы почти на месте, - пробормотал я.
Ее голова дернулась в моем направлении, глаза расширились, и на лице скользнул испуг.
- Уже? – спросила она с паникой в голове.
Я недоверчиво посмотрел на нее.
- Уже, Белла? Я веду чертову машину целый день, а ты говоришь "уже"? – скептически проговорил я. – Иисусе, женщина, я в жизни, б…ь, столько не рулил.
- Прости, - быстро пробормотала она, отворачиваясь к окну.
Я скосил на нее глаза и заметил, что она покусывает губу и нервно ломает пальцы. Мне тут же стало тошно, я знал, что не должен срываться на нее. Это место – ее вариант ада, а я везу ее прямо туда, не проявляя ни капли сочувствия к ее гребаной ситуации, к тому, насколько ей, б…ь, тяжело. Я взял ее руку, чтобы она перестала дергаться, и переплел наши пальцы, нежно сжимая кисть.
- Прости. Я просто устал. Я не должен вести себя, как мудак, - сказал я.
Она кивнула, но не ответила. Кстати, за всю поездку она не произнесла ни слова. Мы пересекли границы Финикса где-то в три утра, и она напряглась, когда увидела приветственный знак, от ее волнения я ощутил еще большую вину. "Добро пожаловать" моей чертовой заднице… в этом месте для моей девочки, видимо, не было ничего доброго.
Я попытался звонить Алеку, но тут же наткнулся на автоответчик, что было логично в три часа долбаной ночи – он наверняка спал, но совершенно нелогично в данной ситуации. Тем не менее, факт остается фактом – я не мог связаться с отцом и теперь вот не могу дозвониться до дяди, отчего мой страх вырос во сто крат, мне было тошно, что я не могу ни с кем выйти на контакт. Я припарковался у первого попавшегося гребаного отеля, который заметил, не находя сил сейчас искать приличный пятизвездочный, и честно, мне было насрать.
Я бросил портье какую-то наличность и схватил долбаный ключ, едва перекинувшись с ним одним словом, не в настроении болтать о какой-нибудь хрени. Мы зашли внутрь, и я скривился, когда увидел, насколько это гребаное местечко убого, и стоял, жаловался на это, пока Изабелла, пожав плечами, быстро разделась и залезла в кровать. Я уставился на нее, глядя, как она поправляет подушку и укладывается на нее, желая найти слова, чтобы, на хер, облегчить ее состояние. Фраза типа "Все будет в порядке" - фуфло, откуда я могу, б…ь, знать, что все будет хорошо, а заявить ей взять себя в руки и справиться с собой означает быть полным мудаком. А в своем полусонном состоянии я был не в силах найти что-то среднее между этими двумя утверждениями, поэтому просто лег в постель и сказал единственную сраную вещь, которая в этот чертов момент была правдой.
- Я люблю тебя, Изабелла Мари Свон.
Она повернулась ко мне лицом, взгляд ее был напряженным.
– Я знаю, что любишь. Я тоже тебя люблю.
Она зарылась носом в мою грудь, веки отяжелели, я тут же провалился в сон. Намного позднее меня разбудил громкий звон телефона, от пронзительного шума бешено забилось сердце. Я сел и протер глаза, тут же хватая трубку с маленького ночного столика около кровати, куда положил ее ночью.
- Да, - ответил я, даже не глядя на экран, все еще сонный и плохо соображающий.
И честно, мне было плевать, что это за ублюдок, это должен быть один из них.
- Ты уже приехал в Финикс? – раздался голос Алека, он был слишком бодрым для раннего утра.
Я повернулся к часам и застонал, когда увидел, что уже почти полдень. Похоже, уже не гребаная рань.
- Да, - ответил я, громко зевая, поэтому это слово вышло неразборчивым.
- Я буду весь день в резиденции Свонов, если ты захочешь привезти Изабеллу, чтобы она увидела мать, - сказал он. – Еще я наберу тебя вечером, насчет утренней встречи, и я был бы признателен, если бы ты постоянно держал меня в курсе своего местонахождения.
Я вздохнул и глянул на постель рядом с собой, встречаясь глазами с Изабеллой. Она явно нервничала и с предчувствием смотрела на меня.
- Э-э, хорошо, - ответил я. – Я все сделаю.
Он быстро проговорил адрес Свонов, и я сказал ему подождать, черт побери, пока скатился с кровати в поисках клочка бумаги, чтобы записать все. Я нашел короткий незаточенный карандаш в ящике и, схватив Библию на ночной стойке, открыл ее и вырвал первую страницу. Изабелла резко выдохнула и тут же села, в шоке глядя на меня. Я пожал плечами и сказал Алеку повторить, что он, б…ь, говорил, быстро царапая адрес.
- Хорошо, спасибо, - сказал я, положив трубку.
Я оглянулся на Изабеллу и заметил, что она по-прежнему не сводит с меня глаз.
- Не могу поверить, что ты это сделал, - сказала она.
Я нахмурился.
- Что сделал? – уточнил я.
- Ты вырвал страницу, - сказала она обвиняющим тоном.
- И? Мне нужно было на чем-то написать, - сказал я, снова безразлично пожимая плечами, и не понимая, в чем, б…ь, загвоздка.
- Это была Библия, Эдвард! – сказала она.
Я закатил глаза.
- Иисусе, Белла, ты всерьез, б…ь, думаешь, что кто-то в подобном месте будет читать эту хрень? – недоверчиво спросил я, беря Библию в руки. – Все, кто останавливается тут, далеки от чертовых святых, можешь быть уверена.
Я с отвращением осмотрел комнату, не веря, что кто-то может жить в таких условиях, разве что он будет истощен так же, как я. Выглядело как одно из тех сраных местечек, которых снимают на час для развлечений со шлюхами.
- Тут не так уж плохо, Эдвард. Плюс мы тут остановились, - сказала она.
- Ну, да. Как я уже сказал, мы далеки от чертовых святых, tesoro, - сказал я, тихо посмеиваясь. – И без разницы, это просто титульный лист, я же не выдернул ничего с текстом. Эта гребаная бумажка просто говорила "Святая Библия", а всякий, кто смотрит на эту сраную книжку, и так это скажет. Так что никому этот листик не нужен.
Она продолжала шокировано смотреть на меня, я понял, что отец надавал бы мне по заднице, узнай он, что я сделал. Осквернил Библию, еще и тщеславно издевался над именем Господа.
- Это все равно неправильно, - сказала она, не отводя глаз.
Я вздохнул и пожал плечами.
- Может и так, но мне нужно было написать адрес Свонов, - сказал я.
Ее глаза распахнулись, и она тут же застыла, на лице проступила паника.
- Зачем? – нерешительно уточнила она.
Я вздохнул и сел назад на постель, убирая прядки волос, упавших ей на лицо. Я заправил их за ушко и заглянул ей в глаза, мягко улыбаясь. Она была так красива, и выглядела чертовски невинной и ранимой, я так хотел исправить всю несправедливость ее жизни и сделать мир лучше для нее.
- Ты же хочешь увидеть маму? – нежно спросил я, приподнимая брови.
До этого я не поднимал вопроса о ее матери, и, судя по выражению ее лица, она сама об этом не думала. Она так переживала о встрече с теми, кто мучил ее, что даже не поняла, что увидит и тех, кто о ней заботился.
- Серьезно? – нерешительно спросила она, на ее лице с новой силой проступил шок.
Я кивнул, поглаживая пальцами ее щеку.
- Да, серьезно. Алек будет там целый день, и он сказал, что я могу привезти тебя, и вы с ней увидитесь. Если ты хочешь, конечно, - сказал я.
Она быстро кивнула, закусывая губу, пока ее глаза наполнялись слезами. Десятки других эмоций вспыхнули на ее лице, и она с такой силой набросилась на меня, что я упал на спину. Она крепко обняла меня и зарылась лицом в мою грудь, громко всхлипывая. Я обвил ее руками и поглаживал ее спину, целуя волосы.
Так мы и лежали, пока она не взяла себя в руки, прежде чем я сказал ей одеваться и собираться ехать. Она подскочила и побежала в ванную, быстро принимая душ. Я помылся следом, наблюдая за ней, пока я одевался. Она сидела на краю кровати и выглядела крайне нервной, сжимая и разжимая пальцы, иногда дергая медальон на шее. Это тот, который я купил до происшествия на балу, тот, который содрала с нее сука Таня – он должен был охранять человека, носящего его, от всякого зла. И я серьезно надеялся, что эта хрень сегодня ей поможет, когда она увидит Чарльза Свона и его жену.
Я подошел и сел рядом с Изабеллой, обувая свои «Найк», и наблюдая за ней краешком глаза. Она надела голубую майку, немного коротковатую для нее, и плотно облегающие темно-синие джинсы с голубым и золотистым рисунком, который подходил к ее цепочке. Я ухмыльнулся про себя, довольный тем, как это дерьмо хорошо смотрится вместе. Пока смотрел на нее, я размышлял, что они подумают, потому что одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что это не та сломленная Изабелла, которая оставила Финикс год назад.
- Давай, любимая. Пора представить меня твоим родителям, - игриво сказал я, поднимаясь и протягивая ей руку.
Она осторожно взяла ее и поднялась с улыбкой на лице, но я видел скрывающуюся за ней дрожь, которая росла с каждой секундой. Мы сдали комнату, потому что у меня не было желания возвращаться в это гребаное убитое место снова, и забрались в машину.
Я внес адрес Свонов в навигационную систему и следовал инструкциям, проносясь по городу и выезжая в окрестности. Мы ехали по пустынному шоссе около двадцати минут, и Изабелла становилась все напряженнее, ее руки тряслись. Ее страх был столь сильным, что практически витал в воздухе, я ощутил, что начинаю злиться. Я был зол не на нее, я понимал, почему она, б…ь, боится, и именно это доводило меня до исступления. Меня бесило, что моя девочка не может даже, черт побери, радоваться предстоящей встрече с матерью, потому что ей мешает память об этих ублюдках, и о том,что они с ней делали.
С каждой секундой она становилась все более нервной, и я только сильнее расстраивался. Руки начали дрожать, я крепко вцепился в руль, желая, чтобы это прекратилось. Изабелла не говорила ни слова, просто смотрела в окно, пытаясь успокоиться, а мне нужно было, б…ь, отвлечься. Я наклонился и начал сканировать станции радио, в поисках подходящего дерьма. Я нашел станцию рэпа и включил погромче, когда услышал "Nuttin’ by a G Thang" (4), раздались громкие звуки из колонок. Наверное, эта хрень – моя любимая композиция, она всегда, на хер, успокаивает меня и приносит хорошее настроение. Я слушал этого мудака так часто, что Изабелла знала уже половину слов, даже если большинства не понимала.
Навигационная система указала мне взять влево, и я замедлился, когда приблизился к дороге, сворачивая на нее. Изабелла напряглась еще больше, пока я ехал через пустыню, и я услышал ее резкий вдох, стоило на горизонте показаться дому. Я узнал его по фотографии матери Изабеллы, которую сделал мой отец. И что еще хуже, я вспомнил, как видел его ребенком. Я подъехал к нему, паркуясь около черного «Мерседеса», который, как я знал, арендовал Алек. Женщина на крыльце глянула на нас, но тут же отвернулась, когда я посмотрел ей в глаза, это напомнило мне о поведении Изабеллы после ее приезда к нам.
Я поставил машину на ручник и выключил, оставляя кондиционер. Я взял Изабеллу за руку, от моего касания она вскрикнула и подскочила. Резко повернувшись ко мне, она испуганно глянула на меня.
- Я не думаю… - начала она, яростно качая головой.
Я поднял вторую руку и нежно прикрыл ее губы, внимательно глядя ей в глаза. Я не хотел, чтобы она, б…ь, паниковала, она должна успокоиться.
- Слушай, и слушай внимательно, tesoro, - сказал я совершенно серьезным голосом. – Мы сейчас выйдем из машины и ступим на здешнюю землю, и это дерьмо для тебя нелегко, я знаю. Ты вспомнишь всю хрень, которая случилась с тобой, и будет больно. Я знаю это, я переживаю это каждый раз, когда возвращаюсь в Чикаго и гуляю по аллее, где убили маму, и где я едва не погиб сам. Но я всегда держу себя в руках, потому что эти ублюдки не должны сломать меня. Ты можешь бежать так далеко от этого сраного места, как только возможно, но ты не должна делать это. Ты не можешь позволить этим уродам контролировать твою жизнь, ты не можешь позволить им поставить тебя на колени.
Она напряженно смотрела на меня, впитывая каждое слово.
– Ты чертовски сильная, Изабелла. И, может, сейчас ты этого не ощущаешь, но так и есть. Ты выжила в этом дерьме, и стала только сильнее. Эти ублюдки пытались сломать тебя, но у них не получилось, потому что ты держалась. Ты видела себя со стороны? Ты охеренно стойкая, Белла. Ты выносливая, и страстная, и гребано энергичная, ты не позволишь этим людям контролировать тебя. Они этого хотят. Они хотят сломать тебя. Эти мудаки мерзкие, и вызывают отвращение, но ты не дашь им то, что они хотят. Ты просто не можешь им сдаться.
Слезы брызнули из ее глаз, но нервозность уменьшилась, на ее место пришла решительность. Я знал это выражение, оно появлялось каждый раз на ее лице, когда она на что-то решалась.
– Так что, мы выходим из машины, мы пойдем в этот сраный дом, мы скажем этим мудакам, что они могут поцеловать наши задницы, но они не смогут нас тронуть. Они не тронут тебя – никто из них – потому что если даже они попытаются, я, б…ь, убью их. Ты лучше их, Изабелла. Ты выше этого дерьма. Не позволяй им брать над тобой верх. Не позволяй им становиться у тебя на пути. Ты выйдешь отсюда и найдешь свою гребаную мать, и скажешь, что чертовски любишь ее, потому что ты заслуживаешь получить этот шанс. Ты заслужила возможность поговорить с ней, и не позволяй никому и ничему остановить тебя.
Наконец, я убрал руку от ее губ и открыл машину, выходя из нее. Я сказал все, что было в моих силах, и если ей этого, черт побери, мало, уже ничто не поможет. Я, б…ь, не могу нянчиться с ней, хоть часть меня и хотела этого, но так нельзя. Она должна найти в себе силу и храбрость, должна встретиться с этим дерьмом и пройти сквозь него. Я верил в нее, она, б…ь, способна на этот подвиг.
Ее дверь открылась, и она робко вышла наружу, оценивая окружающее. Я застонал, когда мне стало жарко, солнце ярко светило и почти ослепляло. Я залез в машину и взял солнцезащитные очки, надевая их, после чего начал расстегивать пуговицы на своей зеленой рубашке. Я закатал рукава до локтей, но все равно было чересчур жарко.
- Б…ь, ну и жара, - выплюнул я, стаскивая рубашку и оставаясь только в майке.
Я бросил ее в машину, а Изабелла мягко мне улыбнулась.
- Не так уже плохо, - тихо сказала она.
Я недоверчиво глянул на нее.
- Ну, если ты так говоришь... Я тут, на хер, сгорю, - сказал я, покачивая головой.
Я наклонился и достал пистолет из-под сиденья, дважды проверив его заряд и предохранитель.
- Ты берешь оружие? - нерешительно спросила она, в шоке глядя на меня.
Я кивнул и засунул его за пояс.
- Лучше перестраховаться, чем сожалеть, - ответил я, захлопывая двери.
Я закрыл и ее дверь, а потом посмотрел ей в глаза. У нее больше не было страха на лице, но было волнение.
– Ты готова?
- Не более, чем всегда, - ответила она, нерешительно кивая.
Я улыбнулся и обнял ее.
– Моя девочка, - прошептал я, наклоняясь и нежно целуя ее в губы.
Она встала на цыпочки и ответила на поцелуй, обвивая руками мою шею.
- Ты потеешь, - сказала она, пробегаясь пальцами по моим волосам и спускаясь к шее.
- Я же сказал тебе, тут жарко, как в аду, - ответил я, качая головой.
- Это ад, - сказала она.
Мои глаза расширились, и я расхохотался, пораженный ее словами. Прошлой ночью у меня были те же мысли в голове, но слышать это вслух от нее было поразительно.
- Ты только что, б…ь, выругалась, - игриво сказал я.
Она нахмурилась.
- «Ад»- не бранное слово, - заметила она.
- Нет, бранное, - сказал я, кивая.
Она покачала головой, многозначительно глядя на меня.
- Нет. Оно даже есть в Библии, Эдвард. Если бы ты потратил больше времени, читая ее, и меньше – вырывая страницы, ты бы, наверное, заметил, - саркастично сказала она.
Я шокировано посмотрел на нее, прежде чем снова взорваться смехом.
- Не могу поверить, что ты мне это говоришь, - изумленно сказал я, игриво толкая ее локтем.
Она хихикнула и покраснела, а я притянул ее к себе, снова целуя. Она опять ответила на поцелуй, и тут отворилась дверь, ее тело тут же окаменело, она услышала шум. Я отстранился от нее и повернулся к крыльцу, замечая мужчину средних лет с темными волосами и глазами. Я его не знал, никогда раньше я его не видел, но его глаза и нос казались знакомыми. Эти глаза я знал очень хорошо, и нос мог узнать. Это были черты, напоминающие мне о моей девочке, и как только я это понял, меня пронзил острый гнев. Я сжал руки в кулаки и попытался сдержать своей темперамент, прежде чем взорвусь. Еще никогда в жизни я не испытывал такой ненависти.
Изабелла дрожала в моих руках, и я посмотрел на нее, замечая, что ее беспокойство вернулось, но она старалась держаться. Я наклонился к ее ушку и тихо прошептал:
- Если это ад, значит, он - дьявол?
(4) Nuttin’ by a G Thang – исполнитель композиции известный американский рэпер Dr. Dre.
Глава 61. Изменение жизни
"Ничто не сравнится с возвращением в место, напоминающее об изменениях,
чтобы обнаружить способ, которым ты изменил себя"
Нельсон Мандела
Изабелла Свон
Как только я услышала хлопок скрипучей входной двери, мое тело мгновенно напряглось от ужаса. Мы с Эдвардом были на середине поцелуя, и он оторвался от моих губ, чтобы быстро взглянуть на крыльцо. Я не открывала глаза, мне не нужно было смотреть, чтобы узнать, кто это. Мое тело и разум настроились на происходящее, и я вспомнила все и звуки Финикса. Я всегда могла сказать, кто пришел, основываясь только на звуке открывающейся и закрывающейся двери, и по тому, что я слышала, я точно знала, кто сейчас стоит на крыльце, не глядя в этом направлении.
Эдвард не отпустил меня, но я ощутила, как его тело напряглось, а руки сжались в кулаки. Я неохотно открыла глаза, взглянув на него, и, заметив периферическим зрением фигуру на крыльце, задрожала сильнее. Эдвард повернул голову ко мне, и на его лице читалась злость, а в глазах – сильное беспокойство.
- Если это ад, значит, он - дьявол? – шепнул он, наклоняясь так, что его губы оказались над моим ухом.
Я вздохнула и кивнула. По спине пробежала дрожь, когда его дыхание коснулось меня.
- Можно сказать и так, - тихо ответила я дрожащим голосом.
Эдвард вздохнул и нежно погладил мою спину.
- Ну, тогда хорошо, что мы не боимся дьявола, правда? – уверенно сказал он, выпуская меня из объятий и беря за руку, сплетая наши пальцы.
Я, наконец, повернула голову и посмотрела на крыльцо, немедленно встречаясь со взглядом Чарли. Я уставилась на него, потрясенная тем, что он совсем не изменился. С тех пор, как я последний раз ступала ногой на его землю, прошел почти год, но вид Чарли, стоящего в брюках цвета хаки и характерной рубашке на пуговицах, вызвал у меня ощущение, что этого времени и не было. Он выглядел точно таким, каким я его запомнила.
Он явно удивился, и я продолжала изучать его, пытаясь узнать его настроение. Я всегда хорошо понимала, что чувствует Чарли, и в момент появления он был застигнут врасплох моим присутствием. Я немедленно задумалась, проинформировали ли его о том, что я здесь, и выражение его лица сказало, что, похоже, нет. На секунду он свел брови, и я заметила его смущение, когда он смотрел мне в глаза. Поначалу в этом не было смысла, потому что он выглядел так же, как и всегда, но, очевидно, вел себя по-другому. Я быстро поняла причину этого – я не была той же самой.
Чарли не выносил, когда мы смотрели на него. Мы были приучены опускать головы и смотреть в пол, когда это было возможно – взгляд на него Чарли воспринимал как неповиновение. Я целую вечность привыкала смотреть людям в глаза, когда начала жить с Калленами, но они уверяли меня, что в реальном мире это знак уважения. Меня бесчисленное количество раз наказывали и били как раз за то, что я делала сейчас, стоя на переднем дворе, но этот факт не напугал меня. Чем дольше я смотрела на него, тем быстрее исчезал страх. Он не может дотронуться до меня. Он больше не может причинить мне боль. У него нет, и никогда больше не будет власти надо мной.
Мы в напряженной тишине продолжали смотреть друг на друга, и разорвали контакт глаз только тогда, когда дверь за ним отворилась, и ему пришлось отойти в сторону. На крыльце появился Алек, и посмотрел на Эдварда и меня, приветственно кивнув головой.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |