— Как она? — спросил Бинабик.
— Я думаю, скоро придет в себя, — ответил Саймон, осторожно поглядывая на колдунью. — Она спасла меня, да?
Бинабик устало посмотрел на него, волосы тролля прилипли ко лбу.
— Очень напоминает, что так она и сделала, — вымолвил он наконец. — Она могущественная союзница, но даже ее сила была сильно истощена такими событиями.
— Что это значит? — спросил Саймон, оставляя Джулой заботам Малахиаса. — Ты видел все то же, что и я? Гору, и леди в маске, и книгу?
— Я интересуюсь, одинаковость ли мы видели, Саймон, — медленно ответил Бинабик. — Но я вижу великую важность в том, чтобы валада делила с нами свои мысли и впечатлительность. Может быть, после того, как употребится еда? Я полон ужасного голода.
Саймон ответил другу неуверенной полуулыбкой, повернулся и увидел, что Малахиас пристально смотрит на него. Странный мальчик начал было отворачиваться, но потом передумал и выдерживал прямой взгляд до тех пор, пока неловкость не почувствовал Саймон.
— Было так, как будто весь дом качается, — отрывисто сказал Малахиас, весьма озадачив Саймона. Голос мальчика был высоким, напряженным и охрипшим.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался юноша, зачарованный не только самим фактом, что Малахиас заговорил, но и тем, что именно он сказал.
— Весь дом. Вы сидели, уставившись на огонь, и вдруг стены начали… подпрыгивать. Как будто кто-то поднимал их и опускал.
— Скорее всего, это просто мы так двигались, когда… то есть, я хочу сказать… о, я не знаю! — недовольно сдался Саймон. По правде говоря, в этот момент он действительно мало что знал. Ему казалось, что мозги его перемешаны, как варево в котле Джулой.
Малахиас отвернулся и налил колдунье еще воды. Неожиданно капли дождя забарабанили по окнам: серое небо было больше не в силах сдерживаться.
Колдунья была мрачна. Они отодвинули суповые тарелки и уселись на голом полу друг против друга. Явно заинтересованный Малахиас все-таки остался на постели, рядом с сестренкой.
— Я видела движение сил зла, — сказала Джулой, и глаза ее сверкнули. — зла, которое потрясет основы известного нам мира. — Она вновь обрела свою силу, и что-то новое появилось в ней. Валада была торжественна и мрачна, как король, вершащий правосудие. — Я почти хотела бы, чтобы мы не выбирали Дорогу снов — но это ленивое желание. Я вижу наступление темных дней и боюсь оказаться втянутой в зловещие перемены.
— Что вы хотите сказать? — не понял Саймон. — Что все это значило? Вы тоже видели эту гору?
— Пик Бурь, — голос Бинабика был абсолютно невыразительным. Джулой посмотрела на тролля, кивнула и снова обернулась к Саймону.
— Верно. Это был Стурмспейк, как его называют риммеры. Они считают его легендой. Пик Бурь. Гора норнов.
— Мы, кануки, — сказал Бинабик, — знаем Пик Бурь, как очень настоящий. Но эти норны не примешивались к делам Светлого Арда уже тысячелетие. Мне это кажется, как будто, как будто…
— Как будто они ждут войны, — закончила валаца. — Ты прав, если верить сну. А было ли это ясновидением, я не могу сказать. Тут нужен кто-нибудь поопытнее меня. Но вы сказали, что на белых собаках было клеймо Пика Бурь, и это истинное свидетельство. Я думаю, мы можем доверять этой части сна — или должны.
— Готовятся к войне? — Саймон совсем запутался. — К войне с кем? И кто была та женщина в серебряной маске?
Джулой выглядела очень усталой.
— Маска? Это была не женщина. Существо из легенд, из незапамятных времен. Это была Утук'ку, королева норнов.
Саймон вздрогнул от внезапного озноба. Ветер за окном распевал унылую жалобную песнь.
— Но что такое эти норны? Бинабик сказал, что они ситхи.
— Древняя мудрость говорит, что они были некогда частью ситхи. Но они затерянный народ, народ предателей. Они не последовали вместе со всеми в Асу'а, они укрылись на затерянном севере, в ледяных странах за горами Риммергарда. Они не имели ничего общего со Светлым Ардом, но теперь все переменилось.
На суровом, спокойном лице женщины Саймон вдруг увидел след глубокой тайной тревоги.
И эти норны помогают Элиасу охотиться за мной? — отчаянно думал он, а сердце уже сжимали ледяные когти страха. За что же мне весь этот кошмар?
И тогда он вспомнил, потому что страх открыл двери его памяти.
Отвратительные воспоминания выползли на свет божий, и юноша с трудом овладел дыханием.
— Эти… Эти бледные люди. Норны. Я видел их раньше.
— Что?! — выкрикнули Джулой и тролль почти одновременно, резко наклонившись к Саймону. Ошеломленный их напором, юноша отшатнулся.
— Когда? — резко спросила Джулой.
— Это случилось… Я думаю, что это случилось… если только это был не сон… в ту ночь, когда я убежал из Хейхолта. Я заснул на кладбище, и мне показалось, что кто-то зовет меня по имени — женский голос. Я… был так испуган, и убежал с кладбища, и поднялся на Тистеборг… — У стены нервно зашевелился Малахиас. Саймон не обратил на него никакого внимания. — На вершине Тистеборга горел огонь… там где Камни гнева, вы знаете?
— Я знаю. — За простыми словами Джулой Саймону почудился какой-то скрытый смысл, которого он не понял.
— Ну вот, я замерз, устал, и я взобрался наверх. Мне, правда, очень жалко, но я был уверен, что это сон. А может, так оно и есть.
— Может быть. Продолжай.
— Там у костра грелись люди. Солдаты, потому что они были в доспехах. — Саймон почувствовал, как взмокли ладони и вытер их о штаны. — Один из них был король Элиас. Я испугался еще больше и спрятался. Потом… потом был ужасный скрип, и к ним подъехала черная карета. — Он вспоминал, стараясь постепенно восстановить в памяти все события той страшной ночи… Или это только казалось, что все… и в памяти остались пробелы? — В карете были эти бледнолицые люди, норны, одетые в черную одежду.
Долгая пауза, в течение которой Саймон изо всех сил старался вспомнить.
Дождь барабанил по крыше хижины.
— И? — мягко спросила валада.
— Элисия, Матерь Божья! — воскликнул Саймон, и слезы выступили у него на глазах. — Я не могу вспомнить. Они дали королю что-то из черной кареты. Было еще много всякого, но у меня в голове все это как одеялом накрыто — ощупать могу, а видеть ничего не вижу. Они дали ему что-то! Я думал, что это сон! — Он закрыл лицо руками, пытаясь силой выжать страшные мысли из кружащейся головы.
Бинабик неловко погладил Саймона по коленке.
— Это, с вероятностью, ответ на наш другой вопрос. Я немного мыслил, зачем норнам подготовляться к битве. Я думал, они хотят иметь битву с Элиасом, Верховным королем, потому что имеют стародавнюю обиду на весь человеческий род. Теперь я думаю, что они оказывают ему помощь. Они имеют какой-то договор. Может быть, такой договор видывал Саймон. Но как?
Как мог Элиас иметь такое соглашение со злоумышленными норнами?
— Прейратс, — сказав это, Саймон почувствовал, что это чистая правда. — Моргенс говорил, что Прейратс бездумно открывает двери и что ужасные гости могут войти в них. Прейратс тоже был на этой горе.
Валада Джулой кивнула головой.
— В этом есть некоторый здравый смысл. Остается один вопрос, на который мы все равно не можем ответить — в чем суть этой сделки? Что Прейратс и король могли предложить норнам в уплату за их помощь?
Они долго молчали.
— А что это была за книга? — резко спросил Саймон. — Там, на Дороге снов. Вы тоже ее видели?
Бинабик ударил себя в грудь открытой ладонью.
— Книга имелась там. Руны, которые видывал я, были из Риммергарда. «Ду Сварденвирд». На вашем языке это значивает «Заклятие мечей».
— Или «Рок мечей», — добавила Джулой. — Эта книга известна в кругах мудрых, но она давно утеряна. Я никогда раньше не видела ее. Говорят, что ее написал Ниссес, священник. Он был советником короля Хьелдина Безумного.
— Того, по имени которого названа Башня Хьелдина? — поинтересовался Саймон.
— Да. Там, где погибли оба — король и его советник.
Саймон немного подумал.
— Я видел три меча, — сказал он. Бинабик посмотрел на Джулой.
— Одни только туманные формы видывал я, — медленно проговорил тролль. — Они имели возможность быть мечами. Колдунья тоже не видела ничего так ясно, как юноша. Саймон подробно описал силуэты, но они ничего не значили ни для тролля, ни для валады.
— Итак, — сказал наконец маленький человек, — мы узнавали на Дороге снов, что — что норны помогают Элиасу? — мы имели такую догадку. Что странная книга что-то значивает? — это новое. Но одно не меняется. Мы должны отвести себя в Наглимунд. Валада, твой дом окажет нам защиту, но если Джошуа жив, он имеет должность знавать такие вещи. Кроме того, там могут отыскивать объяснение тому, что мы узнавали, но не имели понимания…
Бинабика прервали с неожиданной стороны.
— Саймон, — сказал Малахиас, — ты говорил, что кто-то звал тебя на кладбище. Это мой голос ты слышал. Это я тебя звал.
Саймон мог только разинуть рот. Джулой улыбнулась.
— Одна из наших загадок заговорила сама. Давай, дитя. Скажи им то, что должен.
Малахиас сильно покраснел.
— Я… меня зовут не Малахиас… Я… Мария.
— Но ведь Мария, это же имя девочки, — начал Саймон и остановился, увидев, как расплывается улыбка по лицу Джулой. — Девочка? — юноша криво улыбнулся. Он посмотрел внимательно на лицо странного мальчика и внезапно увидел его таким, каким оно было на самом деле. — Девочка, — проворчал он, чувствуя себя до невозможности глупо. Колдунья хихикнула.
— Я должна сказать, что это было очевидно, по крайней мере для меня. Эта маскировка давала ей некоторые преимущества для путешествия в обществе тролля и юноши, и могла помочь в случае опасности, но я сказала ей, что обман не может продолжаться.
— Во всяком случае не всю дорогу к Наглимунду, а я иду туда. — Мария устало потерла глаза. — У меня важное послание принцу Джошуа от его племянницы Мириамель. Пожалуйста, не спрашивайте про это послание, потому что я все равно не отвечу.
— Что ты полагаешь о твоей сестре? — спросил Бинабик. — Она долгое время не будет иметь возможности путешествовать. — Он тоже время от времени косился на смутившую друзей Марию, как бы недоумевая, как это его обвели вокруг пальца.
Теперь все действительно казалось очевидным.
— Она не моя сестра, — грустно сказала Мария. — Лилит была служанкой у принцессы. Мы очень любили друг друга. Она побоялась оставаться без меня в замке и оказалась так безрассудна, что последовала за мной. — Девушка взглянула на спящего ребенка. — Я, конечно, не должна была брать ее. Я пробовала втащить ее на дерево, пока нас не схватили собаки. Если бы у меня хватило сил…
— Еще никто не знает, — вмешалась Джулой, — сможет ли эта девочка вообще когда-нибудь путешествовать. Она недалеко отошла от порога смерти. Мне очень жаль, но девочке придется остаться со мной.
Мария попыталась возразить, но валада не стала и слушать. Саймон удивился, заметив в темных глазах девочки, как ему показалось, блеск облегчения. Его рассердило, что она может оставить раненого ребенка ради каких-то там королевских поручений.
— Итак, — сказал тролль в заключение, — что мы имеем теперь? Все мы имеем желание быстро попадать в Наглимунд. Все мы окружены многими лигами леса и очень крутыми склонами Вальдхельма. Я молчал о тех, кто возмутительно преследует нас.
Джулой задумалась.
— Я полагаю, — сказала она, — что вы должны лесом пробираться в Да'ай Чикиза. Это старое селение ситхи, конечно, давно заброшенное. Там вы выберетесь на Переход. Это старая лесная дорога через холмы. Она сохранилась с тех времен, когда ситхи еще регулярно путешествовали между этим местом и Асу'а-Хейхолтом.
Теперь о ней никто не знает, кроме диких зверей. Это самое легкое и безопасное место для перехода. Утром я дам вам карту. Да, Да'ай Чикиза… — глубокий свет вспыхнул в золотых глазах колдуньи, и она медленно покачала головой, как будто забыла, о чем говорила. Мгновение длилась задумчивость — и валада снова стала оживленной и властной.
— Теперь всем пора спать. Все мы нуждаемся в отдыхе. Этот день сделал меня слабой, как ветка ивы.
Саймон мог бы с этим поспорить. Ему казалось, что колдунья больше напоминает дуб — впрочем и дубу приходится нелегко во время бури.
Несколько позже он лежал, свернувшись, на своем плаще, чувствуя, как ворочается у него в ногах беспокойный гость — Кантака, и пытался отогнать мысли о страшной горе. Это было слишком грандиозно, слишком мрачно. Вместо этого он стал размышлять о том, что может подумать о нем Мария. Джулой сказала, что он не может отличить мальчика от девочки, и это было нечестно. Когда у него было время заниматься такими вещами?
Почему она шпионила за ним в Хейхолте? Тоже по поручению принцессы? И если это она звала его на кладбище, то почему? Саймон вроде ни разу не видел ее в замке, по крайней мере в женском платье.
Когда, наконец, как кораблик, брошенный в темный океан, он погрузился в сон, ему казалось, что он бежит вслед за удаляющимся светом, яркой дорожкой, до которой нельзя дотянуться. За окном дождь разбил темное зеркало озера Джулой.
Глава 13. БАШНЯ ИЗ ОСЕННЕЙ ПАУТИНЫ
Больше всего ему хотелось, чтобы рука, трясущая его плечо, оказалась очередным страшным сном, но, к сожалению, это было не так. Открыв глаза, он обнаружил, что в комнате еще совсем темно. В темноте мерцали только два прямоугольных звездных пятна — окна.
— Дайте поспать! — простонал он. — Еще так рано!
— Вставай, мальчик, — хрипло прошептала Джулой. Ее обычно аккуратное платье было на сей раз натянуто кое-как. — Не теряй времени!
Саймон сел, растерянно моргая. В сухих глазах отчаянно щипало. Бинабик быстро упаковывал мешок.
— Что происходит? — спросил юноша, но тролль был, похоже, слишком занят, чтобы отвечать.
— Я выходила, — сказала Джулой. — Озеро обнаружили. Я полагаю, что это могут быть люди, преследующие вас.
Саймон немедленно потянулся за сапогами. Из-за глубокой тьмы, окружавшей их, все вокруг казалось призрачным и нереальным, но сердце его снова дико колотилось.
— Узирис! — пробормотал он. — Что же теперь делать? Они же нападут на нас!
— Не знаю, — промолвила Джулой, поднялась с колен и отошла к Малахиасу — нет, к Марии, напомнил себе Саймон. — Там два лагеря, один на другом берегу, у ручья, другой неподалеку от нас. Либо они знают, чей это дом, и теперь выжидают, либо вообще его не видели. Может быть, они появились, когда мы уже потушили свечи.
Саймон задумался.
— Откуда вы знаете, что на том берегу тоже есть лагерь? — За окном мирно дремало закутанное туманом озеро. Нище не было видно ни огонька. — Там ведь темно, — закончил он и обернулся к Джулой. Ее одежда явно не подходила для ночных вылазок в лес.
Но посмотрев на небрежно застегнутое платье и жемчужинки тумана, блестевшие во влажных волосах, он вспомнил широкие крылья совы, провожавшей их к озеру, и сильные когти, вырвавшие его у исполненного ненависти существа, крушившего его жизнь на Дороге снов.
— Впрочем, это не так важно, правда? — сказал он наконец. — Важно только, что мы знаем, где они. — В слабом лунном свете блеснула спокойная улыбка колдуньи.
— Ты прав, Саймон-мальчик, — мягко сказала она и подошла к Бинабику, чтобы помочь ему наполнить мешки Саймона и Марии.
— Вот что, — заявила Джулой, когда одевшийся Саймон подошел к ним. — Вы должны уйти еще до рассвета, — она покосилась на угасающие звезды, — который не заставит себя ждать. Вопрос в том, как вы это сделаете?
— Все, на что мы можем питать надежду, это обойти их путем леса, двигаясь с великой тихостью, — проворчал Бинабик. — Мы со всей очевидностью не имеем возможности летать. — Он кисловато улыбнулся. Мария, кутаясь в плащ, который дала ей валада, с удивлением воззрилась на тролля.
— Нет, — серьезно ответила Джулой, — но я сомневаюсь, что вы проскользнете мимо этих жутких собак. Нет, вы не можете улететь, но вполне можете уплыть. Под домом привязана лодка. Она невелика, но выдержит вас всех, и Кантаку тоже, если она не будет безобразничать. — Колдунья нежно взъерошила шерсть между ушами волчицы, лежащей у ног своего хозяина.
— А что это нам даст? — буркнул Бинабик. — Будем выгребать на середину озера, чтобы утром доставить много удобства для этих всех людей?
— В озеро впадает ручей. Он даже меньше того, по которому вы пришли сюда.
На четырех веслах вы легко выйдете из озера и подниметесь по нему. — Она немного поморщилась, скорее задумавшись, чем в тревоге. — К несчастью, рядом с ручьем расположен один из лагерей, но с этим уж ничего не поделаешь. Вам придется грести очень тихо. Может быть, это даже к лучшему. Такой твердолобый служака, как барон Хеаферт, — поверьте, я достаточно имела дела с ним и ему подобными! — никогда не поверит, что добыча может проскользнуть у него под самым носом.
— Я питаю беспокойство не к Хеаферту, — ответил Бинабик, — а к тому, который в действительности главный на этой всей охоте — черный риммер, Инген Джеггер.
— Он наверняка и глаз не сомкнул, — добавил Саймон. Ему не хотелось даже вспоминать о белых глазах страшного риммера.
Джулой снова сморщилась.
— Не бойтесь. Или, по крайней мере, не давайте страху одолеть вас. Может случиться, что он отвлечется… кто знает? — она встала. — Пойдем, мальчик. Ты хорошего роста. Поможешь мне отвязать лодку и отвести ее к мосту.
— Видишь? — прошептала Джулой, указывая на густое пятно тени на эбонитовой глади озера под дальним углом дома. Саймон, стоявший по колено в воде, мрачно кивнул. — Тогда иди, только тихо! — сказала она. Это последнее добавление, по мнению Саймона, было совершенно лишним.
Обходя дом, почти касаясь головой пола, Саймон подумал, что был прав вчера, решив, что что-то вдруг изменилось. Вот это дерево, ушедшее корнями в темную воду: он видел его в тот вечер, когда они впервые пришли сюда, — и Узирис свидетель! — оно было с другой стороны, около двери. Деревья ведь не ходят!
Он нащупал в темноте веревку и, медленно перебирая пальцами, нашел место, где она была привязана к обручу, свисавшему из-под дома. Ему пришлось откинуться под невероятным углом, едва не сломав себе спину, чтобы попробовать отвязать узел. Вдруг он сморщил нос от странного запаха. Непонятно, откуда исходил этот запах, от озера или от самого дома? Пахло мокрым деревом, плесенью и еще чем-то — странным звериным духом потянуло, терпким, мускусным, но не противным.
Саймон заглянул в темноту. Тени немного рассеялись, он даже смог разглядеть узел! Его радость от этого, и оттого, что узел удалось без особых трудов развязать, быстро омрачилась сознанием, что рассвет вот-вот наступит — уходящая темнота была другом несчастных путников. Распутав веревку, юноша со всей возможной осторожностью побрел к берегу, таща за собой лодку. Он видел едва различимый силуэт Джулой, притулившейся у длинной доски, спускавшейся к воде от входа в дом; он спешил, как мог… пока не споткнулся.
Плеск, приглушенный крик. Он пошатнулся, но почти сразу снова выпрямился.
Что это было? Что-то вроде бревна? Саймон попытался перешагнуть через препятствие, но умудрился поставить босую ногу прямо на него. Ему пришлось подавить безумное желание закричать еще раз. Предмет был твердым и совершенно неподвижным, но Саймон ощутил, что наступил на большую щуку из хейхолтского рва или на одно из чучел, в изобилии водившихся на полках доктора Моргенса. Рябь успокоилась. Раздался тихий, осторожный окрик Джулой, спросившей, не ушибся ли он. Юноша взглянул вниз.
Вода была очень темной, но ему все-таки удалось различить слабые очертания каких-то странных коряг, или, скорее, сучьев, потому что то, обо что он споткнулся, соединялось с двумя другими чешуйчатыми ветками. Похоже было, что странные ветки сходились у основания одной из двух свай, на которых стоял домик.
Саймон аккуратно перешагнул через них и неслышно заскользил по направлению к тени, которая была Джулой. Внезапно он понял, что эти корни, ветки… да что бы то ни было, больше всего похожи на какие-то чудовищные ноги. Это же просто птичьи когти! Что за странная мысль? У домов не растут птичьи ноги, и они совершенно не умеют ходить.
Юноша стоял очень тихо, пока Джулой привязывала лодку у основания доски.
Все и все погрузились в лодку. Бинабик устроился на остром носу, Мария села в середине, Саймон примостился на корме, зажав коленями неугомонную Кантаку. Волчице явно не нравилось все это предприятие, она сердито скулила и сопротивлялась, когда Бинабик приказал ей забираться в шаткое суденышко. Ему даже пришлось наградить ее увесистым шлепком.
Луна катилась по сине-черному своду западного неба. Джулой вручила путникам весла и выпрямилась.
— Как только вы благополучно выберетесь из озера и подниметесь вверх по ручью, дам придется пронести лодку через лес к Эльфевенту. Судно не тяжелое, а путь не дальний. Река течет в нужном направлении и быстро приведет вас к Да'ай Чикизе.
Бинабик взял весло и с силой оттолкнулся от доски. Пока они осторожно гребли к центру озера, Джулой стояла по колено в воде у самого берега.
— Запомните, — шепнула она, — когда дойдете до ручья, опускайте весла ребром. Тишина — вот ваша единственная защита.
Саймон поднял руку.
— Прощай, валада Джулой!
— Прощай, юный пилигрим! — ее голос уже затихал, хотя между ними сейчас было не более трех локтей. — Счастливого пути вам всем! Не беспокойтесь, я позабочусь о маленькой девочке.
Они тихо скользили прочь, и наконец колдунья превратилась в туманную тень у крайней сваи.
Нос маленькой лодки вспарывал гладкую сонную воду, как бритва цирюльника — дорогой шелк. По знаку Бинабика они пригнули головы. Лодка направлялась к центру озера. Прижимаясь к густому меху Кантаки, чувствуя дрожь ее нервного дыхания, Саймон смотрел на маленькие круги на воде. Сначала он подумал, что это потревоженная ими рыба охотится на ночных мух, но потом ему на нос упала холодная капля, за ней еще и еще… Снова шел дождь.
Они с трудом прорывались сквозь заросли водяного гиацинта, устилавшего поверхность воды перед ними, как цветы, разбросанные на пути возвратившегося с победой героя. Начинало светлеть. Еще часы должны были пройти, прежде чем по-настоящему рассветет, но первая вуаль тьмы уже приоткрылась. В темном пятне на горизонте теперь можно было различить отдельные верхушки деревьев на фоне шиферно-серого неба. От черного стекла озера уже отделялась береговая линия — белые корни деревьев, напоминающие скрюченные птичьи лапы, серебристый блеск огромных гранитных валунов. Окружение тайного озера застыло в ожидании, как дворцовая галерея перед приездом веселых комедиантов. Все готовилось к таинству преображения серых ночных теней под слабыми лучами утреннего солнца.
Мария неожиданно наклонилась вперед, и Кантака удивленно зарычала. Девушка открыла было рот, потом спохватилась и молча указала пальцем на берег справа от носа лодки.
Саймон прищурился и увидел странный предмет, выделяющийся на фоне беспорядочного переплетения ветвей на противоположном берегу, отличающийся по цвету от темных деревьев — синий полосатый шатер.
Потом они различили еще шатры — маленькую группу, расположившуюся невдалеке от первого. Саймон нахмурился и презрительно улыбнулся. Весьма характерно для барона Хеаферта — по крайней мере, если судить по тому, что говорили о нем в замке, — притащить такую роскошь в никому неведомую глушь!
Совсем рядом с лагерем береговая линия расступалась, как будто от нее откусили кусок. Ветви так низко склонялись над темной водой, что невозможно было различить впадающую в озеро речушку, но Саймон был уверен, что это она.
В том самом месте, о котором говорила Джулой, подумал Саймон. Острые, острые у нее глаза, но в сущности, в этом нет ничего неожиданного, верно?
Юноша указал пальцем на темную брешь в береге озера, и Бинабик кивнул: он тоже ее увидел.
Они приблизились к молчаливому лагерю, и троллю пришлось грести сильнее, чтобы плыть с надлежащей скоростью. Саймон решил, что ему приходится бороться с напором встречного течения, и поднял свое весло. Заметив краешком глаза движение юноши, Бинабик повернулся и отрицательно покачал головой. Саймон остановил маленькое весло, занесенное над рябой от дождя поверхностью озера.
Лодка тихо скользила мимо шатров, меньше чем в тридцати эллях от берега.
Вдруг между лазурными стенами показалась темная фигура. У Саймона перехватило дыхание — это был часовой, под плащом тускло блеснул металл. На голове у человека был капюшон, так что трудно было сказать, куда именно он смотрит.
Остальные двое тоже заметили опасность. Бинабик медленно поднял весло, и путники пригнулись, стараясь как можно меньше показываться над бортом лодки.
Если даже часовой посмотрит на озеро, он может решить, что по течению плывет старое бревно. Впрочем, Саймон считал, что на это рассчитывать нечего. Он был уверен, что часовой заметит их, когда повернется, уж слишком близко они находились.
В тот момент, когда замедлилось движение маленького судна, перед ними возникло русло ручья. Саймон отчетливо видел маленький водоворот у большого камня, чуть выше по течению. Лодка почти остановилась, и вода шумела у ее бортов.
Скоро они должны будут опустить весла в воду, иначе суденышко вынесет на берег, прямо к голубым палаткам.
И в это время осмотревший лагерь часовой повернулся, чтобы взглянуть на озеро.
В мгновение ока, так быстро, что ледяной ужас даже не успел охватить путников, темная тень упала с вершин деревьев и спланировала к часовому. Она проплыла между деревьями, как огромный серый осенний лист, и опустилась на шею человеку, но у этого листа были когти. Почувствовав их у себя на горле, несчастный издал вопль ужаса и попытался ударить пикой то, что схватило его.
Серая тень с шумом поднялась в воздух и повисла над головой часового, но вне его досягаемости. Он снова закричал, сжимая раненое горло, и опустился на колени, пытаясь найти выроненную им пику.
— Теперь! — прошипел Бинабик. — Гребай!
Он, Мария и Саймон опустили в воду деревянные весла и принялись грести изо всех сил. Несколько секунд казалось, что они никогда не смогут сдвинуться с места, вода бесцельно плескалась вокруг, лодка только слабо покачивалась. Потом они резко двинулись, преодолевая сильное течение речушки, и оказались под прикрытием густых ветвей.
Саймон обернулся и увидел, как часовой, высоко подпрыгивая, старается отогнать нападающего. Из палаток доносился хохот проснувшихся солдат, которые с интересом смотрели на своего невезучего товарища, швыряющего камни в обезумевшую птицу. Сова с легкостью увертывалась от этих метательных снарядов.
Как только Саймон отпустил ветки и лодка оказалась скрытой за надежным занавесом, птица взмахнула широким белым хвостом и начала кругами подниматься к вершинам деревьев.
Они сосредоточенно боролись со стремительным течением — это затруднение было для путешественников полной неожиданностью, потому что с озера казалось, что вода вообще не движется — и Саймон тихо, торжествующе засмеялся.
Довольно долго они молча преодолевали напор воды. Необходимости так строго соблюдать тишину уже не было, но напряжение было слишком велико, грести было трудно, так что ни у кого не было желания разговаривать. Так прошло около часа, пока наконец они не подплыли к маленькой заводи, окруженной стеной из густого тростника. Там путешественники остановились, чтобы передохнуть.
Взошло солнце. В это утро оно было всего лишь перламутровым пятном на серой завесе туч.
Широкая лента тумана запуталась в вершинах деревьев, и лес вокруг путников казался сказочным и нереальным. Немного выше по течению ручей проходил через какое-то препятствие, и к тихому мурлыканью воды присоединился ровный гул плещущего и бурлящего водоворота.
Саймон наблюдал за Марией. Она сидела молча, подперев щеку рукой.
Совершенно непонятно было, как он мог принимать ее за мальчика. То, что казалось ему лисьим в лице мальчика, теперь было тонкими правильными чертами молодой девушки. Мария сейчас раскраснелась от напряжения. Саймон взглянул на ее румяные щеки, на длинную белую шею и нежную, красиво очерченную ключицу, видневшуюся в распахнутом вороте ее мальчишеской рубашки.
Она неважно сложена… по крайней мере не как Эфсеба, например, думал юноша. Ха! Хотел бы я посмотреть, как Эфсеба сошла бы за мальчика! Но эта тоже хорошенькая, в своем роде. Волосы у нее чернущие…
Длинные ресницы Марии слегка трепетали, она продолжала тяжело дышать.
Саймон рассеянно погладил широкую голову Кантаки.
— Она хорошо сделана, верно ли? — весело спросил Бинабик. Саймон ошеломлено уставился на него.
— Что?
Бинабик нахмурился.
— Извини меня. Имеет возможность, что вы в Эркинланде называете их «он» или «оно»? Имеет возможность. Во всяком случае ты не имеешь должности спорить, когда я говорю, что Джулой знает свое дело.
— Бинабик, — сказал Саймон, предательский румянец отхлынул от его щек. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Маленький человек осторожно постучал по корпусу лодки.
— Какую превосходную работу совершала Джулой, пользуясь корой и деревом. И чрезвычайно легкая! Я полагаю, мы не будем иметь затруднений при переходе к Эльфевенту.
— Лодка… — сказал Саймон, кивая, как деревенский дурачок. — Лодка. Да, она хорошо сделана.
Мария села.
— Мы что, прямо сейчас пойдем к той, другой речке? — спросила она. Девушка повернулась, чтобы взглянуть через камыши на тонкую полоску леса, и Саймон заметил Печальный, потерянный взгляд и черные круги под глазами. Ему все еще мешало воспоминание о том облегчении, которое было в глазах у Марии, когда Джулой вызвалась оставить ребенка, но все-таки было приятно, что эта девочка-служанка может быть озабочена ной и печальной и что она не того сорта барышня, которые все время смеются и злословят.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |