— Если я буду не в силах выстирать себе такой пустяк, — сказала она Биллу, — тащи лопату и вон под теми секвойями за речкой выкопай мне могилу. Значит, мне уж не жить на белом свете.
Как-то в первые дни жизни на ранчо «Мадроньо», во время второго посещения миссис Мортимер, Билл привез несколько водопроводных труб; из старого бака, поставленного под родничком, он провел воду в дом, курятник и конюшню.
— Уф, кажется, я научился шевелить мозгами! — сказал он. — Я тут видел, как одна женщина, по ту сторону долины, таскает воду из родника, футов за двести от дома; вот я и рассчитал: воду приходится брать три раза в день, а когда стирка — гораздо чаще. И представляете, сколько она отшагает за год? Сто двадцать две мили! Ясно? Сто двадцать две мили! Я спросил ее, давно ли она здесь живет. Оказывается, тридцать один год. Вот и помножьте! Выходит — три тысячи семьсот восемьдесят две мили, и все из-за отсутствия каких-то двухсот футов водопроводных труб. Какая нелепость!
— Но это еще не все. При первой возможности я добуду ванну и кадки. Скажи, Саксон, ты помнишь лужок — как раз где Дикарка впадает в Соному? И земли-то там не больше акра… Заявляю тебе, что этот лужок теперь мой! Поняла? И прошу по траве не ходить. Это моя трава. Я поставлю там насос; я видел подержанный, его уступят за десять долларов, этим насосом можно накачать сколько угодно воды. А уж я выращу такую люцерну, что ты диву дашься. Мне ведь нужна еще лошадь для поездок. Ты наваливаешь на Хазл и Хатти такую пропасть работы, что мне уж не приходится ими пользоваться, а когда ты начнешь развозить овощи, я их и вовсе не увижу. Надеюсь, что моя люцерна прокормит еще одну лошадку.
Но Биллу пришлось забыть на время про люцерну и заняться более важными делами. Вначале его постигли неудачи. Те несколько сот долларов, которые он привез с собой в долину Сономы, и все его заработанные здесь комиссионные были истрачены на всякие улучшения и на жизнь. Восемнадцать долларов в неделю за прокат лошадей в Лондэйле уходили на уплату жалованья работникам, и оказалось, что купить верховую лошадь для разъездов Билла по окрестностям не на что. Но он снова призвал на помощь свою смекалку, обошел все препятствия и убил разом двух зайцев: теперь он брался объезжать молодых лошадей и пользовался ими, когда ему нужно было отправиться куда-нибудь по делам.
С этой стороны все уладилось. Но тут новое городское управление Сан-Франциско вздумало наводить экономию и остановило работы по мощению улиц. А это повлекло за собой закрытие лондэйлской каменоломни, поставлявшей в Сан-Франциско булыжник. Итак, шесть лошадей возвращались обратно к Биллу, и их надо было прокормить. Из чего теперь выплачивать жалованье миссис Пауль, Гоу Юму и Чан Чи, Билл не представлял себе.
— Боюсь, что мы гнем дерево не по себе, — признался он Саксон.
В тот вечер он вернулся поздно, но лицо его сияло. Саксон была не менее радостно настроена.
— Ну, все улажено, — сказала она, подходя к конюшне, где он расседлывал норовистого жеребенка. — Я переговорила со всеми тремя. Они отлично понимают наше положение и охотно соглашаются подождать. На той неделе Хазл и Хатти уже начнут развозить овощи; тогда деньги будут поступать от всех гостиниц и в моих книгах, наконец, появятся не только записи расходов, но и доходов. И знаешь. Билли, — вот уж не подумала бы, — оказывается, у нашего Гоу Юма есть текущий счет в банке. Он подошел ко мне спустя некоторое время — видно, обдумывал это дело, — и предложил занять у него четыреста долларов. Что ты на это скажешь?
— Скажу, что я не такой гордец, и не откажусь от денег только потому, что их предлагает китаец. Для меня он все равно что белый, а эти деньги могут очень и очень пригодиться. Ты даже не представляешь, сколько дел я переделал с сегодняшнего утра. Я был так занят, что не успел куска проглотить.
— Шевелил мозгами? — рассмеялась она.
— Да, конечно, — подтвердил он тоже со смехом, — и расшвырял пропасть денег.
— Но ведь у тебя нет ничего, — заметила она.
— В этой долине мне верят в кредит, имей в виду, — возразил он. — И сегодня я использовал его вовсю. Ну, угадай на что!
— На верховую лошадь? Он расхохотался так громко, что лошадь испугалась, взвилась на дыбы и подняла на воздух Билла, повисшего у нее на шее.
— Нет, ты гадай по-настоящему, — потребовал Билл, когда лошадь успокоилась, хотя все еще продолжала дрожать и подозрительно коситься на него.
— Две верховые лошади?
— Ничего ты не понимаешь! Ну, уж я скажу сам. Ты Тиркрофта знаешь? Так вот. Я купил его большую повозку за шестьдесят долларов. Потом я купил еще повозку у кенвудского кузнеца за сорок пять долларов, — она так себе, неважная, но сойдет. И еще повозку у Пинга — замечательную, за шестьдесят пять. Он уступил бы ее и за пятьдесят, но заметил, что она мне до зарезу нужна.
— А как же с деньгами? — робко спросила Саксон. — У тебя же и сотни долларов не было с собой!
— Разве я тебе не сказал, что у меня кредит? А коли он у меня есть, то я им и воспользовался. Я и цента наличными не выложил, заплатил только за два длинных кнута. Потом я купил три комплекта рабочей сбруи — подержанные, по двадцати долларов за комплект — у парня, который возил камень из каменоломни. Они ему больше не нужны. У него же я взял напрокат четыре повозки и четыре упряжки, из расчета полдоллара за день с каждого коня и полдоллара с каждой повозки. Всего мне придется платить ему в день шесть долларов. Три комплекта запасной сбруи — это для моих лошадей. Затем… Постой, дай вспомнить… Да! Еще я заарендовал две конюшни в Глен-Эллене и заказал пятьдесят тонн сена и вагон отрубей и ячменя в кенвудской лавке — мне ведь придется кормить четырнадцать лошадей, ковать их и все прочее… Ах, совсем забыл! Я нанял еще семь человек, по два доллара в день и… Ой! Черт! Что ты делаешь?
— Нет, — серьезно сказала Саксон, ущипнув его, — нет, ты не бредишь. — Она пощупала ему пульс и лоб. — Жара никакого нет. Дыхни на меня… Нет, и не пил ничего. Ладно, продолжай…
— Разве тебе этого мало?
— Мало. Я хочу услышать дальше. Я хочу знать все.
— Отлично. Но прежде всего имей в виду, что я ничуть не глупее моего бывшего хозяина в Окленде. И если кто-нибудь тебя спросит, ты так прямо и говори: мой муж — деловой человек. А теперь слушай, я тебе все расскажу, хотя я понять не могу, почему никто в Глен-Эллене не опередил меня. Верно, просто проморгали! В настоящем городе этакой штуки ни за что бы не упустили! Видишь ли, дело обстояло так. Ты знаешь большой, только что выстроенный кирпичный завод, который должен выпускать особый огнеупорный кирпич для внутренних стен? Ну вот, ломаю я себе голову, как мне быть с этими шестью лошадьми, которые ко мне вернутся: зарабатывать они больше не зарабатывают, а из-за их кормов мне скоро придется по миру пойти; куда-нибудь их пристроить нужно. И тут я вспомнил про кирпичный завод. Поехал я туда и переговорил с их химиком, японцем, он у них в лаборатории работает. Гляжу, а на заводе уже все готово — и мастера тут, только начинай. Я хорошенько все разглядел, что и как. Потом присмотрелся к забою, откуда они будут глину брать, — помнишь, там такая рассыпчатая белая меловая земля, ее добывали как раз за тем участком в сто сорок акров, где три холма? От забоя до завода около мили, дорога ведет под гору, и пара лошадей легко справится с грузом. Право же, труднее будет подниматься наверх с пустыми повозками. Осмотрев все, я привязал лошадь и занялся расчетами.
— Профессор японец сообщил мне, что директор завода и члены правления приедут с утренним поездом. Я, конечно, никому ни слова не сказал, а сам решил единолично, собственной персоной, изобразить комиссию по встрече; только поезд подошел, я уж: тут как тут и приветствую их от имени города. Протянутая им для пожатия рука была одновременно и рукою некоего парня, которого ты знавала когда-то в Окленде, третьестепенного боксера… как его звали?.. да, вспомнил — Большой Билл Роберте. Под этим именем он выступал на ринге, а теперь, не шутите, он известен как мистер Уильям Роберте, эсквайр.
Так вот, говорю, я их приветствовал и отправился с ними на завод; и тут из разговоров увидел, что дело у них на мази. А затем, как подошел случай, я и ввернул им свое предложение. Я все время дрожал, — а вдруг у них подряд на подвоз глины уже сдан? Но когда они спросили мои условия, я понял, что это у них еще не налажено. Смету я выучил наизусть и тут же им все выложил, а главный их заправила все цифры записал себе в блокнот.
— Мы дело поставим сразу на широкую ногу, — говорит и этак пристально смотрит на меня. — Какой же транспорт вы можете предоставить нам, мистер Роберте? — А у меня только и есть, что Хазл и Хатти, да и те слишком молоды, чтобы справиться с таким грузом.
— Я могу поставить сразу четырнадцать лошадей и семь повозок, — говорю. — Если нужно будет, достану и больше, вот и все.
— Дайте нам четверть часа на размышление, мистер Роберте, — говорит.
— Конечно! Пожалуйста, — отвечаю и важничаю, прости господи, как черт. — Но я сначала должен кое-что оговорить. Во-первых, я хочу, чтобы контракт был заключен на два года; и потом моя смета предусматривает одно условие, иначе дело не пойдет.
— Какое же это условие? — спрашивает.
— Дорога, — говорю я. — И раз уж мы здесь на месте, я вам сейчас все покажу.
Сказано — сделано. Я показал ему все и объяснил, как мне будет невыгодно, если они решат придерживаться своего первоначального плана, принимая во внимание спуск и подъем к месту выгрузки.
— Вам тогда придется сделать одно, — говорю, — провести дорогу вокруг холма, построить бункеры на пятьдесят футов выше и подъездной мост длиной футов в семьдесят — восемьдесят.
И знаешь, Саксон, мой прямой разговор подействовал на них. Ведь я говорил правду. И если они заботились о кирпиче, то я заботился о своих лошадках.
Совещались они, по-моему, около получаса, а я волновался чуть ли не так же, как тогда, когда ждал, что ты мне скажешь: «да» или «нет». Пересмотрел смету, высчитал, сколько можно будет скинуть, если потребуют. Видишь ли, я дал им городские цены, поэтому я и готов был уступить. Потом они вернулись.
— Цены в деревне должны быть ниже, — сказал их главный.
— Вовсе нет, — говорю я. — Здесь вся земля под виноградниками. Сена и для своих лошадей не хватает, его приходится возить из долины Сан-Хоакин. В Сан-Франциско сено с доставкой дешевле обходится, а здесь я его еще и сам привезти должен.
Это здорово на них подействовало. Ведь я сказал истинную правду, и они знали это. Но была тут одна загвоздка. Если бы они догадались спросить про плату возчикам и цену за ковку лошадей, мне наверняка пришлось бы скинуть: ты ведь понимаешь, что здесь, в деревне, где нет ни союза возчиков, ни союза кузнецов и где плата за помещение ниже, чем в городе, все это обходится гораздо дешевле. Уф! А сегодня я сговорился с кузнецом, который живет против почты: он согласен подковать весь мой табун со скидкой в двадцать пять процентов на каждую подкову; но об этом я, конечно, ни звука. Впрочем, они были слишком заняты своим кирпичом, чтобы интересоваться этой стороной дела.
Билл вытащил из нагрудного кармана бумагу с печатями и протянул ее Саксон.
— Вот он, контракт со всеми условиями, ценами и неустойками, — сказал он. — Я встретил в городе мистера Хэйла и показал ему условие. Он говорит, что все в порядке. И тут я пустился во всю прыть; объехал весь город, побывал в Кенвуде, Лондэйле, был всюду, со всеми разговаривал, все обсудил. Работа на каменоломне заканчивается в эту пятницу. А в среду на той неделе я на всех моих лошадях начну возить лес для стройки, кирпич для печей и все, что понадобится. Когда же все будет готово и надо будет приниматься за глину, я окажусь тут как тут.
Но ты еще не знаешь главного! По дороге из Кенвуда в Лондэйл у меня вышла задержка пока я ждал у переезда, я пересмотрел свою смету. И знаешь что? Тебе и за тысячу лет не догадаться! Оказывается, я где-то ошибся в сложении и назначил им цены на десять процентов выше, чем предполагал. Вот так и находишь деньги! Если тебе теперь понадобится лишний рабочий для твоих овощей, скажи только слово… Хотя в ближайшие месяцы придется навести экономию. А теперь иди и спокойно занимай четыреста долларов у Гоу Юма. Скажи, что мы дадим ему восемь процентов и что деньги нам нужны месяца на три-четыре, самое большее.
Освободившись из объятий Саксон, Билл начал прогуливать жеребенка, чтобы тот остыл. Вдруг он остановился так неожиданно, что жеребенок ткнулся мордой ему в спину, с испугу взвился на дыбы, и пришлось снова его успокаивать. Саксон ждала: она догадалась, что Билла осенила какая-то новая мысль.
— Скажи, — спросил он, — ты что-нибудь понимаешь в таком деле, как банковые счета и чеки?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ясным июньским утром Билл попросил Саксон надеть костюм для верховой езды, чтобы испытать новую верховую лошадь.
— Я освобожусь не раньше десяти, — отозвалась она, — когда отправлю повозку со второй партией овощей.
Несмотря на то, что дело быстро развивалось, Саксон обнаружила неожиданные способности и так умело распределяла работу, что у нее оставалось много свободного времени. Она нередко забегала к миссис Хэйл, — теперь, когда Клара Хастингс вернулась и постоянно бывала у тетки, эти посещения доставляли Саксон особенное удовольствие. Молодая женщина расцвела в дружеской атмосфере этого дома. Она начала читать и старалась разбираться в прочитанном; выкраивала время для книг, для рукоделий и для Билла, которого нередко сопровождала в его разъездах.
Он был еще более занят, чем Саксон, ибо дела требовали его присутствия в самых разных местах, но он все-таки находил время следить за конюшней и за лошадьми жены. Билл стал настоящим деловым человеком, хотя зоркий взгляд миссис Мортимер при проверке его книг и обнаружил некоторые упущения в графе расходов. С помощью Саксон она в конце концов заставила его более тщательно вести записи, и теперь Билл и Саксон каждый вечер после ужина принимались за бухгалтерию. А потом, покончив с делами, Билл располагался в большом кресле, — он настоял на его покупке в первые же дни после заключения договора с кирпичным заводом, — Саксон усаживалась к нему на колени и тихонько перебирала струны укулеле. Иногда они подолгу беседовали о своих делах или строили планы на будущее. То Билл вдруг скажет:
— Знаешь, Саксон, я твердо решил заняться политикой. Стоит. Даю слово, стоит. И если на ту весну десяток моих упряжек не будет работать на постройке дорог и привозить мне денежки со всей округи, то я вернусь в Окленд и буду просить хозяина снова взять меня на работу.
То Саксон расскажет новости:
— Знаешь, между Калиенте и Элдриджем открывают первоклассную гостиницу; говорят, в горах хотят строить большой санаторий.
Или же:
— Вот ты провел воду на свой луг — теперь отдай его мне под овощи; я его арендую у тебя. Прикинь-ка, сколько ты мог бы вырастить на нем люцерны, и я заплачу тебе за нее по рыночной цене с вычетом расходов на выращивание.
— Ладно уж, бери, — Билл подавлял вздох. — Я так занят, что мне некогда заниматься пустяками.
Это была явная ложь: ведь нашел же он время поставить плотину и провести воду.
— Право, так будет лучше, Билл, — утешала его Саксон, зная, что тоска по широким пространствам владеет им сильнее, чем когда-либо. — Зачем тебе возиться с каким-то несчастным акром земли? Участок в сто сорок акров — другое дело! Мы непременно купим его, когда умрет старик Шэвон. Ведь этот участок на самом деле принадлежит к ранчо «Мадроньо»; когда-то они составляли одно целое.
— Я, конечно, никому не желаю смерти, — ворчливо заметил Билл, — но у него земля пропадает зря, и он только истощает ее своим непородным скотом. Я эту землю знаю всю, каждый дюйм. У него под лугами не меньше сорока акров, а воды в горах столько, что всю долину оросить молено. И кормов можно вырастить столько, что просто дух захватывает. Потом там есть по меньшей мере пятьдесят акров пастбища для моих племенных кобыл — и луга, и рощицы, и холмы… А еще пятьдесят акров у него под лесом — там и красивые уголки есть и дичь водится. Да и та старая глинобитная конюшня пригодится: покрыть ее заново, и в плохую погоду туда всю скотину можно загонять. Посмотри, какое никудышное пастбище за Пингом мне приходится арендовать для моих лошадей! А ведь они могли бы пастись на этих ста сорока акрах, если бы земля принадлежала мне. Интересно, не согласится ли Шэвон сдать ее в аренду?
В другие вечера Билл не заносился так высоко.
— Придется махнуть завтра в Петалуму, Саксон. На ранчо Аткинсона будет аукцион; может, удастся что-нибудь подцепить стоящее.
— Тебе все еще мало лошадей?
— Разве ты не знаешь, что у меня две упряжки возят лес для новой винодельни? А Барней растянул себе связки. Чтобы поправиться, ему долго придется не работать. А Бриджет совсем выбыла из строя. Мне это совершенно ясно. Уде я ее лечил, лечил… она и ветеринара сбила с толку. Да и другим лошадям не мешает передохнуть маленько. Серые все время на тяжелой работе. А чалый, видно, этой проклятой травы наелся. Мы думали, у него зубы не в порядке, оказывается — нет. Беречь лошадей и вовремя лечить их — это верный способ сэкономить деньги, ведь лошади самые неясные создания на свете. Если я соберусь с деньгами, то выпишу из Колюзы партию мулов; знаешь — таких рослых, сильных. Их у нас здесь расхватают, как горячие пирожки; мне-то они ни к чему, я их выпишу только на продажу.
Иногда Билл, будучи в более веселом настроении, принимался шутить:
— Кстати, Саксон, если уж разговор зашел о расчетах, то сколько, по-твоему, стоят Хазл и Хатти? Ну, их рыночная цена?
— Зачем тебе?
— Я тебя спрашиваю.
— Ну… столько, сколько ты заплатил за них, — триста долларов.
— Так. — Билл погрузился в размышления. — Они, конечно, стоят гораздо больше, но пусть будет по-твоему. А теперь возвратимся к нашим расчетам: может, ты мне выдашь расписку на триста долларов?
— Вот грабитель!
— Нисколько. Разве ты не даешь мне расписки, когда я уступаю тебе корм и сено? Всем известно, как аккуратно ты ведешь книги и заносишь в них каждый пенни, — продолжал он дразнить ее. — А раз уж ты такая деловая женщина, то тебе придется рассчитаться со мной и за этих лошадок. Я ими не пользуюсь уж не помню сколько времени.
— Но ведь тебе достанутся жеребята, — возразила она. — А мне в моем хозяйстве племенные кобылы ни к чему. В ближайшие дни Хазл и Хатти перестанут возить овощи, да и вообще они слишком хороши для такой работы. Присмотри мне другую пару вместо них. Вот на ту пару я тебе дам расписку, только без комиссионных.
— Хорошо, — согласился Билл. — Значит, я получу обратно Хазл и Хатти. Но уде ты, пожалуйста, выплати мне все за прокат, — ведь ты долго ими пользовалась.
— Если ты заставишь меня платить за прокат Хазл и Хатти, я предъявлю тебе счет за стол, — грозно заявила она.
— А если ты предъявишь счет за стол, я потребую с тебя проценты с денег, которые я вложил в этот дом.
— Не можешь, — рассмеялась Саксон, — это наш дом, наша общая собственность.
Он свирепо зарычал и сделал вид, будто задыхается от негодования.
— Удар прямо под ложечку! — пояснил он. — Сбила с ног! Но как это хорошо звучит, а? Наш дом… — Он с восторгом повторял эти слова. — Когда мы с тобой поженились, верхом наших мечтаний была постоянная работа, кое-какие тряпки да немного жалкой мебели… как бы за нее выплатить, потертую да обшарпанную. Если бы не ты, у нас никогда не было бы никакой «общей собственности».
— Какие глупости! А что я бы без тебя делала? Ты прекрасно знаешь, что это ты заработал деньги на наше обзаведение. И ты платишь жалованье Гоу Юму, и Чан Чи, и старому Юхи, и миссис Пауль, и все это твоих рук дело, о чем тут говорить.
Она ласково погладила его по плечам и мощным бицепсам.
— Вот они все это сделали, Билл.
— Какого черта! Твоя голова — она все сделала. Какой прок в моих мускулах, если бы не было головы, чтобы управлять ими? Только лупить штрейкбрехеров, избивать жильцов да выпивать, привалившись к стойке бара. Единственная умная вещь, до которой додумалась моя голова, — это жениться на тебе. Честное слово, Саксон, без тебя я бы пропал.
— Какого черта, Билл, — передразнила она мужа, к его великому удовольствию. — Что ждало бы меня, если бы ты не избавил меня от прачечной? Я бы оттуда не вырвалась. Ведь я была совершенно беззащитной девчонкой. Если бы не ты, я бы и сейчас там торчала. У миссис Мортимер было пять тысяч долларов, а у меня — ты!
— Женщине в жизни пробиться труднее, чем мужчине, — заметил он в заключение. — А я тебе вот что скажу: мы оба были нужны друг другу. Мы работали, как пара лошадок. Мы все делали вместе. Если бы нам пришлось действовать порознь, ты и сейчас гнула бы спину в прачечной, а я, в лучшем случае, служил бы в оклендской конюшне и слонялся бы по танцулькам.
Саксон стояла под «отцом всех мадроньо», наблюдая, как Хазл и Хатти вывозят из ворот полную повозку овощей, когда во двор въехал Билл, ведя на поводу гнедую кобылу, шелковистая шерсть которой вспыхивала в солнечных лучах золотыми искрами.
— Четырехлетка, породистая. Озорница, но без коварных штучек, — нахваливал Билл, остановившись рядом с Саксон. — Кожа тонкая, как папиросная бумага, морда атласная, но эта лошадь перегонит любого мустанга. Погляди, какие легкие! А ноздри! Зовут ее Рамона, — испанское имя: ее мать «Мореллита» моргановских заводов.
— И ее продают? — прерывающимся голосом спросила Саксон, восхищенно сжимая руки.
— Потому-то я и привел ее, чтобы тебе показать.
— Но за нее, наверно, хотят очень дорого? — продолжала Саксон: ей казалось невероятным, чтобы у нее могла быть такая изумительная лошадь.
— Это уже тебя не касается, — отрезал Билл. — Она будет куплена на деньги кирпичного завода, а не на деньги с твоих овощей. Скажи одно слово — и Рамона твоя. Ну как?
— Сейчас, подожди минутку.
Саксон попыталась вскочить в седло, но лошадь нервно под ней заплясала.
— Постой, сейчас я привяжу свою, — сказал Билл. — Она не приучена к женскому обществу, в этом все дело.
Саксон крепко сжала поводья, схватилась за гриву, поставила ногу в сапожке со шпорой на ладонь Билла и легко вскочила в седло.
— Она привыкла к шпорам, — крикнул ей вдогонку Билл, — испанская порода. Сразу не осаживай, обращайся спокойно. И поговори с ней. Она благородных кровей, сама понимаешь.
Саксон кивнула, стрелой вылетела за ворота и помчалась по дороге. Проезжая мимо калитки «Тихого уголка», она помахала рукой Кларе Хастингс и продолжала путь к ущелью Дикарки.
Когда Саксон вернулась, лошадь была вся в мыле.
Саксон обогнула дом, миновала вольеры, ягодные кусты и цветники и остановилась подле Билла, который, покуривая папироску, сидел верхом на своей лошади, у самой границы участка. Через просвет между деревьями они вместе взглянули на луг. Но это был уже не луг: он был разбит с математической точностью на квадраты, прямоугольники и узкие полоски, отливавшие всеми оттенками зеленого цвета. Гоу Юм и Чан Чи в широченных китайских соломенных шляпах сажали лук. Старый Юхи возился подле главной оросительной канавы, открывая мотыгой одни боковые канавы и закрывая другие. Под навесом, позади сарая, слышен был стук молотка, — это Карлсен, видимо, обвязывал проволокой ящики с овощами. Из дому доносилось сочное сопрано миссис Пауль, распевавшей псалмы, и жужжание сбивалки для яиц. Свирепый лай Поссума указывал, что пес где-то продолжает ожесточенную и безнадежную войну с белками. Билл затянулся и выпустил дым, не отрывая глаз от луга. Саксон почувствовала, что он чем-то встревожен. Его рука, державшая повод, лежала на луке седла, и Саксон мягко положила на нее свободную руку. Билл медленно перевел взгляд на взмыленную лошадь и, точно ничего не замечая, посмотрел на Саксон.
— Гм, — произнес он, словно просыпаясь. — Что касается интенсивного огородничества, то этим португальцам из Сан-Леандро теперь нечем хвастаться перед нами. Посмотри, сколько воды. Знаешь, эта вода кажется такой вкусной, что мне иногда хочется встать на четвереньки и всю ее вылакать.
— Еще бы! Это в таком-то климате и не нуждаться в воде! — воскликнула Саксон.
— И нечего бояться, что она убежит от нас. Если подведут дожди, под боком Сонома, она-то никуда не денется. Все, что нужно, — это поставить насос с мотором.
— Но ставить его и не понадобится, Билл. Я как-то спрашивала на этот счет старика Томсона. Он живет здесь с пятьдесят третьего года и уверяет, что в долине еще ни разу не было неурожая по случаю засухи. У нас дождь идет когда нужно.
— Давай покатаемся, — внезапно предложил он. — Ты ведь свободна?
— С удовольствием, но сперва расскажи мне, что случилось.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Ничего не случилось, — пробурчал он. — Впрочем, я вру. Да и не все ли равно? Рано или поздно ты узнаешь. Достаточно поглядеть на старика Шэвона: ходит как очумелый. Его золотые залежи иссякли.
— Какие золотые залежи?
— Ну, да его глина. Это то же самое. Он получал с кирпичного завода по двадцать центов за ярд.
— Значит, конец и твоему договору на доставку глины. — Саксон сразу поняла размеры постигшей их катастрофы. — А что говорят на заводе?
— Там совсем носы повесили. Хотя и держат все в секрете. Целую неделю они рыли и бурили землю в горах, а их химик японец ночами сидел над анализами всякого мусора, который они к нему волокли. Ведь им нужно совсем особую глину для их кирпича, такую не везде найдешь. Эксперты, которые исследовали глину Шэвона, сделали глупейшую ошибку, а может, им лень было поставить как следует земляные работы. Во всяком случае они здорово переоценили запасы этой глины. Да ты не расстраивайся. Как-нибудь выкрутимся. Все равно ты ничем помочь не можешь.
— Нет, могу, — сказала Саксон. — Мы не купим Рамону.
— Это тебя не касается, — ответил он. — Я покупаю ее, и цена не имеет никакого значения при той крупной игре, какую я веду. Продать лошадей я всегда успею. Но они приносили мне порядочный доход, а этот договор с кирпичным заводом был и вовсе прибыльным делом.
— Слушай, а что, если бы сдавать лошадей напрокат для работ по прокладке дорог в нашем округе? — спросила она.
— Об этом я уже думал. И я тут своего не упущу. Есть слухи, что работы в каменоломнях возобновятся, а тот парень, который возил им камень, подался куда-то к Пюджет-Саунду. Не такая уж беда, если мне даже придется продать большую часть моих лошадей. У нас остается твой огород; это дело верное. Просто мы не сможем идти вперед полным ходом, как до сих пор. Вот и все. Теперь я уже не боюсь деревни. Пока мы добирались сюда, я понял, как много тут можно сделать. Нет, кажется, камешка на дороге, который бы нам не пригодился. А теперь скажи, куда мы поедем?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Легким галопом лошади выехали за ворота, грохоча копытами, промчались по мосту мимо ранчо Хэйлов и свернули к ущелью Дикарки: Саксон решила навестить «свою» луговину на уступе горы Сономы.
— Знаешь, Саксон, когда я сегодня ездил за Рамоной, мне сообщили интересную новость, — сказал Билл, решив на время забыть о неприятностях с глиной. — Дело идет о тех ста сорока акрах. Я по дороге встретил Шэвона-сына и, сам не знаю почему, — вернее всего, в шутку, — спросил его, не сдаст ли мне старик тот участок в аренду. И что же ты думаешь? Оказывается, эти сто сорок акров вовсе не принадлежат его отцу, он сам арендует их. Потому-то мы и видим там постоянно его скот. Этот участок вклинивается в землю старика, а вокруг вся земля принадлежит ему.
— А потом я встретил Пинга, и он сказал, что участок принадлежит Хильярду и что Хильярд хочет продать его, но старик Шэвон не дает настоящей цены. На обратном пути я заглянул к Пэйну. Он бросил кузницу: его лягнула лошадь, у него спина болит; и он решил заняться перепродажей недвижимости. Он тоже подтвердил, что Хильярд действительно намерен продать эту землю и даже занес ее в списки. Шэвон истощает пастбища, и Хильярд решил арендного договора с ним не возобновлять.
Они выбрались из ущелья Дикарки, повернули лошадей, остановились у его края и стали смотреть на три поросшие лесом холма в середине желанного участка.
— И все-таки мы его получим, — сказала Саксон.
— Конечно, получим, — согласился Билл с небрежной уверенностью. — Я еще раз осмотрел большую глинобитную конюшню: там можно поставить целый табун, а новая крыша обойдется дешевле, чем я предполагал. Хотя теперь, после этой истории с глиной, ни Шэвон, ни я не сможем купить этот участок.
Доехав до «луговины Саксон», — теперь им было известно, что она принадлежит старожилу Томсону, — они привязали лошадей и пошли дальше пешком.
Томсон был на лугу и громко приветствовал их. Траву только что скосили, и Томсон сгребал ее. День был ясный, безветренный, и они в поисках тени углубились в лес по ту сторону луговины. Вскоре они набрели на едва приметную тропку.
— Это коровья тропа, — заметил Билл. — Пари держу, что где-нибудь здесь за деревьями скрыто маленькое пастбище. Пойдем по следу.
Пройдя несколько сот футов вверх по склону, они минут через пятнадцать увидели перед собой на обнаженном склоне горы поросшую травой поляну. Почти весь участок в сто сорок акров лежал под ними, в каких-нибудь двух милях от склона. А сами они находились на уровне трех холмов. Билл остановился, чтобы полюбоваться желанным участком. Саксон подошла к нему.
— Что это такое? — спросила она, указывая вдаль. — Видишь, в маленьком ущелье, слева, у самого отдаленного холма, как раз под склоненной елью?
Билл увидел на стене ущелья какую-то белую полосу.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |