— Ты видишь? Он счастлив. Сначала одежда, потом еда. Затем, если ничего не получится с ногой, то по крайней мере с глазами вы можете что-нибудь сделать, — объявил иезуит.
— Я не специалист по глазным болезням. Здесь они очень распространены и я могу направить его к другому врачу, — ответил Дарувалла.
— Ну, это только начало. Мы только приступаем к тому, чтобы сделать из тебя человека, — сказал иезуит калеке.
Доктор постучал по окошку рядом с водителем, отчего Вайнод в страхе проснулся. Неуклюжие пальцы карлика схватились за ручки от ракеток, пока он не узнал Фарука. Вайнод поспешил открыть машину. При дневном свете карлик обнаружил, что Мартин Миллс не очень сильно походил на своего брата-близнеца, однако у него все же не возникло никаких подозрений. Карлика даже не смутил церковный воротник миссионера. Внешние изменения в облике актера Вайнод объяснил последствиями его избиения проститутками-трансвеститами.
Фарук с сердцем кинул чемодан придурка в багажник. Нельзя терять время. Он должен доставить Мартина Миллса в храм Святого Игнатия как можно быстрее. Отец Джулиан и другие братья будут держать его взаперти. Мартин не посмеет ослушаться. Он ведь давал клятву послушания старшим. Доктор даст отцу-ректору простой совет — держать иезуита в миссии и не выпускать его из колледжа. Нельзя, чтобы он свободно разгуливал по Бомбею! Невозможно представить, какой от этого может возникнуть хаос!
Когда Вайнод выезжал из аллеи, Дарувалла заметил, что миссионер и калека улыбались. В этот момент доктору пришло в голову слово, которое прежде ускользало от него, когда он должен был объяснить Джону, кто такой Мартин Миллс. Следовало сказать: «опасный человек». Доктор не удержался, чтобы не повторить слово вслух.
— Знаете ли вы, кем на самом деле являетесь? Вы — опасный человек, — сказал Дарувалла иезуиту.
— Спасибо, — ответил Миллс.
Потом они не разговаривали до тех пор, пока карлик не стал искать места для машины на оживленной улице Кросс Майдан вблизи Гумкана. Доктор повел миссионера и калеку на улицу Фэшн-стрит, где можно купить самые дешевые хлопчатобумажные вещи, забракованные на фабрике и имеющие небольшие дефекты. Дарувалла увидел кусочек искусственного птичьего дерьма, который засох на его правой сандалии. Фарук чувствовал, что частичка этого вещества застыла и между пальцев на ноге. Мальчишка, должно быть, измазал Фарука, пока тот спорил с иезуитом. Хотя была маленькая вероятность и того, что дерьмо натурального происхождения.
— Как тебя зовут? — спросил миссионер нищего.
— Ганеша, — ответил мальчишка.
— Он назван по имени бога с головой слона, самого популярного в штате Махараштра, — стал объяснять иезуиту доктор, зная, что так звали почти всех беспризорников на пляже Чоупатти.
— Ганеша, можно я буду называть тебя «Мальчик — птичье дерьмо»? — спросил Фарук попрошайку.
Непроницаемо черные глаза калеки даже не дрогнули. Или он ничего не понял, или подумал, что лучше всего сохранить молчание. Парень оказался неглупым.
— Вам, конечно, не надо его так называть, — запротестовал миссионер.
— Тогда Ганеша? Думаю, ты тоже опасный человек, Ганеша, — сказал Дарувалла.
Черные глаза парнишки быстро метнулись к Мартину Миллсу, а затем уставились на Фарука.
— Спасибо, — ответил он.
Вайнод сказал слово последним. Карлик не имел склонности жалеть всех калек без разбора. Он не походил на миссионера Миллса.
— Ты — «Мальчик — птичье дерьмо». Ты на самом деле опасен, — заявил Вайнод.
. ДЕВОЧКА МИСТЕРА ГАРГА
Дипа поехала в Бомбей ночным поездом. Она выбралась из какого-то городка в штате Гуджарат, где гастролировал цирк «Большой Голубой Нил». Женщина договорилась, что доставит убежавшую девочку-проститутку в консультационный кабинет доктора Даруваллы в госпиталь для детей-калек. Жена карлика намеревалась сопровождать девочку в течение всего времени обследования, так как девочка впервые шла на прием к врачу.
Дипа не думала, что девочка больна, и хотела после обследования захватить ее с собой в цирк «Большой Голубой Нил». Информация о том, что девочка бежала из публичного дома, подтвердилась. Мистер Гарг утверждал, что она бежала, все еще оставаясь девственницей, однако доктор Дарувалла этому не верил.
Девочку звали Мадху, что в переводе означало «мед». Ее руки и ноги, пухлые и большие по отношению к маленькому телу, делали Мадху похожей на щенка с крупными конечностями, из которого вырастет огромная собака. Однако в случае с девочкой такая фигура свидетельствовала лишь о недостаточном питании, поскольку тело не смогло развиться до размеров рук и ног. Кроме того, голова Мадху была меньше, чем казалось на первый взгляд. Удлиненное овальное лицо не соответствовало маленькому телу. Желтые лучистые глаза девочки цветом напоминали глаза львицы, но более глубокие. Полные и хорошо развитые губы словно принадлежали взрослой женщине и контрастировали с ее еще детским лицом.
Из-за того, что девочка одновременно походила на ребенка и взрослую женщину, ее особенно домогались клиенты того борделя, который она покинула. Недоразвитая фигура подчеркивала ту ее внешнюю двойственность, которая не давала покоя мужчинам. Бедер у нее почти не было, однако маленькие груди уже полностью сформировались и выглядели так же женственно, как и ее чувственный рот.
Хотя мистер Гарг сообщил Дипе, что на лобке девочки еще не было растительности, Дарувалла предполагал, что первая менструация у нее не прошла по причине хронического недоедания и тяжелой физической нагрузки. К тому же выяснилось, что волосы на лобке и подмышках уже выросли, однако кто-то очень искусно их сбрил. Фарук дал Дипе потрогать небольшое уплотнение, которое прощупал у девочки в области подмышек.
В самое неподходящее время доктор вспомнил свое столкновение с лобковой костью бывшей гимнастки на трапеции. Фарука пробрала дрожь, когда он увидел, как жена карлика трогает подмышки девочки. Доктор узнал огромную силу ее рук, когда гимнастка схватила его за подбородок, чтобы отодвинуть нос Фарука от своей лобковой кости. Как легко отвернула она его голову подальше от своей промежности. Тогда он потерял равновесие и уткнулся лбом в ее живот, где на майке оказались нашиты шершавые звездочки. Большая часть его внушительного веса обрушилась на женщину, однако она взяла его подбородок и подняла лишь одной рукой — так хорошо были натренированы они на трапеции. Теперь от одного вида руки Дипы, касающейся подмышки девочки, Фарук был вынужден отвернуться. Он застыдился не раздетой пациентки, а самой Дипы.
В ней осталось гораздо больше невинности, чем в девочке, решил Дарувалла, поскольку она никогда не была проституткой. Полное безразличие, с каким Мадху разделась для обследования, заставило его подумать, что она являлась опытной проституткой. Фарук знал, с каким стыдом в кабинете у него раздевались большинство девочек подобного возраста. В конце концов он переживал не из-за того, что работал врачом, а потому что сам имел дочерей.
Мадху молчала, может, оттого, что не понимала причину обследования ее здоровья, а может быть, она и чувствовала стыд. Когда одной рукой она прикрыла груди, а другой — рот, то стала похожей на восьмилетнего ребенка. Однако ей уже исполнилось лет тринадцать-четырнадцать.
— Уверен, кто-то ее выбрил. Она сама не бреется, — сказал доктор Дипе.
Собирая факты для сценария о «девочках в клетках», доктор узнал немало подробностей о борделях, где девственность служила товаром, а не показателем разборчивости в выборе партнера. Чтобы выглядеть девственницей, приходилось выбривать волосы на лобке. Большинство проституток постарше тоже брились, Фарук знал это. Волосы на лобке и в подмышках просто были местами для размножения вшей.
Жена карлика, которая тешила себя надеждой, что Дарувалла будет их первым и единственным доктором, требующимся для заключения, расстроилась, потому что Фарук так не считал. Он нашел, что в половом отношении Мадху развита очень хорошо, однако не хотел давать девушке справку о нормальном состоянии здоровья до тех пор, пока ее не осмотрит гинеколог Тата, которого все звали, как «Тата номер два».
Сын доктора Тата не считался лучшим доктором-гинекологом в Бомбее, однако, как и его отец, он сразу принимал тех больных, которых другие врачи посылали ему на консультацию. Дарувалла давно подозревал, что для его бизнеса подобные консультации значили очень много. Фарук сомневался, обращался ли кто-либо из пациентов к доктору Тата повторно.
Этот врач убрал прилагательные «лучшая» и «известнейшая» из названия клиники. Теперь на вывеске значилось — «Гинекологическая и акушерская клиника доктора Тата». В городе это заведение считалось самым посредственным. Если кто-либо из пациентов ортопедического отделения имел проблемы, связанные с гинекологией, то Дарувалла никогда не давал направления к доктору Тата. Однако для обычного обследования и получения справки о состоянии здоровья, как и проверки подозрения об обычном венерическом заболевании, мог сойти и Тата. Здесь он был оперативен.
И в случае с Мадху результат пришел быстро. Пока карлик отвозил жену с девочкой в клинику доктора Тата, Фарук пытался удержать Мартина Миллса от того, чтобы он принимал спасение девочки-проститутки слишком близко к сердцу, хотя для супружеской четы карликов это дело и являлось чем-то вроде религии. Заметив трогательное отношение миссионера к нищему калеке, Вайнод понял, что Инспектора Дхара можно использовать для помощи в подобных делах.
Еще до завершения осмотра доктора Тата случилось непоправимое, поскольку Мартин Миллс полностью проникся идеей, что каждая бежавшая из борделя проститутка может в Бомбее стать акробаткой. Иезуит воспринимал устройство ребенка в цирк для работы как шаг на пути к спасению его души. Фарук трепетал, опасаясь, какая следующая идея может осенить голову иезуита. Так и случилось. Буквально через несколько минут миссионер решил, что мальчик с изуродованной ногой тоже может спасти свою душу в цирке. Дарувалла знал, что в городе не хватит цирков для всех детей, которых иезуит задумает спасти.
Внезапно позвонил доктор Тата, сообщив новости относительно проверки Мадху.
— Да, она вела половую жизнь и очень активно. У нее было много сексуальных партнеров. Да, у девочки какое-то небольшое венерическое заболевание, однако в подобных обстоятельствах могло быть и гораздо хуже, — сообщил Тата номер 2.
— А вы проверите ее на СПИД? — спросил Дарувалла.
— Мы сейчас делаем анализы и сообщим вам результат, — сказал Тата.
— Ну, и что же вы нашли? Гонорею?
— Нет, — объяснил Тата, — но обнаружено незначительное покраснение влагалища и небольшие выделения. Она не жалуется на проблемы с мочеиспусканием. Покраснение мочевыводящего протока настолько неявное, что его можно даже не заметить. Предполагаю, что это хламидии, придется провести курс лечения тетрациклином. Вы же знаете, насколько трудно определить заражение хламидией, поскольку она не просматривается под микроскопом.
— Да, да, — замялся Фарук.
Дарувалла ничего не знал о хламидии и ему на нее было наплевать. За один этот день ему прочитали немало лекций, начиная с оценки протестантской реформации и отношения иезуитов к проблеме свободы воли. Доктор хотел лишь узнать, вела ли Мадху половую жизнь, и можно ли приписать заражение венерической болезнью мистеру Гаргу. Все прежние девочки от Гарга также оказались больны, поэтому доктор хотел бы обвинить в этом самого Гарга. Вряд ли девочки заражались в борделе, из которого они убегали. Доктору почему-то не терпелось изменить хорошее мнение Дипы и Вайнода о мистере Гарге. Почему карлик и его жена не замечали, что Гарг так неестественно сухощав?
— Итак, если тест на СПИД не подтвердится, то вы дадите заключение, что она здорова? — спросил Фарук.
— Только после курса лечения тетрациклином и при условии, что ее не вернут в бордель, — ответил доктор Тата.
Дарувалла подумал, что девочка будет здорова, если Дипа не отвезет ее снова в «Мокрое кабаре» или к мистеру Гаргу. Фарук понимал, что Дипе придется возвратиться в «Большой Голубой Нил» до того, как он узнает результаты проверки на СПИД. Карлику придется присматривать за Мадху и держать ее подальше от Гарга. Только с Вайнодом девочка будет в безопасности.
Доктор мог наблюдать, как отреагировала душа иезуита на любимую цирковую фотографию Даруваллы, которую Фарук держал на столе в кабинете. Фото изображало Суман, приемную сестру Пратапа Сингха, звезду «Большого Королевского цирка» в костюме для номера «танец петуха». Она стояла в боковом отсеке главной палатки, помогая двум маленьким девочкам надеть костюмы петушков. Суман поправляла им шапки в форме петушиной головы, убирала волосы девочек под зелено-голубые перья.
Во всех индийских цирках исполняют танец петуха, поскольку это национальная птица Индии. В «Большом Королевском цирке» Суман всегда играла женщину из легенды, любовник которой забыл ее под влиянием колдовства, отчего она и танцует с двумя петухами в лунном свете, надев колокольчики на лодыжки и запястья.
Дарувалла думал о танце петуха вовсе не из-за красоты Суман и не из-за этих двух маленьких девочек. Ему всегда казалось, что они могут умереть. На фоне мягкой и негромкой музыки за сценой слышалось рычание львов, поскольку их выпустили из клеток в туннель — длинную решетчатую трубу, ведущую к арене. Львы ненавидели его, там они слишком низко прижимались к земле и начинали драться между собой за место, поскольку не могли ни вернуться в клетки, ни выйти на арену. Фарук всегда представлял, что один из львов сбежит, поймает и убьет девочек в темном проходе, когда те закончат танцевать и побегут в палатку своей цирковой труппы.
После танца петуха, когда рабочие манежа устанавливали на арене клетку для львов, на свободной боковой части главной палатки исполнялся номер с мотоциклами, чтобы отвлечь зрителей от этой скучной процедуры. Моторы мотоциклов так сильно ревели, что никто бы не услышал крики девочек, которых хватает лев.
Оба мотоцикла двигались в противоположных направлениях внутри металлической сферы. Номер получил название «Глобус смерти» — столкнувшись, оба мотоциклиста могли погибнуть. Однако Дарувалла представлял себе такое мрачное название по-другому: шум машин скрывал трагедию девочек, которых поедал лев.
Увидев Суман, когда та ласково, по-матерински, хотя своих детей у нее не было, помогала девочкам справиться с костюмом петушков, доктор представлял, что Суман наряжает их в последний раз. Когда они убегут с арены и начнется номер с мотоциклами, лев уже будет ждать их в темном проходе между палатками.
Быть может, если анализ на СПИД будет отрицательным, то Мадху получит роль петушка в цирке «Большой Голубой Нил». Если подозрение на СПИД не подтвердится, она станет артисткой в этом номере. Но шансы ее на успех очень невелики, поскольку для лечения девочки и мистера Гарга требуется гораздо больше одной дозы тетрациклина.
Будущий священник настоял на том, чтобы остаться у доктора в кабинете и наблюдать за его работой. Еще до того, как он увидел хотя бы одного пациента, фанатик объявил, что Дарувалла выполняет «богоугодное дело». Есть ли что-нибудь ближе к деяниям Христа, чем лечение детей-калек? Фарук почувствовал, что иезуит расценивает его работу почти как спасение душ маленьких пациентов. Доктор разрешил миссионеру тенью следовать за собой, только бы убедиться, что фанатик поправляется после избиения. Дарувалла предполагал у него серьезное повреждение головы, но Мартин Миллс успешно опровергал эту теорию. Казалось, его сумасшествие не имеет отношения к травме, а является следствием слепой веры и систематического обучения. К тому же после случаев на Фэшн-стрит доктор боялся отпустить Мартина Миллса на свободу. Ему нельзя ходить по Бомбею. Но пока у доктора не нашлось свободного времени, чтобы отвезти сумасшедшего в безопасное место, каким он видел миссию Святого Игнатия.
На Фэшн-стрит иезуит еще не понял, насколько он похож на Инспектора Дхара, новые изображения которого лишь недавно расклеили на вещевом базаре. Вместо этого миссионер заметил другой рекламный плакат — фильма «Смертельное желание» с крупным изображением Чарльза Бронсона.
— Напоминает Чарльза Бронсона, — заметил иезуит.
— А это он и есть, — проинформировал Фарук будущего священника.
Миссионер не находил ничего общего между своей внешностью и образом Инспектора Дхара. Но торговцы одеждой смотрели на иезуита горящими от злобы глазами. Один купец отказался продать ему что-либо, однако миссионер предположил, что у него нет товара нужного размера. Другой торговец закричал Миллсу, что его появление на Фэшн-стрит — всего-навсего дешевый трюк, увеличивающий его популярность. Должно быть, он так подумал, видя, что миссионер таскал за собой нищего калеку. Ругался он на диалекте маратхи, и обезображенный слоном мальчишка в ответ плюнул в сторону продаваемых вещей.
— Спокойнее, спокойнее. Даже если тебя выводят из себя, просто улыбайся. Продемонстрируй милосердие, — сказал Миллс калеке.
Миссионер решил, что взрыв ненависти случился из-за Ганеши и его уродливой ноги. Странно, что они живыми выбрались с Фэшн-стрит. Доктор убедил миссионера постричься, хотя волосы у него и без того были достаточно короткими. Дарувалла стал говорить, что станет еще жарче и что в Индии многие аскеты и святые вообще брили себе головы. В конце прилавков на Фэшн-стрит доктор договорился с одним бездельничающим парикмахером. Стрижка за три рупии больше напоминала бритье головы. Однако и «бритоголовый», Мартин Миллс сохранил агрессивные черты образа Инспектора Дхара. Его сходство не. ограничивалось лишь похожей усмешкой на губах.
Джон Д всегда мало говорил, однако не мог устоять против чужого мнения. Играя на сцене, он всегда знал свои реплики. Мартин Миллс говорил не переставая. Но не цитировал ли он чьи-то мысли? Быть может, это была роль актера другого рода, напоминающая постоянное интервью с верующим человеком? Быть может, оба они попадали под воздействие чужого мнения? И конечно, оба трудно поддавались переубеждению.
Доктор с изумлением обнаружил, что едва ли не половина жителей Бомбея узнавали в миссионере Инспектора Дхара, даже если вообще не находили между ними ничего общего. Отлично знавший Дхара карлик не сомневался в том, что Миллс является актером. Дипа тоже знала Дхара, однако она с безразличием относилась к его славе, поскольку не видела ни одного фильма этого сериала. Образ полицейского инспектора для нее ничего не значил. Когда Дипа встретила миссионера в приемной доктора, она сразу же приняла его за добренького американца, но бывшая гимнастка уже давно сходным образом думала о Дхаре, просмотрев рекламные ролики госпиталя детей-калек — в них Дхар снимался для телевидения. Дипа всегда полагала, что Дхар — милосердный иностранец.
Не был сбит с толку Ранджит, находя лишь небольшое сходство между Дхаром и миссионером. Медицинский секретарь даже не подумал, что эти люди — близнецы. Он только прошептал на ухо доктору Дарувалле, что никогда не подозревал о том, что у Дхара есть брат. Из-за следов от побоев на лице Миллса Ранджит пришел к выводу, что он — старший брат Дхара.
Вначале Дарувалла хотел скрыть Мартина Миллса в кромешной тьме подземелья. Он надеялся, что в миссии иезуита будут держать взаперти в темноте. Желая, чтобы Джон Д сам принял решение о встрече с близнецом, Фарук не мог помешать миссионеру общаться с Вайнодом и Дипой в приемной госпиталя или в его кабинете. Но как сообщить новость супружеской чете карликов? Дарувалла не знал, что ему делать, и — как изолировать всех друг от друга.
По инициативе Вайнода Мадху и Ганеша познакомились, будто тринадцатилетняя девочка-проститутка и калека-попрошайка могли иметь каких-то общих знакомых. К удивлению Даруваллы, дети сразу же нашли общий язык. Мадху очень обрадовало известие о том, что мальчику вылечат глаза. Ганеша мечтал о том, как ему хорошо будет в цирке.
— С такой ногой? Что ты сможешь делать в цирке с такой ногой? — спросил Фарук.
— Ну, некоторые вещи он сможет делать своими руками, — вступился иезуит.
«Должно быть, — подумал Дарувалла, — его обучили отвергать все негативные аргументы».
— Вайнод! Сможет ли мальчик справляться с обязанностями рабочего манежа? Ты думаешь, ему разрешат убирать слоновье дерьмо? Я так и вижу, как он, прихрамывая, тащит тележку, — разозлился Фарук.
— Клоуны всегда хромают. Я, например, тоже хромаю, — не поддержал его карлик.
— Итак, ты говоришь, что он может хромать и над ним станут смеяться, как над клоуном? — не унимался Дарувалла.
— В палатке у поваров всегда найдется дело. Он сможет готовить блюда, резать лук и приправу для соуса, — примирительно сказал карлик.
— Однако почему они захотят взять его, хотя есть множество мальчишек с двумя здоровыми ногами? — спросил Дарувалла.
Он внимательно наблюдал за тем, как реагировал на его слова «Мальчик — птичье дерьмо». Как бы после таких аргументов в сторону обидчика не полетела порция птичьих испражнений!
— Можно сказать в цирке, что необходимо взять сразу двух детей вместе. Мы скажем, что Мадху и Ганеша — брат и сестра и что они присматривают друг за другом! — воскликнул Мартин Миллс.
— Значит, можно солгать? — спросил доктор.
— Для блага этих детей я могу и солгать, — ответил будущий священник.
— Не сомневаюсь, вы можете сделать это! — воскликнул Дарувалла.
Доктора изводило, что он не мог вспомнить любимых слов своего отца, когда тот ругал Мартина Лютера. Что же говорил Ловджи по поводу обоснования Лютером необходимости лжи? Фарук захотел удивить миссионера подходящей к случаю цитатой, однако вместо этого его удивил сам иезуит.
— Вы — протестант, не так ли? А это говорил ваш старый друг Лютер: «Что может быть плохого в том, чтобы сказать толпе хорошую ложь для пользы дела».
— Лютер не мой старый друг, — отрезал Дарувалла. Мартин Миллс явно выбросил какие-то слова из цитаты, однако Фарук ее не помнил. У иезуита отсутствовала та часть, где говорилось, что эта ложь нужна «для блага христианской церкви». Дарувалла знал, что его обманули, однако ему не хватало точных сведений, чтобы вывести обманщика на чистую воду. Тогда вместо этого он решил поругаться с Вайнодом.
— Думаю, сейчас ты мне скажешь, что Мадху — это очередная артистка Пинки, не так ли? — спросил доктор карлика.
Эта тема всегда раздражала Вайнода и Диггу, потому что карлики выступали в «Большом Голубом Ниле» и не одобряли любви доктора к артистам из «Большого Королевского цирка». Именно там Пинки была примадонной и ведущей исполнительницей. Ее купили в возрасте 3 — 4 лет. Пратап Сингх и его жена Суми тренировали девочку. Через четыре года она уже стояла на голове, балансируя на вершине трехметрового бамбукового шеста, который покоился на голове у девочки постарше, а та в свою очередь стояла на плечах третьей девушки. Этот номер казался неимоверно сложным. Его могла выполнить девочка, обладающая редчайшим чувством равновесия, какое встречается у одного человека из миллиона.
— Разве может Мадху стоять на голове? Может она ходить на руках? — спросил Фарук жену карлика.
Дипа предположила, что девочка этому научится. Ведь когда-то и саму Дипу продали в цирк для исполнения номера «девочка без костей», а она выучилась прыжкам с трапеции.
— Однако ты упала, — напомнил ей доктор.
— Да, но она упала только в сетку! — воскликнул Вайнод.
— Не всегда падают в сетку. Вот ты сам куда упал? — спросил доктор Вайнода.
— Мне повезло в других вещах. Мадху не станет выступать вместе с клоунами или со слонами, — ответил карлик.
У Фарука сложилось впечатление, что девочка довольно неуклюжая. Она выглядела так даже на фоне только приобретенного хромого брата, который в цирке мог стать резчиком приправы и лука. Доктор был уверен, что в итоге на мальчишку наступит какой-нибудь другой слон. И тогда в цирке найдут способ как-нибудь показывать раздавленную слоном ногу. Ганеша будет выступать в каком-нибудь второстепенном номере и его станут называть «слоновий мальчик».
— Какие бы опасности ни подстерегали их в цирке, это все равно лучше их настоящего положения. Условием их жизни является работа в цирке, — сказал миссионер Дарувалле, исходя из опыта лишь одного дня жизни в Бомбее.
Вайнод сказал Инспектору Дхару, что он неплохо выглядит после кошмарных событий на Фолкленд-роуд, однако Фарук подумал, что иезуит выглядит ужасно. Дарувалла хотел, чтобы карлик не разговаривал с миссионером, и чтобы они не заморочили голову друг другу. Доктор отодвинул Вайнода в сторону, приказал ему веселить Дхара и ни в чем ему не перечить, потому что карлик правильно определил, что у киноактера поврежден мозг. Следовало осторожно прикинуть масштаб повреждения.
— Вам еще пришлось вывести у него вшей? — прошептал карлик, имея в виду короткую стрижку миссионера.
Доктор невозмутимо подтвердил правильность этой догадки: у актера произошло повреждение головного мозга и завелись вши.
— Во всем виноваты эти грязные проститутки! — воскликнул Вайнод.
Дарувалла подумал, каким ужасным оказалось утро. Наконец доктору удалось отделаться от супружеской четы карликов и Мадху, — их он отправил на консультацию к доктору Тата. Но Фарук не ожидал, что Тата номер два так быстро пришлет их обратно. У него осталось совсем немного времени, чтобы отделаться от Мартина Миллса, которого он хотел увезти из госпиталя до возвращения Вайнода и Дитты. К тому же доктор надеялся использовать личное время, ведь заместитель комиссара полиции ждал его у себя в управлении. Несомненно, осмотр фотографий убитых проституток мог бы подорвать оптимистическое отношение к жизни и у иезуита, и у карлика, и у его жены вместе взятых. Однако до того, как уехать на встречу с заместителем комиссара полиции, доктору следовало придумать какое-нибудь поручение Мартину Миллсу, чтобы занять его часа на два. Требовалось найти ему занятие.
Мальчишка-нищий представлял большую проблему. Он плохо вел себя во дворе для физических упражнений, где дети-пациенты выполняли упражнения, предписанные им для послеоперационной терапии. Ганеша воспользовался случаем, чтобы забрызгать нескольких беззащитных детей беловатой жидкостью, напоминающей птичий помет. Когда Ранлжит отнял пузырек у агрессивного мальчишки, тот укусил его за руку. Медицинского секретаря очень обидело, что его укусил нищий. И вообще в круг его обязанностей не входила забота о примерном поведении попрошайки с покалеченной ногой.
Доктор почувствовал, что он на пределе сил, хотя день еще только начинался. Однако после жалобы Ранджита он быстро сообразил, что этот случай можно использовать. Если Мартин Милле так верит, что мальчишку можно устроить в цирк, то пусть присмотрит сейчас за маленьким попрошайкой.
Будущий священник с радостью согласился посидеть с мальчиком. Видимо, этот фанатик с такой же радостью принял бы ответственность за целый мир, состоящий только из одних калек. Поэтому доктор поставил Миллсу задачу — отвезти нищего в главный госпиталь Парси. Доктор хотел, чтобы там ему осмотрели нос, горло, уши, но прежде всего глаза. В этом госпитале работал офтальмологом Джиджихой, который был знатоком глазных болезней, распространенных в Индии.
Хотя из глаз Ганеши шли гнойные выделения и по утрам он с трудом раскрывал слипшиеся веки, доктор Дарувалла не считал, что мягкость глазного яблока свидетельствовала о заключительной стадии развития бельма, после чего по прошествии определенного времени пациент окончательно слепнет. Фарук подозревал у Ганеши лишь начальную стадию заболевания. Даже Вайонд признал безнадежность попыток устроить на работу в цирк мальчика, который должен ослепнуть.
Перед тем, как Фарук направил миссионера и Ганешу в находившийся неподалеку госпиталь Парси, иезуит еще раз его поразил. В приемной фанатик внезапно бросился на колени перед матерью с ребенком-калекой, а Фарук раздраженно подумал, что подобные действия для миссионера привычны. Женщина испугалась, поскольку она не нуждалась в помощи. Она просто ела бетель, которого Миллс никогда не видел, но увидев, решил, что с губ женщины капает кровь и гнойные выделения.
Доктор Дарувалла провел иезуита из приемной в кабинет, где он мог натворить меньше вреда. Доктор настоял, чтобы Ганеша пошел вместе с ними — опасный попрошайка мог укусить кого-нибудь еще. После этого Дарувалла мягко объяснил будущему священнику, что такое бетель и местные сладости под названием паан, когда кусочек ореха от пальмы арека заворачивают в лист бетеля, добавляют розовый сироп, анисовое семя и пасту из плодов лайма. Бывает, жители заворачивают в лист бетеля все что угодно, вплоть до кокаина. У любителей бетеля всегда красные губы и красные зубы. Женщина в приемной вовсе не истекала кровью, а просто ела паан.
Наконец Фарук остался один. Он лелеял надежду, что доктор Джиджихой в течение всей жизни будет исследовать глаза Ганеши. Часам к одиннадцати хаос вокруг доктора еще более усилился. Дарувалле опять вспомнились темнокожие женщины с напудренными лицами в балетных пачках пурпурного цвета. Сумасшедшая круговерть в его приемной напоминала номер «груженый велосипед», где пациенты и сотрудники ехали на одном велосипеде под нескончаемую музыку канкана. Еще более усиливая это впечатление, Ранд-жит ворвался в кабинет доктора без стука, поскольку он только что прочитал его почту. Хотя получателем на конверте значился Дарувалла, а не Инспектор Дхар, просматривалось нечто уже знакомое в холодной нейтральности напечатанного на машинке текста. Даже до того, как он заглянул внутрь конверта и обнаружил банкноту достоинством в две рупии, Дарувалла знал, чего ждать. Но Фарук все же похолодел при виде напечатанной заглавными буквами фразы. На этот раз рядом с серийным номером банкноты виднелись слова: «ТЫ ТАКОЙ ЖЕ МЕРТВЕЦ, КАК ДХАР».
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |