- А ты, я смотрю, просто мачо! – Моник не выдержал, хлопнул ладонью по столу и отвернулся, скрестил руки на груди. Поза «Ну вы вообще борзые все». Джой усмехнулся даже не победно, а радуясь, что контакт налажен.
- А вы, я смотрю, совсем здоровы! Может листочек с ручкой, заявление пишем главврачу?! – предложил Пит, разгоняющий психов по палатам. Беседующие новички и не заметили, как столовая опустела.
Джой завис и опять начал перезаряжаться, придумывая, что ответить. Ситуацию спас Инкен, сам того не планировавший.
- А я и так здоров, - он возмутился, когда Пит его поднял со стула и начал подталкивать к выходу.
- А я тебе не верю, - шепотом на ушко разочаровал его санитар.
- Да ты… Да ты вообще младше меня, перестань меня толкать! – возмутился модель, шлепнув Пита по руке. А тот подивился, насколько улучшилось состояние пациента после общения с Джоем.
- Мама мия, да ты уже возрастом бравируешь! – он выдал с ухмылкой, а Инкен завис. И правда, никогда раньше ему и в голову не приходило рявкнуть «Да я тебя старше, мелочь!» Это всегда навевало тоску и депрессию на тему «Я уже не двадцатилетний красавчик». Теперь это навеяло мысль «Да, я не двадцатилетний красавчик. Зато я старше, красивее и умнее».
Он замер, приоткрыв рот для гневной отповеди и направив на Питера указательный палец.
- Ты… - он закрыл глаза, выдохнул, успокоился… И не стал договаривать, развернулся и сам пошел по коридору. Пит уставился на хныкающего от смеха Джоя. Тот подавился и глянул вслед модели. Потом на Пита. Потом снова на Инкена. И со сладкой улыбкой на тему «Я сам, без насилия» пошел за ним по коридору. Пит вздохнул. Осталось оттащить в палату Фергюссона, и можно успокоиться до самого обеда.
* * *
Крис ненавидел этот момент. Момент, когда он посреди ночи выбегает из госпиталя под дождь на пустую холодную стоянку. С криком «Помогите!!!», но никто его не слышит. Стоянка, и правда, пуста, на противоположной ее стороне маленький деревянный домик охранника. Даже не домик, а будка.
А позади – больница, полная трупов, из нее выходит маньяк со столовым тесаком и маской на лице. Дождь хлещет не просто сильно, а сплошной ледяной стеной. На парне только белая больничная рубашка почти до колен и шина на правой ноге. Она вывихнута, на нее больно даже ступить, но при виде огромной фигуры маньяка сил прибавляется. Каким-то чудом Крис добегает до деревянной будки, колотит руками в дверь, но охранник как назло именно сегодня зашел в больницу посмотреть телевизор и сейчас лежит с перерезанным горлом возле лестницы.
- Откройте!!! Откройте, черт возьми!!! Он меня сейчас убьет, помогите!!! – Крис ломает два ногтя, царапая дверь, и засаживает занозы. Приходится лезть в маленькое окно будки, выбив его руками. Порезавшись и еле-еле перетащив ногу с шиной. На полу он сидит, пытаясь отдышаться и не чувствуя боли от ужаса, минуты три, пока маньяк неспешно доходит до будки и трясет ручку запертой двери. Вытаращив глаза, Крис отползает подальше, под письменный стол и дрожит, обняв колени. А убийца совсем близко, обходит будку, и из стены прямо в бедро Криса врезается лезвие ножа, неточно, но наугад задевает. Парень шарахается и падает на спину, маньяк мощным ударом ноги сорок последнего размера ломает хрупкую стену будки и отшвыривает стол. Заносит нож над парнем, Крис зажмуривается…
И просыпается в собственной постели с криком, резко сев. Пару секунд тяжело дышит, глядя в стену с белыми обоями в коричневый цветочек. Вся футболка мокрая от пота, глаза никак не хотят вернуться в орбиты, а руки трясутся так, будто в них по включенному будильнику.
Так происходит каждую ночь, как навязчивая идея. И каждую ночь Крис с ужасом откидывает одеяло, смотрит на собственные ноги – нет ни раны на бедре, ни вывиха, ни шины, мешающей двигаться. Ничего нет. Нервы уже ни к черту, он вскакивает с кровати и, шатнувшись, заходит в ванную, запирается в ней. Трясущимися руками открывает шкафчик за зеркалом, вытаскивает один из пузырьков с таблетками, случайно роняет, пузырек разбивается, темные осколки разлетаются по раковине вперемешку с круглыми желтыми таблетками.
- Да что за черт, мать твою!!! – он бесится, бьет руками по краю раковины так, что становится больно, случайно задевает полку с пузырьками, они падают. Какие-то разбиваются, какие-то нет, парень захлопывает дверцу шкафчика, опирается о раковину и смотрит в зеркало, наклонившись совсем близко. Бешеный блеск в мутно-серых глазах, по-настоящему черные подглазники, заострившийся нос, выдающиеся скулы. Серые узкие губы искусаны до крови, уголки рта припухли, его всего трясет. Длинные тускло-русые дреды, которые обычно смотрятся великолепно, сейчас выглядят грязной паклей. Нет, кто-то, возможно, и «носит длинные волосы», а Крис просто напоминает неопрятную пальму.
Денег нет даже на такси, на работу приходится ходить пешком через весь город. Слава богу, не такой уж большой. До зарплаты еще далеко, в холодильнике вынужденная диета, а соседка сегодня с отцом ночует в палатке на берегу озера. Отдыхает от ежедневных психозов Криса.
Он сползает по стенке с темно-зеленым кафелем на пол, на мягкий половичок и прижимается спиной к ножке раковины. Голова наклонена вбок, к плечу, ноги вытянуты на всю маленькую ванную, большие ступни почти упираются в стену, кости, обтянутые кожей, выглядят, как сломанные. Руки лежат тоже бесконтрольно, Крису тяжело дышать. Виском он прижимается к холодной стене, закрывает глаза и пытается успокоиться. Над верхней губой блестят капли пота, лоб тоже в испарине, глаза под опущенными веками постоянно двигаются, ресницы дрожат. Ему плохо, ему капитально плохо, но с утра он обязательно скажет соседке, что все стопроцентно нормально. Потому что он уже слышал, как она разговаривала с отцом о временном лечении в какой-то клинике.
Но он же не псих! Ему просто снится какой-то ублюдок в какой-то больнице, поэтому в больницу он точно не поедет! И дело вовсе не в том, что девять лет назад убили его родителей. Обоих с утра Крис нашел в их спальне, в луже уже впитавшейся в постель крови. А его киллер почему-то оставил. Они тогда жили в богатом районе, и Крис учился в частной школе. Потом пришлось жить с теткой и перейти в обычную школу, а когда умерла и тетка, Крис стал снимать комнату в маленьком домике на ранчо собственной подруги, бывшей соседки по парте. Она жила с отцом, и они оба очень переживали за бедняжку Криса. Он за себя переживал еще сильнее и отчаяннее, понимая краем сознания, что что-то явно не так, как надо. Что обычно в его возрасте кошмары не снятся каждый день, что двадцать один год – слишком рано, чтобы умирать от бессонницы. И вообще, в двадцать один же не сходят с ума?..
Это началось три года назад. Нет, понятно было бы, если бы началось с того дня, как убили родителей… Но всего три года? И до сих пор он не мог спать ночью. Днем ничего такого не снилось, так что он спал прямо за прилавком в магазине «товаров для домашних животных», изредка брыкаясь в ответ на звонок колокольчика над дверью. А сколько фанаток у него было с таким-то «недугом»… Особенно его любила барменша в местном кабаке, пышная и незабываемая коровка Дебби. С вечным пучком на голове, двумя кудряшками на висках, темной круглой родинкой под глазом и огромным бюстом, натягивающим форменную рубашку так, что пуговицы трещали.
Дебби вечно норовила прижать к себе худого и несчастного Кристофера, пожалеть и приласкать. А за «приласкать» уже шло что-то поинтереснее, потому что и парень он был интересный. Мог составить конкуренцию местным «красавцам» хотя бы тем, что красавцы вечно щипали Дебби за аппетитный зад, шлепали по нему же. А иногда норовили помацать и внушительную грудь, пристав прямо за стойкой.
От Криса такого было не дождаться, он если и заходил в эту забегаловку, то сидел и планомерно напивался за столиком, а не за стойкой. И вообще, с него в городском борделе даже денег не брали. Почти никогда, исключение составляла только небольшая группка «нимф». Остальные готовы были сами приплачивать Крису за визиты. А что еще делать, если после вонючего волосатого урода, у которого руки лопаты, а под ногтями залежи грязи, приходит этакое нежное существо, жаждущее любви телесной, а не тупого секса? Только радоваться. Дебби была не единственной претенденткой на душу и тело местного бедняжки.
С самого утра (после кошмара он больше спать не ложился) бедняжка страдал на работе в одиночку. Вынужденная диета бодрости не добавляла, так что он сидел, ссутулившись, на некогда «офисном» стуле в деревянном исполнении и пялился в плинтус застывшим взглядом, доедал чипсы, оставленные напарником в стойке. Обычном шкафу с вытащенными с одной стороны ящиками, чтобы было, куда ноги девать. От особой скуки Крис отдирал ногтями наклейки от поверхности шкафа. Наклейки были старые и разнообразные. Машины, инопланетяне, Альф и голые тетки из Плейбоя доисторического выпуска. Дверь открылась, колокольчик звякнул, и явилась Мисс Доэрти. Еще не престарелая, но уже потасканная Мисска. Бывшая королева местной школы, сейчас – старая дева. Былая слава сдулась, как и аппетитные буфера. Ягодицы покрылись слоем целлюлита, лицо – россыпью морщин, мысли – обильными порнографическими фантазиями.
Одна из фантазий сейчас лениво вытерла руку в крошках от сырных чипсов о джинсы, связала дреды в хвост и встала за стойкой.
- Доброе утро, мисс Доэрти, чудесно выглядите сегодня, - оттарабанил Крис заученно. Если не оттарабанить, Мисска потом еще долго будет распускать по городу сплетни, что он грязно ее домогался. А зачем Крису такая слава?
- Ну да что ты, Крис… - Доэрти потупилась, каштановое каре дрогнуло, как парик. – Мне прям стыдно… Но спасибо, все же. А ты сегодня что-то бледноват, не выспался? – сочувственно уточнила, заглядывая снизу-вверх ему в глаза. Заглядывать приходилось потому, что на дамочку продавец не смотрел.
«Еще бы я был румяный и загорелый», - подумал парень саркастично, но вслух не сказал.
- Не выспался. Знаете же, там, возле ранчо железная дорога, поезда вечно грохочут.
- Так ведь ночью здесь не ездят? – Мисска удивилась, а парень подавил желание успокоить ее ударом органайзера по низенькому лбу.
- А где Пуфик? – «пуфик» он выдохнул устало.
- Ах, да… Он с утра спал, я не стала его будить, сама пришла, - мисс Доэрти обожала своего йоркширского терьера. А весь город знал, что Пуфик любит поспать, поесть и повалять дурака.
- Как обычно, да? – Крис потянулся к витринам, вытаскивая разные пакетики и пару искусственных косточек.
- Да, конечно, - Мисска налегла на стойку грудью, но получилось неубедительно, Крис паковал на стойке все покупки в пакеты. – С вас, как обычно, шестьдесят, - он взял деньги и кинул их в пластиковый контейнер из-под котлет, который стоял в стойке и заменял временно сломанную кассу.
- Ну, до встречи, Крис… Высыпайся, а то совсем же худенький стал, бледненький, - вздохнула она напоследок и выпорхнула из магазина вместе с пакетами. Парень упал обратно на стул, раздвинул ноги пошире и расстегнул рубашку в красно-белую клетку, надетую поверх черной футболки. Запрокинул голову и закрыл глаза, крутясь на стуле, как на карусели. Ему опять было дерьмово, он ненавидел этих людей, вообще всех ненавидел. Какие-то они все были пустые и ничего не значащие.
Доэрти высосала из него все силы, накопившиеся за утро. Но чипсы эти силы обязаны были вернуть. Крис высыпал в рот оставшиеся в пакете крошки и скомкал упаковку. Кинул в сторону урны, но не попал.
- Гадство… - стукнулся лбом о стойку, встал и пошел поднимать комок. По пути назад включил желтенькое радио с антенной, покрутил регулятор громкости и начал подпевать певцу. Надо радоваться. Конечно, надо радоваться, ведь все в порядке, жизнь удалась.
* * *
К вечеру у санитара ехала крыша, он уже сам с ума сходил с этой палатой новобранцев. Все оказалось совсем не так просто, как выглядело в начале. Буйных и то проще было успокоить, чем разнять этих двоих, кажущихся нормальными.
Адекватностью там пахло слабо и редко, в этом Пит убедился под конец смены, вечером, когда после ужина еще раз зашел в гей-тусовку. Ферги свернулся клубком на своей кровати и спал, похожий на обычного подростка. А между кроватью возле окна и кроватью по центру разразилась война, там стояла подвинутая тумбочка, друг напротив друга сидели больничные педики, сверля друг друга взглядами.
- Ой, санитар пришел, - Джой обрадовался и обернулся, скалясь Питеру, как родному. Инкен отвернулся, закатив глаза и отставив локти на подоконник.
Пит молча поставил на тумбочки капсулы с таблетками, автомат с водой стоял в углу палаты. С ним психи ничего не могли учинить незаконного, даже если бы постарались
- А мне-то зачем?! – Мартинес вытаращился на разноцветные пилюли, как на яд.
- Чтобы память включилась, витаминки, - Пит противно ему улыбнулся, Инкен фыркнул. У него в меню были только антидепрессанты.
- Спасибо, - Джой ласково ответил и цапнул санитара за руку. – А посиди с нами? Нам скучно.
Пит на него смотрел с минуту, изучая выражение лица и глаз. Прикалывается опять? Да, прикалывается.
- У меня другие планы, - он вырвал руку и одарил псевдо-психа холодным взглядом. – Намного интереснее, чем сидеть с озабоченным симулянтом.
В голову ему пришла мысль, что если бы Инкен попросил его посидеть, он бы не смог отказаться. Какие-то странные флюиды от бывшей модели исходили, хотелось быть сильным. Вот резко так. Сильным и мужественным.
Но Моник молчал, он изучал автомат с водой, потом потянулся и налил себе полстакана, чтобы запить безвкусные таблетки.
«А жаль», - подумал Пит и сам себя одернул. Что за бред он городит опять, какие еще приоритеты в психбольнице?
- А что за планы такие? – Джою стало интересно, он встал на колени и подполз к краю кровати, совсем близко к Питу. Сделал вид отчаянной домохозяйки. – Разве это не твоя работа – сидеть тут с нами? Санитары, вообще-то, работают сутки через двое, насколько я знаю. А ты три дня пропустил уже.
Питеру невероятно захотелось отвесить ему подзатыльник и привязать к кровати ремнями, чтобы лежал и молчал. И рот заткнуть чем-нибудь, типа носка.
Помечтав всласть, он снова сосредоточил взгляд на психе и понял, от кого сильно пахнет яблоком. Огрызок валялся на тумбочке, а Джой продолжал лыбиться. Наверно на зубах еще остался яблочный сок.
Очередной поток сознания заставил Пита поверить, что каждый санитар немного двигается мозгом, работая с придурками.
- Тебя не касается, - заверил он и надавил Джою на плечи, так что тому пришлось сесть нормально и обиженно уставиться на санитара. – Через пятнадцать минут отбой, выключат свет, вы ложитесь спать. Никаких… - он не стал продолжать, но все поняли. Кроме спящего Ферги, конечно.
Как только он вышел за дверь и дважды повернул ключ в скважине, услышал голос Джоя.
- Ты зануда.
- Сам такой.
- Бестолочь.
- Отстань.
- Силиконовая жопа.
- Заткнись.
- Сам заткнись.
- Сам заткнись.
- Кто?
- ТЫ заткнись, - Инкен начинал кипеть, а на экране Пит увидел, как Джой повалился на кровати на спину и заржал. В том, что он доводил модель, был единственный плюс – у Инкена не было времени и настроения депрессовать.
Санитар уже ушел, мечтая только о горячем душе дома, о банке холодного пива и о чьем-нибудь приторно пахнущем духами теле. И он точно знал, что никакого тела сегодня не будет в его постели, кроме его собственного. Идти и знакомиться с кем-то в баре было лень, да и денег стоило. А снимать проститутку вообще не весело, у нее на лбу прямо написано будет «Ну давай быстрее, и я пошла домой». Он просто будет сидеть на диване, вытянув босые ноги и задрав их на журнальный столик, наливаясь пивом и глядя ночную программу передач по телеку. Ничего интересного.
Итак, он ушел, напоследок разобравшись со светом. Он погас во всех палатах и даже коридорах. В случае чего охраннику пришлось бы брать мощный фонарь и идти, смотреть, что случилось.
Психи остались в палатах, кто-то уже заснул, кто-то лежал и смотрел в потолок, кто-то вертелся и бесился, никак не мог успокоиться. А новички в палате сидели и думали каждый о своем.
Джой думал о том, как долго он тут проторчит, как скоро можно будет написать заявленьице главврачу, пройти тестик на вменяемость и смыться. Решил, что можно еще отдохнуть, торопиться-то некуда. А Инкен думал о том, что он сам испортил себе всю жизнь, вот дурак. Не надо было становиться таким киборгом, ведь не все модели строят из себя бездушное железо. У всех есть парни или хотя бы намек на них, но никого из моделей не бросают так отвратительно. Еще и запихнув напоследок в дурдом. Моник пришел к выводу, что здесь, в Сэнт-Долорэс жизнь начинается снова, теперь он не «бывшая вешалка, кинутая парнем, тоскующая по юности на подиуме», а просто Инкен Моник, делающий, что хочет и когда хочет. Вот этот укурыш на соседней койке. Вот у него жизнь – сказка, делает, что в голову взбредет, захотел вот – попал в психушку. Захочет – выйдет. Отрывается человек, одним словом.
Джой взял капсулу со своими «витаминками» в витаминности которых сильно сомневался, встал с кровати и подошел к окну. Инкен на него уставился, повернув голову.
- Что ты делаешь? – он выгнул бровь непонимающе. А Мартинес ласково запихал все цветные таблеточки в горшок с цветком, вытер руку салфеткой и метко выбросил ее в урну.
- Не твое дело, - пропел и сел на кровать модели. Тот никак не откомментировал, просто зависнув и не зная, как реагировать. Джой продолжил издеваться. – Так что там у нас с опросом про секс? – уточнил он, вспоминая дневной сеанс общения с Тиш. Инкен тоже вспомнил, это была настоящая пытка.
* * *
Посреди комнаты стоял стул, на котором восседала Платиша, покусывая кончик ручки и постукивая колпачком себе по губам. Вокруг нее на стульчиках сидели пациенты. Фергюссон то и дело ерзал, ему было скучно сидеть, на вопросы он не отвечал, но его Тиш и не мучила.
- На какую тему будем сегодня общаться? – она улыбнулась сонно, обняв блокнот и посмотрев на всех по очереди. Джой сполз со стула почти совсем, он на нем лежал, широко раздвинув ноги и грызя ногти. Инкен сидел рядом, выпрямив спину и закинув ногу на ногу. Дрейк, парень, помешанный на девушке из своего института, то и дело дергался, глядя в окно, отвлекаясь на все, на что можно было. Поймать его внимание удавалось редко, но Тиш и не заставляла никого себя слушать. Ведь именно ее курс был скорее в программе реабилитационного центра, чем в программе интенсивной терапии с «тяжелыми» пациентами.
- А какие варианты? – Джой прищурился с интересом даже.
- Мы можем поговорить о ваших страхах, о политике, о религии.
- Прям телевизор какой-то, реалити-шоу, - Мартинес вздохнул. – А что-то поинтереснее?
Тиш была рада и такому общению. Приятной личностью Джой, конечно, не был, но зато не страдал помешательством и не смотрел в стену отстраненно, как Инкен.
- Секс? – Тиш усмехнулась. Вот уж кого-кого, а ее этой темой смутить было невозможно. И она была не настолько ей озабочена, как Ленни, чтобы начать издеваться над пациентами.
- Ой, здорово. Это уже интереснее. Давайте, доктор, загоняйте, - Мартинес подвинулся выше, уселся поудобнее и скрестил руки на груди, приготовившись постебаться от души.
- Что для вас секс? Инкен? – Тиш обращалась только по имени. Потому что от Джоя только имя и добились, а Моник мог сорваться на тему возраста. Снова.
- Не знаю. Просто секс, - блондин тряхнул волосами и отвернулся к окну.
- А для вас, Дрейк? – Тиш взглянула на вздрагивающего время от времени парня. Он был вполне приятным шатеном, милым, немного смешным и наверняка добрым. Но, судя по всему, Та девушка этого не оценила. Он ответил, заикаясь.
- Я п-понятия не и-и-и-мею, о ч-чем вы, - вцепился руками в сиденье стула так, что костяшки побелели. Джой незаметно хмыкнул.
«Еще бы, с такой харей…»
- Тебе еще рано, Фергюссон, - Платиша и сама улыбнулась, а парень весело мурлыкнул что-то. – Джой?
- Секс нельзя описать парой слов, - Мартинес фыркнул, глядя на психоаналитика лукаво.
- Тогда опишите не парой, - как же она была рада возможности поговорить не только с врединой Ленни или циником Питом…
- Ну сами же знаете, доктор… Секс это нечто. Это когда душно и жарко, нечем дышать, очень стыдно, иногда больно, но безумно приятно. Медленно или быстро, резко или плавно, стоя или сидя, или лежа, или как угодно вообще. В темноте или при свете, два или три мокрых горячих тела, никакой цензуры, все так…
Он покосился на Инкена, который начал непреодолимо краснеть, и улыбнулся. Тиш заметила, как блеснули темные глаза, пометила пока что только мысленно, что Джой обожает работать на публику, любит смущать других. Он тащится от чужого внимания, но в то же время интересуется реакцией. Экстраверт.
- …близко, - Джой выдохнул выразительно. – В сексе никто не врет, все предельно откровенно, ничего не спрятать. Ничего приятнее просто быть не может, - он закончил и уселся спокойно, довольный собой.
- Думаю, в чем-то я с вами согласна, - Тиш только головой покачала, округлив глаза и записав пару строк в блокноте. – А вы, Инкен?
- Не знаю, - тот резко отозвался и отвернулся. Губы Джоя опять растянулись в кривой ухмылочке.
- Ладно. Давайте поиграем, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Ответ может быть только «да» или «нет», договорились? – Тиш перевернула страницу блокнота и посмотрела на всех по очереди. – Ферги, ты не обращай внимания, - сразу успокоила насторожившегося и непонимающего, в чем дело, «котенка». – Дрейк? Вы участвуете?
- Н-н-нет… Ам-м-м…Аманда бы не х-х-хотела, - парень нервно заламывал пальцы и кусал губы.
Тиш вздохнула, решила, что после сеанса почти пустого трепа надо будет пойти к главврачу и попросить увеличить дозу лекарств бедняге.
- Значит нас трое.
- Вы же ведущая, доктор. Нас всего двое, - Джой напомнил расслабленно.
- Да, простите, двое. Вопрос номер один. У вас давно был секс?
- Да, - пожал плечами Джой, посчитав быстро, что прошло уже две недели. Две недели для него были катастрофой.
- Нет, - выдал Инкен при первом же взгляде на него.
«Да ладно…» - Мартинес очень сомневался в правдивости чужих ответов.
- Вы часто думаете о сексе?
- Да, - Джой ответил незамедлительно и честно.
- Нет, - Моник покачал головой.
- Вам часто хочется заняться сексом?
- Да, - Джой просто не нашел смысла врать.
- Нет, - Инкен был категоричен.
- Вы опять ответили «нет»? – Тиш усмехнулась, Джой, не врубившись, осторожно выдал.
- Нет.
А Инкен закипел, щеки у него совсем покраснели.
- Нет.
- Да, Инкен, вы на все вопросы ответили «нет».
Джоя пробило, он согнулся, давясь смехом, вот теперь дошло.
- Ой, я не могу…
- Это значит, что вы сами себя пытаетесь обмануть. А теперь давайте честно. Давно ли у вас был секс?
- Да, - Инкен выдал, зажмурившись на секунду, Мартинес беззвучно котяшился, стуча себе по колену кулаком и согнувшись, подметая волосами пол.
- Вы часто думаете о сексе?
Моник выглядел так, будто только что бежал кросс. Такой же красный.
- Да.
- Вам часто хочется за… - Тиш не успела договорить, а Инкен уже сдался и простонал, закрыв лицо руками.
- Ну да, да… - Джоя, кажется, ничто не могло успокоить, он потряс сидящего рядом и тоже хихикающего за компанию Фергюссона и уткнулся ему в плечо носом.
- Я умираю… Я серьезно ранен… - он почти рыдал от смеха.
- Ничего смешного, между прочим, нет, - Тиш обозлилась на него, как порой злилась на Питера.
- Конечно, нет, - парень утер слезы рукавом и почти успокоился. Внешне. – Я просто… Дорогой, мне очень жаль, - он похлопал Инкена по плечу, тот побелел, как мел.
«Я тебя убью», - хотелось выдать, но он не стал.
- Ты сентиментален до соплей, - прошипел модель и резко встал со стула, Тиш аж вздрогнула. Нет, к этому росту она со своими ста шестьюдесятью еще долго не привыкнет.
- Спасибо всем, - дамочка тоже поднялась. – Думаю, сеанс окончен, очень рада была пообщаться, отдыхайте, - она бодренько уцокала по коридору, Питер пришел разгонять всех по палатам, оставив в «гостиной» только Ферги и Дрейка, которые никому вреда причинить чисто физически не могли.
* * *
- Отвяжись, - модель вздохнул, лег и накрылся одеялом с головой. Джой посидел, похихикал, посмотрел на сопящий клубок на дальней кровати. И заполз под одеяло Инкена, лег у него за спиной. Ростом он был, конечно, ниже модели на добрые двадцать сантиметров, но это его как-то не смутило. Он Инкена даже не трогал, просто лежал у него за спиной, дышал в холку и действовал на нервы. Моник не выдержал минут через пять, не больше, повернулся и уставился на него.
- Брысь, - выразительно попросил.
- Попробуй выгони, - Джой показал, что ему вполне удобно и уютно, устроился на подушечке и закрыл глаза. Инкен почти сдернул с него одеяло, но не тут-то было, Мартинес в край вцепился мертвой хваткой.
- Паразит, - сверкнул глазами модель. Джой проигнорировал, поняв, что Инкену не хватит ни сил, ни решительности, чтобы его выпихнуть. Моник посопел недовольно, чувствуя еще не выветрившийся (да и вообще стойкий) запах яблока от нежелательного соседа. А потом сам не заметил, как заснул. Все же лучше, чем в одиночку возле холодного окна, а Джоя пусть продует, не жалко.
Вахтерша в эту ночь в клинике не сидела, сдав все здание на попечение трех охранников у разных выходов. В больнице обычно задерживалась еще и главврач Ребекка Доусон, но она ничего против ранних уходов и прогулов не имела. Она сидела в своем кабинете на третьем этаже и разбиралась с какими-то бумагами. Просматривала дела пациентов и решала, кого нужно будет перевести в какую палату, кому какое лечение назначить, кому увеличить дозу медикаментов, кому уменьшить. А кому устроить амитал-кофеиновое растормаживание. Еще вчера ей безумно хотелось устроить его новенькому Джою. Конечно, личное отношение к пациенту не имеет права заслонять профессиональный взгляд, но уж очень интересно было узнать, какого черта вполне адекватный человек делал ночью перед дурдомом, да еще с целью в него попасть, которую успешно осуществил? Амитал-кофеиновое растормаживание законно, абсолютно безвредно, через сутки в организме и следа препарата не остается. Это обычная инъекция, после которой пациент перестает бояться чего-либо и радостно рассказывает врачам все, что они спросят. Подробно, с деталями. Несмотря на то, что Джой, как он себя назвал, обладал на редкость поганым характером и взглядом, сравнимым разве что с взглядом голодного ротвейлера, Доусон все же относилась к нему с легкой усмешкой. Она была не самой стандартной представительницей докторской профессии, но уважение внушала. Женщина высокая, но не так, как Инкен, а скорее, просто длинная. Каланча, с детства ненавидевшая ровесников и с опаской относившаяся к взрослым. Надменность была вторым счастьем, первым - наблюдательность. С детства Бекки мечтала людей не лечить, а изучать. Препарировать морально, чтобы понять, почему они такие странные. Позднее пришло осознание, что каждый человек по-своему болен, но в разной степени. Внешне она тоже расположения не вызывала, всему виной некрасивое, почти плоское лицо. Круглое, с маленькими светлыми глазами, тонкими скулами, маленьким носом, сломанным в юности. С немного перекошенным вправо большим подбородком, узкими, не имеющими четкого контура губами. Ощущение создавалось такое, будто рта у Ребекки не было вовсе, была просто щель, прорезанная на белом, как блин, лице. Внешне она напоминала акулу, крупные зубы впечатление усиливали, верхние клыки нависали над детскими, не удаленными молочными зубами, так что улыбалась главврач тоже редко. Круглое лицо подчеркивалось вечно собранными в высокий хвост волосами, натянутыми так, что смотреть было больно.
Из-за внешности не сложились и личные отношения. Друзей у главврача было настолько мало, что это «мало» грозило перейти границу «совсем нет», а поклонников и так никогда не было. Как бы смешно это ни звучало, Ребекка Доусон до сих пор была девушкой. Сорок шесть лет полной невинности и целомудрия никогда ее не напрягали.
Когда она впервые увидела Джоя, ей стало смешно. Ему тоже. Его взгляд, который прошелся по ее прямоугольной, лишенной талии фигуре, небритым ногам под темными колготками, пересекся с взглядом врача. Джою было смешно, что она такая нелепая и, если честно, жуткая, а Ребекке было смешно, что он полностью в ее власти. Как бы гадко это ни звучало, она могла дать ложный диагноз, могла выписать аминазин, после которого умник с лицом несчастной сиротки, обозленной на мир, станет просто овощем без воли и желаний. Но после терапии Тиш она решила, что пусть живет. Ничего плохого, кроме дурацких выходок, пациент не делал. Всего в клинике людей было мало, от одного лишнего симулянта Сэнт-Долорэс не обнищает. А наблюдать за ним было безумно интересно. В свои годы Ребекка Доусон еще не растеряла чувства юмора, который понимали немногие. Он был ее собственным, довольно черным юмором, иногда переступавшим рамки корректности по отношению к работе. Даже Ленни и Питера, которые иногда слышали шуточки главврача, передергивало. Не говоря уже о Тиш, которая мысленно сгорала от злости и обиды за несчастных больных. «Всех вылечим. И больных, и здоровых, всех вылечим», - любила усмехаться Доусон, стоя возле вахты после приема очередного пациента. Себя она считала если не здоровой, то одной из самых адекватных в радиусе нескольких километров личностей. Если присмотреться к вахтерше, к санитару (особенно к санитару) и даже к психоаналитику Тиш, можно было с уверенностью поставить тот же самый диагноз, что был у любого из пациентов клиники. У Тиш была яркая паранойя, у Ленни истерия, у Питера вообще шизотипическое расстройство, которое со временем грозило вырасти до размеров полноценной шизофрении. Ребекке не хотелось издеваться над работниками, которые и торчали-то в клинике за не такую уж огромную зарплату, но при взгляде на них очень хотелось выдать что-то типа: «Все там будем». И хмыкнуть. «Там» в данном контексте оказывалось в палате Сэнт-Долорэс.
Рабочий день давно закончился, главврач посмотрела на часы, на идеальный порядок на собственном столе. Встала, заперла очередное дело, которое было заведено на нового пациента, в шкаф. Остановилась, взяв сумку и повесив ее на плечо. Задумалась насчет завтрашнего дня. И решила, что правильно сделала, ознакомившись с материалами. Новый пациент, судя по всему, будет тем еще кадром, вроде Инкена, но хуже. Сам он еще, конечно, был не в курсе, куда и когда его увезут, а вот его родственники (если они были родственниками) уже все решили за него. Симптомы Ребекку заинтересовали, смутила только пара фактов, но каких только людей в клинике не было. Он не станет самым необычным, это точно.
Заперев кабинет, доктор Доусон пошла по коридору, едва слышно стуча каблуками по гладкому полу. В руке у нее был большой фонарь, но его она пока не включила. Третий этаж она знала слишком хорошо, чтобы запутаться, а на втором уже погасли все лампы, санитар выключил свет перед уходом. В конце длинного коридора Ребекка вдруг остановилась, услышав странный шорох слева. До поворота было еще метров десять, ей нужно было свернуть направо, к лестнице, но слева что-то отчетливо шевелилось. Влажно шевелилось, как будто там стояло или лежало что-то скользкое.
- Кто здесь? – главврач немного зло прищурилась, включив фонарь и направив его на темный поворот коридора. Что было за ним? Дверь в душевую. Ее пациенты посещали либо по желанию (что относилось к более адекватным), либо насильно, с «помощью» санитаров (что касалось совсем невменяемых, не фанатеющих гигиеной).
Но ночью душевая была закрыта. Пятно света от фонаря высветило угол, Ребекка медленно провела этим светлым пятном от потолка до пола и вздрогнула, заметив, как от угла быстро убрались чьи-то пальцы.
Она вздохнула. Наверняка какой-то псих пугает, выбрался из палаты и бродит по больнице. Его поймает Бадди в случае чего, а ей, главврачу, совершенно не обязательно идти и тратить нервы. Выключив фонарь и стараясь не оборачиваться, доктор Доусон повернула направо и спустилась по лестнице. И ей очень хотелось верить, что взгляд в спину ей просто мерещился.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |