Почему-то в психиатрических клиниках всегда спокойно, никакой шумихи и столпотворения. Вопреки созданному шаблону о том, что вся больница непременно наполнена духом отчаяния и безнадеги, что запах в 1 страница

Часть 1.

Почему-то в психиатрических клиниках всегда спокойно, никакой шумихи и столпотворения. Вопреки созданному шаблону о том, что вся больница непременно наполнена духом отчаяния и безнадеги, что запах в широких светлых коридорах обязательно неприятный и затхлый, в реальности все совсем не так.

Психи же не в состоянии сами признаться в своей невменяемости? Не только другим, но даже себе. Поэтому психбольница для них вовсе не дом скорби, а обыкновенное общежитие, где за каждой дверью в каждой комнате отдельный мир со своим временем, законами и всем остальным. В мире сумасшедших нет палат, уколов, препаратов и сложных отношений между людьми, там все предельно просто и легко поддается нескольким детским определениям: «хорошо», «плохо», «интересно», «скучно».

Медперсонал дурдомов обычно тоже не является образцом идеальных людей, потому что настоящий врач всегда слишком сильно вникает в мир «пациента» и рано или поздно задается вопросом: «А кто здесь псих?»

Один единственный человек, четко знающий, для чего он живет, чего хочет, что должен делать, чего вынужден бояться, и кому может доверять?

Или несколько миллиардов идентичных манекенов со стандартным распорядком дня, расписанием обязанностей и даже банальным набором проблем, особым разнообразием не отличающихся? Толпа клонов, которые не могут внятно ответить даже на четко поставленный вопрос: «А чего ты хочешь от жизни?»

Все ответы «нормальных» людей можно поделить на три разряда по характерам. Спокойные наверняка ответят что-то вроде: «Я хочу хорошую работу, машину, семью и обеспеченную старость». Люди с амбициями непременно скажут: «Карьеру, власть над подчиненными, денег!» А относительно небольшая кучка народа выскажет, захлебываясь в мечтах и фантазиях, что хочет: «Славы! Денег! Фанатов, популярности, всеобщего обожания!!!»

Примеров из каждого варианта можно привести массу. Массу масс. Тогда возникает вопрос: «Зачем так много одинаковых людей?» На этом месте мысль обычно останавливается, не находя ответа.

Врач психбольницы ставит не задумчивое многоточие, а точку, зная, что дальше пойдет полный абсурд и неадекват. А вот псих может круто додуматься до «истины», выразить мораль, поставить перед собой цель и уверенно к ней идти.

Много одинаковых людей?

Вариантов тоже предостаточно.

Можно осознать, что незаменимых людей нет, и закончить жизнь самоубийством.

Можно осознать, что все – подделки и мусор, а ты – один единственный живой, настоящий и классный. Так что надо перебить всех этих паразитов и остаться одному.

А можно придумать альтернативный мир, где либо нет никого вообще, кроме тебя самого, чудесного и прекрасного, либо все настолько разные, что от неповторимости мозг начинает вытекать через уши.

В любом случае этот вопрос так навсегда и останется без ответа. «Кто здесь псих?» Это зависит от норм поведения и мышления, принятых в данное время в данном месте. Если принято одно, а ты делаешь другое – ты псих. Другое дело – нарочно ты псих, или случайно. Совсем другое дело – насколько ты псих.

Слегка «не такой, как все»? Так это здорово, это изюминка, ты просто немного шизо.

Сильно псих? Многие не могут тебя понять? Отлично, ты – фрик, творческая личность. Если при этом еще есть какой-то талант, то вообще здорово, ты – гений, никем не понятый одаренный человек.

Ты слишком псих? Тебя не понимает НИКТО? Добро пожаловать за стены желтого дома, тебя уже ждет обитая подушками батарея, транквилизаторы и смирительная рубашка в случае особой гениальности. Ведь ты псих. А они нормальные.

* * *

По коридору больницы Сэнт-Долорэс санитар шел пружинящей походкой. Пародия на подпрыгивание, как в мультике, но совсем не мультяшная тягучесть движений и полная уверенность в собственной привлекательности.

Да, уверенность в своем сексуальном обаянии Питера Вандервильта не покидала никогда. Вопросом «А кого привлекать в этом пустом коридоре?» он не задавался. А зачем? Потом пойдет мозготрепка на тему скучности работы, потом начнется депрессия из-за осознания, что он просто винтик, маленькая шестеренка в огромном механизме и никуда соскочить не может. Зачем об этом думать?

А так – он вполне целая, состоявшаяся единица общества. Не ячейка, потому что еще не нашел свою половину до гробовой доски, но единицей считаться может по праву. Вот идет довольный, почти здоровый и энергичный по коридору, не стуча каблуками, а мягко отталкиваясь подошвами дорогих патрулей от надраенного до блеска пола.

Он сегодня – крадущийся тигр.

Он – незаметный и хитрый шакал.

Он – предмет обожания, восхищения и вожделения всех подряд, независимо от пола и возраста.

Он – падальщик, как стервятник. Да и стервец порядочный.

Но с падальщиками Пит себя, разумеется, не сравнивал, сегодня у него был один из «охренительных» дней. В такие дни все случается так, как тебе хочется, без особых на то причин. Просто удача, просто фортуна повернулась лицом. Утром кто-то приготовил завтрак, потом в автобусе или метро оказалось свободное место рядом с адекватным человеком, а не вонючей бабищей или не менее вонючим алкашом. В такой день ты шикарен, красив, умен, сообразителен, остроумен и хитер. Ты идешь по улице, расправив плечи, высоко подняв голову и почти улыбаясь. Смотришь на всех свысока, шаг летящий, свободный, даже руки не мешают и не болтаются вдоль тела, как плети. Ты слушаешь музыку в плеере, а мир кажется декорацией к этой песне, жизнь – клип, а ты сам - главный герой этого клипа, тебе посвящено все. Ты разговариваешь, смеешься, работаешь и занимаешься сексом, и все получается просто идеально, превосходно, гениально…

Вот именно такой день сегодня был у Питера.

- Ленни, Тиш, - он наконец преодолел длинный коридор за поворотом от холла и толкнул дверь в подсобку, где сидели две «лучшие подруги». Санитар поднял руку с растопыренными пальцами и качнул головой в знак приветствия. Наушник очень удачно выпал из уха и, не мешая, остался болтаться поверх коричневой кожаной куртки.

Ленни по паспорту была Магдаленой, одинокой дамочкой неопределенно-студенческого возраста с патологически идеальной прической. И макияжем, маникюром, педикюром, которые не менялись уже второй год знакомства Питера с Ленни. Обычно она сидела на вахте, но сегодня была суббота, больница работает круглосуточно, а посетителей в субботу уже не пускают, так что можно забить на профессиональные обязанности, свалить охрану на здоровяка Бадди и сидеть в подсобке, пить кофе. Чем дамочка и занималась, периодически отвлекаясь от компьютера. В глубинах интернета она искала очередную жертву своего обаяния. Или претендента на постель сегодняшней ночью. Принцип Магдалены: никого не любить, всех иметь, всех бросать. Ведь если у тебя никого нет, никто не смеет предъявить на тебя права, так? А значит, жить становится намного проще.

Пит переодевался из мокрой от осеннего дождя «штатской» одежды в форменную голубую «пижамку» и косился на вахтершу. Нет, с ней бы он мутить ни за что не стал. Хрупкая фигурка, натуральные темные кудряшки, почти плоский нос, глубоко посаженные глаза и мясистый, вампирски-красный рот. Все это делало Ленни невероятно привлекательной для мужчин рабочего класса, любителей южных красавиц. А ее не особо внушительные выпуклости, виднеющиеся в вырезе черной блузки под голубым форменным халатом, даже заставляли кое-кого помышлять об эротике. И забывать о том, что под слоем тональника и пудры лицо красавицы покрыто мелкими ямками – следами жестокой борьбы с прыщами в юности.

Нет, Питеру такие не нравились, слишком доступные и простые, слишком сами по себе. Уж совсем. Да и вообще, Магдалена была явно не в его вкусе, ему не нравились южные и жгучие.

Питера больше привлекали изящные (можно не очень) блондинки со светлой кожей и глазами. Северная красота ему была ближе, потому что сам Вандервильт особым мачо тоже не смотрелся.

Но и с Тиш он бы встречаться тоже не стал. Наверно, не только из-за внешности, но и из-за характера. Совсем другая, не то, что Ленни, Тиш (сокращенное от Платиша) была ленивой и спокойной. Не загадочной, не кокетливой, а просто амебой. Но амебой пунктуальной, умной и обязательной. Она была невысокой и неуклюжей дамой со своими пристрастиями к внешнему виду. Клинически низко завязанный конский хвост, длинные сухие волосы, а на голову намотан полупрозрачный цветной платок, закрывающий слегка оттопыренные уши на манер обруча. Узел завязывался под хвостом, концы платка путались с волосами, в итоге получалось нечто свеженькое и хиппующее в голубой пижамке с бейджиком, прямо как у Питера. Практическое отсутствие бровей, рыбьи глаза и нос картошкой не мешали ей, впрочем, зарабатывать больше, чем санитар, который постоянно хвастался своей «тигриной сексапильностью». В отличие от раздолбая Вандервильта Тиш имела образование и занималась психоанализом в клинике не из-за лени, как Пит, и не из-за желания подработать, как Ленни. Она просто любила и жалела несчастных сумасшедших, проводила с ними не меньше трех часов в день, проводя профилактические беседы в общем кругу и, если понадобится, частные беседы уже с каждым больным. После этого просто лениво гоняла чаи в подсобке с Ленни.

Санитар часто выделывался и заявлял, что никакого образования для этого и не нужно, он тоже вполне может поболтать с придурками, а потом отдыхать, балду пинать. Но его главврач к пациентам допускала редко, не потому, что тупой, а потому, что после его набегов на несчастных психов в клинике повисала жуткая, мрачная и черная депрессия, все старания врачей шли насмарку, лечение останавливалось или даже давало обратный ход.

- Опаздываешь, - ядовито заметила Тиш, поправив рубашку и бейджик.

- Это не я опаздываю, это вы рано приперлись, - спокойно отозвался Пит, выйдя из-за потертой ширмы, за которой культурно переодевался. Наушники так и остались болтаться на шее, никуда не исчезнув. – Что нового случилось в нашем цирке уродов, пока меня не было? – он оседлал офисный стул задом наперед и подкатился к столу Ленни, взял конфету из маленькой вазочки рядом с органайзером.

В цирке уродов его не было целых три дня по причинам личного характера. Причины исчезли из квартиры только вчера утром, прихватив с собой еще и DVD-плеер. Что больше всего смешило Питера, так это то, что все имущество было предусмотрительно им застраховано, а плеер и вовсе не работал уже два месяца. Удача, что поделать.

- Ты не забывай, что у нас тут дом скорби, а не зоопарк, - мрачно напомнила ему Платиша. Она не терпела такого отношения к пациентам.

- Да ладно?! – Пит фыркнул, фальшиво удивившись. Для двадцати двух лет он был очень циничным. И наверно, слишком развитым. Потянулся и вытащил из ящика связку с ключами от палат, которые нужно осмотреть с утра, просто обход. Заметил, что ключей на кольце прибавилось, а значит, и палаты кто-то занял. – Ленни, ну хоть ты снизойди до низкого, безнравственного червя и скажи, что тут случилось, а?.. – он вздохнул, проследив взглядом за удалившейся из подсобки Тиш. Она поцокала низкими каблуками по коридору в сторону столовой. То ли договариваться о завтраке для пациентов, то ли просто поесть пончиков вдали от капающих ядом коллег.

Вахтерша задумчиво рисовала на тыльной стороне ладони паука. Синей ручкой, потому что черной не нашлось.

- А пока тебя не было, у нас случился осенний призыв, - выдохнула она певуче, вытягивая руку и любуясь получившимся рисунком. Почти как настоящая татуировка.

- Новобранцы? – Пит раскручивал на пальце связку ключей и тоже смотрел на нарисованного паука. Что бы там ни говорила Тиш, а дурдом для Вандервильта всегда и был зоопарком. И сейчас, кажется, в нем завелись новые зверушки, очень хотелось на них посмотреть. Покормить, потрогать, погладить.

- Угу. Свежак, я бы сказала, - Магдалена достала вишневые круассаны из сумки и принялась их поедать один за другим, запивая серым, невкусным какао, подернувшимся пленкой у нее в кружке. Потянувшемуся к пакету Питу она дала по рукам, чтобы не лез к чужому, парень обиделся.

- Невменяемые совсем? – он решил все же уточнить, а то мало ли.

- Один. Но милый, так что не беспокойся.

- А еще кто?

- Еще двое. Один такой весь в себе, сам себе псих, что называется. Комплексы неполноценности на лицо, двадцать восемь лет.

- Блин… - Пит закатил глаза. Он-то рассчитывал на что-то реально свеженькое. А что? Работая в мужском отделении, невольно начинаешь судить о мужской красоте. Вон тот, например, очень ничего, а другой – вообще кошмар. Двадцать восемь лет… Жесть.

- Вот он о том же. Ты бы видел, какая тут была истерика, когда его привезли. Не поверишь, бывший парень привез. Ты, конечно, опять подумаешь, что я сплетница и все придумываю, – Ленни на него глянула с сомнением, нарисованные черные брови сдвинулись на переносице. – Но мне кажется, что это он и виноват во всем там. В общем, понятия не имею, что конкретно случилось, Тиш не рассказывает, а наша птаха сидит третий день, как мышь на крупу дуется, в стену смотрит, от еды отказывается и всех игнорирует. Жуткий тип, я тебе скажу.

- Понятно… А третий?

- Мерзкое брехло. На лбу написано – мелкий мошенник, наверно, из тех, что заманивает клиентов куда-нибудь на квартиру, щедро угощает снотворным, а сам чистит под корень и валит. Не знаю. Много таких уже было, может, поймали на горячем, а может, клиент сдох случайно, дозу не рассчитал, что-то такое… Но ничем он не болен, это стопроцентно, просто увернулся от камеры, решил, что в дурке лучше сидеть.

- Активничает? – Пит усмехнулся гадко. Знал он таких. Юркие, с быстрыми глазами, то ли мальчики с лицами девочек, то ли девочки с яйцами. Шустрые и надоедливые, себе на уме. Снаружи стальная броня и иглы, хрен пробьешься, а внутри – нежное розовое желе. Тронешь за живое, и окрысится сразу такая бомба с начинкой. А если такие влюбляются, то…

С мысли сбила Ленни, ответив с ехидной усталостью и гортанным стоном.

- Задолбал уже всех. От него уже даже птаха эта занудная уползает подальше. Он ко всем лезет, ко врачам лезет, Тиш достал, меня достал, мелкого психушника достал, чуть ли не на ушах ходит. Скучно ему. А что, дурка – это не санаторий, пусть не обольщается.

- А главная чего? – Пит улыбнулся. Да уж, неплохо тут будет с такими новичками.

- А Доусон на него посмотрела, сказала, что выпишет при особой активности, он и растерялся. Не знал, чего изображать – то ли эпилепсию, то ли авто-амнезию. В итоге начал довольно фальшиво заикаться и уверять, что не помнит своего имени. Ну, Доусон пожала плечами, сказала, что его, такого крутого с авто-амнезией, обязательно покажут по телеку, авось кто опознает. И ушла.

- Не испугался?

- А фиг знает, внешне спокойный. Но не расстроился точно, значит, либо жаловаться на него никто не будет, либо не на что жаловаться. Понятия не имею. Ты идешь работать или как? – Вахтерша прищурилась и испытующе глянула на Пита. А тот так и сидел с поднятой правой бровью, взгляд завис, сосредоточившись на пустой точке в плинтусе.

- Сейчас пойду. А что там с невменяемым?

- Семнадцать лет, сдали родители. Сами в разводе, парень с двенадцати лет на экстази и хэви-металле. Ну, знаешь же, нежный возраст, всякое дерьмо к мелким так и липнет. Свихнулся немного, когда зайдешь – не наступи на него.

-?!! – взгляд Питера выражал все, что он хотел понять. Ленни хмыкнула.

- В прошлый раз он ползал под кроватью и мяукал, я чуть не наступила.

Пит вздохнул, встал со стула и удалился молча. Раскручивая на пальце ключи.

* * *

Джой заинтересованно наблюдал за соседом по палате, сидя на кровати и подтянув колени к груди. Колени были острые, некрасивые, но под серыми штанами пижамы это было не так заметно, как обычно. Палата была большая, но освещалась не ахти - только одним окном посреди стены. И то зарешечено, закрыто наглухо, чтобы зимой не было сквозняка, заклеено чем-то неизвестным. Даже не новое, пластиковое, а старое, с деревянной рамой. В палате не горел свет, а за окном, несмотря на уже не раннее утро, было темно из-за серых туч.

Инкен лежал на кровати уже который час, двигаясь так редко и сомнительно, что одно только занятие «Угадай – дышит или нет» увлекало Джоя на десять баллов.

Джою было смертельно скучно, ему хотелось обдолбаться. Еще сильнее ему хотелось трахаться, а дрочить в одиночку в общей палате как-то не шик. Сильнее, чем трахаться, ему хотелось только напиться и забыться, осознавая, что он у черта в заднице. В психушке, надо же… Мать была права когда-то.

И он точно не псих, он любит адреналин и скорость, он любит экшн, хоть и часто делает вид, что хочет побыть один.

«Это не конец, нет, конечно. Конец – это если бы у меня дырка в башке была. Или битой отходили. Или башка расколота. Или…» - фантазия у него была настолько богатая, что после долгих размышлений психушка показалась райским садом. В конце концов – кто его по телеку узнает спустя столько лет? Ему уже двадцать, дома его видели лет шесть назад в последний раз, да и выглядел он не так. Неужели милые бизнесмены, которых он обобрал, признаются, что стали «жертвами» его неуемной корысти и жажды хрустящего бабла? Нет, конечно, ни один старый мудак и слова не проронит о том, что мечтал потискать юного и страшноватого, зато дешевого мальчика с улицы. Притворяться опустившимся в конец подростком Джой умел, сойти за пятнадцатилетнего сиротку – запросто, накормить радушного педофила снотворным – еще легче. Разве ж дядечкам могло в голову прийти, что это двадцатилетний, вполне зрелый мошенник, следивший за ними неделями, чтобы попасться в нужную минуту в нужном месте?

Внешность тоже играла огромную роль, непропорционально большие (что выглядит далеко не так красиво, как кажется) темные глаза, маленький рот, вздернутый нос и россыпь темных веснушек на выпуклых скулах. Мордашка, по-другому и не назвать. И все это в обрамлении длинных, пышно начесанных (для вида растрепанности) крашеных волос. Неужели не пожалеют?..

- Мяу… Мя-я-я-яу… - из-под кровати возле стены выполз бедняжка Ферги. Джой на него посмотрел, потом вытянулся на кровати, закинув руки за голову и выпрямив одну ногу. Закрыл глаза.

- Мя-я-я-у…Мур-р-р… - Ферги был убедителен, старался на пять баллов. Лучше некуда. Вчера, например, когда зомби-Инкен стоял возле окна в своей обычной позе «бедра вперед, торс отклонен назад», между его ногами Фергюссон на четвереньках ползал, как настоящий кот. Более того, ноги Инкена были такой убийственной длины, что не поползать между ними, не потереться боком было бы просто грехом. Джой от скуки начал приставать к сумасшедшей животинке, опустившись на корточки и вытаскивая мелкую обдолбанную дурилку из этих двух лыж. Вытащил и принялся тискать, наглаживать, шушукать с ним. Ферги был не против, адекват у него закончился на пороге полицейского участка, куда его привезли после очередного похода в клуб. Сейчас была стадия «адаптации», как выразилась эта умная женщина в строгом костюме под халатом. А еще Джой заметил, что у нее небритые ноги, что колготки не того цвета, да и вообще, что колготки с босоножками носить просто абсурд. Но промолчал, он же невменяемый, он не помнит ни как его зовут, ни где живет – ничегошеньки о себе. В остальном абсолютно приспособлен к жизни.

- Ме-е-елкий, - протянул он, глядя на мурчащую возле тумбочки дурилку тяжелым взглядом. Маленький рот с бледными губами то и дело растягивался в ухмылочках, совсем не маленький подбородок выдвигался вперед. Джой постоянно щурился по привычке, рассматривал дурилку так пристально, что в глазах Ферги случайно-случайно, да пробегала искорка нормальности. Потому что кот ты или не кот, а неуютно от такого взгляда. – Че ты выделываешься, а? Ты ж не больной, - Джой шепотом его доводил, подняв брови и нудно выговаривая каждое слово.

- Мя-я… - начал парнишка, а Джой резко потянулся и толкнул его узкой ступней в плечо, семнадцатилетний псих так и сел на задницу, русая с мелированием челка упала на глаза.

- Мяу… - выдал он, но это звучало так ненатурально, что глаза у Джоя зажглись, он себе показался настоящим психоаналитиком. Надо же! Разгадал обман этой маленькой дурилки. Или нет?.. У него самого, у Джоя, было такое года два назад, когда ничего не хотелось, а сумасшествие выглядело отличным выходом. Он лежал на кровати и тупил в стену, почти не моргая. И ничто, даже крики не помогали. Если бы его пилили заживо тупой двуручной пилой, он бы не пошевелился. Но он-то знал, как это сложно, как хочется сказать хоть что-нибудь. Но ты нарочно сдерживаешься, чтобы все еще больше ужаснулись твоей «жуткой депрессии». Это дело принципа, это жажда внимания.

В палате подобрался суперский контингент, одна кровать до сих пор пустовала, санитар Пит застрял возле железной двери в палату. Он с интересом смотрел на маленький экран с черно-белым изображением происходящего в помещении. Оно транслировалось на этот экран и на экран в подсобке, на экран вахты в холле через маленькую камеру над дверью внутри комнаты. Вандервильт задумался в очередной раз о том, что чем отвратительнее существо, тем больше у него видов. Сколько видов сорняков? Сколько видов насекомых? Одних только гусениц сколько?..

Женоподобные мужики. Как их много, и все разные. Вот, к примеру, взять глупышку Ферги, ползающего по палате и выгибающего хрупкий позвоночник, как настоящий котенок. Совершенно удивительный парнишка. Семнадцать лет, а тело уже сформировалось. Другое дело – оно сформировалось не так, как рассчитывал его богатый папочка - плечи узкие, талия тоже, бедра узкие. Ноги худые, но с пластикой все в порядке, долговязость уже прошла. Лицо в камеру он не показывал, но Пит был уверен – ничего особо мужественного он там не увидит. На кровати у окна лежит еще один. Его женоподобность способна уничтожить психику любого гетеросексуального мужчины. Ну или сначала взбудоражить вплоть до ночной дрочки, а потом уничтожить, когда этот мужчина узнает, на кого дрочил. Высокая фигура лежит на боку, лицом к окну, спиной к двери, но Питу в камеру видно белые волосы, разметавшиеся по подушке. Видно четкую линию плеча, плавный изгиб талии, переходящий в не такое уж и крутое бедро. Аппетитные очертания, убийственной длины ноги. Щиколотки и ступни не уместились на кровати, они просто висят в воздухе.

Ему двадцать восемь?.. Удивительно. Хотя лица Пит по-прежнему не видел.

Этот вид женоподобного мужика, и правда, был необычным. Этот – из серии, что пачками, банками глотают эстроген, с целью не просто вырядиться и накраситься как баба, а потом выглядеть вульгарно и по-дурацки. А с целью максимально приблизиться к женской внешности даже без косметики. Судя по фигуре со спины – у пациента Инкена Моник (ударение и в имени, и в фамилии падало на букву «и», судя по личному делу) приблизиться к женскому идеалу получилось отлично.

Третий был самым противным, так что приковал взгляд и внимание Пита к себе надолго. Надо же, редкость такая, а туда же – в их дурдом. Совершенно адекватно себя ведет, но где-то в глубине все же проблескивает огонек настоящего сумасшествия. У него в душе ад, и он там дьявол, он там судит и жарит всех неугодных, он же наказывает «недостойных». Его недолюбили в детстве, хотя к таким с самого рождения клеятся слюнявые тетки. У них пожизненно мелкие черты лица и хрупкие фигуры, у них не глаза, а глазки, не губы, а губки, не руки, а ручки и так далее. Настоящая мужская щетина на лице не появляется вовсе или же появляется поздно, годам к сорока. А еще они чувствуют, что в отличие от первых двух видов педиков, они-то педики с рождения. И эта непохожесть на других растворяет всю доброту с детства, оставляя после себя только не совсем здоровый цинизм. Они просто берут все, что чувствуют сами, присваивают эти ощущения другим и уверяются в своей «отличной способности читать мысли людей». Предварительно снабдив грязными подробностями. Цинизм – один из сильнейших наркотиков. Он, как кокаин: не вызывает физического привыкания, но психологическое становится таким сильным, что завязать просто невозможно. Что ни слово, что ни фраза - все предельно цинично и сочится ядом. Такие, как этот пациент, не живут по правилу «Не верь, не бойся, не проси», как принято думать. Они не любят пафос, они его начисто лишены. Они истерики и Наполеоны, они – нравственные идиоты. Это настоящий диагноз для таких. Нравственный идиот не способен сочувствовать или сострадать, зато способен без единой эмоции на лице смотреть на самые гадкие вещи. На расчленение живого человека, например. В то же время он надрывается, чтобы доказать «Я хуже всех вас!!!», а в душе уверен: «Я лучший, вы все – быдло». Противоречия и превращают жизнь в ад.

Вот сейчас Пит со здоровым (а это совсем другое дело) цинизмом изучал содержимое новой клетки зоопарка, наблюдал за тем, как третий псих издевается над маленьким сумасшедшим Фергюссоном. Отметил про себя также, что не смотря на видимую хрупкость самого «Неизвестного», как было записано в личном деле, ему достаточно просто сильно дать ногой по выгнутому позвоночнику мальчишки. И он треснет. Скрытые резервы человеческого тела просто невообразимы.

- Рота, подъем! – весело заявил Пит, наконец открыв дверь и зайдя внутрь. Сразу же дверь запер, чтобы Ферги не вылез из палаты.

Инкен не пошевелился вовсе, а вот «Неизвестный» даже встал с кровати. Его очень даже обрадовало появление кого-то нового, а не этих старых, противных врачих. Тем более что широкоплечий и вполне приятный на вид санитар был в его вкусе. Высокий, со светлыми волосами, неширокими бровями чуть темнее по цвету, чем шевелюра. С серо-голубыми глазами и насмешливым лицом. В каждом слове и взгляде сквозила брезгливость к психам, но к брезгливости Джой привык.

А Пит подумал, что этот пацан и Ленни похожи, как брат и сестра, но не внешне, а как-то внутренне. От них исходили похожие волны. Вот если бы Ленни выперли из дома в юности, а потом она занялась бы аферизмом, сейчас была бы такой же, как «Неизвестный». Отличие было только в чертах лица и половой принадлежности.

- А ты не врач, ты санитар, - Джой тронул рукой его бейджик и прочел на нем «Питер Вандервильт». А Пит вздохнул мысленно, еще и голос у Неизвестного оказался, что надо. То ли как у мальчика лет 13 с хулиганскими наклонностями, то ли как у восемнадцатилетней девочки тоже не самого тяжелого поведения. Скрипучий и тянущий букву «а».

- Умный? – Пит поднял брови и хмыкнул. Сел на кровать особо борзого пациента, к нему тут же подполз Ферги, начал боком тереться о ногу. Пит игнорировал, случайно заметив, что был прав – личико у Фергюссона было еще совсем юным. На мужчину там и пародии не было.

- Допустим, - Джой начал кокетничать сразу же.

- Чего еще расскажешь? Как тебя зовут, сколько лет, где живешь, чем занимаешься? – санитар машинально погладил «кота» по плечу.

- Я… - Джой тут же вздрогнул и замер, округлив глаза. Черт… Чуть не попался, чуть не ответил на все вопросы. Он осклабился и встал манерно. – Я не помню.

- Заметно, - Вандервильту все было понятно, но он не стал портить психу удовольствие. У него в глазах и так видно, что он-то здесь, в отличие от Ферги и Инкена, настоящий шизик. Слишком много мыслей в одной голове, слишком много всего. – Как тебя называть? «Неизвестный» нравится?

- Зови меня Джой, - парень улыбнулся, Пит заметил, что зубы у него белые, мелкие – значит, не курит. Не курил, точнее. Прежняя жизнь закончилась, начался дурдом, а вот это уже совсем другое дело. Правда, Джой этого еще не понял.

- Знаешь, где тебя нашли, Джой? – санитар пропел, в то же время покосился на фигуру возле окна. Она не шевелилась совсем, пациент либо спал, либо умер, либо совсем рехнулся.

- И где же? – парень сел перед ним на пол по-турецки, Ферги сразу к нему подполз, но Джой его отпихнул. А Пит не сомневался, что псих сказал настоящее имя, зачем путаться? Джой и сам понимал, что может ненароком забыть «псевдоним».

- На скамье перед клиникой. Ты как будто ждал, что кто-нибудь выйдет и на тебя наткнется. А ты изобразишь бедного сиротку, забывшего имя и все остальные паспортные данные, - глядя в темно-карие глаза, выдал Пит спокойно. С улыбкой даже. – Что ты там делал?

- Я не помню, - парень возмутился очень натурально, пожал плечами. – Это ты должен мне сказать. Или ты не в курсе? Ах, да, ты же не врач…

Надавить на самое больное место у него не вышло. Пит не мечтал о повышении, да и больных мест у него не было вовсе. Ни одного.

Дата добавления: 2015-08-29