Это случилось в одном частном детском садике, где я когда-то работал воспитателем. До события, которое я собираюсь описать, произошло ещё множество других, не менее важных. Если бы их не было, всё

Это случилось в одном частном детском садике, где я когда-то работал воспитателем.
До события, которое я собираюсь описать, произошло ещё множество других, не менее важных. Если бы их не было, всё складывалось бы иначе. Хочу вспомнить только, как в нашу группу впервые пришла Алла.
Ей было 4 года. Она долго осваивалась в новых условиях, каждый день приходила с опущенной головой и подавленным настроением, смотрела исподлобья и не желала ни с кем разговаривать. Хотел я тогда только одного - как-нибудь развеселить девочку, чтобы она оттаяла и смотрела вокруг без враждебности и недоверия...
Каждое утро, заполучив от родителей как всегда угрюмую Аллу, я спокойно, одобряющим голосом, иногда с лёгкой иронией, пытался заговорить с ней. Надеялся, что она начнёт со мной хотя бы молчаливый диалог. Неожиданный результат моих стараний проявился только через несколько дней.
- Смотрю я на тебя, Алла, и пытаюсь понять - что на этот раз омрачило твою душеньку... Что могло случиться сегодня утром?.. Как будто что-то навалилось на тебя, да так, что и глядеть ни на кого нет сил...
Алла насупилась ещё больше, но, опустив глаза в пол, замерла на месте... "Ага, - думаю, - что-то отвечаешь на мои слова, раз замерла..." Я присел чуть поодаль, напротив её глаз.
- Опять глаза уронила. Ах, тяжё-олые глазки у тебя сегодня...
Вдруг, она резко вскидывает на меня свой взгляд, блеснув ими как молнией, потом снова опускает глаза и медленно, почти шёпотом, но очень членораздельно цедит сквозь зубы, негодуя:
- Мне... сегодня утром... мама... не да-лла ммасланахлебннаммазать! - И снова кинула взор на меня, чтобы уловить мою реакцию.
- Так..., - продолжаю рассуждать вслух, внутренне ликуя (есть контакт!), - хи-итренькая мама! Сама, значит, наммазывала, а тебе не дала попробовать? - Коне-ечно, не каждый захочет отдать кому-то возможность намазывать масло! Особенно, если сильно торопится на работу... Выходит, ты уже позавтракала?...
- Ннет! Я не сстала...
- Понятно... Кстати, сегодня на завтрак - бутерброды с маслом. Я могу уступить тебе сделать 2-3 бутерброда... Ну, как - идёт?...
Немного "поторговавшись", решили, что будем делать это по очереди. И хотя у меня всё время выходили бутерброды (на взгляд Аллы, которая уже знала, какие они бывают) какие-то "не такие", я, не пропускал своей очереди, чтобы она могла учиться орудовать ножиком. Чтобы она имела возможность передохнуть, сравнить свои действия с моими, показывать мне, как на самом деле надо делать ("без холмиков, ро-овненько...") и всё время сохранять при этом сильное желание продолжать процедуру...

Прошёл почти год... За этот год Алла вместе с другими детьми научилась очень многим делам. Она первая в группе научилась играть... Это была настоящая творческая, символическая детская игра...

И вот, приходит однажды наша Алла с занятия по рисованию вся в слезах, как в хрусталиках (занятие ещё продолжалось, и другие дети ещё не пришли).
- Что стряслось?!..
После долгого молчания и моего терпеливого ожидания (я уже знал, что она всё равно "расколется") выяснилось, что бедная наша девочка "не умеет рисовать!"
- Кто мог сказать тебе такое?!
- Никто.
- Тогда почему ты решила, что не умеешь это делать?
- Разве я сама не вижу?!.. - Она опять стала всхлипывать - Мы рисовали сегодня, и у меня, ну совсе-ем, совсе-ем ничего не получилось!
- Интересно, что же вы такое невообразимое пытались там нарисовать, что у тебя могла не получиться?
- Кота...
- Какого?
- Никакого - просто кота...
- Как это - "просто кота", разве бывают коты "никакие, просто коты"?.. Он чей?
- Кто?
- Ну, этот... кот ваш, которого вы рисовали?
- Да ничей - его Мария Ивановна нам показала.
- Это её кот?
- Не знаю.
- Что же, выходит, вы даже не поинтересовались, чей это кот?... Он вам, хотя бы, понравился?
- Да вроде бы ничего... Как только она его нам показала, так мы его и стали рисовать...
- Кота показала?
- Да кота, кота, конечно! - Она стала немного раздражаться, оттого что я не мог её понять.
- Очень интересно, Алла... Ну-ка, а сможешь ты припомнить, какого цвета был этот самый кот?
- Он?.. Нникакого...
- Вот это да! Значит, и кот "никакой", и цвет у него тоже - "никакой"?!.. Он что же, был совсем-совсем бесцветным что ли?.. Шерсть-то у него, хотя бы, была?
- Она его не раскрашивала...
- А разве котов... красят? - Девочка начала улыбаться, догадавшись, что мне было не понятно. - Он же был на-ри-со-ван-ный!
- Нарисованный? Значит, ты всё-таки нарисовала этого несчастного кота, но захотела, чтобы Мария Ивановна раскрасила его за тебя, так?
- Нет, я не нарисовала, у меня не получилось. Это Марья Ивановна нарисовала.
- Так. Ну а вы-то что делали, вы-то чем занимались?
- Такого же рисовали.
- Да. Но-о.. ведь она же нарисовала вам своего кота, домашнего, который у неё дома живёт, так?
- Не знаю, наверное...
- А у тебя дома есть свой кот?
- Нет.
- А, ну тогда всё понятно! Нужно было просто сказать Марии Ивановне, что никакого кота у тебя нет, и никогда не было. Как же можно нарисовать то, чего практически никогда не видел, с чем близко не был знаком?!.. Что же ты там пыталась тогда нарисовать?
- Все дети рисовали, и я хотела сама нарисовать такого же, как у Марии Ивановны...
- Сама?
- Да.
- Сама хотела нарисовать какого-то чужого кота, которого никогда в жизни не видела, не гладила, не кормила из блюдца... Ну, ты даёшь! - Теперь-то ты понимаешь, почему у тебя не получилось? И у меня бы не получилось - и ни у кого бы не получилось!
- Нет! Все-то, другие дети - нарисовали!..
- Быть того не может!!!
Дети к этому времени уже подошли, держа в руках свои рисунки.
- Да вот же их рисунки, Дмитрий Геннадьевич...
- Сейчас посмотрим.
Няня уже увела всех детей одеваться на прогулку. И мы с Аллой стали рассматривать очень красочные, большие портреты с кошачьими мордочками.

(Все они были нарисованы по единому образцу, из росчерка, который и послужил основой. Далее к нему пририсовывали недостающие части и раскрашивали. Дети не справились с росчерком, но не заметили этого. Одна Алла заметила, что её росчерк не такой как на доске у учителя. Времени на его отработку у неё не было, и она забеспокоилась не на шутку. В результате все дети дорисовывали свои росчерки (какие уж получились) и раскрасили их произвольно – индивидуальности всё же проявились, хотя и не в осмысленной деятельности. В общем, каждый рисунок внешне выглядел как вполне самостоятельная творческая работа. Дети были довольны, хотя быстро забыли про свои работы, оставив их на столе. Ничего рассказать про свои работы они не смогли.)

Фактически, рассматривал рисунки детей я один. Они не могла на них смотреть. Но и она чувствовала, что здесь что-то не так. В ушах её наверняка ещё звучали похвалы учителя по поводу оригинальности каждого портрета…

- Так…, - говорю, - что-то не похоже, что они рисовали своих котов – уж слишком все рисунки похожи друг на друга, хотя и раскрашены по-разному…

- Конечно!..

- Знаешь, а ведь и на кота Марии Ивановны эти рисунки тоже не похожи. Я был у неё в гостях – у неё дома живёт длинношерстный рыжий котик. Очень хотелось бы узнать, как наши дети рисовали животное, которое ни разу в жизни даже не видели? Они сами рисовали?

- Ну, им, конечно, немного помогли…

- Помогли, значит?

- Да – Мария Ивановна им помогала.

- И что же – всем?

- Да-а…

- А тебе, почему не помогла?

- А я не хотела, чтобы мне помогали. Я сама хотела нарисовать! – Алла немного побагровела…

Я спокойно, вопросительно и доброжелательно поглядывал на девочку. Она начала уже что-то понимать. Улыбка, самоирония стали прорываться наружу, хотя на лице у Аллы всё ещё сохранялась хмурая мина.

- Не посмотрела ни разу, не разобралась, что за кот такой – и да-ввай рисовать!

Мы уже от души хохотали вместе с ней.

- Марья Ивановна, небось, сто раз его видела… - хи-итренькая!

Она стояла передо мною и облегчённо смеялась. И не над учителем (имя которого нарицательное, конечно) – над собою и над своими чувствами, которые её, чуть было, не захлестнули, ударив по душе. Казалось, само детство беззлобно смеётся над нами, «хитренькими пре-хитренькими» взрослыми…

Я захватил с собой мел. Мы собрались и вышли на площадку к детям. На улице через некоторое время я подозвал Аллу к себе.

- Послушай, Алла, я никогда не был у вас дома. Но я очень хотел бы узнать, чем вы дома занимаетесь, как живёте, в какой квартире, что у вас есть дома, как располагается всё это. Ты могла бы мне рассказать?

- Могу…

- Когда ты из детского сада приезжаешь на автобусе домой, кто тебя встречает на автобусной остановке?

- Папа. И не на автобусной остановке, а около дома – автобус подходит прямо к дому!

- Отлично! Вы на каком этаже живёте?

- На седьмом. А поднимаемся на лифте.

- А кто открывает двери квартиры – ты или папа?

- Папа.

- Ты ещё не научилась?

- Ещё не пробовала…

- А просила попробовать открыть дверь самой?

- Да, но только у нас очень высоко… Ну, я не смогу достать…

- Замок?

- Да.

- Так. Какие у вас двери – расскажи, пожалуйста! А ещё и покажи мне, чтобы было понятнее. Вот мел – здесь на стене можно показать, какие они, двери у вас.

- Как «показать»?

- Мелом черти, как получится, только чтобы на ваши двери похоже было.

Она замешкалась.

- Вы что, забыли?.. Я же не у-ме-ю рисовать…

- Я и не прошу тебя рисовать, я говорю – черти, как получится, чтобы я мог представить, какие, примерно, у вас там двери дома.

- Ну, ладно, давайте…

Она взяла мел в руки, всем телом развернулась от стены ко мне лицом, демонстрируя, что рисовать особо она и не будет стараться, а вот рассказать – не против.

- Вообще-то, у нас две двери – вот та-ки-е:

- Интересно, как же папа их открывает?

- Ключами… Вот так:

- Куда вставляет ключ?

- …в такую… дырочку…

- В замочную скважину?

- Да, в замочную скважину:

- Что это за скважина такая, что с её помощью можно двери открыть?

- В ней замо-очек такой спрятан – в каждой двери по замочку:

- А ручки на дверях у вас есть, или вы без них обходитесь?

- Есть:

- Здорово!.. Ну, вот вы заходите с папой домой… и что делаете дальше?

- Что-что – раздеваемся!

- Сразу раздеваетесь? А ноги, вернее, сапожки и ботинки вытираете?

- Да. У нас перед дверью такой половичо-ок лежит:

- А когда мы уже зашли, мы снова ноги вытираем – у нас ещё половичок есть, с узором:

- И уже тогда, когда пришли в прихожую – раздеваетесь?

- Да.

- Что снимаете сначала?

- Я снимаю сапоги, папа – ботинки.

- А ставите куда?

- У нас в прихожей есть специальная полочка такая…

- Для обуви?

- Вот-вот, для обуви:

- Понимаю! А куда вы куртки и пальто вешаете?

- Есть в нашей прихожей вот такой шкаф…, тоже с ручками…, с полочками для шапок; и там ещё есть такие… крючо-очки – мы на них и вешаем куртки, пальто…

- Это у вас шкаф для верхней одежды?

- Ну да – шкаф для верхней одежды:

- Здорово!.. И что вы делаете после того, как разденетесь?

- Мы идём умываться, потому что мама нас не пустит с грязными руками за стол…

- Где умываетесь?

- В ванной.

- Как в ванную комнату можно пройти – она далеко от входных дверей расположена?

- Нет, рядом. Нужно во-от так, по коридору пройти, и как раз дверь в ванную комнату будет:

Я пропускаю все подробности, хотя они очень интересны сами по себе…

В итоге, у Аллы получился следующий рисунок (как я его запомнил):

В тот момент, когда Алла рисовала свою кухню, рассказывая обо всём, что они обычно на кухне делают, что и где у них там находится, где за столом сидит она, что они едят, какая картина её любимая висит как раз над её местом за столом…, она вдруг остановилась, замерев от какого-то неописуемого восторга и, уставившись глазами куда-то в небо (а именно – в затылок), чуть дыша, шёпотом проговорила:

- Дмитрий Геннадьевич... Дмитрий Геннадьевич!.. А во-от зде-есь, - она указала пальцем на то место в рисунке, где только что изображала кухню, и которое всё было буквально испещрено линиями в большей степени, нежели любое другое пространство рисунка, а со стороны, для человека, непосвящённого в смысл нашей беседы, скорее всего на рисунок как таковой было похоже меньше всего, - во-от зде-есь… кухня – ну совсе-ем как настоящая, как настоящая наша кухня, как у на-ас, у нас дома!!!..

Мы с ней вдвоём стояли и потрясённо молчали, переживая восторг от неожиданного взаимного открытия: она – от осознания того, что уже способна великолепно рисовать, как настоящий художник, т.е. так, как бывает в самой жизни – столь же ярко и полно; я – от осознания того как, при каких условиях, на базе каких именно способностей возникает у ребёнка возможность научиться образно мыслить, научиться обобщать свой жизненный опыт в образном плане, внутри собственного сознания…

---

Дата добавления: 2015-08-29