-Вы правы. Но может я пустой внутри, поэтому нахожу общество в пустой компании.
-Нет. Наоборот. Вы внутри полны, вот только нет того человека, кто бы смог вас понять, поэтому вы и находитесь в окружении пустых людей. Их полно в нашей жизни и редко попадаются те, с кем хочешь и мечтаешь найти общий язык. – она с сожалением опустила глаза и поняв, что сказала лишнего, молча повернулась в сторону часовни. Но я не мог позволить ей уйти, я взял ее за руку, пусть она этого не хотела или не ожидала, но я сделал это.
-Отпустите! – потребовала она; я знаю, что напугал ее своим грубым действием, но я словно на уровне инстинктов не мог ее отпустить, как когда-то отпустил Елену.
-Прошу вас простите – я отпустил ее руку словно ошпаренный, а она посмотрела на меня так, словно только, что влипла в неприятную массу. Словно я и есть эта масса, замаравшая ее благодетель. –Я прошу прощения, не знаю, что на меня нашло… Простите – я хотел увидеть в ее глазах хоть какую-то благосклонность, но эта моя хватка, была большой ошибкой в нашем разговоре. Она отвернулась и начала покидать меня, и что-то словно начало подталкивать меня вперед. Я был готов бежать за ее удаляющейся фигурой, если бы меня не перебил еще один голос. Эленики.
-Анатолий Романович, вот вы где, я вас искала, а вы словно пропали. – подойдя вплотную к моей спине она тронула меня за плечо. Я был зол. Но не на нее, а на себя. Я испортил все!
-Зачем же вы меня искали? – с некой грубостью спросил я так и не поворачиваясь к ней лицом. Я все еще следил за Апполинарией, которая только что закрыла дверь часовни. Мое сердце подсказывало, что нужно идти туда и еще раз извиниться, но разум говорил, что я итак ее до смерти напугал и не стоит больше вторгаться в ее хлипкое пространство. Ведь она, та с кем не пройдет сей фокус нежных прикосновений, она не поймет моего щурого взгляда, от которого падают сотни красавиц, но она та, у которой разум и мировоззрение схож с моим.
-Я хотела вам сказать кое-что – она обошла меня и предстала перед моим лицом, которое даже глазом на нее не посмотрело, а лишь смотрело вдаль на образ часовни, в котором билось сердце перепуганной Апполинарии. – Может вы посчитаете меня наглой или невоспитанной, но мое сердце твердит об одном. Я влюблена в вас. – ее слова были словно ледяной водой, которой поливают армейцев, проспавших службу, она шокировала меня, и я все-таки перевел глаза на нее. Все это было странным для меня – круг непонимания. Я не знал, что ответить, но ее лицо казалось крайне спокойным, словно это у нее в порядке вещей. Я бы только с судорогой в сердце смог признаться Апполинарии в чувствах если бы они были, а Эленика без единой капли волнения сказала мне об этом. – Это любовь с первого взгляда, и я никогда не забуду наш танец – она вдруг зажмурила глаза и подалась чуть вперед, я в таких делах мастер, было понятно, что она хочет, чтобы я поцеловал ее. Тут все страсти и мысли, что блуждали в моей голове столкнулись и я совершенно некорректно взял ее за оголенные плечи. она, оторопев от непонимания, открыла глаза и чуть ли не заплакала.
-Милая, Эленика, я вас прошу не нужно. Вы прекрасная достойная дама, так ведите себя как подобает – я начал удаляться словно в бреду от нее, и только потом услышал всхлипывания носом от слез неудачи. Я знаю, что поступил грубо, но она не должна вести себя так. Я не стою ни ее слез, ни ее страданий!
Порой мне кажется, что я кому-то насолил, ведь еще ни разу за всю жизнь не был женат на девушке, которую бы полюбил по-настоящему. Все они чудным образом от меня уходили, бежали, просто пропадали из моей жизни. Как бы ни было больно признавать свою неудачу в любви, ее скрыть нельзя.
Я воевал на страшных битвах, где даже речи не велось о женщинах, только гул ревущих солдат, мольбы у бога о помощи. Я видел, как молодые, достойные жизни солдаты от шального ранения падают на землю, издают последний вздох, вспоминая свою короткую и счастливую жизнь. Видел военные пытки, когда насильно из человека пытались выбить пару важных слов, а он не сдавался. Молчал. Внутри молился, но не о собственной жизни и спасении, а о жизни матери, что потеряет сына. Все они отдавали жизни на поле брани, защищая отечество, а командиры, что издалека смотрят на сражение молятся о своей сохранности. В войне я видел многое, и остался жив только потому, что бог берег мою душу для чего-то другого, или для кого-то другого. Может он знал, что если меня не станет, моя мать умрет, не перенеся утраты, или, если я погибну, то мои будущие дети не станут великими как их дедушка, может бог знал, что моя никчемная душонка должна принадлежать одной единственной женщине, что по ночам просит послать ей мужа.
Мой дядя Алексей Петрович когда-то сказал мне вещь, которую я забыть не в силах. «Тот, кого ты ищешь всегда рядом, стоит только хорошенько присмотреться». Он эту мудрость познал со своей женой Альбиной. До сих пор не верю, что так произошло.
Альбина Генриховна из большой знатной английско-светской семьи. В Россию она переехала со всей свитой, из-за массовых репрессий в Англии, которые могли обратиться против ее отца Генриха Дауштауэра. Она, как и подобает прилежной дочери сама не могла выбрать жениха, а так как Алексей Петрович постоянно крутился в их поместье с отцом семьи, они не редко говорили о свадьбе, но только не Альбины и Алексея, а о свадьбе Хелены и Алексея. Хелена – это старшая сестра Альбины, с которой она до сих пор в ссоре. Генрих сразу приметил такого умного, справедливого и успешного зятя для своей семьи. Как-то раз мне Алексей в хмельном ударе посетовал на тайну. Он и Хелена были обручены, и когда настал тот день перед алтарем, тот собрал вещи Альбины и тайком выкрал из родного дома. Генрих искал его больше восьми месяцев, а когда нашел, было уже поздно. Они обручились в церквушки около Коломенской деревни на закрытой ото всех церемонии. Генрих увидев округлившийся живот дочери, больше не желал ее видеть. И как подобает трусливому англичанину-аристократу написал ей письмо, не набравшись смелости в лицо сказать все, о чем думает.
Алексею в ней понравился страстный неудержимый характер, который стихает с годами, но не дает ей право называться мудрой женщиной. Впрочем, она была слишком молода для него, но все же свадьба состоялась, и они до сих пор вместе. Может и мне стоит приглядеться к кому-нибудь, кто со мной под рукой.
Я прошел через обходную дверь, чтобы больше не показываться на глазах интеллигенции, на которую мне тошно теперь смотреть. Я вышел к парадным воротам, где, чуть приуныв мой извозчик лежал на боковой.
-Сер! – заметил он мою искрящуюся фигуру и спрыгнул на землю, склонившись в поклоне – я думал вы еще не скоро – я прекрасно понимал, что тот так рано меня не ожидал, но я и вправду больше оставаться здесь не мог
-Погоняй! – равнодушно отозвался я, так как мне не свойственно.
Сквозь эту грязную раскуроченную колесами дорогу я мчался домой. Мне кажется сейчас я чувствую себя очень пусто и ничтожно. Я бегу от того, к чему бежал столько долгих лет. Я Трус!
О боже, как пережить все это, как понять все это?
Следующий час, что я провел в пути, думал только о том, что я натворил и правильно ли я поступил. Апполинария лезла в голову, но я же мужчина почему не могу просто взять осилить себя и выкинуть ее из головы? Та, кто не проявляет ко мне внимания, его и не заслуживает! Вот так я решил, ведь если правда то, что моя судьба рядом, а я закрываю на нее глаза. Может это Эленика, которая питает ко мне теплые чувства, а я столь грубым жестом оттеснил ее от себя. Ох, что же я наделал?
Я распинаюсь перед собой словно мальчишка пятнадцатилетний, мне не хочется больше говорить, слышать, чувствовать – мне хочется уйти и забыть все что я сегодня пережил.
Глава 2. 5 месяцев назад.
Охота
Сегодня мою усадьбу залило с самого утра теплым, весенним солнечным светом, который светил во все открытые, от жары майского дня, окна. С утра проснувшись рано, я приказал подать мне крепкого индийского чая с корицей и булок с маслом, а в дорогу завернуть чего-нибудь перекусить, и флягу с коньяком, без которого теперь не обходился ни один одинокий вечер. Я оделся так, как подобает охотникам, ведь сегодня день, первый от того самого дня как я посещу семью Костомаровых вновь.
Все эти два месяца я пытался не вспоминать ни о Апполинарии ни о Эленике, пусть это и было невозможно. В этих месяцах мне выпал сложный период, когда работящие крестьяне на полях, должны были садить рожь да овес, но случилось так, что резерва на мой уезд не хватило в полной мере, и все эти месяцы я разбирался с верхами. Ведь кто-кто, а виноватым зимой в голоде буду я. Это меня будут проклинать матеря, умерших от голода детей, мою усадьбу разграбят в случае бунта. Поэтому времени на внутренние монологи с самим собой не было.
Мои служанки собрали вещи в дорогу, положили ружья, двустволки, коробок пороха и ночную провизию.
-Анатолий Романович! – постучала в дверь тяжелая рука моего камердинера – Исидора.
-Войди! – гаркнул я и обернулся к двери
-Анатолий Романович, повозка полностью загружена можно ехать в путь.
-Так чего мы ждем? – я пронесся возле него и вышел из комнаты.
Исидор был моим самым лучшим и преданным камердинером за все года проживания в уезде. Путь он был немного стар, но пятьдесят шесть лет - это весомый аргумент в пользу подчинения. Он прекрасно управлял усадьбой и моими людьми, когда меня не было, я всегда мог на него положиться, а он трепетно и учтиво относился ко мне. Не помню и дня, когда я за что-то винил его или говорил, что что-то не устраивает, он всегда все делал безупречно. Исидор настолько был предан мне и своей работе, что, когда я позволил ему завести семью и выйти в отставку, тот отказался и молил оставить его на должности, думая, что он для меня не удел.
Вот и в этот раз я не боялся чего-нибудь забыть, ведь знал, что все за меня сделал Исидор.
Я выехал чуть раньше назначенного мной времени, в половину восьмого утра, а по подсчетам должен приехать примерно к обеду точно.
Так и случилось только я сошел с коня, как на часовне возле усадьбы Костомаровых прозвенел колокол, означающий время обеда. Конечно, как гостеприимный хозяин Алексей пригласил меня за стол, где сидели наши товарищи, с которыми мы поедем на большую охоту, Альбина Эленика и моя Апполинария. В этот раз она выглядела довольно болезненно и лишь когда я вошел она кинула на меня холодный взгляд. Я совершенно уверен, что противен ей, но ничего поделать не могу суть моя такова. Мне досталась честь сидеть рядом с ней и когда я начал отодвигать стул, чтобы сесть, она протестуя сложила приборы и встав изо стола попросила у отца выйти. Он ничего не подозревая разрешил ей выйти, но я-то понял в чем дело. Мне не по себе находиться в доме своего почти родного дядьки и промышлять за его спиной. Все это мне напоминает Елену и ее отца Станислава Ильича, все в точности было так же. Может такова моя судьба быть крысой в сыроварне друга?
Я точно знаю, что Апполинария обижена столь грубым жестом, ведь я задел ее за самое, что ни наесть чистое – женская четь. Я не покусился ни на ее женские прелести, ни на красивые глаза, ни на добрую душу, даже не на ее излишнюю, но приятную набожность, я просто сделал ошибку, за нее несу теперь крест, как и крест Елены на своей спине.
Напротив, меня сидел мой друг Василий Леонидович, а рядом с ним искрящаяся Эленика. По ее виду было понятно, что она на меня не в обиде, а наоборот рада видеть меня, за столом она предлагала мне всякие яства, а так как я уже отзавтракал мне не особо хотелось почивать. Эленика, она очень странная для меня девушка, столь беспринципная настойчивая маленькая дама. Я честно не понимаю, почему она так хочет быстро повзрослеть? Кто вложил в нее мысли о прекрасном взрослом мире, в который она так и стремится?
Чуть позже я тоже встал изо стола, как будь то выйти в уборную, но на самом деле меня посетила безумная мысль найти Апполинарию.
Я хотел объясниться, сказать, что был не прав, ведь ее укоряющий холодный взгляд был невыносим. Я все эти месяцы лелеял мысль об извинении, может если я объяснюсь, лед с ее глаз тронется и превратиться в теплые слезы?
Я как вежливый гость не мог входить в комнаты домашних дам, но точно знал, что она в своей спальне. Может ей сейчас неловко, или ее трясет от ярости, может она, приклонив колени молиться, чтобы конь умчал меня от сюда, а может и наоборот просит бога принести мои ноги к порогу ее комнаты. Все ее мысли не давали мне покоя. Я точно не знал в какой она из комнат, ведь их здесь больше двух десятков. Я просто наделся своей чуйкой найти ее по запаху, словно борзой пес на охоте.
Я поднялся на второй этаж и оказавшись перед длинным коридором комнат, увидел одну приоткрытую, самая дальняя у окна комната была почти незаметной, как и Апполинария. Я сразу понял, что это ее комната. Кирзовыми сапогами тяжело зашагал вперед к комнате и как только мой шаг начал приближаться, дверь закрылась. Я понял, что она там. С каждым шагом во мне говорили два голоса: один говорил, что я опять могу испугать ее своей навязчивостью, а второй говорит, что нужно немедленно поговорить с ней здесь и сейчас.
Как только я подошел к дубовой белой двери с ручкой в виде виноградной кисти, то остановился, терзая себя сомнениями. Превозмогая голоса в своей голове, я решил войти. Легкий ветерок от открывания двери дунул мне в лицо, а передо мной предстала Апполинария, стоявшая у окна, прижав руки к груди, словно молиться.
-Я знала, что вы придёте за мной. – томно сказала она, но продолжила смотреть в бескрайний майский горизонт полей.
-Я пришел не за вами, а ради вас. Два месяца, что тянулись вечность, я мучал себя тем, что произошло. И сейчас я перед вами чтобы извиниться. – быстро сказал я, а она повернулась ко мне своим бледным лицом, в глазах которых по-прежнему был альпийский лед.
-Извиниться? – переспросила она, словно забыв то, что произошло – я думала вы пришли в этот дом…
-Чтобы просить руки? – сразу догадался я
-Именно… - она опустила руки и подалась вперед
-Нет, что вы, и в мыслях не было, то есть это не говорит, что вы не подходите для брака, для меня, просто я не за этим пришел – я начал суетно бормотать себе под нос и наконец увидел на ее лице растаявшую улыбку
-Вы мой спаситель! Я было подумала, что вы приехали как жених, а вы всего лишь извиниться. Господи благодарю. – вознеслась она
-Вы так не желаете выходить замуж?
-Не желаю. Я бы хотела отдать всю жизнь служению богу, но мой отец этого не понимает, отказывается понимать, и поэтому уже как месяц подыскивает мне женихов. Он думает, что замужество выбьет, как он говорит, из моей головы всю эту «дурь», но это не дурь – это моя жизнь.
-Женихов? – удивился я, совсем выпустив из ушей главные ее фразы.
-Именно, я столько ночей проплакала в подушку, что совсем перестала спать и выгляжу теперь словно мертвая. Мне стыдно, что я так выгляжу перед вами, если бы я знала раньше, что вы приедете просто на охоту с отцом, то привела б себя в порядок.
-Вы выглядите прекрасно в любую непогоду, даже если бы я и вправду был вашим женихом, то меня бы ваш вид нисколько не оттолкнул – снова зачем-то ляпнул я, заранее зная, что она не оценит пустых слов. –Апполинария… - было начал я спустя пару секунд молчания – я вас прошу выслушайте меня, более не могу терпеть все то, что давит мне на сердце. – она молчала; я продолжил – в тот первый раз, когда я вас увидел, то более забыть уже не мог. Мечтал узнать я вашу душу, хотел разговорить, но все испортил грубым жестом. Я прошу у вас прощения… И хочу сказать вам лишь одно, еще ни одна за последние годы не задела мою скверную душонку так, как задели ее вы… - я хотел сказать лишь одно слово «люблю», и более не хотел бы знать ее чувств ко мне. За месяцы, проведенные в диком одиночестве, понял, что она та самая с которой мне хочется быть, делить семейное ложе и иметь от нее славных, как она детей, вот только с ней я чувствую себя робким мужчиной, не тем, что прежде был я без нее. И это меня пугает больше всего. Сам не знаю готов ли я стать «тряпичным» ради нее.
Она смотрела на меня удивленными глазами полными сожаления, я все заранее знал. Знал, что она не желает иметь мужа, что такие как я ей противны, но что же делает со мной «это» чувство, я ничтожен перед ним. Мы смотрели друг на друга, не отрывая глаз, так бы простояли вечность, если бы в комнату вдруг не отварилась дверь, а за ней не показалась краснощекая Эленика. Было такое чувство, что она подслушивала наш разговор, это свойственно только невоспитанным детям, точно, как и она.
-Вас начали искать, и я сразу подумала, что смогу найти вас именно здесь, Анатолий Романович – Дрожащим голосом произнесла она, видимо поняв для себя из подслушанного разговора, то, что абсолютно мне не интересна.
С одной стороны, Слава Богу, что это Эленика, ведь если это был кто другой, то такой позор лег бы на мои плечи, что тяжело представить.
-Благодарю тебя сестра, что побеспокоилась за Анатолия Романовича, но мы с тобой должны присоединиться к столу. – она, подхватив Эленику за руку вышла из комнаты, напоследок окинув меня безутешным взглядом.
Отобедав, наш маленький отряд из восьми человек и прислуги отправился в путь. Все были на лошадях, а после нашей кавалерии шла повозка с принадлежностями для охоты и едой. Это все мне безумно напоминает шествия английских королей, когда они, собрав немногочисленные армии, двигались по городам, чтобы удивить всей своей мощью и внушить безопасность.
Я тоже был на коне, он был моим самым преданным и верным другом, во времена битв, его зовут – Юлий. Точь Юлий Цезарь, только конь. Как и свой знаменитый теска он мог делать несколько дел одновременно. Бежать трусцой и в тоже время раскурочивать броней нападающий пеших врагов, в общем, он был очень способный и совершенно идеальный для поля битвы. Когда я только покупал его на берегах Балтики за крупную сумму денег, мне сразу в глаза бросился его цвет. Черный, словно уголь или смоль, ни единого серого пятнышка. Этим цветом он внушал страх не только в меня, но и в окружающих. Когда я только появлялся на поле брани вместе с ним, то приковывал взгляды миллионов солдат, что смотрели на нас исподлобья. С ним я чувствовал себя владыкой поля битвы, и эта величественность коня вселяла в меня алчную страсть к власти. Может где-то глубоко в душе я действительно хотел власти, но отчетливо понимал, от куда все это идет. Вся эта излишняя мятежность вокруг одной персоны меня забавляла, тот же Князь Милославский, вечно окутанный вниманием, немного был изможден этими постоянными плясками. Вы может скажете: это просто зависть. Я вам отвечу, нет. Среди того сброда, настоящего сброда высшего света, нет ни одной чистой и искренней души, возможно поэтому такие как я – ценители души, ищут свою любовь среди крестьянских женщин. А тем, кому везет, находят их с трудом среди «своих».
Как ни странно, но через пару часов пути мы оказались в этом диком лесу. Я не люблю природу – она кажется мне слишком мрачной. Потому что в недалеком будущем она начнет гибнуть, унося с собой и людей. Мать природа, не будет вечно существовать. Как и цивилизация она, появившись, умрет.
Этот лес был излюбленным для охотников, потому что здесь водилось множество дичи. Порой даже той, о которой слых не слыхивали. Единственное воспоминание, связанное с этим лесом, то это охота с Алексеем Петровичем на диких кабанов в жарком июне, восемь лет назад. Тогда я был юнцом и при виде большого кабана, перебиравшего копыта для разгона, чтобы наброситься на меня, я трясся со страха, вместе с ним и тряс ружье. В тот день меня мог своим клыком проткнуть дикий кабан, если бы не меткий выстрел ему в голову, Алексеем Петровичем. Даже не помню, как воротился домой, со страху позабыл все, что только мог забыть.
Сегодня на дворе май, кабанов пока не водится, значит начинается охота не мелкую дичь, а если повезет, то и на крупную.
Мы развернули наш лагерь почти в самой глуши лесной, слуги поставили огромный красно-оранжевый шатер, чтобы привлекать внимание любопытных животных, положили камни, расчистили место для костра, на котором вечером будем жарить, то, что сумеем уловить. Но сначала по нашему обычаю, который существует более десяти лет, должны ударить по двести грамм ядреной русской водки. Сев у костра, жаждущего пламени, мы разлили двести грамм водки каждому и во все горло крикнули: «За удачную охоту!». Проглотив жгучий ядреный напиток, по телу грянули мурашки, а желудок внутри прожгло огненным ядом. Я словно в жерло вулкана влил эти двести грамм, которые как верят буйные, дают храбрости.
-Анатолий Романович, вы так таинственно исчезли во время бала, что вас заставило даже, не попрощавшись с нами удалиться столь быстро? – спросил меня уже поддатый Василий Леонидович. Видно заранее выпивший дома, ведь от двухсот грамм так язык бы не заплетался.
-У меня появились неотложные дела – соврал я, чуть почувствовав румянец на небритых щеках.
-Какие такие могли быть дела? – спросил Виктор Петрович, затянувшийся дубовой германской трубкой.
-Ну что же вы пытаете моего пасынка? – сказал Алексей Петрович улыбаясь мне в лицо – наш товарищ сказал, что были дела и все тут. – добавил он и хлопнул меня, по старой дружбе, по плечу.
-А я-то думал, что вы весь вечер в компании Эленики проведете – вдруг, как будь то специально ехидно начал Евгений. Если он и был моим товарищем, то очень сомнительным, можно сказать условным. Я никогда близко с ним не общался, например, как с Василием Леонидовичем, не ценил его, как Алексея Петровича, он просто был хвостом в нашей компании, довольно подгнившим. Даже его жена Анастасия, которая мне понравилась, не говорит о том, что и он мне по душе. Знаете, я отчетливо помню, как он появился в нашей компании четыре года назад. Мы собрались в доме у Виктора Петровича Морозова - нашего друга, поиграть в карты, естественно на деньги. Там-то и появился этот козырек. Он выиграл пару-тройку игр, понабил свой карман нашими деньгами и уже хотел идти, но Алексей Петрович уж слишком им заинтересовался. Предложил выпить, сыграть еще раз, рассказать кто он такой. Мне он с первой минуты за игральным столом не понравился, до сих пор помню его пронзающий взгляд. Было такое чувство, что он наши карты видит насквозь, словно прорицатель.
Вот и сейчас, от его, брошенной невзначай фразы, меня тряхануло не на шутку. Вспоминать тот день, мне совершенно не хотелось, но больше всего меня волновала реакция Алексея Петровича, который почему-то не излучал ни единой эмоции.
-Мне Эленика все уши про вас господин Анатолий Романович, прожужжала. С утра до вечера ежечасно металась по усадьбе, да и лясы свои точила о вас. Все восхищалась какой вы великолепный человек. – неожиданно с полным спокойствием отозвался Алексей.
-Я тоже польщен вашей дочерью, Алексей Петрович. – соскользнуло у меня из уст. Больше никто и не спрашивал у меня ни о чем. Да мне особо не хотелось больше говорить с кем-то.
Я первый поднялся из нашего любительского круга и твердо сказал, что пора начинать охоту. Предложив разделиться, мы разошлись по восьми разным сторонам. Я пошел на Юго-Запад, Алексей Петрович – на Восток, Василий до поры до времени плелся за мной, но потом я упустил его из виду, а кто там куда пошел дальше, я уже не видел.
Идея с охотой мне была по душе, просто развеяться, испытать эти чувства дикаря мне было по вкусу. Я шел, не глядя назад, только вперед. Наслаждаться лесом мне особо не нравилось, да и пройдя пару метров, мне как-то поплохело. Алкоголь и майский зной не лучшее из всех сочетание. Я присел на корты, достал свои уже балтийские папиросы и затянулся. Когда ноги затекли я присел на корни высокого дуба и навалился всей восьмидесятикилограммовой тушей на ствол древа. Каждый раз затягиваясь папиросой меня отпускало. От чувства невесомости хотелось сидеть под дубом до конца охоты, но единственное, что мешало мне это сделать, это то, что каждый вечером будет есть то, что словил. Очевидно я не хотел остаться без ужина. Я сидел так еще пару секунд, пуская дым в лесной воздух, в котором пахло хвоей, как вдруг услышал шорох за ближними кустами. Я словно молодой орел встрепенулся и встал, чтобы посмотреть, что там или кто там. Я очень осторожно перебирал ногами, под которыми трещали сухие ветки и двигался к кустам. Навострив свое ружье, я начал отодвигать густые ветви кустарника, которые кололи мне ладони. И когда мой взгляд пробрался через эту гущу, то я порядком удивился и даже ознобился от увиденного. Передо мной лежала испуганная и измученная лиса, попавшая в капкан. Он впился ей прямо в шею, оставив кровавые борозды на ней. Кровь была засохшая, а сама лисичка была совершенно истощена, стало понятно, что она так мучается уже несколько дней, два или три. Не скрою своей слабости перед беззащитной и нуждающейся в моей помощи лисы, мне по истине стало ее жаль. Она своими черными глазками-пуговками смотрела отчаянно по сторонам, наверное, думая, что я тот злосчастный охотник, что расставил капкан. И внутри-то у меня все заболело. Наверное, вы скажете, что я слаб? Но это не так. Порой мне животных жальче, чем людей. Люди хоть как-то могут себе помочь, на это бог дал им мозги, чтобы мыслить, а животные просто беспомощные, жалкие существа, предназначенные для нашей кормёжки. Вы может усомнитесь в моих мышлениях, на счет этого, ведь я охотник, значит убиваю животных. Я вам отвечу, что, если все в этом мире перестанут их убивать, то мы либо все умрем с голодухи, то либо они съедят нас. Но сейчас, чистой человеческой душой, мне ее жаль. Я склонился перед ней, а она чуть проскулив пыталась пошевелиться.
-Тшш, успокойся, сейчас я тебя освобожу. – сказал я. В этот момент я чувствовал полную не свойственную мне верховность над жертвой. Будто я Бог, а она мое творение, которым я повелеваю. Я вершу ее судьбу, я – Бог.
Как не странно во мне опять заговорили два голоса, один говорил, чтобы я разбил капкан и позволил ей уйти, а второй говорил, чтобы я пристрелил ее и избавил от мучений. Так или иначе для себя я все решил, еще когда только взглянул на животное. Я застрелил лису прям в голову, чтобы она ничего не поняла, и более не мучилась. Ее вам может жалко, а мне уже нет. Я снял с мертвой тушки капкан и повесил его на дерево, чтобы никто больше не попался в это орудие пыток для животных. Видно охотник, оставивший его здесь, совсем о нем забыл, ведь если ставят капкан, то самое большее через два дня они идут проверять. Ведь животное может истощиться, и тогда никакого проку от него не будет. Пока я привязывал капкан на ветку дерева, то услышал дикий, зверский рев. Рев медведя. Он послышался мне с севера, такого ужаса на себе я еще не испытывал. Первое, что пришло мне в голову – это то, что медведь где-то рядом со мной, вот только я не вижу его. Но тут спустя пару мгновений я услышал истошный крик человека. Меня пробрало до мурашек. Я сломя голову понесся, перепрыгивая, как конь через препятствия, в сторону, где слышал крик. Сейчас кто-то отчаянно пытается спастись от разъяренного медведя. Кому-то нужна моя помощь. Я пронёсся пару метров на север и вдруг выбежал на открытую опушку леса, где был этот до глубины души пробирающей от ярости стон медведь и мой друг, мой лучший друг Василий Леонидович. Он стоял перед ним безоружный и трясущийся от страха. Они смотрели друг другу в глаза. Даже представить не могу какого это, смотреть на свою смерть. Я оцепенел, моя голова потеряла всякий смысл, сначала даже показалось, что я теряю сознание, но то, что случилось дальше, я, наверное, никогда не забуду. Медведь одним лишь жестом своей огромной тяжелой лапы вдарил по Василию и тот бездыханно пал на землю, весь окровавленный. Я с дуру закричал во все горло: «-Нееет!», забыв о том, что медведь может и меня заметить. Мои руки и ноги начали трястись и подкашиваться. Тело стало ватным, я чувствовал, что немедленно упаду в обморок и больше не проснусь. Медведь излучал такую сокрушимую энергию, от которой у меня начало темнеть в глазах. Мы смотрели друг на друга, не отрываясь. Именно тогда я в голове заново пережил всю жизнь. Покаялся Богу во всех грехах. Именно тогда я почувствовал себя, той беззащитной лисичкой. Этот медведь, как и я, сейчас решит мою судьбу. Испугавшись своей ближайшей смерти здесь, испугавшись какие слухи о моей смерти распустят по миру, мне по истине стало страшно.
Я, собрав последние силы в кулаки, нацелил ружье прям в голову медведя, который начал медленно, но сокрушительно двигаться ко мне, последнее, что я помню это как палец соскользнул со спуска и все закончилось.
Очнулся я даже не знаю через сколько. Меня тряс испуганный Виктор Петрович и кричал: «-Очнись! Очнись!», но его громкие слова раздавались треском в моей голове. Позже, когда он вылил на меня полфляжки своего портвейна, я начал приходить в себя. Стыд меня пробрал до самых конечностей. Не уж я упал в обморок и позволил уйти ужасному медведю восвояси, да еще и безнаказанным. Виктор Петрович смотрел на меня и задавал какие-то вопросы, я их не понимал, даже речи его не разбирал. Мне сейчас было важно, как там мой друг, мой лучший друг Василий Леонидович. Я чуть отклонился от силуэта Виктора и совершенно не ожидал увидеть почти в паре метрах от меня застреленного медведя. Я не верил своим глазам, это либо сделал я, либо в очередной раз меня кто-то спас. Я словно в бреду спросил:
-Это я его убил? – Виктор глянул сначала на меня, потом на медведя
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |