Конь рассекал землю, оставляя после себя клубы пыли. Его густая черная, как смоль грива развивалась попутным дорожным ветром. Он мчался, не разбирая дороги, а я лишь судорожно подгонял его за Ней. 1 страница

Предисловие

Конь рассекал землю, оставляя после себя клубы пыли. Его густая черная, как смоль грива развивалась попутным дорожным ветром. Он мчался, не разбирая дороги, а я лишь судорожно подгонял его за Ней.

Сердце мое трепетно дрожало при мысли о потери моей Апполинарии. Мне не хватало воздуха, грудь то и дело тяжело вздымалась от страха. Куда она уехала и где сейчас?

Все это мучало меня, и я в сумраке ночи мчался по ее еле ощутимому следу.

Пусть временами я был грубоват и небрежен, и нечестен к ней, зато любил так, как не любил ее еще никто.

Глава 1. 7 месяцев назад.

Бал при дворе Костомаровых

По обычаю, в каждое последнее воскресенье марта во «дворе» Костомаровых проводился бал. Туда приглашались все богатые, знатные, свободные персоны. Среди них в этот вечер, приглашенным гостем оказался я.

Мое имя знали все замужние и не замужние женщины, и с сердечным содроганием приветствовали меня: «Доброго времени суток, господин, Анатолий Романович», и будучи не скупым на комплименты, я благодарно отвечал каждой из них, при том, что не знал их имени. В этом я чувствовал свою бестактность. Они же предпочитали не видеть этот мой недостаток, а наоборот мило желали счастья и словно рысьим взглядом провожали мой след.

Я не стыдился статуса «холостяк» в свои тридцать три года, но мои бывалые товарищи предпочитали сватать меня на каждой второй красавице. Я, как и любой другой мужчина, если он конечно таковым является, хотел завести семью и детей. Но почему-то не мог взять первую попавшуюся мне женщину в жены. В каждой я хотел увидеть ту, с которой проведу остаток дней, хотел увидеть ту искру, что спрятана под «рясой», но ни в одной ничего даже близко не нашел. Может быть дело во мне? Да, дело во мне. Ведь каждая пыталась мне понравиться, заслужить мое расположение заученными поистине «умными речами». Но все это было настолько наигранно, что я кроме такой же улыбки ничего подарить им не смог бы.

Вечер на балу был самым обсуждаемым событием за весь год. Каждая незамужняя красавица усердно готовила себя к этому балу, так как знала, что там можно найти достойного и богатого супруга. Меня тема женитьбы касалась более всего. По большому счету балы и устраиваются для таких как я «холостяков».

Должен заметить я множество раз был на балах. Не спорю, встречал и красивых, и умных, и сердечно добрых. Но такую, которая мне придётся по душе не нашел.

У двора стояли различные повозки и даже кареты. «Чем больше привлекает на себя внимание особа, будь, то карета или одежда, тем больше и скорее желает продать себя». Мне бы одной повозки хватило, чтобы узнать, что за человек передо мной. Моя же повозка была черной с утонченными вставками из лакированной кожи. Колеса были посеребрены и массивны, чтобы она без проблем проходила по любой «русской дороге». Одет я был не вычурно, но достаточно элегантно, как подобает мужчине. Черный китель с орденами моих заслуг. Офицерские накладки и красный платок в маленьком переднем кармане. Их мужчины носили, чтобы дарить женщинам, что по нраву. Черные гусарские сапоги с золотым замком ну и любимые отцовские часы. Они достались мне, когда отец ушел на войну тридцать лет назад и подобно герою погиб на поле битвы. Признаюсь, мой отец был великим человеком в моих глазах, да и не в моих одних. В глазах матери и его бравых армейцев. Он не вернулся с поля битвы живым, но почему-то я с детства чувствовал его нахождение рядом. Когда он умер, мы с матерью Софией Павловной остались совершенно одни. Благо Господь сохранил ее для меня. Вот только я отдалился от нее настолько сильно, насколько сын может отлучиться от матери. Мы не виделись три года, но я каждый месяц пишу ей письма. Это хоть как-то помогает ее беспокойному сердцу. В каждом из них благодарю ее за жизнь, что мне дала. За воспитание, которое оплачивала моему учителю – Пьеру Магелесски, за няню – Аллу Константиновну, что прочитала мне псалмы и библию, за ее любовь ко мне.

А она, не скупясь на макулатуру, писала обо всем, что ее беспокоит. Больше всего она волновалась, конечно же, за мою одинокую душу, за мою опасную офицерскую работу. Я отвечал ей сразу по возможности, если такая вовсе была. Признаюсь, я просто не знал, чем ее порадовать, ведь за все три года у меня ни боевых схваток, ни женской груди. Все шло серым чередом, что мне изрядно надоело. Надоело приезжать в свою громадную усадьбу и не находить там ни детских голосов, ни бегающих за детьми слуг. Надоело делить ложе в одиночестве или компании падшей шлюхи. Поэтому единственное развлечение - это пустые балы и разговоры. Охота и рыбалка – вот в принципе и все, чем занимается бравый офицер.

Ко двору стекались знатные верхушки, в том числе и мой товарищ Зыков Василий Леонидович и его молодая жена Анна. Они под ручку вышли из кареты, а я встретился с ними глазами, мы непременно с Василием обнялись при встрече, а Анну пришлось поцеловать в мягкую и бархатистую ручку. Признаюсь, она хороша собой, знает манеры и, по-видимому, счастлива в браке.

Мы встали возле одного дерева в ожидании других наших общих товарищей. Приятный прохладный вечер начинал все больше меня интриговать. Вскоре подтянулись Михаил с женой Еленой, Евгений с женой Анастасией, Виктор Петрович с его располневшей женой Ниной. Я приметил, что все они с женами, и тешатся в их компании, а я был как бы лишним, меня это не огорчало, наоборот я был рад за них. Мы всей большой компанией двинулись к парадным дверям.

Эта усадьба принадлежала моего давнему другу и дяде Алексею Петровичу и его семье. Когда я был здесь в последний раз, его детям было далеко не за шестнадцать. Я был знаком с его сыном Львом, мы играли с ним однажды на деревянных шпагах, помню его дочерей, жаль имена их позабыл. Но мне до них дела совершенно не было. Я был рад повидать своего давнего товарища, ну и послушать живую музыку, было делом чести. Он устраивал такие балы каждый год. Я не понимал зачем, ведь жена его Альбина Генриховна постоянно ревновала к этому «благому делу». Оно же вело к разорению, но не бюджета Костомаровых, а бюджету уезда. Именно оттуда выделялись деньги на этот бал. Первыми приглашенными, конечно были представители власти, затем полководцы или воеводы малых округов, офицеры и знатные купцы, а также со всех волостей и уездов, словно вороны слетались и знатные дамы, ждущие своего часа. Величие этой усадьбы было не описуемым, когда-то ее крестил сам патриарх Никон. Теперь же было велено рядом с ней установить часовню, которая, кстати, уже была построена, но работала только для «своих». В общем одним словом – красота.

Зайдя вовнутрь сразу в глаза, бросилось огромное количество собравшихся людей. Они все так мило беседовали друг с другом, что было несколько тошно. Я хотел больше внимания устремить на отделку, которая как снаружи, так и изнутри была превосходной. Огромная европейская люстра, мраморный кофейный пол, арки были украшены красными махровыми занавесками, на стенах кое-где висели картины, а где-то и вручную расписанные мраморные вставки. Везде стояли синьоры, которые принимали верхнюю одежду, такие же синьоры подносили бокалы дорогого вина или шампанского, вдали был накрыт стол для голодных дам, которые непременно стеснялись даже на шаг подходить к нему. Очевидно в глазах мужчин, что были повсюду, не хотели показаться прожорливыми, даже если сами весили чуть больше центнера. Я не виню их за излишнюю полноту, ведь как говориться «на вкус и цвет, товарищей нет». Но я по себе знаю, что не являюсь фанатом женского сала. Мои глаза то и дело бегали от девушки к девушке. Они же, заметив мой щурый взгляд, отчаянно прятали лица за роскошными веерами, чтобы не показаться излишне невоспитанными. Мне был по душе этот театр непорочных взглядов.

На балу были не только мои товарищи и старые знакомые, с которыми я не общался лет семь, тут были и мои недоброжелатели. Их число не превосходило десятка, но ярые представители-узурпаторы были, как всегда наготове пульнуть на меня неприязненный взгляд. Например, Князь Милославский. Вечно окутанный вниманием женщин, которые напрочь забывая о чести, нежились возле его морщинистых, но нежных рук. Они были нежны от того, что их как следует, не оттесали камнями войны. За все свои года жизни он ни разу не побывал на войне и даже в руках не держал оружие, лишь пулялся великими фразами, что выучил из книг западных драматургов.

Так же рядом с ним, его верный слуга - «хряк» - Константин Пыжин. Фамилия у него говорящая. Он то и дело пыжился изо всех сил, чтобы угодить Милославскому, который в свою очередь подарил ему перстень и свою младшую дочь Викторию. Я знал, насколько они оба алчно относятся к друг другу. От них смердело тщеславием и фальшей, поэтому ни я, ни мои товарищи не лезли в их грязные дела. Но главными фанатками этих дураков, были Подольская и Нарышкина – завсегдатые девы. В свои двадцать семь лет до сих пор ни разу небывалые в браке. Оттого-то они так отчаянно флиртовали с мужчинами. Я их понимаю, они, как и любые другие женщины мечтают о муже и о детях, но будь они чуть скромнее, и вели бы себя чуть достойнее, непременно обратили бы на себя взгляды сотни достойных мужчин.

Мы с товарищами и их женами решили уединиться где-то неподалеку от главного зала, в котором будут танцевать все собравшиеся, и прекрасно нашли такое место, там стоял небольшой круглый стол и несколько стульев, на стене были огромные часы, чтобы мы не пропустили время танцев, которые начнутся в девять вечера. Сейчас было около семи и мы, усевшись за «круглый стол переговоров» мирно начали беседовать обо всем. Сначала о том, как рады видеть друг друга, потом итоги войны и неспокойные границы, мы обсуждали политику и интернациональные интересы – в общем вели «пустые разговоры». Они изрядно меня утомляли, ведь, что я могу изменить этими разговорами, которыми так часто разглагольствую с товарищами? Правильно, ничего.

По неведомой мне причине в последние годы я был очень внимателен к женщинам, вот и сейчас я то и дело разглядывал дам за нашим столом. Особенно, меня как мужчину, привлекала Анастасия. У нее были пышные формы и неординарный трапециевидный разрез платья, такие разрезы носили фрейлины где-нибудь в Англии, а из-за крупной груди этот разрез смотрелся более откровенным, чем может себе позволить замужняя женщина. Видно муж совершенно никакой власти не имеет над женой, раз та во всеувидение показывается в столь откровенном платье. Впрочем, я настолько часто смотрел туда, что мне кажется, все это заметили. Как бы это странно не звучало, но она для меня была слишком вульгарной, да-да. Ее оскалистая улыбка и не торопливые телодвижения, взгляд, который был схож со взглядом хитрой лисы. Нотки страсти в нем виделись отчетливо. Жена же Василия – Анна, была куда скромнее развратницы Анастасии. Она была мне по вкусу, но все равно чем-то отталкивала меня. Излишней скромностью, я, полагаю. При каждом комплименте она покрывалась алым цветом, словно у нее жар или аллергия, хотя другие бы женщины благодарно отвели глаза и удалились восвояси в свои мысли. Меланхолический взгляд на жизнь, Анны, был слишком скучным для меня.

Спустя пару минут нашего общения, к столу присоединились виновники торжества: Алексей Петрович и его жена Альбина Генриховна. Я был рад увидеть старого друга, хотя мне стоило называть его наставником.

В молодости после службы я был учеником своего наставника – Алексея. Он обучил меня военному делу и тактике ведения войны, он сам прошел через эти великие бунты, что были позади. Он был вынужден защищать своего правителя от любой опасности, и быть его щитом в случае чего. Алексей командовал артиллерией, и трех тысячным войском, с его мнением считались высокие чины. Так и я с двадцати трех лет начал учиться его мудрости и смелости. Я почти рос с его детьми, но мы с ним слишком много времени проводили в поездках, из-за этого я не помню, его дочерей, только Льва, ведь он был единственным сыном Алексея, которого тот хотел вырастить настоящим мужчиной и везде брал с собой. Я пробыл у него в гостях примерно три года, потом поступил в царскую армию, стал офицером, а теперь из-за довольно спокойного состояния границ, отбываю в отпуске, что длиться третий год.

-Доброго вам вечера, господа – поприветствовал он нас – рад вас всех здесь видеть – он по-джентельменски уступил жене стул и задвинул его ближе к столу, сам же сел рядом с ней

-Доброго вам вечера, господин Костомаров, мы так долго ехали, чтобы побывать на вашем прекрасном балу – начала Анастасия – Он изумителен – добавил Виктор, взяв у проходящего мимо синьора бокал шампанского.

-Благодарю вас – отозвался Алексей

-Я полагаю, что вам уже порядком должен надоедать этот ежегодный бал – вдруг вставил я и словил на себе все недоуменные взгляды. – Я хотел сказать, что будь я на вашем месте, дядя, непременно устал бы видеть каждый год одни и те же лица. Вы стали терпеливее чем раньше – поправился я.

-Если это комплимент, то спасибо, как ты помнишь терпение – это то, что держит всех в мире и спокойствии. Вам бы, мой сын, следовало его набраться.

-Мне безусловно есть чему у вас поучиться, обязательно при рядовой встрече, попытаю это счастье.

-Сын мой, попытать счастье сейчас ты должен в любви. Ах, кстати про любовь, вы еще не нашли себе даму? – этот вопрос в очередной раз заставляет отвечать о том, о чем говорить совсем не хочется. В их глазах мне порой надоедает быть предметом холостятского обсуждения, но ничего с этим поделать невозможно.

-Нет, если я найду такую, то непременно сообщу вам об этом.

-Я надеюсь – добавил он.

Мы беседовали еще около часа обо всем, что так хочется обсудить человечеству. Наука, мир, психология, личности – все это не пользовалось во мне большими увлечениями. Я решил немного прогуляться, ведь бал – место знакомств, почему бы не подыскать себе еще десяток приятелей. Я извинился за свое отсутствие, прежде чем уйти и направился куда-нибудь в глубь этой суматохи.

К счастью, я нашел небольшую компанию дам, что стояли возле раскидистой лестницы на второй этаж, на который запрещалось ходить прихожим гостям. Я подходил все ближе, и все громче от них доносился смех, не знаю, они смеются надомной или над кем-то более неудачливым чем я?

-Добрый вечер дамы - я окинул всех своим привычным взглядом, и те, как и все другие прикрыли свои не спадающие улыбки веерами. Господи, кто придумал эти веера?

-Добрый вечер, Анатолий Романович, вот уж удача встретить вас здесь – уверенно сказала одна из девушек, что стояла, облокотившись на перила лестницы. – Меня зовут Эленика, я хозяйка этого дома – она склонилась в реверансе, что присущ только аристократкам, но для меня этот реверанс был не показателем манер, а наоборот ее диким желанием выделиться на скудном фоне остальных. Спустя пару секунд до меня дошли ее еле уловимые фразы о том, что она хозяйка этого дома, и я сразу понял, что передо мной дочь Алексея Петровича, та маленькая чуть рыжеватая девчонка – Эленика. Я приклонил колено, как-то подобает порядочному мужчине и поцеловал ее ручку, которая показалась мне все еще излишне детской.

-С последней нашей встречи, вы довольно выросли, юная Эленика.

-Вы тоже не помолодели, Анатолий Романович, но я уже не так юна, как вам могло показаться, мне уже семнадцать – приличный возраст для таких как я, высоких дам. – ее разговор и порыв детских мыслей о том, что она уже взрослая, заставил мои узкие губы растянуться в улыбке.

-Если вы такая женщина, как говорите, вам полагаю, сорок? – все захихикали

-Мне семнадцать – с нотками обиды в голосе, ответила Эленика

-Значит, это довольно хороший возраст для старой, опытной женщины – пошутил я и снова мой юмор разделили окружающие девушки.

-Вы точно шут! – язвительно засмеялась она.

Я понял, что она крайне дерзкая особа, сначала по своей юношеской глупости ставит себя в неловкое положение, потом мстит мне за то, что я это положение заметил и в шуточной форме преподнёс окружающим. Думаю, с моей стороны это было некорректно, но она же теперь посчитает меня врагом, за мои «насмешки».

-Мне следует извиниться за свои грубые шутки?

-Не стоит, я вижу вы раскаиваетесь – не знаю, что она увидела в моих глазах, но это точно не раскаяние.

-Анатолий Романович, в народе шепчутся, что вы еще не женаты, значит ли это то, что вы в поисках дамы сердца?

-Можно и так сказать, а у вас есть кто-то на примете?

-Нет, что вы, как я могу быть сама у себя на примете – она засмеялась и отпрянула от лестницы так, словно игривая кошечка. Я заметил в ее походке и игривость и флирт, пока что еще скрытый, но отчетливо понятный. Она подходила ко мне все ближе и ближе, разглядывая каждый сантиметр тела, я тоже не отставал от собеседницы.

Блондинистая легкая голова с ниспадающими кудряшками, маленькие голубые глазки, пухленькие щечки и тоненькая шея, как у утенка. Внешность ее была красивой, но абсолютно стандартной по моим меркам. Все вокруг видели, что между нами накаляется атмосфера, две девушки удалились, осталось еще четверо, они видимо, не хотели смотреть на наше своеобразное притяжение.

-Как вам мое платье? – невдомек спросила она. Я понял сразу, что Эленика хочет, чтобы я поближе рассмотрел ее стройную фигуру и проступившие признаки женщины. Сделав пару оборотов вокруг себя самой, полы розового платьишка прошуршали по полу.

-Ты выглядишь прекрасно, сестра – вдруг раздался томный женский голос, спускающийся с лестницы.

Я полагаю, что это еще одна дочь Алексея и Альбины – Апполинария, вот только она совсем не походила на свою сестру. У нее были темные, чуть ли не черные волосы, собранные в высокую шишку и заколотые жемчужным ободком. В ушах красовались жемчужные серьги с лазуритами, а по длинной, лебединой шее спадал серебряный крест распятия. Он совсем не сочетался с этими безделушками, но мне очень понравилось то, что, одев все эти украшения она не забыла про истинное украшение христианки – крест. Это в ней мне понравилось сразу, может она бездумно одела его, а может наоборот. В глаза мне бросилось ее платье. Я был даже потрясен его простотой. Серое платье в строчку, корсет с маленькими обтянутыми тканью пуговицами, довольно скромный вырез и длинные балахонистые рукава. На фоне других разодетых барышень, она казалось разве что обычной слугой, в доме надзирателей, но что-то было в ней такое, что отличало ее от других, и наоборот на ее фоне все остальные казались служанками. Ее тонкие черты лица словно врезались мне в память. Тонкие губы, острый орлиный маленький носик, как у Алексея, и необычайно грустные большие глаза.

Я заметил, что уже несколько секунд неприлично рассматриваю ее, поэтому я нечаянно отшатнулся и представился:

-Щуров Анатолий Романович – склонился я.

-Очень приятно, Апполинария. – равнодушно ответила она и подала свою нежнейшую ручку. Пока я целовал ее руку, в голове у меня крутилось ее имя, как ни странно оно запомнилось мне, наверное, навсегда. Вообще мое поведение, насторожило меня, ведь как ни странно мне очень понравилась ее рука, которую я целовал секунду назад. Я почувствовал, что мои глаза впервые за столько серых лет заблестели. Перед ней я больше мешкался и переступал с ноги на ногу, но больше я ни разу не уловил ее прекрасный взгляд, о котором начал мечтать. Скромная христианка, что может быть великолепнее? Я готов был осыпать ее комплиментами, но она была не похожа на тот цветок, что ими питается.

-Что же мы стоим, через десять минут начнется танец, нужно подыскать хорошее видное место для вальса, Анатолий Романович… не составите мне компанию? – ее совершенно нескромный и даже наглый вопрос сбил меня с толку. Я даже не понял, это был признак ее наглости или смелости; пригласить мужчину потанцевать. В общем, отказать ей я не мог, но в сердце лелеял мечту о танце с Апполинарией. Под хорошую, гармоничную, живую музыку, крепко обняв за тонкую талию и кружа в вальсе, не смотря на ядовитые взгляды окружающих. Хотя, если бы я пригласил Апполинарию на мимолетный вальс, то она бы мне отказала, непременно. Так или иначе, сегодняшний вечер я целиком и полностью проведу в компании Эленики, этой отчаянной хамкой, прости, Господи.

Я подставил ей свой крепкий локоть, а она легким, но цепким движением впилась мне в руку, словно во-вот слетит с обрыва. Я могу только представить, как «повезет» ее будущему мужу, Эленика точно, как сейчас вопьется в него и не отпустит, до поры до времени, когда ей он либо надоест, либо от него она не будет получать какой-либо выгоды.

Я в последний раз взглянул на бледную Апполинарию, чтобы запомнить ее силуэт и опущенные вниз глаза, как будь то никогда больше ее не увижу, не встречу, не поцелую ее бархатной руки, которую бы я целовал вечность, не загляну в ее глаза, в которых смогу найти ответы на все желанные вопросы. Как бы не так, мы удалились.

Проходя мимо приглашенных гостей, все изумленно смотрели на наш дуэт, как будь то мы на головах или на лицах носили что-то непристойное, что заставляло охать, да ахать милых, чувствительных дам. Одинокие, перешептывались и улыбались нам, я не понимал почему, но посмотрев на свою спутницу краем глаза понял, почему все так усердно шепчутся. Она шла, подняв гордо голову вверх, улыбчиво дарила всем непринужденный взгляд, и вела себя так точно королева, со своим королем спускается в люд, на пир. Ей эти манеры были очень свойственны. Она была той, что зависит от мнения людей, той, кому нужны нелепые слухи и постоянное движение вокруг своей персоны. Ей хотелось, чтобы на каждом событии о ней шептались, а после ее смерти, непременно, помнили кем она была. Она жила чувствами и питалась энергией, словно в мире ничего не существует, если в нем нет ее. Эленика смотря на своих «подруг», еще крепче сжимала мою руку, видно на столько ей было комфортно идти со мной при приглушенном свете.

Мне было бы достаточно потанцевать где-нибудь с краю, чтобы потом быстро удалиться, но Эленике быть с краю, все равно, что не участвовать в танце. Она затянула меня в самую глубь, чтобы быть центром притяжения всех взглядов. И как только мы встали друг напротив друга, в приветственном жесте, начала играть музыка. Мы словно два атома притянулись к друг другу, я овил ее талию, чуть притянул к себе, как-то подобает танцору и мы начали кружить. Пусть в моих глазах все на заднем плане мелькало, и не имело формы, зато я целиком и полностью сумел разглядеть всю красоту этой девушки. Я вам отвечу, она красавица, если бы она была чуть старше и умом, и возрастом, ей бы не было равных. Даже такая «стандартная» красота мне пришлась по душе. Мы танцевали, казалось бы, вечность, я даже сбился с ритма музыки, потому что просто устал кружить себя, ее и свой разум.

Ее платье словно королевский цветок, кружился в танце издавая такой же прекрасный аромат, что и сама обладательница платья. У нее был прекрасный парфюм, вероятно, французский - это я знаю, потому что имел дело с экипированными французами, когда прибывал на царской службе. Сами ее движения были легкими и плавными, в этот момент, когда мы были поистине близки телами, я даже не думал о том, что она девчонка, это как-то позабылось. Она вела себя в танце и флирте словно взрослая женщина, но ум ее и повадки были совершенно детские. Как только танец закончился, мы благодарно склонились перед друг другом, я думал, что этот танец последнее, что может быть объединяющим между нами, но нет, она подошла ко мне и поцеловала в щеку. И я словно вспыхнул. Внутри все загорелось ни на шутку, даже ее возраст перестал меня волновать, я лишь чувствовал этот поцелуй у себя на коже. Она же словно ничего не произошло обратилась восвояси. Я понял, что она делает все, чтобы запомниться в моем разуме и сердце. Я действительно ее запомнил, но не как обычную хорошею собой девушку, а как наглую безгранично флиртующую маленькую женщину. Признаюсь, поцелуй мне понравился, и я бы так и пылал пока на меня не стали смотреть все собравшиеся люди. Меня посетило странное ощущение того, что это все я уже когда-то переживал. Дежавю.

Это была чистейшая правда. Однажды лет двенадцать назад, когда я был настолько молод, что у меня даже не росла густая борода, встретил одну даму, которую, наверное, до сих пор не могу забыть. Ох, как бы я хотел еще раз увидеть ее. Вспомнить аромат ее волос, ощутить на руках ее безупречное лицо, которое мне так напоминало Апполинарию. Наверное, она мне и приглянулась, только потому что до боли похожа на Елену Вражевскую.

Она была моей первой любовью, может и по сей день таковой является, но бог развел наши пути по разные стороны, и я ее более никогда не видел. Никогда не забуду ее, а может и забывать-то не хочу. Она была эталоном женской красоты. Жгучая кровь, кроткая душа, большие карие глаза, и тонкий нос. Будь я тогда умнее, то никогда не отпустил бы ее.

Однажды ее семья устраивала небольшой, но небезызвестный бал. Там я также, как и сегодня танцевал с ней. Помню, даже глаз не отрывал от нее, чтобы только запомнить все ее изъяны и достоинства. Мы тайком встречались, и однажды, когда я пришел на обычное место встречи, там меня ждал ее разъяренный отец. Тот вечер и день я не забуду никогда. Не забуду, как меня секли и забивали до кровоточащих синяков его порученные люди, не забуду ее дикий рев, который стоит в ушах, когда все вспоминаю, не забуду его фигуру над моим почти бездыханном телом, не забуду унижение, что перенес, ту трусость, что меня одолела

Тогда я был совсем юнцом, и не понимал, наверное, что в жизни за все нужно бороться.

Спустя месяца три, пока я отлеживался от побоев в материном доме, ее выдали замуж и увезли в Закавказье. Может с того дня во мне что-то умерло или ушло вместе с ней. Ведь после я никогда и никого больше не любил, так сильно, как Елену.

Я далеко не слабый человек, но она была моей «Ахиллесовой пятой». Ради нее я готов был страдать и топтать свою честь. Вот только жаль я не узнал … Хотя кого я обманываю, я узнал, лет пять назад, что она живет в прекрасном поместье у нее четверо детей и она очень любит и уважает своего мужа Григория. И не решился вмешиваться в ее судьбу, я пытался забыть о ней превозмогая боль и нежелание. Но находить утешение в руках той, к которой не питаю хоть долю интереса, было тяжело. И вот сейчас, когда я только взглянул на Апполинарию мне стало интересно, что у нее внутри, какие мысли, какие мечты, что ей нравится, а что она терпеть не может – все это стало моим смыслом. Я уже не молод, в жизни повидал много, и вы может подумаете: «почему вы не боритесь за свое счастье?», я вам отвечу. Может она и есть мое счастье, вот только я не уверен, что я тоже ее счастье.

Я не могу знать, что у нее в мыслях или кто. Но обманывать себя в том, что она мечтает обо мне – бессмысленно. Я не желаю быть эгоистом и думать только о своей судьбе, я хочу думать о ней. Пусть это и невозможно.

После танца и не менее странного поцелуя, мне нужно было проветрить дух. Охладиться.

Я вышел во двор, который расположен позади дома рядом с маленькой часовней. По каменной кладке я прошел чуть глубже в сад, в середине которого был маленький фонтан. Вынул из кармана толстую сигару и со всей мощи затянулся, так, что в глазах на миг потемнело. Вообще я после отставки стал довольно много пить спиртного с товарищами по выходным и курить немецкие папиросы. Пуская дым в воздух, я расслаблялся и глазел в небо, в котором уже сияли молодые звезды и мать - старая луна, вокруг не было никого, лишь где-то в далеке ржали повозочные лошади и гаркали вороны. Луна освещала фонтан и отблески воды прелестно играли на моем лице. Деревья уже начали набирать почки. В этом году весна пришла очень рано – это для России редкость. Впрочем, наверное, она принесет мне перемены.

-Я думала вы на балу … – отозвался женский голос, где-то позади. Я услышал шуршание полов платья и немедленно обернулся. Я подумал это Эленика – неугомонная, но нет.

-Апполинария Алексеевна, добрый вечер! – мне было странным видеть ее здесь, но это, впрочем, не важно, я безумно рад, что она оказалась здесь чудным образом и без сопровождения смотрящих.

-Я как раз собралась идти на вечернюю молитву, и на вас наткнулась, Анатолий Романович.

-Я рад вас видеть, Апполинария – мой язык начал путаться, словно я маленький восемнадцатилетний мальчишка, впервые увидавший красивую девушку.

-Я думала вам нравиться бал – сказала она, видя, что я мешкаюсь и забываю все слова и вопросы, что хотел ей задать.

-Мне не особо нравятся балы… - я снова оступился, словно пьяный

-Ох, а вас понимаю, мне тоже не нравятся балы, я к слову их терпеть не могу. Только вот моих желаний никто не слушает и то, что мне не нравится происходит каждый год.

-Почему же вам не нравятся балы? – задал я вопрос, а она немного подумав ответила

-Потому что не люблю, когда люди славят себя, а не бога. Они тратят огромные деньги, покупают украшения и платья, только чтобы раз сходить на бал и покрасоваться перед всеми. Мужчины на балу омерзительнее всего. Они словно приходят на рынок выбирать себе воскресную индюшку, а женщины позволяют себя выбирать. Была бы моя воля, то никогда бы не ходила на балы. – я был поражен ее искренним ответом, ведь было видно, что у нее за столько лет терпения, накопилось много злости к этим вечерам.

-Вы, наверное, считаете меня омерзительным? – вдруг зачем-то спросил я, заставляя ее находить оправдания, той правде, что только что прозвучала.

-Я не привыкла врать, поэтому, да. Может вы хороший человек, умный и смелый, но будь вы таковым не прозябали бы лучшие годы на этих пустых вечерах.

Дата добавления: 2015-09-29