Нет, это смешно. Проблема в том, что мне нужно на кого-то переключить свое внимание, какой-то объект желания, девушка для фантазий. Я осматриваю класс, но никого подходящего не нахожу. Привлекательные девушки есть. Но девушки, за которой можно ухаживать, ― нет. Она не может быть просто лицом или телом, в ней должно быть что-то большее, какая-то связь. Но я не могу и не хочу ни с кем связывать себя.
Я отправляю Мае сообщение с просьбой забрать Тиффина и Уиллу, пропускаю последний урок, иду домой, чтобы переодеться для бега, и плетусь по промокшей территории местного парка. После славных выходных этот день серый, мокрый и жалкий: голые деревья, жухлая листва и скользкая грязь под ногами. Воздух холодный и влажный, тонкая пелена мороси капает мне на лицо. Я бегу как можно дальше и быстрее, пока земля у меня под ногами не начинает мерцать, а мир вокруг расширяться и сокращаться, кроваво-красные пятна пляшут в воздухе передо мной. В конце концов, мое тело пронзает боль, заставляя меня остановиться, и я возвращаюсь домой, принимаю еще один ледяной душ и работаю до тех пор, пока остальные не возвращаются и не начинается повседневная работа по хозяйству.
Большую часть коротких каникул я играю на улице с Тиффином в футбол, пытаюсь завязать разговор с Китом и играю в бесконечные прятки и игру “Угадай кто?” с Уиллой. Ночью после того, как мой мозг отключается от переизбытка информации, я переставляю кухонные ящики и шкафчики. Я прохожу по спальне Тиффина и Уиллы, собирая одежду, из которой они выросли, и игрушки, в которые они уже не играют, и тащу их в благотворительный магазин. Я или развлекаю, или убираю, или готовлю, или занимаюсь учебой. Поздно ночью я просматриваю исправленные записи, разглядываю книги до самого утра, пока мне ничего не остается, как свернуться на кровати и забыться коротким глубоким сном без сновидений. Мая все время отмечает мою нескончаемую энергию, а сам я чувствую онемение, совершенную пустоту от попыток постоянно чем-то себя занять. Отныне я буду просто делать и не думать.
После школы Мая занимается курсовой работой. Если она и замечает изменения в моем поведении по отношению к ней, то ничего не говорит об этом. Может, она тоже с того дня чувствует неловкость. Возможно, она тоже понимает, что между нами должна быть дистанция. Мы разговариваем друг с другом настолько осторожно, как если бы босая нога избегала осколков стекла, ограничивая обыденными вещами наш краткий обмен репликами: дела в школе; способы убедить Кита взять на себя стирку; вероятность того, что мама будет трезва на родительский вечер; развлечения на выходных для Тиффина и Уиллы; запись к стоматологу; как остановить протекание холодильника. Мы никогда не остаемся наедине. Мама все больше отдаляется от семейной жизни, давление от попыток сочетать школьную и домашнюю работы усиливается, и я с радостью принимаюсь за бесконечные хлопоты: они не оставляют мне времени на раздумья. Ситуация начинает улучшаться ― я возвращаюсь к нормальной жизни. Пока однажды поздней ночью в моей спальне не раздается стук в дверь.
Звук похож на разорвавшуюся бомбу в открытом поле.
― Что?
Я сильно на взводе от большого количества кофеина. Мое ежедневное потребление кофе достигло новых высот ― единственный способ сохранять силы в течение дня или поздней бессонной ночью. Ответа не раздается, но я слышу, как позади меня открывается и закрывается дверь. Я отворачиваюсь от письменного стола, шариковая ручка по-прежнему зажата между пальцами, мой позаимствованный школьный ноутбук стоит посреди моря исписанных листов. Она снова в той же ночной рубашке ― белой, из которой уже давно выросла, и которая едва прикрывает ее бедра. Как же мне хочется, чтобы она не разгуливала в таком виде по дому, чтобы ее медные волосы не были такими длинными и блестящими, чтобы у нее не было таких глаз, чтобы она не заходила без приглашения. Как же я хочу, чтобы ее вид не вызывал во мне такого волнения, сжимающего внутренности, напрягающего все мышцы в теле, заставляющего мое сердце бешено колотиться.
― Привет, ― говорит она. Звук ее голоса причиняет мне боль. Одним этим словом ей удается выразить и нежность, и заботу. Всего одним словом она передает так много, ее голос зовет меня из глубин кошмара. Я пытаюсь сглотнуть, но в горле все пересохло, мой рот наполняется вкусом горечи.
― Привет.
― Я тебя не отвлекаю?
Я хочу ответить, что отвлекает. Хочу попросить ее уйти. Я хочу, чтобы ее присутствие, ее нежный запах мыла испарились из этой комнаты. Но когда мне не удается ответить, она садится на край кровати, всего в нескольких дюймах от меня, подворачивает под себя голую ногу и наклоняется вперед.
― Математика? ― спрашивает она, глядя на стопку бумаг.
― Да, ― с ручкой наготове я возвращаюсь взглядом к учебнику.
― Эй…
Она тянется ко мне, заставляя меня вздрогнуть. Когда я резко отдергиваю ладонь, ее рука проскальзывает мимо моей и свободная и пустая застывает на поверхности стола. Я снова смотрю в монитор, к щекам приливает кровь, сердце больно колотится в груди. Я все еще ощущаю, как ее волосы, словно занавес, обрамляют ее лицо, и между нами ничего нет, кроме мучительного молчания.
― Расскажи мне, ― ее слова пронзают хрупкую оболочку, которая меня окружает.
Я чувствую, как учащается мое дыхание. Она не может так со мной поступать. Я поднимаю глаза и вглядываюсь в окно, но вижу только свое отражение, маленькую комнату и мягкую невинность Маи рядом со мной.
― Что-то случилось, да? ― ее голос продолжает пробивать молчание как нежеланный сон.
Я отодвигаю стул подальше от нее и потираю голову.
― Я просто устал, ― мой голос хрипит у меня в горле. Этот звук чужой, даже для моих собственных ушей.
― Я заметила, ― продолжает Мая. ― Вот почему я и удивляюсь, зачем ты изматываешь себя.
― У меня много работы.
В воздухе повисает тишина. Я чувствую, что она так легко не отступит.
― Что случилось, Лочи? Что-то в школе? С докладом?
Я не могу тебе сказать. Из всех людей именно тебе я не могу сказать. На протяжении всей моей жизни ты была единственной, к кому я мог обратиться. Единственным человеком, на понимание которого я мог рассчитывать. А теперь, когда я потерял тебя, то потерял все.
― Ты подавлен только из-за этого?
Я кусаю губы пока не чувствую металлический привкус крови. Мая замечает и прекращает задавать вопросы, оставляя после них неясную тишину.
― Лочи, скажи что-нибудь. Ты меня пугаешь. Я не могу видеть тебя таким.
Она снова тянется к моей руке и на этот раз сжимает ее.
― Отстань! Иди спать и оставь меня в покое, твою мать! ― слова вылетают из моего рта, словно пули, отпрыгивая от стен прежде, чем я понимаю, что говорю. Я вижу, как выражение лица Маи меняется, на ее лице застывает недоверчивое удивление, глаза в недоумении расширяются. Как только мои слова доходят до нее, она отшатывается, отворачивая голову, чтобы скрыть слезы, застилающие глаза, и за ней с щелчком закрывается дверь.
Мая
− Боже мой, Боже мой, ты никогда не догадаешься, что случилось сегодня утром! − глаза Фрэнси горят от волнения, уголки ее вишнево-красных губ изогнуты в широкой улыбке.
Я бросаю сумку на пол и падаю на стул рядом с ней. У меня до сих пор болит голова от криков Тиффина. Он кричал, когда я тащила его в школу после яростной ссоры с Китом из-за пластмассового трансформера, который лежал на дне пачки с хлопьями. Я закрываю глаза.
− Нико Димарко говорил с Мэттом и…
Я открываю глаза, чтобы прервать ее:
− Я думала, ты собираешься на свидание с Дэниэлом Спенсером.
− Мая, я, может, и решила дать Дэнни шанс, пока твой братец приходит в себя, но я ничего не могу с этим поделать. Сегодня утром Нико говорил с Мэттом, и угадай, что он сказал… угадай!
Ее голос шипит от волнения, и мистер Макинтайр прекращает скрипеть маркером по доске, чтобы повернуться к нам и одарить нас многострадальным вздохом.
− Девушки, вы хотя бы могли притвориться, что слушаете.
Фрэнси отвечает ему белозубой улыбкой, а потом поворачивается на стуле ко мне лицом.
− Угадай!
− Без понятия. У него настолько большое эго, что оно взорвалось, и теперь ему нужна операция?
− Не-е-ет! − Фрэнси от волнения отбивает по линолеуму чечетку своими туфлями, неразрешенными правилами школы. − Я подслушала, как он говорил Мэтту Делани, что собирается сегодня пригласить тебя куда-нибудь после школы! − Она так широко открывает рот, что мне почти видны ее гланды.
Я оторопело смотрю на нее.
− Ну? − Фрэнси грубо трясет меня за руку. − Разве это не здорово? Возле него крутятся все девчонки с тех пор, как он порвал с анорексичкой Энни, а он взял и выбрал тебя! Хотя ты единственная в классе девушка, кто не пользуется косметикой!
− Я так польщена.
Фрэнси драматично откидывает голову назад и стонет:
− Аргх! Что, черт возьми, происходит с тобой все эти дни? В начале семестра ты говорила мне, что он единственный парень в Бельмонте, о поцелуях с которым ты задумывалась!
Я вздыхаю.
− Да, да. Он привлекателен. Но он об этом знает.
Я могу мечтать о нем так же, как и все остальные, но я никогда не говорила, что хочу встречаться с парнем.
Фрэнси недоверчиво качает головой.
− Ты знаешь, сколько девушек готовы убить за свидание с Нико? Думаю, я бы даже на время забыла о Лочене за возможность поцеловать Мистера Латино.
− О, Боже, Фрэнси. Вот тогда ты и встречайся с ним.
− Я подошла узнать, серьезно ли он говорил, а он спросил меня, интересно ли тебе это! И, конечно же, я сказала да!
− Фрэнси! Скажи ему, чтобы он забыл об этом. Скажи ему во время утренней перемены.
− Почему?
− Потому что я не хочу!
− Мая, ты понимаешь, что сейчас делаешь? Я имею в виду, что он может не дать тебе второго шанса!
Остаток дня я бессмысленно скитаюсь. Фрэнси со мной не разговаривает, потому что я обозвала ее коровой, везде сующей свой нос, когда она отказалась вернуться и сказать Нико, что он меня не интересует. Но мне, если честно, все равно, если она никогда больше со мной не заговорит. Холодная плита отчаяния давит мне на грудь, мешая дышать. У меня болят глаза, они с трудом удерживают слезы. К середине дня даже Фрэнси обеспокоена, нарушив свою клятву молчания, и провожает меня к медсестре. А что может предложить мне школьная медсестра? Я задаюсь вопросом. Таблетку, чтобы исчезло одиночество? Таблетку, которая заставит Лочена снова заговорить со мной? Или, может, капсулу, которая вернет время назад, перематывая дни, чтобы я могла оторваться от Лочена, когда мы закончили танцевать сальсу, вместо того, чтобы оставаться в его объятиях, поддаваясь тихому пению Кэти Мелуа. Он злится на меня, потому что считает, что я это как-то спланировала? Что сальса была только уловкой, чтобы подтолкнуть его к медленному танцу со мной, прижав наши тела друг к другу, обмениваясь теплом? Я не хотела гладить его шею − так получилось. Мое бедро терлось о внутреннюю сторону его бедра просто случайно. Я никогда и не думала о чем-то подобном. Я и не представляла, что что-то вроде медленного танца могло так возбудить парня. Но когда я почувствовала это, надавившее мне в бедро, когда я внезапно осознала, что это было, то почувствовала сумасшедшее головокружение. Я не хотела останавливать танец. Я не хотела отстраняться.
Я не могла вынести мысль, что, должно быть, потеряла нашу близость, нашу дружбу, наше доверие. Он всегда был намного больше, чем просто брат. Он моя родственная душа, мой свежий воздух, причина, по которой я стремлюсь просыпаться каждое утро. Я всегда знала, что люблю его больше, чем кого-либо на этом свете − и не только по-братски, как любила Кита и Тиффина. Но все же мне никогда и в голову не приходило, что мы могли быть намного ближе…
Но я знала, что нелепо, слишком глупо даже думать об этом. Мы не такие. Мы не больные. Мы просто брат и сестра, которым посчастливилось быть лучшими друзьями. Так всегда было между нами. И я не могу потерять это или просто не переживу.
В конце дня Фрэнси снова пристает ко мне по поводу Нико Димарко. Она, кажется, думает, что я в депрессии, и что парень − особенно один из самых привлекательных парней в школе − поможет мне выбраться из нее. Может, она и права. Может, мне нужно отвлечься. А что может быть лучше, чтобы показать Лочену, что то, что произошло тогда, было просто случайностью, небольшим весельем? Если у меня будет парень, то он поймет, что та ерунда ничего не значила. А Нико очень милый. У него волосы того же цвета, что и у Лочена. А глаза такого же зеленоватого оттенка. Несмотря на то, что Фрэнси ошибается, говоря, что они похожи. Никоим образом. Лочен очень красивый, эмоционально умный, самый добрый, самый бескорыстный человек, которого я знаю. У Лочена есть душа. Нико, может, того же возраста, но он всего лишь мальчик по сравнению с ним - избалованный маленький богач, исключенный из шикарной частной школы за курение травки. Красивое лицо с высокомерным чванством, обаянием, так тщательно созданным, как и его одежда и прическа. Но да, думаю, что идея встречаться с ним, даже целоваться, не так уж и отвратительна.
После последнего звонка, когда мы пересекаем площадку у ворот, я вижу, как он направляется к нам. Ясно, что он ждал. Фрэнси издает сдавленный визг и тычет меня в бок локтем с такой силой, что я на мгновение задыхаюсь, прежде чем исчезнуть вдали. Нико идет прямо ко мне. Нас тянет друг к другу невидимая нить, мы идем и идем. Он снял галстук, хотя этого достаточно, чтобы его задержали по эту сторону выхода из школы.
− Мая, привет! − он широко улыбается. Он очень дружелюбный, очень уверенный: он занимался этим годами. Он останавливается близко ко мне, слишком близко, и я отступаю на шаг назад. − Как у тебя дела? У меня не было возможности поговорить с тобой целую вечность!
Он ведет себя как старый друг, несмотря на то, что мы едва обменялись парой слов до сего момента. Я заставляю себя встретиться с ним взглядом и улыбаюсь. Я ошибалась: его глаза не такие, как у Лочена − зеленый с примесью коричневого. И волосы тоже каштановые. Я даже не знаю, почему видела какие-то сходства раньше.
− Ты торопишься, − спрашивает он, − или у тебя есть время, чтобы выпить в “Смайлис”?
Господи, он не теряет времени даром.
− Мне нужно забрать младших брата и сестру, − правдиво отвечаю я.
− Слушай, буду с тобой честным, − он ставит свою школьную сумку между ног, как бы показывая, что это превратилось в настоящую беседу, и отбрасывает волосы с глаз. − Знаешь, ты замечательная девушка. У меня всегда было, знаешь, некое чувство к тебе. Не думаю, что оно было взаимным, поэтому до сих пор ничего и не говорил. Но, черт возьми, знаешь, carpe diem* и все такое.
Неужели он думает, что может произвести на меня впечатление своим знанием латыни?
− Я всегда считал тебя хорошим другом, но знаешь, что? Знаешь, я думаю, что это чувство может быть даже сильнее. То есть, знаешь, может, мы могли бы узнать друг друга получше?
Если он еще раз скажет “знаешь”, клянусь, я закричу.
− Для меня действительно будет честь, если ты разрешишь мне сводить тебя на ужин как-нибудь вечером. У меня есть хотя бы отдаленная возможность, что ты на это согласишься? − он скалит мне зубы, что почти может сойти за задумчивую улыбку. Ох, он и правда в этом хорош.
На мгновение я притворяюсь, будто размышляю. Его улыбка меркнет. Я поражена.
− Хорошо, я полагаю…
Его улыбка расцветает.
− Это здорово. Правда, здорово. В пятницу тебя устроит?
− Устроит.
− Отлично. Какую кухню ты любишь? Японскую, тайскую, мексиканскую, ливанскую?
− Пицца подойдет.
Его глаза загораются:
− Я знаю отличный ресторан, там лучшие блюда итальянской кухни. Я заеду за тобой, скажем, в семь?
Я собираюсь возразить, что проще было бы встретиться с ним там, когда меня осеняет, что было бы неплохо, чтобы он зашел в дом.
− Хорошо. В пятницу в семь, − я снова улыбаюсь. У меня начинают болеть щеки.
Он поднимает голову и приподнимает брови.
− Тебе придется дать мне свой адрес!
Он достает ручку, пока я роюсь в карманах и нахожу смятую квитанцию. Я пишу адрес и номер и протягиваю ему. Когда я это делаю, его пальцы на мгновение задерживаются на моих, а улыбка становится шире.
− Жду с нетерпением нашей встречи.
Я начинаю думать, что может быть довольно забавно, даже если это лишь для того, чтобы на следующий день посмеяться над ним с Фрэнси. На этот раз мне удается улыбнуться искренне, и я говорю:
− Я тоже.
В конце улицы из-за телефонной будки выпрыгивает Фрэнси.
− Боже мой, Боже мой, расскажи мне все!
Я морщусь и прижимаю к уху ладонь.
− Аргх, Боже, у меня из-за тебя чуть сердечный приступ не случился!
− Ты покраснела! Боже мой, ты сказала “да”, правда?
Я вкратце пересказываю разговор. Фрэнси хватает меня за плечи, грубо трясет и начинает вопить. Какая-то женщина в тревоге оглядывается на нас.
− Успокойся, − смеюсь я. − Фрэнси, он полный придурок!
− И что? Скажи мне, что ты не хочешь его!
− Ладно, может, я и нахожу его немного привлекательным…
− Я так и знала! Только на прошлой неделе ты жаловалась, что никогда не целовала парня! В пятницу ты сможешь вычеркнуть этот пункт из своего списка.
− Может быть… Слушай, мне нужно бежать. Я опаздываю за Тиффином и Уиллой.
Фрэнси улыбается мне, как только я начинаю отходить.
− Ты все мне расскажешь, Мая Уители. Каждую мелочь. Ты мне сильно обязана!
Должна признаться, что перспектива свидания с Нико заставляет меня чувствовать себя немного лучше. Немного менее ненормальной, а это уже что-то. Этим же вечером, когда я сижу за кухонным столом и помогаю Тиффину и Уилле с их домашними заданиями, мой ум продолжает возвращаться к нашему флирту, к тому, как он мне улыбался. Это немного − недостаточно для того, чтобы заполнить зияющую пустоту внутри меня, но хотя бы что-то. Всегда приятно быть желанной. Даже если это не тот человек.
Я проговорилась Тиффину и Уилле. Я опоздала на десять минут, забирая их, и когда Тиффин захотел узнать, почему, к своей глупости, все еще немного ошеломленная, я сказала ему, что разговаривала с мальчиком из школы. Я думала, что этим все и ограничится, но забыла, что Тиффину почти девять.
− У Маи есть парень, парень, парень! − пел он всю дорогу домой.
Уилла выглядела обеспокоенной.
− Значит, ты уедешь и выйдешь замуж?
− Нет, конечно, нет, − рассмеялась я, пытаясь ее успокоить. − Это лишь значит, что у меня есть друг-мальчик, и, может быть, я буду время от времени с ним видеться.
− Как мама и Дэйв?
− Нет! Не как мама и Дэйв. Наверное, я просто погуляю с ним раз или два. А даже если и чаще, то все равно вряд ли. И, конечно, это будет только тогда, когда Лочи будет дома, чтобы он мог присмотреть за вами.
− У Маи есть парень! − объявляет Тиффин, когда Кит влетает в дверь и проносится по кухне в поисках закусок.
− Отлично. Надеюсь, у вас двоих будет много детей, и вы будете очень счастливы вместе.
К ужину у Тиффина на уме было уже совсем другое, а именно: футбол, в который шумно играют его друзья и, к несчастью, прямо перед домом, пока он сидит внутри − вынужден есть фасоль и отвечать Лочену таблицу умножения. Уилла изучает в школе “материалы” и хочет знать, из чего все состоит: тарелки, столовые приборы, кувшин с водой. Скучающий Кит пребывает в одном из своих самых опасных настроений, пытаясь взвинтить всех так, чтобы он оказался в самом эпицентре событий, и смеяться над хаосом, который создал вокруг себя.
− Семью четыре? − Лочен берет вилку Тиффина и нанизывает две фасолины прежде, чем вернуть ему. Тиффин глядит на них и морщится.
− Ну же. Семью четыре. Ты должен соображать быстрее.
− Я думаю!
− Сделай так, как я тебе говорил. Просчитай в голове. Семью один − семь, семью два…?
− Тридцать три, − вмешивается Кит.
− Тридцать три? − оптимистично повторяет за ним Тиффин.
− Тифф, ты должен думать сам.
− Зачем ты наколол на вилку две фасолины? Я задохнусь! Я ненавижу фасоль! − сердито восклицает Тиффин.
− Из чего сделана фасоль? − спрашивает Уилла.
− Из змеиных какашек, − сообщает ей Кит.
Уилла бросает вилку и в ужасе смотрит на свою тарелку.
− Семью один − семь, − упрямо продолжает Лочен. − Семью два…?
− Лочи, мне тоже не нравится фасоль! − протестует Уилла.
Первый раз в жизни я не чувствую ни малейшего желания помочь. Лочен сказал мне ровно пять слов с тех пор, как два часа назад пришел домой: “Они сделали свои домашние задания?”.
− Тиффин, ты должен знать, сколько будет семью два! Ради Бога, просто сложи их вместе!
− Я не могу все съесть, ты положил мне слишком много!
− Эй, − Кит вскидывает голову, − Тифф, слышал эти крики? Похоже, Джейми забил еще один гол.
− Они играют с моим футбольным мячом!
− Кит, оставь его в покое, ладно? − резко говорит Лочен.
− Я закончила.
Уилла отталкивает свою тарелку, как можно дальше, по ходу опрокидывая стакан Кита.
− Уилла, смотри, что делаешь! − кричит Кит.
− Почему она может не есть свою фасоль? − начинает кричать Тиффин.
− Уилла, съешь свою фасоль! Тиффин, если ты не знаешь, сколько будет семью четыре, то завалишь свой тест завтра! − Лочен теряет терпение. Это доставляет мне неправильного рода удовольствие.
− Мая, мне нужно съесть свою фасоль? − грустно разворачивается ко мне Уилла.
− Спроси Лочена, он у нас повар.
− Думаю, ты немного преувеличиваешь, называя его “поваром”, − замечает Кит, посмеиваясь себе под нос.
− Тогда хозяин, − поправляю я.
− Ага, вот именно!
Лочен бросает на меня взгляд, говорящий: “Что я тебе сделал?”. И снова я осознаю мимолетное чувство удовлетворения.
− Уилла, убери на х** это безобразие − по всему столу вода! − протестует Кит.
− Я не могу!
− Не будь ребенком и возьми мочалку!
− Лочи, Кит сказал слово на “х”.
− Я больше не буду есть! − рычит Тиффин. − И никаких таблиц, ни за что!
− Хочешь завалить тест по математике? − в ответ кричит Лочен.
− Мне все равно! Мне все равно! Мне все равно!
− Лочи, Кит сказал слово на “х”! − вопит Уилла, теперь уже разозлившись.
− Х**-ка-ре-ку, − поет Кит.
− Вы все заткнитесь! Что, черт возьми, с вами происходит? − Лочен ударяет кулаком по столу.
Тиффин, воспользовавшись этим моментом, вскакивает и, хватая футбольные перчатки, выбегает из дома. Уилла пускается в громкий плач, соскальзывая со стула, и отправляется наверх, в свою комнату. Кит сваливает с трех тарелок обратно в кастрюлю недоеденную фасоль и говорит:
− Вот, теперь можно и завтра кормить нас тем же старым дерьмом.
Со стоном Лочен роняет голову на руки.
Внезапно я чувствую себя ужасно. Не знаю, что я пыталась доказать. Возможно, что Лочен нуждается во мне? Или я просто пытаюсь отыграться за его молчаливое поведение? Так или иначе, я чувствую себя паршиво. Мне ничего не стоит вмешаться и исправить ситуацию. Я все время так делаю, даже не задумываясь. Я могла бы предотвратить вспыльчивость Лочена, чтобы он не чувствовал себя неудачником, когда еще один семейный ужин закончился беспорядком. Но я не делаю этого. И самое ужасное, что мне нравилось наблюдать за тем, как все разваливается.
Лочен устало трет глаза с кривой улыбкой. Глядя на оставшуюся еду, он пытается обратить все в шутку:
− Мая, еще добавки? Не стесняйся!
Он имеет полное право сердиться на нас, но вместо этого он такой снисходительный, отчего мне становится больно. Я хочу что-то сказать, сделать что-то, чтобы вернуть все обратно, но не могу ничего придумать. Закусив губу, Лочен встает и начинает убирать, и внезапно я замечаю, что последнее время его ранка стала больше, что он грызет ее все чаще и чаще. Она выглядит такой болезненной, такой ободранной, что видя, как он ее кусает, у меня наворачиваются слезы. Вставая, чтобы помочь ему убрать со стола, я напоминаю Киту, что его очередь мыть посуду и, не задумываясь, трогаю Лочена за руку, чтобы привлечь его внимание - но на этот раз, к моему удивлению, он ее не отдергивает.
− Ауч, бедные твои губы, − осторожно говорю я. − Ты делаешь только хуже.
− Прости, − он перестает жевать губу и смущенно прижимает обратную сторону ладони ко рту.
− Ага. Боже, она действительно выглядит ужасно. − Кит пользуется возможностью, чтобы вмешаться, его голос громкий и дерзкий, когда он бесцеремонно со звоном кидает в раковину груду тарелок. − Даже парни в школе спрашивали меня, не болезнь ли это.
− Кит, это вздор… − начинаю я.
− Что? Я просто соглашаюсь с тобой. Эта штука ужасная, и если он продолжит кусать ее, то станет уродом.
Я пытаюсь одарить его одним из своих предостерегающих взглядов, но он старательно избегает мой взгляд, гремя посудой в раковине. Лочен прислоняется плечом к стене, ожидая, пока закипит чайник, и смотрит в потемневшее окно. Я решаю помочь Киту с посудой − Лочен, кажется, в ступоре, и я не хочу оставлять их двоих наедине, пока Кит все еще в состоянии ссориться.
− Так тебе, наконец, удалось отхватить себе парня, − язвительно замечает Кит, когда я присоединяюсь к нему возле раковины. − Кто он, черт возьми, такой?
Я чувствую, как у меня все внутри сжимается. Инстинктивно мой взгляд падает на Лочена, который убирает руку со рта, удивленно вскидывая голову.
− Он не мой парень, − я быстро поправляю Кита. − Просто… просто один мальчик со школы, который предложил мне… э-э… − я замолкаю. Лочен смотрит на меня.
− Предложил… э-э… секс? − предполагает Кит.
− Не будь ребенком. Он предложил мне поужинать.
− Ух ты… даже не выпив сначала в “Смайлис”? Прямо с вином и ужином. − Кит явно наслаждается при виде того, как я съеживаюсь. − Какой парень в Бельмонте может позволить себе пригласить девушку на ужин? Только не говори мне, что это один из твоих учителей! − его глаза загораются от восторга.
− Не будь смешным. Этот парень на год старше, и зовут его Нико. Ты даже не знаешь его.
− Нико Димарко? − но Лочен, конечно, знает. Черт!
− Да, − я заставила себя встретиться поверх головы Кита с его изумленным взглядом. − Я… он пригласил меня в пятницу. Это… ты сможешь… все в порядке? − я не знаю, почему мне вдруг стало так трудно говорить.
− Ай-яй-яй, ты сначала должна была спросить разрешения! − кричит Кит. − Помни, ты должна придерживаться комендантского часа. Знаешь что, я дам тебе свой последний презерватив…
− Ну все, Кит, хватит! − кричу я, ударяя тарелкой о стойку. - Иди, приведи Тиффина, а потом сделай домашнюю работу!
Теперь я теряю терпение.
− Отлично! Прости, что я дышу! − Кит с плеском бросает в раковину щетку для мытья посуды и гордо выходит из комнаты.
Лочен не сдвинулся со своего места у окна, ковыряя рану ногтем большого пальца. Его лицо напряжено, глаза сильно встревожены.
− Нико? Ты его знаешь? То есть, он парень довольно… ну, ты знаешь. У него есть определенная репутация…
Я держу голову опущенной, продолжая с силой тереть тарелку.
− Да, но это лишь свидание. Увидим, как все пойдет.
Лочен делает шаг ко мне, но передумывает и отходит обратно.
− Ты… ты… то есть, он тебе нравится?
Я чувствую, как у меня к лицу приливает жар, и внезапно снова злюсь. Как смеет Лочен устраивать мне допрос с пристрастием, когда я согласилась на это свидание ради нас − ради него?
− Да, на самом деле, да. Ясно? − Я перестаю тереть и заставляю себя встретиться с ним взглядом. − Он самый привлекательный парень в школе. Я мечтала о нем целую вечность. Не могу дождаться встречи с ним.
Прим. переводчика:
*carpe diem - (лат.) лови момент.
Лочен
Хорошо. На самом деле, просто отлично! Мая наконец-то нашла кого-то, кто ей нравится, и, что еще важнее, она тоже ему нравится. В эту пятницу, вообще-то, они встречаются. В конце концов, у нее все складывается - это начало ее взрослой жизни, подальше от этого сумасшедшего дома, от этой семьи, от меня. Она кажется счастливой, взволнованной. Может, Нико и не тот парень, которого я бы выбрал для нее, но он нормальный. Была у него парочка подходящих девчонок, не похоже, чтобы он искал еще одну. Поэтому вполне нормально чувствовать беспокойство, но я не буду страдать бессонницей из-за этого. В конце концов, Мае почти семнадцать, а Нико всего на год старше нее. С Маей все будет хорошо. Она очень разумный человек, ответственный не по годам; она будет осторожной, и, может, это поможет. Он не сделает ей больно, по крайней мере, не специально. Нет, я уверен, что он не обидит ее, не сможет. Она такой прекрасный человек, такой благородный - он увидит это, он должен. Он узнает, что не может разбить ей сердце, причинить ей вреда. Он не захочет. Не сможет. Ладно, мне пора, наконец, поспать. Мне больше не нужно думать об этом. Все, что мне крайне необходимо - это сон. Иначе я развалюсь. Я уже разваливаюсь.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |