Зимой немало ненастных дней, но встречаются среди них те, что отличаются каким-то особенно светлым и лиричным настроением. В такие дни обычно с утра начинает потихоньку накрапывать дождик – тихий,

Соревнования в ЦСКА.

Зимой немало ненастных дней, но встречаются среди них те, что отличаются каким-то особенно светлым и лиричным настроением. В такие дни обычно с утра начинает потихоньку накрапывать дождик – тихий, неторопливый, порой даже и не дождь вовсе, а морось, дождевая пыль, рассеянная в воздухе.

И небо не такое серое и низкое, как обычно в это время года, а лишь немного нахмуренное, как будто небо слегка загрустило, задумалось о чём-то.

И даже язык не поворачивается назвать этот дождь осенним или зимним– он лёгок и светел, лишь слегка печален. Именно такой дождь рождает вдохновние у поэтов, толкая их на написание бессмертных строк… Дождь застенчиво постукивает по крышам домов, по подоконникам и оконным стёклам, ласковыми длинными пальцами трогает оставшиеся на деревьях листья, приглаживает пожухлую траву. Он словно утешает природу, обещая ей скорый покой и сладкий зимний сон после долгого и бурного лета.

Тихий стук копыт по мощённой дороги, и тяжёлое дыхание. Пар из о рта, такой бесконечный, растворяющийся в небесах, но не исчезающий до конца, ведь из тёплой полости до сих пор сочиться полупрозрачный дым. Тёплая попона на вороном крупе старательно сохраняет моего чемпиона от Ливерпульского холода. Медленно прошагивая лошадь после коротковоеменного переезда, я думала о том, что это всё уже случалось. Да, при других обстоятельствах, но ситуация повторяется, так нестерпимо одинаково. Лица друзей и родственников, так полно обогащавших мою жизнь, окружают меня, выступают на первый план. Сейчас нет точно половины из них. Это тяжело. Очень тяжело. Но я привыкла. Тяжело сначала, потом — легче. Боль становиться меньше, но она никогда не уходит совсем, скорее отступает не второй план. В острые эмоциональные моменты эта боль усиливается, вновь крепко сжимая сердце.

Вдохнув полной грудью воздух, такой чистый и отмытый после дождя, пропитанный запахом озона и промокшего асфальта, я не уверенно вошла в массивное здание конюшни, такое чужое, такое незнакомое, необычное и неприятное мне во всём. Я поёжилась от вида этого обитель конного спорта, проводившего только соревнования. Судьи, пожалуй, видели за всю жизнь слишком много поражений, и не один мускул не дрогнет на их лице, если в моём выступлении что-то пойдёт не так. От этой мысли мне стало страшно. Никто не поддержит, никто.

Переживанием нет места здесь. Особенно здесь. Когда основной упор надо делать на спокойную, уверенную и согласованную работу пары.

Здесь есть что-то вроде игр. Игр на выживание среди около дюжины целеустремленных спортсменов, которые либо превосходят тебя во всём, либо остаются далеко позади. Но об этом узнаешь только тогда, когда затаив дыхание будешь ждать результата. С триумфом проедешь круг почёта или останешься в стороне?

Я не хочу ничего вспоминать, не хочу думать о прошлом. Но воспоминания, так или иначе, всегда застают нас врасплох, особенно в самые важные моменты, когда прошлое может испортить будущее. Вспоминать былое — не так важно. Мы не в силах изменить произошедшее, но без пройденных этапов не было бы настоящего, не будет и будущего.

Достав щётку из пластикового ящика, я принялась старательно вычищать вороной круп. Благо, Ватер образцово показывал себя на всех соревнованиях, и в этом я уже успела убедиться. Несколько чётких взмахов, и пыль выметается из под жестокого синтетического ворса. Старательно обработав тело жеребца различными принадлежностями, вычищая каждую гранулу грязи из сверкающей шкуры. Сбрызнув пару раз кондиционером, я осталась довольна результатом. Потратив около получаса на старательное переплетение гривы мягкими пальцами, я наконец зафиксировала их блестящими резинками. Так осторожно, бережно и робко, как маленький ребёнок впервые заплетает себе косичку из копны нежных детских волос. На улице ещё совсем темно, в конюшне пустота и безлюдье, я поглощена в свой мир, полный неизвестных некому тайн. Никто не знает обо мне до конца, и не узнает, я сохраню свою душу в секрете. Даже от самых дорогих.

Положив плотный белый вальтрап на широкую спину, я подтянула его ближе к холке, и уверенно похлопала ганновера по изящной шее. Накинув выездковое чёрное седло, я приподняла его чуть выше, и с силой затянула подпругу, локтем приподнимая крыло.

Опустившись на колени, я принялась аккуратно бинтовать ноги лошади, разматывая кристально-белые бинты, собственно, такого же цвета, что и вальтрап. Оставив Ватера на развязках в полном одиночестве тёмного прохода, я удалилась в тёплую раздевалку. Кристально-белые бриджи, недавно прокрученные в стиральной машине для особой чистоты, белая рубашка и аккуратный редингот, в точности повторяющий особенности моей фигуры. Лёгкий бегунок заскользил по молнии с внешней стороны кожаного сапога. Я встала, и собрала волосы в пучок, закрепив их большим количеством шпилек и лака для волос. Занявшись своим мертвенно-белым лицом с большими кругами под глазами, выдававшими следы бессонной ночи и вечернего переезда, я скрыла все недостатки кожи слоем пудры и слегка накрасила ресницы, придавая их водянистой невозмутимость хоть немного краски. Бросив в цилиндр пару чистых перчаток, ожидающих своего часа, я вернулась в денниковый проход, где меня ожидал Десперадос. Отвязав наконец чомбур от чугунного кольца, я быстрыми и даже немного наглыми движениями вставила мундштук в мягкий рот вороного, и удерживая его за храп закончила столь неприятную процедуру для свободолюбивого животного. Но, конь привык к подобной части амуниции, как оголовье, которое носил практически каждый день, и кусаться из-за этого явно не собирался. Закрыв все имеющиеся пожитки в шкаф, я несколько раз повернула ключ в замке и ловко кинула его в карман бридж. В конюшне всё ещё никого, и я начинаю переживать, что приехала слишком рано. Набросив недоуздок сверху уздечку, я завела абсолютно спокойного Ватера в свободный денник и привязала чомбур к решётке, чтобы вычищенный и посёдланный вороной не вздумал извалялся, хотя это и не было его привычкой.

Вот и отступает ночь, сменяясь предрассветными сумерками. Из сереющей темноты постепенно проступают неясные очертания окружающего мира – силуэты домов, деревьев. Небо на востоке светлеет. Вокруг царит сонная тишина. Светлое пятно на горизонте становится больше и больше. Дует легкий ветерок. Утренняя прохлада стелется над землей. Природа замирает, будто готовясь к чуду. Все четче становятся окружающие предметы, все дальше видно. Наконец, около самого горизонта вспыхивает ослепительная каемка солнечного круга. Она еще совсем маленькая, но уже поразительная яркая. В тот момент, когда она зажигается на востоке, просыпаются первые птицы. Слышится шорох в кустах и ветвях деревьев, первое несмелое чириканье. А солнце все больше выглядывает из-за горизонта, вот уже половина его диска видна над землей. Зашевелились в траве мурашки, слетела с дерева птица, колыхнув ветку. Я услышала звук колёс коневоза, въезжающего на чистую парковку. Интересно, на сколько опасен этот конкурент?

Солнечный диск разгорается все ярче, поднимается все выше, рассылая во все стороны свои теплые лучи. Вот уже показался полный круг, и стало до слез больно на него смотреть. А еще через несколько мгновений солнце будто оторвалось от земли и поплыло в голубом небе, наполнив все живое силой и энергией. Наступил новый день.

Я была несколько уверенна в себе, но во всех движениях приглядывался нестерпимый страх, боязнь неудачи, чего-то нового, неизведанного. Боятся можно темноты, пауков или чёрных вод океана в сильный шторм, а я боюсь того, что от всего внешнего мира меня не защитит никто, никакая гора не скроет от порывов ветра, сбивающих с ног. Я хочу чувствовать себя защищённой, а этого нет.

На улице было прохладно, не смотря на солнце, появляющиеся на горизонте. Поежившись ни то от холода, ни то от своего положения, я вошла в основное здание и неуверенно подошла к кофейному автомату, предлагающему выпить чай, кофе, горячий шоколад и ещё много всего, чего только душа пожелает. Взбодрится мне и вправду не мешало бы, излишняя рассеянность и не собранность на старте никак не помогут (а точнее навредят). Этот напиток пробуждает наше спящее сознание, снимает утомленность, дарит мотивацию и прилив сил. Может казаться, что без кофе нельзя жить и работать, и если мы перестанем его пить, мы будем вечно клевать носом, и любая работа будет идти с трудом.

Кинув в щелочку несколько монеток, я схватилась за чёрный стакан капучино с нежной пенкой сверху. Выйдя на улицу, я остановилась где-то в центре дороги и отхлебнула первый глоток. Обжигая горло, горький напиток согрел всё внутри, и помог снять давление на виски. Покончив со стаканом, я выкинула его в мусорное ведро и вернулась к лошади. За столь маленькое время произошло достаточно много перемен, народу прибавилось, и появилась та суета, от которой я скрывалась под покровом ночи. Надеясь, что разминочный манеж ещё не занят никем из спортсменов, я поспешила туда. Стартовать надо было одной из первых, то ли второй, в может и первой, я, если говорить честно, понятия не имела (а ведь должна была) какой я выступаю. В любом случае, тратить время нельзя, тем более, что его остаётся не так уж и много. Наскоро подхватив Десперадоса за повод, я двинулась решительными шагами в сторону поля, на котором предстояло показать себя с лучшей стороны.

На прошлых соревнованиях я думала о том, кто окружает меня на данный момент. Хотя бы друзья. Сейчас такого нет, мне хотелось лишь показать себя. Появилось некоторое холоднокровие ко всему происходящему вокруг меня, мне было плевать. Я и лошадь. Третьего звена не должно быть в этой цепочке.

Манеж. Такой тихий и спокойный, свежий, но такой же чужой, как всё остальное. Такой пустой и такой свободный, готовый к стремительному движению. Затянув подпругу, я легко запрыгнула в седло. Дома мы уделяли много времени одной разминке на распущенном поводу, сейчас же привычную часовую размеренность придётся сократить. Пошевеля пальчиками в белоснежных перчатках, я мгновенно согнула Ватера в отличный сбор, одновременно прикладывая шенкель, вооружённый шпорой к покатому боку лошади. Десперадос мгновенно сделал уверенный шаг вперёд, двигаясь своим почти идеальным шагом, активно перебирая ноги. Я чувствовала, с какой силой у меня трясутся руки и ноги. В глазах возник какой-то странный туман, не позволяющий чётко следить за выполнением команд. Я встряхнула головой, пытаясь избавиться от неприятных ощущений и шума в ушах. Ватер же продолжал активно перебирать ногами, только теперь более активным аллюром. Размявшись на некоторых простых элементах, я быстрыми, но в то же время спокойными (на сколько позволяла ситуация) движениями отдала команду галопа. Это хоть как-то привело меня в чувства. До старта оставалось уже не так много времени. Я села глубже в седло, и начала считать минуты, отчётливо тикающие на циферблате. Раз, два, три... Время казалось бесконечным, некуда не спешившем, а наоборот издевающимся над о мной. Ещё несколько минут. Трибуны уже начали заполняться зрителями, распаковывающими пакетики чипсов и готовившие фотоаппараты. Сейчас начнётся настоящая фотоохота на меня, и это было весьма раздражительно. Я не привыкла к проискам конной прессы, но это было неизбежно. Раздался голос диктора, у меня замерло сердце.

Я не хочу ничего вспоминать, не хочу думать о прошлом. Но воспоминания, так или иначе, всегда застают нас врасплох, особенно в самые важные моменты, когда прошлое может испортить будущее. Вспоминать былое — не так важно. Мы не в силах изменить произошедшее, но без пройденных этапов не было бы настоящего, не будет и будущего.

Но опять здесь нет места моим родным и близким, давно покинувшим меня ради отрадной жизни в раю. А в другое место они и не могли попасть, ибо были самыми светлыми людьми за всю мою жизнь. Так же рядом со мной не было тренера, способного поддержать и успокоить. Зато, чудесный ганноверский выездковой жеребец, в котором я не сомневалась.

Вообще, со времени переезда в туманный Альбион, волей не волей мне пришлось научится действовать по принципу "каменное лицо". Все свои эмоции я скрывала в себе, не делясь ни с кем своими переживаниями. Наверное потому, что не с кем. Друзей у меня нет, родственников тоже. Я тут одна, со своим партнером, и здесь надо выживать.

Я села поглубже в седло и распределила энергию по всем мышцам, готовясь к интенсивной работе. Десперадос вёл себя спокойно, немного настороженно и удивлённо. Он отлично знал, что такое старты, но тем ни мение држал себя на высшем уровне, в отличие от меня.

Старты. Что такое старты? Это адреналин, проникающий в кровь из мозга и овладевающий всем телом, это эмоции, переживая, страх, стремление к победе и, конечно, сплачённая работа лошади и всадника. И, если дуэт удался - это волшебное чувство радости на кругу прчёта или разочарование в стороне. Ожидание часто случается с нами в жизне. Мы всегда чего-то ждём, на что-то надеемся. Хорошее и плохое, но вся жизнь строиться из таких моментов.

Люди, приходящие поглазеть с трибун на зрелище, явно не знают, сколько работы требует каждый элемент, как бесконечно тренируются спортсмены, загоняя в пот лошадь и себя, какой стресс каждый раз стартовать в незнакомом манеже перед строгими судьями. Это вовсе не игры, а скорее война умений и эмоций, которые так часто подводят в ответственный момент. Я знаю много спортсменов, которые возлагали огромные надежды на старты, тренировались днями и ночами и не могли справиться с нервами, что нередко приводило к плачевному исходу. Главное - справиться со своими переживаниями и доехать схему до конца. А проценты складываются из каждой мелочи: согнутой шеи на определённой букве и опущенная пятка наездника. Победа - это конечно то, о чём мечтает каждый, приехавший соревноваться с как минимум дюжиной таких же целеустрёмленных спортсменов и их лошадьми, которые либо превосходят тебя во всём, или же наоборот остаются далеко позади. И об этом узнаешь только тогда, когда из разминочного манежа украдкой смотришь на боевое поле с идеальным грунтом, контралирующимся непоколебимым взглядом судей и восторженных зрителей.

Чисто-белая рубашка, идеальный фрак, начищенные сапоги и изящный цилиндр, прекрасно сидящий на голове светловолосой девушки на блестящем вороном коне. Но, несмотря на всё, стресс - смертельная пуля в моём сердце, и нельзя было позволить ружью соревнований выстрелить в меня. Ватер переменился с ноги на ногу, предчувствуя стремительное движение по манежу. Я слышала мягкое движение копыт участника, проехавшего схему до меня. Но вот, их выступление завершено, кровь холодеет в жилах, сердце на мгновение перестаёт биться.

—На старт приглашается Стейси Ска на лошади по кличке Ватор Деспирадос. Пара выступает за конюшню BORN'S Castle в рамках RSF.

Я сглатываю слюну и унимаю дрожь, охватившую тело. Как и тогда, в первый и второй разы. Ситуация повторяется.

Согнув лошадь в идеальный сбор, я выполняю грамотное постановление и касаюсь пяткой мягкого бока ганновера. И вот, я уже на мягком грунте, залитом утренним светом. Нет времени думать и рассуждать, надо действовать. Так, как на тренировках и никак иначе.

Я останавливаюсь чётко по середине и снимаю с головы цилиндр, низко наклонив подбородок и отводя руку в сторону.

На мгновение я вспоминаю Анну. Где она? Уже стартовала или ей ещё это предстоит? Смотрит ли она моё выступление? Сейчас я точно не смогу ответить на этот вопрос. А Кира?

Публика затаила дыхание. Я чувствую, что судьи ожидают начала схемы с таким холодным, непоколебимым взглядом. Сколько спортсменов и их лошадей, побед и поражений они видели за всю свою жизнь? Наверняка даже больше, чем я думаю.

Продолжая вести лошадь в строгом контактном коридоре, я лишь слегка касалась шпорами его покатых боков, показывая, что нужно поддерживать собранную рысь. Аккуратно отзывая пальцами, я поддерживала голову внизу, а шею согнутую. Ватер громко отжёвывал трензель, а это, несомненно, было очень хорошо.

Многие всадники, выезжая на боевое поле, мгновенно натягивают счастливую дешёвую улыбку, дабы покорить зрителей, или даже судей. Моё же лицо выражало что-то совсем не юношеское, а взрослое состояние. В глазах горел огонь, но лицо — мертвенно-бледное. Оно не выражало практически никаких эмоций, и лишь в глазах можно было прочитать ужасный страх, сводящий с ума, разгоняющий сердце до огромного количества ударов в минуту. Такой губительный и опасный в моём положении, но я ничего не могла поделать.

Заведя лошадь глубоко в угол, я согнула его в правую сторону, но мгновенно выровняла, продолжая двигаться ровно и легко, будто Десперадос вовсе не касался ногами грунта, ещё идеального, ведь мы стартовали первыми. Легкими нажимами шпорой я перевала вороного в прибавленную рысь, но не много времени нам дали на разгон, на букве К мне пришлось вновь сократить аллюр и продолжать движение. Только бы не забыть езду, только бы не забыть. Но пока память не отказывала мне, а это половина успеха. Согнув жеребца плечом внутрь в левую сторону, я сразу же после этого завела ганновера на вольт, мягко работая руками. Со стороны, возможно, это было не заметно, но мне было тяжело ездить, как никогда. Не знаю, с чем это связано, но ощущение были такие, как будто я первый раз села в седло. А дальше? Принимание. Схема Малого Приза давалось нам легко на тренировках, а значит, можно надеятся, что фортуна улыбнётся нам и в этот ответственный момент. Слегка изогнув корпус и голову в сторону движения, Ватер заскользил по манежу, ставя внешние ноги перед внутренними и двигаясь по ровной диагонале. Выйдя на центральную линию, я ушла ездой направо, и от М начала движение средней рысью. Опять же, составители схемы не дали нам времени на удовольствие от быстрого, но не столь чреватого как галоп аллюра, поэтому как только конь поравнялся плечом с буквой F, мы вновь замедлили движение. Опять плавные движения, мы как-будто танцуем вместе, только не слышно музыки. Хотя нет, музыка звучит и будет звучать как ритм копыт в наших сердцах. На мгновение остановив вороного, я почувствовала, как вся его энергия перешла равномерно на четыре мощные ноги. Но стоять было не время, поэтому чёткими и слаженными движениями я отдала команду к осаживанию, и отсчитав ровно четыре темпа продолжала собранную рысь. Дальше схема повторяется. Плечом внутрь направо, я вновь аккуратно изгибаю ганновера вокруг своей внутренней ноги. Смотреться это весьма эффектно, но нам-то сейчас точно не до "хлеба и зрелищ", хотя зрителям это важно. Сразу же проехав по ровной окружности диаметром около восьми метров, и вновь лёгкими способами управления вывела коня на принимание, и всё ещё так же чётко, безукоризненно и красиво. Месяцы тренировок давали о себе знать, и этого нельзя было не отметить. Вновь появившись на центральной линии, я от Н убыстрила рысь до прибавленной, и сменила направление в левую сторону, удлиняя рамку. Вновь собранная рысь, а теперь медленнее. Перед глазами чётко стоит схема, распечатанная на кристально-белом листе тонкой бумаги. Шаг. Собранный, но всё же некоторые отдых перед галопом.

"Хоть бы не растащил"—молиться подсознание. Я отгоняю от себя эти мысли, но в глубине души понимаю, что это мысль продолжает терзать меня и сейчас.

Внимание зрителей немного приутихло, мол, шаг — не так зрелищно. Вот сейчас галоп, тогда и пофоткать можно. Мне неприятно это, но я знаю, что каждый второй на трибуне размышляет именно так. Не вижу ничего простого в шаге, разве что низкая скорость, так это не показатель.

Я чувствую, как судья пронизывает внимательным взглядом нашу пару. Я не вижу, не слышу, просто чувствую и знаю. И только после приветствия я освобожусь, поскорее бы. Я знаю, галоп близко, а на нём предстоит ещё много работы. Схема не сложная, и мы должны справиться.

Ватер ведёт себя спокойно, будто вообще не понимает, что происходит, как-будто здесь родной манеж и обычная тренировка. Что ж, оно ведь и а лучшему, верно? Меньше нервов — лучше работа, и так во всём.

Теперь прибавленный шаг, я сижу также глубоко в седле, никак не показывая своим корпусом о том, что мы стали двигаться быстрее. Теперь вновь собранный шаг, и я уверенно поворачиваю налево. Теперь полупируэт, или поворот на 90 градусов, как вам удобно. Только мне от названия ни тепло, ни холодно, лишь бы выполнить правильно. В глазах вновь начинает появляться лёгкий туман, и мне это очень не нравиться. Лошадь поворачивается через среднюю часть корпуса, задняя же остаётся на месте. Теперь тоже самое в левую сторону. Выполнено. Теперь составители позволяют нам прошагнуть немного на собранном аллюре, держа лишь сбор и осанку. А теперь, поехали. Я вижу букву G так чётко, что хочется зажмурить глаза. Я хочу уйти, убежать, спрятаться. Но это не возможно, я должна, я умею, я смогу и никак иначе. Постановление, интенсивный шенкель. Понеслась. Я чувствую каждый темп, лёгкая свежесть рассекаемого воздуха ударяет в лицо. Поворот налево, прибавленный галоп и вновь собранный. Я не отдаю полного отчёта в своих движениях, только считаю ритм в голове. Контргалоп, идеальный сбор и активное движение ног. Я слышу щелчок затвора фотоаппарата. Весьма кстати, в такой ответственный момент. Перемена ноги. Десперадос остаётся лёгким и импульсивным, происходит одновременное движение передней и задней ноги. Я не чувствую это, не вижу, я просто знаю, что мой копытный напарник выполняет всё именно так, аккуратно, легко и превосходно, как всегда. На диагонали пять перемен ноги в воздухе всего за четыре темпа. Раз, два, три, четыре. Уложились. Я не успеваю выдохнуть, как продолжается собранный галоп, а от Н прибавленный. От напряжения у меня начинает слезиться правый глаз, слеза неумолимо течет вниз по щеке и срывается на грунт. Почти режущая боль в глазницах, как будто я не моргала уже пол часа. Руки и ноги начинают уставать, мне становиться очень тяжело, я еле сижу в седле. Но со стороны никто ничего не может заметить, я спокойна и размеренна, уверенно сижу на спине вороного и так же непоколебимо раздаю команды. Знали бы они! Перемена ноги в воздухе, или следуя моему ненавистному французскому шанжман. Движения ровные. Ватер начинает громко дышать, я вижу белую пену, капающую у него из о рта. Осталась чуть-чуть, мы должны выдержать. Поравнявшись вновь со средней линией, я прижимаю шенкель. Все ближе и ближе. Я считаю секунды до того, как мы поравняемся с центром боевого поля. Судьи так и не отводят взгляда, но уже совсем скоро под их оковы попадёт другой всадник. Остановившись, я тяжело выдыхаю, снимаю цилиндр с головы, так резко, словно (а почему словно?) весь мой остаток сил я вложила в этот жест. Вернув шляпу обратно на светлую голову, я стираю слёзы с лица, но они вновь текут из глаз. На этот раз от счастья, от чудесного чувства счастья, более сильного, чем любая боль. Я падаю на шею жеребцу, обнимаю его и хлопаю по шее, награждаю лакомством. В этот чудесный момент я даже не чувствую на себе объективы камер, только слышу дыхание, своё и ганновера, только на этот раз ровное и спокойное, а главное свободное. Мы скрываемся под темнотой арки разминочного манежа, как неуловимые, но самые довольные. Остается лишь ждать. Круг почёта или ожидание в стороне?

Дата добавления: 2015-09-28