http://ficbook.net/readfic/769863 1 страница

***********************************************************************************************

Я не болен, я безумен.

http://ficbook.net/readfic/769863

***********************************************************************************************

Автор:POSTAL1 (http://ficbook.net/authors/POSTAL1)

Беты (редакторы): Кляйн.

Фэндом: My Chemical Romance

Персонажи: Gerard Way\Frank Iero, Gerard Way\Mikey Way (начало)

Рейтинг: NC-21

Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Экшн (action), Психология, Философия, Даркфик, POV

Предупреждения: OOC, Насилие, Изнасилование, Инцест, Нецензурная лексика, Кинк, Некрофилия

Размер: Макси, 193 страницы

Кол-во частей: 33

Статус: закончен

Описание:

«Мне было горько смотреть на этот мир. Я ненавидел все. Мне ничего не нравилось. Я испытывал такую горечь и злость, какие только могут существовать на свете». - Генри Ли Лукас.

Публикация на других ресурсах:

только с разрешения.

Примечания автора:

ДА, я выставляла эту работу на нфс, но... для меня сайт почти умер, поэтому... попытаю ее прикончить тут, как и другие свои работы.

========== 1.1 ==========

Говорят: бытовая семейная драма.

Но детство - по-прежнему - комом в груди.

"Папа спит - говорила мне мама -

Он очень устал, ты его не буди!"

И, пряча глаза от меня, отвернётся,

(Чтоб я на лице не заметил удар)...

"Тише, сынок, а то папа проснётся -

Просила она - он очень устал!"

Тихо работает сломанный телевизор, который стоит на какой-то сломанной тумбочке. Сломанная антенна стоит где-то на крыше загаженного старого трейлера, по крыше бьет мерзкий, но такой родной дождь. Хоть он дарит какое-то спокойствие на время, хоть он как-то убаюкивает тебя, закрывая в своих мокрых, холодных объятиях от этого грязного мира, который так и старается наложить на тебя. Снаружи холодно, внутри тоже, по крайней мере, не чувствуется разницы, но изгаженные занавески на унылых грязных окнах, грохочущий холодильник с гремящими в нем банками пива и кое-как работающий телевизор дают теплоты твоей холодной душе. Дают хоть на какое-то время, которое скоро ускользнет от тебя, так и не дав себя осязать. Ускользнёт так, как ускользает от тебя прожитая жизнь, ускользает вместе с ней.

Я сижу и пялюсь в телевизор, в котором теперь видны только помехи, в руке пустая зеленая бутылка из-под пива, в другой - тлеющая сигарета, под ней горсточка пепла. Еще несколько секунд и она догорит, а я так и не успел втянуть в себя ее жизнь. Люблю втягивать в себя жизнь, жаль только, что из-за этого моей гниющей жизни не станет больше. Половину своего пути я уже проковылял с тростью в руке, оставил позади себя красные следы своих стоптавшихся ног. Я только и умею, что проходить свой путь, существовать тот отрезок времени, который выделен для меня, проходить путь, оставляя после себя половину своей души. Одинокая тоска преследует меня уже какой год подряд, а я даже ничего не делаю, чтобы избавиться от этого. Были убогие попытки все начать сначала, но память остается, и в ней остались обрывки из прошлого. Моего жалкого, ужасающего детства.

…

- Джерард, солнышко! – прокричала мне мать из дому, и я резко повернулся к ней лицом, сверкая своими живыми глазами, в которых отражались лучи солнца. – Давай кушать!

Я бросил все свои занятия и помчался в дом, чтобы съесть обед и продолжить гулять с любимым братом. Друзей у меня не было, но я прекрасно проводил свое время, уединяясь с собой и природой, это было для меня замечательным времяпрепровождением. У меня было все замечательным. Все. Пока не появился он. Он сломал мою жизнь. Моя жизнь просто смялась в его кровавых волосатых руках и высыпалась, образуя у его ног горстку грязи. Мой настоящий отец умер, и, чтобы мы с моим младшим братом не унывали, мать вышла за муж еще один раз за какого-то банкира. Был банкир, теперь свинья. Жирная свинья, которая только жрет и напивается, хотя свиньи - это милые животные, которые умеют любить, в отличие от этого демона, который явился специально, чтобы сломать мне всю жизнь. Мою жизнь, жизни моего брата и матери. Я помню, как поменялась наша жизнь, когда все акции были проданы, и когда он обанкротился. В тот момент я еще не знал, что со мной сделает жизнь…

Обычный наш день был. Мама на кухне готовила ужин, Майки (мой брат) и я сидели на диване и смотрели телевизор. Какой-то мультик, которому мы не очень симпатизировали, но все-таки чем-нибудь заняться надо. С кухни уже повеяло жареной индейкой и соусом, рот заполнила слюна. Майки поерзал на диване, и через какое-то время распахнулась дверь в дом. Залаял наш пес, но встречать не побежал.

На пороге стоял наш новый отец, я бы дал ему кличку Жирный Сатана, он снял с себя пальто, которое уже чуть ли не трещит по швам от его размеров, загремел бутылками и прошел в гостиную, пододвигая нас с братом. Я хотел возразить ему, но меня обдал перегар, и к горлу подступила тошнота вместе с отвращением в душе. Он злобно посмотрел на меня своими красными опухшими глазами, из которых чуть ли не льется его гнойная душа. Я подвинулся с братом на край дивана, не решаясь смотреть на него опять и даже думать. Он и так меня не любил, а тут смотрит на меня, как на врага человечества, будто я ему жизнь сломал, напакостил или убил мать.

- О, Джеймс! Дорогой, ты вернулся? – в гостиную вошла наша мать в фартуке и с прихваткой. – Что случилось? – она села на валик дивана и наклонилась к нему, чтобы поцеловать или обнять. Никто так и не узнал, что она хотела сделать, так как наш «отец» размахнулся и своей вонючей тяжелой рукой заехал ей по лицу, сваливая ее с дивана. – Что?! – она машинально приложила руку к ушибленной части лица, и из глаз потекли слезы.

Мы с братом не решались к ней бежать. Скорее от шока, чем из-за страха перед Джеймсом.

- Ничего! Эти сукины гады сказали, что я ни на что не годен! – заклокотал он своим низким голосом, плюясь ядом. – Из-за меня, видите ли, обанкротилось несколько фирм! Пошли они в жопу! – он встал с дивана и, подняв пакет с выпивкой, пошел на верх в спальню.

Майки сидел на диване, пытаясь понять, что происходит, я сорвался с места и подбежал к маме, впуская ее в свои объятия, чтобы успокоить. Она обняла меня и заплакала в плечо, в этот момент я хотел убить его. Майки продолжал сидеть на диване, не понимая ничего, а я, как более взрослый, пытался унять маму, которая прибывала в большем шоке, чем мой маленький брат. Никогда этот ублюдок ее не бил, никогда.

- Мам, все в порядке? – я посмотрел на нее, а она только кивнула и встала, прижимая ладонь к ушибленному месту, отряхнула фартук и пошла на кухню, не говоря ни слова и не смотря на нас.

Я встал и подсел к брату. Руки тряслись, я весь дрожал и непонятно из-за чего. То ли от страха, то ли от злости, но вскоре я понял из-за чего.

Легко ли осилить - когда тебе девять! -

А он, сатанея, на маму, грозя...

Ты встал перед ним, но что тебе делать?

Кричишь, что маму трогать нельзя!

А он, и не слышит, тебя отшвырнёт -

И ты, беспомощный жмёшься в углу;

Плачешь и видишь, как он её бьёт;

Как душит он маму твою на полу...

Шли дни, недели, месяцы, годы, и отношения между нами все портились и портились. Этот зверь презирал нас, говорил, что мы выродки какого-то урода отца и шлюхи матери. Нам с братом уже не терпится его придушить, убить человека, чтобы избавится от проблем, чтобы спасти свои жизни, жизнь матери и чтобы начать все сначала, не зная ни боли, ни обид, ведь это зверье подняло на нас руку, нанося болезненный удары не только по телу, но и по сердцу.

- Ублюдок! – раздается рычащий крик с верхнего этажа, и он зовет меня. Он всегда меня так зовет, и если я не приду, то он накажет невиновных.

- Да, отец? – и всегда мне надо опускать глаза. Я не могу смотреть на него, такое отвращение, и хочется перерезать ему глотку, чтобы кровь хлестала струей, брызгая мне на лицо и заливая его. А я буду стоять под этой теплотой и смеяться. С душой, свободой в голосе…

- Смотри сюда, упырь гнилой, - он поднял мое лицо, заставляя смотреть на него. Схватил мой подбородок своей рукой, которую хочется отрезать и скормить ему же, отгрызть пальцы, прижечь ее утюгом или переехать поездом.

Я смотрю в его глаза. Один глаз гноится, черт знает почему, но до жути противно. Смотрю в глаза, а на постели, грязной постели вижу мать, которая беззвучно лежит и больным взглядом смотрит на меня, говоря глазами «прости». «Прости за такую паршивую жизнь». Да, мам, лучше бы ты меня убила при рождении, чем жить сейчас и многое осознавать. Смотреть, как умирает моя жизнь, превращаясь в ржавчину, смотреть, как умираете вы с Майки, как медленно утекает жизнь из моих рук, из-под моих ног.

- Смотришь? – он обнажил свои зубы, съеденные кариесом, и я смотрел. Я перевёл взгляд на мать, я знал, что будет, и я не хотел казаться слабаком. Ни перед матерью, ни перед ним, ни перед собой, ни перед Богом. – Хорошо, - он выдохнул мне в лицо, и я напряг челюсть, вдыхая его запах, запах гнили, тухлятины и алкоголя, от которого меня тошнит, и который я глотаю почти так же как и он. – Смотри, - он дернул бровями и пошел к моей матери, которая видно, что задрожала и тихо всхлипнула.

Я стоял посредине комнаты, которая пропахла потом, кровью, пивом, грязью и смотрел, как он трахал мою мать. Жестоко трахал на глазах у ее же ребенка, что я должен был делать? Кидаться на него? Убить, заявить в полицию? Я бы мог, но не поднималась рука… Я стоял и думал, наблюдая за тем, как он то и дело входит в нее, заставляя кричать, плакать, извиваться под его жирным телом. Я удивлен, как под его весом она еще не сломалась, такая хрупкая, не заслуживающая такого отношения к себе. Я смотрел, как она плакала, выла, но ничего поделать не мог. Только то и дело сжимались мои кулаки, хрустели хрящи, сводило челюсть, тихонько крошились зубы, и разрывалось сердце. Моя душа уже как тряпка, ее хорошенько потерзали. Он ее потерзал, как собака, порвал на куски и отдал неумелой швее, а она ее заштопала, неправильно сводя концы с концами. Она все вывернула наизнанку… На грязные простыни капает кровь, она начинает кричать громче, он пыхтит над ней, роняя свой грязный пот на ее красивое тело, которое когда-то вынашивало меня и брата, которое было чистым, бархатным и которое теперь приобрело фиолетовый оттенок, покрывая ее кожу синяками.

В груди ком, не дающий нормально дышать, в глазах слезы, которые нельзя различить, в душе ненависть и обида. Как с этим существовать? Как? Если с каждым днем этого становится больше! Больше злости, обиды, страсти убить, отомстить ему! Тому, кто пытается уничтожить меня! А я слабак и сильный! Слабый, потому что не могу его убить уже наконец, а сильный, потому что еще не убил себя…

- Что такое? - В комнату вошел мой маленький брат, и мое сердце затихло, так же, как и этот Дьявол в моей матери. – Не трогай ее! Никогда! – он кинулся на него, а я стоял и смотрел на это. Смотрел, как его жизнь обрывается…

- Уйди, щенок! – он ударил его по лицу, и тот упал. – Убирайся вон! – орал он рычащим голосом.

- Нет! Я убью тебя! Ненавижу! – он быстро поднялся с пола и опять кинулся на него. Ангел пытается защитить Деву Марию от Сатаны и терпит поражение.

- Напросился, щенок! – он скинул мою мать на пол, и она упала, больше не двигаясь. – Ты, сучонок мерзкий, нарвался на большие неприятности! – он схватил его за шею и швырнул на кровать, стаскивая с него одежду.

Я знаю, что за этим последует, но я стою и молчу, колени дрожат, дыхание прервалось, перед глазами паническая пелена, мозг отключается в этом хаосе и понимании ситуации.

Майки кричит как резаный, выгибается под его телом, ерзает, старается кусаться, и я его уважаю. Уважаю своего брата за храбрость и мужество. Он дерется за жизнь, пока эта мразь пытается вставить свой СПИДозный член в него. Я стою и статуей смотрю на эту картину. Когда его член, который хочется отрезать, уже был в нем, Майки завыл по-волчьи, вены на шее вздулись и теперь похожи на червяков, лицо покраснело, очки свалились и теперь валялись на постели в груде простыней. Он впивается пальцами в матрас, сминая в руке ткань, весь напрягся, голова вот-вот лопнет из-за перенапряжения, он не дышит. Стон вырывается изо рта, и он резко выдыхает оставшийся воздух, опять сжимается, глубоко вдыхает, пытаясь сопротивляться боли.

Ноги подкашиваются, я падаю на колени, голова не наклоняется, я продолжаю смотреть, как мучается мой брат, как он мычит, напрягает каждый свой мускул из-за, я представляю какой, боли.

- Ну как тебе?! Как тебе мой член в твоей маленькой жопе?! – орет он, надрывает глотку, то и дело резко, жестко входя в него, сжимая в руках его худые, бледные бедра. Своими грязными лапами он трогал моего брата. Он изнасиловал его. Он тронул того, кого я люблю, и он поплатится за это кровью, душой, телом, своей жизнью. Я разрушу его, сотру с лица земли, испепелю, перед этим хорошо поглумившись. Плевать, что это мои мысли. Я это осуществлю рано или поздно…

Крики, рев брата раздирают мои барабанные перепонки. Я сам начинаю кричать, испытывая неописуемую боль. Физическую, душевную. Во мне начинает зарождаться тварь, не знаю кто, но я чувствую, что во мне кто-то есть, внутри, около сердца, в легких, голове, она – это я. Я – это она. По щекам текут слезы, я сжимаю свои колени до боли и хруста пальцев, горло болит из-за криков, в ушах звенит, волосы прилипли к лицу, залезая в глаза, рот, нос, по лицу течет соленый пот. «Я в аду, я в аду, я в аду» - повторяю я про себя, скребя ногтями по полу. Весь мир в этот момент сошел с ума.

…

«Господь, если ты слышишь меня и если ты есть! Прошу, убей людей, таких как он, защити нас, укрой в своих объятиях, согрей и пожалей, нам этого не хватает… Почему так несправедливо?.. А главное, за что?»

Я лежу в своей кровати, прижимая к себе тело своего брата. Горячее тело брата, подвергшееся ужасному: изнасилование, избиение… Нам всем доставалось, но есть вопрос. Когда достанется ему?!

Из глаз текут слезы, я постоянно целую его в голову, шепча что-то непонятное, но нежно, он спит, я умираю…

строчки стихов взяты из песни "Папа спит" Записки Неизвестного.

========== 1.2 ==========

- Джерард, пойди сюда, скотина! – я потрепал своего пса по голове и пошел к этому извергу.

Открыл дверь, вошел в дом, посмотрел под ноги и потом поднял глаза на него: довольная улыбка, хищный взгляд, тот гнойный глаз, усы, потный, жирный, животное…

- Смотри, - он дернул бровями и уставился вниз, за диван.

Я подошел и опустил взгляд вниз.

Моя мать.

В крови.

Мертвая.

В такие моменты жизнь прекращает вращаться вокруг тебя, сердце больше не бьется, чувства уносятся вдаль от тебя за птицами на закате, силы покидают тело, собираясь рядом и наблюдая за твоей беспомощностью. Черно-белый мир, без чувств, эмоций, вкуса, звуков.

Внутренности перевернулись, изо рта вырывается крик, душевный крик, живот скручивает судорога, ноги подгибаются. Мысли вернулись, чувства, силы, но лучше бы этого не происходило. Я падаю на колени, слезы льются, меня трясет, холодно, жарко, больно, ничего не чувствую. Тело онемело, нет… Это сон, нет реальность, сон. Мама…

Я прижался к ней всем телом, гладил спутанные волосы, ревел, выл. Внутри все холодное, жизнь сыграла со мной в русскую рулетку… Она играет нашей семьей. Есть жертва… Первая…

- Красиво, да?

- Ты псих! – завопил я, не отходя от святого – от матери.

- Да… Она не заслуживала жизни… - он сплюнул на пол. – Вы на очереди.

Он ушел, а я упал на труп и стал плакать. Хорошо, что Майки еще гуляет. Я надеюсь, что он не придет. Надеюсь, никогда, чтобы не знать того, что произошло.

Руки сжались, скомкивая ее майку в руке, изо рта вырвалось животное рычание мести и злобы, каждый мускул вобрал в себя чудовищную силу, чтобы взять на себя ношу спасителя семьи, надо взять меч Господень и разрубить эту сатану к чертям его, чтобы он жарился там, где ему самое место.

Я поднялся с пола, вытер слезы, которые все равно текут по щекам, отвел свой измученный, мертвый взгляд в сторону и пошел на кухню, чтобы избавиться от мучений, преследующих меня уже несколько лет подряд, от кошмаров, спасти моего любимого брата, спасти от его мерзких рук, испачканных в крови, алкоголе и похоти. Я хочу убить его.

Я взял нож, который уже как несколько лет лежит тупым, погнутым, ржавым, забытым. Меня это не останавливает, я схватил его, сжал в руке, и проиграл в голове то, что должно случиться, ту картину, которая произойдет, я хочу ее нарисовать, не только в уме, но и наяву, ведь я вообще давно не рисовал, а это я умею. Вздохнув несколько раз, я вспомнил всю ту боль, которая была причинена нам, нашей семье, из-за него, она накапливалась во мне с огромной быстротой, не давая времени ничего понять. Меня это не пугает, а заводит. Ребенку, которому 15 лет, хочется раскромсать человека на миллионы ненужных кусков мяса, расчленить, выпустить кишки, порезать глотку, выколоть глаза и это еще не все. Я хочу смотреть, как он мучается в агонии, как кричит через боль и просит прощения.

Схватив нож и сжав его в руке, я пошел к нему, чтобы покончить со всем раз и навсегда, чтобы избавится от мучений, от проклятия, от самого дьявола. Мне все равно, что будет, но я убью его, зарежу, как свинью, самую настоящую, потому что так больше жить я не могу, это пик всего!

Я поднялся на верхний этаж и встал возле спальни, в которой еще недавно спала и мать, на полу… По щекам все еще текут слезы, я помню ее труп, я понимаю то, что она умерла, ее больше нет и никогда не будет. Я лишился последнего, что у меня было, я лишился матери. Хочется упасть, заорать, разреветься как младенец, но я буду сильным, ведь у меня есть младший брат и я не должен показывать ему, что я тряпка, я должен защищать его и любить, учить всему, что знаю сам. Я не должен быть истоптанной тряпкой, хотя бы перед ним, я не хочу, чтобы он унывал, чтобы его жизнь совсем уже сломалась, он и так не может свыкнуться с тем, что его жестко трахнули, а хотя, как с этим свыкнуться?! Вся простыня была в крови после этого, он плакал днями, я не представляю, как у него все болит, ведь этот ублюдок просто порвал его, как крысу! То же самое, что трахнуть мышь или еще что-то маленькое. Так же, как трахнуть котенка, он тоже будет кричать, истекать кровью...

Встав возле двери, я стал глубоко дышать, думая над тем, делать это или нет. Он нас так запугал, что и мстить страшно, но хватит с меня трусости, я уже взрослый и мне надо как-то выживать в этом мире, где правит одно зло и кровь. Надо убить самого главного, и уже тогда можно и самому спокойно умереть…

Я открыл дверь в спальню и вошел, пряча оружие будущего убийства за спиной, что, наверное, очень глупо выглядит со стороны.

- О! – воскликнул он, заливая в себя очередную бутылку своего дерьмового пива. – Пришел отомстить мне?!

Как он догадался, я не мог понять. Нож видно или все-таки очень понятны замыслы человека, если он сзади что-то держит?!

- Не смотри так, солнце мое… - меня чуть не стошнило от этих слов, и злость уже начала закипать во мне с невиданной быстротой и силой. –Ты можешь попробовать, но знай, что я в десятки раз сильнее тебя и умнее, в конце концов, а если у тебя ничего не получится, то пострадает твой брат, - он пригласил меня сесть с ним рядом, но я еще не такой псих, чтобы сидеть поблизости с ним.

- Я все равно тебе глотку перережу. Ты убил ее! – завопил я во всю мощь. – Убил мою мать! – слезы опять потекли по щекам, потому что я понимал все происходящие и от этого хочется умчаться.

- Да. Забей ты уже и хватит реветь! Ты мужик или кто?!

- Я мужик и сейчас это докажу, - я двинулся ему на встречу, сжимая нож в правой руке.

Он быстро посадил свое жирное тело на край кровати и развел руки, типа крутой. Хотя, если его и резать, то он ничего и не почувствует из-за сала, жира, который волнами идет по его телу. Как он еще ходит, интересно.

В своих мыслях я быстро подбежал к нему и двинул в сторону, чтобы прыгнуть сзади и засадить ему острием ножа в его потный затылок, но нет. Он умудрился встать и повернуться ко мне, смотря одним нормальным глазом мне в глаза. От этого по телу пронеслись мурашки, и меня одолела мелкая дрожь, вот сам маньяк на тебя смотрит и убивает взглядом. Не знаю, как и почему, но мне расхотелось жить. Я хотел сесть на диван и порезать себя, порезать горло или вены, выпотрошить себя, вывалить все кишки наружу, и чтобы ему пришлось отчитываться за это все. Приехала бы полиция и забрала его. Я бы добился справедливости за счет своей смерти. Только жаль Майки, он будет один, без родственников, где-нибудь в приюте.

Только мысли о брате меня остановили, и я опять двинулся ему на встречу, сопровождая свои стремительные движения звериным рычанием. Я ринулся к нему и замахнулся рукой на то месте, где должна была находиться его уродливая морда, которую хотелось проколоть ножом, а потом выколоть глаза, вырвать зубы. Но он быстро отклонился, тряся своими складками, и я упал на пол, больно ударяясь грудью.

- Поиграл с ножом? – он наступил на меня ногой, и я врезался носом в пол. Боль пронзила лицо, и я зажмурился, стараясь не произносить ни звука. – А теперь, давай-ка мне ножик свой. Мы накажем твоего братика, да и тебя тоже было бы не плохо.

Я сглотнул ком в горле и стал молить о смерти, никто не может представить, как мне было плохо жить там, видеть каждый день сцены издевательства, крови, насилия. Я еле сдерживался сам, чтобы не стать таким как он, потому что вынашивать всю злобу в себе безумно трудно, особенно ребенку, который и пожить, толком не успел.

- Ну что? – он снял с меня ногу и сел на кровать. – Тебя я перехотел наказывать, но твоему любимому братику достанется… Я его опять трахну, - он засмеялся своим блевотным смехом, и мне опять захотелось его убить. – Вали отсюда!

Я выбежал из спальни и спустился вниз, где упал на пол рядом с трупом матери и начал реветь, с воплями, хрипами, всхлипами и дрожью по телу. Я потерян в этом мире, я заблудился, я не знаю, что мне делать дальше, ведь я теперь один, нет, мы с Майки теперь одни. То, что произошло сегодня, разбило меня окончательно, как уже треснувшую вазу. Он начал разбивать меня еще в детстве, делая на мне трещины, а сегодня нанес последний удар, разбивая меня вдребезги. Вот, теперь я валяюсь на полу маленькими кусочками моей фарфоровой кожи, валяюсь и плачу в отчаянии.

Открывается входная дверь, и открыть ее может только один человек – Майки. Что мне ему говорить, как все объяснять и что вообще делать?! Что с ним будет, ведь он не переживет эту потерю, это было для него всем, она утешала его каждую ночь, говорила, что все будет хорошо, мы уедем куда-нибудь и заживем. Хотелось бы, чтобы ее слова оказались правдивыми, но нет ее, а значит, нет и ею произнесенных слов. Пора забыть все, забыть то, что забыть невозможно, это то же самое, что забыть себя или половину своей жизни, надо просто получить полную амнезию и все – ноль проблем. Но этого не будет, нет, конечно, можно стукнуть себя по голове молотком, полежать в коме, очнуться без памяти, чисто по случайности, а ведь можно получить и серьезную травму! Но я не брошу своего младшего брата, я не брошу того, кого я люблю. Никогда!

…

Майки как-то странно перенес нашу потерю. Поплакал и успокоился, но мне кажется, что у него уже сдвиги в психике после всего того, что произошло с нами. Ему рано видеть все это, как ее насиловали, избивали, мучали. Ведь нас морили голодом, нам не давали воды несколько дней и запирали дома, ставили решетки на окна, чтобы мы не смогли убежать. И его изнасиловали. Два раза. Я бы не пережил такого издевательства над собой. Тогда, когда я пытался убить этого ублюдка, он все же трахнул его, опять. Он его трахал, а меня запер в ванной комнате. Чего я там только не делал, верещал как раненная птица, долбил по двери, плитке и пытался выбить дверь. Это, оказывается, не так уж и просто. Дверь все еще висит на петлях, а на моих плечах огромные синяки размером с кулак этого монстра, который именует себя нашим отцом.

Смерть матери он списал на несчастный случай, и полиция поверила, наивные ублюдки. Это сломало нас в конец, теперь мы выжаты для эмоций и каких-либо мыслей.

Каждый день я засыпал с братом под боком или с ним в объятиях. Он единственный мне родной человек, и я ни на секунду не хотел его отпускать, я хочу, чтобы он всегда был рядом со мной. Всегда, но один раз я все-таки предал его.

Я убежал. Убежал из этого дома самого Дьявола на целую неделю. Ночевал где придется, питался, можно сказать, помоями, которые валялись у меня под ногами, но я могу сказать, что это была хорошая жизнь по сравнению с той, которая была в доме. Убежал я из-за того, что не выдержал издевок со стороны «отца» и его друзей, но его друзья иногда нас подкармливали, как настоящих бездомных псов, и мы с братом были им благодарны. Хотя бы не умереть с голоду. Мы все еще были заперты в доме, без еды, воды и общения. Мы ограничивались только общением друг с другом, хотя Майки практически не говорил – его воля сломлена, и мне безумно больно смотреть на него.

Вспомнив про брата, я почувствовал, как мое сердце стало разрываться, ведь ему из-за меня могло неслабо достаться, этот изверг мог убить его уже давно, пока я тут радуюсь свободе.

Я шел по тротуару, медленно приближаясь к нашему дому, который находился на краю поля радом с другими домами. Солнце пекло макушку, грело кожу и питало меня энергией, которой мне так не хватало. Дом уже показался меж деревьев соседского двора, и я ускорил шаг, желая поскорее увидеть своего братика, живого и невредимого, я не выдержу, если с ним что-нибудь случиться, это будет выше всей моей пофигистичности, которая давно меня преследует.

Я подошел к двери, но не успел открыть ее, как она резко распахнулась, и из дома вышел свин. Истинный Гитлер, только не в его оболочке. В руках у него поводок с моим псом, в другой руке острый новенький нож.

- Явился, значит, да?! – заорал он, обдавая меня запахом перегара. – Знал бы ты, сколько раз я трахнул твоего братика… - он обнажил свои гнилые зубы.

Мое сердце забилось намного быстрее, а по коже прошелся холод.

- Не смей трогать моего брата. Никогда! – выплюнул я ему в лицо, но ему, видно, все равно. Он только усмехнулся и вышел во двор, ведя за собой старого, преданного пса.

- Твое наказание. Я накажу тебя смертью невиновного, - он потянул поводок вверх, поднимая за собой и голову пса, который уже привстал над землей на задних лапах.

- Не смей его трогать… - прорычал я, но ему все равно на мои слова и последующие действия. – Я сказал, не трогай его, - пальцы непроизвольно сжались в кулак, и я скрипнул зубами, что неприятно прошлось по мозгам.

- Или что? Ты меня однажды пытался убить и помнишь, чем это закончилось? – пропыхтел он, все еще держа поводок в руке и тянув его вверх. По его жирному лицу текли крупные капли пота, и меня передёрнуло.

Я замолчал, зная, чем обернутся мои попытки спасти пса. Я не хочу, чтобы мой брат опять пострадал от его мерзких рук, которые уже и так много чего причинили. Он дернул поводок вверх, и пес вздрогнул, зажмуривая при этом глаза. Когда он облизывался, изо рта вырывался хрип из-за того, что поводок, врезавшийся ему в горло, перекрывал доступ к кислороду. Я стиснул челюсти, стараясь держать себя в руках, потому что в его глаза, которые требуют помощи и которые выражают преданность, смотреть просто невозможно. Ты предаешь то существо, которое не предаст никогда. Этот гад опустил его и открыл ему пасть, немного наклоняясь над ним. Он схватил его язык внутри, не обращая никакого внимания на попытки пса высвободить язык из его рук. Он вытянул его вперед и проткнул ножом, вызывая душераздирающее скуление, от которого хочется бежать. Я отвернулся.

- Смотри, или кое-кто пострадает…

Повернув голову обратно, я увидел нижнюю челюсть пса, которая была вся в крови из-за проколотого языка. На этом он не остановился. Он зажал его меж ногами и стал сдавливать его бедрами, вызывая прерывистое скуление, сопровождавшееся поворотами головой то направо, то налево, чтобы схватить ногу обидчика. Пес его не укусил – тот ударил его по переносице так, что пес начал постоянно чихать, поскуливать и тереть морду лапой. Из носа пошла кровь. Я не мог на это смотреть, но я знал, что если я отвернусь, то эта сука не остановится ни перед чем, лишь бы трахнуть моего брата. Педофил ебанный, чтоб ты сдох у себя в толчке.

Дата добавления: 2015-09-28