поиску входов в пещеры и откладывал их обследование до весны. Каждый день,
когда поисковики возвращались в избу, он требовал с каждой пары подробного
отчета, придирался к каждой мелочи, даже умышленно провоцировал конфликт,
чтобы выяснить - кто? Кто еще уполномочен ликвидировать экспедицию? Он
подозревал оставшихся двух чекистов, ибо склонить к такой миссии пришедших
со стороны штатских людей было и опасно, и трудно. И напротив, стал
исключать из подозреваемых показавшихся ему надежными, без двойного дна,
людей. Первым исключением стал Андрей Петухов. Огромный, барственный, даже
несколько высокомерный и самоуверенный человек никак не мог согласиться на
такое дело. Да и вряд ли такому могут его предложить.
И он решился на комбинацию. Во второй половине зимы, когда увеличился
световой день, он взял с собой Петухова и отправился на рекогносцировку
пещер. Поскольку Андрей был топографом и маркшейдером, то без него никакой
разведки произвести было нельзя. Это не должно было вызвать подозрения у
"ликвидатора", если таковой оставался в составе экспедиции. В первой же
пещере Пилицин открыл Петухову тайное признание умирающего Сорочинского.
Разговаривали в полной темноте - берегли факелы, и потому невозможно было
зрительно проследить за реакцией Андрея. Зато по его дыханию с каким-то
стоном, будто от зубной боли, Пилицин понял, что топограф попросту
разъярен. Вместе они разработали план по выявлению и ликвидации самого
ликвидатора. Он был прост и надежен, как трехлинейная винтовка. После
нескольких дней работы в пещерах Пилицин заявил, что все поиски он
прекращает, поскольку царская казна, вывезенная Колчаком, найдена. Для
пущей убедительности он привел весь состав экспедиции к одной из пещер и
велел подорвать узкий лаз из одного зала в другой, а вход в пещеру
замуро-вать камнем, благо, что он начинался из вертикальной карстовой
воронки. После этого он определил ночной наблюдательный пост неподалеку от
входа. Каждый часовой обязан был заступать вечером и возвращаться утром
строго в определенное время. При существующей дисциплине никто бы не
посмел уйти с поста ни при каких обстоятельствах. Разумеется, кроме
ликвидатора, который решится покончить со спящими товарищами.
Дежурили с Петуховым по очереди- прикидывались спящими и лежали всю ночь с
маузерами наготове. Ликвидатор должен был клюнуть очень скоро - оставались
недели впереди, когда еще можно пройти в горах на лыжах и по весеннему
насту. Потом разольются реки и ручьи, и тогда сидеть придется до лета. К
тому же очень уж удобно было уйти с поста, подобраться к избе и, распахнув
дверь, расстрелять одной обоймой всех сразу- спали на одних нарах вдоль
торцевой стены напротив входа.
А им мог оказаться каждый заступающий на пост. И когда утром часовой
возвращался, насмерть промерзший, у Пилицина отходило сердце: не этот...
Но через шесть дней закончился первый круг, а результата не было. И только
на втором кругу не спавший ночью Петухов услышал шуршание наста у стены.
Он тихо встал, прокрался к входу и замер возле косяка. Дверь открылась
медленно и беззвучно- навесы были из толстого войлока. И когда
образовалась щель шириной в ладонь, Петухов неожиданно ударил по ней
ногами и опрокинул стоящего за ней человека. Через секунду, оглушенный, он
уже лежал на снегу...
Пилицин подозревал справедливо: ликвидатором оказался один из чекистов. На
рассвете он выстроил личный состав экспедиции и поставил к стене
приговоренного к расстрелу за уход с поста. Люди стояли присмиревшие и, по
виду, не испытывали желания приводить приговор в исполнение. И тогда
Пилицин рассказал им все, начиная с предсмертной исповеди Сорочинского.
Ликвидатор признался, попросил пощады, однако в то время щадить еще не
умели...
Но самое главное, что сразу же после залпа оставшийся в живых третий
чекист Прокопчук бросил на землю оружие, снял ремни, гимнастерку и встал
на колени перед строем. Он покаялся, что находился в экспедиции с заданием
уничтожить ее в случае массового предательства и попытки побега за рубеж.
Он считал, что единственный имеет такую задачу.
Прокопчука простили, но лишили его оружия и передвижения в одиночку. Через
два дня, не выдержав молчаливого презрения товарищей, он разбежался и
прыгнул со скалы вниз головой.
А в экспедиции несколько дней царил шок. Люди никак не могли осознать того
коварства и предательства к ним не как к специалистам, к людям не
рабоче-крестьянского происхождения, а просто как к личностям без всяких
классовых признаков. Они не могли привыкнуть к мысли, что представляют
собой в лучшем случае пешки на шахматной доске, в худшем- рабочий скот,
лошадей, необходимых для тягловой силы. Этому противилась божественная
человеческая природа. Ведь никто же не тянул за язык Сорочинского! А он,
революционный боец, участник гражданской войны на трех фронтах, рязанский
мужик, вышедший в прапорщики на империалистической, кавалер трех
Гоеоргиевских крестов, не захотел уносить тайну вместе с собой под
каменную осыпь. Он пожалел людей, увидел в них те самые личности и, по
сути, первым восстал против железной руки Интернационала, ЧК и Коминтерна.
Человеческая суть не выносила глумления над собой никакой идеологии.
Однако при этом просыпалась запоздало, когда уже, как медведю, залегшему в
берлогу без пробки, ползучая насекомая тварь забралась в кишечник и
разъела его изнутри. И теперь приходится вместо полнокровной жизни ходить,
орать от боли и выискивать лечебную траву.
До самой весны, до таяния снегов не работали, а как-то вдруг откровенно,
открыто и сообща обсуждали и свое положение, и вообще состояние общества в
России. Короче, экспедиция, подобранная из самых верных людей, в считанные
месяцы стала полностью контрреволюционной. На общем совете Пилицин сложил
свои полномочия, но его избрали командиром. Решено было уходить в Англию:
они знали о контрабандных судах, приплывающих к поморам за пушниной.
Однако еще не сошел лед на реках, чтобы сплавиться в устье Печоры. Они
были все молодыми, и природа требовала деятельности, движения. Вначале они
отказались от поисков царского золота, но, включенные в гипнотическое
состояние поиска, жажды исследования, они начали обследовать пещеры,
найденные зимой. Получилось, что экспедиция обнаружила одну пещеру,
разветвленную, с несколькими подземными озерами и множеством выходов на
поверхность. Среди оставшихся ее членов был единственный спелеолог, ранее
побывавший в пещерах Крыма,- Владимир Иванович Соколов. Когда стало
понятно, что никаких сокровищ нет, и все успокоились, он продолжал рыскать
в подземельях, дожигая в факелах остатки керосина.
Вход в настоящую, невероятных размеров и глубины пещеру обнаружился в
гроте-берлоге, где погибли Сорочинский с товарищем. Медведь сторожил
ворота в подземный мир, засыпав их толстым "культурным" слоем травы,
пихтового лапника, листьев и земли. Соколов открыл его, спустился по
подземному лазу глубоко вниз и пропал. На следующее утро его пошли искать
оставшиеся четыре человека во главе с Пилициным. Они спустились по ходу,
найденному Соколовым, и тут же оказались в руках неизвестных вооруженных
людей. У них отобрали маузеры, ножи и факелы, привели в зал, где стояла
большая, недавно срубленная изба. Соколов уже был там и, видимо, многое
рассказал подземным жителям об экспедиции. Среди хозяев пещеры можно было
очень легко различить трех офицеров. Как выяснилось, они находятся в руках
всего лишь охраны и что судьба большевистских кладоискателей будет
решаться неведомо где и неведомо кем.
И тут произошла еще одна метаморфоза с одним членом экспедиции, которого
Пилицин считал прямым и открытым человеком. Андрей Петухов снял свое
обручальное кольцо и подал старшему охраннику. Тот поднес его к лампе,
что-то посмотрел и тут же ушел с шахтерским газовым фонарем. Эти
манипуляции были проделаны на глазах всех членов экспедиции, никто ничего
не понимал. Скоро Петухова куда-то пригласили, а к остальным резко
изменилось отношение. Офицеры спрятали свое оружие, разрешили сесть,
принесли самовар и стали угощать чаем.
Петухов вернулся лишь через сутки, неузнаваемый, чистый, вымытый,
просветленный и одетый в какие-то белые бесформенные одежды. Это уже никак
не укладывалось в сознании изгоев, ибо, по их убеждениям, даже самым
лояльным ко всем премудростям истории, к формам человеческого бытия,
никакой таинственной, с непривычной обрядностью жизни не могло
существовать в России.
***
И тем более ее не могло существовать сейчас, в самом конце двадцатого
века, ибо век этот разрушил, перемолол и унифицировал жизнь практически
всех народов на Земле, за исключением единичных племен на затерянных
островах Тихого и Индийского океанов, в Африке и недрах сирийских пустынь.
В представлении современного человека открытие некоей общности людей, не
связанных между собой ни партийными, ни политическими устремлениями, ни
страшными клятвами религиозного обряда или театрализованными посвящениями
масонских лож, а просто состоящих в братстве по типу и образу мышления, не
могло существовать, потому что не могло существовать вообще. Сознание
современного изгоя как сенсацию воспринимало "неожиданно" найденную семью
старообрядцев, всего-то полста лет живущих в отрыве от мира, а уж такое
явление, как Иванов,- обычный, рядовой гой, пришедший в мир изгоев со
своим открытым мышлением, немедленно был объявлен пророком, посланником
Бога, Мессией. Впрочем, наверное, так оно и есть в обществе, лишенном
всякой вертикальной, космической связи. Здесь легко было стать пророком,
ибо долго пребывающему во тьме человеку даже тусклый свет видится
нестерпимо ярким.
Русинов слушал Данилу, носящего титул "Страга", и с каким-то отвлеченным
сожалением думал, что одно время был очень близко к разгадке тайны
"сокровищ Вар-Вар". Стоило сделать легкое и неожиданное движение ума, и
уже бы ощутил, что "горячо", что искать ключи к "Стоящему у солнца"
следует через изучение всей истории рода Строгановых. Ведь насторожился,
когда думал о несметных богатствах уральских купцов, создающих огромную
империю с благословения всех государей русских. Мало того, делая как бы
жест покровительства над царями, Строгановы выкупили из плена Василия
Темного. Однако, когда Шуйский, унижаясь, стал выпрашивать у них крупную
ссуду, они позволяли себе раздумывать и тем самым унижали еще больше...
Но не судьба была тогда познать истину и найти прямой путь к сокровищам.
Можно было отнести эту неудачу к недостатку опыта аналитического мышления,
к некоторой рассеянности, к стремлению расширить горизонт поиска.
испробовать разные методики, однако сейчас Русинов совершенно убежденно
думал, что тогда еще было рано что не пройден еще некий обязательный путь
к познанию на котором было все- от искушений до глубоких разочарований. А
это обстоятельство относилось уже к иной, духовной сфере, к некоей
предопределенности, не подвластной разуму.
Это был рок, которого невозможно было избегнуть.
Когда Русинов начинал заниматься древне-арийским языком, отчасти
этимологией, гидротопонимикой и ономастикой, неожиданно открыл для себя
понятие и существование РОКА.
Арабские путешественники, изредка забредавшие в Русь либо проезжавшие ее,
утверждали, что славяне не ведают рока, то есть не знают своей судьбы, и
потому не верят в нее, не стараются ее познать, тогда как весь арабский
мир в то время поклонялся гадателям, астрологам и звездочетам.
Впоследствии этот факт был истолкован учеными довольно определенно и
однообразно: не задумываясь о понятии РОКА, они подчеркивали темноту и
невежество славян, мол, даже такой пустяк, как судьба, им неведом...
"Рок" с древне-арийского переводилось буквально "свет": луч, светящий
каждому человеку, семье, роду и народу.
Только в разговорном русском языке за несколько часов Русинов обнаружил
более сотни слов, впрямую или косвенно связанных с роковой
предопределенностью. Понятие рока существовало издревле, не утратило своей
сути по нынешний день, ибо слова эти оставались живыми.
Рок - про-рок, по-рок, прок, срок, со-рок, со-рока (птица, возвещающая
рок), за-рок, у-рок, на-рок (наречение имени), из-рок (сглаз, порча),
ро-кот (голос рока), оброк и многие десятки производных. Народ, не знающий
судьбы, не владеет таким лексиконом. Иное дело, что ведать рок славянам не
было нужды, ибо они оставались в своем Времени и Пространстве. Арабы же,
покинувшие свою прародину, не имели над собою арийского космоса и
вынуждены были думать о своей судьбе, гадать и предсказывать. Они утратили
способность передвигаться в пространстве, ходить по земле, и приходилось
искать новые пути, согласуя их с положением звезд, планет и небесных
светил. Арабы обживали иной космос, как, впрочем, и инды, ушедшие на юг.
А Север оставался неподвижным, и сияла над ним Полярная звезда, вокруг
которой, согласно Ведам, вращались все остальные звезды. Следовало лишь
повиноваться року, как об этом часто напоминал себе Авега.
Рок отдельного человека заключался в его имени, независимо от времени,
состояния общества и моды; рок рода- в фамилии или прозвище, а рок народа-
в его самоназвании. Можно было изменить имя, фамилию, переименовать
государство, однако и под иной личиной невозможно было избегнуть своей
судьбы. Революционеры-профессионалы какие уж только псевдонимы не
придумывали, будто бы скрываясь от царской охранки, а все равно не
миновали рока: посеявшие ветер, пожали бурю и сгинули от рук своих
последователей. Всякий, кто отваживался переустраивать мир, вначале хотел
переустроить свою судьбу и, не ведая рока, стремился прежде всего создать
себе новый образ, но он был дан от рода - родителем от рождения и был
такой же данностью, как рука, голова, нос, глаза, но изгоям это было
неизвестно. Русинов был совершенно уверен, что человек с
фамилией-прозвищем рода "Горбачев", к чему бы ни приложил руку,- все бы
стало уродливым и горбатым. Например, "Подгорнов" хоть и получил это
прозвище оттого, что жил под горой, однако никогда не сможет и сам
подняться в гору, к свету, и никого вывести к нему. Нельзя было доверять
созидательного дела людям с фамилией "Упадышев", ибо все немедленно
разрушится, придет в негодность, в упадок. И люди эти были не виноваты,
поскольку хоть и не ведали рока, но, помимо своей воли, несли его,
исполняя предназначение. Еще недавно, в начале семнадцатого века, на Руси
об этом знали, хотя знания уже становились смутными, на уровне озарения и
догадки. Когда на Земском соборе избирали государя, то жребий вовсе не
случайно пал на боярина с прозвищем "Романов". "Рамана" с древне-арийского
переводилось как "возлюбленный, радующий". Разум уже не улавливал этих
нюансов, ибо они были из другой, запредельной сферы. Борис Годунов не мог
царствовать всю жизнь и трон передать наследнику: в прозвище уже была
сокрыта его временность- перегодовать, прожить год...
А победить в войне мог лишь полководец с именем Георгий Жуков, Егорий
Храбрый, арийский змееборец, а жук-скарабей- знак солнца. И первым
человеком, достигнувшим космического пространства, мог быть только
Юрий-Егорий Гагарин, летающий храбрый воин: птица "гагара" на
древне-арийском языке означала буквально "движение по ходу солнца" или
"летающая за солнцем". Не ведали они рока, но повиновались ему. И тогда же
Русинов попробовал восстановить первоначальное значение фамилии-прозвища
"Строганов". Родоначальником династии безраздельных уральских владык был
человек с именем Страга, что переводилось как "движущийся под стоящим
солнцем". Солнцестояние - зенит, высшая точка на небосклоне, торжество
дня, которому исполнялся гимн. Вероятно, Страги следили, когда солнце
достигнет зенита, как бы охраняли время. Впоследствии отсюда произошло
слово "стража". И стражники на крепостных стенах унаследовали древнюю
обязанность - бить время дня, страгивать время, сдвигать с места. Позже
возникли глагольные формы - строгость, стругать, сострагивать. Солнечные
часы у древних ариев представляли собой гладко соструганное, идеально
ровное бревно или шест, стоящий в круге с отмеченными делениями на время
дня. Отсюда произошло прилагательное - "строго", строгий, иначе - точеный,
обточенный.
Все эти поиски остались просто увлекательными и любопытными
рассуждениями...
А Строгановы были вечными хранителями, стражами "сокровищ Вар-Вар". Но при
этом они оставались купцами и казначеями, поскольку не только тратили, но
и приращивали арийское состояние. Владеть миром или нет было лишь их
желанием. Теперь становилось ясно, на какие деньги они создавали
собственную империю, покоряли Сибирь, но, расширяя свои владения, они не
стремились управлять миром, а намеревались освободить пространство и
космос ариев от влияния Восточной цивилизации. На это они не жалели
золота. Они не жалели его на строительство городов, на просвещение и
культуру. Однако вместе с тем рачительно и бережно собирали, изымали из
оборота все ценности, которым угрожала опасность быть перекупленными,
обезличенными, рассеянными по другим цивилизациям и народам. Как всякий
хозяин, каждый Страга приумножал казну, и потому в девяти залах оказалось
золото скифов, сокровища Ивана Грозного, царская казна и даже партийная
касса третьего рейха.
Впереди замаячил свет...
Было полное ощущение, что сейчас они выйдут на поверхность. Показалось,
даже свежим ветерком потянуло...
Однако скоро Русинов высветил впереди деревянную дверь. Потянул ее на себя
- из проема ударил поток света, показавшийся ярким, так что заломило глаза.
За порогом он положил Страгу на землю. Тот едва дышал, с хрипом и свистом
втягивая воздух, невидящие глаза блуждали по сторонам. Русинов отвинтил
пробку фляги, приложил ее к запекшимся, окровавленным губам. Страга
несколько раз глотнул, задышал чаще. Русинов умыл его лицо.
- Теперь близко...
Это уже была не пещера, а горная выработка, кое-где завязанная деревянной
крепью. Редкий строй тусклых ламп уходил в глубину и пропадал за
поворотом. Русинов не мог сразу определить, чем пахнет в этой шахте, пока
не ощутил на губах горечь соли...
И сразу забилось сердце: вот она, соль! Соль земли!
Чем дальше уходил Русинов с тяжелой ношей, тем ярче светились лампочки и
белее становились стены. Время от времени впереди оказывалась лестница -
вырубленные ступени, веревки вместо перил. Он спускался, открывал двери,
куда скреблась овчарка, и попадал в новую выработку. За каждой дверью соль
на губах становилась горше, начинала щипать воспаленную кожу. Потом он
стал замечать мельчайшую пыль вокруг ламп и тонкие, видимые в косом свете
соляные нити-кристаллы, напоминающие паутину в лесу росным утром.
За очередной дверью оказался небольшой зал, плотно обшитый старыми, в
соляных разводьях, досками и деревянным полом. Овчарка вдруг заскулила
возле какой-то двери, спрятанной в глубокой нише. Русинов осветил ее
фонарем.
На обеих створках был изображен знак смерти...
Страга еще был жив, но дышал редко, при каждом выдохе выплескивая кровь.
Русинов толкнул дверь - за нею был непроглядный мрак.
- Зажги свет,- вдруг попросил Страга.
Выключатель оказался в нише.
Зал Мертвых представлял собой вырубленное в каменной соли помещение со
сводчатым потолком и массивными колоннами. Все это напоминало станцию
метро. Слева и справа за арочными сводами тянулись длинные возвышения.
Мертвые тела медленно врастали в соль и сами становились солью, тем самым
как бы сливаясь с каменной плотью "Стоящего у солнца". Словно
зачарованный, он медленно двигался вдоль колонн усыпальницы и ощущал, что
белая тишина и мягко сверкающая в свете ламп соль начинают проникать в его
существо, внедряясь через кожу в кровь, мышцы и кости. Здесь нельзя было
замирать без движения, останавливать взгляд, сосредоточивать мысль на
одном предмете. Тело, взор и разум начинали каменеть, словно пронизанные
вездесущей невидимой пылью. Отсюда можно было не выйти. Ему захотелось
зажмуриться, заткнуть уши, как тогда, в Кошгаре, где можно было сойти с
ума от мелодичного звука капели. Здесь же эта мертвая тишина, казалось,
пронизана капелью времени, безмолвием вечности в виде острейших игл-нитей
стекловидной соли, свисающей со свода...
Он не смог дойти до конца этого зала. Усилием воли повернул назад. В тот
миг костенеющее сознание будто разломилось, и в памяти возник яркий
солнечный день на песке возле безвестной речки, ощущение "необитаемого
острова", блестящее от меда тело Ольги, подставляющееся лучам...
Судорожный приступ тоски по всему этому скрутил его; под солнечным
сплетением вызрел ком боли. Он выбежал из Зала Мертвых и отдышался, будто
вынырнул из глубокой воды.
Страга пришел в себя и теперь сидел у стены, опираясь спиной. Взгляд его
стал осмысленным, но лицо уже было восковым, малоподвижным, заострился
нос. Он гладил печальную собаку, лежащую справа, но вялая, неуправляемая
кисть руки была почти безжизненной.
- Живому там всегда страшно,- проговорил он.- Ничего, ты сильный парень...
Передай Стратигу... хотя нет, сам не говори... Драга, старик на пасеке...
Иди к нему, пусть он скажет Даре... Чтобы тебя не лишали... И сам не уходи
несолоно хлебавши... А теперь ступай, позови Варгу. Ко мне позови...
Он подтолкнул собаку. Овчарка заскулила, принялась лизать лицо Страги - он
оттолкнул, прикрикнул:
- Ступай!.. Иди, поклонись Валькирии. Она простила меня... Она тебя
избрала... Ступай!
Русинов пожал его слабую, холодеющую руку и пошел без оглядки следом за
овчаркой. Она вывела к высокой, белой лестнице и засеменила по ступеням
наверх. Русинов поднялся на площадку с дощатым полом, миновал длинную
неосвещенную галерею и, преодолев тройные двери, оказался в высоком,
полусумрачном зале, освещенном единственной лампочкой. Под ногами
постукивали доски, но стены были соляными, искристыми от нитевидной соли.
Собака бросилась в нишу, прыгнула на дверь и залаяла - чувствовала
человека Русинов осветил высокие, старинные створки: знак жизни был
выполнен из золотой жести и как бы впечатан в дерево.
Он потянул створку- за дверью был довольно яркий свет. Собака вбежала
первой, завизжала, ласкаясь к кому-то. Русинов шагнул через порог и
очутился в огромном зале.
Возле освещенного двумя настольными лампами длинного стола он увидел Варгу
и сразу же узнал его. Вместо темных очков на нем сейчас были обыкновенные,
с толстыми стеклами, волосы и борода успели подрасти, а белая бесформенная
одежина скрывала худобу.
- Здравствуй, Варга,- проговорил Русинов.
Тот мгновенно оценил ситуацию, спросил стремительно:
- Где Страга?
- Возле двери Зала Мертвых.
Варга снял очки, помассировал лоб и переносицу.
- Она не пришла?
- Нет,- признался Русинов.- Страга смертельно ранен, умирает. Просил
прийти тебя.
Варга тотчас же вышел из зала. Собака проводила его до двери и вернулась.
Русинов огляделся и сразу понял, что такое добывать соль в пещерах и зачем
носить ее на реку Ганг.
Вдоль одной стены тянулись высокие, до сводчатого потолка, стеллажи, в
ячейках которых виднелись торцы толстых свитков. Большая часть из них была
упакована в деревянные футляры, но множество лежали открытыми, словно
двухметровые, аккуратно отпиленные бревна. Один такой свиток лежал
развернутым на столе - Варга работал с ним, добывал соль...
Скорее всего, это был пергамент из бычьей кожи, толстый, картонообразный,
но без единого шва, хотя длиной свиток достигал четырех метров. Текст
располагался в два столбца, заключенные своеобразными виньетками
растительного орнамента. Над ним в таком же обрамлении было крупно
написано одно слово - то ли заглавие, то ли название книги.
И Русинов легко прочитал его - "АСТРА"...
Буквы по начертанию чем-то напоминали кириллицу, а точнее, наоборот,
кириллица чем-то напоминала графику знаков, не написанных, а вытравленных,
выжженных на волосистой стороне пергамента. Он сразу же вспомнил каповую
доску в комнате слепой старухи: вот из какого источника взято наставление
по очистке рос!
Собака заскулила возле двери, поцарапала створку- звала...
- Погоди! - взмолился Русинов.- Я сейчас...
Он попытался прочитать текст, написанный без титулов, слитно, все слова в
одну строку, и сразу же наткнулся на незнакомые знаки. Пришлось угадывать
по смыслу.
"Раскалия коры раздрушит хлад сверы (?) вар яра бысть пара рок раждный да
дважды рамный врах разврещит влагу истудя жарный развор да трижды заразит
драгу сварага дабы равно деннощь суть благадаждь суть рада..."
Собака залаяла у двери требовательно, с легкой угрозой. Русинов шагнул
было к ней, оторвавшись от текста, но внимание привлекла пишущая машинка
на столе, которой был прижат один конец свитка. Рядом - кипы листов
бумаги, цветные карандаши, шариковые авторучки. Это рабочая, кабинетная
обстановка сразу как-то растворяла, приземляла необычность увиденного.
Варга тут добывал соль- переводил тексты свитков на современный язык. Как
и в наставлении по очищению рос, перевод был со множеством вставных,
поясняющих слов, заключенных в скобки, что говорило об утрате нынешним
русским языком символической и магической сути слова. Русинов бегло прочел
недописанный лист в машинке. Речь шла об усилении магнитного поля
Северного полюса и в связи с этим глобальным потеплением климата. Только
было неясно, о каком времени говорилось? Предсказание это или констатация
факта уже свершившегося.
Надо было уходить! Овчарка уцепилась за штанину и тянула к двери.
Промедление, задержка могли вызвать неприятности, поскольку он хозяйничал
в Зале Жизни по-воровски, без разрешения. Неизвестно, как к этому
отнесется Варга, если вдруг вернется. Он заглядывал туда, куда не имел
права заглядывать. Но искушение было велико! Хотя бы узнать, что это?
"Астра"? Книга Откровений? Книга Знаний?..
Он обнял собаку, приласкал:
- Потерпи! Ну? Сейчас!..
Хорошо было в девяти залах, в сокровищнице материальных ценностей. Там
хватило одного взгляда, чтобы сразу понять что есть что. На это не
требовалось ни ума, ни знаний, ни времени. Тут же разбегались глаза и
вместе с ними- растекалась мысль. Он попробовал посчитать количество
свитков по количеству ячеек в стеллажах. В высоту их было пятьдесят
четыре, в длину- около трехсот. Получалось чуть ли не пятнадцать тысяч!
Чтобы осознать, прочувствовать все, что он видел, требовалось время. И
покой!
Он наугад вынул из ячейки свиток, массивный, плотный, но неожиданно
легкий, положил на стол, отвернул край - над текстом было иное слово!
"Правь"! Значит, это заглавия! Или название книги, помеченное на каждом
свитке. Вставив его на место, Русинов достал еще один, теперь из середины
стеллажа. И, еще не развернув его, обратил внимание на медную табличку
ячейки: тут был какой-то большой- пятиэтажный номер римскими цифрами и
название- "Чара". А в один ряд с этой ячейкой еще десятка полтора таких
же, только с другими цифрами. Но выше на табличках значилось "Купава", что
переводилось как "Пьющая священный голос, звук". По стеллажам можно было
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |