— Он не злой. Он же не кричал.
Калерия выразительно на Марину посмотрела, глаза закатила, а девочку успокаивающе погладила по голове. Марина Юлю поцеловала, сунула ноги в тапки и всё время оглядывалась и прислушивалась, не понимая, почему Алексея не слышно и не видно.
— Вы чем занимаетесь? — отстранено поинтересовалась она.
— Я рисунок рисую про весну, нам в школе задали. Ты забыла?
— Почему забыла? Помню.
— Я сейчас ужин приготовлю и пойду, — сказала Калерия взволнованным шёпотом, — а ты с ним поговори.
— Господи, да что случилось-то? Где он?
— Спит, — ответила Юля.
— Спит? — Марина кинула изумлённый взгляд на Калерию Львовну, но та не ответила и вернулась на кухню, увлекая за собой девочку.
И отчего она вдруг так перепугалась? К двери спальни подошла с сильно колотящимся сердцем. Заглянула и замерла ненадолго, глядя на Алексея, который лежал на её постели. Лежал прямо в одежде, обнимал подушку и, кажется, на самом деле спал. Белая рубашка была измята, волосы взъерошены, пиджак и галстук небрежно переброшены через спинку стула. А в комнате тихо-тихо, только его дыхание слышно.
Ты же не глупая, ты всё прекрасно понимаешь. Он ведь не просто пришёл, он пришёл и специально лёг в твою постель — не на диван, не в комнате для гостей, а в твою постель, чтобы не нужно было ничего тебе говорить и объяснять. Ты смотришь на него сейчас, и возразить тебе нечего.
Опять врёшь. Не хочешь ты возражать. А надо.
Интересно, Лёшка понял, что это совсем не их кровать, а новая? Нет, конечно, подобных мелочей он никогда не замечал.
С кухни послышался весёлый смех Юли, и Марина поспешила дверь прикрыть, не хотела, чтобы Алексей проснулся. А сама думала только об одном — всё вернулось. Именно в эту минуту, но что с этим делать — совершенно не ясно. Теперь она точно сойдёт с ума, другого не дано.
Марина в растерянности постояла перед кроватью, смотрела на Асадова, потом, стараясь не шуметь, достала из шкафа плед и Алексея укрыла. И это вместо того, чтобы разбудить и потребовать ответа.
Он вздохнул, зашевелился, а потом спросил:
— Ты где была?
В первый момент Марина едва не кинулась вон из комнаты, потому что до ужаса боялась разговаривать с ним здесь, в этой тёплой интимной обстановке. Это было слишком, по крайней мере, для неё. Но сбегать из собственной спальни, показалось уж чересчур глупым.
— С клиентом встречалась. Спи.
— Угу. Марина.
— Что?
— Прости, ладно?
Она поправила ему одеяло.
— За что?
— Я опять на тебя свалился.
— Спи уж.
Калерия Львовна на самом деле быстро ушла, напоследок попросив Марину:
— Ты только не нервничай.
— Да я и не собираюсь.
— Я не заметила, чтобы он злился, — пожала плечами Юля, когда они с Мариной сели ужинать. — А тётя Лера говорит…
— Тётя Лера слишком много лишнего говорит. Не слушай её.
— Почему?
Марина помолчала.
— Это не правильно, обсуждать других людей в их отсутствие.
— А при них можно?
Марина смущённо кашлянула.
— Если они сами этого захотят.
Девочка призадумалась, а после кивнула.
— Хорошо, я потом у него спрошу разрешения.
— Юля!
Чем больше времени проходило, тем сильнее Марина начинала нервничать. Что делать, если Лёшка не проснётся? Юлю уже пора укладывать спать, а ей что потом делать? Оставить Асадова в покое, а самой лечь в комнате для гостей? Наверное, это самое лучшее решение. Из-за присутствия бывшего мужа в квартире, а ещё точнее, в собственной постели, Марина себе места не находила, до такой степени нервозности дошла, что внутри всё тряслось.
Поправила одеяло, наклонилась и поцеловала уже спящую Юлю в щёку. Выключила свет и вышла из детской, осторожно прикрыв за собой дверь. На кухне горел свет, да и дверь её спальни была настежь открыта. Значит, самой ничего решать не придётся. И так сразу не скажешь — хорошо это или плохо.
— Уснула? — спросил Алексей, когда Марина появилась на кухне. Она кивнула. — Хорошо.
— А ты?
— А я проснулся. — Улыбнулся он вполне искренне.
— Вижу. Сейчас покормлю тебя.
— Давай. — Асадов присел за стол, вытянул руку и принялся разглядывать складки на рукаве.
— Да уж, — подтвердила Марина, — мятый весь.
— Ну, я побоялся, что если ты увидишь меня голого в своей постели, то твоя жалость проявится в гораздо меньшей степени. — Встретил Маринин взгляд и скис. — Извини.
Она немного посомневалась, но всё-таки поинтересовалась:
— Что ты делать собираешься?
Алексей пожал плечами.
— Понятия не имею. Я уже давно думаю… А, ты имеешь в виду сегодня?
— Именно.
— Поеду домой. Ты не беспокойся. Чем пахнет так вкусно?
— Потерпи, сейчас всё будет.
Марина молча наблюдала за тем, как он ест, и на душе так тепло сделалось, на какое-то короткое мгновение, но искорка эта проскользнула и унесла с собой напряжение.
— Где ты так устал?
Он усмехнулся.
— Устанешь тут… У Тошки опять зуб режется, ребёнок снова превратился в маленького монстрика. Причём в монстрика, который попросту отказывается спать.
Марина улыбнулась.
— Ничего, всё пройдёт.
— Пройдёт, конечно.
— И ты поэтому приехал?
Он посмотрел на неё.
— А почему ты хочешь, чтобы я приехал?
Его взгляд её смутил и Марина отвернулась.
— Я не хочу, я просто спрашиваю.
Алексей долго ничего не говорил, доел, коротко поблагодарил её, и снова замолчал. Казался непривычно озабоченным.
— Просто не хотелось домой, — сказал он, наконец. — Как подумал, что ещё один вечер в непрекращающейся борьбе пройдёт…
— И по какому поводу война?
— А без повода. Просто из любви к искусству… Вру, конечно.
— Конечно, — кивнула она и укоризненно посмотрела, когда заметила его улыбку.
— Не знаю, что делать, — признался Алексей. Заглянул в опустевшую чашку и его губы сложились в прискорбную ухмылку. — Просто не знаю.
Что-то в его голосе задело, горло перехватило и Марине не сразу удалось с собой справиться.
— Ты о чём?
— Да обо всём, Мариш. Не понимаю, почему нужно жить так, чтобы ежедневно выискивать соломинку какую-то… лишь бы удержаться. Надоело.
— Не говори так.
— А ты думала, как дальше?
В горле стоял противный комок и мешал дышать. А так хотелось — чтоб полной грудью и тут же почувствовать себя увереннее и спокойнее, и решение принять правильное, которое не заставит потом чувствовать себя виноватой.
— А дальше… всё, как всегда, Алёш. — Вздохнуть так и не удалось, отвернулась от него, чтобы не показать ему свой страх. — Почему что-то должно измениться?
— Никогда ты врать не умела, Марина. Даже с годами не научилась. За это и люблю.
Она глаза закрыла.
— Хватит.
— А мне что делать? — в его голосе появилось раздражение. — Там сын, здесь ты. Мне что, разорваться?
— Вот именно, сын. По-моему тут и выбирать нечего.
— Я тоже так раньше думал. К сожалению, ошибся.
— Что… что такое случилось, и ты засомневался?..
— Да не сомневаюсь я!
— Не кричи! Юлю разбудить хочешь?
Асадов вскочил из-за стола, минуту метался по кухне, потом отошёл к окну и вздохнул очень тяжело, с хрипом и безысходностью.
— Не случилось ничего, в этом-то и дело, понимаешь? Месяц за месяцем идёт, а не случается ничего. Не меняется, не уходит. У тебя по-другому? — Марина промолчала, и Алексей сбавил тон. — Знаешь, она ведь неплохая девчонка.
— А это ты мне зачем говоришь? — Даже сама уловила истерические нотки, прозвучавшие в голосе. Ещё не хватало разреветься.
— Да потому что я всё чаще ловлю себя на мысли, что не заслуживает она всей этой лжи. Я ей вру, она мне врёт. Но я-то, по крайней мере, знаю ради чего. А она?
— У неё нет причины? — За свою иронию сама же себя и отругала, но было уже поздно.
Алексей посмотрел на неё.
— Может, и есть, — не стал он спорить. — Но кто я такой, чтобы её осуждать? Она мне сына родила, а я для неё ничего не сделал. Или практически ничего. Хотя, разница небольшая.
— Тебе её жалко?
— Жалко. Она ошибается, конечно, чаще, чем нужно и в очень важных вещах, но это возраст. С возрастом всё проходит.
— Не всё.
— Да что бы ни было, Марин… Она мне сына родила, а на мотивы мне как-то наплевать. Я не ждал от неё любви и искренности, и, наверное, именно в этом перед ней и виноват. Сам ничего не дал, и требовать ничего права не имею.
— Она тебя любит?
— Говорит, что любит. — Он обернулся и сунул руки в карманы брюк. Любимая его поза, когда начинал нервничать или в раздражение впадал.
Марина прищурилась, внимательно его разглядывая.
— Ты ей не веришь?
Он безразлично пожал плечами.
— Может и любит. Просто… Того меня уже нет давно. Кому это знать, как не тебе? — Усмехнулся довольно весело. — И опять всё дело в возрасте.
— Не прибедняйся.
— Не буду. Помню, после свадьбы она всё фотографии старые смотрела, да история про меня от знакомых выслушивала. А вскоре и любовь проснулась, глазки загорелись и до сих пор горят, на людях. И знаешь, что самое странное? Она вполне искренна. Соня только на людях и счастлива.
— Может, не зря она актрисой стала?
— Может и не зря. Наверное, это на самом деле делает её счастливой. Но мы с ней слишком разные, иногда смотрю на неё, как на ребёнка второго. Такие милые глупости несёт… — Алексей улыбнулся, а Марина легко отмахнулась от него. — Дети своими глупостями и опасны. Некоторые смешат, а некоторые… очень изощрёнными в своей жестокости оказываются.
— Может, тебе дать ей шанс?
Асадов удивлённо посмотрел.
— Какой шанс?
Марине надоело стоять, и она присела за стол.
— Начать воспринимать её серьёзно… а не как второго ребёнка, который без конца говорит глупости.
Это ему не понравилось. Посверлил Марину взглядом, красноречиво поджал губы, а потом сухо поинтересовался:
— Тебе бы этого хотелось?
— Лёша… — Марина нервно побарабанила пальцами по столу, не сразу решившись на Алексея посмотреть. — По-моему, ты забыл, что я слишком хорошо тебя знаю. Думаешь, я не понимаю для чего весь этот разговор? Хочешь, чтобы я тебя пожалела, ревновать начала? Я не буду этого делать. Это твоя семья и твоя жена… Я слишком давно живу с этой мыслью, так что никакой ревности…
— Вот значит, как ты обо мне думаешь.
— Скажешь, что я не права?
— Я просто хотел тебе объяснить…
— Да, но я не знаю, что тебе ответить. Чего ты ждёшь от меня? Понимания или что я смогу найти какой-то выход? Я не могу. И мы сейчас просто-напросто договоримся до того, что это я во всём виновата. Я загнала тебя в угол.
— Марина! — Он сначала прикрикнул, но тут же тон сбавил. И головой сокрушённо покачал. — Ты так ничего и не поняла.
— Да? — Рука судорожно стиснула кружку, из которой Лёшка недавно пил чай. — Может, мне не дано?
Алексей хотел что-то сказать, возразить, но передумал. Постоял у окна, глядя на тёмную улицу, а потом вдруг засобирался. Видимо, нестерпимо стало находиться здесь… или рядом с ней. Только уже в дверях, собираясь выйти из квартиры, остановился, на Марину посмотрел и вдруг приподнял пальцем её подбородок. И посмотрел так, как раньше, улыбнулся чуть насмешливо.
— Дело ведь не в том, что мне с ней плохо, Мариш… Просто мне без тебя плохо и это всё чертовски осложняет.
= 12 =
— В общем, вот так, — закончила Нина и довольно улыбнулась. — Позвонил, в ресторан пригласил.
— Извинился? — поинтересовалась Марина.
Башинская легко махнула на неё рукой.
— Я на него не обижаюсь.
— Да что ты? — Марина рассмеялась. — А недавно ты говорила совсем другое.
— Я злилась, но не обиделась. Манер ему, конечно, недостаёт, но всё не так страшно. Он мне нравится, Марин.
— Ну что ж, если нравится — это совсем другое дело.
Нина вытянула ножки, обутые в пушистые симпатичные тапочки, полюбовалась и снова улыбнулась.
— Ты права, это совсем другое дело.
Марина присела за стол с чашкой чая и с удовольствием за подругой наблюдала.
— Нина, ты прямо светишься вся. Томилин что, по телефону тебе в любви признался?
— Нет, конечно, — удивилась она. — Но я чувствую, что всё будет замечательно.
— Удивительное дело — ты и Томилин. Ты знаешь, что у него характер тяжёлый?
— Да прямо-таки уж. Тяжелее, чем у меня? — Они переглянулись и рассмеялись.
На кухню вбежала Юля, пристроила на столе альбом для рисования, а на Башинскую посмотрела в ожидании.
— Тётя Нина, хочешь, я твой портрет нарисую?
— Мой? — вроде бы удивилась та.
— В свадебном платье, — предложил ребёнок.
Марина прыснула со смеху, а Нина согласно кивнула.
— Если в свадебном, то рисуй. Только никакой фаты и пышных юбок на кринолине, мне не идёт.
— Что такое кринолин? — девочка вопросительно посмотрела на Марину.
— Такие большие-большие юбки.
— Как у принцесс?
— Да.
— Зря, тётя Нина, у принцесс красивые платья, но если тебе не хочется… — Юля показательно вздохнула. — А хочешь красное платье?
Нина взглянула на Марину, а та головой отрицательно покачала, едва сдерживая смех.
— Томилин не поймёт, Нин, серьёзно тебе говорю.
— Да, наверное. Рисуй белое. И, кстати, о Томилине. Юля, ты нарисуешь, а когда дядя Федя к вам в гости зайдёт, ты ему этот рисунок подари, хорошо? Так и скажи — это тётя Нина в свадебном платье.
Юля с пониманием кивнула, а Марина возмутилась.
— Ты на что ребёнка толкаешь?
— Устами младенца глаголет истина. Я Фёдору на это непременно намекну.
— Ой, Нина…
— Ну что?
— Обожжешься, смотри.
— На Томилине? Не смеши меня. Да он меня всю жизнь помнить будет.
— Или ты его.
— Или я его, — вдруг со вздохом согласилась Башинская.
Одеваясь в прихожей, Нина подняла глаза к потолку.
— Может, мне к нему зайти?
— Зайди, — согласилась Марина. — Его, правда, нет, его днём не бывает никогда, но с Брюсом познакомишься, Настя тебя чаем напоит.
— Хватит говорить мне гадости, я тебе ничего плохого не делала.
Марина рассмеялась, а Нина крикнула в глубину квартиры:
— Юля, я ухожу. Не забудь про портрет!
— Я рисую уже!
— Главное, подарить его не забудь!
— Не забуду.
— Хорошая девочка, — обратилась Нина к Марине, — обстоятельная.
— Надеюсь, такой и останется, если ты её не испортишь.
Они расцеловались на прощание, Башинская выпорхнула за дверь, а Марина прошла в комнату и увидела Юлю, которая прилипла к окну, ожидая, когда Нина выйдет из подъезда, чтобы помахать ей рукой. Марина подошла и обняла её.
— Вон она! — Юля радостно замахала рукой, они подождали, пока машина Башинской выедет со двора.
— Чем будем заниматься?
— Я буду портрет рисовать. А ты потом скажешь — похоже или нет.
— Хорошо. А мне чем заняться?
— А ты… а ты… — Юля задумалась и приложила пальчик к губам. — А ты испеки пирог!
— Пирог. Интересно, — Марина рассмеялась. — С чем ты хочешь пирог?
Юля выбралась из её объятий и вернулась за стол. Пожала плечами.
— Я не знаю. Чтобы вкусный.
— А плюшки тебя устроят? — Марина снова подошла, пощекотала её и поцеловала в щёку. Юля рассмеялась и кивнула.
— Да! Будем пить чай с плюшками и вареньем. Карлсон любит плюшки и варенье, ты помнишь, мы читали?
— Помню. Рисуй тётю Нину, только старайся, нам её ещё замуж выдавать.
Это был самый спокойный день за последнее время. У Калерии выходной, никаких срочных дел нет, утром сходили с Юлей в магазин и погуляли в парке, но быстро замёрзли и поспешили домой. И весь оставшийся день можно было провести в тишине и покое, особенно, после того, как квартиру покинула шумная Нина. И Алексея Марина не ждала, даже звонка его не ждала, вчера они немного поругались по телефону, она запретила ему приезжать, заявив, что у него своих дел, должно быть, невпроворот, а они отвлекать его не собираются.
— У нас всё хорошо, Лёш, — заверила она Асадова.
— Злишься на меня, да?
— Я не злюсь, но я не хочу создавать лишних проблем.
— Ох, Марина, как же с тобой тяжело, — пожаловался он, но спорить не стал. — Юльке привет передай, я вечером ей позвоню.
— Хорошо.
— Мариш…
— До свидания, Лёша. — Уже отведя трубку от уха, она расслышала его голос:
— Трусиха, — прозвучало чуть насмешливо.
Но Марина трубку всё равно повесила и с обидой на телефон уставилась, словно он был виноват в её страхах. А виноват был Асадов, который своей напористостью будоражил её, и ей никак не удавалось вернуть себе прежнюю уверенность. Ведь ещё совсем недавно она жила без него, готова была и дальше жить без него, давным-давно смирилась, и настолько была в этом убеждена, что без всяких опасений, совсем ненадолго, как она думала, окунулась в своё прошлое, а вынырнуть обратно в настоящее никак не получалось. Барахталась теперь, барахталась, и когда ей везло, когда казалось, что вот оно, твёрдое дно, наконец-то она его нащупала, становилось ещё страшнее, и она снова торопилась вернуться в омут прошлого, хотя бы ненадолго. Как-то так получилось, что ей не просто придётся вернуться в настоящее, а снова Алексея от себя отпустить. Но пока не получалось.
А если он не захочет уходить? Он и тогда не хотел, но она его практически вынудила, а вдруг ей сейчас не хватит твёрдости и доводов веских?
Именно поэтому, когда в дверь позвонили, достаточно требовательно, Марина и перепугалась. Вот ведь упрямец, приехал всё-таки! К очередному душещипательному разговору она была не готова и поэтому, направляясь в прихожую, поклялась, что слушать Асадова не станет и вообще выставит по месту проживания, как можно скорее. Накормит и выставит. Именно так.
Но за дверью оказался не Лёшка. То есть, совсем не Лёшка. Марина в замешательстве смотрела на женщину, не зная, как реагировать на этот визит. Окинула гостью быстрым взглядом, оценила вызывающий взгляд и довольно сухо её поприветствовала:
— Здравствуй, Соня. Ты ко мне?
— Могла бы соврать, что Лёшу ищу, но на этот раз я уверенна, что он на работе.
— На этот раз?
— К сожалению, я не всегда в этом уверена. Время от времени он таинственным образом исчезает на несколько часов. Так ты меня впустишь? Я пришла поговорить.
Марина помедлила, но потом всё-таки позволила ей войти в квартиру. Из комнаты выскочила Юля и на Соню с любопытством уставилась.
— Здрасти.
Марина заметила, как Соня насторожилась при виде девочки, оглядела её внимательно, а после на её губах мелькнула едва заметная усмешка.
— Здрасти, — отозвалась она.
— Мам, — Юля потянула Марину за руку, но она не поддалась и попросила:
— Юля, иди к себе в комнату. Это ко мне пришли, по работе, нам поговорить надо. Хорошо?
— А… — оглянулась на Соню и шёпотом добавила: — плюшки?
— Я же обещала. Иди. И дверь закрой в комнату. Так что ты хотела? — поинтересовалась она у Сони, когда услышала, как хлопнула дверь детской.
— Здесь будем говорить?
— Это что же за такой важный разговор у тебя ко мне?
— А ты не догадываешься?
— Мы практически не знакомы, как я могу догадываться? Проходи на кухню.
Не дожидаясь, пока Соня разденется, Марина ушла на кухню. Схватила со стола стакан с водой и выпила залпом, надеясь, что это поможет успокоиться. За последние дни она о чём только не передумала, и себя ругала, и Алексея, пыталась найти какой-то выход, решение, но даже в самых страшных снах не могла себе представить, что к ней домой явится жена Асадова, и явится с определённой целью. Вот тут даже гадать нечего, никакого другого повода для визита у Сони просто не было.
— Родовое гнездо, — усмехнулась Соня, входя на кухню. Оглядывалась с большим интересом, Марина была уверена, что она и в гостиную не преминула заглянуть. — Мне всегда было любопытно здесь побывать.
— У меня не музей.
— Да я вижу. Хорошо хоть фотографии Лёшкины на стенах не развешены, а то я всерьёз переживала.
— Все его фотографии в альбомах. Тебе показать? — Марина, наконец, обернулась к ней, встретилась с ней взглядом, а после спокойно указала рукой на диван. — Присаживайся. Ты не против, если я продолжу ужин готовить? Тебе не помешает?
— Смеёшься надо мной? — нахмурилась Соня.
— Нет. Я готовлю ужин. Извини, мне ребёнка кормить.
— Ах, да, ребёнок.
Марина бросила на неё подозрительный взгляд. Соня опять оглядывалась, удостоила своим вниманием галерею детских рисунков на стене и качнула головой в такт каким-то своим мыслям. Марине настолько тяжело было переносить её присутствие здесь, что затягивать этот разговор не было смысла. Резать надо по живому. И спросила:
— Соня, ты зачем пришла?
— Познакомиться с тобой поближе.
— Неожиданное желание.
— Правда?
— А если без игр? У меня настроения на них нет.
— А если без игр, я хотела тебя попросить, оставить моего мужа в покое. Отстань от него.
Маринины руки замерли, в жар бросило, с трудом сглотнула и отвернулась от неё. Достала противень из шкафа, поставила на стол, и когда на Соню снова взглянула, была внешне невозмутима, по крайней мере, на это очень надеялась.
— Соня, ты зря волнуешься. Уверяю тебя, все твои претензии не обоснованы.
— Да неужели? — Она всё-таки присела и закинула ногу на ногу. Но Марине почему-то казалось, что вся её бравада напускная. — Ты хочешь сказать, что он не у тебя пропадает в последнее время?
— Не у меня. Да, он иногда приезжает к Юле…
— К Юле? Как замечательно — он к Юле приезжает! Какая хорошая причина, правда?
— Не кричи, пожалуйста!
Соня резко подалась вперёд, сидела теперь на самом краешке дивана, а на Марину смотрела зло.
— Он мой муж. Мой, слышишь? И мне наплевать на всё, что между вами когда-то было. На всю любовь вашу великую, на радости и беды… Мой муж, и я его люблю, чтоб ты знала!
— Это замечательно, — едва ли не по слогам проговорила Марина. Внутри всё тряслось и с трудом удавалось держать себя в руках. Тесто мяла с такой силой, что никаких плюшек из него получиться уже не могло. Тесто надо с душой разделывать, а не со злостью.
— Для кого замечательно? Он так не считает!
— А я чем тебе могу помочь? Это ваша семья, вот и разбирайтесь в ней сами.
— Тогда не тяни его обратно, ты же забыть ему о себе не даёшь!
Марина швырнула кусок теста на стол и схватила полотенце, чтобы руки вытереть.
— Хватит! Не надо устраивать мне истерик. — Голос прозвучал глухо и блекло, но от этого ещё более опасно. — Все свои таланты оставь для Асадова и кино. Ты зачем пришла? Поскандалить? Чтобы я испугалась? Или виноватой себя почувствовала? Твой муж, вот и держи его!
— Всё ты врёшь. Я ни одному слову твоему не верю!
— Я должна по этому поводу расстроиться?
Соня неприятно усмехнулась.
— Вот ты какая… Понять не могу, чем ты его к себе приворожила. Ты же обычная, ты же…
Марина даже улыбнулась, не смогла удержаться.
— Соня, если ты этими словами пытаешься меня обидеть или задеть, то зря. Если бы ты знала, сколько раз я это слышала. И я Лёшку не привораживала, как ты сказала. Что случилось в нашей жизни, то и случилось. И тебя это не касается, так же, как меня не касается ваша жизнь. Если ты на самом деле хочешь… наладить ваши отношения, то тебе сейчас не здесь нужно быть, а дома.
— А что мне там делать? Меня там никто не ждёт!
— А сын? Он тоже тебя не ждёт?
— Не трогай моего сына!
Марина отвернулась от неё.
— Я не трогаю.
— Нет, трогаешь. — Соня глубоко вздохнула и выпалила: — Ты думаешь, я не знаю… не знаю, что он Тошку к тебе возит? — У неё голос неожиданно сорвался. — Хорошо вы устроились. Только я мешаю, да? Целая семья у вас…
— Соня, замолчи! — Марина обернулась и теперь смотрела на неё изумлённо. — Ты что говоришь-то? Да, я видела вашего сына, но… Лёша один раз — один, слышишь? — привозил его в парк, мы с детьми гуляли, и всё. А то, что ты говоришь… это ужасно.
— И в этом ужасе, к твоему сведению, живу я! Я стою в стороне и наблюдаю за всем происходящим! Или ты думаешь, легко жить человеком, который упорно не желает расставаться с прошлым?
— С этим я ничего поделать не могу.
— Правда? Не можешь или не хочешь?
— И не хочу, — подтвердила Марина. — Потому что, как ты правильно сказала, это твой муж. И если ты не найдёшь правильных слов…
— Вот только не нужно меня учить! — довольно резко оборвала её Соня. — Я к тебе не за советом пришла!
— А зачем? Потребовать то, что я не могу выполнить? Ты сюда пришла, разве ты застала здесь Алексея? Нет. Ты видишь здесь его вещи? Нет. И я не тяну его к себе, зря ты так думаешь.
— Тогда выгони его, — выпалила Соня. — Вот придёт он и выгони!
Марина с удивлением на неё воззрилась.
— Выгнать? Если его выгнать, он вообще не уйдёт. Это же Лёшка.
Соня презрительно скривилась.
— Господи, о чём я думала, когда шла сюда? Надо быть полной дурой, чтобы поверить тебе.
— Я тебе ещё ничего не обещала.
— Тебе не стыдно?
Марина улыбнулась, правда, улыбка получилась так себе, губы дрожали, и Соня это наверняка заметила.
— А мне стыдиться нечего, моя совесть чиста.
— А ещё меня актрисой называет. Слова-то какие — совесть чиста! Мужа из семьи увести, по-твоему, нормально?
— Уходи из моего дома. Ты скандалить пришла, а не говорить, а мне это не нужно.
— Я пришла не скандалить, я пришла сказать тебе, что ничего у тебя не выйдет. Думаешь, я не понимаю ничего? Ты специально его к себе привязываешь, — почти прошипела Соня. — Даже ребёнок этот… Ты же специально!
— Замолчи немедленно! — Они встретились взглядами и застыли друг перед другом. — Теперь я тебе говорю — ребёнка моего не трогай!
— Не затыкай мне рот, я всё равно всё тебе скажу. Ты никто ему, всего лишь бывшая жена, и ребёнок твой… Она не имеет отношения к нашей семье, она не Асадова, понятно? И ты не его жена! Это ты ей эту фамилию дала, но это ничего не значит.
— А ты Асадова? Фамилия тоже ничего не значит, Соня, зря ты так за неё держишься.
— Да неужели? Ты что-то не поторопилась её сменить после развода!
— О боже… — Марина устало махнула на неё рукой. — Уходи. Уходи, и думай, что хочешь. Мне всё равно.
Соня выскочила из кухни, а Марина даже следом за ней не пошла. Стояла, привалившись к стене и ждала, когда хлопнет дверь. Но так и не дождалась. Соня вернулась, уже одетая, посмотрела на неё и сказала:
— Ему я нужна, я. Я это знаю, я живу с ним. И если бы ты перестала его держать… если бы тебя не было, он бы давно это понял. А он всё виноватиться перед тобой, как же — ты же несчастная, у тебя такое горе в жизни!.. А ты и рада, ты ведь даже о нём никогда не думала. Тебе плохо — он к тебе бежит, ты успокоилась — вон пошёл. А он не ест, не спит, всё думает — как там моя бедная Мариночка? А я как же? Я тоже его люблю, я, как могу, стараюсь… Чёрт возьми, да я же лучше тебя! Я красивее, я моложе, я ему сына родила, а ты нет. А он всё равно к тебе бежит! Но он не любит тебя, слышишь? Ему со мной хорошо, и если бы тебя не было… Ему просто жалко тебя! Жалеет, жалеет, и остановиться никак не может! А ты и этому рада, да? — Соня резким движением закинула шарф за плечо, а на Марину взглянула с ненавистью. — Как не стыдно только… У него сын есть, а ты ему чужого ребёнка подсовываешь! — У неё тоже голос задрожал, даже слёзы потекли, но Марина этого не видела. Стояла, уставившись в одну точку, напряжённая до предела, и видеть ничего не могла, перед глазами стояла пелена.
После ухода Сони не сразу пришла в себя. Но затем опомнилась и кинулась в ванную. Умылась холодной водой, хотя на самом деле очень хотелось сунуть под холодную воду голову, чтобы немного остудиться и забить рвущиеся наружу рыдания. Было такое ощущение, что у неё температура резко поднялась и непонятно — то ли стыдно, то ли тошно, то ли злость душит. Перед зеркалом замерла надолго, вглядывалась в своё лицо, потом навалилась на раковину и глаза закрыла.
— Не буду, не буду, — зашептала она, — не буду… из-за неё… Не буду.
В дверь осторожно поскреблись.
— Мама, мам, ты чего?
Ещё разок плеснула в лицо холодной водой, утёрлась полотенцем и открыла дверь.
— Что такое, солнышко? Испугалась?
— А ты зачем здесь заперлась? Ты плачешь?
Марина присела перед девочкой на корточки, даже улыбнулась, а когда Юля спросила, почему она плачет, слёзы снова потекли. Марина в ребёнка вцепилась, поцеловала, а потом слёзы вытерла.
— Не буду больше.
Юля разглядывала её пристально и серьёзно, а потом спросила:
— У тебя не получились плюшки?
Марина кивнула и снова обняла её, чтобы Юля её слёз не видела.
— Не получились.
— Ну ничего, мы варенье с хлебом поедим, это тоже вкусно. Ты только не плачь, мам.
Ребёнка удалось успокоить быстрее, чем успокоиться самой. Они с Юлей поужинали, попили чая с вишнёвым вареньем, посмотрели сказку, а потом Марина уложила её спать. Долго сидела у детской кровати, девочка уже давно спала, а Марина всё сидела в темноте и думала, думала… О чём-то липком и неприятном. О ненависти и беспомощности.
О том, чтобы просто лечь спать и речи идти не могло. Долго ходила по квартире, от стены к стене, у окошка стояла, и всё вспоминала этот разговор, а точнее Сонины слова, обида душила, хоть Марина и понимала, что права на неё, по сути, не имеет. Но всё, что Соня сказала, казалось таким… таким несправедливым, горьким, незаслуженным.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |