Исследуемый вопрос проясняется 44 страница

Всякое искусство имеет дело с возникновением, и быть искусным значит разуметь (τηεορειν), как возникает нечто из вещей, могущих быть и не быть и чьё начало в творце, а не в творимом. Искусство ведь не относится ни к тому, что существует или возникает с необходимостью, ни к тому, что существует или возникает естественно, ибо [всё] это имеет начало [своего существования и возникновения] в себе самом. А поскольку творчество и поступки – вещи разные, искусство с необходимостью относится к творчеству, а не к поступкам.

Случай и искусство, между тем, в каком – то смысле имеют дело с одним и тем же; по слову Агафона:

Искусству случай мил, искусство – случаю.

Таким образом, как уже было сказано, искусство [и искусность] – это некий причастный истинному суждению склад [души], предполагающий творчество, а неискусность в противоположность ему есть склад [души], предполагающий творчество, но причастный ложному суждению, причём [и то и другое] имеет дело с вещами, которые могут быть и такими и инакими.

V. О рассудительности (πηρονεσις) мы тогда составим понятие, когда уразумеем, кого мы называем рассудительными. Рассудительным кажется тот, кто способен принимать верные решения в связи с благом и пользой для него самого, однако не в частностях – например, что [полезно] для здоровья, для крепости тела, – но в целом: Какие [вещи являются благами] для хорошей жизни. Подтверждается это тем, что мы говорим о рассудительных в каком – то отношении, когда люди сумели хорошо рассчитать, что нужно для достижения известной добропорядочной цели, [для достижения которой] не существует искусства. Следовательно, кто способен принимать [разумные] решения, тот и рассудителен в общем смысле слова. Между тем никто не принимает решений ни о том, что он может быть иным, ни о том, что ему невозможно осуществить.

Следовательно, коль скоро наука связана с доказательством, а для того, чьи принципы могут быть и такими и инакими, доказательство невозможно (ибо всё может быть и иначе) и, наконец, невозможно принимать решения о существующем с необходимостью, то рассудительность не будет ни наукой, ни искусством: Наукой не будет, потому что поступать можно и так и иначе, а искусством не будет, потому что поступок и творчество различаются по роду. А значит, ей остаётся быть истинным причастным суждению складом [души], предполагающим поступки, касающиеся блага и для человека. Цель творчества отлична от него [самого], а цель поступка, видимо, нет, ибо здесь целью является само благо – получение в поступке. Оттого мы и считаем рассудительным Перикла и ему подобных, что они способны разуметь, в чём их собственное благо и в чём благо человека; такие качества мы приписываем тем, что управляет хозяйством или государством.

Вот оттого мы зовём и благоразумие его именем, что полагаем его блюстителём рассудительности, а блюдёт оно такое представление [о собственном и человеческом благе]. Ведь не всякое представление уничтожается (διαπητηειρει) или извращается удовольствием и страданием (скажем, [представление о том, что] сумма углов треугольника равна или не равна сумме двух прямых углов); [это происходит только с представлениями], которые связаны с поступками. Дело в том, что принципы поступков – это то, ради чего они совершаются, но для того, кто из – за удовольствия или страдания развращён (τοι διεπητηαρμενοι), принцип немедленно теряет очевидность, как и то, что всякий выбор и поступок надо делать ради этого принципа и из – за него. Действительно, порочность уничтожает (πητηαρτικε) [именно] принцип.

Итак, рассудительностью необходимо является [душевный] склад, причастный суждению, истинный и предполагающий поступки, касающиеся человеческих благ.

Но, однако, если для искусства существует добродетель, то для рассудительности нет. К тому же в искусстве предпочтение отдаётся тому, кто ошибается по своей воле, но в том, что касается рассудительности, [такой человек] хуже [ошибающегося непроизвольно], точно так же как в случае с добродетелями. Ясно поэтому, что [рассудительность сама] есть некая добродетель и не есть искусство, [или искусность]. Поскольку существуют две части души, обладающие суждением, рассудительность, видимо, будет добродетелью одной из них, а именно той, что производит мнения, ибо и мнение, и рассудительность имеют дело с тем, что может быть и так и иначе. Но рассудительность – это тем не менее не только [душевный] склад, причастный суждению, а подтверждение этому в том, что такой склад [души – навык – ] можно забыть, а рассудительность нет.

VI. Поскольку наука – это представление (ηυπολεπσις) общего и существующего с необходимостью, а доказательство (τα αποδεικτα) и всякое иное знание исходит из принципов, ибо наука следует рассуждению (μετα λογου), постольку принцип предмета научного знания (του επιστετου) не относится ни [к ведению] науки, ни [тем более] – искусства и рассудительности. Действительно, предмет научного знания – [это нечто] доказываемое (το αποδεικτον), а [искусство и рассудительность] имеют дело с тем, что может быть и так, и иначе. Даже мудрость не для этих первопринципов, потому что мудрецу свойственно в некоторых случаях пользоваться доказательствами. Если же то, благодаря чему мы достигаем истины и никогда не обманываемся относительно вещей, не могущих быть такими и инакими или даже могущих, это наука, рассудительность, мудрость и ум и ни одна из трёх [способностей] (под тремя я имею в виду рассудительность, науку и мудрость) не может [приниматься в расчёт в этом случае], остаётся [сделать вывод], что для первопринципов существует ум.

Дата добавления: 2015-08-29