Я послушно подхожу и прослеживаю взглядом направление, в котором указывает Азамат. Там на золотой сосне и правда сидит кто-то жёлтый размером чуть покрупнее обычной земной кошки и таращит на нас светлые глаза. Тут ребёнок на мне, видимо, почувствовав напряжение, завякал, и загадочное существо ухнуло с дерева куда-то в глубь леса.
-- Я не знаю, кто это, -- мотаю головой. -- Оно хотя бы кошка или норка?
-- Скорее кошка, хотя трудно сказать. Ест всех, особенно любит разорять сурчатники.
-- Все сюда! -- доносится зов Оривы. -- Я нашла грибы-красавцы!
-- Ого! -- воодушевляется матушка и резко сворачивает на голос.
-- О, пошли, пошли, -- Тирбиш машет рукой моим, и все вместе мы топаем на Оривину полянку. Грибы и правда красивые, красные, с высоко задранными краями шляпки, торчат во мхе, как рюмочки.
-- Кто в сапогах, собирайте, -- командует Орива, стоя на кочке. Полянка-то не полянка, а болотце.
-- А может, босиком? -- предлагает Сашка, шевеля пальцами в тряпочных кедах.
-- Что вы, там же змеи! -- хмурится Азамат. -- У нас по болоту только в сапогах можно. Так, ма, Тирбиш, Шатун и я -- собираем, остальные отойдите, где сухо.
-- Ну ладно, -- вздыхает Сашка. -- Пошли какие-нибудь более досягаемые грибы искать.
В отличие от околоземных планет-питомников, здесь грибы растут не по три-четыре, а большими куртинами, там, где ядовитой травы нету. Поэтому всё время смотреть под ноги не приходится, можно спокойно идти по пустому лесу, пока не наткнёшься на яркое пятно, и тогда уже сразу штук пятьдесят соберёшь.
Мы снова немного распределяемся. Осень ещё ранняя, листья почти все зелёные, под ногами мягкая травка, ничего не шуршит, тихо-тихо. Изредка какая-нибудь птица вякнет или прогудит мимо реактивное насекомое. Лес на склонах смешанный, хотя больше всё-таки хвойный, и чем выше, тем хвойнее. Местами из-под лесной подстилки торчат сияющие белые камни здешних скал -- тут много кварца. Местность даже приблизительно не ровная -- мало того, что с уклоном к морю, так ещё и рассечённая трещинами в скале. То и дело приходится обходить крутые овраги и расщелины. В пологие лощины я спускаюсь, потому что там-то и растут грибы, где пониже и помокрее. Впрочем, лето выдалось суховатое, так что я не рискую намокнуть. Страшно подумать, какие гиганты тут должны расти после мокрого лета, и в каких количествах.
Я в очередной раз свищу, чтобы понять, в какой стороне остальные, и не пора ли мне поворачивать. В ответ что-то тихо. Видимо, я спустилась за большой бугор, и меня не слышно. Поднимаюсь повыше и свищу снова. Тишина. Ладно, Дол отовсюду видно, не заблужусь, разве только прогуляюсь подальше. Пришла я вон оттуда, помню, как под поваленным стволом подлезала. Ну пошли обратно.
Вылезаю из-под ствола и натыкаюсь взглядом на фигуру перед собой. С той стороны дерева я никого не заметила. На низкой ветке сидит мальчишка лет тринадцати, лохматый, перепачканный, в зелёной от травы одежде. Один из младших детей нашего сторожа, что ли?
-- Привет, -- говорю. -- Ждёшь кого-то?
Он молчит, только недоумённо меня разглядывает. Ребёнок на мне не спит, машет кулачком и что-то там попискивает негромко о своём.
-- Ты тут не видел большую компанию? -- спрашиваю. -- А то я что-то убрела далеко.
Мальчик так же молча машет рукой влево.
-- Ага, спасибо, -- улыбаюсь и принимаюсь высматривать между деревьев и бурелома более-менее проходибельную траекторию. Мальчик спрыгивает с ветки и подходит поближе, медленно и неуверенно. Наконец замирает метрах в полутора.
-- Помочь чем-нибудь? -- спрашиваю, зная, что ко мне всегда боятся обратиться.
-- Твой? -- спрашивает он, кивая на мелкого. Голос у него сиплый, видимо, ломается.
-- Да, -- киваю. Мне немного странно обращение: сторожевы дети гораздо вежливее, а не понять, кто я, он не мог. Чем больше я смотрю, тем страннее кажется мне этот мальчик. Волосы по бокам головы у него торчат как-то противоестественно, руки очень длинные, и пальцы тоже. Одежда -- совсем старьё, обуви нет.
-- Красивый, -- как-то обиженно сообщает мальчик. У самого у него лицо немного девчоночье, маленький носик, тонкие губы, большие круглые глаза. В целом довольно симпатичный.
-- Ты тоже, -- улыбаюсь. Мало ли, может, человек переживает на эту тему. Подросток всё-таки.
Он ещё шире открывает свои круглые глаза, и вдруг в два прыжка оказывается на ближайшем дереве. Если б я не знала Азамата, то ни за что бы не поверила, что люди могут так быстро и ловко двигаться, но видимо парень просто много тренируется. Он тем временем добирается до вершины дерева и так же проворно спускается вниз. Свешивается на коленках с нижнего сука и протягивает мне ветку, усеянную какими-то орехами.
-- Спасибо, -- говорю я обескураженно.
Он как-то странно фыркает, всасывается обратно в крону, после чего сигает на соседнее дерево и исчезает в листве.
Я пожимаю плечами и топаю в указанном направлении. Минут через пять выхожу к грибному болоту, где наши сапогатые добытчики как раз всё собрали и топчутся на берегу, обтирая с ног ил.
-- О, Лиза, -- замечает меня Азамат. -- А где остальные?
-- Бродят, я немного угуляла.
-- Надо их уже скликать, у нас ёмкости кончились. Ого, откуда у тебя эти орехи?
Тирбиш, Шатун и матушка тоже внимательно изучают ветку в моей руке.
-- Да я там, -- машу веткой в сторону, с которой пришла, -- какого-то мальчишку встретила, на дереве сидел. Он мне сорвал. Наверное, сын сторожа...
Азамат задумывается.
-- У нашего сторожа сыновья все взрослые. А он не назвался? Здесь поблизости больше и не живёт никто, тем более, с детьми...
-- Не назвался. Ну он такой, подросток скорее. Одёжка вся драная, по деревьям прыгал, как белка.
Матушка вдруг вытаращивается на меня так, что мне не по себе становится.
-- А он сказал что-нибудь?
-- Ага, два слова. А что?
Матушка расслабляется, а вот Азамат наоборот.
-- Погоди-ка, а уши или руки его ты не разглядела?
-- Руки длинные очень, -- припоминаю. -- Ушей не видела, всё волосами завешено, но такое впечатление, что у него под этими волосами ещё что-то было кроме ушей.
-- А ногти? -- допытывается матушка. -- На руках или на ногах, какие?
-- Я как-то внимания не обратила, -- пожимаю плечами. Пытаюсь вспомнить, как это выглядело, когда он мне ветку подал. -- Он ветку держал не большим пальцем, а между указательным и средним. Да в чём дело-то?
-- Да видишь ли, -- Азамат вдыхает поглубже. -- Есть шанс, что это был лесной демон.
-- И чего тогда?
-- Ничего, -- Азамат мотает головой. -- Теперь уже ничего, а вообще это самый страшный хищник в любом муданжском лесу.
-- Э? Да? А предупредить?
-- Я был уверен, что их здесь нет. Но видимо пришли... Так, ладно, надо созывать всех и идти домой. Демон он или кто, нам тут больше делать нечего, всё равно места в корзинах нету.
Азамат набирает побольше воздуха и издаёт такой мощности свист, что, по-моему, земля дрожит. Через несколько минут все собираются, и мы поворачиваем к дому.
-- Так что, -- спрашиваю шёпотом, -- нам теперь в лес не ходить?
-- Нет, ходить можно, только аккуратно. Раз он тебе подарил птичьи орехи, значит, ты ему понравилась, и нападать он не будет. Но лучше иметь с собой что-нибудь съестное, если снова его встретишь. Сытые они не нападают, если не разозлить.
-- Я не понимаю, он ведь человек. Странный, конечно, но... Думаешь, он правда мог бы кого-то убить и съесть?
-- Ещё как. Лесные демоны только притворяются людьми, и не очень успешно. У них большие подвижные мохнатые уши и кривые когти на руках и ногах. У некоторых ещё и хвост торчит. Но всё-таки... Ты уверена, что он с тобой говорил?
-- Да, конечно, он на мелкого показал и спросил "Твой?", а потом сказал "Красивый".
-- Тогда наверное это всё-таки был не демон. Ну или не знаю, может, бывают полукровки, хотя я о таком не слышал. Демоны не могут говорить, они не люди. Это всё равно что твои кошки бы заговорили, понимаешь?
-- Может, это очередной Ирликов посланец?
-- Может... В любом случае, не повредит оставлять ему у края леса какую-нибудь еду. Лучше всего сливки или масло.
-- Так её кто угодно сожрёт.
-- Можно в банке с крышкой. Если это демон или человек, то отвинтит, а обычные звери не справятся.
Я пожимаю плечами. На этом Муданге куда ни плюнь, всё какая-то нечисть. Ну ладно, с нас не убудет лесных обитателей маслом покормить.
Когда мы возвращаемся из лесу, нас встречают мокрые Алтонгирел с Эцаганом и сообщают, что вода, как молоко, и что у нас очень удобный спуск к мосткам. Азамат быстренько уговаривает матушку и Эцагана заняться грибами, а все остальные мы идём купаться.
С купальными костюмами на Муданге не шибко. Мужчины обычно обходятся шортами, а женщины напяливают что-то вроде короткого сарафана из грубой тёмной ткани, чтобы не просвечивал, когда намокнет. Я ещё в начале лета заявила, что это носить не намерена, и вделась в самый обычный закрытый купальник. Азамат повздыхал, что ему не очень приятно видеть меня почти голой при посторонних. Я ему на это ответила, что он мою раздетость компенсирует своей одетостью -- вечно майку под самое горло напялит, -- а мне на это тоже смотреть неприятно, так что мы квиты. На этом и успокоились.
Естественное дело, мама, которую общественные условности никогда не заботили, даже не озадачилась вопросом, в чём тут купаются. Нацепила своё леопардовое бикини без лямок, зато с золотыми пряжками, повесила на плечо бирюзовое полотенце и пошла спускаться. Если учесть, что она сфероподобна, то процент ткани к проценту кожи получается совсем уж мизерный.
Нет, ну, надо сказать, мужики хорошо справились, даже не закашлялся никто. Один Алтонгирел покраснел, но он в принципе считает женское тело чем-то ужасно неприличным.
-- Ну, а чего все стоят? -- Сашка шлёпает босыми пятками по ступенькам. -- Пошли в воду!
И мы идём. К счастью, Алтонгирелу с нами не надо, он сегодня уже купался.
Азамат прихватил и мелкого тоже.
-- Куда ты его там денешь внизу? Дай Тирбишу отдохнуть хоть чуток, -- занудствую я.
-- Зачем Тирбиш? Я сам займусь. Раз уж я здесь, и погода купальная, надо сына плавать учить.
-- В море? Ты бы в ванне сначала попробовал.
-- Да ну, в ванне скучно, правда, маленький? -- Азамат щекочет мелкому пузо, тот взвизгивает, как чайка. -- Не волнуйся, я в детстве на Ароне тренировался.
Я не то чтобы сильно волновалась -- понятно же, что Азамат ребёнка не утопит, а пупок у мелкого уже зажил. Но всё-таки в море... Кто его знает, унаследовал он папин иммунитет или нет. Пока, тьфу-тьфу, не болел, но наверняка сказать нельзя. Вдруг из него вырастет мелкий ботаник, как Сашка, а вовсе не муданжский принц с косой саженью в плечах? Ох-хо-хо...
Впрочем, пока я размышляю, Азамат уже по пояс в море объясняет мелкому, что плюхать пятками по воде очень забавно. Мелкий шумно соглашается.
-- Не дёргайся, Лизка, -- Яна хлопает меня по плечу и подталкивает на мостки, чтобы не перегораживала дорогу. -- У твоего мужа, по-моему, рецессивных аллелей вообще нету. Вода тут чистая, тёплая. Расслабься.
-- Тебе хорошо говорить, -- ворчу я, сползая с мостков в чистую тёплую воду. -- У тебя своих нету. А я за Азамата и то дёргаюсь.
-- Пока нету, -- задумчиво говорит Янка. -- Но, может, будут.
-- Что, и ты встретила знойного муданжца своей мечты? -- вклинивается подплывший Сашка.
-- Цыц, -- отрезает Янка. -- Я ничего не говорила.
И уплывает, гордо задрав веснушчатый нос.
Мы переглядываемся, пожимаем плечами и гребём к Азамату, чтобы нас там обрызгали с визгом.
-- Ишь как ногами работает! -- замечает мама, приближаясь к нам. От неё по поверхности воды расходятся курги, как от небольшой лодочки.
-- Да-а, -- довольно кивает Азамат. -- Может крем взбивать. Ну что, малыш, окунёмся?
После купания мы перекусываем бутербродами, и Азамат с Тирбишем принимаются за готовку. Ребёнок, накупавшись, отрубается прямо посреди шумной гостиной. Сашка звонит домой и рассказывает, что тут делается, мама с Ийзих-хон жестами обсуждают вязание, смешно закорючивая пальцы, Бойонбот задумчиво плетёт гизик, Янка и Эцаган лежат на диванах вдоль стены и балдеют от ничегонеделания. Мне этого занятия последнее время хватает, так что я хожу и ко всем пристаю.
-- Азамат, вам тут не помочь?
-- Да нет, справимся, ты там гостей развлекай пока.
-- Они сами развлекаются... А куда остальные делись? Я пока переодевалась, всех растеряла.
-- Ваша мать пошла посмотреть, что растёт вокруг дома, -- сообщает Тирбиш. -- И Задира тоже где-то снаружи, не знаю. Шатун очаг разводит на берегу.
-- А Алтонгирел медитирует, -- добавляет Азамат и усмехается. -- Он после того случая на корабле теперь каждый раз, как грибы потрогает, потом медитировать бежит. Боится, что опять что-нибудь не так пойдёт,
Мы хихикаем. Мне наконец находится занятие -- чесать котов. Я усаживаюсь в углу и расслабляюсь под дробное мурчание.
-- А кто этот Шатун? -- спрашивает Тирбиш у Азамата, помешивая ароматный соус.
-- Сын Орешницы. Ты её знаешь, наверное...
-- А, да, точно. Это который неприкаянный?
-- Он самый.
-- Почему неприкаянный? -- спрашиваю.
-- Да что-то не везёт парню, -- Тирбиш пожимает плечами. -- Ни на одной работе долго не держится. Тугодум, говорят, и бабник. Хотя красивый, конечно.
-- И то сказать, -- продолжает рассуждать Тирбиш. -- Четвёртым из шести братьев быть тяжело. Старшие уже в люди вышли, младшие у тебя на шее, а сам -- ни то, ни сё.
-- О, Лиза, а где эти твои орехи? -- перебивает Азамат. -- Давай-ка их сюда.
-- Вон, на холодильнике лежат. А что из них делают?
-- Приправу. Они будут приятным украшением к соусу. Понюхай-ка.
Он давит пальцами один орешек и протягивает мне под нос. Пахнет остро и пряно.
-- Они редкие какие-то?
-- Не то чтобы редкие, но достать трудно. Веточки тоненькие, ломкие, лезть за ними -- себе дороже, разве что мелкого мальчишку загнать. Некоторые птиц приучают эти орехи собирать, потому они и называются птичьи.
Мама возвращается с осмотра местности, когда ужин уже почти готов.
-- Ну, я вам скажу, это никуда не годится, -- с порога заявляет она, уперев руки в боки. -- У тебя, Лиза, может, и нет времени цветочков из соседнего леса принести, ну так хоть бы садовника наняла какого-нибудь!
-- Их тут нет, -- говорю. -- Только фермеры, но они цветы не выращивают. Тут вообще несъедобные растения никто не сажает.
-- У-у-ужас кошмарный, -- восклицает мама. -- Ну ничего. Мы это исправим. Вот завтра и начнём. Азаматик, у тебя тут лопаты есть? А тачка? А шланг?
Азамат выучивает много новых слов.
Грибной день удался на славу. Муданжские грибы -- всем грибам грибы, так пахнут, такие крепенькие, сытные, вкуснющие... Да и повара у нас -- не промахи. После ужина садимся вокруг очага на берегу -- темнота, костерок и море, вопли ночных птиц, стрёкот в траве, ребёнок булькает и дёргает Азамата за косу. Орива начинает что-то напевать, Шатун подхватывает, и скоро мы все, кто во что горазд, тянем позитивную муданжскую песню о том, что звёзды по осени капают в степь, и из брызг рождаются серебряные кони, быстрые, как молния, и спокойные, как долинная река.
Перед сном я выхожу на улицу и ставлю у подножия горы банку сливок.
С утра пораньше, то есть ещё до полудня, мама вздребездается, поднимает младших мужиков и выходит на промысел -- замерять участок, определять почву, выравнивать местность. Я наблюдаю всё это с лужайки, где занимаюсь гимнастикой -- разгоняю послеродовой жирок. Азамат блаженно взирает на меня с террасы, положив голову на руку и опершись на перила.
-- Так держать, Хотон-хон, -- присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.
Я замечаю под скалой что-то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.
-- Ну как, что-нибудь прояснилось?
-- Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку...
-- То есть у нас в лесу живёт какой-то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки -- ему.
-- Тоже странно, -- вздыхает Азамат. -- Посмотреть бы на него... Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.
-- Какие-то проблемы? -- интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.
-- Да нет, -- Азамат пожимает плечами. -- Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?
-- А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал... Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон... -- подмигиваю.
Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.
-- А тебе... уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.
-- Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.
Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро-быстро собираться.
Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор колеблется и волнуется. Вода -- как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.
Мы молчим, радуясь, что в кои-то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.
Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.
-- Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, -- говорю. -- А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте... Ага, гляди-ка, подживает.
Азамат скептически оглядывает себя спереди.
-- Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? -- он задирает голову.
-- Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.
Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.
-- Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.
-- А по мне так в самый раз, -- хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном-фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.
Азамат выныривает и отряхивается по-собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползаются по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.
-- Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.
-- Неправда, -- вяло отвечаю я. -- Мне дотуда ещё четыре килограмма...
-- Это волосы отросли, -- отмахивается Азамат. -- Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?
-- А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше... А тебе так хочется, чтобы он был твоей точной копией, что ли?
-- Нет, наоборот. Я бы хотел, чтобы они у него остались такими синими, как у тебя. Такое вообще может быть?
-- Теоретически может, хотя вряд ли.
-- Надо будет Алтонгирела попросить за это помолиться. Представляешь: "князь Алэк Синеглазый". Звучит, а?
Я ухожу под воду побулькать.
Когда мы возвращаемся, вокруг дома уже кипит работа. Маман всё распланировала, мужики приволокли из леса крошечные деревца и понатыкали их по маминому указанию, а теперь обильно поливают из шланга.
-- О, капитан, -- Эцаган разгибается из-под микроскопической сосенки. -- Как вы долго, мы уж думали, не послать ли спасательную экспедицию...
-- Я бы вам устроил спасательную экспедицию, -- хмыкает Азамат. -- До самого Ахмадхота бегом.
Эцаган ржёт и подмигивает мне. Я ему грожу кулаком.
-- Вот, глядите, -- мама возникает перед нами и делает широкий жест рукой. -- Здесь у вас будет тенистая аллея.
-- Лет через тридцать? -- спрашиваю.
Азамат приседает и присматривается к лиственным задохликам, торчащим из свежевскопанной земли.
-- Нет, эти быстро растут. Через два-три года с меня ростом будут.
-- Ну ладно, -- отмахиваюсь. -- Ты нам только оставь лужайку какую-нибудь, и чтобы без колючих кустов по краям, а то ребёнка надо где-то выгуливать.
-- Оставлю, оставлю, я вас знаю, -- заверяет маман. -- Вон там вон, с одной стороны скала, с другой дом, а с остальных воткну какую-ниудь неистребимую полынь, чтоб мягко было. Ладно, -- она поворачивается к мужикам и хлопает в ладоши. --Всё на сегодня, отдыхайте. Пошли, пошли! -- машет руками, как будто мух отгоняет. Те ржут и расходятся.
-- То ли пойти искупаться, -- Эцаган задумчиво чешет в затылке. -- То ли поработать...
Из-за угла выруливает Тирбиш с мелким.
-- Хотон-хон, вас очень просят.
Мелкий и правда изображает слёзы -- нос наморщил и ноет.
-- Давай сюда.
У меня на руках ребёнок сразу раскрывает зажмуренные глаза и принимается с интересом смотреть вокруг.
-- По-моему, кто-то маленький манипулятор, -- смеюсь я.
-- Капитан, раз уж мы все здесь, может, потренируетесь с нами? -- предлагает Эцаган.
-- Можно, -- кивает Азамат. -- А то я уже тоже костенеть начинаю. Давайте, переодевайтесь и выходите на полянку.
Все, кто не участвует в тренировках, рассаживаются в теньке смотреть.
-- Вам, Ийзих-хон, ужасно повезло, -- говорит Орива. -- Можно не ездить в столицу смотреть бои, всё равно все самые лучшие воины собрались здесь.
Матушка смеётся, а Янка кривит губы.
-- Да ладно все, неправда! Если бы здесь все собрались, некому было бы страной управлять.
-- Тоже верно, -- соглашается Орива. -- Лучшие наёмники-то у нас нынче по должностям сидят.
Поразмявшись традиционными играми, мужики переходят к поединкам. Первыми сцепляются Шатун с Бойонботом. Похоже, Азаматовы весенние уроки не пропали даром -- уже этих двоих я почти не различаю, так быстро они двигаются. Сашка и мама тоже вытягивают шеи и всматриваются, то и дело удивлённо косясь на меня. В итоге Сашка решает проблему просто: достаёт телефон, записывает видео, а потом проигрывает вдвое медленнее.
-- Круто! Вот это я понимаю боевые искусства! Действительно почти балет!
Зрители-муданжцы, видимо, различают борцов получше, чем мы, слабовидящие земляне. Наконец Бойонбот распластывается на земле, тяжело дыша, и заявляет, что сдался.
-- Рановато, -- Азамат качает головой. -- И я тебе скажу почему. Ты переносишь вес против инерции, от этого сильно устаёшь, а надо экономить силы. Ты же не пытаешься в унгуце планировать поперёк ветра? И тут не пытайся...
-- Как он такие мелочи различает? -- поражается матушка. -- Вот это глаза! Я только вижу, кто бьёт, а кто уворачивается.
-- А ты, Шатун, -- тем временем продолжает Азамат, -- левую руку бережёшь. В чём дело? Болит? Ломал недавно?
-- Да нет, так, потянул немного. Боязно подставлять.
-- Если надо лечиться, лечись, а если нет, то не бойся. Лучше уж руку подставлять, чем живот. Ну, Тирбиш, готов? Поехали!
-- М-да, чемпионат по ушу отдыхает, -- протягивает Сашка. -- Выучить, что ли, пару приёмчиков? Только, боюсь, засмеёт меня твой муженёк.
-- Саш, ну он же вежливый человек, он не станет над тобой смеяться, -- возмущаюсь я.
-- Да? Ну ладно, можно попробовать, когда он с настоящими воинами закончит.
Следующие два дня маман продолжает возиться в новоиспечённом саду и делиться с Ийзих-хон вязальными секретами, Сашка учится муданжской борьбе, я сижу с ребёнком, а молодёжь таскается в лес за грибами и ягодами.
Азамат установил камеру ночного видения, и наутро мы с ним сели глядеть, на что похож ночной поедатель сливок.
-- Это тот самый парень, -- говорю я, глядя, как на экране из леса украдкой выходит человек.
-- Слишком мелко, не могу разобрать, есть ли когти... -- бормочет Азамат.
Парень долго и тщательно осматривается, наконец подбегает к банке, хватает её и в три прыжка уносится обратно в лес.
-- Так, а кто же её обратно принёс? -- Азамат потирает нижнюю губу и перематывает пустые кадры. -- Ага, вот, снова появился.
На экране всё тот же парнишка опять выходит из леса, всё так же крадучись, замирая от каждого звука, почти на всех четырёх подползает к тому месту, где мы оставляли гостинец. Там он прижимается к земле и достаёт из-за пазухи пустую банку. Ставит её ровнёхонько на прежнее место и стремительно удирает.
Азамат просматривает оба появления по нескольку раз, наконец вздыхает и закрывает бук.
-- Нужна камера с разрешением побольше, здесь не видно. Но повадки звериные, ты заметила?
-- Да, есть немного... С другой стороны, если он всё время живёт в лесу, то выучился, наверное, красться...
-- Да, да, -- Азамат кивает. -- Ладно, сегодня ночью ещё раз попробуем. Я с унгуца сниму камеру, у меня там очень хорошая...
-- А ты этих демонов много видел-то раньше?
-- Два раза. Один раз в лесу, мельком, а второй -- когда отец его подстрелил. Приволок тушу в клуб, чтобы всем мальчишкам показать, как демон выглядит. Мы его тогда хорошо рассмотрели. Но тот был взрослый...
-- Могу себе представить, что сказали девочки в этом вашем клубе, -- кривлюсь я.
-- Да понятно что, -- усмехается Азамат. -- Кто в обморок, кто в слёзы, кто визжать и дёру... Хозяева клуба были не очень рады такому уроку.
Камера из унгуца оказывается хорошая, но довольно большая. Едва появившись на следующую ночь среди крайних деревьев, лесной житель её замечает и швыряет в неё камнем. Камера не бьётся и хорошо закреплена, но отворачивается в сторону, и всю оставшуюся ночь снимает море.
-- Хитрый, зараза, -- Азамат поджимает губы. -- Всё-таки вряд ли демон. Ну откуда демону знать, что такое камера, а? Ничего не понимаю...
Глава 8
Наступает день открытия музея. Азамат поднимает нас всех ни свет, ни заря, чтобы лететь в Долхот. Мы вслепую выползаем на кухню без энтузиазма пожевать чего-нибудь под кофе. Алэк закатывает форменный скандал -- что за аврал и катастрофа, мама сама утром кормит?! Только Азамат с матушкой бодры и веселы.
-- Вот посмотрю Императорский музей, и тогда уже точно домой поеду, -- категорично объявляет матушка.
-- Мгм, хорошо, я вас отвезу, -- бормочет Бойонбот.
Я с ужасом вспоминаю, что нужно парадно одеться.
-- Имигчи-хон, -- зову матушку, -- вы не могли бы Алэка нарядить, а то мне ещё самой что-то приличное надеть надо...
-- Конечно, конечно, Лиза-хян, о чём речь! -- матушка подрывается с места и через мгновение за ней закрываются двери лифта, так что нам с Азаматом приходится ждать, пока он приедет обратно.
-- Я даже не помню, что у меня тут из нарядов есть. И какая погода в Долхоте... Боги, почему я об этом вчера не подумала?
-- Потому что вчера, если помнишь, мы с тобой вылезли из воды только для того, чтобы залезть в постель, -- усмехается Азамат. -- Расслабься, я тебя одену.
Он загоняет меня в комнату и усаживает на кровать. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы заснуть обратно. Азамат выгружает из шкафа какие-то вещи, перебирает их и по одной выдаёт мне. Я их послушно натягиваю, если понимаю, как.
-- А подарки Орешницы у нас в Ахмадхоте остались? -- интересуюсь.
-- Нет, я их взял с собой, и ты как раз сейчас надеваешь платье из комплекта, -- спокойно отвечает Азамат. Привык ко мне, понятное дело.
Я старательно трясу головой.
-- Так, надо просыпаться, а то уже вообще ничего не соображаю!
-- На лице что-нибудь рисовать будешь? -- он протягивает мне косметичку.
-- Да надо бы, там же, небось, толпа большая будет, видно плохо.
-- Думаю, приличная, -- кивает он.
Азамат тоже принимается одеваться, а я сижу малюю. В итоге обычно получается что-то среднее между гримом балерины и мордочкой матрёшки. Конечно, можно накраситься и в меру, но тут задача -- чтобы отовсюду было видно, на каком месте у меня глаза. Ну и потом, под слоем штукатурки как-то спокойнее на людях появляться: вроде не я, а так, формочка. Азамату бы тоже не помешал защитный слой, но мужикам не положено.
Наконец мы рассаживаемся по унгуцам -- при этом некоторые отрубаются обратно -- и машем из окна сторожу, который остаётся охранять дом. На сей раз мы улетаем вообще все. Грузоподъёмность унгуца довольно большая, так что количество пассажиров ограничивается только откормленностью -- ну или согласием сидеть у кого-то на коленях.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |