С 302 Нейропсихологическая коррекция в детском возрасте. Метод за­мещающего онтогенеза: Учебное пособие. — 3-е изд. — М.: Генезис, 2010. - 474 с. 3 страница

Столь же растянуто, отсрочено в онтогенезе созревание главной комиссуры, связывающей правое и левое полушария, — мозолистого тела. А ведь еще необходимо, чтобы сформировались две главные «не­сущие оси» — подкорково-корковые и межполушарные взаимодей­ствия, объединяющие работу различных церебральных систем в еди­ное целое.

Понятно, что такая фабула становления нейробиологических ус­ловий и механизмов нашей психики обусловливает тот факт, что одна и та же психическая функция в разном возрасте имеет качественно специфическую мозговую организацию. Это обстоятельство является центральным для понимания логики нейропсихологической коррек­ции и абилитации. Иными словами, речь (движение, память, эмоции, рисунок и т.д.) 4-летнего и 10-летнего ребенка— это как бы два разных с точки зрения церебрального обеспечения психических процесса, соот­ветственно и корригироваться они должны по-разному.

При инертности внешних воздействий, их отсутствии или недо­статочности (количественной и/или качественной) наблюдаются ис­кажение и торможение психогенеза в разных вариантах, влекущие за собой вторичные функциональные деформации на уровне мозга. До­казано, что на ранних этапах онтогенеза социальная депривация приводит к дистрофии мозга на нейронном уровне. Причем в первой половине первого года жизни (по сравнению с благополучными детьми) имеет место когнитивное отставание, а во второй — на первый план выступает искажение и недоразвитие аффективных систем.

Итак, центральная догма нейропсихологии детского возраста — психогенез человека обеспечен двумя взаимообусловливающими процес­сами, линиями: 1) системно-динамическими перестройками мозговой организации и 2) изменением структуры, строения каждой психичес­кой функции (ввиду ее речевого опосредствования и расширения контактов с миром), их взаимодействий и всего поведения в целом. Они в принципе не существуют один без другого; искажение или от­клонение, поломка в любом месте этой единой психологической сис­темы приводят к ее дезорганизации и деформациям. На уровне пове­дения это актуализируется в психической и психосоматической диза-даптации ребенка. Есть определенные (связанные с интимными меха­низмами генетики мозга человека как социального существа) требования к инициации и реализации этой драматургии нормальному протеканию этих системных процессов.

Нейробиологическая предуготованность, морфо-функциональ-ная зрелость той или иной мозговой структуры или системы должна:

— опережать развитие конкретного психологического фактора (болевая чувствительность, тактильно-кинестетические спо­собности, речевое звукоразличение и артикуляция, графичес­кие способности, пространственные представления и т.д.);

— быть востребованными извне (и изнутри — организмом ребен­ка) этим фактором для прогрессивного увеличения своего морфо-функционального веса и роли. Иными словами: чтобы ребенок научился правилам гигиены, его нужно приучить к горшку, чтобы он заговорил — с ним нужно постоянно разго­варивать, а чтобы стал рисовать — вложить ему в руку мел или карандаш и т.д.;

— пройти период функционального оттормаживания, отступле­ния на второй план по мере созревания более высокоорганизо­ванных церебральных систем, готовых к данному конкретному моменту онтогенеза принять на себя актуализацию более слож-ноорганизованных психических процессов. Последнее опять же должно быть востребовано извне и/или изнутри;

— создать предпосылки для возникновения и наращивания новых степеней свободы межсистемных, иерархически построенных церебральных интеграции за счет сворачивания отторможен-ных, «свернутых» нейропсихологических образований.

Так поэтапно, как лепка снеговика, происходит мозговое обес­печение психической адаптации ребенка к тем канонам и запросам, которые предъявляются ему в процессе развития. Очевидно, что в процессе психолого-педагогического сопровождения судьбоносную роль «востребованности извне» должен взять на себя специалист. При­чем востребованность эта должна носить достаточно жесткий, струк­турированный, системно-организованный характер и предъявляться ребенку в строго определенный (объективно, эволюционно обозна­ченный) период. «Своевременность решает все!» — гласит эволюци­онный закон.

Адекватность и своевременность внешних требований (задач, пред­лагаемых ребенку социумом) морфо-функциональной готовности его мозга— неизменное,инвариантное условие и механизм развития. Пере­насыщенность окружающей среды или опережение в развитии так же пагубно сказываются на состоянии ребенка, как его субъективная церебральная недостаточность любого рода и/или информационное (коммуникативное) оскудение внешних воздействий.

Грамотный запрос от социума и внешнего мира вообще превра­щает потенциальные ресурсы детского мозга в актуальные. Одновре­менно имеет место обратный процесс, особо ярко обнаруживающий себя на ранних этапах онтогенеза: именно состояние мозга и «предмоз-га» ребенка координирует и модулирует эффективность его взаимодей­ствий с лавиной внешней информации (начиная с организма матери во внутриутробном периоде) и с самим собой.

В процессе коррекционной работы моменты дебюта активации тех или иных функциональных систем мозга порой выглядят как чудо. Между тем, как заметил А. Эйнштейн: «Бог в кости не играет»; все чудеса суть следствие взаимодействия нейропсихосоматического адаптационного потенциала ребенка и уровня нашего владения ре­меслом.

Базовой в нейропсихологии детского возраста аксиомой высту­пает представление о взаимообусловливающем единстве мозговых, пси­хических и соматических (телесных, организмических) составляющих человека, существующего в природном и социокультурном окружении. Психическое развитие (и в детстве, и в зрелом возрасте, и в старо­сти) является динамическим, иерархически организованным, систем­ным энергоинформационным процессом.

В организме человека он обеспечивается нервной системой, со­единительной тканью (кости, сухожилия, кровь, лимфа, кожа и т.д.) и, очевидно, гомо- или биоэнергетическими каналами и меридиана­ми. Эти информационные магистрали находятся в неразрывном посто­янном взаимодействии, что и является базой для формирования мно­гоуровневых ступеней и механизмов оптимальной адаптации ребенка к лавине внутренней и внешней информации. Их ведущая объединя­ющая роль как единственных претендентов на осуществление карди­нальных многоуровневых связей определяется следующим. Они дей­ствительно всепроникающи, они единственные, кто реально прони­зывает, охватывает без каких-либо зазоров всего человека «от макуш­ки до пят» единой сетью. Центральным «административным узлом» этих многогранных, интимных контактов является мозг.

Еще в 30-х гг. XX века были получены данные, позволившие по­стулировать вывод о постоянном «забегании вперед» структуры перед функцией. То есть о том, что уже процесс раннего эмбриогенеза все­гда опережает наличную функцию, как бы «заготавливая впрок» те структуры, которые будут востребованы, необходимы только в буду­щем поведении, после рождения, впоследствии.

«В эволюционном плане аргументами в пользу генетической осо­бенности нервных структур являются два важнейших фактора их он­тогенеза: 1) опережающая все остальные органы закладка нервных структур в эмбриогенезе, 2) системная организация самых ранних стадий развития, — пишет Ф.А. Ата-Мурадова (1983), факт резко опе­режающей все остальные органы закладки нервных структур не мо­жет не поражать воображение <...> Ведущая и интегрирующая роль не­рвных структур определяет единство эмбрионального развития как це­лесообразно направленного процесса... Возникает матрица <...> Органы растут и пространственно удаляются друг от друга, занимая к процес­

су новорожденное™ различную локализацию. Однако в течение всего этого процесса каждый из них «как на буксире» тянет за собой ту ин­нервацию, которую он получил на стадии непосредственного контак­та с нервной трубкой» {курсив мой — А.С.).

Запомним этот великолепный образ: он еще не раз понадобится нам для понимания логики, стратегии и тактики диагностики, кор­рекции и абилитации отклоняющегося развития, профилактики не­желательных эксцессов в рамках индивидуальных различий в детском возрасте.

Во всяком случае, сказанное выше снимает вопросы о том, поче­му с позиций нейропсихологии гиперактивность в оправе сниженных порогов возбудимости мозга, мотивационно-потребностных девиа­ций, различного рода остеопатии (дискинезий, дизритмий и т.д.) и несформированности фонематического слуха на фоне стертой дизар­трии должны рассматриваться как единый синдром? Ответ звучит од­нозначно: «У всех этих феноменов может быть (и, как правило, имеет место) единая нейросоматическая, а в конкретном нейропсихологи-ческом проявлении — мозговая организация. То есть синдромально они родственны. Потому-то с ребенком (в самом начале логопедических/ психологических уроков) и нужно ходить на четвереньках, делать ды­хательные и глазодвигательные упражнения, если у него «просто» плохо развита речь, он плохо пишет и никак не поймет разницы меж­ду «6» и «9». Причем заниматься этим в строго заданном режиме, под­разумевающем определенный сценарий, а не по собственному разу­мению». Казалось бы, какая связь? Очевидная: в процессе своего еще внутриутробного развития и дальше, после рождения, ребенок разви­вался как единая, саморегулирующаяся система, функционирующая по программе, веками отработанной эволюцией. Самой эволюцией, ко­торая старше, мудрее и дальновиднее любого из нас.

Поэтому не станем изобретать велосипедов, а воспользуемся ее советами. Если уж мозг и тело ребенка один раз (еще внутриутробно) воспроизвели драматургию «буксира», почему бы нам не использо­вать этот алгоритм еще раз? Собственно, эта идея и является одной из «несущих осей» нейропсихологического метода «замещающего он­тогенеза».

Церебральная репрезентация любого психического или психосома­тического фактора (фонематический слух, кинестезия, структурно-топологические представления, пластичность/ригидность нервной системы, стрессоустойчивость и т.п.) инвариантна. Примерно к двум годам (моменту активного овладения ребенком экспрессивной ре­чью) она стагнируется окончательно и неизменно — это фундамен­тальная психобиологическая характеристика человека как вида. Под­вижной, гибкой является мозговая организация функции (речи, памяти, восприятия и т.д.), межфункциональных процессов (письма, счета, чте­ния и т.д.) и сложных над функциональных паттернов поведения (^про­извольной саморегуляции, сексуальной актуализации, обучения и т.д.). Все названное и представляет собой системно-динамическую со­вокупность факторов, обладающую разной степенью сложности и же­сткости.

Нельзя изменить «локализацию» фактора; можно естественным путем, как это происходит в онтогенезе, или искусственно (психо-коррекционно или фармакологически) активизировать функцио­нально те или иные зоны мозга, заставив их включиться в обеспече­ние «безразличных» им психических функций сугубо специфическим для них образом. То есть сформировать новую систему актуализации межфакторных связей или надфункциональных (в том числе — пове­денческих) паттернов. Это является одной из главных целей нейро­психологической коррекции вообще (Цветкова, 1985). Коррекцион-ный процесс в детском возрасте имеет свои нюансы; главный из них состоит в возможности реставрации и активизации не востребован­ных ранее психологических факторов, направленном их формирова­нии и абилитации. Этот процесс в принципе возможен благодаря уни­кальному качеству детства — колоссальной пластичности нейробиоло-гических систем.

Вместе с тем принципиальной для нейропсихологии детского возраста является «взрослоцентрическая» модель рассмотрения онтоге­нетических перестроек и первичная точка отсчета от момента зача­тия ребенка (включающая весь «багаж» его наследования по обеим линиям). Взрослостремительный вектор обусловлен тем, что в реаль­ности имеет место только один, равноудаленный ото всех возрастов, периодов и вариантов онтогенеза (то есть объектов, которые мы срав­ниваем в ходе анализа), критерий — среднестатистическая для взрос­лого человека средних лет норма реакции данного фактора, функции, состояния или поведенческого феномена. Любой иной тип их сопос­тавления будет некорректным.

Иными словами, обсуждая тот или иной феномен в конкретном возрасте (в норме или патологии), мы с неизбежностью должны по­ставить перед собой вопрос: «К чему, к какому результату стремится данный возрастной нейропсихологический альянс? Для достижения какой (подчас весьма отдаленной) цели, зачем он сформировался или, напротив, регрессировал?» Естественно, что такой перспектив­ный анализ однозначно требует противовеса в виде ретроспекции: «Ког­да, почему и как в онтогенезе сформировались (или нарушились, ис­казились) нейропсихологические предпосылки, «предфакторы» ны-

•

гической организации производными от телесности, схемы тела челове­ка. Они обеспечиваются преимущественно правым полушарием, но такая латерализация обусловливается вторично, вследствие того что именно справа расположены мозговые паттерны «схемы тела», теле­сности человека. А пространственные представления и эмоциональ-

1 ные процессы в принципе могут сформироваться как самостоятель­ные только после того, как сформируются в недрах и/или при непос­редственном участии соматогнозиса (Семенович, 1997, 2002, 2003).

Онтогенеза без боли (абсолютно конкретной или абстрактной, когда «душа болит») не бывает, а ноцицептивная чувствительность — епархия нашего соматогнозиса; именно ноцицептивная подсистема ретикулярной формации мозга — первая из всех сенсорных систем созревает к моменту выхода ребенка на свет.

По-видимому, сценарий именно таков: не только внешние влия­ния, речь, мышление и/или эмоции, а гораздо менее романтичный соматогнозис ребенка во многом предопределяет программное обеспе­чение фабулы его развития. Ведь в наиболее частотном варианте его (и наша, кстати, тоже) произвольная саморегуляция (программирование, целеполагание и т.д.) будет стремиться к максимальному удовлетво­рению его (нашего) же соматогнозиса потребностей.

Естественно, я не призываю к истязанию ребенка, что, кстати, имеет сегодня место в некоторых новоявленных «нейропсихологичес-ких программах развития через боль», разрабатываемых неофитами от нейропсихологии, реализующими, очевидно, собственную неотреа-гированную агрессию. Говоря о необходимости создания (и последу­ющего преодоления ребенком при вашем участии) определенного дискомфорта, я напоминаю об открытом еще И.П. Павловым «реф­лексе свободы», или «рефлексе сопротивления принуждению», кото­рый является одним из основополагающих инстинктов, реализующих потребность в саморазвитии. Суть продуктивного и эффективного преодоления любого кризисного состояния или возраста состоит именно в переструктурировании собственного поведения, неразрыв­но связанном с выходом из зоны условного (но малоэффективного с точки зрения развития и личностного роста), привычного комфорта, где безраздельно царствует лишь потребность в самосохранении.

Центральная, паритетная относительно речи, роль соматогнози­са в онтогенезе человека (особенно на ранних его этапах, в кризис­ных возрастах, в возрасте инволюции) отражена в афоризме одного из основоположников детской психиатрии в нашей стране, В.В. Ко­валева: «Ребенок — существо соматическое».

Действительно, ведь, например, освоение внешнего опто-ману-ального пространства или временных феноменов невозможно без

2 А. В. Семенович

сформированное™ схемы тела и соответственно соматической рит-мологии (базиса для рефлексии времени). Хотя бы по той причине, что именно схема тела является той моделью, архитектурным пла­ном, который организует взаимодействие различных сенсомоторных систем человека, без чего его внешняя пространственно-временная (равно как и речевая или эмоциональная) актуализация весьма проб­лематична.

Для полноценного овладения стратегией и тактикой коррекции и абилитации соматогнозиса и его взаимодействий с другими когни­тивными, эмоционально-личностными и регуляторными процессами необходимо внедрение в психолого-педагогическое сопровождение технологий, разработанных в восточных практиках (йога, цигун, су-джок и т.п.) и телесно-ориентированной психотерапии. Телесно-ори­ентированная психотерапевтическая традиция (Р. Лабан, П. Жанэ, В. Райх и др.), танцевально-двигательная терапия (А. Дункан, Л. Эспи-нак, Г. Рот и др.), биоэнергетический психоанализ А. Лоуэна, биосин­тез Д. Боаделлы, биодинамика Г. Бойсен, система ускоренного обуче­ния психосоматической саморегуляции М. Норбекова и другие на­правления данной научной парадигмы давно зарекомендовали себя как неотъемлемая и весьма эффективная часть психологической кор­рекции и абилитации.

Применительно к детскому возрасту эти технологии находятся в стадии становления, но их внедрение всякий раз убеждает в их неиз­менной валидности и адекватности логике психолого-педагогическо­го сопровождения процессов развития. Это закономерно, поскольку именно в детском возрасте «телесность» обладает максимально все­проникающими во все слои психической деятельности свойствами. «Человек переживает реальность мира только через собственное тело... Если телу недостает живости, то и воздействие среды, и отклики ос­лаблены... Живость тела напрямую связана со способностью чувство­вать... В основе личности с ее субстанцией и структурой лежит реаль­ность телесного чувствования. Абстрагируясь от реальности, личность становится социальным артефактом, скелетом, лишенным плоти... Ослабление тела, вызванное отсутствием как внешнего стимулирова­ния, так и внутренней моторной активности, ограничивает телесные ошущения. А не соприкасаясь с собственным телом, человек теряет контакт с реальностью», — пишет А. Лоуэн (1999). Эта констатация особенно актуальна сегодня, когда, помимо различного рода эндо­генных проблем, процессы развития протекают в условиях отчетли­вой игровой, коммуникативной и эмоциональной депривации.

Еще более важно является то обстоятельство, что соматогнозис является фундаментом для формирования пространственно-времен-

НОЙ матрицы психологической актуализации человека. Анализ ее и.-рпрхического строения, мозговой организации и соответственно

• мновления в онтогенезе (Семенович, 1992) приводит к выводу о РОМ, что пространственные представления имеют следующую архи-м I тнику:

Уровень 1. Протопатическая и эпикритическая чувствительность. 11роприоцептивная система человека. «Темное мышечное чувство», по ММ. Сеченову. Нейробиологические предпосылки систем восприятия.

Уровень 2. Соматогнозис. Пространство, существующее в преде-1.1Х собственного тела субъекта и оформленное им. Взаимодействие с шнчиним пространством «от тела».

Уровень 3. Метрические и топологические представления. Про-

* I ранство, ограниченное взаимодействием с каким-либо объектом, находящимся в определенных отношениях с телом. Появление ближ­него и дальнего оптико-мануального, полимодального пространства. Дебют взаимодействия с внешним пространством «от головы».

Уровень 4. Координатные представления.

Уровень 5. Структурно-топологические представления.

Уровень 6. Проекционные представления. Вербальное, концепту­альное обозначение пространства, позволяющее манипулировать с ним в абстрактном плане.

Уровень 7. Стратегия, когнитивный стиль личности, актуализи­рующийся в процессе контакта с внутренним (телесным) и внешним пространством.

Однако приведенная модель не может существовать практически в таком виде, поскольку она статична. В ней отсутствует движение. По этой причине предлагается дополнить каждый из уровней и всю модель в целом временным вектором. Тогда на рассматриваемых иерархических ступенях появятся:

Уровень 1. «Темное мышечное чувство». Биоритмы, биологичес­кие часы человека. Включенность в ритмику окружающей среды.

Уровень 2. Соматогнозис. Гомеостатическая ритмика организма. Ритм дыхания, сердца, гормональных колебаний, ходьбы и т.д.

Уровень 3. Метрика и топология. Локализация событий жизни во времени, наслоение их на время. Длительность событий или/и интер-\ валов между ними. Их скорость, ритм, темп, канон.

Уровень 4. Координатные представления. Прошлое — настоящее — будущее.

Уровень 5. Структурно-топологические представления. Восприя­тие отдельных субъективных (переживаемых и пережитых) и объек-. тивных (в том числе исторических) событий собственной жизни от­носительно себя сегодня и сейчас.

Уровень 6. Проекционные представления. Хронология. Вербаль­ное, концептуальное обозначение времени. Время линейное и цикли­ческое, дискретное, континуальное и голографическое.

Уровень 7. Стратегия, когнитивный стиль личности, актуализи­рующийся в процессе взаимодействия с индивидуальным и внешним временем. «Жизнь — это река времени. Я во времени» и «Река времени уносит жизнь. Время во мне» (по Е.В. Осьминой).

Ясно, что все перечисленные уровни пространственно-времен­ных представлений формируются в фило- и онтогенезе (а следова­тельно, и корригируются) постепенно, надстраиваясь один над дру­гим. Каждый последующий уровень с неизбежностью включает в себя предыдущие, создавая в ходе развития целостный ансамбль зрелой психики. Его становление подчиняется всем базисным закономернос­тям процесса развития, отраженным в нейробиологических, психо­логических, философских парадигмах.

Каждый этап онтогенеза должен быть не просто пройден, но и упрочен и вовремя отторможен нейропсихосоматической системой ребенка, его телом в движении, так как именно степени свободы сен-сомоторной актуализации заложат основу для дальнейшего наращи­вания всего психического потенциала. Иначе в его 12 лет вам придет­ся заставлять ребенка ползать, затем ходить на четвереньках, играть в мяч и т.п., чтобы элементарно сформировать у него реципрокные вза­имодействия рук и ног, опто-мануальные координации и прочее, как это предлагается в методе замещающего онтогенеза.

Итак, пространственные представления, прежде чем простроить­ся «от головы», должны быть сформированы «от тела» (начиная с внутриутробного развития). Ведь, например, первые метрические и топологические (Уровень 3) образы возникают вследствие касания матери к ребенку, ее близости или удаленности, расписания кормле­ния и купания.

Ребенок начинает понимать, что означает «быстрее», «вверху» (Уровень 4) и «быстро», «рядом» (Уровень 3), только после того, как это поймет его тело, то есть вследствие превращения телесно-гности­ческого пространства в зрительно-гностическое.

Пока он не упрочит свои ощущения, положение своего тела (Уровень 1, Уровень 2) в кроватке утром и вечером, дома и на ули­це, он не отрефлексирует себя сегодняшнего по отношению к внеш­нему пространству (дом, город, страна, Вселенная) и времени (вче­ра, следующей весной, в V веке до н.э., в XXI веке) — уровни соот­ветственно 4, 5, 6.

Вообще такой базовый для пространственно-временных пред­ставлений фактор, как система координат, складывается поэтапно в

О и кжпния-сидения-ползания-стояния и т.д. Ее (системы) станов-! Ние полностью отражает присутствующее во всех культурах знание • ■ разворачивании любого процесса из точки — в линию — в плос­кость - в трех-, а затем п-мерное пространство. Так развитие ребенка

II!* I от точки (внутриутробное положение — 0°) к 45° развороту в
момент рождения; 90° развороту в процессе сидения и ползания; 180°
I момента перехода к прямохождению; наконец, к 360° с момента

шдения пространством, находящимся сзади. Анализ взаимоотношений между различными уровнями модели приводит к заключению о том, что пространственно-временные фун-л ции достигают своего абсолюта за счет соединения факторов, проти-чоположных друг другу как по психологическим характеристикам, так и с точки зрения их мозговой организации. Иными словами, присвоен­ное, интериоризированное ребенком пространство-время — это си-|улция, когда он сможет в вербальной, словесной форме понять, щ разить и, что самое важное, управлять своим «темным мышечным чувством».

Правое полушарие «обречено» на более раннее функциональное созре­вание самим фактом латерализованного представительства в нем со­матогнозиса, в котором заложены все базовые пространственно-вре­менные факторы (предфакторы) и который, как известно, достаточ­но активен уже в эмбриогенезе. Это, очевидно, нейробиологически обеспечено интимной связью правой гемисферы с гипоталамо-диэнце-фальными зонами, а следовательно — специфическими адаптогенны-ми (нейрохимическими и иммунными) системами (Доброхотова, Бра-гина, 1977; Ротенберг, Аршавский, 1984; Поляков, 1985; Московичюте, Беляева, Адигамов, 1988; Семенович, Беляева, 1992, и др.).

Одна из важнейших характеристик онтогенеза межполушарных взаимодействий заключается в том, что функциональная кортикали-зация (лат. сот!ех — кора, то есть наращивание потенциала корковых отделов мозга) и специализация левого и правого полушарий протекают не только гетерохронно и асинхронно и зависят от их взаимного обога­щения. Эти процессы качественно, содержательно различны. Прирост функционального «таланта» правого полушария происходит в первую очередь за счет количественного расширения и усложнения внутреннего и внешнего перцептивных полей (в том числе и речевых) человека. Он однозначно зависит от полимодальной, аффективной насыщенности, интенсивности, личностной пристрастности и структурных взаимо­действий между потоками идущей извне и изнутри самого ребенка информации.

Аналогичный процесс в левом полушарии определяется главным

ч

ковых структур и правого полушария информации, но продуктивнос­тью и эффективностью ее вербализации (оречевления, означивания). И естественно, насыщенностью и количеством интериоризируемых, культурально (как в вербальных, так и в невербальных коммуникаци­ях) опосредствованных паттернов поведения, социализированных ка­нонов, правил и программ.

Необходимо также акцентировать своего рода специализацию пра­вой и левой гемисфер в актуализации патофеноменов, независимо от вида психической деятельности больного. Соответственно правополу-шарное «искажение продуктивности и конфабуляции», левополушар-ное «снижение продуктивности и персеверации». Это замечание свя­зано с очевидным, но подчас игнорируемым фактом: мозговая орга­низация любого психического феномена должна созреть, сформироваться независимо от того, является ли он нормативным или патологическим.

Системно-динамическое становление (а следовательно, и коррек­ция) мозговой организации психических процессов (рис. 1) актуаль­но и на большом отрезке онтогенеза происходит от субкортикальных образований к коре головного мозга (снизу вверх), имея при этом сис­темно-иерархическое строение. Оно стремится от правого полушария к левому (справа налево) и от задних отделов мозга к передним (сзади вперед). Причем именно в правом полушарии происходит разворачи­вание, межмодальное обогащение психических функций и отдельных их аспектов (факторов), прежде чем таковой сфокусируется, «локализу­ется» в левом.

Очевидно, что такая динамика не исключает, а накладывается на унилатеральные подкорково-корковые связи (активизирующие, модули­рующие и тормозящие) каждого из полушарий. На рисунке 1 представ­лена модель такого внутриполушарного обеспечения в левом полу­шарии; точно такой же процесс происходит и справа.

* Схожесть рисунков 1 и 2 (равно как и изменения в их названии) не должна вызывать удивления, поскольку описывают они одну и ту же реаль­ность, но в несколько разных ракурсах. А в целом оригинальные плоскостные модели на каждом из рисунков (для получения объемной, то есть реальной

По мере созревания обобщающей и регулирующей функции речи (около 10—12 лет) все более актуальным становится обратный про­цесс: от левого полушария к правому (слева направо). Он осуществля­ется также через многочисленные системы межполушарного взаимо­действия (рис. 2)*. Вместе с тем предполагается, что этот направлен­ный вправо процесс имеет более активную подкорковую компоненту, чем соответствующий левонаправленный.

Данная гипотеза представляется правомерной, поскольку только таким образом может состояться (с нейропсихологической точки зре­ния) онтогенез новой функциональной системы. Ведь она организуется вследствие влияния: 1) доминирующей мотивации, 2) максимально адаптивного для организма в целом конечного результата и 3) опти­мального энергообеспечения, регуляторных/модуляторных и ритмо-[ логических механизмов. А перечисленное — либо полностью, либо { опосредованно — связано с функциональной специализацией суб­кортикальных структур мозга, которые создают фундамент корково-подкорковой и межполушарной организации психической деятельно­сти человека.

Интериоризированные, многократно вербально (культурально, символически, концептуально) обозначенные межфункциональные паттерны (область «значения» по А.Н. Леонтьеву) частично вновь воз­вращаются под эгиду функционального локуса контроля правого по­лушария (то есть интегрируются в мотивационно-потребностную, аффективно и соматогностически индивидуально активируемую об­

ласть «личностного смысла»). Окончательно формируется истинно парное взаимодействие полушарий, в котором левому отводится кон­тролирующая роль как носителю социально-адаптогенных механиз­мов в целостной «картине мира» человека.

Дата добавления: 2015-08-29