Противник ламаркизма доказывал, что, если родители выучили английский язык, это вовсе не значит, что ребенок будет с рождения владеть английским.
Собеседник пожал плечами:
– Может быть, но, если я приеду жить в Англию, мои дети не только будут прекрасно говорить по-английски, они забудут, что их предки когда-то говорили по-французски. Это и называется адаптацией к окружающей среде!
Еще один человек встал с кресла по другую сторону прохода, чтобы присоединиться к разговору. На лацкане его пиджака блестел золотой крестик, из-под черного костюма виднелся белый воротничок священнослужителя.
– Здравствуйте. Я – отец Матиас, священник, – представился он. – Позвольте на секундочку ваш блокнот, – обратился он к Лукреции. – Я тоже хочу взглянуть на список теорий происхождения человека.
Девушка протянула ему блокнот, и он стал быстро перелистывать страницы.
– Рассмотрим ваши гипотезы, – предложил он миролюбиво. – Метеорит занес на Землю вирус? Это невозможно. При прохождении через слои атмосферы возникает такая высокая температура, что она разрушает любую форму жизни.
Дарвинизм? Если бы это было верно, обезьяны в зоопарках стали бы людьми.
Ламаркизм? Вы действительно можете поверить, что сложной ситуации достаточно, чтобы сделать людей умнее? В этом случае тюрьмы кишели бы гениями.
Сверххищник? Это значит, что акулы, гроза сардин, тунцов и осьминогов, акулы, у которых нет более сильного противника, должны, как мы с вами, обладать машинами, ружьями и телевизорами.
Дамы и господа, давайте говорить серьезно. В вопросе о происхождении человечества ученые буксуют, наука не может взять эту высоту.
– И что вы предлагаете? – спросила Лукреция, забирая блокнот, чтобы записать еще одну теорию, если, конечно, она прозвучит.
Священник безмятежно всем улыбнулся.
– Теорию, гораздо более простую. Бог. – Он сказал это так, словно сомневаться в этом мог только глупец.
Исидор Катценберг подумал, что и Галилей, наверное, так же спокойно пытался убедить инквизиторов в том, что Земля круглая. Со временем роли переменились. Теперь представитель церкви, как подрывающий устои первопроходец, выдвигает совершенно революционную теорию, которая настолько опережает эпоху, что не может быть понята современниками-мракобесами.
– Бог, – повторил он. – Бог – в основе всего. Кстати, все больше и больше ученых считают «гипотезу Бога» столь же обоснованной, как все эти якобы научные теории.
– Какая свежая идея! – иронически сказал дарвинист.
Не обратив внимания на кощунственную реплику, отец Матиас достал из внутреннего кармана пиджака Библию и начал читать вслух отрывки, которые казались ему особенно подходящими для понимания происхождения человека.
– «В начале Бог создал небо и землю… Бог создал животных. И увидел, что это хорошо… Бог сказал: создадим человека по нашему образу и подобию и пусть он властвует над рыбами морскими, птицами небесными, гадами земными… Бог сделал человека из пыли земной. Он вдохнул жизнь в его ноздри, и человек ожил».
– Да, красивая легенда… Но это всего лишь легенда, – добавил ламаркист.
– Бог сказал…
Раздался звуковой сигнал. Вспыхнули табло: «Погасите сигареты. Пристегните ремни». Баритон в динамиках попросил пассажиров занять свои места, самолет входил в зону турбулентности.
Священник все еще стоял у кресел Лукреции и Исидора. К нему подошла стюардесса и сухо попросила соблюдать правила. Она подтолкнула отца Матиаса к его месту и сама застегнула ремни безопасности.
Обиженный такой бесцеремонностью, отец Матиас с оскорбленным видом откинулся на спинку кресла, а самолет неожиданно провалился в стометровую воздушную яму. Пластиковые стаканчики на столиках опрокидывались. Упрямцы, которые, несмотря на предупреждение, продолжали стоять в очереди у туалета, пытались ухватиться за какие-нибудь ручки, не найдя их, валились на пол и катились по нему, набивая синяки. Некоторые стюардессы оказались на коленях пассажиров.
– Такое впечатление, что Бог не любит, когда о нем говорят, – весело шепнул Исидор. – «Не поминай всуе имя Господа твоего» – это ведь один из ваших принципов, отец? – сказал он священнику, сидевшему через проход.
Но отец Матиас закрыл глаза и погрузился в молитву, а ламаркист с дарвинистом, только что отвергавшие религию, казалось, были готовы последовать его примеру.
– На этот раз при обсуждении вопроса «Откуда мы?» спокойствие возмущено не обезьяной, – заметила Лукреция.
– А может быть, это обезьяний бог над нами подшучивает? – с иронией ответил Исидор Катценберг, оттягивая ремень, впившийся в его круглый живот.
Глядя в иллюминатор, журналист увидел, что небо совсем потемнело. Воздушные ямы следовали одна за другой, самолет крутило, словно носовой платок в барабане стиральной машины. Люди вскрикивали. По проходу катились бутылки. То здесь, то там открывались багажные отделения, вываливая содержимое на головы испуганных пассажиров.
Самолет ритмично опускался и поднимался. Ламаркист не смог удержать внутри себя курицу и пюре. Он едва успел нашарить в находившейся перед ним сетке бумажный пакет, которыми авиакомпания обеспечивала чувствительных пассажиров.
Дарвинист схватился со стоявшим в проходе человеком, который хотел занять его кресло. Двое мужчин, один сидящий, другой склонившийся над ним, тянули друг друга за воротники и молча боролись в самолете, то и дело проваливавшемся в воздушные ямы. Естественный отбор должен был определить сильнейшего, который и займет сиденье.
Священник продолжал молиться. Словно в ответ на его молитву, в динамиках раздался голос:
– Просьба сохранять спокойствие. Просьба сохранять спокойствие. Оставайтесь на своих местах. Мы проходим зону турбулентности.
Но сам голос совсем не был спокоен. Лукреция услышала в нем нотки паники и вцепилась в руку Исидора Катценберга. Дети плакали, собаки, тайно пронесенные в салон, повыскакивали из сумок и прибавили сумятицы.
В салоне мигали лампочки. Сотрясающийся самолет бросало в воздушные ямы, словно шлюпку в бушующем море.
Впечатанный в кресло Исидор, которому жир служил подушкой безопасности, был единственным, кого забавляла эта репетиция конца света.
– Никогда не мог понять, как такая груда железа держится в воздухе, – спокойно сказал он своей соседке.
Но Лукреция была занята борьбой с неожиданно свалившейся на нее кислородной маской и не ответила. Самолет вдруг снова потерял высоту, лампы в салоне погасли.
– Я думаю, что мы в пике, – заметил Исидор, прижавшись лицом к иллюминатору. – Если в ближайшие минуты мы погибнем, я должен сказать, Лукреция, что с огромным удовольствием провел с вами начало расследования.
– Спасибо, я тоже, – отрывисто пробормотала журналистка. Ее пальцы так вцепились в подлокотники, что невозможно было представить, что она когда-нибудь их разожмет.
Буря закончилась так же неожиданно, как и началась. Исчезло ощущение падения. Прекратился шум. Снова зажегся свет.
– Дамы и господа, можете отстегнуть ремни безопасности, – дружелюбно объявил голос из динамика.
Раздались восклицания и аплодисменты пилотам, сумевшим вытащить всех из такой заварушки. Самые нетерпеливые снова устремились к туалетам, где тут же образовалась очередь. Лукреция оторвала пальцы от подлокотников.
Они действительно покинули зону турбулентности, в иллюминатор больше не было видно ни одного черного облачка. На юге нерешительно показалось солнце, засиявшее тысячами огней.
Священник, ламаркист и дарвинист неподвижно сидели в креслах. Они поверили, что едва не погибли, и не проявляли больше ни малейшего желания спорить о происхождении человека.
Стюардесса попросила пассажиров задернуть шторки, ее коллега раздавала наушники. У пассажиров был выбор между «Звездными войнами» и восстанавливающим сном.
Лукреция выбрала отдых и надвинула на глаза защитную маску. Исидор чувствовал, что не сможет заснуть. Слегка, чтобы не мешать тем, кто смотрит фильм, он отдернул занавеску и выглянул в иллюминатор.
«Бог…»
Решение проблемы – Бог? Был ли Бог гипотезой, которую можно рассматривать наравне с ламаркизмом и дарвинизмом? А почему бы и нет?
Внизу в просвете между облаками виднелись хитросплетения дорог.
Какими видит нас Бог? Наверное, копошащимися муравьями.
Исидор Катценберг думал, что тысячи людей летают на самолетах и не пользуются привилегией созерцать мир сверху. А ведь самолет давал возможность божественного видения.
3. ПЕРЕСОХШЕЕ ОЗЕРО
Они ничего не видят на горизонте.
Они обессилены.
Они голодны.
Стая приходит в болотистую местность. Высыхающее озеро. В грязи неподвижно лежит множество бегемотов. Чтобы спастись от солнечных лучей, им остается только погрузиться в тину. Уровень воды неуклонно понижается, но они все не решаются покинуть водоем, когда-то служивший им пристанищем. Они предпочитают драться не на жизнь, а на смерть за более глубокие участки.
Стая останавливается, наблюдая впечатляющую борьбу бегемотов, решающих квартирный вопрос. Огромные чудища обнажают квадратные зубы и кусают друг друга за морды. Побежденные вынуждены ютиться на мели, где им припекает спину.
ОН думает, что его народ, может быть, и примитивен, но, по крайней мере, не боится путешествовать. Бегемоты в высыхающем озере обречены на гибель, но вместо того, чтобы двинуться в путь, они остаются в нем и убивают друг друга. Те, кто останутся последними, переживут самую страшную из агоний.
Откуда столько жестокости? Из-за неподвижности.
ОН вдруг осознает первое правило мудрости: принимать изменения.
Вожак предлагает подождать, пока раненый бегемот умрет. И съесть его.
Чтобы лучше видеть эту борьбу титанов, они усаживаются на берегу озера и начинают болеть, каждый за своего бегемота. Они надеются, что побежденный будет достаточно упитанным.
Борьба бегемотов очень зрелищна. Грязь летит во все стороны, а рев и прыжки заставляют землю трястись. Какое удовольствие видеть проявление такой силы и в то же время такой глупости! Серо-красная кровь течет по толстой грязной коже. Бегемоты визжат от ярости и ужаса. Вонзают зубы в уши или шею противника.
Стая терпеливо ждет. Отличный, кстати, способ охотиться: ждать, пока дичь сама себя перебьет.
Наконец один бегемот падает замертво и, кажется, уже годится в пищу. Стая подходит и начинает резать его острыми камнями.
Остальные бегемоты возмущены тем, что маленькие двуногие существа рвут на части их товарища, но страх потерять отвоеванное место не позволяет им пошевелиться.
Стая насыщается благодаря глупости вида, более одаренного физически, но ограниченного рамками культуры, основанной на защите территории. ОН думает, что его собратья – одни из самых развитых. Они не особенно умны, но другие еще глупее.
Стая ковыряется в побежденном бегемоте, как в огромной съедобной пещере. Кое-кто залезает внутрь туши и отщипывает кусочки внутренностей. Дети из озорства следуют за ними, но запах слишком силен, и они предоставляют взрослым довести до конца раскопки. Куски белковой пищи бережно передаются из рук в руки. Сегодня никто не умрет от голода.
Неожиданно раздается рычание, все подскакивают на месте, оборачиваются и видят… львицу!
Волна адреналина захлестывает стаю. Если появляется одна львица, значит, неподалеку есть и другие. Если их несколько, значит, они охотятся. А если они охотятся, значит, хотят съесть кого-то, вроде членов стаи.
Все высматривают других львиц, которые, должно быть, уже спрятались, чтобы окружить их и убить. Камыш вокруг высыхающего озера отлично подходит для засад и маскирует врага.
Вожак визжит, подавая сигнал к бегству. Те, кто сидит внутри туши бегемота, не знают, прятаться дальше внутри добычи или вылезать. Решают вылезать.
Справа появляются три львицы. Начинается паническое бегство. От львиц спасения нет.
Удирать?
Удирать!
Три львицы гонят беспорядочно бегущую стаю вперед, но на пути приматов появляется новая преграда – еще пять львиц. Это ловушка! Львицы пришли не за бегемотом!
Все пропало.
Есть только один выход – сбросить балласт. Балласт – это дети, старики и больные. Им даже не надо объяснять, что они должны пожертвовать собой. Они бегут медленнее остальных и попадают в лапы хищника. Сильный самец, заметив, что один старик бежит так же быстро, как и он сам, ставит ему подножку.
ОН мчится галопом. Много раз исполняя роль приманки, ОН знает, как оторваться от преследователей. Львицы бегают быстро, но на длинных дистанциях выдыхаются. Это не гиены, преследующие добычу несколько дней подряд.
Львицы схватили троих из стаи и раздирают их на куски. Охота прекращается.
Когда львица получает то, что хочет, она становится смирной, как травоядное. Люди знают, что теперь они могут не бояться хищниц.
После пережитого страха они рады, что остались в живых. Они поели. Спаслись от львиц.
Чего еще желать от жизни?
4. ПО СЛЕДАМ ОБЕЗЬЯНЫ
Великолепие.
Красота.
Килиманджаро.
Гора, которую они увидели еще с неба, вызывала восхищение. Она появилась неожиданно – огромная черная скала с покрытой белым кремом верхушкой, уходившей в низко нависшие облака. Килиманджаро сразу заняла все обозримое пространство.
Над ней сияло белое солнце, а под солнцем, там, куда мог добраться человек, тянулось плато, заросшее травами.
Африка. Наконец-то.
Самолет приземлился, как смог. Он зигзагом проехал по выщербленной посадочной полосе, стараясь не потревожить беспечно пасшихся там антилоп импала и газелей Томпсона. Сквозь асфальт пробивалась трава. Кругом стояли праздные туземцы, смеясь над тяжело подскакивавшей кучей белой жести, которая пыталась подражать приземлению птицы.
Словно для того чтобы показать пилотам, как, собственно, это делается, на землю, широко расправив крылья, одновременно с самолетом спустилось несколько пеликанов. Некоторым удалось приземлиться прямо из пике, без всяких подготовительных маневров.
Подали трап, пассажиры начали выходить. После прохлады салона, обеспеченной кондиционерами, воздух снаружи казался раскаленным. Мутное солнце выжигало всякую жизнь. Только эскадрилья отважных мух явилась с инспекцией в салон самолета, чтобы выяснить, как же он летает, не двигая крыльями.
Пассажиры прошли таможню и подверглись обязательному при въезде в страну обмену пятидесяти американских долларов на мятые и липкие танзанийские шиллинги.
Лукреция надела солнечные очки и прикрыла свои рыжие волосы муслиновым шарфиком.
– Ну, и что будем делать?
– Отец наших отцов ждет нас где-то здесь, – ответил Исидор.
– И как же его найти, если перед нами целый континент?
Для начала Исидор предложил Лукреции спокойно посидеть в баре аэровокзала и дождаться багажа.
Журналисты заказали кока-колу. Стройный юноша принес две бутылки с прозрачной жидкостью и темным осадком на дне и объяснил, что нужно встряхнуть бутылку – тогда порошок и жидкость перемешаются. А потом сорвал крышки с бутылок своими ослепительно белыми зубами.
Вокруг туристов столпились дети, предлагая местные украшения ручной работы и выкрикивая на ломаном английском головокружительные цены.
– Хапана асанте сана, – произнес Исидор. Удивленные дети расхохотались и исчезли.
– Что вы им сказали?
– Хапана – нет, асанте сана – спасибо. Это суахили.
– Вы говорите на суахили? – потрясенно спросила Лукреция.
– Нет, я жульничаю, – улыбнулся Исидор и показал ей путеводитель по Танзании, раскрытый на странице с двадцатью самыми необходимыми фразами: «Где туалет?», «Это слишком дорого», «Я требую адвоката», «Свяжитесь с моим посольством», «Нет, это меня не интересует».
Большой вентилятор над ними рассекал жаркий воздух, в котором кишели зараженные малярией комары. Оглушенные его лопастями, комары дождем сыпались на журналистов.
– Итак, вы предлагаете продолжить путешествие? – спросила Лукреция.
– Последуем за обезьяной.
– Вы по-прежнему считаете, что «С» на зеркале означало «обезьяна»?
Ее толстый спутник пожал необъятными плечами.
– Не знаю. Быть может, в этой истории есть несколько обезьяноподобных персонажей. Во-первых, похитившая вас недалеко от моего дома банда в обезьяньих масках. Они вполне могли убить профессора. Во-вторых, сама обезьяна-акробат.
– Еще экологи из ФОЖа, они тоже ходят в масках.
– Для полноты картины не хватает только обезьян в человеческих масках.
– «С» может означать и «Сандерсон», и «Софи Элюан», и «Сола Ван Лизбет».
Или «сатана», «змея»[6 - Serpent по-французски.], «подделка»[7 - Simulacre по-французски.].
– Рассмотрим гипотезу с обезьяной. Тут сразу встает вопрос: почему обезьяна бросает камни в астронома? Почему играет в русскую рулетку со сторонником теории случайности? Зачем запирает в клетке с кодовым замком защитницу теории адаптации?
– Вы хотите спросить, почему она действует с юмором? – подсказал Исидор Катценберг.
В холле раздавались звонкие голоса туристов в шортах и панамах, приценивавшихся к скульптурам из черного дерева. Надпись «Сделано в Сингапуре» на местных произведениях искусства совершенно их не смущала. Они считали ее отличным поводом сбить цену.
– Может быть, обезьяна-акробат просто развлекается? – предположила Лукреция.
На ленту транспортера с грохотом вывалились первые чемоданы. Пассажиры оживились и стали проталкиваться вперед, чтобы поскорее схватить свои вещи. Получив багаж, журналисты бросились на улицу к маленькому белому автобусу. Там их поджидали торговцы с майками «Я люблю Танзанию», тамагочи с изображением джунглей, одноразовыми фотоаппаратами, толченым рогом носорога для повышения сексуальной активности, маленькими тамтамами из кожи буйвола, тамбуринами из поддельной кожи макаки, поддельными ритуальными масками, картинами с темно-фиолетовыми закатами над Килиманджаро, гамбургерами, минеральной водой, брелоками, украшенными лапками детенышей крокодила, шахматами из настоящей слоновой кости, кремом для загара, колье из зубов неизвестных животных, купальниками с узором под зебру, видеокассетами с приключениями Индианы Джонса, дисками «со звуками джунглей, которые помогут вам перенестись в девственный лес» и местными сигаретами из сена.
Если клиенты проявляли заинтересованность, продавцы тут же предлагали им пластмассовые Эйфелевы башни, венецианские гондолы из черного дерева, статуи Свободы из мыльного камня.
Праздник начинался с этих покупок. Туристы, очарованные изобилием искусственных сокровищ, забывали даже взглянуть на окружавший их пейзаж и диких животных. Иногда маленькие обезьянки усаживались на крышу автобуса и рассматривали туристов в металлической клетке.
Лукреция оторвалась от изучения большой карты, которую разложила у себя на коленях.
– Как их найти?
Большая пухлая рука ласково потрепала ее по плечу.
– Пойдем по следам человека, которые уже открыли палеонтологи. От более поздних к более ранним.
Толстый палец двигался по карте, потом замер над зеленой зоной, обозначенной: «Национальный парк Нгоронгоро».
Исидор Катценберг наклонился и показал Лукреции маленький кружок: «Лаэтоли: палеонтологический музей».
В скобках Лукреция прочла: «Следы наиболее древних человеческих захоронений». Исидор был прав. Достаточно просто наблюдать – все всегда и везде обозначено.
Комар укусил ее и улетел, оставив на месте укуса слюну, не дающую крови сворачиваться. Лукреция почесалась. Вскоре начал чесаться и Исидор. Африка уже действовала на них.
5. ГИГИЕНИЧЕСКИЕ ПРОЦЕДУРЫ
После волнений надо отдохнуть, а что может быть лучше, чем коллективное приведение себя в порядок?
Они устраиваются в тени баобаба, выбирая место, откуда хорошо просматривается все вокруг, чтобы издали увидеть опасность.
Перерыв. Время совместных гигиенических процедур.
Такие минуты сплачивают стаю больше всего. Связь между членами сообщества укрепляется во время вычесывания паразитов, которое всегда происходит согласно неизменным правилам. Производящий эту процедуру подходит к клиенту и предлагает свои услуги – строит особую гримасу, причмокивает, вопросительно вытягивает губы и показывает розовый кончик языка.
Если клиент согласен, он указывает на зудящий участок тела, который нужно вычесывать. ОН замечает, что чаще всего вычесывают не тех, у кого больше блох или вшей, а тех, кто больше других нуждается в укреплении социальных связей. Матерей и детей. Сильных самцов, подравшихся, а теперь желающих помириться с противником. Неоплодотворонных самок, жаждущих нежности. Стариков, пытающихся доказать, что они еще могут быть полезными.
Вычесывание позволяет членам стаи находиться вместе и касаться друг друга без всякой агрессии. Вычесывание успокаивает. Слабые могут задобрить сильных, которые им внушают страх. Сильные могут успокоить слабых, которых не хотят запугивать.
Все чешут друг друга в самых зудящих местах. Ловкие пальцы матерей расчесывают шерсть детей, находят струпья, которые нежно удаляют острыми ногтями.
Некоторые чешут верхними лапами, другие не боятся использовать и нижние, с достаточно длинными пальцами, которые могут проникнуть в самую глубь. Некоторые чешут одновременно и руками, и ногами, и зубами.
Это великий миг нежности. Они знакомятся друг с другом. Дотрагиваются друг до друга. Изучают кожу друг друга. Иногда, расчесывая шерсть, чешущий кладет себе в рот кусочки соскобленной кожи или клубок паразитов, который он раздавливает зубами, пока не брызнет бледный сок.
Стая с вычищенной шерстью чувствует себя повеселевшей. Хороший денек! Они съели гиппопотама, спаслись от львиц, вычесали вшей. Все чувствуют объединяющую силу стаи.
Вожак объявляет, что пора снова двигаться на север. Он просит стариков и больных держаться позади, чтобы служить щитом против хищников.
Вперед, к новым приключениям!
6. СЛЕДЫ
На земле – большой след ноги. Рука, державшая щетку, смела пыль. Отпечаток стал лучше виден. Лаская землю, рука открывала ее секреты. Все благоговейно наблюдали.
– Это окаменевший отпечаток, ему три миллиона лет, – уверенно произнес кто-то. – Большой палец отстоит от остальных, и стопа имеет двойной изгиб. Это уже характерно для человека, и поэтому считается, что это след ноги недостающего звена.
Он смел еще несколько крупинок земли.
Исидор и Лукреция несколько часов тряслись в местном такси, раскаленном и набитом туристами, которое, пыхтя, объезжало пыльные дороги парка Нгоронгоро. После обеда они приехали на стоянку в Лаэтоли, которая была закрыта для посещения, но Джеймс Мак-Фиддль, директор раскопок, разрешил французским журналистам посетить «фирменное» место.
Джеймс Мак-Фиддль был белокурым шотландцем огромного роста с глубоким голосом. Длинная светлая борода спускалась ему на грудь. Это был человек, просто созданный для жизни в полевых условиях. Земля и пыль покрывали всю одежду, а также руки и лицо палеонтолога. Из карманов его куртки торчал целый десяток всевозможных щеточек, а на кожаном ремне висели выщербленные металлические скребки.
– Красивая ножка, не правда ли?
Журналисты склонились над отпечатком. Лукреция зарисовывала его в блокнот, а Исидор, опустившись на свои слоновьи колени, тщательно изучал под лупой мельчайшие детали.
– Глядя на вас, можно подумать, что вы ловите убийцу, – пошутил Джеймс Мак-Фиддль.
– В каком-то смысле это верно, – признала Лукреция. – Мы расследуем убийство профессора Аджемьяна.
Руководитель раскопок почесал бороду.
– Я хорошо знал профессора, – сказал он. – Он начал свои поиски отсюда, и именно он нашел второй экспонат Лаэтоли.
Мак-Фиддль повел их на другой участок, где работали студенты, аккуратно снимавшие слои почвы скребками и щетками.
Палеонтолог объяснил, что раскопки – тяжкий труд. Найти что-то чрезвычайно трудно, поскольку после смерти животного его телом занимаются естественные переработчики: хищники, пожиратели падали, мухи, черви, насекомые и, наконец, бактерии, которые оставляют после себя только пыль. Великая удача найти сохранившийся скелет или тело. Это бывает, когда животное погибает в зыбучих песках, в пустых глиняных породах или когда тело застывает во льду, а также если мелкие животные попадают в жидкую смолу.
– На этом участке исследователи долго не находили ничего, кроме следов, которые я вам только что показал. Потом приехал профессор Аджемьян, осмотрел их и заявил: «Те, кто оставил эти следы, бежали в таком-то направлении». Он повторил их путь и через несколько лет нашел вот это.
Шотландец показал отчетливо выделявшиеся на земле череп и кости.
– Каким животным они принадлежат?
– Примату и двум гиенам.
Лукреция и Исидор осмотрели впечатанные в землю очертания. Палеонтолог считал, что примата, по-видимому, преследовали две гиены. Трое животных долго боролись в жидкой грязи, пока она не поглотила их всех.
– Движение почвы и кроты немного видоизменили картину, но череп практически цел, так же как и бедренная кость.
Ученый дорисовывал кости на пыльной земле.
– Вот надбровная дуга примата. Вот позвонок. Эта кость принадлежит одной из гиен, которая, несомненно, была совсем рядом с приматом. Может быть, даже укусила его, прежде чем утонуть в грязи.
Перед ними была как будто случайно сделанная три миллиона лет назад фотография двух гиен, догоняющих примата. Снимок словно восстанавливался у них на глазах.
Профессор Мак-Фиддль пригласил журналистов к себе. Он жил в большой деревянной хижине на сваях, которые мешали скорпионам и змеям проникать в дом. На стенах висели черно-белые фотографии раскопок – известковая почва участка была порезана на маленькие пронумерованные квадратики.
Ученый рассказал, что, к счастью, здесь неподалеку были молодые вулканы. Чтобы определить возраст костей, исследователи использовали вулканический пепел, содержавшийся в слоях почвы. В костях были кристаллы солей калия, которым нужен 1 миллиард 300 миллионов лет, чтобы превратиться в аргон. Следовательно, чтобы узнать возраст костей, достаточно подвергнуть анализу землю, окружавшую кости. Разумеется, чем древнее были находки, тем приблизительнее оценка. Костям примата и гиен было около 3 миллионов 700 тысяч лет.
Потягивая ледяной чай из высоких стаканов, журналисты «Современного обозревателя» слушали рассказ шотландца об истории недостающего звена.
Проблема в том, полагал ученый, что понятие «человек» до сих пор не получило точного определения. Начиная с какого времени кость можно называть человеческой? Критериев для этого пока нет. Определение человеческого существа Мак-Фиддль считал научной задачей тысячелетия. Вопросов множество, постановка их нередко сомнительна с этической точки зрения. Шотландец решительно выносил проблему определения человека далеко за рамки своей области.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |