Рожаю! Записки сумасшедшей мамочки 16 страница

Мое удрученное состояние немного улучшилось, после того как меня зашла проведать Олеся Викторовна. Она спросила, не беспокоят ли швы, нет ли пульсирующей боли (признака инфицирования). Я ответила, что немного некомфортно, но в целом жить можно. Еще пожаловалась, что до сих пор нет молока. В ответ Олеся Викторовна рассказала самый забавный случай из своей медицинской практики.

Идет она как-то по коридору послеродового отделения и видит девушку, разговаривающую по телефону.

– Ну, нет у меня молока, – донеслись до Олеси Викторовны обрывки беседы. – И как ты не понимаешь: есть мясные коровы, и есть молочные. Так вот я – МЯСНАЯ!

Наверное, я тоже «корова мясная», раз до сих пор не могу кормить ребенка нормальной «едой».

(А что такое «корова молочная», я поняла, когда в коридоре нашего отделения увидела одну родильницу, на казенном халате которой отчетливо проступали мокрые круги от вытекающего молока. В тот момент я аж присвистнула от зависти. Живут же люди!)

И совсем я повеселела, когда днем ко мне приехали папа и Дима. Мы непринужденно болтали, я забыла обо всех неприятностях. А во время кормления Даши решила: ах, тебе не хватает еды, так ешь, сколько хочешь. И приложила дочку к одной груди на 25 минут, и ко второй минут на 20.

Я отчаянно завидовала соседке (в отношениях с которой поддерживала дружественный нейтралитет), у нее молоко пришло еще в ночь с субботы на воскресенье. Вообще, она оказалась очень приветливой и доброжелательной дамой, но с вредными привычками. Я была просто в шоке, когда она попросила у меня разрешения... курить в туалете.

– Понимаете, у меня зависимость. Если я перестану курить, меня замучает жуткий кашель, – умоляюще сказала она.

От удивления я открыла рот, но отказать не смогла. Я вообще не могу отказать, если меня о чем-то просят.

Но пагубные привычки – вещь ужасно коварная. И с моей соседкой они сыграли злую шутку. Молоко-то у нее пришло и в большом количестве, а вот наружу выйти не могло: оказалось, что у соседки полностью закупорены млечные протоки. И все! Врачи попросили ее родственников купить в аптеке специальные широкие бинты (в роддоме их почему-то не было) и перевязали ей грудь (прям как дворянским барышням из позапрошлого века). А ребенка перевели на искусственное вскармливание.

По идее молоко в перевязанной груди должно было перегореть. Но... Веками проверенный способ почему-то не сработал. Вечером в воскресенье моей соседке стало плохо. Температура зашкалила. Ой, как все забегали! Оказалось, что в выходной день в роддоме столько медперсонала! Только все это время они от нас где-то скрывались. К счастью, все закончилось благополучно. Но насмотревшись на эту свистопляску, я еще раз словила себя на занудной мысли о том, какая это огромная ценность – здоровье, и как важно беречь себя и не истощать собственный организм разными сомнительными удовольствиями.

Ночью я ощутила какие-то непонятные движения в груди, и меня осенило: МОЛОКО! И у меня! Ну, слава Богу!

День пятый: круговерть

Утром надо было сдать анализы и сделать УЗИ. Кабинет УЗИ начинал работу в восемь сорок пять. А в половине десятого – очередное кормление. Как успеть? Там ведь, небось, соберется весь роддом – понедельник как-никак, в выходные приема не было. Как пациентке по контракту мне полагалось везде проходить без очереди, помахивая перед носом «обычных» родильниц розовым вкладышем в карте. Но я так поступить не могла. Мне казалось это верхом высокомерия и презрительного отношения к окружающим. Поэтому я решила быть в очереди первой и прийти к кабинету УЗИ за... час до его открытия.

Я как в воду глядела. В половине девятого весь холл перед заветной дверью оказался забит новоиспеченными мамочками из всех послеродовых отделений. А я первая! В итоге, все успела – и УЗИ сделать, и анализы сдать, и позавтракать, и ребенка вовремя покормить. Ай да молодчина!

После кормления (сосала Даша по-прежнему плохо) я решила сцедиться. Полчаса собирала молокоотсос, потом долго не могла приноровиться – все-таки процесс доселе неизведанный. Ну, вроде заработало. Стала досцеживать грудь, из которой кормила, и вдруг... трещина на соске стала кровить.! Все, приплыли!

Я поставила молокосос с бутылочкой на стол и обхватила голову руками. Дура! Ну, какая же я дура! Ведь говорили, не держи долго ребенка у груди, а я, ненормальная, по 25 минут кормила! Докормилась! Все, теперь из этой груди кормить будет нельзя, только сцеживаться, чтобы молоко не пропало. Идиотка!

Пришлось вылить бесценные капли в раковину. Вторая грудь оказалась более стойкой. Ну, слава Богу! В следующее кормление покормлю из бутылочки, а к тому, что будет в полпятого, эта грудь, глядишь, опять наполнится.

(На новоиспеченную мамочку, только-только начавшую кормить, со всех сторон обычно сыплются предостережения: из бутылочки не корми – ребенок поймет, что так проще, и грудь больше не возьмет. Об этом я, конечно, знала, но в тот момент мне нужно было, чтобы дочка была сыта, поэтому, думала я, если пару дней малышка немного пососет из бутылки, ничего страшного не случится. А насчет упомянутого предостережения хочу сказать следующее. Мой опыт показал, что все зависит от ребенка. Моей Даше было совершенно ВСЕ РАВНО, откуда кушать. И бутылочка, и мамина сися были в ее понимании абсолютно идентичными источниками пищи. Так что еще раз повторю: долой предрассудки!).

Есть у меня одно хорошее качество: при форс-мажорных обстоятельствах я не впадаю в ступор или в истерику, а полностью мобилизуюсь и бросаюсь решать проблему. Вот и сейчас я обрушила на раненый сосок весь арсенал изученных мною за эти дни средств лечения. Будем надеяться, скоро заживет.

Несложно представить в каком подавленном состоянии я тогда находилась – ребенок и так изголодался, а тут еще одна грудь оказалась «нерабочей». Ужас! К счастью, молока прибывало достаточно, оно было жирным, и Даша, несмотря на скудное питание, даже немного прибавила в весе. Это было самое радостное событие за последние трое суток.

Днем Елена Юрьевна пригласила меня в процедурный кабинет для снятия швов. Я затряслась, как заяц. Шла за ней по коридору, а ноги предательски подгибались. Страшно было, аж жуть! Но, как известно, у страха глаза велики. Процедура оказалась, конечно, неприятной, но вполне терпимой.

Вечером всем обитательницам нашего отделения прочитали лекцию по уходу за новорожденным. Стандартный набор рекомендаций – как умывать, как купать, как обрабатывать пупочную ранку, как гулять, что делать, если вдруг появится молочница, конъюнктивит, как бороться с кишечными коликами.

Одна вещь меня очень удивила. Нам рекомендовали менять подгузник ДО кормления и не тревожить малыша его заменой ПОСЛЕ еды (срыгнет), тем более что новорожденные якобы сразу после принятия пищи умиротворенно засыпают (не забыв при этом опорожнить кишечник). Нас всех, конечно, смутил тот факт, что ребенок пролежит несколько часов в собственных какашках, которые будут разъедать его нежную кожу. По этому вопросу нам посоветовали не беспокоиться. Мол, ничего не случится. Крем под подгузник должен малыша защитить. Но жизнь показала, что этой рекомендации придерживаться не нужно. Все-таки если ребенок не впадает в спячку после кормления в течение двадцати минут, лучше его переодеть. Душа будет спокойной.

Еще нам всем раздали листочки с рекламой программ добровольного медицинского страхования для детишек. Там обещали райские кущи – и тебе личный доктор «с активным наблюдением ребенка», и осмотр специалистами, и забор анализов, и массаж, и вакцинация. И все это на дому или в лучших государственных медцентрах города. Только плати. Много. Около 1000 долларов в год (на тот момент).

Я загорелась. Мой ребенок достоин самого лучшего, думала я тогда. Чего нам ждать от обычной районной поликлиники, кроме огромных очередей, инфекций и замученного жизнью участкового педиатра? К тому же там наверняка нет некоторых специалистов – зарплата-то копеечная. А тут такой сервис предлагают! При выписке я уже была полна решимости отдать последнюю семейную заначку на медицинскую страховку дочки. Но муж воспринял мой порыв скептически (жадина). И предложил немного подождать, посмотреть, какой «прием» нам окажут районные врачи. «Прием» получился теплым! Наша поликлиника оказалась не такой уж плохой, какой я себе ее представляла. Там работают все специалисты (вакантных мест нет), делают массаж (на бесплатный – очередь, но можно за деньги на дому), все прививки современными вакцинами, в том числе от гриппа, есть кабинет УЗИ. А с нашим участковым педиатром мы вообще подружились, она оказалась очень внимательной и душевной женщиной. И хотя я горячий сторонник платных услуг, все-таки правы и те, кто утверждают: если тебе что-то положено бесплатно, то надо этим пользоваться. По полной программе.

День шестой: выписка!

Уже с утра во вторник меня охватило возбуждение – совсем скоро мы поедем домой! Больничная обстановка уже порядком надоела. Казалось, что до#ма при поддержке родных все мои волнения и страхи канут в лету. До#ма и стены помогают!

Елена Юрьевна дала мне последние рекомендации «по женской части» (швы обрабатывать марганцовкой и зеленкой, на «пятую точку» не садиться пару-тройку недель, с интимной жизнью подождать еще месяца два), вручила положенные документы (корешки обменной карты, справку в ЗАГС) и пожелала всего-всего. Во время обеда я зашла в общую столовую и торжественно и громко со всеми попрощалась.

– Уже?! Так быстро?! Везет тебе! – послышалось со всех сторон. А я зашагала в свой бокс, спиной ощущая на себе завистливые взгляды других родильниц. (Дело в том, что женщины после кесарева лежат в роддоме дольше – где-то 8 дней, а не 5-6, как мамочки, родившие вагинально). Бедные! Истомились они уже тут, надоели друг другу и тоже хотят домой.

...Выписка – это очень радостное мероприятие. Нарядно одетый малыш, светящаяся от счастья мама, гордый папа, улыбающиеся родственники и друзья с букетами, море поздравлений и шутливых напутствий. Разве это не праздник! А дома ждет шикарный стол, тосты, тосты, тосты и... совершенно новая жизнь.

В роддоме мы заказали фото– и видеосъемку, чтобы ни один момент такого эпохального события не стерся из памяти. Даша (вся в белом, включая смешную шапочку с помпончиком, и с малиновой лентой вокруг одеяла) вела себя просто идеально. Не плакала, терпеливо со всеми фотографировалась и поражала бабушек-дедушек своим «взрослым» взглядом и спокойным поведением.

Мужской взгляд.Все, конечно, очень торжественно. И видео-фотосъемка, и пеленание в парадные пеленки, и причипурившиеся мамочки. Но я в тот момент особых восторгов не испытал.

Во-первых, потому, что выписка окончательно и бесповоротно закрывала дверь в прошлую жизнь: мама с младенцем возвращаются домой. Прощайте, спокойные ночи, тихие мещанские вечера перед телевизором или у компьютера, посиделки в ресторанчиках и прочие радости ночной Москвы. Здравствуй, беспокойное отцовство, бесконечные памперсы, зубики-животики и т.д. Всего этого на выписке я, конечно, не знал, но что-то подсказывало мне, что скучать не придется.

Во-вторых, крошечного ребенка шести дней отроду из почти стерильного роддома для начала выносят на улицу, где +10, потом помещают в шумную машину, совершенно не стерильную, везут-трясут, потом заносят в лифт (вы видели наши лифты?), а потом дома бесконечно кантуют. Как это первое путешествие отразится на дочке? Вот что меня тогда беспокоило.

Выйдя на улицу, я еще раз удивилась тому, как изменился мир за какие-то шесть дней. Когда я переступила порог роддома, на дворе была настоящая зима, а сейчас, вы только посмотрите, «журчат ручьи, и тает лед, и сердце тает». Все-таки есть здесь какая-то божественная связь – так долго не наступавшее пробуждение природы и рождение новой жизни в нашей семье!

Я плюхнулась на заднее сиденье папиной машины и тут же подскочила. Швы! Не хватало еще, чтобы они разъехались по дороге домой, вот весело-то будет (в том смысле, что тогда надо будет поворачивать обратно к роддому)! Пришлось устраиваться бочком – на бедро, да еще мне всучили Дашу, которую я держала «столбиком», чтобы не плакала. Вот она, материнская доля – про свой комфорт забываешь, лишь бы дитятке было хорошо.

Дома все сияло чистотой. В холодильнике томились закуски, а в духовке на противне ожидало своего часа мясо «по-французски». Да, Дима постарался на славу. Молодой папаша, ха-ха!

Не успели мы раздеться, как Даша заплакала. На часах четыре. Все понятно, ребенок проголодался. Я погрела в бутылочке сцеженное еще в роддоме молоко и приступила к кормлению, наказав начинать застолье без меня. Из кухни слышались звон бокалов и столовых приборов, тосты и восторженные речи наших родителей. И я была уже готова присоединиться к этому празднику жизни, как тут... Даша снова заплакала. Как-то горько и безысходно.

Она рыдала до половины седьмого! Что я только ни делала, как ни пыталась ее успокоить. И столбиком держала, и укачивала, и песни пела, и к груди прикладывала, и подгузник триста раз проверяла. Все НАПРАСНО! Ребенок просто надрывался. Из кухни прибежали Дима с родителями. Каждый давал советы, пробовал убаюкать. Эффекта – ноль.

С каждой минутой ее рыданий и физические, и моральные силы покидали меня. К половине седьмого я уже просто билась в истерике. Мы никак не могли понять, ПОЧЕМУ ребенок плачет навзрыд, ЧТО его беспокоит?

В шесть тридцать я предприняла отчаянную попытку снова покормить дочку. Она с готовностью почмокала и... успокоилась! Не может быть! Я никогда в жизни не наслаждалась тишиной так, как в тот момент. Слава Богу, Даша заснула!

Я повеселела, даже поклевала еды с праздничного стола (стоя). В восемь родители разъехались. Мы с Димой только-только перевели дух, как вдруг... раздался детский плач. СНОВА! Нет, я этого не переживу.

Мужской взгляд. Первое ощущение, которое возникает дома после парадной процедуры выписки и радостного застолья – паника. И еще ужас от понимания того, что ты «попал». Ребенок плачет и кричит регулярно и нерегулярно (хотя Даша с младенчества – очень спокойный ребенок, и когда мы рассказывали другим молодым родителям, как было у нас, все говорили, что нам просто повезло), и ты не знаешь, как этот плач унять. Все нормальные люди очень чутко реагируют на рыдания своего чада и первое время не знают, чем помочь. Вроде накормили – плачет, памперс поменяли – плачет, запеленали – плачет, распеленали – плачет, дали капельки от болей в животике – плачет, укачиваем – плачет, положили – заснул! В общем, не поймешь.

Но когда я не спал первые две недели, то понял, что «Курс молодого отца» по тяготам и лишениям соизмерим с «Курсом молодого бойца» в армии.

А утром – снова на работу, без всяких скидок...

Тут уже и Иринка стала понимать, что Дашу не отдашь на пару часов или на ночь в детский бокс. Она постоянно, круглосуточно будет находиться рядом с мамой.

Именно в тот момент я поняла, что ничегошеньки не знаю и не умею. И рядом нет детской медсестры, которая подсказала бы, что делать. Что мы один на один с нашим ребенком и его непонятным беспокойством! И мы совершенно БЕСПОМОЩНЫ!

А еще именно в тот момент я осознала, что легких путей не будет, а будет очень-очень трудно. Что предстоит самой, без наставников и подсказок, осваивать самую главную жизненную науку – быть мамой. ХОРОШЕЙ МАМОЙ! Самой лучшей на свете. И никто не даст мне учебник, никто заботливо не подсунет шпаргалку или готовый рецепт. Это моя жизнь, это мой ребенок, и никакие чужие лекала тут не подойдут. До всего придется «доходить» самой.

Вот она, моя кроха, лежит поперек кровати. Это огромная радость, невероятное счастье и... испытание. Испытание меня как человека. На прочность, мудрость, дальновидность, умение принимать правильные решения, на понимание, что хорошо, а что плохо. Это мой экзамен перед высшими силами. Выдержу ли я его, или мне поставят «неуд»? Как бы ни хотелось знать «вердикт» уже сейчас, увы, ответ поступит через много-много лет.

Есть ли жизнь после родов?

Маша. Моя подруга Маша (о ней я еще не писала) тоже рожала в 72-ом роддоме. Мы лежали в одном и том же медучреждении, но впечатления у нас получились совершенно полярные. Из родблока Марию направили на третий этаж, в отделение, где женщины после физиологических родов пребывают вместе с детьми. Палаты, как правило, рассчитаны на троих (+ младенцы). И все укомплектованы под завязку!

Так вот – это был кошмар. Если твой ребенок тихо спит, так чужой обязательно орет. И не всякая мамочка будет свое дитятко успокаивать. С Машей, например, лежала родильница, которой было абсолютно все равно, плачет ее ребенок или нет, мешает он кому-то или нет. Она себе спокойно дрыхла, пока ее малыш рыдал и действовал всем на нервы. О каком отдыхе, а тем более о сне здесь могла идти речь?

В столовую ходили по очереди, на процедуры тоже. К тому же Маруське попалась дико продавленная кровать, на которой она отлежала себе все бока и спину, поэтому большую часть времени ей пришлось СТОЯТЬ (сидеть нельзя – швы!).

Я знаю, что многие мамочки считают совместное пребывание с ребенком в общей палате идеальным вариантом (с другими девчонками-то и веселее, и сподручнее!), но Маше он не подошел. Она тысячу раз пожалела, что решила не тратить деньги на отдельный бокс. И вместо того, чтобы хоть немного восстановиться после родов, перевести дух, сосредоточиться на собственном ребенке, своих ощущениях и потребностях, Маша нервничала, практически не спала и считала часы, когда же, наконец, уедет домой. В результате в родные стены она вернулась издерганной и полностью «разобранной». А о своем пребывании в роддоме до сих пор вспоминает с ужасом. Вот так!

Оксана. Кто бы мог подумать, что роддом провинциального городка Торжок по многим параметрам окажется ничем не хуже столичных клиник? Впрочем, условия пятизвездочного отеля там полагаются лишь пациенткам, щедро пополнившим роддомовскую кассу. Но моя коллега Оксана (помните, я описывала ее экстремальные роды, случившиеся нежданно-негаданно в гостях у родителей) была как раз из их числа.

В принципе, роддом как роддом. Общие палаты на четверых, детишки отдельно. Больничная обстановка, казенное отношение. Но! Для «избранных» все по-другому. Персональные палаты класса «люкс», кровать с ортопедическим матрасом, пеленальный столик с подогревом (!), люлька для малыша тоже с подогревом и, только не падайте, индивидуальная карта питания – заказывай яства, какие душе угодно.

Откуда, спросите вы, такая красота. Нет, это не местная власть так заботится о решении демографической проблемы страны, и не бизнес-элита городка скинулась ради комфорта своих рожающих жен и любовниц, и не губернатор позаботился, и не министр. Это сердобольные французские медики взяли роддом Торжка под свой патронаж (и как они вообще про него узнали?). Во Францию перенимать их опыт ездило даже несколько местных врачей. И пуповину Оксаниной дочке – Аришке – перевязали «по-французски», так что пупочек у малышки получился необычным – в форме лепестка.

Персонал поражал своей обходительностью и готовностью в любую минуту броситься на помощь. Но круглосуточное совместное пребывание с ребенком Оксана пережила тяжело. Привыкшая, как все нормальные люди, днем бодрствовать, а ночью спать, новоиспеченная мамочка оказалась совершенно не готова (и в первую очередь морально) резко изменить этот распорядок. В результате, за три дня пребывания в роддоме у Оксаны сбились биологические часы, что, как вы понимаете, на пользу ей не пошло.

Молоко пришло на третьи сутки, еще в роддоме, но никакой радости, к всеобщему разочарованию – сие обстоятельство не принесло, поскольку сразу случился лактостаз[30]. Оксана сменила четыре молокоотсоса, прежде чем поняла, что это не они бракованные, а с ней «что-то не так». Причиной лактостаза оказались слишком узкие молочные протоки. Аришка сосала плохо, ленилась, а молоко все пребывало и пребывало.

Покидая гостеприимный и комфортабельный роддом Торжка, медперсоналу которого она была безумно благодарна за свое сокровище, Оксана и представить себе не могла, что ждет ее вне его стен, в каком сумасшедшем угаре ей придется провести ближайшие три месяца. Я, пожалуй, прервусь на этом интересном месте. А о том, что пришлось пережить Оксане по возвращении домой, расскажу во второй части «Записок».

Лана. После родов Лану, как пациентку ДМС, тоже определили в отдельную палату. Устроившись на кровати, она решила немного поспать. Но сон не шел. В голове путались мысли. «Все позади. У меня родился сын. У меня мальчик», – повторяла она, но до нее ЭТО не доходило. Казалось, что все произошедшее НЕРЕАЛЬНО.

То, что она ощутила потом, можно описать одним словом – ПАНИКА. Нет, сначала, когда ей принесли в палату сыночка, Лану захлестнул восторг. «Какой же он КРАСИВЫЙ, просто услада для глаз!» – не могла налюбоваться она. И уже хотела было обнять малыша, как вдруг... ее парализовал страх. Всепоглощающий, неотступный. Глаза мгновенно намокли. И это были не слезы радости. Это были слезы необъяснимого отчаяния.

«Он такой маленький, беспомощный, беззащитный, – рыдала Лана. – А вдруг... Вдруг с ним что-нибудь случится? Я не смогу это пережить!»

Она не знала, в какой угол ей забиться, сходила с ума от жутких мыслей, боялась прикоснуться к ребенку, оставить его даже на 5 минут, но в тоже время находиться вместе с ним тоже было безумно страшно. Устав от душевных мук, Лана попробовала отдать сына в детский бокс, но тут же его оттуда забрала: как же он там совсем один, а вдруг заплачет, и никто к нему не подойдет?

В тот момент Лане как никогда нужна была моральная поддержка. Но Миша постоянно с ней находиться не мог. А в функции медперсонала психотерапевтическая помощь не входит! Как кормить, объяснили. Как пеленать, показали. Необходимые рекомендации дали. И все! Справляйся сама. Никто лишний раз не зайдет. Давать советы, стоять над душой, контролировать каждый твой шаг, проверять, правильно ли ребенок берет грудь или померила ли ты температуру, НИКТО НЕ БУДЕТ. И к этому надо быть готовой. Но Лана не ожидала такого, и поэтому чувствовала себя брошенной на произвол непредсказуемой судьбы.

Как-то после кормления Лана положила Михал Михалыча рядом с собой – привыкать. А он вдруг ка-а-ак срыгнет! Лана вскочила, стала звать на помощь, у нее началась настоящая истерика. Потому что она испугалась, что малыш ЗАХЛЕБНЕТСЯ. Конечно, ничего подобного и в помине не было, но подруга еще долго не могла прийти в себя. Страх за жизнь ребенка прочно поселился в ее мечущейся душе.

И все же она заставила себя мобилизоваться. Боишься – не боишься, а кормить ребенка надо. И подгузник менять. И в конверт упаковывать. Тут без курьезов не обошлось. Увидев памперс, полный мекония, Лана мужественно решила сама помыть малыша. Вроде старалась, мыла тщательно, а потом присмотрелась – батюшки, а какашки-то от кожи так и не отошли. Опять Михалыча под струю воды, мылом детским тщательно потерла. Ну? Нет, опять не удалось придать детской попке цвет поросячьего пятачка. Этот липкий меконий такой стойкий и въедливый, навсегда он, что ли, тут останется?

В этот момент к Лане зашла зав. послеродовым отделением:

– Ну, как вы тут поживаете? Смотрю, уже привыкаете к малышу-то?

– Да вот, стараюсь, только какашки никак не могу оттереть. Уж и мыла, и можно сказать, скоблила. Может, надо ногтями отковыривать?

Врачиха снисходительно улыбнулась:

– Мамочка, ну что вы такое говорите? Все спокойно отмывается.

Полностью ликвидировать меконий удалось лишь с третьей попытки.

Проблемы с грудью Лану стороной тоже не обошли. Михал Михалыч все никак не мог присосаться. Сосок-то захватывал, а вот ареолу – нет. Грудь, такую нежную и неподготовленную к работе детской челюсти, надо было разрабатывать, а это больно. В итоге, Лана наступила на грабли многих начинающих мамочек: пытаясь побыстрее развить у ребенка сосательный рефлекс, она слишком долго продержала его у груди. Результат известен и печален – на сосках образовались трещины. А в них через несколько дней коварно проник стафилококк. Вот тогда-то у Ланы и началась «веселая» жизнь. Мои дорогие читатели, вы обязательно узнаете подробности, но – в следующей книге.

Напоследок процитирую Лану. Вот ее самый главный вывод о начале материнского пути: «Готовиться к лактации нужно еще во время беременности. Готовить грудь, готовить мозги. Читать книги о грудном вскармливании, ходить в школы материнства. Мыть, пеленать – всему этому можно научиться. Потом. А сиськи – это действительно важно».

Оля. Кстати говоря, не все роддомы Москвы перешли на прогрессивную систему совместного пребывания малыша с мамой. Например, там, где рожала Оля, детишек, как в стародавние советские времена, держали отдельно. Но Ольге это было только на руку, поскольку после родов она не то что ухаживать за ребенком, а даже встать с кровати не могла!

Никто и не предположить не мог, что такое произойдет после вполне благополучного (если не считать жестокого эпизода накладывания швов) Олиного родоразрешения. А причиной жуткой слабости стал резко понизившийся уровень гемоглобина в крови. Первый раз подруга попыталась встать в туалет и... рухнула на пол. Ноги отказывались ее держать, в глазах – темнота.

Восстановление шло медленно. У Оли ломило все тело. Матка сокращалась очень болезненно. Голова гудела. Сил ни на что не было. Выглядела подруга ужасно – вся пожелтела, щеки впали, глазки сузились. Сердобольные медсестры ласково прозвали ее «наш китайский друг».

В выборе имени для мальчика Оля участия не принимала. Просто поначалу у нее не было ни сил, ни времени об этом подумать. А вот ее родные – Олег, родители и свекор со свекровью – подумали. Собрались в первый же вечер отмечать рождение наследника и решили назвать Максимом. Потом позвонили Оле и радостно известили ее об этом. Но подруге в тот момент было не до них и не до имени – очухаться бы!

К такому нерадостному физическому состоянию совершенно некстати прибавилась послеродовая депрессия. Оле приносили ее мальчика, она чисто механически пробовала его покормить и не могла дождаться, когда же его увезут обратно. Она его боялась. Если малыш в короткие мгновения их общения начинал плакать, Оля впадала в ступор. Она не знала, как его успокоить. Нервничала. Ей было ужасно неудобно перед соседками по палате: у них дети молчат, а у нее – орет.

Оля вспоминает, что атмосфера в роддоме была давящей. Никто ничего не объяснял и не показывал. От привычных продуктов питания нужно было отказаться, врачи стращали, что детишек будет пучить и крючить. А еще совершенно заморочили голову непонятной системой кормления. «Если вы покормили ребенка из правой груди, то в следующий раз... А если покормили из двух грудей, то тогда...» Неопытной мамочке сразу вникнуть во всю эту «арифметику» было очень трудно. Башка и так «не варит», а тут еще надо напрягаться, чтобы постичь неизведанное. Ужас!

Лежать в общей палате (инфекционного отделения, напомню) Оле было психологически некомфортно. Одна ее соседка, будучи из кавказской семьи, по-русски практически не говорила. Другая оказалась безбашенной 20-летней девчонкой, через три часа после родов убежавшей с подружками курить. Когда в шесть утра детишек привозили на первое кормление, она даже не просыпалась. И Оля всерьез опасалась, как бы соседка во сне не задавила малыша, положенного ей на кровать. Казалось бы, какое Оле дело до глупой малолетки и ее ребенка? Но подруга переживала, такой она человек.

Видя, как Оле плохо, врач перевела ее в одноместную палату совершенно бесплатно, из жалости. Избавленная от энергетической вибрации соседок, подруга ощутила душевный подъем и прилив сил. Но когда встал вопрос о совместном пребывании с ребенком, доктор ее отговорила:

– Отдохни! От тебя одна тень осталась. Выспись перед боем.

Сейчас Ольга сильно корит себя за то, что тогда якобы смалодушничала и не взяла Максима к себе. У нее развился настоящий комплекс вины! Как же она могла так жестоко поступить с малышом? Он ведь лежал в детском отделении, плакал, но никто к нему не подходил. Его там докармливали смесью, на которую у мальчика началась аллергия. Он был совсем один, и рядом не было мамы, он не чувствовал ее тепла, заботы, любви, не слышал нежных слов, а так в тот момент в них нуждался! И теперь, помня о своем «преступлении», Оля старается лишний раз обнять, приголубить Максика, как будто наверстывая то, что она тогда «упустила» в роддоме.

Вика. Первые сутки после родов Вика провела в реанимации, отходила от последствий экстренной операции кесарева сечения. Ее девочка находилась в палате интенсивной терапии. Малышку – через специальную стеклянную перегородку – могли видеть все родственники: и Леша, и родители. Все, кроме Вики.

Она лежала в реанимации, и все ее мысли были только о дочке. Какая она? Как она себя чувствует? Из головы не шли подробности родов. Вика в тысячный раз прокручивала их по себя.

– Ну как там Аленка? – постоянно спрашивала она у Леши, курсировавшего между женой и дочкой.

– Нормально, – пожимал плечами счастливый муж. – Обычный ребенок. Как у всех.

И, улыбаясь, добавлял:

– Но у нас лучше!

На второй день Вика предприняла невероятные усилия – встала с кровати и отправилась смотреть на девочку. Она шла по стенке. Шов безбожно болел. Шаги давались с трудом. Путь с четвертого на второй этаж занял полчаса.

Один взгляд на дочку сразу придал Вике сил. Как будто малышка поделилась с мамой энергией. Светлой, чистой и только позитивной. Вика успокоилась. В тот момент она поняла, что все будет хорошо. По-другому и быть не может!

Вечером стало прибывать молоко. Так быстро? Вика схватилась за молокоотсос, но он мало что сцедил – протоки не разработаны да вдобавок у подруги плоские соски. Здесь был нужен жадный детский ротик.

Дата добавления: 2015-08-29