обладая громадными данными делать добро моим ближним, благодаря моему
богатству, я не достиг высшего морального положения, чем то, которое
представляют собой суетные люди, составляющие так называемые "верхних
десять" общества. Я находил такое же удовольствие в себе самом и в своих
делах, как и они, и был так же сладкоречив и лицемерен, как они. Они играли
свою комедию, а я свою; никто из нас не был ни на мгновение самим собой.
Сказать правду, одна из причин, почему светские мужчины и дамы не терпят
одиночества, - та, что уединение, в котором они принуждены остаться глаз на
глаз со своим настоящим "я", делается нестерпимым для них, потому что они
носят на себе бремя спрятанного порока и обличительного стыда.
Однако мое душевное волнение скоро прошло, и, взяв Лючио под руку, я
улыбнулся, отвечая:
- Ваш совет, мой дорогой друг, пригодился бы для проповедника о
спасении души, но для меня он ничего не стоящий, так как последовать ему
невозможно. Проститься с вами навсегда, во-первых, было бы с моей стороны
черной неблагодарностью; во-вторых, общество, со всем своим смешным
фанфаронством, необходимо, однако, для развлечения как моего, так и моей
будущей жены, и мы не повредим себе, присоединяясь к общему хору; в-третьих,
если б я отдал половину моего состояния бедным, мне бы за это не были
благодарны, а только сочли бы меня сумасшедшим.
- А вы бы хотели благодарности?
- Натурально. Большинство людей любит маленькую признательность за
благодеяния.
- Так. Но и Творец редко получает ее.
- Я говорю о простых фактах на этом свете и о людях, живущих на нем.
Тот, кто дает щедро, ожидает быть признанным в великодушии, но если б я
разделил мое состояние и половину вручил бы бедным, то этот случай был бы
опубликован не более как в шести строчках в одной из газет, а общество
воскликнуло бы: "Что за дурак!"
- Тогда не будем больше говорить об этом, - сказал Лючио, и его брови
разгладились, и его глаза приняли обычное выражение насмешки и веселья. -
Выиграв Дерби, вы сделали все, что цивилизация девятнадцатого века ожидает
от вас, и в награду вы будете всюду приглашаемы. Вы можете надеяться скоро
обедать в Мальбрукском Дворце, и маленькая влиятельная лазейка и
политическая интрига введут вас в кабинет, если вы этого захотите. Факт тот,
что вы величайшее произведение времени, человек с пятью миллионами и
владелец победителя Дерби. Какая интеллектуальная слава сравнится с таким
положением, как ваше! Люди завидуют вам. Слава человека, гарантированная
лошадью, есть нечто, могущее действительно изумить!
Он шумно рассмеялся и с этого дня он больше не заговаривал о своем
странном предложении, чтоб я расстался с ним и дал волю "благороднейшему"
побуждению моей натуры. Я не знал, что он поставил ставку на мою душу и
проиграл ее, и что с той поры он принял по отношению ко мне решительную
манеру, неумолимую до страшного конца.
Моя свадьба состоялась в назначенный день июня со всей пышностью и
экстравагантностью, приличествующими моему положению и положению женщины,
которую я избрал себе в жены.
Нет необходимости описывать детально великолепие церемонии;
какая-нибудь модная "дамская газета", описывая бракосочетание графской
дочери с миллионером, даст полное представление общего эффекта! Это было
поразительное зрелище, где умопомрачительные наряды и убранство уничтожали
совершенно всякое размышление о торжественности или святости "божественного"
обряда. Трогательные слова Евангелия не привлекли и половины того внимания,
какое было оказано великолепным бантам из жемчуга и бриллиантов,
прикреплявшим вышитый трен невесты к ее плечам.
"Весь свет со своей супругой" присутствовал - тот свет, который не
представляет себе существования другого света, хотя он составляет меньшую
часть общества. Принц Уэльский сделал мне честь своим присутствием; два
великих прелата церкви совершали обряд венчания, блистая излишней шириной
белых рукавов и стихаря и равно внушая почтение тучностью своих фигур и
лоснящейся краснотой своих лиц. Лючио был моим старшим шафером. Он был в
веселом, почти в бурном расположении духа и всю дорогу, когда мы вместе
ехали в церковь, занимал меня нескончаемыми смешными историями по большей
части касательно духовенства. По приезде к священному зданию он сказал,
смеясь, выходя из кареты:
- Не слыхали ли вы, Джеффри, что дьявол не может войти в церковь, из-за
креста на ней или в ней?
- Я, кажется, слыхал, - ответил я, улыбаясь на веселость, искрившуюся в
его сверкающих глазах.
Мягкие звуки органа среди безмолвной атмосферы, наполненной ароматом
цветов, быстро привели меня в торжественное настроение, и, опершись на
решетку алтаря, в ожидании невесты я в сотый раз принялся дивиться
необыкновенно гордому виду моего товарища, когда он со скрещенными руками и
поднятой головой рассматривал украшенный лилиями алтарь и блестевшее
Распятие над ним; его задумчивые глаза обнаруживали странное смешение
благоговения и презрения.
Я помню хорошо один случай, происшедший при внесении наших имен в
книгу. Когда Сибилла, это видение ангельской красоты, в ее белом подвенечном
платье, подписывала свое имя, Лючио наклонился к ней.
- Как старший шафер, я требую старинной привилегии! - сказал он и
поцеловал ее слегка в щеку.
Она ярко вспыхнула, потом вдруг мертвенно побледнела и с подавленным
криком опрокинулась без чувств на мои руки. Несколько минут прошло, прежде
чем она пришла в сознание, но она успокоила мою тревогу и смятение подруг,
и, уверив нас, что это пустяк, ничего больше, как влияние жаркой погоды и
волнения дня, она взяла меня под руку и спустилась, улыбаясь, с бокового
придела храма, сквозь блестящие ряды ее завистливых светских подруг, из
которых все жаждали ее счастия не потому, что она выходила замуж за
достойного и одаренного человека, - в этом не было бы причины для зависти, -
а просто потому, что она выходила замуж за пять миллионов фунтов стерлингов.
Я был приложением к миллионам - ничем больше. Она держала высоко и надменно
свою голову, хотя я почувствовал, что она дрожала, когда громоносные звуки
свадебного марша из "Лоэнгрина" торжественно полились в воздухе. Всю дорогу
она ступала по розам, я также вспомнил это... потом! Ее атласный башмачок
давил сердца тысячам невинных созданий, которые наверно были много дороже
Богу, нежели она; маленькие безобидные души цветов, чья задача жизни,
сладостно исполненная, была создавать красоту и теплоту своим чистым
существованием, умирали, чтоб удовлетворять тщеславие одной женщины, для
которой ничего не было святого! Но, признаюсь, я был еще в моем безумном сне
и воображал, что умирающие цветы были счастливы погибнуть под ее ногой.
После церемонии все гости съехались в доме графа Эльтона, и в разгаре
болтовни, еды и питья мы - моя новоиспеченная жена и я - уехали среди
расточительной лести и добрых пожеланий наших "друзей", которые, зарядившись
самым изысканным шампанским, сделали вид, что были искренни. Последним
лицом, простившимся с нами у дверец кареты, был Лючио, и при расставании с
ним я почувствовал печаль, не выразимую словами. С самого часа рассвета
моего счастия мы были почти неразлучными товарищами. Я был обязан своим
успехом в обществе, всем, даже моей невестой, его умению и такту, и хотя я
получил теперь в жизненные партнеры самую красивую женщину, я не мог
смотреть на временную разлуку с моим талантливым и блестящим другом без
острой боли личного страдания среди свадебного веселья.
- Мои мысли с вами обоими во время вашего путешествия, - сказал он. - А
когда вы вернетесь, я буду одним из первых, чтобы поздравить вас с
благополучным возвращением домой. Ваш house-party <Прием гостей
(англ.).> назначен на сентябрь, мне помнится.
- Да, и вы будете самым желанным гостем из всех приглашенных, - ответил
я задушевно, пожимая ему руку.
- Фи, стыдно! - возразил он, смеясь. - Не кривите душой, Джеффри! Не
собираетесь ли вы пригласить принца Уэльского, и будет ли кто-нибудь более
"желанным", чем он! Нет, я должен занять третье или четвертое место в
списке, где помещена королевская особа. Мое владение, увы, не Уэльс, и
престол, на какой я мог бы претендовать, - если бы кто-нибудь нашелся мне
помочь, но у меня никого нет, - далеко удален от престола Англии.
Сибилла ничего не говорила, но ее глаза были устремлены на его красивое
лицо и прекрасную фигуру со странным вниманием и задумчивостью, и она была
очень бледна.
- Прощайте, леди Сибилла! - ласково прибавил он. - Желаю вам всех благ.
Нам, остающимся здесь, ваше отсутствие покажется долгим, - но вам... Ах,
любовь дает крылья времени, и то, что для обыкновенного человека будет
месяцем скучной жизни, для вас будет упоительным мгновением. Любовь лучше
богатства, я знаю, вы уже это открыли, но я думаю и надеюсь, что вам
предназначено узнать это совершеннее и полнее. Думайте иногда обо мне. Au
revour.
Лошади рванулись; горсть риса, брошенная идиотом из общества,
присутствующим всегда на свадьбах, с треском ударилась о дверцы и крышу
кареты, и Лючио отступил назад, делая прощальный знак рукой. Мы видели его
до последней минуты: его высокая статная фигура выделялась на лестнице дома
графа Эльтона, окруженная ультра-светской толпой... Там стояли подруги
невесты, в светлых платьях и живописных шляпах, - молодые девушки с
возбужденным видом; каждая из них, без сомнения, страстно желала, чтоб
настал день, когда и она приобретет себе такого же богатого мужа, каким был
я... Свахи-маменьки и злые старые вдовы показывали драгоценные кружева на
своих объемистых бюстах и сверкали бриллиантами... Мужчины с белыми
бутоньерками, приколотыми к их безупречно сидящим фракам;
Слуги в ярких ливреях и обычная уличная толпа праздных зевак, - вся эта
куча лиц, костюмов и цветов столпилась перед портиком из серого камня, и
посреди мрачная красота лица Лючио и блеск его горящих глаз делали его
выдающимся предметом и главным центром притяжения. Карета повернула за угол,
лица исчезли, и Сибилла и я поняли, что отныне мы остались одни - одни,
чтобы стать лицом к лицу с грядущим и с собой и чтобы учить урок любви...
или ненависти... вместе навсегда.
XXVI
Я не могу отдать себе отчета в медленно или быстро пронесшихся
призрачных событиях, в тех безумных днях или неделях, которые промелькнули и
постепенно привели меня, наконец, к тому времени, когда я очутился
скитающимся, онемелым и убитым, с болью в сердце, у берегов швейцарского
озера - маленького темно-синего озера, с такою же мыслью в своей глубине,
какая отражается в детских серьезных глазах.
Я смотрел вниз, на чистую сверкающую воду, почти не видя ее; снежные
вершины гор, окружавших озеро, были слишком высоки для моей души,
раздавленной как бы под тяжестью обломков кораблекрушения и развалин. Каким
безумцем я был, веря, что на свете может существовать такая вещь, как
счастье!
Горе глядело мне в глаза - горе, продолжающееся всю жизнь, и от
которого избавление лишь смерть. Горе! Это слово, подобно адскому стону,
было произнесено тремя страшными призраками, однажды нарушившими мой покой.
Что я такое сделал, - спрашивал я самого себя с негодованием, - чтоб
заслужить это несчастье, от которого богатство не могло меня исцелить?
Почему судьба была так несправедлива? Как все люди моего сорта, я был не в
состоянии различить маленькие, однако крепкие звенья мной самим
приготовленной цепи, которая связывала меня с моей собственной гибелью. Я
осуждал судьбу и говорил о несправедливости просто потому, что я лично
страдал, не принимая во внимание, что то, что я считал несправедливостью,
было беспристрастным решением того Вечного Закона, который исполняется с
такой же математической точностью, как движение планет, несмотря на слабые
усилия человека воспрепятствовать его исполнению. Легкий ветерок подул со
снежных высот надо мной и слегка взволновал неподвижность маленького озера,
около которого я бесцельно бродил. Я следил за появившейся тонкой зыбью на
его поверхности, вроде морщин от смеха на человеческом лице, и думал угрюмо,
достаточно ли оно глубоко, чтоб утонуть в нем. Стоило ли продолжать жить,
зная то, что я знал? Зная, что та, которую я любил и которую я еще продолжал
любить ненавистной для меня самого любовью, была более бесстыдным и порочным
существом, чем настоящая уличная проститутка, продающаяся за деньги, - что
красивое тело и ангельское лицо были только пленительной маской для души
гарпии! Бог мой! Крик вырвался у меня, мои мысли неслись и неслись в
нескончаемом круге неисцелимого, немого отчаяния, и я бросился на траву
отлогого берега и закрыл лицо руками в пароксизме агонии.
Безжалостная мысль продолжала работать в моем мозгу и заставляла меня
обсуждать мое положение. Была ли она, Сибилла, более достойна осуждения, чем
я сам? Я женился на ней по свободной воле и выбору, и она до этого сказала
мне: "Я испорченное существо, воспитанное на распущенной морали и зудящей
литературе времени". Да, это было доказано! Моя кровь горела от стыда, когда
я думал, как крупны и убедительны были доказательства. И поднявшись с травы,
я снова принялся беспокойно ходить взад и вперед, в лихорадке самопрезрения
и отвращения. Что мог я сделать с женщиной, с которой я теперь был связан на
всю жизнь? Переделать ее? Она презрительно рассмеялась бы на мою попытку!
Переделать самого себя? Она стала бы насмехаться над моей бесхарактерностью!
Притом не унижал ли я сам себя более, чем она меня унижала? Не была ли она
жертвой моих грубых страстей?
Измученный и обезумевший, я дико бродил у озера и вздрогнул, как если б
вблизи раздался пистолетный выстрел, когда среди тишины послышался плеск
весел, и нос маленькой лодки врезался в берег; лодочник, находившийся в ней,
почтительно предложил свои услуги на сладкозвучном французском языке.
Я согласился и минуты через две очутился на воде, среди красного света
заката, заливавшего снежные вершины точно пламенем и превращавшего воду в
цвет рубинового вина. Я думаю, человек, который греб, видел, что я был не в
очень веселом настроении, потому что он хранил скромное молчание, а я,
надвинув шляпу на глаза, лежал на корме, занятый своими размышлениями.
Только один месяц супружества, а между тем болезненное пресыщение
заняло место так называемой "бессмертной" любовной страсти! Даже были
моменты, когда бесподобная физическая красота моей жены казалась мне
безобразной. Я знал ее, какая она была, и никакая внешняя прелесть не могла
опять скрыть для меня возмутительную натуру внутри. И что с утра до вечера
ставило меня в тупик, это ее утонченное, очевидное лицемерие, ее
поразительная способность лгать. Посмотреть на нее, послушать ее, и каждый
принял бы ее за самую святость и чистоту, за нежное создание, которое могло
быть оскорблено и испугано грубым словом, - за воплощение самой кроткой и
грациозной женственности.
Так думал о ней каждый, и как жестоко он заблуждался! Сердца у нее не
было; этот факт был мне доказан через два дня после свадьбы, когда мы были в
Париже и там получили телеграмму, извещавшую о смерти ее матери.
Парализованная графиня Эльтон, по-видимому, скончалась внезапно, или в день
нашей свадьбы, или в ту ночь, но граф счел за лучшее подождать сорок восемь
часов, прежде чем потревожить наше блаженство печальным известием.
Его телеграмма сопровождалась коротким письмом к дочери, в котором
заключительные строки были следующие:
"Так как ты новобрачная и путешествуешь за границей, то я посоветовал
бы тебе ни в коем случае не надевать траура. При этих обстоятельствах,
право, нет никакой необходимости".
И Сибилла охотно приняла совет, однако придерживаясь белого и
бледно-лилового цвета в своих бесчисленных и умопомрачительных туалетах, для
того, чтобы не слишком оскорблять приличия во мнении знакомых, которых мы
могли случайно встретить в посещаемых нами заграничных городах.
Ни одно слово сожаления не сорвалось с ее губ, и ни одна слеза не
пролилась о смерти матери. Она только сказала:
- Как хорошо, что ее страдания кончились!
Затем с иронической улыбкой она прибавила:
- Интересно знать, когда мы получим от Эльтон-Чесней свадебные
карточки?
Я не ответил, так как мне было больно за недостаток в ней теплого
чувства в этом случае, и я также был до некоторой степени суеверно удручен
фактом смерти в день нашего венчания.
Теперь, однако, это было делом прошлого; прошел месяц - месяц, в
который разрушение иллюзий продолжалось ежедневно и ежечасно - до тех пор,
пока я не предстал лицом к лицу с голой прозой жизни и не понял, что я
женился на красивом животном с бесстыдной душой распутницы. Здесь я
остановился и спросил себя: не был ли я также распутником?
Да, я легко допускаю это; но распутство мужчины, хотя бы доведенное до
чрезмерности в горячей молодости, обыкновенно переходит, под влиянием
великой любви, в сильное желание видеть чистоту и скромность в любимой
женщине. Если мужчина позволял себе безумствовать и грешить - наступает,
наконец, время, когда, если в нем осталось что-нибудь хорошее, он приходит в
себя и хлещет свои пороки бичом самопрезрения, пока не испытает их резкую
боль и жесткость, и тогда, страдая каждым фибром от заслуженного наказания,
он духовно преклоняет колена у ног какой-нибудь чистой искренней женщины,
светлая душа которой, подобно ангелу, веет сострадательно над ним, и отдает
ей свою жизнь, говоря: "Делай, что хочешь, с ней - она твоя! И горе той,
которая играет таким даром или наносит новые оскорбления! Ни один мужчина,
даже тот, кто вел разгульную жизнь, не выберет себе в жены "легкую" женщину
- скорее он пустит себе пулю в лоб, чтобы положить конец всему.
Свет заходящего солнца начинал угасать, маленькая лодка скользила по
спокойной воде, и тень окутывала мою душу, подобно тени надвигающегося
вечера. Опять я спрашивал себя: разве нет счастия в целом свете?
Как раз в это время раздались гармонические звуки с маленькой часовни
на берегу, и воспоминания пробудились в моем мозгу, доведя меня почти до
слез. Мэвис Клер была счастлива! Мэвис, с ее откровенными бесстрашными
глазами, нежным лицом и светлой натурой! Мэвис, носящая венец славы так же
просто, как могло бы дитя носить венок из ландышей, - она, с ее ограниченным
состоянием, которое даже в своей незначительной пропорции зависело от ее
усидчивой постоянной работы, - она была счастлива!
А я - с моими миллионами - был несчастлив! Как это было? Зачем это
было? Что я сделал? Я жил, как жили мои сотоварищи, я следовал общепринятому
жизненному строю общества, я чествовал друзей и успешно подавлял врагов, - я
поступал точно так же, как и другие поступают, имея богатство, - и я женился
на женщине, которую большинство мужчин гордилось бы иметь!
Тем не менее оказалось, какое-то проклятие тяготело надо мной! Чего мне
не хватало в жизни?
Я знаю, но мне стыдно было признать это, так как я относился с
презрением к тому, что я называл сентиментальными бреднями о чистом чувстве.
И теперь я принужден был сознать всю важность этих "сентиментальных
бредней", без которых не было настоящей жизни.
Я понял, что наш брак был только грубой физической связью, не более;
что все глубокие прекрасные чувства, освящающие супружеский союз, были
попраны; взаимное уважение, симпатия, доверие - тонкие сокровенные духовные
узы, которые не поддаются никакому научному анализу и которые крепче и
сильнее вещественных и связывают вместе бессмертные души, когда тело
разрушается, - ничего этого не существовало и не могло существовать между
мной и женой. Что мне делать со своей жизнью? - задавал я себе тоскливо
вопрос. Достигнуть славы, настоящей славы, в конце концов! С
обворожительными глазами Сибиллы, смеющимися над моими попытками, - никогда!
Если б во мне явилась способность творческой мысли, она убила бы ее!
Прошел час, лодочник доставил меня к берегу, и я, заплатив, отпустил
его.
Солнце окончательно село; густые багряные тени спускались на горы, и
одна или две маленькие звездочки слабо заблестели на западе. Я медленно
направился к вилле, где мы остановились, принадлежащей к большому отелю
округа, которую мы занимали ради покоя и независимости; некоторые из
отельных слуг были в нашем распоряжении впридачу к моему лакею Моррису и
горничной моей жены. Я нашел Сибиллу в саду в плетеном кресле; ее глаза были
устремлены на красную полоску света от закатившегося солнца, и в руках она
держала книгу, одну из безобразных зудящих новелл, недавно написанных
женщинами, чтобы унизить и опозорить свой пол. С непреодолимым внезапным
порывом гнева я выхватил у нее книгу и швырнул ее в озеро.
Она не выказала ни удивления, ни обиды; она только перевела глаза с
горящего неба на меня и слегка улыбнулась.
- Как ты свиреп сегодня, Джеффри! - сказала она.
Я смотрел на нее в угрюмом молчании. От легкой шляпы с бледно-лиловыми
орхидеями, оттенявшими ее каштановые волосы, до кончика изящно вышитого
башмачка ее туалет был безукоризнен, и она сама была безукоризненна. Я знал
это, бесподобный образец женственности... наружной!
Мое сердце билось, что-то душило меня в горле, я мог бы убить ее за
омерзение и желание, которое она вызывала во мне.
- Очень жаль, - сказал я хрипло, избегая ее взгляда, - но я не могу
тебя видеть с подобной книгой.
- Ты знаешь ее содержание? - спросила она с той же легкой улыбкой.
- Я могу догадываться.
- Подобные вещи должны быть написаны, говорят теперь, - продолжала она.
- И, судя по похвалам, расточаемым прессой этому сорту книг, очевидно, что
общественное мнение допускает, чтобы давалась возможность девушкам узнать
все относительно брака прежде, чем они вступят в него, для того, чтобы они
могли это делать с открытыми глазами, широко открытыми глазами.
Она засмеялась, и ее смех причинял мне боль, как физическая рана.
- Каким старомодным понятием теперь кажется невеста отживших поэтов и
романистов! Вообразить ее, боязливое, нежное существо, робкое в манерах,
застенчивое в разговорах, носящее эмблематическую вуаль, покрывавшую
совершенно лицо в прежнее время, как символ, что все тайны брака были скрыты
от ее невинных глаз девственницы! Теперь вуаль носится откинутой назад, и
невеста, не смущаясь, смотрит на всех - о да, мы знаем вполне хорошо теперь,
что мы делаем, когда выходим замуж, благодаря "новым" романам.
- Новые романы отвратительны, - сказал я горячо, - как в смысле стиля,
так и нравственности! Я удивляюсь, как ты можешь читать их. Женщина, грязную
книгу которой я бросил прочь, - и я не чувствую сожаления, поступив так, -
столько же нуждается в грамматике, сколько в приличии.
- Но критики этого не заметили, - прервала она с насмешкой, звучащей в
ее голосе. - По-видимому, это не их дело содействовать сохранению
правильности английского языка. Отчего они приходят в восхищение, так это от
оригинальности темы, хотя мне думается, что подобные вещи так же стары, как
мир. Как правило, я никогда не читаю критику, но как-то мне случайно
попалась одна, на книгу, которую ты только что утопил, и критик превозносил
ее.
Она опять засмеялась.
- Скотина! - проворчал я. - Должно быть, он нашел в ней лестный отзыв о
своих собственных пороках. Но ты, Сибилла, зачем ты читаешь подобную
гнусность?
- Во-первых, меня побуждает любопытство, - ответила она равнодушно. - Я
хочу видеть, что приводит в восторг критика. Затем, когда я начала читать, я
нашла, что вся история касалась того, как мужчины развлекаются с
запятнанными голубками больших и окольных дорог, а так как я была не
особенно сведуща в вещах этого рода, то я подумала, что мне не мешает
познакомиться с ними поближе. Ты знаешь, эти кусочки противных познаний о
некрасивых предметах подобны дьявольским наущениям: если выслушаете одно, то
выслушать приходится и другие. Притом предполагается, что литература
отражает время, в котором мы живем, а так как этот род литературы теперь
более преобладает, чем что-нибудь иное, мы принуждены принять и изучить его,
как зеркало века.
С выражением полувеселья, полупрезрения на лице она встала с места и
посмотрела вниз, на восхитительное озеро.
- Рыбы съедят книгу, - заметила она, - надеюсь, она не отравит их. Если
б они могли прочесть и понять ее, какое бы странное представление они бы
имели о нас, человеческих существах!
- Отчего ты не читаешь книги Мэвис Клер? - спросил я вдруг. - Ты
говорила мне, что восторгаешься ею.
- Да, чрезвычайно! - ответила она. - Я восторгаюсь и дивлюсь ей. Как
эта женщина может сохранить детское сердце и детскую веру в таком свете, как
этот, я решительно не могу понять. Ты спрашиваешь меня, отчего я не читаю ее
книги; я читаю их, я перечла их по несколько раз, но она много не пишет, и
ждать ее произведения приходится дольше, чем произведения других авторов.
Когда я хочу чувствовать, как ангел, - я читаю Мэвис Клер, но я чаще склонна
чувствовать совсем иначе, и тогда ее книги только мучительны для меня.
- Мучительны? - повторил я.
- Да! Мучительно находить веру в Бога, когда вы не можете верить в
Него; получать прекрасные доктрины, которых вы не можете принять, и знать,
что живет такое существо, женщина такая же, как вы, во всем, кроме ума,
которая имеет то счастие, какого вы не можете достичь, хотя бы вы
протягивали с мольбой руки день и ночь и дико взывали бы к печальным
небесам.
В этот момент она выглядела, как трагическая королева; ее фиалковые
глаза сверкали, ее губы разомкнулись, ее грудь волновалась. Я подошел к ней
со странным нервным колебанием и дотронулся до ее руки. Она пассивно дала ее
мне, я продел ее через мою, и несколько минут мы молча ходили взад и вперед
по дорожке.
В грандиозном отеле начали зажигаться огни, и как раз над нашим шале
сверкало созвездие в форме трилистника.
- Бедный Джеффри! - сказала она, вдруг быстро взглянув на меня. - Мне
жаль тебя! Со всеми моими фантазиями все же я не безумна, и во всяком
случае, научилась хорошо анализировать как себя, так и других. Я тебя читаю
так же легко, как я читаю книгу; я вижу, что в твоей душе буря. Ты любишь
меня и ты ненавидишь меня, и контраст ощущений губит тебя и твои идеалы. Да,
не говори, я знаю, я знаю. Но чем бы ты хотел, чтоб я была? Ангелом? Я не
могу олицетворить подобное существо более, чем на один преходящий момент
воображения. Святой? Они все подвергались мучениям. Хорошей женщиной? Я
никогда не встречала ни одной. Невинной? Не ведающей ничего? Я говорила тебе
до свадьбы, что я ни та, ни другая; для меня не представляли тайну отношения
между мужчиной и женщиной, я имела понятие о степени врожденной любви к
пороку у того и другого пола. Они совершенно одинаковы, никому нельзя отдать
предпочтения; мужчины не хуже женщин, женщины не хуже мужчин. Я все открыла,
кроме Бога, и вывожу заключение, что Бог никогда не мог предназначить такого
шаткого и низкого состояния, как человеческая жизнь.
Пока она так говорила, я мог бы упасть к ее ногам и умолять ее
замолчать, потому что она, не подозревая, высказывала мне многие из тех
мыслей, на которых я часто себя ловил, а между тем в ее устах они звучали
жестоко, неестественно и грубо до такой степени, что я чуть не отскочил от
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |