С громкими криками и шумом предали ее в тот же день казни, согласно приговору, а мясо, сало, щетину и ножки судьям за хлопоты отдали. А чтобы ничего не пропало, промыли кишки, набили их всем, чем положено, и сделали огромную колбасу.
На следующий день нужно было приговор исполнить и свинью сожрать, начав с колбасы, но тут пришлось им покумекать: в чем же ее сварить? Где найти такой большой горшок, чтобы в него вся длинная колбаса уместилась? Ибо мало того что у них такого горшка не было, но вдобавок ни один гончар, или горшечник, не брался такой изготовить.
В расстройстве и смятении бредет домой один шильдбюргер и видит — стоят гуси и кричат: «Га-га! Га-га!» Некоторые авторы, правда, утверждают, что то были не гуси, а осел, и он кричал: «Иа! Иа!» А шильдбюргеру показалось, что кричат: «Раз-два! Раз-два!», хлопнул он себя по лбу, побежал назад в ратушу и говорит: «Позор вам всем! Осел подсказывает, что колбасу можно вдвое сложить и в горшок запихнуть». Услыхали шильдбюргеры и стали дальше рассуждать (они были хорошие логики и скоро смекнули, что если колбасу можно вдвое сложить, то и втрое тоже: что двоится, то и троится). Вот они и сложили ее так, чтобы в обычный горшок впихнуть (сама она туда залезать не хотела). Затем залили ее кипятком, сварили и разрезали на столько кусков, сколько было шильдбюргеров, и каждый получил кусище, который можно было три раза вокруг головы обернуть. Сначала надо было прихватить зубами кончик, а уж потом трижды голову обмотать и от другого конца откусить: вот какова была доля на одного шильдбюргера. Поэтому в Шильде до сих пор говорят: свари себе колбасу, которую ты три раза вокруг головы обернешь.
Глава тридцать пятая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ МЕЛЬНИЧНЫЙ ЖEPHOB ИЗГОТОВИЛИ И ОДИН ИЗ НИХ с ЖЕРНОВОМ НА ШЕЕ УБЕЖАЛ ДА ТАК И НЕ ВЕРНУЛСЯ
Построили шильдбюргеры мельницу, отправились на высокую гору, где у них была каменоломня, вытесали жернов и с превеликим трудом снесли его вниз. И вот, когда они уже дошли до самого низу, вспомнили, как бревна для своей ратуши в гору затаскивали и оттуда самоходом спускали. И стали они между собой говорить: «Дураки мы дураки! Зачем мы жернов с горы сносили, ежели он сам без труда скатиться мог? Втащим его снова на гору и спустим вниз, как мы это с бревнами делали».
Мысль эта всем понравилась, втащили они камень на гору и только собрались его столкнуть, как вдруг один говорит:
— А как мы узнаем, куда он укатится? Где нам его искать? Кто нам его внизу покажет?
— Ну, — сказал городской голова, который первым присоветовал затащить жернов на гору, — этой беде помочь легко: пусть один из нас голову в дыру просунет (ведь жернова имеют посередке большую дыру) да вместе с жерновом вниз и скатится.
Это предложение показалось всем толковым, выбрали одного шильдбюргера, он голову в жернов просунул и вместе с камнем стремглав вниз покатился.
А под горой был глубокий омут, и камень вместе с дурнем прямо в него угодил. Потеряли шильдбюргеры обоих: и камень, и человека, и никто не мог догадаться, куда их земляк запропастился. Стали они его ругать, он-де с жерновом на шее от них убежал и их столь нужного имущества лишил, разослали они письма во все соседние деревни и города: где появится парень с мельничным жерновом на шее, следует его задержать и в каталажку посадить, ибо он общинное имущество уворовал. Но бедняга давно уже лежал мертвым на дне омута: ежели бы он мог говорить, он бы их успокоил и указал, где их имущество находится. Но камень так его придавил и на дно увлек, что он воды наглотался и помер и лежит в том омуте по сей день, а сверху его не видно.
Глава тридцать шестая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ ПОЖАЛЕЛИ ДЕРЕВО И РЕШИЛИ ЕГО НАПОИТЬ И ЧТО ОНИ ДЛЯ ЭТОГО ПРЕДПРИНЯЛИ
Неподалеку от города Шильды, что в Миснопотамии, протекала речка, а на ее берегу росло старое ореховое дерево. Большой сук его почти касался воды. Шильдбюргеры однажды это заметили, и поскольку были они люди простые, добрые и благочестивые (таких сегодня едва ли найдешь), то пожалели бедное дерево и стали думать: чего это оно так к воде тянется?
Были высказаны разные мнения, а под конец городской голова возьми да и скажи: «Что мы за дурни? Разве мы не видим, что дерево на сухом месте стоит и к воде тянется, потому что пить хочет. А сук нижний у него все равно что клюв, им дерево, стало быть, воды зачерпнуть желает».
Посоветовались шильдбюргеры и решили сделать доброе дело: помочь бедному дереву воды напиться. Накинули они на его макушку веревочную петлю, перебросили веревку на другой берег и стали там дружно за нее тянуть, чтобы дерево таким манером поскорее до воды наклонилось. И когда оно почти что воды коснулось, приказали они одному шильдбюргеру на дерево влезть и обеими руками «клюв» в воду окунать. Тот уселся на ветку и изо всех сил на сук нажимает, но тут веревка, за которую шильдбюргеры тянули, возьми да и лопни. Дерево прянуло вверх, и суком, точно саблей, тому шильдбюргеру, что наверху сидел, голову с плеч снесло. Голова в речке утонула, а туловище без головы упало на землю.
Шильдбюргеры тут не на шутку перепугались и стали совет держать. Начали вспоминать: была ли у того шильдбюргера голова, когда он на дерево полез, или не было? Но точно никто ничего вспомнить не мог. Городской голова сказал: «Думаю, не было у него головы. Ведь когда он из дому вышел, я его три раза по дороге окликал, а он не ответил. Отсюда следует: раз он оклика не слыхал, стало быть, у него ушей не было. А раз ушей не было, то и головы не было, ведь уши-то на голове растут». Однако городской голова точно этого утверждать не мог. Поэтому он дал совет у жены того шильдбюргера спросить, была ли у ее мужа голова на плечах, когда он поутру встал и со всеми вместе из дому вышел.
Пошли шильдбюргеры к жене и спросили ее, но она тоже толком ничего не знала. Вот на прошлой неделе в субботу она мужу голову мыла, значит, тогда голова была и уши были, она еще за ушами грязь отмывала. А была ли у него голова сегодня, она внимания не обратила. «Вон в сенях его старая шапка висит, — сказала она шильдбюргерам. — Поглядите: если головы в шапке нет, стало быть, он ее с собой взял. Или еще куда положил, но куда, не знаю».
Заглянули шильдбюргеры в шапку своего земляка, но головы в ней не нашли. Так до сих пор никто в Шильде и не ведает, была ли у того шильдбюргера голова, когда он к речке отправился, или он дома ее оставил и куда-нибудь запрятал.
Глава тридцать седьмая
КАК ОДИН ШИЛЬДБЮРГЕР У ДРУГОГО ТЕЛЕГУ ВЗАЙМЫ ПРОСИЛ
Жили два шильдбюргера по соседству, дома их почти что рядом стояли. Как-то рано один сосед подошел к окошку другого и тихонько концами пальцев постучал (чтобы не подумали, что он башмаком стучит). А сосед за печкой на мягком сеннике лежал, и вылезать ему оттуда не хотелось, поэтому он крикнул громким голосом: «Кто это стучит в такую рань?» — «Это я, соседушка, — ответил тот, кто стучал в окошко. — Что вы делаете?» — «Сплю, — раздался ответ из-за печки. — Да вам-то что от меня надо?» — «Ежели бы вы не спали, — сказал первый сосед, — я бы у вас вашу телегу взаймы попросил. Ну, а раз вы еще спите, я попозднее зайду, когда вы проснетесь». — «И правильно сделаете», — ответил ему сосед из дому. Оба соседа полагали, что если кто еще лежит в постели, то он непременно спит.
Глава тридцать восьмая
КАК ОДИН ШИЛЬДБЮРГЕР СПАСАЛ ЧЕСТЬ ГОРОДА ШИЛЬДЫ И ПРИ ЭТОМ ЛИШИЛСЯ КОБЫЛЫ
Прослышал один шильдбюргер, что ни на кого нельзя взвалить больше, чем тот может нести, и с тех пор никогда свою кобылу не нагружал. Он взваливал мешок с мукой или с зерном себе на плечи (а был он мельник и человек благочестивый, как все мельники) и уж только после этого садился на лошадь и ехал с мельницы домой. Думал, что кобыле легче будет. Иные господа о слугах так не пекутся, но нагружают их сверх всякой меры, как ослов.
Как-то ехал наш мельник домой верхом на кобыле и видит: у самой границы шильдских земель сидит на дереве кукушка и кукует. А по ту сторону границы растет другое дерево, на нем тоже сидит кукушка, но чужая, и тоже кукует.
Слушал шильдбюргер, слушал и вдруг заметил, что чужая кукушка шильдскую стала перекуковывать: на пятнадцать или больше «ку-ку» ее обогнала. Рассердился он, соскочил с коня, залез на дерево и решил своей кукушке помогать, пока чужая свое поражение не признает и перышки на суку не оставит.
Тем временем неподалеку пробегал волк, увидел под деревом кобылу без присмотра, напал на нее и сожрал. А шильдбюргер в это время еще наверху сидел и чужую кукушку перекуковывал, пока та не сдалась и прочь не улетела. А ему пришлось домой на своих двоих идти.
Вернувшись в Шильду, он рассказал городскому голове и всей общине, как честь и достоинство города Шильды спасал и своей кукушке куковать помогал, но вот незадача — потерял при этом кобылу. Ибо пока он на дереве сидел, кобылу волк сожрал, чтобы его, проклятого, черти в ад унесли. Поэтому он честь по чести просит: не могут ли ему помощь оказать и другую кобылу купить.
Когда городской голова и прочие шильдбюргеры эту историю узнали, посчитали они, что произошла большая несправедливость: человек столь усердно о чести и славе города Шильды радел и такой урон при этом потерпел. И решили купить ему на общинные деньги новую кобылу, а еще, сверх того, благодарность вынести. Так и сделали.
Глава тридцать девятая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ КОЛОКОЛА НА ДНЕ ОЗЕРА ПРЯТАЛИ
Дошли как-то до Шильды слухи, что скоро война будет, испугались шильдбюргеры за свое добро и прежде всего о колоколах на ратуше подумали. Они опасались, как бы те колокола не сняли, чтобы на пушки их перелить. Созвали они совет, посовещались и решили: утопить колокола в озере, а когда война кончится и вражеское войско уйдет, поднять их со дна и снова в ратуше повесить. Погрузили колокола на большую лодку и выехали на середину озера.
Хотели они уже первый колокол в воду столкнуть, но тут один шильдбюргер закричал: «Постойте! Как мы это место найдем, когда нам колокола опять доставать придется?»
«Мне бы твои заботы! — ответил ему городской голова. Встал он и сделал зарубку на борту лодки — в том месте, откуда колокола сбрасывали. — Вот где я зарубку зарубил, — сказал, — тут мы их и найдем».
Столкнули колокола в воду, и те тотчас на дно ушли. А когда война кончилась, опять сели шильдбюргеры в ту же самую лодку и поехали колокола поднимать. Зарубку на борту лодки они нашли, но колоколов так и не смогли отыскать. И место то определить не сумели, где колокола в воду столкнули. Так по сей день шильдбюргеры о колоколах своих горюют.
Глава сороковая
КАК ОДИН ШИЛЬДБЮРГЕР СВОЕГО КОНЯ ОБМЕНЯЛ
Поехал один шильдбюргер как-то верхом вместе с другими, и когда все спешились, он тоже с лошади слез; когда же они снова на коней садиться стали, подождал, пока все не сели, затем вскочил в седло и поскакал. Его спрашивают: «Почему ты последним на своего коня садишься?» А он отвечает: «Да я его иначе не узнаю. Когда все своих коней разберут и один только останется, это, стало быть, мой и есть». Вот так-то.
Однажды едут они через деревню, а озорные деревенские ребятишки стали в них камнями кидать, и один нашему шильдбюргеру по голове угодил. Тот сразу же слез на землю и попросил другого шильдбюргера лошадью с ним обменяться, на что тот Согласился, а потом спросил: почему он лошадьми меняться захотел? Наш шильдбюргер ему отвечал: когда они по деревне ехали, стала его лошадь брыкаться и сзади его по голове ударила. Поэтому он на ней ездить больше не желает. А мальчишку, того, который камень бросил, он не приметил: вот и решил, что лошадь его копытом по голове ударила. Но, верно, то осел его ударил, не иначе.
Глава сорок первая
ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК В ГОРОД ШИЛЬДУ РАК ЗАПОЛЗ И КАКУЮ КАЗНЬ ЕМУ ШИЛЬДБЮРГЕРЫ ПРИДУМАЛИ
Ни в чем не повинный бедняга рак заблудился, хотел в щель какую-нибудь заползти, но, на свою беду, попал в город Шильду. Когда шильдбюргеры его увидали, то удивились: что за зверь такой! А как разглядели, сколько у него ног — и спереди, и сзади, и как он назад пятится, и как усами шевелит, и как клешнями щелкает, очень они этого честного рака испугались, ибо прежде такого зверя никогда не видели. Сбежались тут все жители Шильды на него поглядеть и стали думать да гадать, что это за чудовище у них объявилось. Никто ничего придумать не мог, пока городской голова не объявил: «Это, должно быть, портной». Он его клешни за портновские ножницы принял. Чтобы такую догадку проверить, посадили шильдбюргеры рака на кусок хорошего сукна, из которого они свои кафтаны шьют.
Стал рак ползать по сукну взад и вперед, а шильдбюргеры за ним следом материю резали. Они думали, что рак новый крой намечает, и решили все его секреты вызнать. Изрезали весь кусок, а кроя никакого не получилось.
Когда они поняли, что вовсе это не портной, выступил один шильдбюргер вперед и сказал: «Есть у меня сын-подмастерье, который много по свету странствовал, за три дня целых две мили проходил, всего навидался. Надо его спросить, что это за чудовище такое». Позвали того подмастерья, оглядел он рака со всех сторон и даже не понял, где у него голова, а где хвост. Потому что рак все время на месте вертелся, и голова у него с хвостом сливалась. Походил подмастерье вокруг рака и говорит:
«Много я на свете чудес видел, но такого еще не встречал. Если хотите знать, что это за тварь, то я вам так скажу: коли это не голубь и не аист, то, должно быть, олень. Да, скорее всего олень».
Ну, от такого ответа шильдбюргеры, надо прямо сказать, сильно не поумнели. Тут один из них любопытства ради потрогал рака рукой, а рак как хвать его клешней! Стал тут шильдбюргер вопить: «Караул! Убивают! Убивают!» Когда другие это услыхали, чаша их терпения переполнилась, сотворили они тут же скорый суд над чудовищем, что их земляка чуть не убило, и вынесли такой приговор:
«Поелику никто в Шильде не ведает, какой зверь в наш город без дозволения забрался, а сам этот зверь обманным образом выдавал себя за портного, коим он на деле не является, постановили мы признать этого зверя за подлого обманщика и, пуще того — за убийцу, ибо он покушался на самую жизнь одного из наших граждан. И казнить того зверя самой суровой казнью, то бишь утопить в реке».
Один из них, которого рак клешней цапнул, взялся сотворить казнь. Подцепил он рака на доску и отнес к реке. Все шильдбюргеры побежали, разумеется, туда же: поглядеть своими глазами на казнь заморского чудовища. В присутствии всех рака бросили в реку. А когда рак в воду попал, оживился он, стал всеми лапами загребать и усами шевелить. Шильдбюргеры его от души пожалели, даже прослезились и так сказали: «Поглядите, до чего же ему, бедному, помирать неохота!»
Глава сорок вторая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ ИМПЕРАТОРУ СОЛДАТ ПОСЛАЛИ И ЧТО С ОДНИМ ИЗ ТЕХ СОЛДАТ ПРИКЛЮЧИЛОСЬ
Слухи о войне, из-за которых шильдбюргеры свои колокола в озере утопили, оказались правдивыми, и они вскоре на себе это ощутили. Ибо через несколько дней пришел приказ: снарядить солдат и послать для гарнизонной службы в соседний город. Что они и сделали.
А с одним из посланных, отнюдь не из самых последних, вот что приключилось. Когда он в город входил, пастух как раз стадо из города выгонял: коров, телят да быков. А поскольку был тот шильдбюргер дурак, но мастак, из тех бычков, что хвалился да с горы свалился, то корова одна мимоходом его рогом задела. В гневе вытащил храбрец свой тесак, подступил к корове и говорит: «Ежели ты умная и честная корова, выходи на бой и попробуй боднуть меня еще разок!» Но корова не была такой честной и умной, чтобы ему на это ответить.
А некоторое время спустя сделали горожане вылазку в стан врагов, чтобы разжиться у мужиков курами да гусями. Наш шильдбюргер еще до того металлическую пластину от панциря нашел, шириной в ладонь, и поскольку он как раз заказал портному новый мундир и штаны, велел он зашить ту пластину в подкладку, аккурат против сердца, чтобы уберечь себя от случайного удара. Еще раньше у него было такое везение, что нашел он половину подковы и сунул ее за пояс, а пуля как раз в то место угодила и та подкова ему жизнь спасла. Поэтому он теперь по всему поясу понавесил подков, как будто в броню оделся. Когда этот солдат вместе с другими на поиски добычи вышел, погнались за ним разъяренные мужики. Хотел он через изгородь перепрыгнуть, да зацепился штанами и повис. Один мужик ткнул в него сзади алебардой, так что он с забора свалился и так быстро побежал, как будто ничего с ним опасного не случилось. Стал он этому дивиться и штаны свои осматривать, чтобы понять, как это он от удара алебарды уберегся. Тут он обнаружил, что портной пришил ему металлическую пластину на заду. «Благослови бог этого портного, — сказал он себе, — что мне пластину на заду пришил, как будто он лучше знал, каким местом я к врагу оборочусь».
Глава сорок третья
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ СТРАШНОГО ЗВЕРЯ МЫШКОДАВА КУПИЛИ, А ВМЕСТЕ С НИМ И СВОЮ ПОГИБЕЛЬ ОБРЕЛИ
Надо сказать, что в городе Шильде никогда не водилось кошек, а мышей там развелось видимо-невидимо, они даже в хлебный ларь постоянно залезали. Что рядом с ними ни положь, все они тут же сожрут или изгрызут, так что очень они шильдбюргеров допекали.
Однажды случилось, что шел через город Шильду путник и нес на руках кошку; с ней он и в трактир завернул. Хозяин спросил его, что это за зверь такой диковинный. Путник ответил: «Мышкодав». А мыши в Шильде так обнаглели, что людей совсем не страшились и среди бела дня повсюду свободно бегали. Путник кошку свою на пол спустил, и она, в присутствии хозяина, вмиг дюжину мышей передавила.
Трактирщик доложил отцам города, какое он чудо видел, те всем советом в трактир пришли и стали путника спрашивать, не продаст ли он своего мышкодава. Они-де хорошо ему заплатят. А путник дал такой ответ: вообще-то мышкодава он не продает ни за какие деньги, но раз уж у них такая беда с мышами, он, так и быть, его уступит за честную цену — и потребовал с них сто гульденов. Шильдбюргеры обрадовались, что он не так уж много запросил, ударили по рукам и договорились, что половину суммы он тотчас наличными получит, а вторую половину они ему выплатят через полгода. Обе стороны были весьма довольны сделкой, путник получил в руки пятьдесят гульденов, а кошку отнес в старую деревянную башню, где шильдбюргеры общинное зерно на зиму хранили и мышей поэтому было больше всего. Затем путник поспешно удалился с деньгами, боясь, как бы отцы города не передумали и сделку не расторгли. Он шел и все время оглядывался, нет ли за ним погони.
А шильдбюргеры на радостях забыли его спросить, чем мышкодава кормить. Чтобы это узнать, послали они одного из своих за бродягой вдогонку. Когда тот увидел, что кто-то за ним бежит, он еще шибче припустил. Шильдбюргер так и не смог его догнать, только издали ему крикнул: «Что он жрет?» А бродяга, тоже издали, ему ответил: «Что где попадет!»
Шильдбюргеру же послышалось: «Людей и скот!» Перепугался он, побежал назад к своим и все им рассказал. Те тоже перепугались не на шутку и в страхе сказали: «Вот передавит он всех мышей и станет скотину нашу драть, а потом и за нас примется, даром что купили мы его на наши кровные денежки!» И порешили они мышкодава того убить; но никто из шильдбюргеров не отваживался к нему приблизиться.
Тогда они снова все обсудили и решили поджечь ту башню, где зерно хранилось, ибо лучше убыток понести, чем жизни навек лишиться. Подожгли они башню, надеясь, что мышкодав вместе с башней сгорит.
Когда кошка почуяла дым, то сразу же выпрыгнула в окно и забралась в другой дом; а башня с запасами зерна сгорела дотла.
Сильно перепугались шильдбюргеры, когда узнали, что не удалось им освободиться от мышкодава. Снова они посовещались, выкупили на общинные деньги тот дом, куда кошка забежала, обложили его соломой и тоже подожгли.
А кошка тем временем забралась на крышу, сидит там и лапкой умывается — такая уж у этой породы привычка. Шильдбюргеры же, увидев, как кошка лапу за голову заносит, решили, что это она клятву дает — всем им страшной местью отомстить.
Один из них копье длинное схватил и хотел кошку заколоть. А та вцепилась в древко когтями и вмиг по нему на землю соскользнула, так что копейщик и все шильдбюргеры со страху во все стороны прыснули и оставили тот дом гореть. Поскольку пожар никто не тушил, огонь скоро перекинулся на соседние дома, и вся Шильда сгорела дотла. А кошка целехонькая из пламени выбралась, только ее и видели.
И пришлось шильдбюргерам с женами и малыми детьми в лес от огня бежать. И ратуша их сгорела, а вместе с ней вся канцелярия и все бумаги, так что больше мы ничего путного о дурачествах шильдбюргеров прочесть не можем.
Глава сорок четвертая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ РЕШИЛИ В ДРУГИХ МЕСТАХ ПОСЕЛИТЬСЯ И ШИЛЬДУ НАВСЕГДА ПОКИНУТЬ
Страшно было шильдбюргерам, и не знали они, куда им теперь податься. Дома их сгорели, имущество тоже сгорело, да еще кот Мурлыка внушал им ужас, ибо видели они, как он поклялся страшной местью им за все отомстить. Поэтому посоветовались они и сочли за лучшее другие места для жительства поискать, где они от мышкодава в полной безопасности будут. Разбрелись они по всему белу свету с женами и детьми, поселились в разных местах — одни там, другие здесь, — и всюду нравы свои дурацкие насаждали.
С шильдбюргерами вышло так, как в притче об одном городе рассказывается, где блудилище сгорело, а искры от него во все дома разлетелись. Где бы шильдбюргеры ни селились, там плодили они шутов да дураков, в точности подобных им самим. Поэтому ходит нынче столько историй о шильдбюргерах, которые живут в самых разных местах, и продолжают свои дурачества, и откалывают всякие шутки. Все они от тех шильдбюргеров произошли, которые по всему свету когда-то разбрелись, и шутовские проделки они от них переняли и глупость свою от них унаследовали.
Отсюда видишь, какое привязчивое и передающееся по наследству свойство — глупость, и ежели кто дурацкую личину на себя нацепит, станет он истинным дураком и от того уже не отмоется. В молодости надо дурака из себя вытравлять. Пусть нижеследующее каждому предостережением послужит, дабы он от дураческого и шутовского яда уберечься мог.
Кого Господь умом одарит,
Пусть он свой ум не разбазарит.
Над тем пускай смеется всяк,
Кто добровольный стал дурак.
Ведь годы нас и так согнут
И вновь в ребячество вернут.
Таков конец истории шильдбюргеров из Миснопотамии.
* * *
ИСТОРИЯ О ДОКТОРЕ ИОГАННЕ ФАУСТЕ,
ЗНАМЕНИТОМ ЧАРОДЕЕ И ЧЕРНОКНИЖНИКЕ
Как на некий срок подписал он договор с дьяволом, какие чудеса он в ту пору наблюдал, сам учинял и творил, пока наконец не постигло его заслуженное воздаяние.
Большей частью извлечено из его собственных посмертных сочинений и напечатано, дабы служить устрашающим и отвращающим примером и искренним предостережением всем безбожным и дерзким людям. Послание апостола Иакова IV: Будьте покорны Господу, противоборствуйте дьяволу, и он бежит от вас. Cum Gratia et Privilegio[20]. Напечатано во Франкфурте-на-Майне Иоганном Шписрм. MDLXXXVII
Почтенным, достохвальным и благородным Каспару Кольну, писцу канцелярии курфюрста Майнцского, и Иерониму Хофу, казначею в графстве Кенигштейн, особливо ко мне благорасположенным, любезным государям моим и друзьям
Милость Божья с вами, затем мой привет! Рад служить вам, почтенные, достохвальные, благорасположенные, любезные государи мои и друзья. С тех пор как много лет существует в Германии всем известное пространное предание о разных похождениях доктора Фауста, знаменитого чародея и чернокнижника, повсюду на сборищах и пирушках люди любопытствуют и толкуют о судьбе упомянутого Фауста.
Равным образом, хотя некоторые новейшие историки там и сям упоминают об этом колдуне и его дьявольском искусстве, я сам часто удивлялся, как это никто не записал по порядку эту страшную историю и не напечатал ее для острастки всем христианам, и неоднократно осведомлялся у ученых и сведущих людей, уж не написал ли кто-либо давным-давно эту историю. Но ничего достоверного нигде нельзя было узнать, пока недавно мне не сообщил и не прислал ее один добрый знакомый из Шпейера с пожеланием, чтобы я ее опубликовал и представил в назидание всем христианам как устрашающий пример дьявольского соблазна на пагубу тела и души.
Именно потому, что это и есть примечательный и устрашающий пример, из которого можно не только убедиться в дьявольской зависти, лукавстве и свирепости против рода человеческого, но и вьяве узреть, до какой крайности может довести человека самоуверенность, дерзость и любопытство, могущие послужить причиной отпадения от Господа, союза со злыми духами и погибели для тела и души, с тем большим рвением предпринял я эту работу и приложил все старания в надежде оказать этим добрую услугу всем тем, кто желает внять предостережению.
Однако же, почтенные, достохвальные, благорасположенные, любезные государи мои и друзья, эту историю я посвятил вам не потому, что вы нуждаетесь в таком предостережении более других, ибо мне, слава Богу, достаточно известно из постоянного общения и опыта особое усердие ваше и преданность Господу, истинной вере и христианскому исповеданию; но для вас пусть она будет публичным свидетельством особенной любви и дружбы, которая, возникнув меж нами, частью в Урсельской школе, частью потом из многократного общения и близости, сохранилась и по сегодняшний день и, если будет на то воля Божия, продлится и сохранится на все дни нашей жизни здесь на земле и в царстве Божием. Что касается меня, то я предан ей всей душой. Также и вы, почтенные и достохвальные, как я знаю, намерены не пренебречь ничем, что может служить укреплению этой нашей старинной дружбы.
Я чувствую себя, однако, много более обязанным во всем решительно вам угождать и служить всем, что только в моих силах, но так как на этот раз я ничего лучшего не имею и знаю, что вы, почтенные и достохвальные, по милости Божьей и хлебом насущным, и земными благами одарены и наделены в той мере, что не нуждаетесь для этого во мне, решился одарить вас, почтенные и достохвальные, этой скромной книжицей, в особенности же потому, что из прежних бесед мне известно, что вы, почтенные и достохвальные, об этой истории весьма любопытствовали. По этой причине примите на сей раз благосклонно и это скромное мое ярмарочное издание.
Поручаю вас, почтенные и достохвальные, вместе с вашими чадами и домочадцами, милосердной защите и покровительству промысла Божьего.
Писано во Франкфурте-на-Майне в понедельник 4 сентября MDLXXXVII года Ваших милостей покорный слуга Иоганн Шпис, печатник в том же городе.
ИСТОРИЯ О РОЖДЕНИИ и УЧЕНЫХ ЗАНЯТИЯХ ЗНАМЕНИТОГО ЧАРОДЕЯ ДОКТОРА ИОГАННА ФАУСТА
Доктор Фауст был сыном крестьянина, родился в Роде, близ Веймара. В Виттенберге имел он немалую родню, и родители его также были добрые христиане и богобоязненные люди. А дядя его, что находился в Виттенберге, был горожанин и с достатком. Он воспитал Фауста и обходился с ним как с собственным сыном, потому что не имел наследников, и принял к себе этого Фауста как свое дитя и наследника и послал его в университет изучать богословие. Тот, однако же, оставил это благочестивое занятие и употребил во зло Божье слово.
Потому-то мы не станем упрекать его родителей и друзей, которые ревностно пеклись о его благе, как об этом пекутся и заботятся Фауста все порядочные родители, и не будем вмешивать их в эту историю. Притом его родители не дожили до того времени и не увидели мерзости своего безбожного дитяти. Ибо известно, что родители доктора Фауста (так, по крайней мере, многие считают в Виттенберге) сердечно радовались, что их родственник усыновил его, и так как они заметили в нем отличные способности и память, то в силу этого очень о нем заботились, подобно тому как Иов, гл. 1, заботился о своих детях, чтобы они не согрешили против Господа. Отсюда часто можно видеть, что у благочестивых родителей бывают неудачные, безбожные дети, как это видно на примере Каина (Бытия 4), Рувима (Бытия 49), Авессалома (Царств 2, 15 и 18). Я говорю об этом, так как многие этих родителей обвиняют и укоряют, я же хочу эти упреки отвергнуть; ведь этакие люди не только бранят, но, основываясь на том, что Фауст был вскормлен своими родителями, делают некоторые выводы, а именно, что они потакали в юности всем его проделкам и не наставляли его на то, чтобы он прилежно учился, и это для его родителей — поношение. Далее, они утверждают, что друзья, видя его быстрый ум и малую охоту к богословию и зная с его слов, а также из того, о чем уже открыто шли слух и молва, о его занятиях колдовством, должны были своевременно предостеречь его от этого. Все это пустой вымысел, ибо никакой вины на них нет. Теперь к делу!
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |