Олег затаил дыхание. Колдуны переглядывались. Хакама спросила напряженно:
— Короед, что ты предлагаешь?
— Я скажу, что он хочет предложить, — вмешался Олег торопливо. — Вы в ярости, я вломился как медведь, что-то поломал и теперь хочу всех себе в челядь... Нет! Я не хочу Первым Чародеем. Я не хочу никого наклонять... Довольно крови и разбросанных кусков мяса, от которого звери жиреют, а вороны перестают летать от тяжести. Мы составим Совет из сильнейших, чтобы следили за странами и народами. Мы будем вмешиваться, когда это необходимо... на благо самих народов. Мы будем строить города, зная, что никто их не собирается разрушать, будем отправлять караваны с товарами в дальние страны без охраны, потому что никто не посмеет остановить, тем более — ограбить! Мир, освобожденный от наших распрей, станет неслыханно богат! А богатство — это магов как муравьев в трухлявом пне, это мудрецы, учителя, странствующие пророки! И все отыскивают тропинки, а то и дорожки к новым мудростям, новым знаниям, новым заклятиям, что когда-то приведут человека на те сверкающие вершины... откуда мы достанем... достанем...
Его дыхание участилось так, что из груди вырывался только свистящий хрип. Кулаки сжимались, он снова ощутил стыдное стремление зверя кого-то разорвать, сплющить, доказать свою мощь.
Беркутпоинтересовалсясплохоскрываемой заинтересованностью:
— Положим, осуществимо. Кто будет в этом Со-вете?
Олег развел руками:
— Возможно, мы не самые лучшие, не самые знающие, не самые умелые. Но если будем искать поумнее... Словом, мы и станем этим Советом! Никто не будет главным, мы так и останемся каждый... главным. Сколько нас здесь? Восьмеро? Так и создадим Совет Восьмерых. Мир о нас не будет знать, зачем простолюдинам... будь они деревенские кузнецы или короли, знать о тех, кто ими незримо правит?
Он обвел горящим взглядом всех, Россоха протестующе выставил руки:
— Я ничего не сказал!.. Мне вообще не нравится... править. Я редко считаю себя правым, вправе... Да еще правило в руки!.. Без меня!
Что-то важное почудилось Олегу в словах мудреца, которого встретил первым на пути, предостерегающе грозное, но остальные смотрели затравленными глазами, на лицах страх и жадность, уже слышно, как скрипят мозги у Беркута, хлюпают у Ковакко, шуршат у Хакамы, всяк прикидывает выгоды и невыгоды, но, похоже, жажда выгоды перевесит, к тому же у каждого есть подленький страх, что если не войдет в этот Совет чародеев, то будет их не Восемь, а Семь, а то и Шесть или Пять... Мир в самом деле будет принадлежать тем, кто согласится с этим полузверем, тогда не получить и те крохи от пирога, которые сейчас полагаешь своим неслыханным богатством...
— Ты говоришь, — сказала Хакама задумчиво, — не будет главного. А кому принимать решения?
— Нам! Если заспорим, будем убеждать друг друга. Если не убедим, то... как решит большинство.
И все-таки колдуны переглядывались, отводили взгляды. Он ощутил, что все чего-то ждут, а взгляды, которые бросают как стрелы, в чем-то странные... Внезапно на затылке зашевелились волосы, по спине прошла ледяная волна.
С абсолютной ясностью понял, что в помещении есть еще кто-то. Незримый для него. Незримый даже для других, но это человек или колдун из их круга, о нем уже знают.
С колдунами что-то странное, он еще раз скользнул по ним взглядом. Вроде бы их стало меньше... Так и есть! В помещении на него с застывшими улыбками, полными ожидания каких-то событий, смотрят Беркут, Хакама, Короед, Ковакко, Боровик, Автанбор... Кого-то недостает, их явно было больше. Так и есть, исчез Россоха, не видно того дурака в расписном халате, как его... Сладоцвета!
— Не слушаете, — сказал он горько. — Как драчливые селяне... только о том, как сдачи... Прав или не прав, но главное — дать сдачи! Как мне убедить? Как?
Голос его сорвался на крик. Горло сжало, он закашлялся, на глазах выступили слезы.
Справа пахнуло холодом, какой может идти только от острого железа. Он на миг представил, как лезвие врубится в мягкую теплую плоть, рассечет, перерубит кости, толстые и тонкие, и лишь потом брызнут тугие струи горячей крови...
— Россоха, — сказал он, — не тяни... Довольно! Что делаешь — делай.
Колдуны зашептались, их вытаращенные глаза не отрывались от смертельно-бледного лица молодого волхва. Олег повел дико глазами по всему помещению. На миг всем почудилось, что попытается схватиться с невидимкой, но тут же застыл напряженный как тетива перед выстрелом, с закушенной губой, в глазах страх и мольба, чтобы все поскорее кончилось.
Затем все услышали свист рассекаемого воздуха. Даже успели увидеть, как закрутился небольшой вихрь и метнулся вслед за невидимым лезвием.
Автанбор вздрогнул, глаза выпучились. От его шеи по воздуху через всю комнату протянулась нить красных бусинок, а когда они достигли стены, там возникли крохотные красные пятнышки.
Руки Автанбора метнулись вверх, пальцы ухватили голову. Все видели, как голова осталась зажатой в ладонях, а тело начало медленно оседать. Из обрубка шеи на плечах ударили кипящие бурунчики крови, но из головы в руках кровь полилась как из ведра.
Олегу да еще Беркуту послышался новый свист меча, глухой удар железа по живой плоти, но тут тело Автанбора тяжело грохнуло на пол, руки все еще сжимали отрубленную голову. Кровь хлестала бурно, красная лужа растеклась по полу, заполнила щели и медленными волнами потекла под стол, достигла лестницы и освобожденно устремилась по ступенькам.
Колдуны вжались в глубину кресел. Их трясло, глаза вылезали из орбит. По полу тяжело протопали широкие ступни, оставляя кровавые следы. Цепочка протянулась в дальний угол, где вода в широкой бадье заколыхалась, послышался плеск, хлюпанье.
Короед вскрикнул, его трясущийся палец указывал в место, где стена соединялась с полом. Там расплывалась красная лужа, кровь текла прямо из пустоты. Чуть позже начало проступать скорченное тело человека. В полупрозрачной руке блестел такой же едва видимый нож с длинным узким лезвием. Тело медленно
— Эх ты... ты всего лишь человек!
— Сладоцвет?.. Так Россоха и его?..
Хакама со страхом и ненавистью смотрела в изможденное лицо зеленоглазого волхва:
— Но как... как ты сумел... предугадать?
— По вашим же... дурацким, — прошептал Олег измученно, — звездным картам. Не Сосику, правда, и не твоим ныне... я сам посмотрел на звездное небо, на людей, снова на звезды... Кое-что понял.
Его трясло от запоздалого страха. Он изо всех сил стискивал челюсти, пусть не увидят прыгающие губы, чувствовал, как вздуваются желваки, лицо становится суровым, как у действительно сильного и бесстрашного, хотя душа верещит по-поросячьи и старается забиться под стельку стоптанных сапог.
Хакама закричала пронзительно и гадко, перекосив красивое личико:
— Но так не могло быть! Почему Крыса не сумел, Обезьяна не перехитрила и не ударила в спину? Павлин должен был убить тебя, а не Автанбора! Звездные карты — безошибочны!
Олег стер ладонью кровь с плеча, поморщился, кровь засохла, пошла безобразной коркой. Он снова провел ладонью, коричневые струпья посыпались на пол. Теперь там пульсировал, медленно опадая, безобразный багровый шрам, на глазах стал лиловым, опал, побелел, но на большее у красноголового волхва сил то ли не хватило, то ли счел, что шрамы в самом деле украшают не только мужчину, но и волхва.
Хакама с ужасом следила вытаращенными глазами. А волхв оглядел себя, буркнул с неприязнью:
— Сейчас ты даже красивой не кажешься.
— Что?
— Какая же из Беркута Обезьяна, если родился в северных лесах, где отродясь обезьян не было? И где не знают, что такое обезьяна?.. Мало ли что там, на далеком жарком юге, в эти дни обезьяна на обезьяне! А у нас в тот час зима, в берлогах появляются медвежата, весной вылезают на свет... Он — Медведь! Во всем медведь, а медведи — звери честные, на хитрости да удары в спину не больно идут. У них и своей силы хватит, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. Это мог бы Горностай, но ты его почему-то обозвала Девой... ну, какая из него дева?.. и подговорила перехватить меня еще в горах.
Хакама спросила глухо:
— Где он?
Олег удивился:
— А где бы ты думала?
Она опустила голову:
— Глупый вопрос, признаю... Он там, в горах?
— Только кости, — поправил Олег. — Только кости.
Спины Ковакко и Беркута горбились в дальнем углу. Олег услышал слова заклинаний, по телу пробежала зябкая волна, затем словно окатили теплой водой пополам с березовым соком. Он чувствовал, что, если сейчас на него свалится хоть перышко, он рухнет под его тяжестью. Но когда поднял голову, со стен исчезли красные капли, а на полу не осталось и следа от двух убитых. Широкие плиты блестели, словно их усердно очистила дюжина слуг.
Боровик кашлянул, привлекая внимание:
— Можно мне спросить?.. Почему Россоха не убил... гм, понятно. Но почему он убил Автанбора? И Сладо-цвета, который... как я понимаю, должен был вместе с Россохой убить тебя?
— Чтобы этого не сделал я, — ответил Олег хмуро. — Автанбор достал воду из подземного источника и принес царевне Миш. Из-за него погиб друг... Россоха взял на себя кровь, чтобы ее не было на мне.
Короед опасливо поинтересовался:
— Прости нас, могучий. Любой бы на твоем месте уже крушил бы направо и налево... Но ты сохраняешь твердость, как подобает настоящему мужу и воину. Объясни, разве не одни и те же звезды зрят и на Хакаму, и на Беркута?
Колдуны уже стояли под стеной, как присмиревшие отроки. Олег сказал с презрением:
— Но по-разному возжигают сердца рожденных в знойных странах, где в десять весен уже замужем, и сердца рожденных в северных лесах, где до двадцати лет играют в песочке! Будь Россоха родом из Песков, его меч обрушился бы на мою голову, но в его жилах течет кровь гиперборея! Он должен был поступить так, как поступил. Он не хотел, чтобы по его землям двигались чужие армии... а я — единственный, кто хотел остановить эти армии. Вы считали его Павлином... слово-то какое, а он по звездным картам — Росомаха. А это зверь, который, как никто, охраняет свои земли. Чужакам не позволяет не то что селиться или охотиться, а даже проходить мимо. Я сам из Леса, росомах знаю. С ними ни один охотник по своей воле не связывается. Взять удается мало, но своего можно лишиться сразу...
Половицы заскрипели, он переступил с ноги на ногу, в виски стрельнуло болью. Похоже, кровь отлила от лица сильнее, Хакама начала всматриваться так, словно пыталась прочесть час его смерти.
Ковакко сказал негодующе:
— Этого не может быть! Великий Сосику не мог ошибиться! Я не поверю, что его звездные карты неверны!
— Может быть, и верны, — ответил Олег. — Для тех земель, откуда Сосику. Но не для наших северных, гиперборейских... Он передал мне карты, а я обещал, что не буду их таить, как... некоторые из вас, а передам людям. Я выполню! Но сам я не такой уж круглый дурак, чтобы верить... или пользоваться. Что еще?.. Хоть вы и чародеи, но, как и простые селяне, признаете только палку. Что ж, будете работать из-под палки! А потом, когда придут другие, уже создастся молва среди колдунов, волшебников и чародеев, что существует некий Совет Восьми Тайных... сейчас уже Семи, сильных и благородных, которые живут и работают, чтобы сделать мир счастливым. Не для себя живут, для всех людей. Для рода людского!
Беркут, самый быстросхватывающий, неожиданно растянул толстые губы в кривой ухмылке:
— А ты знаешь... это может получиться.
— Из-под палки?
— Обман. Мы будем делать вид, что мы чистые души, все для народа... только без замка, власти, огорода... гм... и придут в самом деле чистые души. И постепенно нас, неисправимых, заменят в самом деле достойные... Которые уже не из-под палки.
Колдуны переглядывались, но уже не отводили взоры. Только Хакама поморщилась, спросила мурлыкающим голоском:
— А ты, герой, в каком году родился?
Предостерегающая улыбка раздвинула его твердые губы, блеснули острые зубы, Хакама вздрогнула, такими клыками да если в ее горло...
— В несчастном для тех, кто попытается. Теперь нас семеро? Зато голоса не разделятся поровну.
Хакама отступила на шажок:
— Семеро, семеро! Прости, я просто пошутила.
От улыбки осталась одна тень. Однако он сказал так неожиданно, что колдуны вздрогнули:
— Я скажу не только год, но день и час.
Беркут сказал предостерегающе:
— Э-э, парень! Мы только-только начали грабить весь мир... хотя бы в мечтах, не потерять бы твою нахальную голову!
— Вам же важен какой-то залог? — сказал Олег просто. — Я родился двадцать три года тому в седьмой день весны в тот миг, когда солнце выглянуло из-за виднокрая. Вот здесь.
Его палец уперся на карте Хакамы в середину пустого пространства, где была надпись: «Здесь водятся дивные люди и дивные звери». Беркут кивнул, от уже понятной Славии дальше тянутся дремучие леса, в которые не ступала нога человека.
Глаза Хакамы быстро скользнули за его пальцем, лицо напряглось, будто она пыталась в считанные мгновения вычислить его жизнь, успеть увидеть слабые места. Но Беркут, Россоха и даже Боровик смотрели укоризненно, зачем же отдавать вот так просто ключи к своей жизни? Ковакко и Короед тоже покачали головами, но на карту взглянули, глаза стали цепкими, потом оба наперебой заговорили о целях Совета Семи Мудрых.
Россоха тщательно вытирал руки, уже растер докрасна, но все отыскивал видимые только ему пятнышки крови, снова вытирал чистым полотенцем. Для всех его голос прозвучал неожиданно:
— А почему тебя, зеленоглазый, называют Великим Изгоем?
Олег опешил:
— Так называют?
Россоха вдруг смутился, глаза опустились к полу, словно искали мышиную норку. И без того сморщенное лицо съежилось, как яблоко в огне костра.
— О, черт!.. Вечно путаю... Это не о тебе... Так, почудилось... Я ошибся, ошибся!
— Ничего, — ответил Олег, по спине пронесся холодный ветерок, волосы на затылке зашевелились в предчувствии беды. — Ничего страшного...
Он не понял, почему эти слова так заледенили кровь. Может быть, потому, что Россоха частенько путал настоящее с будущим.
И то, что назвал ошибкой, завтра уже не будет ошибкой.
Росомаха — зверь, с которым ни один охотник не связывается по своей воле. Росомаха, как никто, охраняет свою землю, ревниво следит за всеми чужаками, что проходят через его территории, и не терпит тех, кто пытается поселиться на его землях, охотиться, рыть норы, разводить детенышей.
Рожденные в период Росомахи ревностнее остальных людей ставят интересы племени выше своих личных интересов.
Росомаха не тетерев, на виду бывать не любит, открытых мест избегает, к себе относится критически, не заблуждается ни насчет своего ума, ни насчет своей внешности, из-за чего у Росомахи оказывается больше верных и преданных друзей, чем у более ярких и звонкоголосых самовлюбленных собратьев по Лесу.
У Росомахи опрятные норы, сами Росомахи могут похвастаться чистой шерстью, крепкими когтями. Росомаха тот редкий зверь, у которого нет ненавидящих его, потому что его уважают даже враги и противники, зная кодекс чести Росомахи, заранее знают, чего от Росомахи ждать, и не боятся повернуться к Росомахе спиной.
(С 10 января по современному летосчислению по 10 февраля)
Ворон — мудрая птица, но мудрая не по научению, а по своей сути, изначально мудрая и понимающая. Про людей-Воронов говорят язвительно, что головной мозг им ни к чему, спинного довольно, но шутка богов в том, что в самом деле Ворон просто понимает то, для чего мудрецу надобны годы мучительных размышлений.
Ворон сразу правильно отвечает на вопрос, над которым пришлось бы трудиться многим колдунам. Он лучше чувствует, чем понимает, и, перескакивая логические цепочки, сразу выдает верный ответ, но как к нему пришел, объяснить не может. Вороны крайне редко достигают высот в управлении и руководстве. Как раз потому, что зрят очень далеко, а народ далеко не пойдет, ему и на шаг подвинуться — ломать исконно-посконное, расставаться с традициями, заветами таких же неграмотных отцов-дедов, предавать Отечество...
Если же изредка Ворон залетает наверх, то это просто потому, что он не говорит обо всем, что видит его зоркое око, иначе побьют и выгонят как безумца.
Обычно Вороны неторопливы и спокойны, ибо истинная мудрость не терпит суеты. Они видят все наперед, и если им нужно клюнуть яблоко, они не спешат за катящимся по дороге, а сразу летят к тому месту, где оно остановится.
(10 февраля — 10 марта)
Горностай — зверь, который чувствует в себе ве-ликую силу. Он переполнен ею так, что она выплескивается из ушей. Он не сидит на месте ни часа, всегда в движении, а если его кто застанет недви-жимым и развалившимся, то глубоко ошибется, полагая, что наконец-то увидел Горностая на покое: тот лихорадочно придумывает либо сразу сотню изощренных каверз, либо как проникнуть в соседний лес и обворовать других Горностаев, либо в планах уже передушил всех противных белок в своем лесу и в соседних.
Горностай настолько уверен в себе и своей правоте, что его не заботят нормы, правила, законы. Он искренне убежден, что делает доброе и нужное дело, когда обворует бурундука — ишь какой толстый! — или придушит белку — не так верещит, — что его любят и что им восхищаются не только за его ловкость, но и за его поступки.
Впрочем, Горностай в самом деле оказывается чаще всего человеком бескорыстным и отзывчивым, охотнее других приходит на помощь. Причем одолжить нуждающемуся может как свое, так и чужое одинаково искренне.
(10 марта — 10 апреля)
Жаба — пожалуй, самый удивительный зверь, ибо может жить как на воде и под водой, так и на берегу. Жаба живет даже в лесу на деревьях. Эта удивительная приспосабливаемость дает человеку, рожденному в период Жабы, возможность как работать на самых простых работах, скажем, в поле или в лесу дровосеком, так и занимать высшие посты в государстве, руководить войсками, достигать высот в музыке, литературе, искусстве, науке.
Жабы меньше других склонны к упадку духа, ибо им везде хорошо, но это имеет и другую сторону: Жабам везде настолько уютно, что они редко стремятся куда-то еще. Человек-Жаба может, к примеру, всю жизнь проработать огородником, прекрасно понимая, что мог бы, если бы попотел немножко больше, стать управителем, воеводой или даже царем в этом государстве.
А зачем, отвечает обычно Жаба. Мне и так хорошо. А царю от всех отгавкиваться, шкуру беречь, царь всегда виноват, на царя всех собак вешают...
Жаб ценят за их золотые души, что укрыты невзрачными шкурками, но сами Жабы неохотно сходятся с людьми, ибо душа не одежка, ее еще рассмотреть надо!
(10 апреля — 10 мая)
Кузнечик — больше, чем кто-либо, не любит выказывать усталость, поражения, несчастья. Он всегда поет, всегда расправляет крылышки, прихорашивается под солнышком. Люди улыбаются, глядя на Кузнечиков, в каждом Кузнечике светится по крохотной капельке солнышка.
Кузнечик очень легок на подъем, и хотя сердечко трепещет от страха перед каждым прыжком, но все же прыгает, растопыривает крылышки и летит, летит, трепеща от страха и восторга. На новом месте могут поджидать большие страшные звери, там могут быть хищные пауки, но может оказаться и прекрасная поляна с сочной травой, сладкими ягодами и... другими красивыми Кузнечиками, Жуками, Бабоч-ками!
Едва ли не самый большой трус на свете, Кузнечик признается в этом только самым близким, а для всех других это беспечное и веселое существо, которому все дается легко, без усилий, которое легко сходится со всеми существами на свете, как Кузнечиками, так и всеми-всеми.
Кузнечик нетрудолюбив в том смысле, что неусидчив, он хватается то за одно, то за другое. Он часто бросает начатое, но для других удивительно, что успевает он много, даже часто больше других, усидчивых. А секрет в том, что Кузнечик, бросив на полдороге массу дел, к половине из них все же возвращается и, устыдившись своего малодушия, заканчивает быстро и успешно.
А если учесть, что Кузнечик все быстро схватывает, то можно сказать, что великой Род создал его в один из своих лучших дней и в хорошем состоянии духа.
(10 мая — 10 июня)
Хомяк — существо, которое спит едва ли не девять месяцев в году, но в оставшиеся развивает бешеную активность, успевая собрать хлеба с полей и набить кладовочки до потолков.
Человек-Хомяк способен трудиться день и ночь без отдыха, наспех глотнуть горячего кофе и снова уйти с головой в работу. В такие дни он успевает сделать столько, сколько рожденный Муравьем делает за месяц. Но затем Хомяк, выдохшись, падает с высунутым языком и долго-долго приходит в себя, а Муравей все работает, работает, работает, а когда приходит время сравнить результаты, то еще неизвестно, кто успевает больше!
Хомяков любят за незлобивый характер, неторопливость и добродушие. Их видят чаще всего на отдыхе, а отдыхать Хомяки любят и умеют, даже если отдых — это просто полежать на травке под солнышком.
(10 июня — 10 июля)
Равлик — отличается особой чувствительностью. Они очень тонко и точно чувствуют других людей, из Равликов могут получаться прекрасные вожаки, так как знают, как зажечь и повести за собой людей, чем воздействовать, чтобы бросились хоть в пропасть. Но эта сверхчувствительность оборачивается и другой стороной: они то готовы отдать чужому все, что имеют, то, спохватившись, отгораживаются стеной даже от близких, все время твердя себе, что их столько раз обманывали, сколько можно, пора и о себе подумать...
Эта сверхчувствительность делает их болезненно уязвимыми. Спасаясь, они уходят в раковину, оттуда лишь поводят сяжками, озирая мир, стараясь ни во что не вмешиваться. Эти люди живут в наполовину придуманном мире, им там намного лучше, чем в реальном, а возвращаясь, они всякий раз с тоской говорят, что опоздали родиться, что им бы на пару сотен лет назад, а то и тысячу, почему-то считая, что в прошлом они были бы обязательно князьями, а не холопами!
Для общения нет лучше собеседников, чем Равлики, ибо из врожденной сверхчувствительности всегда видят настроение собеседника, никогда не скажут грубость, всегда придут на помощь, помогут выйти из щекотливого положения.
Равлики умны, хотя их ум почти никогда не приводит к обогащению, удачной карьере, процве-танию своего дела. Никто лучше Равликов не в со-стоянии придумать иллюзорные миры, но как много у них пропадает на пути от сладкой грезы к реаль-ности!
(10 июля — 10 августа)
Муравей — едва ли не единственное на свете создание, которое никогда не боится перетрудиться. Муравья редко можно увидеть без дел, но и тогда либо чистит лапы и уши, вылизывает свои блестящие доспехи, а человек, рожденный Муравьем, не только в минуты отдыха планирует день наперед, но и упорнее остальных старается выполнять.
Муравей постоянно в работе, даже если это выглядит как бесцельное скитание по зарослям. Он либо пасет скот, заодно охраняя от чужих Муравьев, либо строит, тащит в дом добычу. Он никогда не скажет себе: довольно, я сделал достаточно. Он всегда старается сделать больше, за что его ценят, уважают, хотя и стараются на такого взвалить работы побольше, перебросить на него и часть своего труда. Муравей тащит, ропщет совсем изредка.
Такое трудолюбие вознаграждается: Муравья замечают, повышают по службе, работу дают все сложнее, ответственнее. И пусть говорят, что Муравей берет не умом, а трудолюбием, но ведь гений — это один процент таланта и девяносто девять трудолюбия!
(10 августа — 10 сентября)
Хрущ — никто не испытывает таких резких перемен в жизни, как Хрущ. Когда червяком роется в земле и грызет корни, он уверен, что так будет всю жизнь. Когда превращается в куколку и застывает в великом покое, восклицает в озарении: «Какой же я раньше был дурак!», подразумевая, что вот теперь-то наконец-то понял, как надо жить, теперь знает, как жить, теперь будет жить только так...
Но приходит время, и кокон лопается, молодой жук выползает из земли, расправляет крылышки...
Хруща больше, чем кого-либо, мучает, что нельзя своим детям объяснить, как будут жить, не поверят, вообще нельзя никому объяснить, как надо жить, чтобы сумели превратиться в Настоящих-С-Крыльями, ведь большинство так и помрет толстыми слепыми червями...
В работе Хрущ с легкостью достигает любых высот, если его не уведут с легкого для него пути карьеры более сложные искания истины, философские или религиозные тропки, поиск морально-этических врат в правильную жизнь.
(10 сентября — 10 октября)
Бобер — стремление Бобра к порядку и покою привело к тому, что он научился строить плотины, поднимать уровень ручьев и рек, делать запруды. Все звери приспосабливаются к погоде, только Бобер приспосабливает ее к себе, подгоняет под свой характер и распорядок.
У Бобра всегда все под рукой, он никогда не торопится, работает спокойно и уверенно. Другие звери завидуют, но жизнь Бобра для них чересчур сложна. Быть Бобром — это много знать и много уметь. Зато когда звери в панике бегут от грозы или лесного пожара, Бобру достаточно нырнуть в свой подводный домик и спокойно переждать пустячок, который для других катастрофа. Бобер умеет обставить свою жизнь так, что рядом с ним всяк чувствует себя спокойно и защищенно, даже если весь остальной мир рушится.
(10 октября — 10 ноября)
Пес — отличительная черта — верность и бесстрашие. В мире, где никто не держит слова, Пес единственный, кто все еще придерживается старых канонов чести, верности слову, он никогда не ударит лежачего, в спину или ниже пояса, каких бы выгод ни сулило и как бы над ним ни смеялись за его старомодные привычки.
Друзьям он верен до слепоты, до дурости, и никакие измены и предательства не могут отучить его верить людям, защищать их.
Но, странное дело, даже противники ему доверяют больше, чем своим друзьям и соратникам. Псу можно доверить деньги, тайну и собственную жизнь. Если другу будет грозить беда, Пса не испугаешь ни ножом, ни властью. Он не будет, как Кот, спокойно умываться, когда хозяина убивают рядом, он прыгнет и вцепится в горло, даже если будет знать, что это его последний прыжок.
Для Пса в жизни гораздо важнее жить в ладу с совестью, чем с законом, который сегодня один, завтра — другой. Он не стремится к карьере, но нередко его видишь на вершинах бизнеса, политики, систем управления, ибо Псу доверяют даже его противники.
(10 ноября — 10 декабря)
Медведь — хозяин леса, но не царь зверей, не царь всех лесов, степей, пустынь и гор... и все потому, что раньше Медведя родилась его непомерная лень. Он это знает, с этим свыкся и сжился, сам может рассказать о себе что-нибудь такое, что выставляет в смешном виде.
Только немногие знают, что с виду неповоротливый Медведь обгоняет скаковую лошадь, в состоянии задушить лося и нести в передних лапах, что чует мышиное гнездо под плотным слоем твердой земли и способен достать оттуда мышонка раньше, чем самый ловкий кот успеет сказать «мяу». Но не сила и ловкость делают его хозяином леса.
Его считают главным потому, что при всей своей мощи удивительно прост и беспечен, снисходителен к слабым, не обижает мелочь, а сам довольствуется на диво малым: достать меду, полежать в зарослях малины, нежась и лакомясь от пуза...
Медведь на зависть многим зверям и птицам лютую зиму спит в теплой берлоге, что говорит о его великом уме и умении устраиваться... если уж это ему сильно потребуется.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |