— Погоди… — выдавил он. — Если солариса там нет, не загорится.
— Все равно не смей! Сам же говорил — это мечта человечества… это будущее… Ну послушай меня! Зачем?.. Своими руками?..
Ее намагниченный голос увядал, речь становилась бессвязной. Потом она и вовсе замолчала, ибо даже дышала с трудом. С волос теперь, словно из костра, поднимались искры и таяли в дубовых ветвях. Показалось, в зарешеченных окнах вспыхнуло пламя, но это мигнул ярким светом брошенный на землю фонарик — перегорели батареи. Сторожевой старый пес прибрел к флигелю, тревожно понюхал воздух, огляделся и так же неспешно удалился со вздыбленной на загривке шерстью.
Когда начало светать, Сколот расцепил руки, экскурсоводша тотчас оторвалась от его куртки, откатилась в сторону, однако тут же вскочила на ноги и обрела голос:
— Ну что ты делаешь, блаженный?! Только пожара нам здесь не хватало! Да тебя надо изолировать!
— Солариса здесь нет, — проговорил он, разгибая очужевшее тело. — Стратиг сдал…
— Что?!..
— Я столько горькой соли съел, чтобы восстановить технологию топлива! И вот так, за здорово живешь, отдать китайцам?! А они нам что дали? Порох?!
— Не кричи — сторожа разбудишь! — вдруг спохватилась Дара. — Лучше принеси огнетушитель. У входа висит…
— Нет, я понимаю — борьба Востока и Запада, — зашептал Сколот, — равновесие полюсов, баланс сил… Но почему опять за наш счет? Да, я рассуждаю эгоистично…
— Не рассуждай, — наставительно оборвала экскурсоводша. — Повинуйся року.
— Я и повинуюсь, — облегченно отозвался он.
Дара оббежала флигель, придирчиво заглядывая в окна, принюхалась.
— Нет, вроде дымом не пахнет… А если где затлело? Ты что? Полыхнет, и пожарка не успеет. Там столько экспонатов!
— Не бойся. Здесь уже не загорится.
Она не поверила, покрутила пальцем у виска и убежала за огнетушителем. В это время за воротами парка блеснул и погас свет автомобильных фар, и поспешность, с которой из музея выскочил сторож, встряхнула Сколота — это мог быть Стратиг! Когда машина въехала на территорию музея и зарулила на стоянку, он уже стоял там, преграждая путь.
И увидел сквозь лобовое стекло расплывчатое женское лицо, обрамленное узором серебристого венца…
Водительская дверца распахнулась, но Зазноба не вышла из машины, а лишь выставила свои маленькие ножки и стала снимать ботинки.
— Семь часов за рулем, устала, — как ни в чем не бывало проговорила она. — Не обращай внимания… Приехала на Мауру, а тебя нет, только старое кострище. Рассказывай, как сбежал с горы.
Сколот обошел машину, заглянул внутрь — на заднем сиденье лежала его зачехленная гитара.
— Следом за журавлями, — скупо отозвался он, сдерживая накат мутной волны предчувствия. — Косяк в ловушку занесло…
— У тебя все просто. Помню, критическая масса желания…
— И это не всегда помогает, — признался он, вспомнив зал времени. — Меня преследуют неудачи.
— Из круга Валги не вырвешься…
— Ты привезла гитару? — поинтересовался он, подавляя желание спросить об отце.
Зазноба с удовольствием вытянула босые беспалые ноги.
— Как и обещала… Эх, поспать бы немного… Ты где здесь обосновался? В приюте для Странников?
— Нет, у меня будка на причале. — Сколот извлек гитару из машины и стащил чехол. — Хочешь, провожу?
— Лучше спой, — попросила Дара.
Он перебрал струны непослушными, отвыкшими пальцами и играть не стал.
— Знаешь, без твоих песен стало пусто в переходе на Пушкинской, — проговорила Зазноба. — Там теперь какой-то парень поет, о гении-алхимике, собственного сочинения. На вид вас не отличить… И по выходным — целая группа из девушек с гитарами и в кожаных одеждах. Исполняют твои песни. Народу собирается, даже на улице стоят… Еще поклонники приходят, особенно поклонницы. По всей Москве висят твои портреты. «Найти и обезвредить особо опасного преступника». Оказывается, ты насильник, фальшивомонетчик и террорист. А кто-то рядом рисует графитти, пишет, что ты — гений. Реклама такая. На твоей точке до сих пор держат засаду, надеются — вернешься…
— Иногда скучаю по тому времени, — сказал Сколот, однако развивать ностальгические признания не стал, опасаясь нарваться на ее нравоучения.
— Я приехала за тобой, — вдруг заявила Дара. — Находиться здесь опасно.
— Но я никому не показывался на глаза! Иначе Валга не позволила бы ждать здесь.
— Это не ты, — успокоила Дара. — Недавно сюда приезжал важный ночной гость. Об этом уже наутро кощеям было известно. Музей попал под их пристальное наблюдение. Поэтому закрывается на ремонт.
— Здесь только что был ремонт!
— Косметический и очень неудачный. Теперь будет капитальный. Пусть забытые вещи отдохнут от людей.
— Все равно никуда не поеду, пока Стратига не дождусь.
— Он сюда долго теперь не приедет.
— Почему?
— Потому что ты несколько часов назад устроил пожар на химическом заводе Китая, — сообщила она. — Горит несколько корпусов секретной лаборатории. Китайцы скоро будут здесь, а они ничуть не лучше кощеев. Стратиг вынужден был изменить маршрут. И теперь тебе лучше отсидеться в укромном месте.
— Я его предупреждал: соларис не достанется никому, — мстительно произнес Сколот.
— Он бы и так никому не достался. Но ты опять проявил самовольство и не повиновался року. Спалил надежды Поднебесной. А это тебе не дома наркобаронов, и даже не ночные бабочки с оборванными крыльями… Нет, твое место на Мауре. Сейчас ступай к Валге, она снимет повязку и смирительную рубашку.
— Даже за волю в ловушку не вернусь!
— Сам побежишь, — усмехнулась Зазноба.
Не выпуская гитары, он опустился перед ней на колени.
— Отец там?.. Скажи, отца переправили на Мауру? Его вытащили из румынской тюрьмы?
— Вытащили. — Дара не спеша расчесала гребнем волосы и вновь надела его на голову. — А ты очень похож на Мамонта, особенно в утренних сумерках… Только он уже на Урале. И Стратиг уехал туда же. Так что ты зря здесь торчишь. Впрочем, нет… Иди к Валге! Твой час пробил. Распустит рубашку, и поедем.
— Но мне тоже надо на Урал!
— Да я бы тебя с удовольствием отвезла…
— Ну так поехали!
— На Мауре тебя крашеная Валькирия ждет, — щурясь на восходящее солнце, проговорила Зазноба. — Правда, космы отстригла, но твой золотой венец не потеряла. Теперь она — Карна…
* * *
В зале времени на циферблатах часов уже светилась позолота, хотя все еще горел торшер, под которым престарелая Дара вязала на спицах. Она молча отложила вязку, взяла со стола толстый моток ниток и, надев его Сколоту на руки, стала сматывать в клубок.
— Иван Сергеевич похлопотал? — спросил он.
— Нет, — обронила она. — Руки прямо держи.
— Неужели Стратиг распорядился?
— Сильно не натягивай!.. Ты государю сейчас лучше на глаза не попадайся. Предупреждала: не балуй с огнем!
— Тогда что? Неужели умирать собралась?
— Да нет же! Ишь какой — умирать…
— А что случилось?
В это время зазвонили напольные часы, молчавшие полвека…
* * *
Зазноба вела машину небрежно и как-то беззаботно, почти не глядя на дорогу. Взгляд ее блуждал по сторонам, иногда цепляясь за домики проносящихся мимо поселков, встречные автомобили, столбы, деревья и прочие предметы, отчего-то привлекшие внимание. Она почти все время молчала, и Сколот ощущал, как от нее исходят волны печали, напоминающие обволакивающий, холодный туман.
На последних километрах пути они и вовсе не обменялись ни словом, а когда за стеклом потянулся знакомый луг с разбросанными кустарниками, Зазноба остановила машину.
— Узнаёшь место? — сухо спросила она.
— Узнаю?. — Сколот огляделся. — Здесь журавли поднялись в небо.
— Мауру видишь?
Покрытая лесом гора одиноко возвышалась среди тусклой по-утреннему равнины. Низкие тяжелые тучи, несомые с запада, почти доставали ее вершины, накрапывал дождь, и ветер играл перезревшей, увядающей травой.
— Вижу, — обронил он.
— Ну вот и ступай.
Сколот вышел из машины и еще раз осмотрелся.
— Пойдем со мной? — предложил неуверенно. — Проводишь…
— Тебе все пути открыты. Дорогу найдешь…
Он потоптался на месте, подбросил на плече чехол с гитарой.
— Будешь приходить ко мне на гору? Иногда? Ты обещала…
— Я обещала лишенцу, — отозвалась Зазноба. — А теперь ты вольный Странник. Есть у тебя, и кому забавлять, и кого песнями радовать. Вам будет весело…
— Если бы ты вернула Роксане рассудок…
— Это теперь твоя забота. Мне поручили привести ее на Мауру — я исполнила урок. Теперь тебя отпускаю.
Сколот поднял руку на восток — где-то за тучами вставало незримое солнце.
— Ура! Я Странник!
И пошел к Мауре.
Он чувствовал взгляд Дары, пока шагал через луговин у, и потом, уже на опушке леса, она все еще смотрела ему вслед, но когда Сколот оглянулся, машины не было.
Крайние березы уже захватила первая желтая проседь, особенно яркая на фоне темного хвойника, под ногами краснели шляпки мухоморов, по листве шелестел дождь, однако все эти знаки близкой осени совсем не печалили его; напротив, Сколот шел с ожиданием скорой встречи, и ему хватало еще всего — остатков летнего тепла, зелени, простора и даже невидимого за тучами солнца. Ощущение воли, одна только мысль, что она, воля, теперь есть и будет, а ее запас неисчерпаем, могли в один миг взметнуть его на любую гору. И не существовало теперь ни магнитного вихря, ни искаженного пространства, ни прочих коварств ловушки для странников.
Подъем на Мауру начинался почти сразу с опушки — сначала пологий, затем круче и уже перед самой вершиной становился таким, что приходилось хвататься за деревья и свисающие до земли сучья. Он хорошо помнил это, однако теперь подошва горы словно отодвигалась, то и дело возникая впереди отчетливо видимым склоном. Чудилось, еще десяток шагов, потом еще и еще… И лес почему-то казался очень уж редким и молодым, с заросшими колеями дорог и полянами.
Так Сколот прошел около километра, прежде чем остановился и, осмотревшись, понял, что идет не туда — скорее всего, забрал правее и миновал гору вдоль подножия.
Он взял круто влево, где гуще ельники, перебрался через ветровал и очутился в старом, мшистом лесу, очень похожем на тот, что был на склоне. Однако Мауру словно распрямили: куда ни глянь, кругом равнина, и всюду заметны просветы между крон — где-то близко опушка и широкие поляны. Сколот забрал еще левее и на самом деле скоро вышел на болотистую луговину в кочках и кустах, откуда взлетали журавли, вырвавшись на волю…
Не оглядываясь, он добрался до старой дороги, где Дара развернула машину, и только там посмотрел назад.
Гора стояла на месте и была открыта чуть ли не от подошвы до вершины. И серые тучи над ней клубились точно так же, осыпая на землю морось…
Тогда он выбрал ориентиром ярко-зеленое пятно на ее склоне и двинулся прямо, стараясь выдерживать направление. Миновал кустарники, березовый подлесок, углубился в редкий ельник и тут, за деревьями, потерял ориентир.
Но все равно еще долго брел в его сторону и промахнуться никак не мог.
Мауры не было…
Сколот решил сделать еще одну попытку, однако пока возвращался назад, через широкое запущенное поле, где трава была выше человеческого роста, как-то быстро свечерело. Соваться в лес он не рискнул, набрал сухих дров и разжег костер.
А ночью ему пришло в голову позвать Роксану песнями — она же всегда слушала, когда он пел! И сейчас может услышать и спуститься к нему с Мауры. Если она — Карна, ее не удержит магнитный вихрь, ей нипочем ловушка для странников!
Он давно не держал гитары в руках, и мозоли на пальцах успели слинять — струны терли и резали чуть ли не до крови. После второй песни голос набрал силу и то звучание, когда слышно за километры, особенно в неподвижном ночном пространстве, увенчанном тишиной.
Эхо, отражаясь от горы, вторило ему, и вряд ли оставался хоть один уголок в округе, куда бы не долетел его голос…
Август, 2011 г.
Москва — Скрипино
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |