Сокровища валькирии. Птичий путь 16 страница

— Она здесь! — доложил Симаченко, вынырнув из сада. — Марат, я ее видел!

Капитан знал об аллергии, но Корсаков все равно закрылся платком, чтоб не показывать своего слезливо-сопливого лица.

— Почему… не привел?

— Смеется и убегает. И еще тебя зовет. Говорит: «Отдамся только Корсакову».

— Стерва… Поймай и приведи!

Он ушел в свою усадьбу, и с ходу, как был, в одежде, прыгнул в бассейн. И только тут кое-как унял чих и отсморкался.

Тогда и увидел двух незнакомцев, сидящих в шезлонгах: оба средних лет, чем-то неуловимо похожие, улыбчивые, респектабельные, и оба с той поволокой в настороженных глазах, которая выдает в них двойственность жизни, вторые личины, состояние «себе на уме», или, проще говоря, принадлежность к секретной службе.

Сидели по-хозяйски, как у себя дома.

— Господин Корсаков? — привстал один. — Приносим извинения, вторглись на территорию… Но у вас все открыто.

Говорил он по-русски, но с каким-то прибалтийским акцентом. Второй приветливо кивал, выражая согласие.

Остатки аллергического приступа как рукой сняло.

— Чем обязан? — холодно спросил Марат.

— Разрешите представиться, — чинно промолвил незнакомец. — Густав Чюрайтис, сын Бориса Новкова, который построил Белый домик. А это мой адвокат. Я вынужден сообщить неприятное для вас известие. Суд вынес решение не в вашу пользу. Надеюсь, управляющий господин Симаченко докладывал…

Сражаться с ними за собственность либо делать вид, что сражается, не было никакой охоты; напротив, хотелось скорее закончить все эти вводные разговоры и приступить к делу.

— Да, я в курсе. — Марат вышел из воды и, чтобы не стоять перед ними в мокрой одежде, содрал ее и бросил на траву. — Управляющий оспорил решение в суде вышестоящей инстанции.

— Вы же понимаете, господин Корсаков, это чистая формальность… Но вы как честный приобретатель имеете право подать в суд на имущественный департамент и получить компенсацию. Конечно, она не покроет даже четверти расходов…

Надо было ломать их сценарий, чтобы лишить возможности выставлять свои условия. То, что первая встреча происходит не в море, не на нейтральной территории, а здесь, уже было хорошо: стены хоть и чужие, но за ними надежнее. Что касается конспирации, они придумали веское прикрытие — отъем собственности. В этом случае можно даже помахаться для пущей убедительности, попытаться выставить их на улицу, разыграть справедливый гнев. Но после нелепой стычки с французами на пляже этот способ знакомства и налаживания отношений не подходил.

— Готов выслушать ваши предложения, — взял быка за рога Корсаков. — Не стесняйтесь, господа. Вы же пришли вербовать меня? А в качестве инструмента шантажа выбрали недвижимость. Давайте говорить как профессионалы.

Они переглянулись, и стало понятно — готовы к любому повороту. Но Марат, не дожидаясь ответа, не спеша ушел в дом, где достал из шкафа длиннополый халат, чтоб не голым стоять перед ними, и той же барственной походкой вернулся. Они за это время успели посоветоваться.

— Ваше предложение облегчило бы наши отношения, — дипломатично заметил адвокат по-английски. — Мы должны сообщить кое-какую информацию, которую руководство от вас скрывает.

— Не советую вбивать клин между мной и моим руководством. — Корсаков придвинул шезлонг и развалился в нем, приготовившись слушать. — Удивить меня чем-либо все равно не удастся. Лучше продолжим знакомство. Итак, кого вы представляете?

Чюрайтис ушел от ответа.

— Все-таки вам придется нас выслушать, — настойчиво сказал он. — Ваше руководство, в частности господин Сторчак, скрыло истинную цель вашей командировки на этот чудный берег моря. Знаете ли вы о том, что ваш приезд сюда тщательно контролируется?

— Разумеется.

— Это говорит о полном к вам недоверии.

— Ошибаетесь, господа, — вальяжно заметил Марат. — Это не контроль — забота о моей безопасности.

— О, если бы так! — воскликнул адвокат.

— Даже сейчас, в эту минуту, за вами ведется наблюдение, — подхватил Чюрайтис. — И для нас всех достаточно рискованно здесь находиться. Гораздо безопаснее встречаться в открытом море, где слежка и прослушивание исключены. Но мы установили, чьи это люди, зачем посланы. И постараемся извлечь из этого пользу. Вас и вашу… жену отправили сюда, чтобы установить с нами связь. Вы знали об этом?

Конечно, это могла быть провокация, но в тот миг Корсакова озарило: пожалуй, это единственный веский аргумент, объясняющий ту легкость, с которой его отпустили за рубеж, да еще в паре с Роксаной. То есть Сторчак умышленно подставил его под вербовку!

— Как принято говорить в ваших спецслужбах, вас используют втемную, — между тем продолжал прибалтиец. — Но пусть это вас больше не смущает. Будем считать, контакт установлен. Теперь нам хотелось бы наладить диалог с вашим шефом. Весьма тесный, партнерский и продуктивный.

— А смысл? — преодолевая некую заторможенность, спросил Марат.

— Общие интересы. Надеюсь, удастся договориться и тогда появится общая цель. Господин Сторчак находится сейчас в определенном заблуждении. Он считает, что мы представляем потребителей вашей нефтегазовой отрасли, поэтому относит нас к недругам. Прежде всего мы намерены доказать обратное. Мы — единомышленники.

Чувства заметно отставали от мысли, и только сейчас Корсаков ощутил тяжелую, неуемную ненависть к Сторчаку и самокритичную, покаянную злость к самому себе — за самоуверенность. Он очень болезненно, до мышечного передергивания, воспринимал любую манипуляцию собой, считал, что способен угадывать это заранее и противостоять…

Чюрайтис словно чуял его состояние и говорил с легкой полуулыбкой превосходства:

— Посылая на отдых в Болгарию, он попытался убедить вас, будто человек… которого вы называете Алхимик… находится в его руках и содержится в Осколкове. У вас ведь была такая догадка?.. На самом деле ваш гений ускользнул. Кстати, из ваших рук. Найти его во второй раз господину Сторчаку не удастся. Никому не удастся. И вы это хорошо понимаете. Вы соприкоснулись с возможностями этих людей исчезать на глазах и бесследно. А те оперативные ресурсы, которыми располагает господин Церковер, слишком немощны, чтобы составить им конкуренцию. В том числе и федеральные. Надеюсь, вы в этом убедились, когда подбирали себе сотрудников… Поэтому мы предлагаем действовать сообща. Сейчас в международной практике уже принято, чтобы вначале между собой договаривались разведки. И только потом руководители государств.

Марат попытался абстрагироваться от своих чувств, словно перед детектором лжи, однако это давалось с трудом. Ко всему прочему он еще и вспомнил имитацию покушения на Смотрящего, вернее, то свое состояние, заставившее вдавить кнопку на брелоке чуть раньше — на долю секунды позже, и заряд пробил бы не защищенную броней часть днища автомобиля…

— Как вы себе представляете такое сотрудничество? — деревянно спросил он, одновременно выдавливая из себя чувства. — И в чем конкретно? В ловле исчезнувшего Алхимика?

— Прежде всего нам предстоит договориться о терминах, — заметил «адвокат». — Как говорят ученые… Иными словами, прийти к ясному пониманию расстановки сил, ресурсов и возможностей. Нам доподлинно известно, что в вашей стране существует явление, которое господин Церковер называет «третьей силой». На первый взгляд она невидима, неуловима, самодостаточна и действует, преследуя свои высшие интересы. Не всегда понятные обществу, а чаще ему противоречащие. Вероятно, вы сталкивались с ее проявлением, не так ли?

Корсаков отозвался сдержанно и неопределенно, хотя почуял, как от этих слов становится горячо:

— У нас происходит много чего странного…

А собеседникам ответ его был не важен.

— Но незримая сила эта имеет конкретное выражение в виде личностей, физических величин и вполне осязаема, — продолжал «адвокат». — Следует лишь научиться опознавать ее. Ваш Алхимик — типичный представитель, и так называемый соларис — изобретение не его гениальных мозгов. Он скорее продукт неких традиционных знаний «третьей силы», которую мы наблюдаем в России. И тут не следует обольщаться. Ни вашему технопарку в Осколкове, ни государству в целом не разрешить всех вопросов, связанных как с производством, так и с внедрением альтернативного топлива. Это было под силу Советскому Союзу с его государственным капитализмом. Пора уже соразмерять свои возможности и забыть имперские амбиции. Нам бы хотелось, чтобы господин Сторчак донес все эти мысли до руководства страны. Его послушают. Не зря же он носит прозвище Супервизор. Даже если России удастся договориться с единой Европой, поднять этот проект будет невероятно трудно. Европейская площадка пока еще дезорганизована, и потребуются десятилетия, чтобы из умозрительной химеры вызрело единство. Только совокупность трех сторон… имею в виду Соединенные Штаты как составляющую… позволит надеяться на успех. Кстати, для России это прямой и надежный путь интеграции.

И едва он закрыл рот, пристально наблюдая за мимикой Марата, Чюрайтис не дал и слова вставить.

— Нам известно, что «третья сила» пытается заигрывать с Востоком, — заявил он. — И, сообразуясь со своей странной логикой, намеревается подарить новейшие супертехнологии Китаю. Об этом тоже следует донести руководству страны. Надеюсь, господин Сторчак понимает, что быстрый экономический рост и восторги всего мира относительно китайского чуда играют с самими китайцами злую шутку. Стремительное движение порождает вакуум, образующийся с тыла, и он незаметно выщелачивает национальный характер. В частности, предрасположенность к мудрой восточной созерцательности. Или уж говоря по-марксистски, способность к критическому анализу. Успехи традиционного искусства выделки шелка, к примеру, невозможно сравнивать с успешным и торопливым освоением новейших технологий. Китайский автомобиль, скопированный даже с самой лучшей модели, никогда не поднимется на качественный уровень оригинала. Догоняя фаворитов, можно развиваться лишь до строго определенного момента. Чтобы вырваться вперед, потребуются не только производительные силы и финансовые мощности — в первую очередь особая психология ведущего, за которым не образуется разряженного пространства. А она, психология, формируется в пальчиках прядильщиц шелка и в руках гончаров фарфора, в сознании полководцев и победоносных войнах, наконец, но не в головах вечно догоняющих подражателей. Нельзя все время, повинуясь состоянию всеобщей эйфории, продолжать гонку за лидером. Нам бы хотелось, чтобы первые лица вашего государства отчетливо понимали: внутренние запасы мощности Поднебесной иссякли. Наступательный порыв захлебывается, и сами китайцы это явственно ощущают. Их экономику уже ничто не спасет, в том числе и самые высочайшие технологии.

Роли у них были расписаны, тактика давления продумана до мелочей и обозначена даже высшая точка напора. «Адвокат» теперь стал подыгрывать:

— Никто не умаляет потенциала вашего государства. Это великая страна, великий народ, и гений, создавший соларис, к нему так или иначе принадлежит. Как говорят, плоть от плоти. Мир будет помнить это, как первый полет человека в космос. Подобный вклад трудно переоценить. Но господин Сторчак лучше нас знает экономические и технологические ресурсы и возможности…

— И отлично понимает опасное соседство Китая, — подхватил Чюрайтис. — Так называемое восточное подбрюшье. И представляет его потенциал, амбиции гегемона. Россия очень слабо защищена от его этнической агрессии, которая произойдет одновременно с падением экономики. Миллионы обнищавших китайцев бросятся в Россию, и этой лавины не сдержат ни границы, ни договоры, ни армия. Мы не сторонники ошибочного направления толерантности в европейской, да и в американской политике. Считаем это затянувшимся пережитком колониализма, посеявшим излишний покаянный либерализм. Погромы цветных в Европе — яркое доказательство. Скоро этому придет закономерный конец. Сейчас особенно важна консолидация западной цивилизации, к которой безусловно принадлежит талантливый русский народ.

Перебить их оказалось нелегко, тем паче в голове не было ни единой сколько-нибудь весомой домашней заготовки — и все по вине Сторчака, привыкшего манипулировать своими подчиненными как ему заблагорассудится. Слушая этих напористых господ, Корсаков пока что сделал единственный вывод: сунув его под вербовку, Смотрящий сам не знал точно, чего они хотят.

— Одну минуту, господа! — Марат умышленно задвигался, чтобы сбить их с ритма. — Почему вы говорите это мне? Что вам мешает выйти на Сторчака и рассказать ему о ваших глобальных замыслах? Он не зажат никакими условностями, встречается с самыми разными людьми. А вы ходите большими кругами, сначала возле моего управляющего, потом покушаетесь на недвижимость…

— Вот в этом вы и должны нам помочь, — ухватился Чюрайтис. — Вы разведчик и понимаете нас с полуслова. Господин Сторчак, лицо официальное, представляет правительство. А персону такого ранга важно подготовить, обозначить круг обсуждаемых вопросов. Нам запрещено напрямую выходить на государственных деятелей. Есть договорные обязательства…

— Обозначайте, я передам! Но вопросы должны быть конкретными и корректными.

«Адвокат» вскочил:

— Да, безусловно! Я был убежден, Марат, что мы сможем договориться. Что касается недвижимости, мы снимаем претензии. Извините, что пришлось прибегнуть к столь неблаговидному способу. Надеюсь, вы нас понимаете…

— Считайте, о терминах договорились, — оборвал его Корсаков. — Что дальше? На основе чего мы станем выстраивать отношения? Альтернативное топливо? Исчезнувший гений? Но ни того, ни другого нет.

— Но есть шанс все это заполучить!

— Каким образом?

Они переглянулись, и Чюрайтис опять неприятно, с превосходством, ухмыльнулся:

— Мы располагаем возможностью выманить вашего гения… допустим, в одну из европейских стран. Есть гарантия, что он сам, без нашей помощи, явится в назначенное место в определенный час, какой вы укажете.

Марат уже избавился от переизбытка чувств и ощутил подвижность мысли.

— Не нужно интриги, — отрезал он. — Говорите прямо и внятно.

Это подействовало, но то, что Корсаков услышал в следующую секунду, несколько шокировало:

— В нашем распоряжении находится его отец.

Ни от Сторчака, ни от Церковера Марат ничего не слышал о родителях Алхимика. Или они, как всегда, утаили этот факт, или ничего не знали сами.

— Сейчас он содержится в специальной камере тюрьмы на Кубе. В любой нужный момент мы можем доставить его в Румынию. И это станет началом нашей совместной операции. Получив информацию о месте пребывания отца, ваш гений непременно захочет с ним встретиться. У нас есть сведения, что он давно ведет его розыски.

— Почему в Румынию? — спросил Корсаков, чтоб не выдавать некоторой растерянности. — Почему не в Россию, чтобы не выманивать Алхимика за рубеж?

— Вы должны понимать, — встрял «адвокат», — что отец гения — это наша своеобразная золотая акция… в нашем предприятии. И мы не хотим рисковать своим вкладом на территории России, где не сможем полностью контролировать ситуацию. Для такой цели подходит более нейтральное государство.

— Отца можно доставить сюда, в Болгарию.

— Болгары по-прежнему очень уж трепетно относятся к русским, — заметил Чюрайтис. — В Румынии обстановка совсем иная. Там значительно проще организовать встречу отца и сына. И там есть аналогичная тюрьма для временного содержания.

У них на все был ответ…

— Но как вы намерены сообщить Алхимику место и время встречи?

— А вот это мы попросим сделать вас, а вы — своего шефа, — заявил «адвокат». — Они с господином Церковером найдут способ, каким образом известить гения. У них есть возможности. Как только решение будет принято, мы сообщим время и место встречи.

Чюрайтис вынул из папки два листа бумаги с текстом на английском и русском языках, выложил на сервировочный столик.

— Прочитайте и подпишите, — сказал, улыбаясь. — Это чистая формальность. Надеюсь. Но у нас принято все скреплять подписями. Рутина…

Одна бумага оказалась решением Верховного суда Болгарии, где подтверждалось право владения Белым домиком и горной хижиной подставным лицом, на которое приобреталась недвижимость. Вторая была пошлая, подлая и омерзительная расписка, выдержанная в дипломатических тонах договорных обязательств друг перед другом, что все равно не скрывало ее вида обслюнявленного кляпа, затыкающего ему рот.

Корсаков снова вспомнил свою миссию, определенную Сторчаком, и, стиснув зубы, подписал.

Оба гостя как по команде встали. Чюрайтис поднял с травы телефон Корсакова, ввел туда свой номер и положил на место.

— Завтра встретимся в море, — заявил он. — В трех милях от берега, время согласуем позже. Мы свяжемся и сами подойдем к вашему катеру. А сейчас информируйте шефа о нашем предложении. Нам можно звонить ночью. Не позже, чем утром, ждем первых результатов.

И ушли по-английски, не прощаясь.

Они чувствовали себя хозяевами положения и рассчитывали играть только по своим правилам и в свои сроки. От всего этого Марат чувствовал себя опустошенным, бессильным и злым, вдобавок ко всему вновь начали слезиться глаза, а в носоглотке горело, как от перца. Путаясь в полах дурацкого буржуйского халата, он пометался вдоль бассейна и услышал звонок мобильника, брошенного на траву.

Звонил Сторчак.

Корсакову хотелось не отвечая выдернуть карточку из телефона и растереть ее об асфальт. Это уже была не первая подстава шефа, когда он вынуждал исполнять обязанности, которые подавляли волю и самолюбие Марата. И состояние было точно таким же, как перед имитацией покушения…

Сторчак звонил настойчиво и беспрерывно. Это подтверждало, что гости не обманывали — Смотрящий использовал его втемную и теперь хотел проверить, вероятно получив сигнал о состоявшемся контакте. Установленная им наружка уже записала и передала кинохронику встречи вместе с содержанием разговора…

Марат не стал наклоняться, поддел ногой трубку и поймал ее в воздухе.

— Ну что, отдыхающий, в море искупался? — голосом иезуита спросил Сторчак.

— Сейчас, минуту. — Помня, что домик и некоторые участки усадьбы заряжены аппаратурой, Корсаков вышел на улицу.

— Что у тебя с голосом? — спросил Сторчак, лишь подтверждая мысль о проверке. — И что так долго не отвечал?

— Вода холодная. Перекупался. Сейчас лежу в бассейне.

— А подопечная рядом?

— Нет, где-то в доме, — соврал Марат.

— Молчит?

— Доктор с ней, можно сказать, не работал. Во всяком случае ума не прибавил.

— Нам не ум ее нужен.

— То, что нужно, изломала на куски и спустила в унитаз. В лечебном туалете.

— Врет, проверяли. Ничего.

— Как можно проверить? — Марат откашлялся, но засушливая сиплость не проходила. — Это же городская канализация.

— Так! Вскрыли полсотни метров труб, обследовали коллекторы. Этот металл плавать не умеет. Он тонет, понимаешь?

— Понимаю…

— Надо работать, если понимаешь, — напомнил Смотрящий. — Не только отдыхать.

— Я работаю, даже лежа в бассейне, — с вызовом отозвался Марат. — Сейчас, например, принимал гостей. Очень любопытные гости. Наглые и бесцеремонные.

Сторчак не отреагировал, не спросил, кто это, чего хотели! Это подтверждало вывод — получал информацию из другого источника и по своим каналам, а его только проверял этим звонком…

— О жене не забывай, с гостями, — проворчал он. — Глаз не спускай. И крути ее! Все варианты будем проверять.

— Завтра выйдем на катере в море. Там обстановка спокойнее, располагает…

Корсаков намеревался каким-то иносказательным способом обозначить смысл предстоящей встречи, но Сторчак и слушать не захотел:

— Мне все равно — в море, на суше. Нужен конечный результат — вещица с головы Княгини. Я сейчас занят!

Его настойчивость относительно гребня и Роксаны несколько обескуражила. Может, нервы сдают, поэтому и чудятся проверки, испытания?

Марат пошел к своей калитке и тут увидел стареющую девицу с пляжа. Теперь она была в вечернем платье, закрывающем грудь, однако с открытыми плечами, по которым рассыпались волнистые каштановые локоны — эдакая дама, в которой угадывалась аристократическая порода, недоступная светская львица, даже не помышляющая о плотском грехе.

Вернувшись из палаты страждущего Оскола, Сторчак уже собирался звонить младшему Холику и требовать неотложной встречи, однако его оторвал внезапный звонок из Болгарии.

— У нас минорные обстоятельства, — знакомо и виновато затянул Симаченко. — То есть мажорные, прошу прощения. Позавчера при неясных обстоятельствах пропала Княгиня. Еще днем, но ближе к вечеру. Последний раз видел лично, в кактусах.

— Где? — не сразу сообразил Смотрящий.

— Здесь, в дендрарии, кактусы растут, — как-то боязливо и неуклюже объяснил тот. — На территории резиденции. Она гуляла в кактусах и исчезла. А потом, уже в темноте того же дня, пропал Князь. В общем, я их потерял.

Сторчак потряс головой, избавляясь от послевкусия занудства агента. Сейчас эта зарубежная операция отошла на второй план, и остроту ее он не ощутил даже от вида звонка: выходить на него по телефону спецсвязи Симаченко имел право лишь в крайних, смертельно опасных случаях.

— Потерял — ищи! — прикрикнул Смотрящий.

— Так что? мне делать? В полицию заявлять? Или самому?

— Как хочешь!

— Мне показалось, он тоже сошел с ума.

— Кто сошел с ума?

— Князь. Ну, этот… Сначала белые розы искал, попал в больницу. Короче, потом бросил документы и сбежал в неизвестном направлении. Я всю ночь искал, потом день и сейчас ищу. А в бассейне почему-то розы плавают, и никаких следов…

Кажется, и у всегда трезвого Симаченко нарушилась способность к трезвомыслию и четкому изложению.

— Встреча у него состоялась еще позавчера. Они сами приходили, камеры зафиксировали, весь разговор записан на пленку. И мне показалось, Князь догадался, что его подставили под вербовку. Сам предложил свои услуги…

— Этого следовало ожидать. Он собирался выйти в море, на катере?

— Не вышел и пропал! Сегодня я встречался с партнерами сам, есть оригинальное предложение…

— Пришлешь шифрованным донесением по нашему каналу.

— Но я их больше не видел. То есть Князя… Он же может испортить игру! Подозреваю, его похитили. И Княгиню похитили. Я все кактусы проверил и все розарии… Мне-то что делать?

Только сейчас Сторчак подумал, что фокусы с исчезновением Корсакова и агентессы могут быть инспирированы Осколом для каких-то особых целей, о сути которых можно и не гадать.

— У тебя есть инструкции — действуй, — приказал он, избавляясь от агента, как от зубной боли. — И связь больше не занимай.

Однако этот прохиндей сейчас, в самый неподходящий момент, разбередил старую рану, и Сторчак вовсе перестал ощущать напряжение пространства, даже несколько минут в телевизор смотрел и ничего не видел.

Дипломатичный, пронырливый хохол, еще будучи лейтенантом, сначала соблазнил тещу Сторчака. История там была совсем темная, и он подозревал, что все было наоборот — моложавая, барственная теща склонила Симаченко к этой связи, поскольку обладала хваткой бультерьера и вряд ли юный охранник проявлял тут свою волю. Тайно и скоро натешившись с молодым любовником, она превратила его в личного раба и несколько лет только верхом не ездила. Занятому в самый разгар реформ Смотрящему было некогда вникать в дела семейные, да и отношения с тещей были всегда напряженными. А тут дочка подросла, и на первом курсе университета умудрилась влюбиться в питерского бизнесмена-модельера. Охранник семьи однажды тайно свозил ее в северную столицу на свидание, где та рассорилась с возлюбленным, и на обратном пути, вопреки всякой логике, у нее возник роман с этим хлыщом. Симаченко будто бы утешал ее, безутешную, и так рьяно, что она забеременела и еще замуж за него захотела. Сторчак редко впадал в горячечность, а тут в порыве ярости выгнал обоих из дома, но вдруг вступилась жена! И у него возникло вполне обоснованное подозрение, что и она тем же образом повязана с Симаченко. Правда, детектор лжи показал, что половых связей у нее с охранником не было, но ведь капитан был подчиненным Корсакова, который прекрасно обманывал полиграф. Мог научить, как это делать. Зажатый в угол, охранник верещал, будто дочка понесла от питерского любовника, де-мол, я хотел лишь прикрыть ее беременность таким способом, вроде как на амбразуру бросился. Ему вторила жена Сторчака, однако дочь продолжала встречаться с Симаченко еще целых полгода после аборта — однажды Смотрящий сам вытащил обоих из одной постели. Опять сгоряча выгнал, приказал уволить капитана, однако, опасаясь огласки, вернул его и взял на короткий поводок, отправив подальше, в Болгарию, и поручив присматривать там за Корсаковым.

Если бы не все три домашние женщины, устроил бы автокатастрофу…

А если бы не обязательства перед тестем, вытащившим его из преподавательского небытия экономического факультета, давно бы бросил это гулящее семейство и ушел опять в небытие. Но тесть во время перестройки, плача и вырывая на голове остатки волос, оставил молодую, задорную тещу и уехал на запад.

Эти воспоминания отвлекли Сторчака на несколько минут, после чего доклад внешней охраны вернул его к реальности: возле КПП Осколкова собиралась явно организованная и быстро растущая толпа с плакатами и журналисты.

Выпадение Оскола из процесса вдохновило нефтянку, фаза агрессии продолжала развиваться, как раковая метастаза, — утечка сведений о болезни, скорее всего, произошла через увеличенный штат медперсонала, и теперь технопарк брали в осаду. А Сторчаку послали конкретный сигнал: личный водитель сообщил, что у памятного креста на повороте к загородному дому появились свежие венки с траурными лентами и гора живых цветов.

Поддержка с воли мгновенно всколыхнула молодую поросль, сидевшую в двух шарашках, как в двух троянских конях. Подавленные и сломленные, эти фабриканты технических идей быстро пришли в себя, сговорились и, еще недавно охотно дававшие показания друг на друга, теперь дружно валили все на стариков первой шарашки, причем во всеуслышание: лишенные мобильников и прочей связи с миром, эти вундеркинды из подручных материалов собрали радиостанцию и вышли в эфир на любительских частотах, преодолев даже режимное радиоподавление. Их взывающие голоса транслировались на толпу, которая во второй половине дня разрослась, подкрепилась артиллерией и тяжелой кавалерией: появились депутаты, правозащитники, прискакали оравы журналистов. От прорыва их на территорию спас подоспевший ОМОН, взявший в кольцо режимный объект.

Обострять ситуацию далее не имело смысла, да и тревожить младшего Холика не пришлось — позвонил сам и порекомендовал закрыть тему шарашек на ранее оговоренных условиях. Сторчак велел погрузить проворовавшихся молодых фабрикантов в зашторенный автобус, под охраной автоматчиков с собаками негласно вывезти в Москву и провести познавательную экскурсию. Первую остановку сделать на территории Бутырской тюрьмы, переодеть в зековские робы, развести по камерам и накормить баландой. После чего вывезти и высадить возле ханской ставки — главного офиса Алпатова, указав тем самым, что Смотрящему известно, кем организовано и проплачено хищение драгоценного железа.

К демонстрантам и прессе выпустили аналитиков из первой шарашки, зная, что те лишнего не скажут, и под шумок весь первый призыв фабрики гениев вывезли через кукурузные поля. Экскурсия на них произвела сильное впечатление: едва оказавшись на воле, они напрочь отказывались давать интервью, делать заявления и разбежались по домам. Очередной пожар в Осколкове был погашен, и Сторчак ринулся на вертолетную площадку.

* * *

С первой же минуты встречи с младшим Холиком Смотрящий убедился, что не ошибся в выборе: премьер ждал его, и вовсе не потому, что договорились по телефону. С началом агрессивного поведения нефтянки они оказались плечом к плечу, премьеру приходилось сдерживать натиск ничуть не меньший, и кроме того, он подставлял под удар свой рейтинг в преддверии выборов.

— Час назад прокуратура арестовала Алпатова, — заявил он будто бы между делом, пожимая Сторчаку руку. — Проводит обыски на квартирах и в ханских ставках…

Холик одновременно набирал очки! Это значило, он разрешил законникам применить против Хана закон. Посадить Чингиза не составляло труда, впрочем, как и половину иных «голодных» олигархов, крадущих у государства и друг у друга все, что плохо лежит. И это был сильный ход, конкретный сигнал, способный остудить разогретый пылом борьбы нефтегазовый комплекс.

Сторчак воспринял это известие как плату за выбор: по сути, он сейчас принес младшему право занять место старшего. Разумеется, в случае удачи, которая от него и зависела…

— Как там старик? — не забыл поинтересоваться Холик.

— Ожил и крестился, — сдержанно отозвался Смотрящий. — Теперь нас переживет…

И вновь показалось, будто младший знает, с чем пришел Сторчак, даже возникла мысль, а не продублировал ли Оскол свой третий пакет с распоряжениями?

Это ощущение усилилось, когда премьер, выслушав Смотрящего, сделал паузу и спросил, словно змей-искуситель:

— Почему бы вам… не взглянуть на экспозицию этого музея?

Знал, кого Церковер пытался отправить на переговоры!

— Взгляну с удовольствием, — отозвался Сторчак. — Но только после вас.

— Пойти на прямой контакт — предложение заманчивое, — размышляя, проговорил Холик. — Заполучить технологию топлива из первых рук… Вы считаете, этот ваш гениальный Алхимик в полном подчинении «новгородского посадника»?

— Судя по наблюдениям, у них строгая иерархия и дисциплина, — заверил Сторчак. — Поэтому «третья сила» не знает провалов.

Дата добавления: 2015-08-29