Ты говорил, что поможешь,
когда она смотрит на меня, глаза у нее влажные. Она не то чтобы плачет, но слезы висят на ее ресницах, отчего она кажется жутко притягательной и до ужаса хрупкой. Видя ее страдания, я даже сам засомневался в своей версии.
А я и пытаюсь тебе помочь,
говорю я. – Если честно, все сходится. Знаешь что: завтра утром мы с Сэмом встанем пораньше, пойдем на бейсбольное поле и станем наблюдать. Кто бы все это ни подстроил, он ни за что не устоит перед искушением увидеть, что ты повелась.
Ты ее расстраиваешь,
замечает Сэм.
Мина поворачивается к нему:
Он мне не верит.
Вздыхаю. Я и правда считаю, что она что-то скрывает, но поскольку не знаю, что именно, толку от этого никакого. Если сказать, что я ей не полностью верю, толку будет еще меньше.
Слушай, когда шантажист явится за деньгами, мы и узнаем, кто это.
А как же деньги? – Спрашивает Мина. – У меня их нет.
Прихвати сумку побольше – пусть думают, что там наличные.
Мина с безутешным видом смотрит в окно и делает прерывистый вдох.
Все будет хорошо,
говорю я ей, беря ее под локоть – надеюсь, получилось вполне сочувственно. У нее усталый вид.
Звенит звонок, так громко, что мы подпрыгиваем. Мина вскакивает и отряхивает юбку. Отбрасывает волосы назад – они похожи на волну. Такое только в кино увидишь.
С настоящими волосами так не получится.
Присматриваюсь к Мине: она как раз заправляет за ухо выбившуюся прядь.
А ты, похоже, очень милый,
говорит она Сэму. – Спасибо, что стараешься помочь.
Тут до меня доходит, что нет никаких секущихся кончиков. Под челкой почти не видно, но кожа на верхней части лба имеет несколько иной оттенок, чем вся остальная.
Сэм с серьезным видом кивает:
Сделаю все, что в моих силах.
Что-нибудь придумаем,
говорю я.
В ответ Мина одаряет меня подобием улыбки – иногда девушки изображают нечто подобное: губы чуть дрожат и вид при этом такой беззащитный, что тебе отчаянно хочется сделать все возможное, чтобы эта улыбка стала настоящей. На ресницах все еще поблескивают так и не пролитые слезы. Так и тянет вытереть их пальцем. Представляю себе нежность ее щеки, прикасающейся к моей обнаженной коже. Но Мина подхватывает свою сумку, покрытую изображениями поющих человекоподобных клубничин, и покидает библиотеку.
Парик так и колышется на ходу.
Остаток дня превратился в марево спешно набранных смс-ок, которые так и остались безответными. Лилы нет в гостиной ее общежития, и мне приходится пообещать Шэрон Нейджел, что я покажу ей свою домашку по статистике. Лилиной машины нет на парковке. Заметив, что она не пришла на ужин, я просто из кожи вон лезу от желания ее найти.
Даника на ужин тоже не явилась.
Ну, хотя бы Сэм пришел – пролистывает каталог масок, почти не удостаивая вниманием стынущий кусок пастушьего пирога на своей тарелке. – Так что,
говорит он,
ты мне расскажешь наконец, в чем там на самом деле с этой Миной?
Рассказывать нечего. Вызволим девицу из беды, прямо как в рыцарском романе. Вот только хотел бы я знать, из какой именно беды мы ее вызволяем. Какая-то мутная история.
Так ты не веришь в ее рассказ про снимки? – Спрашивает Сэм, останавливаясь на странице с мордой оборотня, которую положено крепить при помощи специального клея.
Не знаю. Точно скажу одно: насчет чего-то она врет. Хотя, возможно, насчет какой-то мелочи. Мы же все лжем, правда?
Сэм фыркает:
Ну, и каков же план, сэр Тупоголов?
Почти такой же, как я и говорил. Посмотрим, кто появится – чтобы шантажировать Мину или чтобы посмеяться над ее доверчивостью.
Бросаю взгляд на другой конец зала, где сидит Мина с подругами: она играет прядью парика и пьет диетическую колу. Хотя я почти уверен, что волосы у нее фальшивые, все равно невольно любуюсь ими. Они смотрятся как настоящие, даже лучше, и падают на спину, словно блестящий плащ.
Может, она болела? Если так, то, должно быть, довольно давно – ведь никто в Уоллингфорде не помнит, чтобы она отсутствовала; но и не настолько давно, чтобы волосы успели отрасти. А может, дело в чем-то еще. Может, ей просто так удобнее – не надо по утрам тратить время на укладку.
Интересно, что может заставить кого-то шантажировать девушку вроде нее. Если приглядеться, сразу видно, что семья у нее не слишком процветающая. Часы красивые, но всегда одни и те же. Кожаный ремешок поношенный. А туфли – черные балетки. Милые, но дешевые. И нельзя сказать, что вещи ей не по карману. В прошлом году у нее появился мобильник и ноутбук двухлетней давности, усыпанный розовыми кристаллами. Но такое есть больше чем у половины школы. Плюс она учится в Уоллингфорде. Просто если б я решил полегкому огрести пять кусков, выбрал бы кого угодно, но не ее. Должно быть, это розыгрыш.
Вот разве что шантажист знает что-то, что неизвестно мне.
После ужина снова выхожу на парковку, но лилиной машины по-прежнему нет. Думаю, что, возможно, они с Даникой уехали вместе, раз уж обе отсутствовали за ужином. Может, Даника прислушалась к моим словам по поводу Баррона – что бы она там ни пыталась изображать. Может, даже начала в нем сомневаться. Если она наткнулась на Лилу, возможно, именно поэтому Лила и не перезвонила мне. Дом Даники совсем рядом; поехать туда на ужин проще простого. Представляю их обеих на даникиной кухне – едят пиццу и судачат о том, какие же придурки эти Шарпы. Ну и пусть себе. Если это так, то в сравнении со всеми прочими вариантами, даже к лучшему. У меня остается пара часов до проверки комнат и больше никаких идей, и потому я решаю съездить домой к Данике.
Знаю, о чем вы думаете. Вы думаете о том, что Баррон, во многом ошибавшийся, оказался прав насчет того, что я настоящий сталкер.
Припарковав машину на тенистой улочке в Принстоне, я иду вдоль квартала, мимо величавых кирпичных зданий – каждое из них с ухоженным газоном, тщательно подстриженными кустами и сверкающим дверным молотком. В каждом дворе виднеются дары осени – сушеные кукурузные початки, бочки или кадки с пирамидками тыкв, иногда даже попадаются огородные пугала.
Идя по дорожке к дому Даники, понимаю, что ошибся. Ни той, ни другой машины у дома не видно, получается, я зря приехал.
Разворачиваюсь и уже собираюсь уйти, как вдруг дверь дома распахивается, и на крыльце зажигается свет.
Кто там? – Кричит в темноту мама Даники. Рукой в перчатке она заслоняет глаза. Лампа на крыльце как обычно совершенно бесполезна: слепит ее, а меня превращает в тень.
Подхожу ближе. – Это я, миссис Вассерман. Кассель. Не хотел вас пугать.
Кассель? – Спрашивает она – похоже, все еще нервничает. А, может, занервничала еще больше. – Ты же должен быть в школе?
Я Данику ищу. Мы старшеклассники, нам можно покидать школу, главное, чтоб возвращались вовремя. Но – да, пожалуй, я уже должен быть в Уоллингфорде. Сейчас и вернусь,
неопределенно машу рукой в ту сторону, где оставил машину.
Миссис Вассерман долго молчит. Потом говорит:
Пожалуй, тебе лучше зайти.
Перешагиваю через потертый мраморный порог и ступаю на сверкающий деревянный пол. Все еще пахнет недавним ужином – чем-то с томатным соусом; из гостиной доносятся звуки телевизора. Отец Даники и ее как бы брат, Крис, сидят на диване и смотрят на экран. Когда я прохожу мимо, Крис поворачивается, чтобы поглядеть, кто там; глаза ярко сверкают отблесками отраженного света.
Миссис Вассерман ведет меня на кухню; следую за ней.
Хочешь что-нибудь попить? – Спрашивает она, подходя к плите и наполняя чайник. Тут же с досадой вспоминаю маму в квартире Захарова.
Нет, спасибо.
Она указывает на стул:
Хотя бы сядь.
Спасибо,
неловко усаживаюсь. – Послушайте, мне очень не хочется вам надоедать…
С чего ты решил, что Даника здесь, а не в Уоллингфорде?
Качаю головой:
Я не знаю, где она. Просто хочу поговорить с нею о ее друге. Она встречается с моим братом. Если б вы его видели, то поняли бы, почему я…
Я его видела,
говорит миссис Вассервам. – Он приходил на ужин.
А,
тяну я – могу поспорить, мой брат чего-то ей наговорил, потому-то она так неловко себя чувствует в моем присутствии. – Баррон был здесь? На ужине. Здесь?
Хочу, чтобы ты не забывал, Кассель: я знаю, как нелегко может быть детям-мастерам. И если кому-то, как Крису, удается найти место, которое он может считать домом, то многим другим приходится жить на улицах, вступать в криминальные семьи и продаваться богатеям, вечно мучиться от отдачи, чтобы другие могли набивать карманы, или же самим становиться преступниками. А если тебя растят с мыслью, что ты просто обязан все это делать, то это еще хуже. Не знаю, что сделал ты или твой брат, но…
А что, по-вашему, мы сделали?
Миссис Вассерман смотрит на меня так, будто пытается что-то найти. В конце концов она говорит:
Не знаю. Даника заходила сегодня. Сказала, что ты против ее встреч с твоим братом. Знаю, ты беспокоишься о Данике. Ты сосед Сэма, я понимаю, ты стремишься ее защитить. Возможно, ты пытаешься защитить их обоих. Но если ты ждешь прощения за свои поступки, то должен и брату дать еще один шанс.
А что, по-вашему, я сделал? Что он вам сказал на этот счет?
Это неважно,
отвечает мама Даники. – Все в прошлом. Уверена, ты хотел бы, чтобы все там и осталось.
Открываю было рот и снова его закрываю. Потому что мне хочется говорить в свое оправдание, но я действительно совершал дурные поступки. И я хочу, чтобы все это осталось в прошлом. Но при этом хочу знать, что там наговорил мой брат, потому что очень сомневаюсь, что он рассказал все без утайки.
В этом-то и состоит проблема с людьми вроде миссис Вассерман. Она добрая. И заботливая. Она хочет помогать людям – даже тем, кому не стоит помогать. Вроде Баррона. Вроде меня. Проще простого воспользоваться ее оптимизмом, ее верой в то, каким должен быть мир.
Уж я-то знаю. Уже пользовался.
Подняв глаза на миссис Вассерман, понимаю, что она просто прирожденная мишень именно для этого вида обмана.
Глава девятая
Если ты псих, рвущийся устроить тайную встречу, то, как и с недвижимостью, главное для тебя – месторасположение.
Если хочешь владеть ситуацией, необходимо контролировать территорию. Никаких неожиданностей. Ни зданий, ни деревьев, ни укромных уголков, в которых может притаиться враг. Нужны лишь укрытия, где рассажены твои люди. Но место не должно быть слишком открытым, чтобы случайный прохожий не стал невольным свидетелем происходящего. Тайные встречи должны оставаться тайными.
Бейсбольное поле – неплохой выбор. Вдали от зданий. Единственное укрытие – небольшая рощица, да и та не слишком близко. Выбор времени тоже отличный. Шесть утра – это слишком рано для большинства учеников, но такой ранний подъем правилами не запрещается. Мине не придется украдкой покидать общежитие. И можно вполне успеть совершить обмен до начала уроков. Шантажист получит деньги, и у него будет достаточно времени, чтобы с наслаждением их пересчитать и потом даже позавтракать.
С другой стороны, шесть утра – это такое время, когда девушки, затеявшие розыгрыш, могут быть только в постели. Представляю, как они, одетые в пижамы, высовываются из окон спален и хихикают, глядя, как Мина возвращается с бейсбольного поля, на которое никто так и не пришел. Если я прав, именно так все и будет. Потом начнутся настоящие переговоры – потому что мне все-таки придется как-то убедить их вернуть фотоаппарат со всем содержимым. А потом уже мы разберемся, что на самом деле происходит.
Будильник Сэма воет сиреной в полпятого утра – надеюсь, что мне больше не придется просыпаться в такой час и подобным образом. Сшибаю на пол свой телефон, пытаясь остановить вой, и только потом понимаю, что он доносится с другого конца комнаты.
Вставай! – Я швыряю подушку в сторону Сэма.
Говенный у тебя план,
бормочет Сэм, выползая из кровати и направляясь в душ.
Ага,
говорю я себе под нос. – Вот только скажи мне, что сейчас не говенное.
Слишком рано, кофе еще нет. Тупо смотрю на пустой кофейник в гостиной, пока Сэм достает банку с растворимым кофе.
Не надо,
предупреждаю я.
Он зачерпывает ложку с верхом и, не раздумывая, кладет ее в рот. Слышится жуткий хруст. Потом глаза у Сэма лезут на лоб.
Сухо,
хрипит он. – Язык… дерет.
Качая головой, беру банку. – Это ж порошок. Полагается добавить воду. Хорошо, что ты почти полностью состоишь из жидкости.
Сэм пытается что-то сказать. Бурый порошок сыплется ему на рубашку.
К тому же,
сообщаю я,
он без кофеина.
Сэм кидается к раковине и отплевывается. Усмехаюсь. Нет ничего смешнее чужих страданий.
Когда мы наконец выходим на улицу, я уже почти проснулся. Такая рань, что над травой все еще висит туманная утренняя дымка. На голых ветвях деревьев и на грудах опавшей листвы замерзают росинки, превращаясь в белую изморозь.
Бредем к бейсбольному полю; от сырости промокают ботинки. На поле пока никого, что, собственно, и требовалось. На тайную встречу лучше не приходить последним.
И что теперь? – Спрашивает у меня Сэм.
Указываю на рощицу. Укрытие так себе, но хотя бы достаточно близкое для того, чтоб увидеть, если кто придет, а после погони за мастером смерти я не сомневаюсь, что, в случае надобности, школьника я уж точно догоню.
Земля замерзла. Когда мы садимся, трава издает легкий хруст. Встаю и смотрю на наше укрытие с нескольких точек: все в порядке, нас никто не увидит.
Минут через пятнадцать появляется Мина – я уже готов думать, что Сэм вот-вот помрет от нетерпения. Девушка взволнованно прижимает к себе бумажный пакет.
Эй, есть тут кто? – Кричит она с опушки рощи.
Мы здесь,
отвечаю я. – Не переживай. Иди в центр поля – правее, к первой базе – и постарайся встать так, чтобы мы тебя видели.
Ладно,
голос у Мины дрожит. – Простите, что втянула вас в такое, но…
Не сейчас. Лучше иди на поле и жди.
Когда она уходит, Сэм испускает долгий страдальческий вздох:
Боится она.
Знаю,
говорю я. – Я просто не знал как… ладно, сейчас некогда.
Да, бойфренда хуже тебя в целом мире не сыщешь,
шепчет Сэм.
Возможно,
признаю я, и он смеется.
Ждать очень трудно. Скучно, и чем больше ты скучаешь, тем сильнее хочется закрыть глаза и вздремнуть. Или вытащить телефон и поиграть на нем. Или поболтать. Мышцы деревенеют. Кожу начинает покалывать словно тысячей иголок – предупреждение, что твои ноги засыпают. Может, никто и не придет. Может, тебя заметили. Может, ты совершил одну из миллиона возможных ошибок. Тебе нужен предлог, чтобы оставить свой пост и выпить чашечку кофе или поспать в своей кровати. Время начинает тащиться как улитка, как муравей, что ползет по твоей спине.
Если пройти через это один раз, то уже кажется, будто дальше будет легче. Сэм беспокойно ерзает. Мина, бледная и встревоженная, расхаживает по полю взад-вперед. Я то всматриваюсь в ее лицо – а не заметила ли она шантажиста? – то думаю о том, что сказать Лиле.
«Даника мне не поверит. Пожалуйста, расскажи ей о том, что сделал Баррон».
На этом мысли стопорятся. Не могу представить, что ответит Лила. Какое выражение будет на ее лице. Все думаю о том, как она избегала на меня смотреть после того, как я сказал, что люблю ее. Словно бы не поверила. А потом вспоминаю прикосновение ее губ, ее взгляд, когда мы лежали на этой же траве, которую я вижу сейчас – вот разве что тогда трава была теплой, и Лила тоже была теплой, и произносила мое имя так, будто весь мир вдруг утратил всякое значение.
Прижимаю кончики пальцев к глазам, чтобы прогнать эти видения.
Сэм рядом со мной вздрагивает, и я медленно опускаю руки. Мина явно напряглась, она смотрит на кого-то, кого мы разглядеть не можем. В моих жилах пульсирует адреналин, заставляя сердце бешено биться. Главное сейчас – не действовать импульсивно. Нужно выждать, пока шантажист повернется к нам спиной, а потом как можно тише к нему подкрасться.
Мина чуть разворачивается – к ней приближается какой-то человек. Она ведет себя именно так, как я и велел, вот разве что бросает быстрый взгляд в нашу сторону. Наши глаза встречаются, и я пытаюсь внушить ей, что больше ей сюда смотреть не стоит.
Тут мне удается увидеть шантажиста.
Не знаю, кого я ожидал увидеть, но уж точно не высокого, угловатого новичка, который к тому же так нервничает, что я как-то сразу расслабляюсь. Наверно, нашел фотоаппарат и решил по-быстрому разжиться денежками. А может, думает, что в старшей школе так принято: не толкать приглянувшуюся девушку в грязную лужу, как в младшей, а шантажировать ее. Не знаю. Знаю лишь одно: такая игра ему явно не по плечу.
Решив, что пугать его жестоко, пускаюсь на самую дурацкую уловку. Убедившись, что парень стоит ко мне спиной, засовываю руку в карман и выставляю указательный и средний пальцы так, что получается подобие пистолета – как его изображают малыши.
Быстро иду к нему – так быстро, что когда он слышит мои шаги, я уже совсем рядом.
Ни с места,
говорю я.
Увидев меня, парень издает ужасно смешной звук: визжит таким тонким голосом, что почти срывается на ультразвук. Похоже, даже Мина испугалась.
Сэм подходит к сопляку так близко, что прямо-таки нависает над ним.
Это же Алекс ДеКарло,
говорит он, глядя на парня сверху вниз. – Мы с ним вместе в шахматный клуб ходим. Что он тут забыл?
Поднимаю «пистолет» в кармане. – Точно. Скажи, на что тебе пять штук?
Нет,
бормочет Алекс – лицо его стало ярко-красным. – Я не хотел…
Он косится на Мину и делает судорожный вдох. – Я ничего не знаю про пять тысяч долларов. Я просто должен был передать конверт, который… гм… мне дали. Мина – моя подруга, и я бы ни за что…
Ложь, ложь. Все лгут. Я слышу это по голосу. Вижу по выражению лица, которое как-то не вяжется со словами, по множеству мелких признаков.
Что ж, я тоже умею лгать. – Если не скажешь правду, я тебе мозги вышибу.
Простите,
визжит парень. – Прости, Мина, ты не говорила, что у него есть пистолет. – У него такой вид, будто он вот-вот облюет собственные ботинки.
Алекс,
обрывает его Мина – словно предупреждает.
Сэм делает шаг к ней. – Эй, это будет…
Алекс снова с дрожью втягивает воздух. – Она сказала, что мне нужно просто придти сюда и сказать то, что я сказал, но я не хочу умирать. Пожалуйста, не стреляйте. Я никому не скажу…
Мина? – Недоверчиво спрашиваю я. Опустив свой «пистолет», вынимаю руку из кармана и выхватываю у Алекса конверт. – Так, посмотрим.
Эй! – Кричит Алекс. Потом, когда я надрываю конверт, говорит:
Погоди. Так это понарошку? Пистолета у тебя нет?
Есть, можешь не сомневаться,
заявляет Сэм.
Не надо! – Говорит Мина, пытаясь отобрать у меня конверт. – Пожалуйста.
Бросаю на нее мрачный взгляд. В конверте напечатанные снимки – не негативы, не сим-карта и не пропавший фотоаппарат.
Но поздно. Я уже смотрю.
Здесь три фотографии. На всех снимках Мина стоит в профиль, длинные черные волосы парика рассыпаются по плечам. Она не голая. На самом деле она одета в форму Уоллингфорда. Единственное, что у нее обнажено – правая рука.
Пальцы прикасаются к ключице стоящего рядом с нею мужчины – декана Уортона. Его белая рубашка расстегнута на шее. Глаза его закрыты – возможно, от ужаса или от наслаждения.
Выпускаю снимки из рук. Они рассыпаются по земле, словно опавшие листья.
Ты все испортил,
в голосе Мины слышится ярость. – Я сделала это для того, чтобы ты мне поверил. Я должна была тебя убедить.
Сэм поднимает одну из фотографий. Смотрит – наверное, как и я, гадает, что же это может значить.
Закатываю глаза. – Давай-ка все проясним. Ты лгала нам, чтобы мы тебе поверили?
Если бы вы сразу узнали, в чем дело, если бы знали, что тут замешан декан, то ни за что не согласились бы мне помогать. – Мина смотрит то на меня, то на Сэма, то на Алекса – словно пытается определить, кто же из нас скорее поддастся на ее мольбы. Глаза ее наполняются слезами.
Наверное, так и не узнаем,
говорю я.
Пожалуйста,
молит Мина. – Вы же видите, почему я не хотела… видите, почему я боялась.
Понятия не имею,
отвечаю я. – Ты сколько нам наврала, что я ни фига не понимаю, чего ты там боялась.
Пожалуйста,
печально повторяет Мина. Помимо собственной воли мне отчасти жаль ее. Мне случалось бывать на ее месте, пытаться манипулировать людьми, потому что страшно было решиться на что-то иное. Слишком верить в то, что мне никто и ни за что не поможет, если я обманом не выманю эту помощь.
Лжецы не заслуживают того, чтобы им поверили во второй раз,
я изо всех стараюсь говорить строгим тоном.
Мина прикрывает лицо хрупкой ладонью. – Наверное, ты теперь меня ненавидишь. Ненавидишь.
Нет,
вздыхаю я. – Конечно, нет. Просто на сей раз хочу услышать все без утайки, ладно?
Девушка торопливо кивает, вытирая глаза:
Обещаю. Я все тебе расскажу.
Можешь начать с волос,
говорю я.
Мина застенчиво запускает пальцы в темную массу волос. – Что?
Протягиваю руку и с силой дергаю одну из прядей. Волосы тут же съезжают набок; Мина охает и поспешно поправляет парик.
Алекс тоже ахает.
Так это парик? – Сэм не то чтобы спрашивает – так говорят, когда что-то не совсем укладывается в голове.
Мина, покраснев, отступает от меня. – Я просила тебя о помощи. Больше мне ничего не требовалось! – Голос у нее резкий, утробный. Вдруг она начинает рыдать, и на сей раз я точно знаю: эта реакция совершенно неподдельна. У нее течет из носа. – Я просто хотела…
Она разворачивается и со всех ног бежит к общежитиям.
Мина! – Кричу я ей вслед, но она даже не оглядывается.
Сэм предлагает позавтракать где-нибудь вне стен школы, а не стоять посреди бейсбольной площадки, отмораживая зад за обсуждением сведений, полученных от Алекса после побега Мины. Еще только начало седьмого, занятия начнутся в восемь, времени предостаточно. Я бы съел блинчиков.
Сажусь на пассажирское сиденье Сэмова катафалка. Кладу голову на подголовник и закрываю глаза. Вроде всего на миг – но в следующую минуту я чувствую, как Сэм трясет меня, чтоб разбудить. Мы припарковались позади закусочной «Синяя птица».
Проснись,
говорит Сэм. – В моей машине спать разрешается только покойникам.
Зевая, выхожу из машины. – Прости.
Наверно, происшедшее сегодня утром – полезная тренировка для будущего федерального агента. Когда весной я закончу Уоллингфорд и официально вступлю в программу Юликовой, я научусь ловить настоящих шантажистов. Шантажистов, не похожих на Алекса ДеКарло, которые не поверят, что у меня пистолет, когда я выставлю два пальца в кармане.
Шантажисты, которые на самом деле кого-то шантажируют.
Входим в закусочную. Официантка, которой по меньшей мере лет семьдесят, с круглыми, как у куклы, щечками, встает и подает нам меню. Сэм заказывает для нас по чашке кофе.
Добавка бесплатно,
хмуро сообщает официантка – будто надеется, что мы не из тех, кто станет бесконечно требовать добавки. Но я уже полностью уверен, что мы именно из тех.
Сэм со вздохом открывает меню и делает заказ.
Несколько минут спустя пью третью чашку кофе, ковыряясь в стопке круглых маленьких блинчиков. Сэм намазывает половину бублика сливочным сыром, а сверху водружает лососину и каперсы.
Это я должен был догадаться про парик,
говорит он, указывая на себя тупым ножом. – Я же главный по спецэффектам. Должен был заметить.
Качаю головой. – Неа. Сам не знаю, как я догадался. И потом, понятия не имею, что все это значит. Зачем девушки носят парики, Сэм?
Он пожимает плечами и допивает очередную чашку кофе. – Бабуля их носит, чтоб голова не мерзла. Может, в этом дело?
Улыбаюсь. – Возможно. Кто знает, а? Если разобраться, можно узнать, не лечилась ли она от какой-то серьезной болезни. Школу ведь пропускала.
А от стресса волосы не выпадают? Может, Мину уже достало лгать. Она же не такой профи, как ты.
Или же порой бывают ситуации, когда люди рвут на себе волосы,
ухмыляюсь я. – Видел такое на ночном реалити-шоу. Мало того, поедают волосяные луковицы. И в результате в животе образуется смертельно опасный клубок из волос – безоар называется.
Трихотилломания (склонность выдергивать волосы, встречается у лиц с неуравновешенной психикой – прим. перев.),
говорит Сэм, явно весьма гордый тем, что ему удалось вспомнить такое слово. Потом он ненадолго умолкает. – А может, отдача.
Киваю, соглашаясь с такой возможностью. Наверное, мы оба об этом подумали. – Думаешь, на тех снимках Мина работает над деканом Уортоном? Мне тоже так показалось. Первый вопрос: кто их фотографировал? Второй – зачем было отдавать их нам? А третий – если Мина над ним работает, то как именно?
Зачем отдавать снимки нам? Но она их и не отдавала. Ты их сам выхватил у Алекса,
говорит Сэм, поднимая чашку – знак официантке, что нам снова пора долить кофе. – Не могла же она хотеть, чтобы мы увидели эти фотографии.
Неа. Точно хотела,
говорю я. – Иначе зачем бы стала присылать с ними Алекса? И вообще, зачем было их делать? Думаю, она расстроилась потому, что мы увидели снимки, не выслушав то, что она хотела сказать.
Погоди. Думаешь, она сама забрала фотографии? И никакого шантажиста нет?
Сэм смотрит на меня во все глаза – словно ждет, что я ему скажу, что Мина – робот, пришедший из будущего, чтобы уничтожить наш мир.
Думаю, она и есть шантажист,
говорю я.
После ухода Мины мы заставили Алекса рассказать нам то, что он должен был говорить. Мина велела ему сообщить нам, что шантажист – доктор Стюарт, и что именно он хотел получить пять тысяч – иначе грозился погубить карьеру Уортона и уничтожить репутацию Мины. Доктор Стюарт велел Алексу забрать у Мины деньги и доставить их к нему. Иначе будет хуже.
Стюарт вел у меня занятия в прошлом году. Он крут. Из тех учителей, кто просто в восторге, если ты завалил тест. Я всегда считал его поборником строгих правил – из тех, кто считает, что если ты нарушаешь правила, обязательно получишь по закону.
Он точно не тянет на преступника.
Но кроме неправдоподобности злоумышленника, в этой истории есть и другие неувязки. Во-первых, втягивать Алекса было просто глупо. Если Стюарт действительно пытался замести следы, используя Мину в качестве буфера между собой и Уортоном, то вряд ли он настолько глуп, чтобы вмешивать в это дело ученика, который ничего не потеряет, если расскажет всем об этом деле.
Что-то я не понял,
говорит Сэм.
Я тоже,
признаюсь я. – Вернее, не совсем. Мина учится на стипендию?
Сэм пожимает плечами:
Возможно.
Нужно узнать, делает ли она что-то с Уортоном или для него. Платит ли он ей или она его заставляет – даже не знаю – делать то, что выгодно ей?
Он ей платит,
говорит Сэм. – Потому что если б не платил, то не было бы никаких документальных подтверждений происходящего. Она бы не показала нам снимки. Не отдала бы их Алексу. Не стала бы раскачивать лодку. Если ты прав на этот счет, то Мина работает на Уортона.
Беру один из снимков и кладу на середину стола. Сэм отодвигает кружки и тарелки, освобождая место.
Смотрим на обнаженные пальцы Мины, на то, как Уортон чуть повернул голову – словно бы стыдится того, что делает. Фигуры на фотографии не отцентрованы – так бывает, когда объектив не нацелен ни на кого в частности. Есть много способов сделать такой снимок – даже мобильный телефон можно настроить так, чтобы он фотографировал через каждую пару минут. Самым сложным для Мины было бы убедиться в том, что Уортон попадает в кадр.
Она тебе нравится? – Спрашивает Сэм.
Вскидываю на него глаза:
Что?
Ничего. Возможно, работа на удачу. Наверно, она мастер удачи. Быть может, ему не везет в азартных играх,
говорит Сэм.
А может она мастер физического воздействия, вроде Филипа – хотя у него волосы не выпадали. – Стараюсь не думать о том, о чем только что спросил Сэм, но никак не могу избавиться от мысли, что Мина нравится ему самому. Женщина в беде особо притягательна – всем хочется ее спасти. А если тебя провели, ты неизбежно будешь рваться отомстить.
Может, она мастер физического воздействия и лечит Уортона от плешивости,
предполагает Сэм, и мы оба смеемся. – Нет, правда, сам-то ты как думаешь? Что пытается сделать Мина?
Пожимаю плечами. – Думаю, хочет подзаработать, да? Так что она, должно быть, решила, что мы можем ей в этом помочь. Может, подумала, что мы найдем способ прижать Стюарта или помочь ей шантажировать Уортона и обвинить Стюарта.
Официантка кладет на край стола счет и убирает посуду. Молчим, пока она не уходит.
Думаю, где же сейчас Лила.
Но зачем Мине пять штук? – Спрашивает Сэм, одной рукой роясь в кошельке, а другой беря кружку со свеженалитым кофе. Возвращаюсь мыслями к реальности.
Это же деньги. Потратить можно на что угодно, лишь бы были. Но если Уортон платит ей за то, чтоб над ним работала, тогда вполне возможно, что выплаты скоро прекратятся. Крупный куш – мечта любого мошенника.
Крупный куш? – Усмехается Сэм.
Ну да,
говорю я. – Такой, чтоб до конца дней хватило. Который тебя прославит. По которому тебя будут помнить. Да, пять кусков – это не слишком много, но для школьника вполне крупная сумма. А если Мина думает, что больше не сможет регулярно получать деньги от Уортона, так почему бы и не попытать счастья?
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |