Сердце огненного острова 9 страница

Якобина провела пальцем по выпуклому узору на чашке; ее тронуло и удивило, что Флортье точно так же терзается сомнениями и не уверена в себе, как и она сама.

– Извини, – с огорчением прошептала Якобина. – Я не хотела тебя обидеть.

– Там нет ничего предосудительного, – убежденно заверила ее Флортье. – Правда, нет! Они просто рады, что могут сделать для меня что-то приятное. Если даже они и надеются на что-то. – И она упрямо добавила: – Тут все не так, как у нас в Нидерландах!

– Я знаю, что тут на многое смотрят совсем не так, да, в общем-то, меня это и не касается, – тихо возразила Якобина. – Только будь осторожной, пожалуйста! Хорошо?

Флортье улыбнулась.

– Конечно, не волнуйся! – Она снова взялась за чашку. – Теперь ты расскажи! Как у тебя дела?

Якобина описала ей дом в Конингсплейн Оост и свою жизнь у супругов де Йонг, даже упомянула про свои неудачи, и они с Флортье посмеялись над сгнившим цветком.

– Прекрасно, – сказала, наконец, Флортье, внимательно выслушав рассказ, и посмотрела на Якобину. – Знаешь, в тебе что-то изменилось.

Якобина провела пальцем по мокрому от пота виску.

– У меня посветлели волосы…

– Нет, я не об этом, – нетерпеливо отмахнулась Флортье. Якобина поежилась под ее пристальным взглядом. – Постой, я сейчас догадаюсь… Ага! Ты познакомилась с кем-то? – Она с восторгом улыбнулась Якобине. – Точно?

Якобина покраснела и опустила глаза. Она намеренно не упомянула о Яне, но думала о нем, когда рассказывала про свою новую жизнь в Конингсплейне.

– Точно? – воскликнула Флортье так громко, что сидевшие на веранде люди повернулись к ним, кто-то раздраженно, а кто-то с интересом. – Расскажи!

– Там нечего рассказывать, – пробормотала Якобина и смахнула с темно-синей юбки несуществующие крошки. Посмотрела из-под ресниц на Флортье и вздохнула, уступая невысказанной настойчивости, сверкавшей в ее глазах. – Его зовут Ян, Ян Моленаар. Он друг семьи де Йонгов, миссионер из Бейтензорга.

– Ой, миссионер! – сморщилась Флортье. – Как-то не очень романтично!

Якобина хотела возразить, но закрыла рот и лишь покачала головой. Их взгляды встретились, и они дружно расхохотались.

Флортье вскинула голову и посмотрела на Якобину.

– Тебе он очень нравится? Или нет?

Якобина обвела взглядом двор отеля и помолчала, не зная, нужно ли ей выразить в словах свои чувства к Яну и доверить это Флортье. Наконец, она кивнула и сказала почти пристыжено:

– Да. Очень.

Флортье сморщила носик и стремительно вскочила, едва не перевернув качалку.

– Тебе нужно обновить свой гардероб!

– Но ведь у меня… – начала было Якобина.

– Ты молодая, а ходишь как матрона – тем более теперь, когда в игру вступил мужчина! – Флортье потянула Якобину за руку. – Пойдем! Купим тебе что-нибудь симпатичное, а по дороге ты мне расскажешь про Яна Моленаара! Я хочу знать все!

Больше всего Якобине хотелось сбежать куда глаза глядят, когда кучер помог им вылезти из коляски возле здания под тамариндами и смоковницами. Тем более, что две дамы в светлых нарядах и изящных шляпках, вероятно, мать и дочь, с довольным видом вышли из магазина под названием «Мэзон де Руффиньяк» и теперь, стоя в тени маркиз, рассматривали выставленные в витрине шляпы. Казалось, они сошли со страниц журнала мод – узкая талия, воланы, кружева и ленты, воплощение легкости и женственности.

Флортье втащила Якобину за собой, через порог стеклянной двери, которую с глубоким поклоном распахнул перед ними темнокожий парень в униформе, а затем принял у них зонтики.

– Добрый день, – прощебетала Флортье, когда они оказались в белом, просторном торговом зале с высоким потолком. Воздушные платья цвета «крем» и «блё», бледно-розовое вечернее платье демонстрировались на манекенах возле высокого зеркала, а в витрине были выставлены разнообразные шляпки, похожие на торт с кремом. Возле задней стены на полках лежали рулоны сукна, аккуратно рассортированные по цвету и рисунку. Сквозь открытую дверь Якобина увидела подсобное помещение, где тоже хранились десятки рулонов ткани – нежнейшей узорной тюли, различного шифона и жоржета. На длинном прилавке перед посетителями были выложены кружева, ленты и тесьма, намотанные на картон, образцы вышивки и сотни пуговиц любого цвета и формы.

Солидный господин с густыми седыми усами и почти лысой головой, сидевший за конторкой, оторвал взгляд от гроссбуха. Его добродушное лицо мгновенно просияло, у него даже выпал из глаза монокль и повис на цепочке.

– Мадемуазель Флортье! – радостно воскликнул он без всякого следа французского акцента и бросился к ней навстречу так стремительно, что полы его пиджака распахнулись. – Какая радость, что вы почтили нас снова! – Остановившись перед Флортье, он отвесил низкий поклон, схватил ее руку своими пухлыми пальцами и поцеловал. Преданно заглянул ей в глаза. – Вы довольны вашим зеленым платьем? Оно произвело фурор?

– Завтра я надену его в первый раз, – ответила Флортье и добавила, взглянув на Якобину: – Сегодня я здесь не ради себя. Знакомьтесь: моя подруга, фройляйн ван дер Беек.

– Бомбергер! – воскликнул усатый господин, отпустил руку Флортье и с таким же восторгом и новым поклоном вцепился в руку Якобины. – Очень рад, мадемуазель ван дер Беек, очень рад! – Он выпрямился. – Что мадемуазель желает – что-нибудь для вечера или дневное?

– Для дня, – стеснительно ответила Якобина. – Что-нибудь легкое. Но практичное, – поспешно добавила она.

– Симпатичное, – вмешалась Флортье. – Главное, чтобы было симпатично.

– Естественно, естественно, – с жаром ответил господин Бомбергер и потер руки. – Прошу, мадемуазель. – Он показал жестом на ширму, отгородившую угол салона. – Тогда сначала снимем с вас мерку. Не изволите присесть, мадемуазель? – обратился он к Флортье и показал на столик в другом углу, возле которого стояли плетеный диванчик и два стула. Там же висело пункаб, его в равномерном ритме раскачивал темнокожий мальчик. – Освежающие напитки вам сейчас подадут. – Он по-малайски что-то крикнул через плечо и повел Якобину за ширму. Монокль снова вернулся на свое место в его глазу.

Она стояла прямая как палка и по команде господина Бомбергера послушно поднимала и опускала руки. В ней пробудились воспоминания о часах, которые она прежде проводила в модных салонах, – где растерянные, а иногда и властные портнихи часто отпускали нелестные комментарии по поводу размеров Якобины.

– М-м-м, – приговаривал господин Бомбергер, измеряя грудь, талию и бедра Якобины. Встав на колени, он измерил длину ее юбки и добавил: – Так-так. – Приложил мерную ленту к плечу, протянул ее до запястья и добавил: – Ага. Да. Ага. – Потом улыбнулся Якобине так лучезарно, что у него снова выпал из глаза монокль. – Вот и все, мадемуазель ван дер Беек. Пожалуйста, посидите пока вместе с мадемуазель Флортье.

Флортье улыбнулась ей с плетеного диванчика, держа в руке бокал шампанского. Якобина со вздохом опустилась рядом с ней, сняла шляпу и положила возле себя на стул.

– Он невероятно милый, правда? – шепнула Флортье, дала ей второй бокал шампанского и взяла пралине из фарфоровой чаши, стоявшей в большой хрустальной вазе, наполненной льдом. – И вообще, для меня это одно из самых приятных мест в Батавии, – добавила она с блаженной улыбкой и откусила кусочек шоколадной конфеты.

Не успела Якобина что-то ответить, как возник господин Бомбергер и положил ей на колени стопку модных журналов. Расторопно открыл верхний журнал и показал цветные рисунки элегантных женщин, которые гуляли у реки, стояли возле экипажа или сидели за столиком, держа в руке чашку.

– Что-то подобное я могу себе представить на мадемуазель! Или, может, модель такого плана? Пожалуйста, не торопитесь, мадемуазель, и спокойно посмотрите все фасоны – я буду поблизости!

С нараставшей растерянностью Якобина разглядывала бесчисленные рисунки. Флортье взяла еще одну конфету и придвинулась ближе.

– Это мне не нравится. Это тоже не то. А вот это неплохо. Ой – вот! По-моему, это симпатичное платье! Наверняка тебе пойдет! – Она ткнула пальцем в платье с очень узкой талией и с пышными рюшами на прямоугольном вырезе и рукавах.

– Ты думаешь? – засомневалась Якобина.

Флортье темпераментно кивнула и откусила кусок конфеты.

– Тебе нужно побольше рюшей на груди, – прошамкала она с полным ртом. – Да, мне это точно нравится. – Она подняла руку, и господин Бомбергер тут же бросился к ним.

– Превосходно, – одобрил он. – Я бы тоже остановил выбор на этой модели. Вот только тут я бы… – Он вынул карандаш и сделал несколько штрихов. – …И тут так… и тут чуточку… Да? Замечательно! – Сунув под мышку журналы, он поспешил прочь.

Якобина пригубила шампанское.

– Как ты думаешь, сколько это будет стоить? – спросила она у Флортье и покачала головой, когда та показала ей пальцем на конфеты.

– Ах, наверняка не слишком дорого. – Флортье снова угостилась конфетой и недоверчиво посмотрела на Якобину. – Или де Йонги тебе плохо платят?

– Нет-нет, совсем неплохо, – поспешно заверила ее Якобина. Каждый месяц она получала двести флоринов – как она узнала из объявлений в «Ява Боде», вдвое больше, чем другие гувернантки в Батавии.

Флортье наморщила лоб.

– Ты ведь не платишь ни за еду, ни за жилье – что ты будешь делать с деньгами?

– Копить… – чуточку неуверенно ответила Якобина.

Флортье посмотрела на нее с искренним удивлением.

– Для чего?

– Ну… возможно, на черный день.

Флортье двинула ее локтем в бок.

– Ну, прежде чем он придет, ты можешь позволить себе парочку платьев.

Вернулся господин Бомбергер с образцами тканей, красиво разложил их по всей ширине стола и протянул по стопке клиенткам. Флортье с восхищенными возгласами разглядывала и щупала один образец за другим, а Якобина нерешительно перелистывала свою пачку.

– Может, это? – Она показала образец тусклого синего цвета.

– Нет, ни в коем случае, – решительно заявила Флортье. – Ничего синего! Твои глаза кажутся еще бесцветнее!

– Благодарю за комплимент, – с легкой обидой пробормотала Якобина и отложила образец в сторону.

– Ах… вот роскошная ткань, – воскликнула Флортье и показала Якобине зеленые ветки с красно-желто-оранжевыми цветами на лавандовом фоне.

– Ужасно! – вырвалось у Якобины. – Нет, такое я ни за что не надену!

Флортье обиженно фыркнула.

– Не для тебя – для меня!

– Извини, – торопливо пробормотала Якобина. – Пожалуй, на тебе это будет смотреться!

Флортье сморщила носик.

– Нет, ты права. В самом деле, слишком пестро. Я ведь не попугай. Гляди-ка – как тебе это?

Якобина посмотрела на жадеитово-зеленую ткань с крошечными светло-розовыми веточками и серо-коричневыми птичками. Осторожно погладила кончиками пальцев материал, тонкий и легкий, как ткань кебайи, и у нее загорелись глаза. Понравится ли она Яну в таком платье?

– Ты считаешь, что мне это пойдет? – с надеждой спросила она.

Флортье лишь улыбнулась и набросила ткань на ее плечо, присборила на груди, схватила лежавшее на столике зеркало и поднесла его к лицу Якобины. Она нерешительно взглянула на себя в зеркало. Может, ей лишь казалось, но эти цвета все-таки немного смягчали черты ее лица и придавали глазам глубину и блеск.

– Спасибо, – прошептала она Флортье, а та лишь довольно хихикнула.

В итоге Якобина решилась под напором Флортье еще и на светло-кремовый муслин с зеленым растительным узором, а потом, осмелев, выбрала еще оливковый хлопок с филигранным винно-красным узором – так ей понравилась расцветка.

– Если мадемуазели желают, они могут приехать на первую примерку на следующей неделе, – объявил довольный господин Бомбергер, заполняя на своей конторке бланк заказа. – Ах, – воскликнул он, когда Якобина продиктовала ему свой адрес, – вы из дома мадам де Йонг! Наша замечательная клиентка. Красавица, а фигурка как у юной девушки! Пожалуйста, передайте ей самые лучшие пожелания от господина Бомбергера! Мадемуазель Флортье, что вам показать?

Он выбежал из-за прилавка и открыл витрину. И вот, держа перед собой шляпу, Флортье с улыбкой подошла к Якобине.

– Сними свою соломенную шляпу!

– Нет, Флортье, это невозможно…

– Давай-давай!

Вздохнув, Якобина сняла шляпу и немного присела. Флортье ловко надела на нее другую шляпку и поправила ее.

– Ну, гляди, что получилось!

Якобина пристально разглядывала себя в зеркале, вертела головой. Шляпа была действительно хороша – плоская, с широкими полями, почти такого же зеленого цвета, как узор на ткани; а лента с нежными перьями и цветами была коричневая с розовым.

– Сколько сто… – Якобина замолкла, когда Флортье ткнула ее в бок локтем.

– Не спрашивай о цене, – прошипела она, потом приподнялась на цыпочки и шепнула: – Ты этого стоишь.

На глазах Якобины выступили слезы; еще никто и никогда не говорил ей таких слов. Радость в глазах Флортье тронула ее еще больше.

– Не желаете ли взглянуть, мадемуазель Флортье? Прямо для вас шляпка!

Флортье в восторге всплеснула руками.

– Какая прелесть! Ах, господин Бомбергер, просто чудо!

Якобина поскорее обернулась и сняла шляпу. Потом тайком утерла глаза согнутым пальцем и пару раз глубоко вздохнула, возвращая самообладание.

С тоскливым вздохом Флортье взяла у господина Бомбергера шляпку – нечто нежное цвета морской волны с облачком тюли – и потеснила Якобину.

– Дай-ка мне взглянуть…

Она ловко надела шляпку на голову, много раз поправила ее то так, то эдак, рассматривая себя в зеркале, потом подняла голову, опустила, покрутилась на каблучке в одну, другую сторону и бросила на себя взгляд через плечо.

– Оча-ро-ва-тельно, – пробормотала она. – Шляпка сделана прямо на меня. – Она кивнула господину Бомбергеру. – Я беру!

– Очень хорошо, мадемуазель Флортье! Счет на… – Он сделал вопросительную паузу.

– Пожалуйста, на господина ван Тондера! – Она сняла шляпку и схватила Якобину за руку. – Так, а теперь мы должны купить туфли!

Неяркие световые круги вокруг газовых фонарей, словно жемчужные бусы, тянулись вдоль канала Моленвлиет. Они бросали мягкий свет на фасады домов, вырывали из мрака лохматые верхушки пальм, неровные очертания деревьев и кустарников. Они проплывали мимо многочисленных, несмотря на поздний час, экипажей. Вдалеке, на темном полотнище неба, виднелись голубоватые вспышки – отсветы молний, возвещавших о приближении сезона дождей.

– Жди меня тут, – крикнул кучеру Джеймс ван Хассел. – Я загляну туда на пару рюмок, не больше.

– Да, туан, – послышался ответ с облучка.

Дом на берегу канала сиял из черноты тропической ночи всеми огнями, словно световой мираж. Постепенно его золотистый ореол обретал все более четкие контуры, и вот уже ясно стала видна постройка в классическом стиле. Не успело ландо достичь места, где канал резко сворачивает влево, как над колоннами особняка на треугольном фронтоне показалась готическая надпись «Гармония». Наряду с «Конкордией», которую предпочитали военные, это был самый известный в Батавии клуб и не только старейший из двух, но и наиболее удобный: он находился между Рейсвейк и Рейсвейкстраат, по соседству с отелями «Недерланден», «Гранд Отель Ява» и «Кавадино», недалеко от эксклюзивных ювелиров и часовщиков, таких как «Ван Аркен и Ко», а также в двух шагах от резиденции генерал-губернатора.

Первый этаж клуба окружала узкая терраса с низкой кованой решеткой. С террасы верхнего этажа с ее каменной балюстрадой, увенчанной копиями античных ваз, открывался великолепный вид на обширный сад и на город. Створки высоких французских окон были распахнуты. Из них, кроме яркого, праздничного света, лилась на улицу тихая музыка, доносились приглушенные голоса и смех. Надпись «Ожер Фрер» (Братья Ожер) на правой стороне фасада напомнила Джеймсу ван Хасселу, что ему нужно заглянуть туда как можно скорее и заказать себе новые фраки. Лучше прямо завтра! Действительно, прошло много времени с тех пор, как он был там в последний раз.

Ландо остановилось возле портика с колоннадой. Отрывисто поблагодарив кучера, Джеймс ван Хассел спрыгнул на землю.

– Селамат сеяхтера, туан!Благополучия и процветания, господин! – с низким поклоном приветствовали его слуги, одетые в длинные сюртуки и брюки, пестрый саронг и такой же пестрый тюрбан. Один принял у гостя цилиндр, второй прикрепил ему на лацкан фрака белый цветок плюмерии, и Джеймс вошел в зал.

В дверях он остановился, поправил манжеты рубашки и огляделся. Было уже далеко за полночь. Джеймс ван Хассел приехал сегодня в Батавию на последнем поезде. Когда он убедился, что в маленьком бунгало, которое он здесь содержал, все в порядке, и за стаканчиком джина обменялся новостями с соседями, ему осталось лишь немного времени на то, чтобы принять ванну и надеть фрак. Ужин, завершивший танцы, тоже закончился. Сквозь двери было видно, как в соседнем зале слуги убирали со столов и накрывали ночной буфет. Гости за круговой чаркой настраивались на танцы до утра.

С потолка, украшенного лепниной, золотистым медом лился свет ламп, он смешивался с дымом сигар и сигарет, преломлялся в хрустальных призмах и освещал господ во фраках, которые толпились в длинном зале, пересеченном рядом колонн. На низких стульях с подлокотниками восседали с бокалом шампанского немногочисленные дамы, похожие в своих вечерних нарядах и украшениях на райских птиц. Стрекочущая, словно цикады, музыка ронзебонов, оркестра местных музыкантов, игравших на западных инструментах, взмывала к высокому потолку и опускалась вниз.

– Ван Хассел! – прогремел неподалеку мужской голос. – Какой сюрприз! – тучный мужчина с белоснежными усами и головой и маленьким, острым носом, так не гармонировавшим с полными щеками и вторым подбородком, подошел к нему с распростертыми объятьями и сияющей улыбкой. Мужчины обменялись рукопожатиями, быстро обнялись и долго хлопали друг друга по плечу.

– Приветствую тебя, Хуб! У вас все в порядке?

– Великолепно, великолепно! У вас тоже? Как поживает твоя почтенная матушка? – Хуб де Гроот обнял Джеймса ван Хассела за талию и теребил его за локоть; тянуться выше ему было трудно.

– Спасибо, хорошо. Управляет делами, пока я тут!

– Не может быть! Джеймс! Глядите-ка! Сам Яп наконец-то оказал нам честь!

Весть о появлении Джеймса ван Хассела мгновенно облетела все собрание: его тут же окружили ровесники и господа постарше. Среди них были и офицер, и чиновник из колониальной администрации, и торговцы, и плантаторы, такие, как он сам. Всех он более-менее знал, а некоторых настолько хорошо, что они называли его прозвищем, сохранившимся за ним с детских лет. Он не успевал жать руки и отвечать на сердечные приветствия.

– Привет, Мартен! Эй, Виллем, как дела? Рад тебя видеть, Геррит! Дружище Руди, сто лет не встречались!

– Так дайте ему промочить глотку, господа! – воскликнул Хуб де Гроот, щелкнул пальцами, подзывая слугу, схватил с его подноса стакан и сунул в руку Джеймса ван Хассела. – Бедняга умирает от жажды! – Хуб похлопал его по спине. – Ну, рассказывай – что там новенького?

Джеймс ван Хассел сделал глоток и покачал головой.

– Ничего. Все как обычно.

– Ты уже слыхал про Хансена? – вмешался Мартен ван Огтроп; наморщив благородный лоб, он тоже взял с подноса стакан. – У него беда – кофейная ржавчина! – Джеймс ван Хассел поднял брови, и ван Огтроп закивал в подтверждение своих слов и погладил длинные усы. – Да-да, дрянная история! Впору собирать чемоданы и возвращаться в Голландию!

Джеймс ван Хассел выругался. Кошмар всякого плантатора – угроза того, что вредители или болезни уничтожат урожай, посещал все больше и больше кофейных плантаций на Яве. Из-за кофейного грибка листья покрывались оранжевыми пятнами и опадали, после чего погибало и само растение. За три года до этого эпидемией были поражены большие территории возле Бейтензорга, и вот теперь ржавчина снова вернулась на остров.

– Но ты неплохо устроился! – Де Гроот снова хлопнул Джеймса по спине. – Я всегда говорил – ты хитро поступил, сделав ставку на цинхону. Взять хотя бы последний урожай. – Он обвел взглядом собравшихся. – Я слыхал, что седьмая часть веса дерева – чистый хинин! Рекорд! У тебя тоже? – Он подтолкнул локтем Джеймса ван Хассела. Тот сделал большой глоток и промолчал. На самом деле год даже превзошел его самые смелые расчеты. Ставка на новый сорт из Южной Америки себя оправдала. После обдирания деревьев выяснилось, что и без того высокое содержание хинина в коре Cinchona ledgerianaв этом году оказалось еще выше, а из-за возросшей потребности в коре, из которой получали хинин, средство от малярии и других разновидностей тропической лихорадки, он сумел получить высокую прибыль. Но когда все обратили к нему вопросительные взоры, он лишь многозначительно поднял брови и небрежно улыбнулся уголком рта.

– Вот, я так и знал! – расхохотался де Гроот и опять шлепнул по спине Джеймса ван Хассела. Окружающие тоже разразились громким смехом.

– Наконец-то ты можешь построить себе приличный дом в Батавии! – Руди Амелсвоорт, маленький, тощий, с мышиным лицом, поднял кверху стакан и указательным пальцем ткнул Джеймса ван Хассела в грудь. – Вместо этого… этого… – Он взмахнул рукой, державшей стакан, подыскивая подходящее определение для маленького бунгало, которое построил еще Джеймс ван Хассел-старший, когда приехал на Яву.

– Ах, ладно! – Джеймс ван Хассел засмеялся тихим смехом, исходившим из глубины его грудной клетки. – Зачем мне вилла в Батавии? Я ведь редко здесь бываю!

Хуб де Гроот хмыкнул.

– Тебе не обязательно в ней жить; главное, что ты можешь похвастаться ею! Как все мы!

– Хм-м-м, – промычал неуклюжий Геррит Хоутманс, быстро опрокинул в глотку свою порцию джина, вздрогнул и оскалил от удовольствия зубы. – Тогда ты сможешь и телефон себе завести!

– Да-да, ты понимаешь, что это означает? – воскликнул де Гроот. – Теперь телефон будет не только на почтамте или в отдельных конторах, но через несколько месяцев и в лучших домах. Отличная вещь!

– Еще у нас теперь будет паровой трамвай, – с гордостью сообщил Мартен Амелсвоорт, сунул в рот сигару, несколько раз затянулся и лишь потом пояснил: – С рельсами и всем прочим…

– Эй, Эду! Эду! – закричал Хуб де Гроот и замахал кому-то рукой. – Иди сюда!

Молодой, светловолосый мужчина резко повернулся и стал смотреть, кто его звал. При виде де Грота и других мужчин, окруживших Джеймса ван Хассела, его лицо осветилось радостью, и он торопливо направился к ним.

– Яп! Дружище, старик, ты снова среди нас! – Эдуард ван Тондер сердечно обнял редкого гостя.

– Привет, Эду, – воскликнул Джеймс ван Хассел. – Как дела?

– Наш дорогой Эду, между прочим, может преподнести тебе сегодня величайшую сенсацию. Не так ли, Эду? – объявил де Гроот, обнимая за шею ван Тондера.

Все дружно засмеялись. Эдуард ван Тондер покраснел, но радостно улыбнулся, когда вся компания повернулась к одному из столиков возле колонны.

– Сегодня даже трудно такое вообразить, – рассказывала госпожа де Гроот, такая же краснолицая, круглощекая и светловолосая, как ее супруг. – Тогда мы возили лед из Бостона! Да-да, дорогая, из Бостона!

Сидевшая напротив нее госпожа Левенгук покачала при таком воспоминании головой, так что блеснули ее каплевидные бриллиантовые серьги.

– Да, это было ужасно! Я до сих пор помню званые обеды, где царила распущенность. А вечера здесь, в клубе, на которые являлось больше гостей, чем ожидалось? Тогда приходилось сидеть тут безо льда, с теплыми напитками. Кошмар!

– Зато теперь, если кончится лед, мы можем послать кого-нибудь на фабрику, – заявила госпожа де Гроот и постучала сложенным веером по коленке Флортье. – Так что видите – вы приехали в Батавию как раз в нужный момент!

– Да, я тоже так считаю, – засмеялась Флортье и сделала глоточек шампанского. Она сидела на краешке стула, выпрямив спину и повернув чуточку в бок сомкнутые ступни – как сидела Якобина, – и оглядывалась по сторонам. Губы она сложила в соблазнительную улыбку, не направленную ни на кого конкретно, и наслаждалась тем, что выглядела в этот вечер уж точно неотразимо.

Собравшееся в клубе светское общество Батавии приняло ее с необычайной сердечностью, словно свою. Словно она оказалась среди равных – ведь эти люди тоже любили красивые вещи и сладкую жизнь. Не скажешь, что они не обладали хорошими манерами, но держались свободно и не слишком придерживались правил этикета, принятых в метрополии. Тут никто не видел в ней дочку Клааса Дреессена, выскочки и банкрота, который оказался под каблуком у второй жены, потому что ее деньгами он расплатился со своими кредиторами и на них теперь жил. Тут она не была непутевой племянницей Кокки и Эвоуда Алтхесов, которую нельзя выпускать за порог, чтобы она не позорила доброе имя своих благодетелей, принявших девочку в свой дом после смерти ее матери. Юная и прелестная, со вкусом одетая и причесанная Флортье так же удачно вписывалась в интерьер клуба, как фиолетовые и белые орхидеи, росшие в каменных кадках между колоннами и в стенных нишах. Тем более, что она приехала сюда вместе с состоятельным Эду ван Тондером.

– Я не хочу проявлять излишнее любопытство… – снова заговорила госпожа Левенгук, и у Флортье тревожно сжалось сердце.

– Вот она всегда так! – насмешливо проговорила госпожа де Гроот и показала сложенным веером сначала на свою подругу, потом на Флортье. – Наша милая Геертье – верховная жрица всяких сплетен в Батавии! Уж лучше вы сразу сдайтесь на ее милость!

У Флортье похолодело под ложечкой, а пальцы судорожно сжали лежавший на коленях веер.

Геертье Левенгук засмеялась, и ее узкое, смуглое лицо покрылось множеством морщин.

– Наша прелестная фройляйн Дреессен может не беспокоиться! Нет, что меня занимает весь вечер – так это ваше чудесное платье. Можно потрогать? – Она протянула длинные, худые пальцы к Флортье, а та незаметно перевела дыхание и кивнула.

Госпожа Левенгук с восхищением погладила золотое шитье на узком рукаве.

– Удивительная работа!

– Да, правда? – Флортье наклонила голову и поглядела на свое шелковое платье малахитового цвета. Широкая золотая кайма украшала и квадратный вырез на груди, выгодно подчеркивавший пышную грудь, и подол платья, тесно облегавшего талию и бедра, а потом спускавшегося до пола косыми сборками, образуя сзади маленький шлейф. Перчатки до локтя, туфли и ридикюль под цвет, а также золотые серьги с изумрудами, которые привез ей Эду, когда заехал за ней в отель, дополняли грандиозный вечерний туалет.

– Что-то подобное я бы тоже надела, – заметила госпожа Левенгук. – Это платье от Табарди?

– От Руффиньяка, – ответила Флортье и скромно потупилась.

– Да, за качество приходится платить, – вздохнула ее собеседница.

– Не могу удержаться от нескромного вопроса. – Веер госпожи де Гроот направился на узкую талию Флортье. – Вы две недели вообще ничего не ели или просто сейчас не дышите? Наш дорогой Эду может обхватить вашу талию пальцами или все-таки нет?

– Я не знаю, – хихикнула Флортье. – Он никогда не пытался это сделать!

– Зря, зря. Что же он …Грит! Эге-ге! – Госпожа де Гроот подняла руку и взволнованно замахала. – Грит! Мы тут!

Флортье с любопытством смотрела на яркую и привлекательную даму, которая с улыбкой подошла к их столику и расцеловалась сначала с госпожой де Гроот, потом с госпожой Левенгук, сказав им что-то по-малайски. Густая синева ее платья, расшитого серебряными, золотыми и медными нитями, прекрасно гармонировала с синими глазами, золотистой кожей и волосами цвета красного дерева с простой прической. Ее шею украшало тяжелое колье с сапфирами, а в мочках ушей покачивались такие же серьги.

Госпожа де Гроот помахала слуге, и тот немедленно притащил еще один стул. Дама в голубом уселась на него, быстро переговариваясь по-малайски с госпожой де Гроот и госпожой Левенгук. На лицах дам появились сочувствие и озабоченность. Наконец, глаза госпожи де Гроот встретились с глазами Флортье.

– Ах, простите – как невежливо с нашей стороны! – Она повернулась к даме в синем и, гладя ее по руке, продолжила по-голландски: – Не беспокойся, у детей это часто бывает в таком возрасте. Вечером болеют, а утром снова здоровые! Грит, это та самая фройляйн Дреессен, которой мы все восторгаемся. А это, милая фройляйн Дреессен, Маргарета де Йонг, без которой Батавия была бы не такой, какая она сейчас.

– Ой, вы госпожа де Йонг? – с восторгом воскликнула Флортье и энергично потрясла ей руку. – Как я рада, что наконец-то с вами познакомилась. Я так много слышала о вас! Господин Бомбергер только вчера вспоминал о вас, а Якобина – моя подруга. Якобина ван дер Беек – мы познакомились с ней на пароходе, когда плыли в Батавию.

– В самом деле? – Госпожа де Йонг улыбнулась, но выглядела немного растерянной. – Я и не знала, что у нашей нониБины есть подруга. Боюсь, что я вообще очень мало знаю о ней. – Она засмеялась, но как-то невесело, и лишь теперь Флортье заметила, что у нее затравленный взгляд, почти лихорадочный. Госпожа де Йонг огляделась по сторонам, высматривая кого-то, и тихо спросила что-то по-малайски у госпожи де Гроот; из всей фразы Флортье расслышала только имя Винсент.

Госпожа де Гроот тоже посмотрела во все стороны и с сожалением покачала головой, потом обратилась к госпоже Левенгук. Та подкрепила свой ответ взмахом веера в сторону соседнего зала. Госпожа де Йонг кивнула и встала с сомнением на лице.

– Я была очень рада, фройляйн Дреессен, – обратилась она к Флортье и рассеянно улыбнулась. – Мы, конечно же, еще не раз увидимся.

Дата добавления: 2015-08-29