Милая пьяница, сейчас получил твое письмо с описанием вечера у Лужского1. Ты спрашиваешь о судьбе письма, или, вернее, трех писем, вложенных в один конверт. Не беспокойся, дуся, я получил. Спасибо.
В "Вестнике Европы" только что прочел повесть Боборыкина "Однокурсники". Повесть прескверная, скучная, но интересная -- в ней изображается Художеств. театр и восхваляется М. П. Лилина. Ты прочти. Идет речь о "Чайке" и "Дяде Ване".
Мне здесь уже надоело жестоко.
Будь здорова, молодей, становись все более и более интересной, чтобы старичку не было обидно.
Ты ничего не пишешь о том, как идет пьеса, как и что, можно ли рассчитывать и проч. и проч. Очень возможно, что 15 янв. я поеду в Алжир. Ты все-таки пиши мне по старому адресу, т.е. в Ниццу, а отсюда будут пересылать в Алжир. Хочу поглядеть на Сахару.
Ну, будь здорова. Крепко обнимаю тебя, моя душка.
Твой Тото, потомственный почетный академик
142. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
7-ое янв. 1901 г., 1 ч. ночи [Москва]
Мне почему-то "ужасно хорошо" на душе, милый Антон, и захотелось просто сказать тебе это. Я сама не знаю отчего -- так полно, так хорошо, так тепло, хочется жить бодро, все чувствовать, все понимать, -- всю красоту жизни настоящей, цельной, крупной! У меня давно не было таких минут. Хочется всему улыбаться, всем помочь, чтобы кругом было светло и тепло.
Ты не посмеешься надо мной? Поймешь ты? Ах Антон, как бы мне сейчас хотелось быть с тобой! Скажи мне, ведь и мы поймаем хоть кусочек жизни? Милый мой, что-то ты теперь делаешь? Спишь уж верно. Я только что вернулась из "Чайки". Играли здорово, принимали здорово, точно последний спектакль. Савицкая играла под Лилину1, но хорошо. Роксанова (entre nous) клюкнула, т. ч. спотыкалась, забывала реплики, говорила от себя и даже язык еле поворачивался2. Все были в ужасе и были настороже. Зачем она это делает?
Была днем у Ивана Павл., они здоровы, поздравляли тебя с Новым годом; Иван Павл. тебе напишет.
С каким бы наслаждением я теперь вдохнула южного насыщенного воздуха, он так много будит в душе. Чувствуй, что мне хорошо и что душа моя ликует и любит тебя, хотя ты и без кокарды. До свидания,
твоя актриса
143. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
9-ое янв. 1901 г., 1 ч. ночи [Москва]
Покойной ночи, дорогой мой Тото! Я сейчас приехала из Больш. театра и ложусь спать, а в постели буду читать "Крамера". Слушала я с Мейерхольдом "Анжело"1 -- Кюи. Шаляпин был очень интересен в роли шпиона2, умирал великолепно; остальные певцы -- сапожники, затхлые какие-то. Меня опера утомляет вообще. Много болтала с Фейгиным в театре, спрашивал, когда идут "Сестры". Сегодня размечали 4-ый акт. Ты мне много прибавил, милый, но трудно ее играть. А роль сильно нравится. Станиславский за 3-й акт сказал, что я кармениста, надо более сонную и сдержанную. Декорация 4-го очень нравится. Завтра ждут Немировича, что-то он скажет. Думают первый раз играть 24-го3. Антон, ты прислал Марии Федоровне цветы из Ниццы? Она говорит, что, судя по почерку, -- ты. Ее бедную конка вывернула из саней, и она ходит с подвязанной рукой, вывихнула плечо. Скоро 100-е представление "Федора". Я играю Ирину. Будет торжество, думаю.
Не понимаю, куда деваются мои письма к тебе. Я пишу почти каждый день, больше 2-х дней не пропускала. Спрашивай на почте. Я сегодня много хохотала на репетиции, много болтала глупостей, чтобы злить Савицкую, кот. отчаянно выкатывала глаза, и за это Морозов оштрафовал меня на 15 рубл., в шутку, конечно, а я с него взяла обещание на два ужина во время 4-го акта "Чайки"! Он с нами поддуривает.
Спасибо тебе за поцелуи и за благие пожелания. Почему ты думаешь, что я не могу любить в продолжение 15-ти лет? Ах ты мой Тото, Тото! А ты меня уже не можешь разлюбить? И не стыдно тебе этим заниматься, великий писатель земли русской? Путаться с актрисами? Ну все-таки получай крепкий разгорячий поцелуй.
Твоя собака
144. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
11 янв. 1901 [Ницца]
Жестокая, свирепая женщина, сто лет прошло, как от тебя нет писем. Что это значит? Теперь письма доставляются мне аккуратно, и если я их не получаю, то виновата в этом только ты одна, моя неверная.
На сих днях, если море не будет так бурно, как теперь, я уезжаю в Африку. Адрес мой остается все тот же, т.е. Nice, 9 rue Gounod и тут будут знать, где я. В Африке пробуду недолго, недели две.
Все время здесь чудесная летняя погода, тепло, чудно, цветы, дамы, велосипеды, но -- увы! -- все это только олеография, а не картина, для меня по крайней мере.
Пиши, собака! Рыжая собака! Не писать мне писем -- это такая низость с твоей стороны! Хоть бы написала, что делается с "Тремя сестрами". Ты еще ничего мне не писала о пьесе, решительно ничего, кроме того, что была-де на репетиции или репетиции сегодня не было. Отколочу я тебя непременно, черт подери.
Приехала в Москву Маша?
Дни прибавляются, скоро весна, моя славная, хорошая актриска, скоро увидимся. Пиши, голубчик, умоляю тебя.
Твой Тото
145. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
11-ое янв. 1901 г., 1 ч. ночи [Москва]
Дорогой мой, родной мой, ты жалуешься все, что не получаешь писем, но ведь я писала все время или каждый день, или через 2 дня! За что ты на меня ворчишь?
Я сегодня сильно устала; вчера приехал брат с женой и с девочкой, пробудут здесь до 25-го и поедут в Питер недели на три. Суматоха в доме адская -- ни работать, ни отдыхать нет времени. Вчера засиделась поздно и ночью учила 4-ый акт еще. Встала рано, под милый лепет 5-ти-летней Адочки, затем мерила у портнихи платья для "Сестер" и прямо на репетицию. Проходили 2 раза третий акт. Немирович смотрел и многое, кажется, изменит. Станисл. делал на сцене страшную суматоху, все бегали, нервничали, Немирович, наоборот, советует сделать за сценой сильную тревогу, а на сцене пустоту и игру не торопливую, и это будет посильнее. Все идут в тонах и есть надежда, что пойдет пьеса хорошо. Станислав. вчера беседовал со мной больше двух часов наедине, прошелся по всей моей актерской натуре, опять упреки за неумение работать, что я слишком много переиграла ролей за эти три года; что я слишком много уже показала себя публике, что я никогда не бываю готовой к 1-му спектаклю; а только к 15-му etc.. Мне с ним очень трудно говорить: он чувствует, что я не преклоняюсь перед ним и не отдаю себя в его руки как актриса, и это его нервит. Правда, у меня нет слепой веры в него. Сейчас приехала с "Мертвых". Голос у меня все еще не звучит. На спектакль поехала совсем умершей от усталости, а теперь ничего. Наши все улеглись рано; они не привыкли сидеть по ночам.
Немировича толком не видала, только перекинулась несколькими фразами. Он говорил Санину, что тебя опять-таки треплют люди, что тебе нет покоя от них и что ты едешь в Африку?!!!!! Новость! Голубчик, родной мой, не сердись, если я это время буду писать хоть и часто, но скверно, теперь ведь горячка из-за "Сестер" пойдет. И репетиции, и портнихи, и вечерние спектакли! С братом урывками только болтаю. А еще и с ролью надо сидеть. Ведь 4-й акт во-какой!
Не болтай глупости, вроде того, что влюбилась, тебя забыла etc.. -- если бы даже хотела, то времени нет. Чудак ты, мой "старец Антоний"! Можешь продолжать меня мысленно целовать и обнимать; не думай плохо обо мне и люби меня по-прежнему. Ты думаешь о нашем свидании? Где оно произойдет? Я понятия не имею.
Умник, что матери будешь писать1. Много лишних поцелуев получишь за это от меня. Не кисни, полней, здоровей, розовей. Целую горячо.
Ольга.
Хочешь мою карточку в Леле ("Снегурка") или неинтересно? За газетами зайду к Маше, а то мы получаем только "Русские ведомости". Как твое здоровье? Милый, дорогой мой, спи спокойно.
146. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
13-ое янв. 1901 г., 2 ч. ночи [Москва]
Опять ночь, опять поздно, и опять я пишу тебе, милый, родной мой! Спасибо тебе, что не забываешь меня, пишешь часто. Мне легче жить, когда ты мне пишешь. Во-первых, дело: Станиславский просил спросить тебя насчет конца 4-го акта. Можно ли обойтись без проноса тела Тузенбаха, т.к. при проносе необходима народная сцена, волнение, и это может нарушить трио трех сестер и кроме того расшатают декорацию, т.к. сцена, знаешь, у нас не велика. Пока репетируем без проноса. Ответь сию же минуту, ради Бога. Не медли. Ведь сестры не могут оставаться равнодушными, если в дом несут покойника? Как ты думаешь?
Завтра нечто в роде генеральной трех актов в 12 ч. дня -- надо рано вставать. Насчет трам-трам возникают сомнения. Немирович думает выпевать их сигналами, как горнисты, конечно, с мимикой. Если просто говорить, может выйти грубо или непонятно. Напиши и об этом.
Сегодня не было репетиции, и я возилась с портнихой и с детьми, т.к. к нашей Адочке пришли дети в гости. Устала. Сейчас приехала из театра, играла 99-го "Федора". Сейчас 2 часа ночи, буду еще читать "Сестер", я ведь 1-ый и 2-ой акты почти не репетировала -- прохворала. В театре идут переговоры Немировича с актерами о будущем сезоне. Санин говорит, что мне прибавляют 400 руб. Я не жадна, но право, по моей работе, по тому, что мне больше всех приходится тратиться на туалеты, -- это маловато, правда? Во всяком случае, я уговорюсь, чтоб все туалеты были на счет дирекции. Да, впрочем, мне сдается, что я буду сидеть без ролей будущий сезон. Ну, посмотрим. А ты все-таки люби меня и знай, что я твоя. Где и когда будет наше свидание? Как ты о нем мечтаешь? Напиши. Целую много раз.
Твоя Ольга.
Дядя Саша прочел "Сестер" и говорит, что это выше всего, что ты писал.
147. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
14 янв. [1901 г. Ницца]
Милая актриса, я беспокоюсь. Во-первых, ты писала, что ты больна, и во-вторых, я читал в "Русск. вед.", что "Дядя Ваня" отменяется1. Зачем, зачем ты играешь, дурочка, если в самом деле ты больна? Зачем ты не бережешь себя, а прыгаешь, не спишь до 7 часов утра? О, как бы следовало забрать тебя в лапы! Твои письма я получаю аккуратно, прочитываю их по два, по три раза. Отчего ты не пишешь ничего насчет "Трех сестер"? Как идет пьеса? Ты писала только насчет Санина и Мейерхольда, но вообще о пьесе не писала вовсе, и я подозреваю, что пьеса моя уже проваливается. И когда я здесь виделся с Немировичем-Данченко и говорил с ним, то мне было очень скучно и казалось, что пьеса непременно провалится и что для Художественного театра я больше писать не буду.
Я был немножко нездоров, теперь же ничего, все обстоит благополучно. Собираюсь с Ковалевским в Алжир и, вероятно, уеду туда 21 января. Теперь море бурное, надо переждать. Адрес мой все-таки остается прежний, т.е. 9 rue Gounod, Nice. С парохода и из Алжира я буду писать тебе, дуся моя, почти каждый день, а ты читай и потом хотя изредка вспоминай обо мне. Если ты будешь болеть, то, честное слово, я разведусь с тобой, а до развода поколочу, так чтобы потом целую неделю ты ходила с подбитым глазом.
Пришел с визитом секретарь консульства -- помешал писать. При нем получил твое письмо. Я получаю все твои письма весьма аккуратно, но только ты пишешь не каждые 2 дня, а немножко реже, дуся моя. Ну, да Бог с тобой.
Цветов Марии Федоровне я не посылал2, но с удовольствием послал бы, если бы был уверен, что они не замерзнут. И тебе тоже послал бы. На душе у меня ржавчина. Милюся моя, будь здорова, работай, не кисни, не сиди подолгу в гостях, пиши мне почаще и поподробней. Я тебя крепко целую.
Твой Тото, отставной лекарь и заштатный драматург
148. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
15-ое янв. 1901 г., 2 ч. ночи [Москва]
В последних твоих письмах, дорогой мой, все жалоба и негодование на меня, что я не пишу. Повторяю тебе еще раз, что больше двух дней я не пропускала, даже, кажется, больше одного дня. Не понимаю, куда попадают мои письма -- опять к какому-нибудь господину, верно. Адрес пишу полный.
О пьесе не могла пока писать, т.к. сами мы пока были в пеленках, что же я тебе верного могла написать? Вчера была генеральная 2-х актов. В общем всем понравилось, хотя не все еще готово. Пьеса, и говорить нечего, смотрится с сильным интересом, захватывает. Что уж говорить, великий мой мастер. Исполнение, говорят, концертное. Не удовлетворяет всех, кажется -- Мейерхольд. Андреева и Савицкая хороши. Лужский и Вишневский тоже. Станиславский еще не вступал. У меня насчет Маши был длинный разговор сегодня с Немировичем. Станисл. говорит, что я слишком драматизирую роль. Понимаешь, роль еще не перебурлила. Спорный пункт с Немировичем -- 3-й акт -- покаяние Маши. Мне хочется вести третий акт нервно, порывисто и, значит, покаяние идет сильно, драматично, т.е. что мрак окружающих обстоятельств взял перевес над счастием любви. Немировичу же хочется этого счастия любви, чтоб Маша, несмотря на все, была полна этой любви, и кается не как в преступлении. Второй акт полон этой любви. В толковании Немировича 4-й акт -- кульминационный пункт, в моем -- 3-й. Что ты на это ответишь? Насчет трам-там тоже много горячо спорили. Немирович предлагает вести это так: Маша спрашивает продолжением мотива Вершинина, т.е. тихо напевая, конечно, с красноречивым лицом. Здесь вообще много значит mise en scХne, и она, мне кажется, вышла неудачна у Станисл. и, вероятно, переменится. Еще он предлагает: Маша спрашивает его (без напевания), не глядя на него, давая все лицо публике, как бы конфузясь этого признания1. Одним словом, надо делать так, чтоб публика все поняла. Пробуем на все лады.
Я сегодня пришла из театра в 7-м часу, поела кое-как и повезла брата с женой на "Штокмана", завтра покажем ему "Дядю Ваню". Маша приехала вчера, я еле успела ее встретить, т.к. генеральная кончилась около 6-ти, и я летела на лихаче, и то опоздала, -- уже публика валила из вагонов. Маша приехала с Шаповаловым. Она отдохнула, веселая, хорошая. Бунин остался с матерью. Радуйся, к тебе едут две прелестные дамы -- m-me Бонье и вдова Березина, смотри не увлекись, пожалуй, женишься на ее миллионах и забудешь бедную актриску, а? Смотри ты у меня, я тебе тоже уши надеру, pardon за грубое выражение. Хочется с тобой глупости поболтать. Что-то все очень серьезно кругом. И как мало времени. Боже, как мало времени!
Жена Горького в Москве, приехала развлекаться и сидит все у нас в театре. Вчера была у нас на дому. Скучная она, и как-то ее жалко.
Антончик, ну куда же деваются мои письма? Меня это мучает. Не брани ты меня, я тебе так часто пишу, родной мой.
Ты работаешь или нет? Думаю, даже уверена, что да. Правда? Ты мне ничего об этом не пишешь. Прокатись в Африку, расскажешь мне потом. Если будешь в Алжире, отыщи Сашу Средина, адрес его есть, кажется, у тебя. В Ялте, Маша говорит, было сыро, погодой не могли похвастаться -- хорошо, что тебя там не было! А как ты себя чувствуешь? Я не надоедаю тебе, и ты за мое благородство должен писать мне об этом. У нас слякоть. После 11-го февр. трогаемся в Питер2.
А где мы увидимся? Ведь время скоро пролетит, милый мой Тото? Что это за кличка кстати? Академик Тото -- прелестно! Ну-с, m-eur Тото, поцелуйте меня покрепче, думайте обо мне побольше, будьте жизнерадостны, здоровы, покойны за меня. Я здорова, я твоя.
А тебя чистят, ты не в пуху? Ты мне желаешь быть интересной, того же и тебе желаю, писатель милый. Целую в лоб, глаза, в губы.
Твоя нерыжая собака,
а, впрочем. Машу играю в темно-рыжем парике3.
Последнее письмо отправлено 13 янв.
149. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
17 янв. [1901 г. Ницца]
Дуся моя, не беспокойся, твои письма я получаю аккуратно и готов держать пари, что ни одно не пропало. Спасибо тебе, милая собака. И если в последнее время, как ты пишешь, я буду получать от тебя короткие письма и получать их не часто, то -- пусть будет так. Работы у тебя в самом деле много, хотя, надо думать, пьеса не пойдет в этом сезоне, пойдет только в Петербурге.
Зачем ты спрашиваешь у меня про фотографию Леля? Взяла бы да и прислала. А когда я получу твою настоящую фотографию??
Теперь я здоров вполне. В Алжир собираемся, но едва ли скоро поедем, так как море беспокойно. Сегодня, например, буря. Да, народу у меня бывает достаточно, достаточно мешают мне и раздражают; и сегодня сидели у меня с 5 часов вечера до 11 Ґ. Работать не могу, и больше от злости. Хочу после Алжира отправиться прямо в Ялту.
Дуся, ведь я сегодня именинник. Здесь никто не знает об этом, к счастью. Когда приедет Маша, то сообщи ей, что на ее имя придет от Маркса из Петербурга сумма денег, каковую пусть она получит.
Кланяюсь в ножки, целую, обнимаю и опять кланяюсь в ножки.
Твой старец Антоний.
Что привезти тебе? Или что прислать?
Конечно, третий акт надо вести тихо на сцене, чтобы чувствовалось, что люди утомлены, что им хочется спать... Какой же тут шум? А за сценой показано, где звонить1.
150. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
18-ое янв. 1901 г., 1 ч. ночи [Москва]
Антон мой, дорогой, милый мой -- отчего грустное письмо, расстроенное? Отчего ржавчина на душе?1 Ради всего святого не кисни, не грусти -- мне так нехорошо делается на душе, когда чувствую, что тебе не по себе. Это вовсе не значит, чтоб ты умалчивал, когда тебе скверно на душе. Ну голубчик, ну родной мой, сбрось муть на душе. Ведь ты меня любишь? Скоро мы будем вместе.
Вчера посылала тебе поздравительную телеграмму (спроси на телеграфе) и мне к вечеру прислали ответ: Tchekhoff inconnu. Adresse insuffisante2 -- вот так штука! Я позабыла написать Pension russe! Как я кляла себя! А ты, верно, думаешь, что актриска забыла 17-е число? А ты сам забыл?
Ты все спрашиваешь о пьесе? Что за нелепость думать о провале? Господь с тобой. Пьеса безумно интересно смотрится. Целиком мы ее еще не прошли. У всех идет хорошо, только у Мейерхольда нет жизнерадостности и Санин еще не вполне владеет тоном. Сегодня славно, крепко работали над 2-м актом. Пишу мало, потому самой все еще не совсем было ясно. Ведь ты не любишь говорить о том, над чем работаешь, так вот и мне не болтается. Ты не сердись, дорогой мой, и не волнуйся.
Сегодня вечером я с Немировичем хорошо занялась Машей, все себе уяснила, укрепила и люблю эту роль страшно. Она идет как-то особняком, правда? Каяться буду не громким голосом, но с сильным внутренним темпераментом, и с отблеском счастья, если так можно выразиться. Движений почти никаких, глаза... ну, это я уже болтаю как актриса, и ты можешь не так понять. Во 2-м акте Немирович настаивает, чтоб Вершинин и Маша не были бы одинокими, а чтоб было впечатление, что они нашли друг друга и чтоб чувствовалось счастье любви. В конце Станисл. установил, что под вальс, кот. играет Тузенбах, танцуют Ирина и Родэ, а Маша врывается русским вальсом со словами: барон пьян; ее подхватывает Федотик, но она отталкивает его и кружится одна. Тебе это нравится? В 3-м мне не удобно, что Станисл. заставляет Машу ухаживать за истерически рыдающей Ириной, и при входе Андрея сестры ведут ее за ширмы, т.к. она не хочет его видеть. Но это, думаю, изменят, и сестры останутся на авансцене, на тахте.
Декорации очаровательные3. Чудесная еловая длинная аллея в 4-м акте, дом с большой террасой, с крыльцом, где происходят проводы офицеров и прощание Маши с Вершининым. Ничего, если я в последнем моем финальном моноложке сделаю купюру? Если мне трудно будет говорить его? Ничего ведь? Мне очень нравится планировка роли Маши в 4-м акте. Да вообще вся роль -- чудо! Если я ее провалю, махну на себя рукой! Мария Петровна -- отличная Наташа. Андрей, офицерики, Ферапонт -- хороши; Федотик4 что-то не совсем, ну да еще подделает.
Много добродушного смеху возбуждает Петров, присутствующий на репетициях "наш военный режиссер", как мы его прозвали5. Он, по-видимому, решил, что без него нельзя обойтись, и толкует уже не о мундирах, а о ролях. Лужский -- шутник, отлично его копирует, как он, сильно задумавшись, говорит: "Вот не знаю, что "нам" теперь с Соленым бы сделать -- не выходит что-то!" Разве это не номер?
С чего ты взял, что я больна? "Дядю Ваню" отменили, т.к. была жаба у Лилиной. Мне только на днях будут извлекать коренной зуб, т.к. образовался нарывчик на десне.
Вчера я с братьями и с невестками (настоящей и будущей) и племяшкой провели утро у нас на большом дворе, играли в снежки, валялись по снегу, катали Адочку на салазках, вылепили огромных размеров Снегурку, решили, что она похожа на покойную Викторию6, и потом все снялись у ее ног. Снег только что выпал, белый, чудный, воздух чистый -- просто не надышишься. Сколько у меня потом было сил, бодрости, так отлично себя чувствовала! Ночевала я у Маши. Она тебе писала как раз вчера. Я рада, что она здесь, хотя до сдачи "3-х сестер" буду видеть ее урывками.
Дусик мой, не хандри. Я не кисну, чувствую себя бодро, если не утомляюсь и если хорошо посплю, т.е. часов 6,7. Без пищи я могу жить, но без сна -- нет. Ты меня во сне видишь иногда? Как к тебе не идет кличка Тото! Не смей! Выдумай другую. Из Африки пиши непременно каждый день, хоть открытку, хотя несколько строк, а то я сильно беспокоюсь, если нет писем. Уже сегодня хотела телеграфировать, но с полным адресом... Ну, поцелуемся, мой писатель дорогой! Береги себя, если любишь меня. Не скучай, будем жить хорошо с тобой.
Твоя Ольга.
Посл[еднее] письмо -- 15 янв.
151. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
Телеграмма
[19 января 1901 г. Москва]
TИlИgraphie santИ inquiХte1. Olga
152. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
19-ое янв. 1901 г., 2 н. ночи [Москва]
Напишу тебе хоть несколько строк, дорогой мой. И чтобы ты не ворчал на меня, буду писать тебе каждый день. Ты писал Маше, что был нездоров. Напиши мне подробнее, что с тобой было, не скрывай от меня ничего, я не кукла, и такое отношение будет меня оскорблять. Послала тебе сегодня телеграмму сгоряча. Шехтель говорил сестре Санина, что ты нехорошо там себя чувствовал. А коли тебе не работается, так не принуждай себя. Наберешься за зиму новых впечатлений, а потом и попишешь. Я утомляюсь. Совсем не отдыхаю. Каждую свободную от театра минуту провожу со своими, т.к. мама тоже работает целый день. Я все время на людях, и потому нервлю. Сейчас, после "Одиноких", отчаянно спорила с Костей о нашем театре. Обыкновенно я молчу. Сейчас у меня одно желание -- лежать и не двигаться. Совсем не читаю, даже газет -- просто скандал. Отчего так мало времени! Сегодня отшлифовали 2-й акт, завтра чистим 3-ий. 26-го -- 100-ое представление "Федора". Милый, милый, как жизнь катится! Скорее бы зима прошла! Мне так хочется отдыхать с тобой! Я не знаю, как бы я жила, если бы этого не было впереди. Покойной ночи, хороший мой, милый мой, спи спокойно.
Целую тебя горячо и люблю, и ты люби
свою собаку
153. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
Телеграмма
[20 января 1901 г. Ницца]
SantИ merveilleuse1. Antoine
154. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
20 янв. 1901 [Ницца]
Милая актрисуля, эксплоататорша души моей, зачем ты прислала мне телеграмму? Уж лучше бы про себя телеграфировала, чем по такому пустому поводу. Ну как "Три сестры"? Судя по письмам, все вы несете чепуху несосветимую. В III акте шум... Почему шум? Шум только вдали, за сценой, глухой шум, смутный, а здесь на сцене все утомлены, почти спят... Если испортите III акт, то пьеса пропала, и меня на старости лет ошикают. Тебя Алексеев в своих письмах очень хвалит и Вишневский тоже. Я хотя и не вижу, но тоже хвалю. Вершинин произносит "трам-трам-трам" -- в виде вопроса, а ты -- в виде ответа, и тебе это представляется такой оригинальной штукой, что ты произносишь это "трам-трам" с усмешкой... Проговорила "трам-трам" -- и засмеялась, но не громко, а так, чуть-чуть. Такого лица, как в "Дяде Ване", при этом не надо делать, а моложе и живей. Помни, что ты смешливая, сердитая. Ну, да я на тебя надеюсь, дуся моя, ты хорошая актриса.
Я же говорил тогда, что труп Тузенбаха проносить неудобно по вашей сцене1, а Алексеев стоял на том, что без трупа никак нельзя. Я писал ему, чтобы труп не проносили, не знаю, получил ли он мое письмо2.
Если пьеса провалится, то поеду в Монте-Карло и проиграюсь там до положения риз.
Меня уже потягивает из Ниццы, хочется уехать. Но куда? В Африку пока нельзя, потому что море бурное, а в Ялту не хочется. Должно быть, во всяком случае в феврале я уже буду в Ялте, а в апреле -- в Москве, у своей собаки. И потом из Москвы уедем куда-нибудь вместе.
Нового у меня нет решительно ничего. Будь здорова, дуся моя, актриса отчаянная, не забывай обо мне и люби меня хоть немножко, хоть на копейку.
Я тебя целую и обнимаю. Желаю счастья. А 400 р. в самом деле маловато, ты заслужила гораздо больше. Ну, оставайся здорова.
Твой старец Антоний
155. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
Воскресенье [21 января 1901 г. Ницца]
Милюся моя, покаяние Маши в III акте вовсе не есть покаяние, а только откровенный разговор. Веди нервно, но не отчаянно, не кричи, улыбайся хотя изредка и так, главным образом, веди, чтобы чувствовалось утомление ночи. И чтобы чувствовалось, что ты умнее своих сестер, считаешь себя умнее, по крайней мере. Насчет "трам-там-там" делай, как знаешь. Ты у меня толковая.
Вчера я послал тебе телеграмму. Получила?
Я пишу, конечно, но без всякой охоты. Меня, кажется, утомили "Три сестры", или попросту надоело писать, устарел. Не знаю. Мне бы не писать лет пять, лет пять путешествовать, а потом вернуться бы и засесть. Итак -- "Три сестры" не пойдут в Москве в этом сезоне? Вы ставите их первый раз в Петербурге? Кстати, имей в виду, что в Петербурге вы не будете иметь никакого успеха. Это, конечно, к счастью, ибо после Петербурга вы уже не станете путешествовать, а засядете в Москве. Ведь ездить на гастроли -- это совсем не ваше дело. В Петербурге сборы будут, но успеха -- ни капельки, извини меня, пожалуйста1.
Будь здорова, супружница милая.
Остаюсь любящий тебя
Академик Тото
156. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
22-ое янв. 1901 г., 11 ч. утра [Москва]
Милый мой, дорогой мой Антон! Опять тебя мучают люди, опять они тебя раздражают; отчего ты не переехал в другой отель? Пишу сейчас, а вокруг меня болтают, меня спрашивают. Ночевала я у Маши, в новой квартире -- там очень уютно, точно в деревне, тихо, симпатично. Вчера играли очень хорошо "Чайку". Наши в восторге; хотя "Дядя Ваня" им больше нравится. От "Мертвых" они в ужасе. Вчера я каталась на коньках, каталась с гор, кормила зверей в зоологическом саду, вообще была на воздухе. Я освежилась и чувствую себя бодрее. "Сестры" назначены на 30-е января. Теперь входит в пьесу Станиславский1. Влад. Ив. говорит, что Тузенбаха должен был играть Качалов2. Ты что думаешь? Отчего не пишешь ничего про пронос тела Тузенбаха?3
Милый, будь здоров, не хандри, не охладевай к своей старушке. Помни ее и люби.
Бегу на репетицию. Целую, обнимаю тебя. Думай о весне, о красоте жизни. Ты ведь любишь и то и другое, ты мой поэт!
Твоя собака
157. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
23-ье янв. 1901 г., 12 ч. ночи [Москва]
Уже второй день нет писем от тебя, милый мой, родной мой! Мне скучно без них; когда я прихожу из театра, то шныряю по всем столам и углам -- нет ли чего из Ниццы? Я хожу какая-то странная, растерянная и часто раздражительная. Сама с собой не остаюсь ни на минуту, а это отвратительно. У меня от этого характер на время портится, 27-го брат с женой уезжают в Питер, и тогда я отдохну перед "Сестрами". 27-го генеральная 4-х актов, с Станиславским. Маша, как свежий человек, тебе напишет. По-моему, должно идти хорошо, боюсь вообще говорить что-нибудь вперед. Если тебе напишет Петров, не очень-то верь ему -- у него странные мнения, и к чему он их высказывает -- не понимаю.
Ну довольно о театре. Нашел мою телеграмму от 17-го янв. или не искал?1 Как я рада, что ты опять здоров. Отчего ты мне не пишешь, что с тобой было, Антон? Меня это огорчает. Мне тогда кажется, что ты ко мне охладеваешь. Пришли мне свою фотографию непременно. Когда ты будешь совсем мой?!! Не понимаю и не чувствую, где мы с тобой проведем лето, где мы с тобой будем отдыхать, любить друг друга, чтоб люди не мешали. Я хочу, чтоб ты был счастлив со мной, хочу, чтоб у нас была своя жизнь особая, чтоб никто не влезал в эту жизнь. Я знаю, какую ты жизнь любишь, ты, мой поэт, ты, поклонник всего прекрасного и изящного.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |