оправдываете "отступничеством социал-демократов"; для объяснения поражения
1918 года вы указываете на их обман и "предательскую политику". В ситуации
существующего мирового кризиса массы обращаются не к левым, а к правым
партиям, и этому факту у вас тоже есть готовые "оправдания". Но ваши
оправдания не скрывают факта ваших поражений! Прошло восемьдесят лет, и где
же конкретное подтверждение теории социальной революции? Ваша основная
ошибка заключается в том, что вы отвергаете и осмеиваете душу и ум, вы не
понимаете того, что движет всем". На такие доводы у сторонников марксизма не
было ответа. Становилось все более очевидным, что их политическая массовая
пропаганда, которая сводилась исключительно к обсуждению объективных
социально-экономических процессов в кризисный период (капиталистические
способы производства, экономическая анархия и т.д.), не интересовала никого,
кроме немногочисленных новобранцев левого фронта. Розыгрыша таких
политических карт, как нужда и голод, было недостаточно, так как эти карты
разыгрывались всеми политическими партиями, даже церковью. Таким образом,
мистицизм национал-социалистов одержал победу над экономической теорией
социализма, причем в то время, когда обнищание и экономический кризис
достигли кульминации. Поэтому следует признать, что в пропаганде и концепции
социализма в целом существовало вопиющее упущение; более того, это упущение
служило источником его "политических ошибок". Ошибка заключалась в Марксовом
понимании политической реальности, и тем не менее в методах диалектического
материализма содержались все предпосылки для ее исправления. Они просто
никогда не использовались на практике. Резюмируя вышесказанное, можно
сказать, что в своей политической практике марксисты не учитывали
характерологической структуры масс и социальных последствий мистицизма.
Сторонники революционного левого движения, принимавшие участие в
практическом применении марксизма в годы с 1917 по 1933, должны были
заметить, что такое применение ограничивалось сферой объективных
экономических процессов и политикой правительства. При этом они не учитывали
и не понимали развития и противоречий так называемого "субъективного
фактора" истории, т е. идеологии масс. Самое важное заключается в том, что
революционное левое движение не смогло найти новое применение своему методу
диалектического материализма, поддержать в нем жизнь и с его помощью
по-новому взглянуть на все новые политические реальности.
Диалектический материализм не применялся для осмысления новых
исторических реальностей. А ведь фашизм был реальностью, о существовании
которой было неведомо ни Марксу, ни Энгельсу. И только Ленин обратил
внимание на зарождавшийся фашизм. Реакционная концепция реальности закрывает
глаза на действительные условия и противоречия фашизма. Реакционная политика
автоматически использует социальные силы, препятствующие прогрессу, и будет
преуспевать в этом до тех пор, пока наука не обнаружит такие революционные
силы, которые неизбежно должны одержать победу над реакционными силами. В
дальнейшем мы убедимся, что в протесте мелкой буржуазии, которая
впоследствии составила массовую основу фашизма, нашли проявление не только
регрессивные, но и весьма энергичные, прогрессивные социальные силы. Это
противоречие осталось без внимания. Действительно, на роль мелкой буржуазии
не обращали никакого внимания вплоть до захвата Гитлером власти.
Революционная деятельность во всех областях жизни человека спонтанно
возникнет, когда будут поняты противоречия каждого нового процесса. Она
будет заключаться в отождествлении с теми силами, которые осуществляют
движение в направлении подлинного прогресса. Радикальность, по словам
Маркса, заключается в "постижении сути всех явлений". Постижение сути всех
явлений и противоречивости их функций обеспечит победу над политической
реакцией. Если суть явлений не постигается, тогда, хотите вы того или нет, в
итоге вы придете к механицизму, экономизму или даже метафизике и неизбежно
утратите точку опоры. Поэтому критика может быть эффективной и иметь
практическое значение только тогда, когда она сможет показать, где остались
без внимания противоречия социальной реальности. Революционность Маркса
заключалась отнюдь не в составлении прокламаций и указании революционных
целей; его основное революционное достижение заключалось в признании за
промышленными производительными силами прогрессивной роли и в показе
противоречий капиталистической экономики в их взаимосвязях с реальной
жизнью. Неудача рабочего движения должна означать, что наше знание сил,
препятствующих социальному прогрессу, весьма ограниченно и некоторые
основные факторы все еще остаются совершенно непознанными.
Марксизм, подобно многим достижениям великих мыслителей, превратился в
пустые формулы, и в руках марксистких политиков утратил свою научную и
революционную действенность. Они настолько втянулись в повседневную
политическую борьбу, что упустили из виду необходимость развития принципов
философии жизни, унаследованной от Маркса и Энгельса. Чтобы убедиться в
этом, достаточно лишь сравнить книгу Сауэрланда, посвященную диалектическому
материализму, или любую из книг Залкинда или Пека с "Капиталом" Маркса или с
"Развитием социализма от утопии к науке" Энгельса. Гибкие методы свелись к
формулам, а научный эмпиризм - к застывшей ортодоксии. Тем временем
"пролетариат" времен Маркса превратился в большой класс промышленных
рабочих, тогда как средний класс лавочников превратился в колосса
промышленных и государственных служащих. Вырождаясь, научный марксизм
превратился в "вульгарный марксизм". Многие видные марксистские политики
употребляли это название для обозначения экономизма, который сводит всю
человеческую жизнь к проблеме безработицы и ставкам заработной платы.
Представители вульгарного марксизма полагали, что экономический кризис
1929 - 1933 годов достиг такого масштаба, что угнетенные массы неизбежно
придут к идеологической ориентации левого крыла. Несмотря на то, что даже
после январского поражения в 1933 году по-прежнему обсуждалось
"революционное возрождение" в Германии, реальное положение дел
свидетельствовало о том, что в результате экономического кризиса, который,
как ожидалось, должен был привести массы в стан левого крыла, в пролетарских
слоях населения произошел существенный идеологический сдвиг в сторону
правого крыла. Таким образом, появился раскол между экономическим базисом,
тяготевшим к левому крылу, и идеологией широких слоев общества, тяготевших к
правому крылу. Этот раскол остался незамеченным, и никто не задумался над
вопросом, почему широкие слои населения, оказавшиеся в крайней нищете,
пришли к национализму. Такие объяснения, как "шовинизм", "психоз" и
"последствия Версаля", следует признать несостоятельными, поскольку они не
позволяют нам преодолеть стремление бедствующего среднего класса
присоединиться к радикалам правого толка. Кроме того, в этих столкновениях
фактически не учитываются характерные для такого стремления процессы.
Действительно, к правому крылу обратились не только средние сословия, но и
многие, притом далеко не худшие представители пролетариата. Остался
незамеченным тот факт, что напуганные успехом революции в России средние
классы прибегли к новым, на первый взгляд странным, превентивным мерам
(таким, как "Новый курс" Рузвельта), которые не были поняты и
проанализированы рабочим движением. Кроме того, остался без внимания и тот
факт, что в самом начале и на первых этапах превращения в массовое движение
фашизм был направлен против крупной буржуазии, и поэтому от него нельзя было
отмахнуться на том основании, что он был "лишь оплотом финансовых воротил".
В чем заключается проблема?
Основная марксистская концепция учитывала следующие моменты: труд
эксплуатировался как товар, капитал сосредоточился в руках меньшинства, а
это приводило к дальнейшему обнищанию большинства трудящихся. На основе
этого процесса Маркс пришел к выводу о необходимости "экспроприации
экспроприаторов". В соответствии с этой концепцией производительные силы
капиталистического общества выходят за пределы способов производства.
Противоречие между общественным производством и частным распределением
продуктов труда можно устранить, приведя способы производства в соответствие
с уровнем производительных сил. Общественное производство необходимо
дополнить общественным распределением продуктов. Первым актом обеспечения
указанного соответствия является социальная революция. Таков основной
экономический принцип марксизма. Соответствие, как утверждают, может быть
обеспечено только в том случае, если обнищавшее большинство установит
"диктатуру пролетариата" как диктатуру большинства трудящихся над
меньшинством подвергнутых экспроприации собственников средств производства.
С точки зрения теории Маркса существуют экономические предпосылки
социальной революции: капитал сосредоточен в руках меньшинства; превращение
национальной экономики в мировую находится в полном противоречии с
таможенно-тарифной системой национальных государств; капиталистическая
экономика с трудом достигает половины своей производственной мощности, и в
ней, несомненно, царит анархия. Население высокоразвитых промышленных стран
в большинстве своем живет в безысходной нищете; в Европе насчитывается около
пятидесяти миллионов безработных; сотни миллионов рабочих влачат голодное
существование. Тем не менее экспроприация экспроприаторов не состоялась и,
вопреки ожиданиям, на перекрестке дорог к "социализму и варварству" общество
остановило свой выбор на дороге к варварству. Это свидетельствовало об
укреплении международных позиций фашизма и отставании рабочего движения. Те,
кто все еще надеялся, что революция вспыхнет в результате давно ожидаемой
второй мировой войны, которая тем временем стала реальностью (т. е. те, кто
рассчитывал, что массы обратят вложенное им в руки оружие против внутреннего
врага), упустили из виду развитие новых методов ведения войны. Трудно было
отказаться от мысли о маловероятности вооружения масс во время следующей
войны. В соответствии с этой концепцией борьба будет направлена против
безоружных масс крупных промышленных центров, причем такую борьбу будут
вести в высшей степени надежные, отборные" военные профессионалы. Поэтому
непременным условием новой революционной практики была переориентация своего
мышления и оценок. Вторая мировая война подтвердила эти ожидания.
^TЭКОНОМИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА НЕМЕЦКОГО ОБЩЕСТВА 1928-1933 гг.^U
С рациональной точки зрения можно было полагать, что обнищавшие массы
рабочих ясно осознают свое социальное положение. Далее, можно было ожидать,
что это сознание окрепнет и превратится в решимость избавиться от социальной
несправедливости. Короче говоря, можно было полагать, что социально
обездоленный рабочий восстанет против вопиющей несправедливости и скажет: "В
конце концов, я выполняю общественно важную работу. От таких, как я, зависит
благосостояние общества. Я лично беру на себя ответственность за работу,
которую необходимо выполнить". В таком случае мышление ("сознание") рабочего
будет соответствовать его социальному положению. Марксисты называют это
"классовым сознанием". Мы хотели бы назвать это "сознанием своего
мастерства" или "сознанием своей социальной ответственности". Наличие
раскола между социальным положением трудящихся масс и их осознанием этого
положения означает, что вместо улучшения своего социального положения
рабочие массы ухудшают его. Именно эти обнищавшие массы помогли фашизму -
крайней политической реакции - прийти к власти.
Проблема заключается в роли идеологии и эмоционального отношения
вышеупомянутых масс как исторического фактора, т. е. в воздействии идеологии
на экономический базис. Если значительное обнищание широких масс не привело
к революции и если, в результате кризиса, объективно возникли революционные
идеологии противоположного направления, тогда развитие идеологии масс в годы
кризиса мешало "расцвету производительных сил" и, говоря марксистским
языком, препятствовало "революционному разрешению противоречий между
производственными силами монополистического капитализма и его способами
производства".
Классовый состав населения Германии выглядит следующим образом. (См.
Куник, "Попытка установить социальный состав населения Германии", Ди
Интернационале, 1928; "Пролетарская политика", под редакцией Ленца,
Интернационалер Арбайтерферлаг, 1931).
Рабочие, получающие зарплату (тыс)
С семьями (мил)
Промышленные рабочие; [3]
40,7
Средняя городская буржуазия
10,7
Мелкие и средние фермеры
9.0
Буржуазия (в том числе собственники и крупные фермеры)
2,0
Население (за исключением детей и жен)
итого 62,4
СОСТАВ СРЕДНЕЙ ГОРОДСКОЙ БУРЖУАЗИИ тыс.
Мелкие ремесленники (ремесленное производство, фермеры-арендаторы,
мастерские с одним работником, мастерские, в которых занято не более трех
работников)
Лавки с тремя и более работниками
Инженерно-технические работники и государственные служащие
Лица свободных профессий и студенты
Лица с независимыми средствами существования и мелкие собственники
итого
СОСТАВ РАБОЧЕГО КЛАССА
Рабочие (занятые в промышленности, крупном производстве, коммерции и т.
а)
Сельскохозяйственные рабочие
Надомные рабочие
Получатели социального пособия
Нижние слои "белых воротничков" (менее 250 марок в месяц)
Мелкие государственные служащие и пенсионеры
итого
СРЕДНЯЯ СЕЛЬСКАЯ БУРЖУАЗИЯ
Мелкие фермеры и фермеры-арендаторы (менее 5 га)
Средние фермеры (от 5 до 50 га)
итого
Эти данные взяты из переписи населения Германии за 1925 г. В то же
время следует отметить, что они отражают состав населения с точки зрения
социально-экономического положения; идеологическое распределение будет иным.
Так, с социально-экономической точки зрения Германия 1925 года выглядит
следующим образом:
получающие заработную плату
с семьями
Рабочие
21 789 000
40 700 000
Средняя буржуазия
12 755 000
19 700 000
С другой стороны, приближенная оценка состава населения с
идеологической точки зрения дала следующее распределение:
Рабочие, занятые в промышленности, ремесленники и т. п. а также
сельскохозяйственные рабочие
14 433 000
Мелкая буржуазия
20 111 000
Лица, работающие на семейном предприятии (индивидуальное производство)
надомные работники
Получатели социального пособия
Мелкие инженерно-технические работники (занятые в отраслях крупной
промышленности, например "Нордстрерн" в Берлине)
Мелкие государственные служащие (например, налоговые ревизоры, почтовые
работники)
(от всего состава экономического "пролетариата")
Городская средняя буржуазия
Сельская средняя буржуазия
итого
Примечательно, что независимо от числа представителей среднего класса,
отдавших свои голоса за партии левого крыла, и числа рабочих, отдавших свои
голоса за партии правого крыла, полученные нами показатели идеологического
распределения приближенно соответствуют данным выборов 1932 г. Коммунисты и
социалдемократы получили 12-13 миллионов голосов, тогда как НСДАП и немецкие
националисты получили 19-20 миллионов голосов. Таким образом, с точки зрения
практической политики решающую роль сыграло не экономическое, а
идеологическое распределение. Короче говоря, политическое значение мелкой
буржуазии оказалось выше, чем предполагалось.
В период быстрого спада экономической активности в Германии рост числа
голосов, отданных за НСДАП [4], выглядел следующим образом: 800 000 в 1928
г., 6400000 осенью 1930 г., 13 000 000 летом 1932 г. и 17000000 в январе
1933 г. По подсчетам Егера ("Гитлер" - "Ротер Ауфбау", октябрь, 1930), число
голосов, отданных рабочими, составило 3000000 из 6400000 голосов, полученных
национал-социалистами в 1930 г.
Карл Радек, насколько мне известно, уже в 1930 году, после первого
подъема НСДАП достаточно ясно осознал проблематику указанного
социологического процесса. Он писал:
"Этому нет аналогий в истории политической борьбы, особенно в стране с
твердо установленной политической дифференциацией, при которой каждая новая
партия вынуждена отвоевывать каждую позицию у старых партий. В высшей
степени характерным представляется тот факт, что ни в буржуазной, ни в
социалистической литературе ничего не говорится о партии, которая занимает
второе место в политической жизни Германии. У этой партии нет прошлого. Ее
появление на сцене политической жизни Германии произошло столь же
неожиданно, как появление посреди моря острова под действием вулканических
сил".
"Выборы в Германии" - "Ротер Ауфбау", октябрь, 1930.
У этой партии, несомненно, есть свое прошлое и ее появление следует
своей внутренней логике.
На основе всего предшествующего опыта можно утверждать, что выбор между
"откатом к варварству" и "восхождением к социализму" (марксистская
альтернатива) должен определяться идеологической структурой угнетенных
классов. Либо эта структура соответствует экономической ситуации, либо не
соответствует, как, например, в крупных обществах Азии, где народ безропотно
переносит страдания, или в современной Германии, где существует раскол между
экономической ситуацией и идеологией.
Таким образом, основная проблема заключается в следующем: что служит
причиной этого раскола или, другими словами, что препятствует совпадению
экономической ситуации с психологической структурой масс? Короче говоря,
проблема заключается в понимании природы психологической структуры масс и ее
соотношения с экономическим базисом, на основе которого она возникла.
Для такого понимания мы в первую очередь должны освободиться от
концепций вульгарного марксизма, которые лишь преграждают путь к пониманию
фашизма. В принципе, эти концепции сводятся к следующим положениям.
В соответствии с одной из своих формул вульгарный марксизм полностью
отделяет экономику от социальной жизни в целом и утверждает, что "идеология"
и "сознание" человека определяются исключительно и "непосредственно" его
экономической жизнью. Таким образом, механистически устанавливается антитеза
между экономикой и идеологией, между "базисом" и "надстройкой". Кроме того,
устанавливается жесткая и односторонняя зависимость идеологии от экономики и
упускается из виду зависимость развития экономики от развития идеологии.
Поэтому для вульгарного материализма не существует проблемы так называемого
"влияния идеологии". Несмотря на то, что вульгарные марксисты теперь говорят
об "отставании субъективного фактора" в том смысле, как его понимал Ленин,
на практике они ничего не могут с ним поделать, так как их прежняя концепция
идеологии как продукта экономической ситуации в значительной мере утратила
гибкость. Вульгарные марксисты не занимаются исследованием экономических
противоречий в области идеологии и не считают идеологию исторической силой.
Действительно, вульгарные марксисты стараются изо всех сил не замечать
структуру и динамику идеологии; они отметают ее как "психологию", которая не
может быть "марксистской", и оставляют субъективный фактор, так называемую
"психическую жизнь" в истории, на усмотрение метафизического идеализма
политической реакции, варварам и розенбергам, которые полностью возлагают
ответственность за прогресс истории на "ум" и "душу" и, как ни странно,
благодаря этому тезису добиваются огромного успеха. Забвение этого аспекта
социологии в материализме XVIII века подвергалось критике самим Марксом. С
точки зрения вульгарных марксистов, психология, несомненно, является
метафизической системой, и поэтому они не проводят абсолютно никакого
различия между метафизическим характером реакционной психологии и основными
элементами психологии, которые были открыты в процессе новаторских
психологических исследований и подлежат дальнейшему развитию. Вместо
конструктивной критики вульгарные марксисты предлагают "голое" отрицание и,
отвергая в качестве "идеалистических" такие реальности, как "влечение",
"потребность" и "внутренний процесс", чувствуют себя "материалистами". В
результате этого они сталкиваются с трудностями и терпят одну неудачу за
другой, так как в политической деятельности они вынуждены постоянно
обращаться к помощи практической психологии и говорить о "потребностях
масс", "революционном сознании", "воле к забастовке" и т. д. Чем энергичнее
вульгарные марксисты отрицают психологию, тем чаще они прибегают на практике
к метафизическому психологизму и безжизненному лицемерию. Так, например, они
пытаются объяснить историческую ситуацию "психозом Гитлера", утешить массы и
убедить их не терять веру в марксизм. Несмотря ни на что, они заверяют, что
прогресс не остановился, революцию не сломить и т. д. Не говоря ничего
существенного о сложившейся ситуации и не понимая, что произошло, они,
наконец, опускаются до попыток внушить людям иллюзорное мужество. То, что
политическая реакция неизменно находит выход из трудного положения, а острый
экономический кризис может привести как к варварству, так и к социальной
свободе, остается для вульгарных марксистов книгой за семью печатями. Их
мысли и поступки не определяются социальной реальностью. Напротив, они
преобразуют реальность в своем воображении так, чтобы она соответствовала их
желаниям.
Наша политическая психология может заниматься только исследованием
"субъективного фактора истории", характерологической структуры человека в
данную эпоху, а также идеологической структуры общества, которая формируется
на его основе. В отличие от реакционной психологии и психологической
экономики она не помыкает марксистской социологией, швыряя ей в лицо
"психологические концепции" социальных процессов. Напротив, наша
политическая психология отдает должное ее концепции приоритета материи над
сознанием.
Марксистский тезис о первоначальном превращении "материалистического"
(существования) в "идеологическое" (сознание) оставляет открытыми два
вопроса: (1) каким образом это происходит, что происходит в мозгу человека
при таком процессе; (2) как реагирует сформированное таким образом
"сознание" (в дальнейшем мы будем называть его психической структурой) на
экономический процесс. Характерологическая психология преодолевает этот
разрыв, обнаружив в психической жизни человека процесс, который определяется
условиями существования. Таким образом, он прямо указывает на "субъективный
фактор", который остался непонятым вульгарными марксистами. Поэтому перед
политической психологией стоит четко очерченная задача. Она не может дать
объяснения возникновению классового общества или капиталистического способа
производства (такие попытки неизменно приводят к реакционной бессмыслице,
например: капитализм - это симптом человеческой алчности). Тем не менее
именно политическая психология, а не социальная экономия способна
исследовать характерологическую структуру личности в данную эпоху, мышление
и поведение человека, пути разрешения проблем и противоречий его
существования и т.д. Разумеется, она изучает только отдельных мужчин и
женщин. Если же политическая психология обращается к исследованию типичных
психических процессов, общих для одной категории, класса, профессиональной
группы и т.д., тогда она превращается в психологию масс.
Таким образом, политическая психология исходит непосредственно из
положений самого Маркса.
"Наши исходные предпосылки - это не произвольные предпосылки; это не
догмы; это реальные предпосылки, от которых можно абстрагироваться только в
воображении. Это реальные индивиды, их действия и материальные условия их
жизни, как существующие, так и возникающие на основе действий".
"Немецкая идеология"
"Сам человек служит базисом своего материального производства, как,
впрочем, и любого другого, осуществляемого им производства. Другими словами,
все условия оказывают влияние и, в той или иной мере, изменяют все виды
функций и деятельности человека - субъекта производства и творца
материальных благ. В этой связи действительно можно доказать, что все
психологические условия и функции людей, независимо от формы и времени их
проявления, влияют на материальное производство и в той или иной мере
оказывают на людей определенное воздействие" (выделено В.Р).
"Теория прибавочной стоимости"
Таким образом, мы не говорим ничего нового и не пересматриваем Маркса,
как это нередко утверждается. "Все психологические условия", - это не только
присущие рабочему процессу условия, но и самые сокровенные, личные, высшие
достижения человеческого инстинкта и мысли. Другими словами, это определение
также распространяется на сексуальную жизнь людей, социологические
исследования этих условий и использование полученных результатов для решения
новых социальных вопросов. При определенных "психологических условиях"
Гитлеру удалось создать историческую ситуацию, от существования которой
невозможно отделаться, выставляя ее на посмешище. Маркс не мог разработать
социологию секса, поскольку в то время сексология еще не существовала.
Поэтому проблема теперь заключается в том, чтобы включить в социологию
исследование как чисто экономических, так и сексуально-энергетических
условий и ликвидировать гегемонию мистиков и метафизиков в этой области.
Когда "идеология в свою очередь начинает оказывать воздействие на
экономический процесс", это означает, что она превратилась в материальную
силу. Когда идеология превратится в материальную силу, т. е. как только она
приобретет способность приводить в действие массы, тогда мы должны задать
вопрос: каким образом это произошло? Каким образом идеологический фактор
может привести к материалистическому результату? Другими словами, каким
образом теория может оказывать революционное воздействие? Ответ на этот
вопрос также должен быть ответом на вопрос реакционной массовой психологии,
т. е. этот ответ должен внести ясность в проблему "психоза Гитлера".
Задача идеологии любой общественно-экономической формации заключается
не только в том, чтобы отразить экономический процесс данного общества, но и
(что более существенно) в том, чтобы внедрить его основные принципы в
структуру характера людей, живущих в таком обществе. Зависимость человека от
условий существования реализуется двумя путями: непосредственно через
влияние его общественноэкономического положения и опосредованно - через
влияние идеологической структуры общества. Другими словами, в
психологической структуре человека возникает противоречие, соответствующее
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |