– Да? – чуть помедлив, спросил Арин. – Понятно.
– О да. А знаешь, кто пришел? Пришла твоя сестра. Я отвез ее домой. Можешь не волноваться. Слушай, – Кей подался вперед, – я же просил тебя объяснить ей, что между нами ничего не может быть. Как друга просил. А ты… Ни о чем не хочешь мне рассказать?
Вновь воцарилось молчание. Фил продолжал наигрывать сложную мелодию, понимая, что обстановка накаляется.
– Почему Алина продолжает так себя вести? Откуда она узнала, куда я пригласил Катю? Почему сама пришла? Что, есть мысли?
– Прости меня, – негромко проговорил Арин и резким движением отбросил перчатку в сторону. – Я слишком далеко зашел. И мне не следовало вставать между тобой и твоей новой девушкой. Но, – его голос едва заметно дрогнул, – но, ты же знаешь, сестра для меня многое значит. Она уговорила помочь. Просила меня кое-что сделать.
– Я знаю, – кивнул Кей, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. – Что вы заставили Катю поверить, что Антон плох, а Кей Nзапрещено цензуройNкрут? Поэтому она не пришла?
– Да, – со вздохом сожаления ответил Арин. Фил присвистнул, прервав игру. Он смотрел то на одного парня, то на другого.
– А ты же знаешь, как я ее ждал, – беззлобно проговорил Кей, еще ближе наклоняясь к Арину, – а она вместо того, чтобы идти ко мне, поехала в этот долбаный ресторан. Представляешь, как мне было обидно?
– Кей, мне правда жаль.
– Я верю. Я тебя даже прощу – ты же мой первый друг. Почти брат. Мы играем в одной команде. – Арин удивленно поднял голову. – Но я набью тебе морду, – с горькой улыбкой сказал светловолосый. – Я тебе все равно набью твою морду. Чтобы отучить тебя быть подонком.
Арин слабо улыбнулся. И только Фил хотел сказать что-то вроде «мир, дружба, жвачка», как Кей, все так же, по-змеиному, улыбаясь, внезапно ударил друга в лицо кулаком, до крови разбив тому губу, после чего встал на ноги.
– Вставай. Вставай, Nзапрещено цензуройN.
Арин тоже поднялся.
– За то, что вел себя не как друг, – поведал ему Кей. – Ну ладно. Наверное, хватит.
По окровавленным губам Лескова пробежала полуулыбка. Он очень хорошо знал этого человека.
– Не веди себя больше так. – Солист их общей группы откинул со лба бело-серебряную прядь волос и тихо произнес: – Нет, я передумал. Не хватит.
Он размахнулся, и Арин вновь получил резкий и сильный удар по лицу. Бас-гитарист упал от неожиданности, а Кей, не долго думая, с яростной гримасой на лице нанес ему еще пару злых ударов в живот и по ребрам. Абсолютно молча. Ни он, ни черноволосый не проронили ни звука. И более того, Арин не сопротивлялся.
Антон всегда был сильным мальчиком и сейчас наслаждался своей силой.
Когда Арин попытался подняться, не пытаясь утереть кровь – единственное яркое пятно на его лице, к которому прилипали волосы, Кей не удержался и, схватив парня за грудки, как следует встряхнул, прошипел что-то нецензурное и еще пару раз ударил друга по лицу – не так больно, как первые два раза, а скорее унизительно. А после отбросил в сторону, тяжело дыша от гнева. Арин все так же молча сел на пол, согнув ноги в коленях и не поднимая лица, закрытого плотной пеленой из волос.
– Жестоко, – проговорил Фил, наблюдая за всем этим. Встревать в их разборки он не собирался, хотя, по логике вещей, как миролюбивый и добрый медвежонок, должен был. – Кей, прекрати, ты же знаешь, как я не люблю вида крови.
– Знаю.
Блондин вдруг хрипло рассмеялся, глядя на испачканный кровью кулак:
– Нормально.
– Слабо, – отозвался глухо Арин. – Бей еще.
– Ты правильно делал, что не двигался. Сам знаешь, иногда меня трудно успокоить. Теперь мы квиты, – подал он руку с ободранными костяшками длинноволосому и рывком поднял его на ноги. По лицу парня текла кровь. – Неравномерно квиты.
– Да. Прости.
– Будешь мне должен, – мрачно отозвался Кей. – Много лет.
– Я знаю.
– Не просто знай. Еще и помни, – бросил раздраженно Антон. Друг кивнул ему. Длинноволосый был рад, что друг простил его. С человеком, с которым общаешься с детства, трудно расставаться.
– Завтра ты будешь просто красавчиком, – покачал головой Филипп и протянул одногруппнику влажные салфетки. – Андрей, кажется, будет ругаться.
– За что? Я неудачно упал, – усмехнулся сквозь боль бас-гитарист. – Налетел на угол. Или косяк.
– Значит, Андрей будет ругаться на угол или косяк, – пожал плечами Фил. – Хотя, – вдруг задумчиво произнес он, увидев только что пришедшего Келлу, – Андрей будет ругаться на нашего ударника. Да, господин Келла?
– Чего ты опять ноешь? Отвянь, – мрачно буркнул барабанщик, проходя мимо и бухаясь на свободное кресло. Выглядел он отменно. На его губах запеклась кровь, на щеке расцветал синяк, рука была наспех перебинтована, и на бинте виднелась кровь, да и смотрелся синеволосый помятым. К тому же еще и слегка хромал.
– Что с тобой? – с интересом взглянул на него Кей, пожимая руку.
Умный Андрей точно не поверил в то, что Арин и Келла якобы подрались и бас-гитарист так сильно отделал синеволосого: скорее было бы наоборот.
– Уроды какие-то пристали, с битами, – отмахнулся парень, – хорошо еще, что был не один, с Лисом, и у меня в тачке тоже бита была, и кастет с собой. Отбились от них. А с ним что? – парень кивнул на Арина. Знал, что черноволосый ни с кем в драки не вступает. Из принципа.
– Сам спроси.
– Эй, гот, ты чего такой красавчик? Кто отделал? – спросил Келла у Арина.
– Угол, – последовал немногословный ответ.
– Многорукий, что ли? – расхохотался барабанщик. – Эй, гот, скажи, кто тебя обидел, дядя Келла поможет. Бита дяди Келлы всегда будет в хорошем состоянии.
– Спасибо. В следующий раз обращусь к тебе за помощью, дядюшка, – криво раздвинул в улыбке окровавленные губы парень.
– Как круиз с королевой? – спросил Филипп тем временем. – Что у вас было? Звезды с неба ей подарил? Закат вместе встретили?
– Эта шалава, – не пожалел хороших слов для возлюбленной парень, – была со мной только из-за наследства! Денег!! Черт!! Nзапрещено цензуройN!
Используя много нецензурных выражений, Келла поведал друзьям о вероломстве Ниночки. Тропинин рассмеялся. Он даже и не думал, что демоница выкинет такой фокус.
– А все ты виноват, – злобно уставился барабанщик на Кея в конце своего печального, но крайне эмоционального повествования. – Притворись привороженным! Повеселимся! Разведем цыпочек!! Какого я на это согласился? Черт, вляпался в такое дерьмо!
– В какое? – невинно поинтересовался Фил. – Не любовью ли зовется сие дерьмо?
– Заткнись, или я тебе вздерну, – предупредил его вспыльчивый друг. – Никогда не говори при мне это идиотское бабское слово! Какая на хрен любовь? Очумели? Любви не бывает! Да я никогда в жизни не влюблюсь!
– Поздравляю, – мрачно ответил ему Кей, – ты уже это сделал, придурок.
– Ну ты и ехидный, козел. Я тебе врежу. Я тебе, честное слово, врежу! И любому, кто напомнит мне про нее – тоже. Сверну челюсть, чтобы не болтали.
– Какие все нервные, – покачал головой Фил. – Шоколад кто-нибудь желает?
Арин, Келла и Кей переглянулись и неожиданно одновременно согласились. И не только на шоколад. А потом младшему близнецу пришлось тащиться к холодильнику за неприкосновенным пивным запасом Келлы, вином Арина и виски Кея. Сам гитарист предпочел виноградный сок.
Парни, за исключением правильного Фила, намеривались хорошо провести эту ночь: в копании крепкого и не очень алкоголя, очень громкой жесткой музыки и необузданного веселья. Арин даже предложил позвать девушек, но Келла заявил при молчаливой поддержке фронтмена «На краю», что «не желает видеть сейчас никаких телок».
Сначала каждый пил то, что ему нравится, потом начали смешивать – «понижать градусы». Кей и Арин почти не общались, но первый перестал бросать на второго озлобленные взгляды. Когда Келла утащил Арина покурить на крышу, Фил сказал задумчиво:
– Получается, она не виновата, что она не пришла?
– Виновата. Она могла не верить Алине, – с шумом поставил пустой стакан из-под виски на столик Кей.
– И что ты будешь делать? Забудешь ее? Вернешься к Алине? Ты ведь обещал, что, если Катя не придет к Антону, останешься с Алиной.
Солист смерил друга тяжелым взглядом, но ничего не сказал.
– Ты увидишься с Катей? – повторил Филипп.
– Не знаю. Не сейчас. Я сейчас не могу думать. Выпей со мной за нее?
– Я не пью, сколько можно меня вам всем спаивать? – возмутился парень, которого Катрина прозвала медвежонком.
А в скорости Кей покинул друзей: он не много выпил, но ему смертельно хотелось спать. Он устал, больше эмоционально, чем физически, и хотел отрешиться от мира. Но, как только коснулся головой диванной подушки, кинутой им в миксерную – эта комната была полностью звуконепроницаемой, и громкая музыка не была слышна в этом маленьком помещении, поэтому, собственно, Кей тут и заснул, как зазвонил телефон.
– Алло, Кей, – раздраженно проговорил Рэн, – долго мне тут торчать? Время уже сколько?
– В смысле? – не понял сонный Кей и чуть было не послал, куда подальше друга, разбудившего его.
– В прямом!! Ну, где твоя кареглазка? Неужели к тебе пришла, в твою пиццерию?
– Что?
– Я говорю, мне тут долго торчать? – крикнул Рэн. – Задрало тут сидеть! Свершилось чудо, и Катя твоя прилетела к тебе в пиццерию, а не к ресторану и к Кею, так ты даже позвонить мне, предупредить не можешь, осел? Я тебе чего, стражник?
– Как? Она не пришла к ресторану? – мигом расхотел спать солисту «На краю». От волнения у него сильнее заколотилось сердце, а легкое алкогольное опьянение, в котором он хотел забыться, куда-то ушло.
– Я говорю, – раздраженно повторил Рэн, – не пришла Катя твоя. Прикинь, а? Вы там уже вместе, да? А про меня забыли? Сволочь ты, дружище.
– Приезжай в студию, – отдал короткое распоряжение Антон и отключился, неподвижной статуей замерев на месте.
Именно в этот момент Кей понял, что раскрыт. Скорее всего, раскрыт. И не важно уже, Алина рассказала все Кате, или кто-то другой, или она сама как-то догадалась. Ни о каком сне не могло быть и речи. Парень сидел около телефона и гипнотизировал его, мысленно прося девушку позвонить ему. Сам молодой человек не решался сделать это до самого утра – еще свежа была у него в голове дикая сцена, затеянная Катриной в его квартире. Именно тогда он ясно осознал, что влюбился в Катю. Катю, полную загадок и замкнувшую их в самой себе. Катю, умевшую заставить думать только о ней. Катю, которая оказалась не такой, какой была на первый взгляд.
Он раскрывал Радову подобно археологу, пласт за пластом разрывающему слои земли с историческими артефактами. Самые лучшие и удивительные как раз были на дне.
В университете он вообще не замечал ее – все три года. Она была для него совсем обычной, одной из многих. Когда она сказала, что передаст его подарок разгневанной Журавль, показавшей ему в универе свое истинное личико, посчитал Катрину за подружку на побегушках у богатой и спесивой Нины. Потом после ее доброго поступка к Антону подумал с усмешкой, что она – добрая заботливая девочка, типажик, который как раз подходит для его игры. У нее в гостях почувствовал себя уютно и захотел часто бывать в этом доме. К тому же отец ее оказался его любимым художником современности. И это стало для Антона приятным сюрпризом. Кто бы мог подумать…
Затем он понял, что не прочь бы был, чтобы девочка оказалась его младшей сестренкой или другом, той, которую можно защищать – но этот этап длился недолго. И он искренне радовался, когда она с большими глазами благодарила его за поступок на паре, когда они писали контрольную работу. Несмотря на свой эгоцентризм, ему нравилось делать добрые дела. А может быть, он получал от этого удовольствие именно из-за эгоцентризма.
В пиццерии, к примеру, Кей устроил небольшой спектакль «Тысячные клиенты», чтобы заставить Катю, как ребенка, поверить в чудо и развеселить ее. Малышка купилась и правда обрадовалась, как ребенок. Следом – Антон точно это помнил – во время кинопросмотра, когда она взяла его за руку, чтобы не бояться и положила голову к нему на плечо, он резко осознал, что к Кате у него появилась не слишком свойственная ему нежность, очень осторожное и хрупкое чувство, почти забытое. Она спала, а он гладил девушку по темным длинным волосам и даже аккуратно поцеловал в висок и макушку. Она не чувствовала этого. Но она улыбалась во сне.
Во время их поездки на озеро он знал, что хочет ее, вернее, твердил себе это, не зря устроил хорошую гонку по загородной трассе, ему хотелось видеть ее страх и одновременно показать то, от чего он без ума, научить ее любить скорость, но тогда же Кей вновь почувствовал нежность. Он не знал, чем могло закончиться их уединение, возможно, он бы тогда и признался своей малышке во всем, но приехали парни и помешали им. А Арин, он все же позвал с собой свою сестру. Алину Кей не видел несколько лет, и для него было полной неожиданностью встретить ее вновь, такую же красивую, эффектную, гордую. Хотя, подождите, гордость в ней начала ломаться. Не зря же девушка унижалась перед ним, прося вернуться обратно к ней. Раньше это делал он, но сумел вовремя остановиться, чтобы навсегда забыть, а теперь это делала она, и отступать от Кея не думала. Он все еще слегка находился под властью ее стервозных чар и разрешил себя поцеловать, и дал увести себя в лес, где она уже более откровенно начала приставать к нему. Однако парень освободился от Алины и пошел обратно к Кате. А ее уже не было – вместе с Арином. Кей рассердился и испугался – вдруг его долбанутый на всю свою голову друг расскажет все Катрине, начал звонить ей, кричать. Но Арин ничего не сказал Радовой, просто увез подальше от сестры.
В этот же день, когда они с малышкой встретились вновь, там, в лифте, он не смог удержаться и поцеловал ее. Она вначале выглядела удивленной, слегка смущенной, но ей нравилось то, что Кей делал, она закрыла глаза и робко целовала его в ответ. А потом, наверное, смутилась и стала смеяться, и это музыканту показалось невероятно милым. Обычно девушки начинали не смеяться, а требовать чего-то большего.
А дома, в тот вечер, когда Катя была у него в квартире, Кей ясно осознал, что влюбился.
Тогда ведь он совершил промах – из-за минутного порыва привел ее к себе (не без задних мыслей, между прочим), а тут, словно ведомая провидением, пришла мать, и девочку пришлось прятать, как какому-то малолетке, в собственной комнате. Тогда Кей совершенно забыл, что приметный и любимый кулон с голубым топазом, некогда подаренный ему Алиной на удачу, находится там же, на тумбочке. Вспомнив это, парень похолодел – в его планы не входило открываться Кате до вечера Икс, когда ей предстояло сделать Выбор. Да и не только поэтому он испугался – на подсознательном уровне он понимал, что впечатлительная и правильная брюнетка с детскими глазами может вообще его оставить! Прямо в ту минуту. Поэтому Антон, оставив в недоумении собственную маму, бросился в соседнюю комнату, где стоял компьютер и принтер, чтобы на скорую руку сделать доказательство – «фото двух братьев». Вообще-то на фото Антон действительно был запечатлен с родным братом. Но дело было в том, что он и Кирилл сейчас были не похожи друг на друга, так, как, скажем, Рэн и Фил. В детстве Тропинины действительно были на одно лицо, а повзрослев, изменились. И поэтому Кею пришлось с помощью фотошопа подправить этот факт. И с Катей этот факт прокатил. Она поверила. Глупая.
Но эта ее истерика… Она выбила парня из колеи. И не потому, что девушка разбросала его вещи или выбросила кулон и связанные с прошлым вещи, нет, не поэтому. Просто в тот момент он ясно осознал, что не хочет видеть ее плачущей: от боли или от душевных переживаний. А ведь она плакала – некрасиво, даже смешно, рыдала, кричала, вдобавок еще и порезалась. Вот тогда, когда увидел посреди жуткого бардака ее беззащитную фигурку с поникшими плечами и обиженно-яростным взглядом, Кей понял, что попал. Влюбился. Не так страстно, как в свое время в Алину, но сильно и как-то по-другому. И одновременно открыл сам для себя, что его чувства могут быть глубокими и нежными. Да, тогда она определенно стала очень дорога ему. И все больше и больше привязывала к себе. Когда она плакала в зоопарке, он растерялся, когда писала ему сообщения, улыбался, когда она первой поцеловала его в университете, едва не сдох от счастья, когда увидел ее, красивую, на празднике дочери мэра, опять же едва не сдох – только от ревности. И когда видел с тупым фотографом – тоже.
Кею вдруг вспомнилось, как она после праздника заснула в машине, признавшись ему в любви весьма забавным способом, а он нес ее на руках в отель и укладывал в кровать, долго думая, раздеть ли ее или не стоит. Почти всю ночь, как тупой озабоченный романтик, просидел рядом и заснул в кресле, чтобы проснуться и выслушать ее детскую историю с абсолютно каменным лицом. Кстати, его самолюбие, изредка становившееся больным, было не в себе от злости, когда Антон понял, что маскарад Катя затеяла не ради него, а ради левого парня.
Зато был рад, когда Катя позвонила ему по телефону Антона и сказала сокурснику, что хочет быть его девушкой. Он на 90 % был уверен, что в конечном счете его маленькая принцесса сделает правильный выбор.
Он вообще не понимал сам себя: ощущал себя Кеем, самоуверенным нахалом с красивой внешностью, умеющим умело показать себя в социуме, будь то светское общество – или панк-рок-тусовка. И ему нравилось это ощущение. Оно было правильным. Но в то же время парень хотел, чтобы девушки выбирали не яркую оболочку, а внутреннее содержание – Антона. Он сам соревновался с собой. Арин говорил, что это одна из высших форм проявления эгоизма-гордыни: хотеть быть лучше, чем ты есть, зная, что ты и так едва ли не совершенен в глазах других, и соревноваться с самим собой, потому что других претендентов на роль соперника ты просто не находишь: люди вокруг не достаточно хороши, чтобы быть ими. На закономерный вопрос задумавшегося над этим Антона, а что же представляет собой самая высшая форма гордыни и эгоизма, Арин отвечал: «Вызов Богу. Тебе, правда, это не грозит».
Да, он соревновался сам с собой. К примеру, тогда, когда он в образе рок-музыканта приставал к Кате в студии, уронив ее на диван и нависнув над ней, думал о том, что то же самое делал с ней и в виде Антона, в его квартире. Но сокурсника она не стала целовать, убежала, и парню хотелось проверить, сможет ли Кей соблазнить Катрину в точно такой же ситуации. Оказалось, не смог. И это его обрадовало. Значит, оба образа идут на равных.
Но чем дальше, тем с большим трудом Тропинин играл роль и одной, и второй своей «маски». Потому что рядом с Катей становилось нелегко. Иногда ему хотелось просто плюнуть на все, на себя и на свои принципы, на других, взять ее на руки и, как чудовищу из сказки, утащить ее в свою берлогу, чтобы спрятать от всех и владеть единолично. Или просто прижать к себе и целовать, целовать, целовать… И не только целовать, конечно, а делать куда более приятные вещи.
Новость Рэна стала для него шокирующей, и он не мог взять в толк: то ли Катя решила проигнорировать обоих парней, не зная, кого выбрать, то ли все узнала и решила, что он ей не нужен. Ни в каком образе.
Но как она узнала?! Не могла! Она и не должна была ничего узнать.
Когда он все же набрался смелости позвонить девушке – а для этого ему даже пришлось собраться с духом, хотя спеть перед многотысячной толпой бы мог вообще без моральной подготовки, то своими словами она подтвердила второй вариант. Катрина узнала, что Антон и Кей – вовсе и не братья. Голос ее был холодным и, самое страшное, – усталым. Как будто бы она больше не хотела не только иметь что-либо общее с ним, но и просто жить. А еще Тропинин никогда не слышал, чтобы она говорила матерные слова, к тому же так, словно они были для нее самым обыденным лексиконом. Естественно солист популярной группы тут же поспешил к своей любимой, не зная, что же теперь ему делать. Он был готов выслушать оскорбления, получить пощечину, встать на колени. А еще – он просто очень соскучился. О том, что ему плохо без Кати, Кей думал всю дорогу, пока гнал до ее дома.
Блондин, невыспавшийся, злой и отчего-то растрепанный, что необычайно ему шло, как и миллион других причесок, остановил машину прямо посередине дороги и бросился в подъезд, за полминуты добежал до ее квартиры, проигнорировав лифт, только для того, что бы узнать – Кати дома не было. Переставшая дышать от восторга ее младшая сестренка с прилипшей дурацкой улыбочкой пролепетала, что «Катька свалила пять минут назад на утреннюю пробежку», и тут же, смущаясь, попросила автограф – ведь сейчас он выглядел не как Антон, а как Кей, известный музыкант, особенно в подростковой среде. А Нелли узнала его и чуть не прыгала от восторга.
Отодвинув девчонку, Кей проверил все комнаты, чтобы убедиться, что Кати нет дома. Отсутствие девушки привело его к новой волне холодной ярости, теперь уже к самому себе, но разомлевшей Нелли он улыбнулся, расписался в блокнотике с изображением аниме-героев и ласково попросил позвонить ему, как только Катя вернется домой. Для этого оставил номер телефона, что делал крайне редко.
А еще, заглянув в комнату Кати, заметил вдруг на прикроватной тумбочке несколько фотографий, распечатанных на простом цветном принтере. Какого же было его удивление, когда на всех трех листках он увидел забытые образы себя и Алины.
Серые глаза внимательно рассматривали фото.
Ее и себя. Ее и прошлого себя. Неправильного. Этих снимков не должно больше быть. Он сразу подумал, что сделает новые. С Катей.
В последний раз глянув на прежнего себя и улыбающуюся бывшую девушку, парень провел большим пальцем по изображению Алины и, смяв фото, резким движением засунул его в карман.
Музыканта в который раз словно окатило холодной водой. И малышка это видела? Что она чувствовала, глядя на эти фото? Наверное, что-то намного более сильное и болезненное, чем он при взгляде на фото Катрины, сделанные Максом.
Он знал, что доставил много плохого своей девочке. Но он должен был так поступить – принципы не могут стоять на последнем месте.
Кей не знал, откуда старые снимки взялись у Кати и зачем они вообще ей понадобились, но он ясно понял, что девушка не только злится на него, но и ревнует. И это вселило в него какую-никакую хрупкую надежду в том, что малышка простит его. Хотя бы со временем.
Нелли, которая была готова на все что угодно после автографа и совместной фотографии, клятвенно пообещала, что все исполнит, как надо. Она вообще пребывала в нирване, думая, что спит и видит прекрасный сон.
Избавившись от невероятно удивленной Радовой-младшей, которая воспринимала его появление как чудо из чудес, Кей вновь оказался во дворе, рассудив, что, если Катя только что убежала, ее кто-то наверняка видел. Оглядевшись, молодой человек, чье сердце не переставало колотиться с гулким звоном, отдающимся в ушах, подбежал к дворнику.
– Вы не видели эту девушку? – спросил он вежливо у пожилого мужчины, разгоняющего пыль неподалеку от подъезда Катрины, и показал фото Радовой, которое в последнее время всегда носил с собой. Сделал его тайно.
– А, дочь сектанта! – тут же радостно закивал дворник, узнав темноволосую. – Как же, видел ее – вот только что села в джип какой-то и уехала.
– В джипе? Кто был в джипе? – тут же задал новый вопрос Кей. Глаза у него сузились.
– Парень какой-то был там водитель. – Настю дворник не заметил. – Модный верзила.
– Парень? Верзила? – Кей всегда был ревнив, хотя и скрывал обычно свои чувства, даже если они были яркими. Но эти слова его просто взбесили. Какой еще парень, какой еще верзила может быть у его девушки? Катю что, подписать нужно, что она не общественная, а его личная девочка? Фотограф расстарался опять?
Да, о том, что она не соглашалась быть его девушкой вообще, он на время забыл. И тогда Антон начал искать ее, не переставая звонить на мобильник. Подъехал к Максу, взял себя в руки и спокойно с ним переговорил. Оказалось, тот не видел Радову и никуда не возил ее, к тому же фотограф рассказал, что Катя зачем-то его позвала вчера в бар, вела себя странно и попросила обнять у дороги, а больше внимания к нему так и не проявляла. Потом Кей вновь поехал к ней домой, встретив там Томаса и Алексея. Первый искренне хотел помочь, но сказал, что не знает, где его дочка. Она только что звонила с чужого мобильника домой и сказала, что ее пару дней не будет.
Он продолжал искать ее по всем друзьям и знакомым, но у Кея и его помощников ничего не получалось.А его пугала перспектива никогда больше не увидеть свою личную Катрину.
Вечер. Солнце. Балкон. В руках книга. На столике рядом – бокал с потеплевшим апельсиновым соком. И вибрирующий сотовый телефон рядом.
Сорок второй раз он звонит мне на телефон. Упорный парень. И это за день! Что ему теперь-то надо? Денег я ему вроде не должна, играть со мной, наверное, уже не так интересно, ценности не представляю. Что он хочет? Зачем выводит меня из моего драгоценного шаткого равновесия?
Я покосилась на дребезжащий сотовый – даже сами звуки вибрации уже порядком меня раздражали.
Взять трубку или не взять?
Естественно, нет. Сиди себе в современном аналоге золотой клетки и сиди. Позвонит еще пару сотен раз, глядишь, ему надоест это бесполезное занятие, и Кей самоустранится.
Сорок третий… А вдруг у него что-то случилось?
Ага, ЧСД посеял, ищет теперь, всех знакомых обзванивает. Вдруг кто нашел?
Я постучала ногтями по подоконнику и, не выдержав, нервно нажала на кнопку приема вызова. Пусть все же он скажет мне, что хотел! Я послушаю. Послушаю и попробую посмеяться.
– Наконец взяла!! Ты где? – тут же услышала я рассерженное и виноватое одновременно. Кажется, он до сих пор находился в машине – я слышал шум трассы.
– В Банании, – ответила я ему. – Обезьян ловлю на продажу.
– Серьезно, где ты? Кто тебя увез?
– Главный поставщик. Российский дистрибьютор мартышек.
– Слушай, малыш, я не нанимался работать частным сыщиком, – отрывисто сказал Кей, не прикрываясь больше Антоном.
– А мне-то что? – Я даже обиделась на него за то, что он перестал притворяться. Одновременно стало больно до слез. Звонит, что-то требует, что-то хочет, не думает обо мне, а вновь думает лишь только о самом себе.
Так ему положено – звезда же! Некомильфо думать о ком-то другом. Не по рангу.
– Я, как последний кретин, ищу тебя. Тебе смешно? – не слыша ответа, продолжал гнуть свою линию Кей. Я даже неожиданно улыбнулась – вопреки воле покрасневших глаз. Странный же человек этот тролль. Но как тролли могут быть людьми?
– Ты где? Отвечай. Отвечай мне. Я хочу услышать ответ. – Он вроде бы и приказывал мне, но делал это умело и мягко. Так и хотелось сказать Антону, где я нахожусь, но я четко разделяла границу между «хочу» и «должна».– Ну, просто не рок-певец, а господин полковник, – попробовала я быть похожей на Нинку, и не знаю, получилось ли это у меня, или нет.
– Прекрати. – Наверное, при этих словах солист «На краю» поморщился. Вот же блин, почему даже это он делает красиво. Боже, я из-за него сошла с ума.
– Нет, полковник для тебя – слишком мелко, ты настоящий генерал! – Я думала одно, а говорила другое. Кейтон не должен знать о моих безмерных симпатиях к нему, даже несмотря на все его выходки.
– Хорошо, – неожиданно смиренно проговорил он, – кто же тогда ты? Не хочешь быть моим верным адъютантом?
– Иди ты! Что тебе надо? Где я нахожусь, я тебе не скажу. Если есть другие вопросы – задавай.
Интересно, а какое у него сейчас выражение лица? Сердитое, обиженное, разозленное?
– Есть. К какому смертнику ты села в машину? – кротко поинтересовался он. Бедный добрый Баба Яга! И откуда только Кей узнал? На миг мне почудилось, что он точно найдет меня.
– К моему будущему мужу, – не нашла я ничего лучше подобной глупой лжи-провокации.
– Моя бедная будущая вдова, – почти равнодушно произнес он и задал любимый вопрос, который в топе вопросов сегодня занимал первое место: – Где ты?
– На том свете, – ехидно отвечала я, закусывая губу, чтобы показавшиеся на глазах слезы отступили, – ну почему он не хочет оставлять меня в покое?
– Я серьезно. Я должен тебя найти, – произнес он так, будто бы я была его нерадивой подружкой, напившейся и спрятавшейся где-то и не желающей показываться на глаза своему правильному парню.
– И я тоже. Умерла от твоего гнусного поступка. Теперь мои косточки покоятся на кладбище, – нахально сделала я ударение на букву «и». – И надо мной дует могильный ветер.
Реакция блондина мне понравилась.
– Не смей так говорить! – закричал он на меня, и я даже убрала на пару сантиметров трубку от уха. – Ты слышишь меня, детка? Какой тот свет? Что ты мелешь? Это серьезные вещи, и не вздумай больше так про себя говорить? Немедленно скажи мне, где ты, и я заберу тебя.
– Неадекватный псих, – потерялась я этой буре эмоций и бросила трубку. Не буду я больше с ним разговаривать. У Валерия он не найдет меня, а через пару дней успокоится и отстанет.
Целых три дня я сидела в большом, дорогом и уютном доме, от внутренней усталости не высовывая носа на улицу. Зато я осмотрела этот архитектурный шедевр от и до. Спускаясь по лестницам, или расхаживая по широким комнатам с высокими потолками, украшенными лепниной, или находясь в ухоженном саду, на лавочке-качели, я представляла, будто бы этот большой дом – мой собственный. Я даже мысленно распланировала, какие комнаты кому могли бы достаться. Самая большая, с арчатыми французскими окнами, выходящими в зеленый сад – Томасу. Поменьше, зато интересной полукруглой формы, – Алексею. Самая светлая и имеющая выход в лоджию – Эдгару, а двухуровневая, с собственной витой лестницей – Нельке. Внутренний глосс невозмутимо предложил, что апартаменты на последнем этаже с шикарной двуспальной кроватью могут принять меня и Кейтона, и я сама себя за такие мысли ударила по щеке.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |