Бэта : Ариночка (Blоndinоchka) 12 страница

- Какого хр*на на тебе нет белья? – рычу ей в губы.

Она пускает в ход зубы и впивается в мою нижнюю губу. Тело пронзает волна острого возбуждения. Резко хватаю ее за волосы и откидываю ее голову назад.

- Потеряла где-то. – нагло заявляет она, подогревая во мне ярость.

Я надавливаю ей на горло и прижимаю к стене, но она не сопротивляется, ее руки тянуться к моей ширинки и начинают поглаживать член, одновременно высвобождая его.

- Ненасытная сексуальная стерва! - бормочу я, подавляя стон, когда ее рука начинает двигаться вверх–вниз.

-О нет, Маркус, ненасытный у нас ты! – язвительно пропела она и оттолкнула меня, а затем как ни в чем небывало поправила платье и направилась к двери. Я непонимающе смотрю ей в след. Страсть еще туманит разум, но все же мне удается уловить, что меня хотят продинамить. Не хрена себе фокусы она выделывает! Я слишком возбужден, к тому же пьян и у меня не было секса уже полгода, чтобы дать ей спокойно ускользнуть.

- Вернись! Немедленно! - сквозь зубы цежу слова, боясь сорваться.

Что–то в моем тоне заставляет ее остановиться. Она поворачивается ко мне и эротично улыбается.

- Это тебе мой должок за прошлый раз!

Я никак не реагирую на ее высказывание, сажусь на диван и подзываю ее к себе пальцем.

- Снимай одежду!

Она не торопится, медленно подходит ко мне и начинает старательно расстегивать ряд маленьких пуговиц. Слишком грациозно, чувственно. Не выдерживаю, запрокидываю голову назад, в паху пульсирует. Я крепко сжимаю челюсти, пытаясь сохранить остатки самообладания. Но тут моя жена подходит к дивану. Я любуюсь ее соблазнительной наготой в полумраке.

- Повернись! - хрипло отдаю приказ.

Она подчиняется. Завожу ее руки за спину, слегка поглаживая кисти. С каждой минутой мне все больше нравится эта игра, в которую мы невольно играем. Снимаю с себя галстук и обхватываю им ее запястья. Крепко связываю ее руки, но она не против. Начинаю целовать ее ягодицу, параллельно поглаживая другую, когда Анна расслабляется, заношу руку и со смачным шлепком ударяю по нежной округлости.

- Ах.. - вскрикивает она от неожиданности и боли.

Я встаю с дивана, прислоняюсь к ее спине грудью и тихо произношу, лаская ее напряженные соски, сжимая их пальцами так, что она вновь болезненно стонет.

- Сейчас я покажу тебе, любимая, как нужно возвращать должок, чтобы в следующий раз ты подумала, стоит ли вести себя, как с*ка.

Анна ухмыляется, ее связанные руки ласкают мой пах, я же продолжаю целовать ее шею и гладить грудь. Мне нравится чувствовать на языке солоноватый вкус ее кожи, смешанный с горечью духов. Немного нежности, совсем чуть-чуть и вновь укус. Она прогибается, ее ягодицы трутся об мой член, заставляя меня гореть от нетерпения. Как же я хотел тр*хнуть ее, да именно тр*хнуть! Вдалбливаться в ее тело со всей силы, слышать ее хриплые крики и чувствовать боль от острых зубов, впившихся в трапеции. Но и желание немного помучить было невероятно. Оставляю в покое ее грудь и зарываюсь пальцами в роскошные волосы, наматываю на кулак и оттягиваю ее голову назад. Она не сопротивляется, с усмешкой на губах смотрит мне в глаза, а я завожусь до состояния бешеной ломки, что она такая беспомощная, связанная, вся в моей власти хотя бы во время секса. Ее язычок проводит по моим губам, я прикусываю его, она стонет и с силой сжимает мой член. У обоих на губах играет хищный оскал. Мы квиты, родная! Разворачиваю Анну к себе и накрываю ее искусанные губы своими, ласкаю языком ее рот, она перехватывает инициативу. Как же жарко, мать ее! Руки уже не слушаются меня, и я с силой сжимаю ее ягодицы, притягиваю к себе. Она стонет, ерзает, выгибается, отчаянно терзает мой рот. Я продолжаю ласкать ее зад. Ласково провожу ладонью по ягодицам и опять наказываю, добавляя жгучим шлепком остроту. Она наслаждается, протяжно стонет и выгибается навстречу. Другой рукой забираюсь глубже между ног к влагалищу, медленно провожу, моя девочка такая мокрая, ждет меня. Осторожно ввожу два пальца внутрь и начинаю осторожно водить ими по кругу, она стонет, пытается вытолкнуть меня из себя, но я не позволяю. Добавляю третий палец и начинаю интенсивно двигать. Боже, какое же это соблазнительное зрелище, когда твоя женщина на пике экстаза. Анна больше не жмется, напротив, ритмично двигается мне навстречу. Я надавливаю сильнее, и она стонет еще громче, повторяю опыт, и вновь тот же ответ.

- Кажется, мы нашли твое сладенькое местечко? - хрипло спрашиваю я, вновь касаясь той же точки.

- Еще! - стонет моя жена, уже не сдерживаясь, я ускоряю движения, и она кончает, конвульсивно сжимаясь вокруг моих пальцев. Ее трясет крупной дрожью.

- Умничка, моя любимая девочка! – одобрительно шепчу я, вытащив из нее влажные пальцы, подношу к ее лицу. - Открой рот, Эни.

Она непонимающе смотрит на меня, но после приоткрывает свои полные губки, я кладу пальцы ей в рот.

- Оближи!

Она улыбается и прикусывает мои пальцы, по моему телу пробегает дрожь, а когда она начитает облизывать их, окончательно теряю остатки самообладания. Впиваюсь в ее губы, хранящие ее запах и вкус. Целую, а точнее слизываю, при этом торопливо стягиваю брюки и трусы. Вновь сажусь на диван, а ей больше не требуется указаний, она быстро преодолевает расстояние между нами и садится на меня верхом. Сразу же вхожу в нее на всю длину, она выгибается и стонет. Но я больше не могу себя сдерживать. Слишком хорошо. Горячо, влажно и туго. Она начинает двигаться, я подхватываю ее за ягодицы и грубо насаживаю на член. Темп нарастает, она кричит, с моих губ тоже срываются стоны наслаждения. Она падает мне на грудь и впивается зубами в плечо сквозь рубашку. Боль и наслаждения - невероятный микс, но я все же хватаю ее за волосы и слегка ударяю по лицу, она со смехом откидывается назад и закрывает глаза. А я чувствую потребность в ней. Наклоняю ее голову и замедляю темп, целую ее нежно, но она протестующе стонет.

- Еще, пожалуйста, Маркус … сильнее, как будто это наш последний раз! – иступлено шепчет она, и я выполняю ее просьбу, помогаю ей бедрами. Грубо и резко, на всю длину вхожу в ее тело, ударяясь бедрами об ее ягодицы. Она кричит и вновь кончает, я тоже чувствую, что больше не могу, тело напрягается, я сжимаю ее ягодицы от невыносимого удовольствия и кончаю в нее. Она упирается и шепчет:

- Нет!

- Шшш…- успокаиваю ее, удерживая на месте. Спустя пару минут мокрые, обессиленные, мы молча застыли, переводя дыхание. Медленно разжимаю руки, отпуская ее ягодицы, пальцы липкие, я хочу обтереть их об рубашку, но замечаю на них бурую жидкость.

- Тебе было больно? - обеспокоенно спрашиваю я, Анна медленно поднимает голову с моей груди и отрицательно ей качает. – У тебя кровь.

- Наверно, из-за туфлей, кажется, я поцарапала каблуками задницу. Развяжи мне руки, затекли.

Я быстро выполняю ее просьбу, она медленно встает и подбирает свое платье, я натягиваю трусы и брюки. Мы молчим, какое–то странное состояние, что это сейчас было - не ясно. Анна торопливо надевает платье и подходит ко мне.

- Тебе понравилось? – спрашивает она холодно, я удивлен таким тоном, хотя я вообще удивлен ее поведением, но все же отвечаю:

- Да, конечно!

- Запомни этот раз, потому что он был последний. – снисходительно улыбнулась она и направилась к двери, подхватив, свою сумку, валявшуюся на полу. Я же ничего не понял. Что за хрень она несет?!

- А это еще что значит? - крикнул я ей вдогонку.

- Это значит, прощальный секс, кажется, так это называется. Захотелось понять, в чем же его прелесть и как видишь, результат ошеломительный! – наигранно веселым голосом ответила она, а затем порылась в сумочке, достала какой–то журнал и кинула мне. Я словил его на лету, а Анна иронично добавила:

- Да, и еще, в следующий раз, когда решишь завести себе очередную шл*ху, проследи, чтобы она была не так болтлива.

После она грациозно покинула кабинет, а я как дурак пялился то на дверь, то на журнал, не понимая, что это был за спектакль. Но когда зажег свет, то увидел на первой полосе себя и Ким, обнявшихся перед моим лимузином с заголовком: «Пока жена лежит в психушке, легенду футбола утешает дочь политика.»

Меня словно током ударило, потому что все время, пока я был с ней в тот день, мой шофер следил за тем, чтобы поблизости не было ни одного представителя прессы. Я быстро пролистал журнал и стал читать, там была почти вся история моих взаимоотношений с Ким, несколько приукрашенная, но тем не менее почти правдивая. Это могла знать только она. С каждой минутой во мне нарастала бесконтрольная ярость. Меня разрывало на части от сознания катастрофы. Я вскочил с места и кинулся на задний двор, а в голове било: «Убью с*ку!»

Глава 10 (часть 1)

«Сплетни могут все смести,

как недобрый ветер,

можно все еще спасти,

если им не верить.

Можно все еще спасти.

Мы друг другом жили.

Ты меня не отпусти

в руки, мне чужие.»

из стихотворения Е. Евтушенко.

Когда Ким проснулась, на Мэрилебон уже во всю кипела жизнь. Девушка с наслаждением потягивалась, попивая кофе и куря сигарету, наблюдая за тем, как люди торопливо шагают, озабоченные своими делами. Обычно в их престижном квартале было спокойно и безмятежно, разве что туристы нарушали размеренное течение жизни на севере Вестминстера, дабы посетить знаменитую Бейкер-стрит известную домом Шерлока Хомса и музеем мадам Тюссо. Когда Ким приобретала квартиру в этом квартале, она руководствовалась лишь его популярностью среди богатого населения. В ту пору, слишком устав от постоянной экономии, девушке хотелось комфорта и роскоши, к которой она привыкла с детства, благо бабушкино наследство позволяло не отказывать себе в таком не дешевом удовольствие, как квартира на Мэрилебон Хай-стрит. Сейчас же несмотря на то, что безумное желание жить сообразно дочери политика поутихло, идеи сменить жилье на более скромное не возникало.

Ким обожала свой негромкий, безмятежный район с его атмосферой аристократизма и утонченности. Любила свою квартиру в викторианском стиле с его роскошью и шиком. Пастельные тона, мебель с позолотой и, конечно же, множество различных безделушек из разных уголков мира, выбранные ею с особой тщательностью и любовью. Красивая, комфортная жизнь, о которой мечтает каждая девушка. Только вот для Ким в последнее время этого стало слишком мало, чтобы ощущать себя в полной мере довольной. Более того, она стала чувствовать себя настолько скверно, что потеряла вкус к жизни. Стоя у окна и глядя на утреннюю спешку, с которой люди бегут каждый по своим делам, девушка мыслями была далеко от Лондона и его суеты. В голове крутились вопросы о человеке, который за последние три месяца прочно обосновался в ее мыслях. Затянувшись сигаретой, Ким размышляла о том, как он встречает это утро в Мадриде. Пьет ли кофе или может быть он предпочитает сок, смотрит ли также в окно на просыпающийся город, о чем думает, что планирует на сегодняшний день. В груди защемило, потому что она не знала ответы на эти вопросы. Совершенно ничего не знала, а так хотелось, она нуждалась хотя бы в мелочах, чтобы просто быть ближе, чтобы проснуться поутру, приготовить себе завтрак и знать, что где-то там он будет встречать новый день, например, с тем же чаем Ирл Грей и овсянкой, что и она. И хотя бы это у них будет общее, но это было бы лишь очередной фантазией, потому что общего у них ничего нет, и никогда не будет. Он давно разделил свою жизнь с другой женщиной, и только ей позволено знать, что он любит на завтрак, о чем думает, переживает, что планирует. Он разделил все с женщиной, которой на это стало глубоко наплевать.

Ким вновь затянулась и закусила губу, а внутри нарастал ком, он рвал душу, перекрывал кислород. Было больно, очень больно, безнадежность скручивала, вызывала пустоту и глухое смирение, а еще давящее чувство ревности разъедало, как кислота, заставляя морщиться, ненавидеть и задаваться глупыми вопросами - почему. Выстраивать из них замкнутый круг: Он, она, его жена и носиться по нему, пытаясь найти хоть какую-то лазейку на пути к спокойствию. Но зацепок и надежд не было, их ей никто не давал. Это была лишь игра безответного чувства, жгущего и выворачивающего наизнанку безнадежностью. Если бы только хоть один шанс… Но его не было!

Ким уже не удивлялась подобным мыслям, она лишь пыталась понять, когда осознала, что просто интерес и сочувствие переросли в этот душевный диссонанс, который именовали любовью. Месяц назад? Два? А может быть сразу, как только увидела его смеющегося на том приеме? Сложно сейчас сказать, но после того вечера, когда он перешел с ней на «ты», все изменилось для нее. Они больше не виделись, что удивляло Ким и в то же время огорчало, но она не настаивала на встречах. Это время ей было необходимо, чтобы обдумать свое отношение к Маркусу, привести в порядок мысли и чувства, иначе ее начинало нести совсем не в те степи, как, например, в их последний вечер. Как вообще ей в голову взбрело сморозить это глупое «или еще что-то…» -идиотка, совсем мозги отключились.

Что он о ней подумал? Хотя какая, собственно разница, все равно его мысли не будут и на сотую долю приближенны к тому, чего бы ей хотелось от него. Эти два месяца стали для нее настоящим испытанием. Ким никогда такого не чувствовала, ни к кому не испытывала такой безудержной тяги. Мысли крутились лишь вокруг Маркуса. Ким работала с усердием, чтобы хоть чуть-чуть быть ближе к этому мужчине, она скучала, безумно скучала по нему. По его задумчивому взгляду, по легкой усмешке, по его улыбке, которая так редко озаряла суровое лицо, превращая его на миг в озорного мальчишку. Когда в ходе работы у нее возникали вопросы, она была счастлива, и в то же время внутренности скручивало от волнения и безотчетного страха. Она трясущимися руками набирала его номер телефона, вымеряла шагами кабинет в ожидании ответа, искусывая при этом губы в кровь и прокручивая в голове каждое слово, которое скажет ему. Но как только в трубке слышался низкий голос, с мягким, словно бархатным рокочущим акцентом, как всегда обрушивающийся резким, а порой и грубым вопросом «Что хотела?», Ким замирала и не могла еще несколько долгих секунд выдавить из себя ни одного слова. Все мысли покидали голову, и только громкие удары сердца набатом отдавали в каждой клеточке. Потом ей каким-то чудом удавалось вспомнить, зачем она позвонила, хотя первопричина была, конечно, лишь в желании услышать его, а уж только вторым делом задать интересующие ее вопросы. Он что-то отвечал, она механически записывала и впитывала, как губка его голос, каждую интонацию, смешок, вдох и выдох. Как одержимая цеплялась за трубку, дрожала от каждого слова. Волнение зашкаливало и она ничего не могла поделать со своим организмом, ладони потели, а ее трясло будто в лихорадке. Она старалась не выдать себя, говорила ровно, но прерывистое дыхание выдавало с головой. И так хотелось, чтобы это пытка поскорее кончилась, и в то же время, когда звучало уже привычное "какие еще вопросы?", она чувствовала безотчетную потребность задержать его, в голове мысли начинали безумную работу, словно шестеренки прокручивали варианты и идеи, что же еще такое спросить, чтобы хоть на несколько секунд оттянуть прощание. Но так ничего и не придумав, она просто отвечала «никаких», а он, даже не прощаясь, отключался. И вместе с гудками на нее обрушивалась тишина, пустота и холод, внутри что-то обрывалось и резко затихало, словно он нажав на красную кнопку «отключить», выключал ее волнение и подъем.

А вчера она не выдержала гнета сжирающего ее чувства. Работа с Маркусом подходила к концу, Ким оставалось собрать информацию у родственников и друзей. Она понимала, что совершает глупость, что встреча с ним станет ошибкой, только ухудшит ее состояние, но не могла удержаться. Как зависимая сама себе врала, что всего час ничего не изменит, что она делает это ради работы. Но знала, что дело тут ни в какой не в работе, ей был нужен этот мужчина, как воздух, хотя бы просто увидеть его, услышать. Только он и она. На один час, на гребанных шестьдесят минут она займет место в его мыслях. Она чувствовала, что он не откажет, потому что … она не знала почему, на интуитивном уровне была в этом уверенна и не прогадала. Он согласился, вызывая в ее душе такую бурю, шквал сумасшедшей радости. Оставшееся время до встречи она посвятила себе, весь гардероб был перерыт в поисках платья, которое было бы к месту и в то же время выделяло ее. Она остановилась на разноцветном и асимметричном наряде, состоящем из сложных драпировок. Платье было закрыто, но при этом подчеркивало каждый изгиб ее тела и золотистые от загара ноги. Еще больше времени ушло на выбор сексуального нижнего белья, и ее не останавливал факт, что тот, для кого оно одето, его не увидит, на прическу и макияж Ким тоже не пожалела сил, также понимая, что и их он едва ли заметит. Как же она хотела хотя бы раз ощутить на себе взгляд, которым Маркус прожигал Анну. Этот жгучий коктейль страсти, ярости и желания, который Ким до сих пор не могла забыть, чувствуя каждый раз при воспоминании о нем, как ревность и злость растекаются по венам. Сколько бы она не твердила себе, что Маркус Беркет женат, и что, ко всему прочему, он свою жену любит, это не гасило пламя, которое разгоралось в груди от одного лишь его имени. Понимание этого отравляло словно ядом, но не останавливало. В какой-то момент Ким с ужасом осознала, что дай он ей хоть один шанс, она не задумываясь, послала бы к черту все свои принципы и мораль. Закрыла бы глаза на то, что у них разница пятнадцать лет, на то, что он женат, что у него есть ребенок, на то, что его жена в тяжелом состоянии, на то, что для него их связь, возможно, ничего бы не значила. Плевать! К чертям все!

Она спрашивала себя - что это? Страсть, одержимость, желание, любовь? Но разве возможно понять? Разве все это в совокупии не зовут словом любовь? Она хотела Маркуса, желала, как ни одного мужчину в своей жизни. У Ким в голове не укладывалось, как можно так зависнуть на человеке, откинув всякий стыд, делая его объектом своих сексуальных фантазий. Ей казалось, что это прерогатива мужчин, мысленно тр*хнуть понравившуюся женщину во всех известных позах, оказалось, что и женщине не чуждо подсознательно, просто закрыв глаза, «поиметь» возлюбленного, как ей хочется. Ким стало смешно от собственных задвигов, а точнее, она представила выражение лица «возлюбленного» мистера Беркета, узнай он, что его «поимели». Хотя насколько она успела разобраться в этом мужчине, вряд ли бы он удивился подобному интересу со стороны женщины. Самомнение у этого мужчины дьявольское. Впрочем, когда он приехал на встречу, Ким уже и сама не удивлялась. О таких мужчинах и надо мечтать. Она словно зачарованная смотрела, как он быстрым шагом приближается к ее столику. Высокий, широкоплечий, волосы как всегда идеально уложены, безупречный костюм, на котором не единой складочки, казалось, дотронешься, и он захрустит, на запястье дорогие часы. Все атрибуты власти и денег, типичный, выхоленный, богатый мужик. Только для Ким он был особенным, не такой как все, а уж ей довелось повидать разных представителей элиты общества. Она не знала, что именно скрывается за внешним лоском и подобием учтивости, но прошлое этого мужчины пугало и манило одновременно. Маркус был подобен искушению, которому хотелось поддаться, вызову, который хотелось принять, даже заведомо зная, что проиграешь. Резкий, прямолинейный, упрямый, а порой и откровенно грубый он притягивал даже недостатками.

Боже, она идиотка, которая влюбилась, причем без единого шанса на ответное чувство! Сколько себя помнила, она была уверена, что не поддастся этой глупости. Не будет похожа на ручную собачку, виляющую хвостиком в надежде выпросить кость. И вот это случилось. Возможно, со стороны это выглядит отвратительно и даже аморально, учитывая все обстоятельства. Но сейчас как никогда она поняла, что Маркус –это большая удача в ее жизни. В его лице она нашла все то, чего ей так не хватало. До встречи с ним она жила, словно робот, машинально повторяла действия окружающих людей, потому что так принято, так делают все. Общение с этим мужчиной, его внутренний мир, история жизни, он сам со всеми своими достоинствами и недостатками помогли ей обрести себя, увидеть жизнь под другим углом, ее другие стороны, понять себя, почувствовать себя, узнать, что она за человек, чего хочет и кого. До него она с легкостью судила людей, делила жизнь на черное и белое, не прощала чужие ошибки. А теперь все изменилось, потому что поняла, что и она далеко не идеальна. Даже более того… Она видела эти метаморфозы, сидя рядом с ним, прижав к его бедру свое колено, впитывая его голос, пытаясь понять его мысли и чувства. Потому что, как не горько это признавать, но Ким готова была продать кого угодно и что угодно, лишь бы этот миг продлился как можно дольше. Ей не было стыдно, когда она раз за разом соприкасалась с его бедром своим. Ей не было стыдно испытывать удовлетворение от того, что он смотрит на нее оценивающим, чисто мужским взглядом, от которого по кожи пробегал озноб, а внизу живота что-то сладко обрывалось. Почему она должна стыдиться? Разве это она замужем? Разве это ее семья будет предана? Она не будет беспокоиться о вещах, о которых должен беспокоиться он. Она просто любит, а он решает, нужна ли ему эта любовь, готов ли он принять ее. Но стыдиться своего чувства она не намерена, потому что не властна над ним. Да и чего ей собственно стыдиться?! Она не вышла за рамки рабочих отношений, разве что в конце сорвалась. Да, не смогла, не удержалась.

Когда они подошли к его машине, на нее накатила такая безысходность, что хотелось схватить его за руку и никогда не отпускать. Ким смотрела на него и задыхалась, воздуха с каждой секундой становилось все меньше и меньше, хотелось провести рукой по его впалым щекам, пальцами коснуться губ, маленькой родинки около носа, прижаться к нему всем телом и шептать «пожалуйста, не отталкивай, хотя бы на минуту стань моим, всего на шестьдесят секунд, большего мне не надо». Глупо, жалко и униженно. Гордость такое никогда не позволит, да и к чему это? Он ведь даже не испытывает к ней интерес. Как бы не было больно это признавать, но это так. И она была бы последней дурой, показав ему свои чувства.

И все же эмоции оказались сильнее разума. Когда Маркус начал прощаться, она не выдержала, встала на носочки, крепко обхватила руками его шею, прижалась губами к гладковыбритой щеке, втягивая в себя цитрусовый аромат его лосьона. Он замер, Ким тоже. Пара секунд забвения, а потом она уже бежит прочь, прижимая к губам ладонь, пытаясь сдержать слезы. Невыносимо, как же невыносимо. Все говорили, что любовь прекрасное чувство. Ни хр*на оно не прекрасное! Адская ломка, выворачивающая, ломающая тебя. Это покруче крэка или психоза, которые, она в свое время на себе испытала. Любовь – это когда тебе очень, очень плохо, если не сразу, то когда-нибудь обязательно будет. Просто, но как точно.

И вот сейчас с кружкой кофе, с задумчивым взглядом, обращенным вдаль, и ощущением бесконечного одиночества Ким встречает новый день. Но как не странно, тоска и грусть не нагоняли отчаянье. Наперекор всему они стимулировали жить дальше, быть сильной, быть не такой, как его жена, быть лучше. Дух соперничества самая лучшая мотивация.

Ким криво усмехнулась собственным мыслям, обрывая себя. О каком соперничестве речь?! Несмотря ни на что, Анна вне конкуренции для своего мужа. Факт, с которым надо смириться. Да и Ким уже смирилась, причем сразу, как только поняла, что испытывает нечто более серьезное к этому мужчине. И все же на каком-то подсознательном уровне она продолжала бороться даже не столько за него, а просто за то, что более достойна, что она по всем фронтам лучше его выбора, и дело не в том, что она не дотягивает, а в том, что он не увидел и не понял. Наверно, она бы размышляла о превратностях судьбы и своем душевном состоянии еще очень долго, но звонок в дверь нарушил ее покой.

___________________________________

» Глава 10 (часть 2)

Вздрогнув, Ким удивленно подумала, кто бы это мог быть. Она не ждала гостей, тем более в столь ранний час. Посмотрев на свой довольно пикантный халатик, Ким хотела накинуть на себя что-то более существенное, но настойчивая трель не оставляла выбора, кроме как идти открывать дверь. Какого же было изумление девушки, когда на пороге она увидела разъяренного отца и мертвенно бледную мать, застывшую позади мужа. Немигающим взглядом девушка смотрела на родителей и силилась понять, что привело их в ее квартиру. За все время, что Ким жила на Мэрилебон, они ни разу не удосужились навестить ее, а теперь - ранним утром это выглядело и вовсе невероятно. Пока Ким собиралась с мыслями, мистер Войт не дожидаясь приглашения, бесцеремонно протиснулся мимо дочери, прошел в гостиную и демонстративно огляделся, миссис Войт семенила следом. Ким все еще ничего не понимала, но уже обрела способность говорить. Закрыв дверь, она прошла в гостиную и зябко поежилась под колючим взглядом отца, чувствуя, как с каждой секундой превращается в букашку от не скрываемого неодобрения с налетом какого–то презрения в глазах родителей.

- А как вы прошли мимо консьержа? – севшим от волнения голосом спросила девушка, чтобы хоть чем-то заполнить гнетущую тишину. Отец дернулся от ее вопроса и ехидно усмехнулся, а потом разве что не выплюнул:

-Мне не нужно разрешение, чтобы куда-то пройти. Я достаточно известная личность в этой стране! Даже консьерж это знает, а вот моя собственная дочь, почему то нет!

Ким вздрогнула, но в душе от резкого тона разразилась привычная буря - обида, боль и желание идти наперекор. Глубоко вздохнув, девушка обуздала свой гнев и как можно спокойней спросила:

- Что-то случилось?

Мать от ее вопроса побледнела еще сильнее и с опаской глянула на мужа, который покрылся красноватыми пятнами, глаза мистера Войта полыхали яростным огнем, лоб покрылся испариной. Эти метаморфозы в лицах родителей пугали Ким, и она дрожащим голосом проговорила:

- Да что происходит?

- Что происходит? Что происходит! – взревел мистер Войт, подскочив к дочери и схватив ее за ворот халата. Ким задрожала и изумленно уставилась на руки отца. –Посмотри Элинор на свою дочь, посмотри на нее и скажи на кого она похожа!

У матери задрожали губы, а Ким с надеждой всматривалась в родное лицо, но на нем было написано осуждение.

- Значит, ты с ними заодно, так, дрянь? Решила отыграться? Отомстить? Но я тебе не позволю с*ка!

- Гарольд!- взвизгнула мать, отбросив крохотную сумочку известного бренда. Миниатюрная женщина заломила руки и начала рыдать, это огорошило замерших в полуметре дочь и мужа.

- Вот! Видишь до чего мать довела! – процедил отец. –Мало того, что глупа ты, как пробка, так еще и шлюха! –уже не обращая никакого внимания на жену, проорал мистер Войт дочери в лицо. Ким жадно хватала воздух, мысли разбегались, желудок скручивало от ужаса. Она ничего не понимала и от того было еще больнее.

- Я не понимаю..- выдохнула она, на что отец презрительно скривился и оттолкнул ее от себя.

- Господи, посмотрите на нее! Святая невинность! Чертова дура! Когда ты тр*хаешься со знаменитостью, которая в браке, надо понимать, что будут последствия. А ты, да - ты ничего у нас не понимаешь! – как идиотке язвительно пояснил он.

- Гарольд, пожалуйста, выражайся корректней…- жалобно попросила мать, продолжая всхлипывать.

- Корректней? Ты в своем уме, Элинор? У меня предвыборная кампания, консерваторы только и ждали случая, чтобы подложить мне свинью и через кого?! Черт меня раздери! Всё, всё, мать вашу, коту под хвост! Я столько вложил сил, чтобы моя партия вышла на вторую позицию и что теперь?! Что? А все из-за того, что твоей дочери срочно понадобилось раздвинуть ноги перед этим уголовником! И хрен бы с ним, что женат, но ни когда у него жена в психушке, и недавно умер сын! Это же…

- О чем ты …- начала было возражать Ким, все еще не совсем понимая, в чем ее обвиняют, но отец был в такой ярости, что если бы не мать, наверняка бы дошло до и рукоприкладства.

- Заткнись потаскуха и слушай! – оборвал мистер Войт и тут же бросил на жену предостерегающий взгляд, после которого она не решилась что-то возражать. А потом уже более спокойнее, но в тоже время ироничнее добавил. У Ким было чувство, что ее вываляли в д*рьме. -Я даже в некотором роде тебя переоценил, думал, ты в сговоре с моими конкурентами, а ты просто жалкая идиотка, которую поимели на досуге. На, читай!

На диван был брошен какой-то журнал, Ким проводила это движение отца оцепеневшим взглядом, глаза блестели от непролитых слез унижения и боли. Но когда она медленно села и начала читать статью, чувство безысходности и отчаянья накатило с новой силой, потому что это было очередным ударом. Наверно, более жестоким, чем все слова сказанные отцом. Она читала и не могла поверить, но фраза: «Иногда мне кажется, что я знаю о Маркусе такие вещи, которые не знает никто, между нами какая-то невероятная близость, я чувствую его и он это знает», эти слова, так опрометчиво сказанные когда-то, повергали ее в пучину боли. Ким словно получила удар ножом в спину, плевок в самую душу, из которой вырвали единственного человека, которому она верила. Предательство было оглушительным, Ким не могла прийти в себя, она истерично мотала головой, не в силах принять эту мерзкую правду о том, что единственный друг так гадко и мерзко предал ее. Но что еще гаже - ради чего? Ради жалких пары тысяч долларов. Почему? Она не понимала. Сейчас все остальные проблемы отошли на задний план, потому что в эту секунду что-то необратимо ломалось в ней, разрывая на части. Хотелось кричать, выть от боли и потери, которая никогда не восполнится. Но Ким не позволили этого сделать, отец вырвал журнал из ее ослабевших пальцев и продолжил унижать.

Дата добавления: 2015-08-29