Он повесил на плечо два ружья, поднял с земли переметную суму и быстро ушел прочь, не взглянув на Анджули.
В узком извилистом проходе между камнями было очень тихо и царил полумрак. Тонкая полоска неба, видневшаяся высоко над головой, уже потускнела, и Аш подумал, что задолго до захода солнца здесь станет темно – слишком темно, чтобы видеть что-либо, – а тогда у него появится преимущество, поскольку любой человек, впервые здесь оказавшийся, наверняка застрянет у первого же резкого поворота, решив, что это тупик, тогда как сам он без особого труда проберется по расселине ощупью… если вернется обратно.
«Нет. Не “если”, а “когда”», – хладнокровно подумал Аш, вспомнив вдруг голос из прошлого, говорящий: «Сахиб-логи не понимают, что правдой нельзя злоупотреблять, и они называют нас лжецами, потому что когда нам, жителям этой страны, задают вопросы незнакомцы, мы предпочитаем сперва солгать, а уж потом подумать, не лучше ли было сказать правду». И еще один голос, из совсем недавнего прошлого: «Не стоит принимать на веру и малой доли того, что они говорят вам. Большинство из них всегда скорее солжет, нежели скажет правду, а пытаться установить истину – все равно что искать пресловутую иголку в стоге сена».
Он должен вернуться обратно. Без всяких «если», ведь остальные, вернувшись в Гуджарат без него, попадут в очень сложное положение. Поведанной ими истории запросто могут не поверить (или в лучшем случае отмахнуться от нее как от полных преувеличений россказней истеричной вдовы, хакима ее дяди, слуги хакима и местного коневода, ни один из которых не знает ни слова по-английски). Чиновников, как он знал по собственному опыту, всегда нелегко убедить, и, несомненно, все в Бхитхоре, начиная от визиря и кончая самым ничтожным дворцовым слугой, будут врать самым бессовестным образом, чтобы скрыть правду. Возможно даже, не вернись он в Гуджарат, его друзей заподозрят в том, что они убили его с целью завладеть дробовиком и винтовкой.
На миг Аш почувствовал острое искушение повернуть обратно, но поборол соблазн. У Сарджи в Гуджарате много друзей, и его семья пользуется влиянием в провинции, тогда как Джули является законной принцессой, и она вместе с Гобиндом получит поддержку своего брата, махараджи Каридкота. Нелепо предполагать, будто они не сумеют обойтись без него.
Букта занимал позицию в укрытии между двумя валунами, защищенный спереди плосковерхим камнем, на котором покоился ствол винтовки. Ряд патронов у него в патронташе заметно поредел, на земле вокруг валялись стреляные гильзы. По долине носились взад-вперед несколько испуганных лошадей с пустыми седлами, а мертвые всадники лежали в пыли среди камней наглядным доказательством заверения Сарджи, что Букта никогда не промахивается. Но противник, хотя и понес значительный урон, не был истреблен полностью, и оставшиеся в живых попрятались в укрытиях и вели ответный огонь.
По части дальнобойности и меткости стрельбы древние ружья бхитхорских солдат не шли ни в какое сравнение с «ли-энфилдом», но бхитхорцы имели численное преимущество. На каждый выстрел Букты они отвечали четырьмя или пятью своими, и в воздухе вокруг него свистели пули, высекая из валунов острые осколки, взбивая фонтанчики пыли и мелких камешков и не позволяя высунуться наружу. Он мог благополучно отступить к каньону, но не более того, и, хотя враги находились не в лучшем положении, время работало на них и подкрепление уже шло к ним на помощь.
Букта бросил быстрый взгляд на Аша и сказал:
– Возвращайтесь, сахиб. Здесь от вас мало пользы. Вы и остальные должны немедленно уйти в горы. Это ваш единственный шанс. Против целого войска нам никак не выстоять, а оно приближается – гляньте туда.
Но Аш уже увидел. По долине действительно мчалось целое конное войско. Низкое солнце сверкало на копьях, тулварах и джезайлах. Судя по размерам пыльного облака, клубившегося за передовым отрядом, добрая половина армии княжества была отправлена по следам вдовой рани и ее похитителей. Они находились еще далеко, но быстро приближались.
Пуля ударила в скалу всего в нескольких футах от головы Аша, он резко пригнулся, спасаясь от брызнувших в разные стороны осколков, и отрывисто проговорил:
– Мы не можем уйти без проводника. Ты это знаешь, Букта. Я останусь здесь вместо тебя, а ты уведешь остальных. Иди же, быстро.
Букта не стал тратить время на споры. Он, пятясь, выполз из своего укрытия, поднялся на ноги, отряхнул пыль с одежды и сказал:
– Не подпускайте никого близко, сахиб. Держите их на расстоянии и стреляйте по возможности чаще, чтобы они не могли понять, сколько нас прячется здесь среди валунов. Когда стемнеет, уходите, а я, коли получится, ворочусь и встречу вас.
– Тебе придется взять одну из лошадей: если Манилал ранен…
– Он убит, – коротко сказал Букта. – И если бы не он, вы все тоже погибли бы: эти псы были так близко, что настигли бы вас, пока вы спешивались, а я не мог стрелять. Но слуга хакима врезался в них на полном скаку, выбил из седла нескольких всадников и сам упал с лошади, и тут один из солдат подскочил к нему сзади и отрубил ему голову. Возможно, в следующей жизни он будет принцем и воином. Я вернусь за вами после восхода луны. Если же не вернусь…
Он пожал плечами и ушел, а Аш лег за плосковерхим камнем и внимательно осмотрел поле боя, держа винтовку и карабин наготове.
Подкрепление, находившееся теперь значительно ближе, все еще оставалось вне пределов дальности огня. Но один солдат из первоначальной группы преследователей, введенный в заблуждение двухминутным бездействием залегшего среди камней стрелка, решил, что противник либо убит, либо истратил все патроны, и, подбодренный такой уверенностью, имел неосторожность высунуться из укрытия. Карабин Аша моментально грохнул, и человек резко выпрямился, точно марионетка, дернутая за незримую нить, а потом упал мертвый. После этого его товарищи старались пригибать головы пониже, продолжая беспорядочно палить в сторону каменного завала, что дало Ашу возможность сосредоточиться на приближающихся всадниках.
Кавалерийский карабин бил метко в пределах трехсот ярдов, а на большем расстоянии при стрельбе из него приходилось полагаться скорее на везение, нежели на мастерство. Но, помня совет Букты, Аш начал стрелять наудачу с предельного расстояния, и весьма успешно, так как трудно промахнуться по мишени, которую представляют собой свыше пятидесяти всадников, скачущих плотно сомкнутым строем в несколько шеренг по десять-пятнадцать человек.
Первый же выстрел, даже произведенный с такого расстояния, не прошел даром, и, хотя Аш не мог разглядеть, во всадника он попал или в лошадь, неприятельский строй словно по волшебству рассыпался. Над землей поднялось пыльное облако, скрывающее от взора столпотворение, которое началось, когда одни всадники резко осадили своих лошадей и скакавшие за ними врезались в них, а другие круто свернули в сторону от греха подальше и принялись беспорядочно кружить на месте.
Аш усугубил замешательство противника, продолжая стрелять, и перезаряжал карабин уже в шестой раз, когда на плечо ему легла чья-то рука и он резко повернулся, задохнувшись от ужаса.
– Сарджи! О боже, ты напугал меня. Какого черта ты здесь делаешь? Разве я не велел тебе…
Он осекся, увидев позади Сарджи Гобинда.
Над головой просвистели очередные несколько пуль, но он не обратил на них внимания.
– В чем дело? Что случилось?
– Ничего, – сказал Сарджи, забирая у него карабин. – Просто мы решили, что именно ты должен уйти вперед с рани-сахибой. Если вдруг дело примет дурной оборот, ты, будучи сахибом, сможешь успешнее выступить в защиту рани и всех нас и добиться справедливости от правительства. Решение принято тремя голосами против одного, Ашок, ибо Букта тоже считает, что так лучше. Он пойдет с вами и позаботится о вашей безопасности в пути. Теперь оставь нас и уходи: они ждут там и не тронутся с места без тебя.
– Но Гобинд не умеет обращаться с винтовкой, – начал Аш. – Он…
– Я буду перезаряжать оружие, – сказал Гобинд. – Из двух винтовок ваш друг сможет стрелять чаще, чем удавалось вам, и бхитхорцы решат, что нас здесь больше, чем они думали, и как следствие умерят свой пыл. Не теряйте времени, сахиб, уходите живо и доставьте рани-сахибу в безопасное место. За нас не беспокойтесь: скоро стемнеет, а до наступления темноты мы сможем держать оборону против всего Бхитхора. Возьмите с собой это… – Он сунул в руку Ашу маленький пакет. – Ступайте же.
Аш перевел взгляд с одного на другого и понял, что спорить бесполезно. Кроме того, друзья были правы: он сам думал то же самое. Вероятно, он сможет сделать для Джули больше, чем они.
– Будьте осторожны, – сказал он.
– Обязательно, – сказал Сарджи.
Они обменялись крепким рукопожатием и коротко улыбнулись друг другу, не разжимая губ. Гобинд кивком головы приказал уходить, и Аш послушно повернулся и зашагал прочь.
Невидимый враг снова открыл огонь. Аш услышал ответный выстрел винтовки и пустился бегом…
Теперь он не был нагружен оружием и патронами, и пробираться по узкой расселине между камнями было значительно легче, а у выхода из нее стояли в ожидании Букта и Анджули. Ашу осталось только вскочить на Дагобаза, помочь Анджули сесть на круп позади и легким галопом поскакать по погруженному в тень каньону следом за маленьким, неслышно ступающим пони Букты.
Треск выстрелов постепенно замер вдали, и вскоре они уже не слышали ничего, кроме глухого стука копыт, скрипа седел, позвякивания уздечек да протяжных вздохов вечернего ветра в сухой траве на склонах. И лишь когда они начали подниматься в гору, Аш вспомнил про маленький пакет, врученный ему Гобиндом. Вытащив пакет из-за пазухи, он увидел, что это письма, написанные им прошлой ночью. Все до единого. И понял, что это значит. Но к тому времени было слишком поздно возвращаться, даже если бы он мог сделать это.
Они поднимались все выше и выше, и вот долина осталась далеко внизу, скрытая от взора многочисленными травянистыми вершинами и высокими скалистыми грядами. В воздухе здесь не висела пыль, и ветер стал свежее, но Букта, похоже, не собирался останавливаться и быстро двигался вперед, уводя их все выше и дальше по тропам, которые Аш едва различал, и по покрытым сланцеватой глиной склонам, где им приходилось спешиваться и вести в поводу лошадей, чьи копыта скользили и разъезжались на каменистых осыпях.
Солнце зашло в янтарно-золотом блеске, и внезапно небо стало зеленым, а бледно-желтые горы окрасились в синий, фиолетовый и лиловый цвета – и под ними, в каменистой лощине, наполовину скрытый одинокой пальмой, блестел в последних лучах заката крохотный прудик.
Букта безошибочно привел их к единственному в засушливом горном краю месту, где они могли утолить жажду и собраться с силами, чтобы продолжить путь. Но одному из них было суждено навеки остаться здесь…
Дагобаз не мог увидеть прудик, потому что Аш шел впереди, ведя его в поводу. Но должно быть, конь почуял воду, и он тоже умирал от жажды и изнемогал от усталости. Лошадка Букты, хорошо знавшая горную местность и успевшая хорошо отдохнуть и вволю напиться в тот день, стала спускаться по крутому каменистому склону по-кошачьи легкой поступью. Но Дагобаз, из-за жажды забывший об осторожности, держался на ногах не так твердо. Он нетерпеливо рванулся вперед, застав своего усталого хозяина врасплох, беспомощно заскользил вниз, взрывая копытами сухую землю и щебень в отчаянных попытках найти опору и волоча за собой Аша, и в конце концов тяжело рухнул среди валунов у самой воды.
Анджули умудрилась отскочить на безопасное расстояние, а Аш отделался несколькими синяками и незначительными царапинами. Но Дагобаз не смог встать: он сломал правую переднюю ногу, и помочь ему никто не мог.
Произойди такое на равнине, коня можно было бы довезти до фермы Сарджи и поручить заботам опытного ветеринара. Он навсегда остался бы хромым и уже не смог бы носить на себе седока, но, по крайней мере, провел бы остаток жизни на почетной пенсии, среди тенистых деревьев на пастбищах.
Поначалу Аш отказывался верить в случившееся. А когда поверил, у него возникло такое ощущение, будто все события того дня – долгие часы ожидания на террасе чаттри, убийство Шушилы, бешеная скачка по долине и смерть Манилала – постепенно накапливались, пока бремя переживаний не стало непосильным. Оно сломило Аша, повергло на колени рядом с упавшим конем, и он обнял руками припорошенную пылью, исчерченную струйками пота голову Дагобаза, уткнулся в нее лицом и расплакался навзрыд, как плакал лишь один раз в своей жизни: в то утро, когда умерла Сита.
Неизвестно, как долго Аш оставался бы там, ибо он потерял счет времени. Но в конце концов чья-то рука легла ему на плечо, и голос Букты сурово проговорил:
– Довольно, сахиб! Уже смеркается, а нам надо уйти отсюда, пока не сгустилась непроглядная тьма: это место хорошо просматривается со всех сторон, и, коли нас застигнут здесь, мы окажемся в ловушке, из которой не выберемся никакими силами. Нам нельзя останавливаться, пока мы не поднимемся выше в горы, где будет безопаснее.
Аш с трудом поднялся на ноги и несколько мгновений стоял с закрытыми глазами, отчаянно пытаясь совладать с собой. Потом он наклонился и вынул мундштук, снял сбрую, ослабил подпругу, чтобы Дагобазу было удобнее. Отвязав от седла флягу с водой, он вылил тепловатое содержимое на землю и набрал холодной воды из озерца.
Он напрочь забыл о своих собственных потребностях, но знал одно: Дагобаза довела до беды жажда и ее надо утолить. Вороной конь, оглушенный падением, страдал от боли, но с благодарностью выпил воду. Когда фляга опустела, Аш отдал ее через плечо, чтобы в нее снова набрали воды; он не оборачивался и не сознавал, что то не Букта, а Анджули стоит рядом с ним и раз за разом наполняет сосуд.
Букта тревожно наблюдал за тем, как быстро угасал свет. Увидев, что Дагобаз больше не хочет пить, он шагнул вперед и промолвил:
– Предоставьте это мне, сахиб. Он ничего не почувствует, уверяю вас. Посадите рани-сахибу на моего пони и отойдите немного.
Аш повернул голову и резко сказал:
– В этом нет необходимости. Если я смог застрелить молодую женщину, безусловно, я в силах сделать то же самое для моего коня.
Он вынул револьвер, но Букта протянул руку и серьезно проговорил:
– Нет, сахиб. Будет лучше, если это сделаю я.
Несколько долгих мгновений Аш смотрел на него, а потом глубоко вздохнул.
– Да, ты прав. Но я останусь здесь: если я отойду, он попытается встать и последовать за мной.
Букта кивнул, и Аш отдал револьвер, а потом опустился на колени, чтобы погладить усталую голову Дагобаза и прошептать нежные слова ему на ухо. Дагобаз потерся мордой о плечо хозяина и тихонько заржал в ответ, а когда грохнул выстрел, он только дернулся раз – и все.
– Пойдемте, – коротко сказал Букта. – Пора уходить. Мы возьмем седло и сбрую?
– Нет. Оставь их.
Аш медленно и неловко, точно древний старик, поднялся на ноги и шаткой поступью дошел до озерца. Бессильно рухнув на колени, он опустил лицо в воду и принялся жадно пить огромными глотками, точно умирающее от жажды животное, обильно смачивая голову и плечи, смывая пыль, слезы и любимый, знакомый запах Дагобаза. Утолив жажду, он встал и резко помотал головой, стряхивая воду с волос и лица. Анджули уже сидела на пони, и Букта молча повернулся и зашагал вверх по крутому склону в сгущающихся сумерках.
Наткнувшись ногой на какой-то предмет, Аш опустил глаза и увидел пустую флягу. Он предпочел бы оставить ее здесь, поскольку после всего случившегося никогда уже не сможет пить из нее, не вспоминая с болью в сердце всю стремительность, красоту и силу, которые воплощал собой Дагобаз. Но у них не будет воды, пока они не доберутся до родника среди деревьев, а он находится во многих милях отсюда. Джули начнет мучиться жаждой раньше. Аш поднял флягу, снова наполнил, закинул за плечо и двинулся вслед за спутниками, не оглядываясь на Дагобаза, спавшего вечным сном в тени скал.
К тому времени, когда они достигли гребня горы, в небе высыпали звезды, но Букта продолжал быстро идти вперед и остановился только потому, что Анджули заснула в седле и непременно свалилась бы с лошади, если бы они в тот момент не двигались по горизонтальному участку местности. Но даже тогда он настоял на том, чтобы они расположились на ночь между громадных валунов, стоявших кружком посреди широкого пласта сланцеватой глины, хотя место было труднодосягаемым и не особо удобным.
– Здесь вы сможете спать, ничего не опасаясь, – сказал Букта. – И вам не придется нести дозор: даже змея не приблизится к вам, не задев эти камни, которые сразу покатятся вниз и разбудят вас своим грохотом.
Он с ласковыми уговорами провел пони через предательски скользкий участок и, поставив его на привязь на травянистом склоне за дальней границей глиняного пласта, вернулся, чтобы расчистить пространство между валунами от крупных камней и устроить спальное место для Анджули. Покончив с этим, Букта достал пищу для всех них: чапати, испеченные им сегодня утром, пекору, холодный рис и хулду, которую Сарджи купил в городе и торопливо переложил в переметные сумы к Букте, когда было решено, что они с Гобиндом останутся прикрывать отход товарищей.
Ни Аш, ни Анджули с утра ничего не ели, но оба находились в состоянии тяжелого нервного и физического истощения и не чувствовали никакого аппетита. Букта заставил обоих поесть, сердито сказав, что им понадобятся все силы, коли они надеются завтра преодолеть значительное расстояние. Нет ничего глупее, чем морить себя голодом, потому что они совсем ослабеют и таким образом посодействуют врагу.
– И помимо всего прочего, после легкой закуски вы будете спать крепче и проснетесь освеженными.
Они съели, что смогли, а потом Джули свернулась калачиком на попоне, постеленной для нее Буктой, и мгновенно заснула. Старый шикари одобрительно хмыкнул и, заставив сахиба последовать примеру девушки, повернулся, намереваясь двинуться прочь.
– Ты возвращаешься за ними? – приглушенным голосом спросил Аш.
– А как иначе? Мы условились, что я встречу их в конце каньона и что пойду обратно сразу, как только доведу вас и рани-сахибу до этого места, безопаснее которого нет в этих горах.
– Ты идешь пешком? – спросил Аш, вспомнив, что пони стоит на привязи за дальней границей глиняного пласта.
Букта кивнул.
– Пешком получится быстрее. Если ехать верхом, придется ждать восхода луны: сейчас еще слишком темно для верховой езды. Но луна взойдет только через час, а я к тому времени рассчитываю добраться если не до самого ущелья, то до места, откуда оно уже видно. Кроме того, в этих горах не поведешь в поводу сразу двух лошадей, а может статься, либо сирдар-сахиб, либо хаким ранен или обессилен до крайности, и, коли так, я смогу вести в поводу его лошадь. Если все сложится удачно, мы вернемся до полуночи и двинемся дальше с первым проблеском зари. Так что постарайтесь выспаться, пока у вас есть такая возможность, сахиб.
Он взял на плечо винтовку и пошел, осторожно ступая по сухой глине, которая трещала, расслаиваясь и осыпаясь под босыми мозолистыми ногами. Треск прекратился, когда Букта вышел на травянистый участок склона, а мгновение спустя он растворился в тусклом свете звезд, и в ночи снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра да тихим хрустом высохшей на солнце травы, которую щипал пони.
У Аша не было сна ни в одном глазу, но он понимал, что Букта прав и надо по возможности выспаться, а потому лег среди огромных валунов, сомкнул веки и попытался расслабить напряженные мышцы и не думать вообще ни о чем. Слишком много мучительных мыслей теснилось у него в уме: Шушила, Манилал, а теперь еще и Дагобаз… Но видимо, он устал гораздо сильнее, чем ему казалось. Сон быстро одолел его, а когда он увидел знакомый кошмар и проснулся, обливаясь холодным потом от ужаса, луна уже стояла высоко в небе и заливала горы серебряным светом.
Джули все еще спала, и спустя какое-то время Аш прекратил обследовать взглядом пустой склон, повернулся и посмотрел на нее. Странно, но он не испытал никаких чувств, которые, казалось бы, должны были переполнять его при виде девушки.
Она находилась здесь, рядом с ним, свободная наконец от уз, связывавших ее с ненавистным мужем и обожаемой сестрой, и по идее он должен был бы сходить с ума от радости и восторга. Но все чувства и ощущения словно угасли в душе, и он мог лишь бесстрастно смотреть на нее, думать: «Бедная Джули» – и испытывать к ней жалость, ибо она претерпела много страданий. Но он жалел и себя тоже. За то, что поневоле убил Шушилу и стал косвенно повинен в смерти Манилала и Дагобаза, чьи бренные останки скоро жестоко изуродуют шакалы, стервятники и прочие пожиратели падали.
Если бы он мог похоронить их!.. Или сжечь, как сожгли Шушилу, чтобы их тела, как ее тело, стали чистым пеплом, а не грудой истерзанной плоти и обглоданных костей…
Как ни странно, именно эта мысль причиняла самую острую муку. Он видел своего рода посмертное предательство в том, что обезглавленное тело толстого, преданного, отважного Манилала оставлено лежать в долине, отданное во власть разложению и коршунам, и что вся сила и грация, которые были Дагобазом, будут растерзаны шакалами и вороньем. Правда, Дагобазу, в общем-то, все равно. Но вот Манилалу…
Если бы судьба позволила Манилалу вернуться в родной дом в Каридкоте и прожить там жизнь в покое, его тело после смерти тоже предали бы огню. А потом пепел бросили бы в горный поток, который отнес бы его в реку Чинаб, а по течению Чинаба прах Манилала достиг бы Инда и, наконец, моря. Плохо, что его тело оставлено гнить под открытым небом, точно труп бездомного пса.
Что же касается Дагобаза… Но о Дагобазе Аш не хотел думать. Оглядываться в прошлое не имеет смысла. Сделанного не воротишь. Надо смотреть вперед и строить планы на будущее. Завтра… завтра они доберутся до маленького зеленого оазиса среди голых скал и остановятся там на ночь. А на следующий день они будут в покрытых джунглями предгорьях, откуда рукой подать до нормальной дороги. Правда, обратный путь займет больше времени, потому что они не смогут все ехать верхом теперь, когда Дагобаз…
Куда подевался Букта? Он ушел еще до восхода луны, а теперь она снова спускалась к горизонту, и ветерок, постоянно дующий от заката до первых часов после полуночи, слабел в преддверии затишья, которое наступает на исходе ночи и кончается, когда поднимается предрассветный ветер. Букта давно должен был вернуться. Если только не… Холодная, неприятная мысль проскользнула в сознании Аша, и по спине у него пробежали мурашки.
Что, если с Буктой произошел несчастный случай по пути к каньону? Что, если он оступился в темноте, поскользнулся и упал, как Дагобаз? Возможно, он лежит сейчас, оглушенный падением и беспомощный, у подножия какого-нибудь крутого склона или со сломанной лодыжкой ползет на четвереньках по каменистому гребню горы. В этих предательских горах с ним могло приключиться все, что угодно, а поскольку Сарджи и Гобинд не решатся двинуться в путь без него, значит, они по-прежнему ждут в каньоне. Но как долго они будут ждать?
Бледное пульсирующее зарево в небе над долиной свидетельствовало, что многочисленный отряд врагов все еще стоит там лагерем, а следовательно, Сарджи и Гобинду придется уйти оттуда до рассвета: как только станет светло, кто-нибудь обнаружит, что вход в каньон больше не охраняется, и через несколько минут сотня солдат снова пустится в погоню за ними. Если с Буктой произошел несчастный случай…
«Я должен отправиться на поиски, – подумал Аш. – Если он пострадал, я смогу вернуться за пони и посадить его в седло. В конце концов, я уже дважды проходил по этой местности, а потому вряд ли собьюсь с пути».
Но, снова взглянув на Анджули, он понял, что уходить нельзя. Он не вправе оставить ее здесь одну, ведь если с ним что-нибудь случится – если он оступится на крутом склоне или заплутает в горах, а Букта вообще никогда не вернется, – что станется с ней? Сколько времени она протянет, покинутая на произвол судьбы в этом лабиринте суровых пустынных гор?
Она даже не знает, в какой стороне находится Гуджарат, и запросто может ненароком вернуться обратно в долину, где ее схватят и почти наверняка убьют. Бросить ее одну здесь слишком рискованно. Ему придется остаться, сохранять спокойствие и молиться, чтобы Букта и остальные вернулись до восхода солнца.
Следующие несколько часов показались вечностью. Луна спускалась все ниже к горизонту, и тени становились длиннее, а когда ночной ветерок улегся, в ночи воцарилась такая тишина, что Аш слышал тихое дыхание Джули и доносившийся откуда-то издалека слабый вой шакальей стаи. Но как он ни напрягал слух в попытке различить стук копыт по твердой земле или приглушенные человеческие голоса, он не слышал больше никаких звуков. Ничто не нарушало ночного безмолвия, покуда не задул предрассветный ветер – сначала едва ощутимый, он постепенно набирал силу и проносился над горами, пригибая траву и сметая со склонов мелкие камешки, со стуком скатывавшиеся в ущелье.
Он стирал с небес ночную мглу, как домохозяйка стирает пыль тряпкой. Когда луна побледнела и звезды исчезли, заря разлилась потоком желтого света над восточной частью горизонта – и Аш увидел крохотную темную фигуру, которая появилась на гребне гряды и ненадолго вырисовалась на фоне шафранного неба, а потом начала медленно и устало спускаться к ущелью.
Аш бросился навстречу, спотыкаясь и поскальзываясь на сланцеватой глине, крича во все горло, испытывая головокружительное чувство облегчения и совершенно не думая о шуме, который производит. И только на полпути вверх по травянистому склону он резко остановился, и сердце у него мучительно сжалось, словно стиснутое безжалостной ледяной рукой. Он осознал, что фигура по-прежнему одна. Букта вернулся один. Он подошел ближе, и Аш увидел, что одежда шикари покрыта ужасными бурыми пятнами.
– Они оба были мертвы, – проговорил Букта бесцветным от изнеможения голосом и, не извиняясь, бессильно опустился на корточки в траву, похожий на старую усталую ворону.
Но одежда у него была испачкана не его кровью: он пришел уже после того, как все закончилось.
– Очевидно, эти песьи отродья поднялись в горы и, спустившись за каньоном, застигли наших товарищей врасплох. Там состоялось сражение, лошадей тоже убили, и врагов, я думаю, полегло немало, ибо земля между камнями покраснела от крови и была усыпана стреляными гильзами – судя по количеству гильз, они израсходовали все патроны до единого. Но к тому времени, когда я пришел, бхитхорские псы уже забрали своих мертвых и раненых. Должно быть, понадобилось много человек, чтобы отвезти всех их в город, потому что они оставили всего четырех солдат охранять вход в каньон.
Слабая улыбка мелькнула на смуглом морщинистом лице Букты, и он угрюмо сказал:
– Этих четырех я убил ножом. Одного за другим, совершенно бесшумно. Дураки спали, уверенные в полной своей безопасности, – оно и понятно. Они убили троих из пятерых и, вероятно, полагали, что оставшиеся двое, одна из которых женщина, спасаются бегством и находятся уже далеко в горах. Я понимал, что должен сразу же уйти из каньона. Но разве мог я оставить тела моего хозяина сирдара-сахиба, хакима и его слуги несожженными, на потребу диким зверям? Нет, никак не мог. А потому я перенес их одно из другим под заброшенный навес на берегу ручья, сделав четыре ходки, поскольку не мог утащить тело и голову Манилала за раз… Когда я перенес туда всех, я снял старый сухой тростник с крыши, сложил в большую кучу, уложил на нее тела рядком и посыпал их порохом из своих патронов, а потом подрубил опорные столбы так, что они упали внутрь. Затем я принес воды из ручья, прочитал надлежащие молитвы, с помощью кремня и трута зажег костер и ушел, оставив огонь гореть…
Он умолк, глубоко вздохнув, и Аш ошеломленно подумал: «Да. Я видел его. Я думал, это бивачные костры. Я понятия не имел…» Его ужаснула мысль, что он своими глазами видел пульсирующее зарево и не знал, что это горит Сарджи… Сарджи, Гобинд и Манилал…
– Пламя полыхало со страшной силой – тростник и дерево были старыми и сухими. И я надеюсь, что, когда костер догорит, ветер унесет пепел сирдара-сахиба и остальных в ручей, протекающий поблизости, и тогда по милости богов их прах в конце концов достигнет моря.
Он взглянул на сокрушенного горем Аша и мягко добавил:
– Не убивайтесь так, сахиб. Для нас, поклоняющихся богам, смерть значит очень мало: всего лишь короткая остановка на долгом пути, на котором за рождением и смертью следуют новые рождение и смерть, и так далее, снова и снова, пока мы не достигнем нирваны. А потому зачем скорбеть о том, что эти трое завершили очередной этап своего пути и, возможно даже, уже начинают следующий?
Аш молчал, и старик снова глубоко вздохнул: он очень любил Сарджевана. А еще он изнемогал от усталости. Выполненная за ночь тяжелая работа изнурила бы и многих мужчин помоложе, и он предпочел бы остаться здесь и малость отдохнуть, но об этом не могло идти и речи.
Если бы все сложилось удачно, он и его спутники сейчас находились бы во многих милях отсюда и уже не опасались бы погони. Но события приняли плохой оборот, и в довершение всего он убил спящих часовых и сжег тела Сарджевана, Гобинда и Манилала, а значит, в самом скором времени погоня неминуемо возобновится, хотя, вероятно, только после рассвета.
Огонь погребального костра был хорошо виден в городе, но Букта не думал, что кого-нибудь отправили в долину выяснять, в чем дело. Все наверняка решили, что оставленные там часовые подожгли заброшенный сарай ради забавы или с целью отпугнуть ночных хищников, привлеченных запахом крови.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |