Франсуа замолчал. Какой-то молодой человек, приблизившись к огню, слушал его с благоговейным вниманием. Франсуа был поражен его сходством с самим собой. Он был таким же двадцать лет назад.
— Кто ты?
— Оруженосец сира де Торси.
— Что ты тут делаешь?
— Слушаю ваши слова, монсеньор…
— Они предназначены не тебе. Оставь нас!
Юноша покорно удалился в темноту, но в глубине души Франсуа был смущен. Ему казалось, что само его прошлое вдруг поднялось из глубин. Что он делал с тех пор, как впервые взял в руки оружие при Пуатье? Имеет ли он право поучать других? Был ли он верен тому решению, которое принял во время бдения над оружием? Как бы судил его Ангерран, если бы вернулся?
Видя, что его господин погружен в свои мысли, Оруженосец тоже ушел, и Франсуа остался сидеть один в ночи, пока от костра не осталась лишь горстка углей.
***
Французский флот отплыл через несколько часов, утром 25 июня. Погода стояла великолепная — как раз для побед! Франсуа выпала честь плыть на адмиральском корабле. На верхушке мачты развевалось знамя с лилиями, оно было того же голубого цвета, что и небо, и казалось, что золотые лилии сами по себе порхают над головами.
Во время первой высадки ветра были неблагоприятными, и пришлось ждать в море целых двенадцать дней, прежде чем ступить на английский берег. На сей раз природа показала себя гораздо более милостивой, и утром 29 июня флот уже подходил к местечку под названием Рай — и снова совсем рядом с Гастингсом, где некогда одержал победу Вильгельм Завоеватель.
Первым пристал адмиральский корабль. По счастливой случайности Франсуа в этот момент находился у самого борта. Не дожидаясь, пока будут спущены сходни, он прыгнул вниз с криком:
— Мой лев!
Франсуа де Вивре первым коснулся английской земли! Он долго стоял, вдыхая здешний воздух, пока причаливали остальные корабли, и французское войско высаживалось, соблюдая порядок. Пехотинцы ушли с берега первыми; рыцари и их оруженосцы ждали своих коней… Наконец и Франсуа сел в седло и в сопровождении Оруженосца углубился в улицы.
Как и тогда, в пору высадки в Уинчелси, городок оказался пуст. Куда подевались жители? Много лет назад в Уинчелси все собрались на мессу, потому что было воскресенье, но сегодня, 29 июня, — понедельник. Рыцари быстро догнали и перегнали пехотинцев. Вдруг до Франсуа, ехавшего в первых рядах, донеслись звуки церковного пения. Приблизившись, он расслышал:
— Pro rege ora Domine…[54]
Что бы это значило? Вместе с остальными он на коне ворвался в храм и внезапно понял, испустив при этом крик торжества: колонны были затянуты черным, на священнике и его помощниках виднелись знаки траура. Это была заупокойная служба. Умер Эдуард III!
Как и в Уинчелси, жители Рая были истреблены. Франсуа не участвовал ни в избиении, ни в поджоге города и церкви — это учинили после резни. Сир де Вивре находился в отряде прикрытия, оставленном на случай возможной контратаки. От нескольких пленных узнали, что английский король умер в Лондоне в прошлое воскресенье, 21 июня. Жан де Вьенн тотчас же выделил из своего флота быстроходное судно и отослал его с заданием вернуться в Кротуа и передать весть королю Франции. Потом все погрузились на корабли и отчалили, оставив Рай, охваченный пламенем.
Но экспедиция была еще не закончена. По приказу адмирала флот несколько часов плыл вдоль берега, пока не достиг устья Уза, по которому поднялся до Льюиса. Намерением Жана де Вьенна было завязать битву. Разрушение Рая обошлось без боя, ни один из горожан не был вооружен. Однако цель экспедиции была в основном психологическая, поэтому адмирал счел весьма важным, чтобы французов не могли упрекнуть в том, что они лишь набросились на беззащитных обывателей и уклонились от солдат. Требовалось доказать, что англичан можно бить и на их собственной земле.
Над городом Льюисом возвышался мощно укрепленный монастырь. Едва только первые французские отряды ступили на землю, как за них принялось войско настоятеля, состоящее из пехотинцев и лучников. Высадка прошла под дождем стрел. На этот раз дело принимало серьезный оборот.
Какое-то время французские арбалетчики и пехотинцы сдерживали англичан, потом, наконец, ударили рыцари и смели врагов окончательно.
Оруженосец смеялся от радости:
— Победа! Так мы дойдем до самого Лондона!
Но Франсуа покачал головой в шлеме. Он вспомнил Уинчелси.
— Не радуйся раньше времени. Явятся и другие!
Как раз в этот момент откуда-то выскочила сотня английских рыцарей и понеслась на них с головокружительной быстротой. Внезапность и сила натиска многих застала врасплох. Франсуа видел, как потерял стремена сир де Торси. Он запутался в поводьях, и закусившая удила лошадь поволокла его по земле, шарахаясь во все стороны. Завязалась яростная схватка, но, в конце концов, победа осталась за французами.
Правда, ненадолго. Едва французы остались одни, английские лучники снова смогли взяться за свое дело, и дождь из стрел возобновился. Франсуа заметил, как вдалеке замахали знаменем адмирала Франции: это был знак к отходу. Он бросил Оруженосцу:
— Назад!
Но тот указал на английского рыцаря, находившегося неподалеку от них. Его конь был неподвижен, а сам он, явно раненый, с трудом держался в седле.
— Позвольте мне напасть на него!
— Нет, Оруженосец! Это приказ!
Оруженосец не послушался. Он бросился к англичанину, однако далеко не ушел. Вокруг засвистели стрелы. Первая пробила юноше щеку, вторая — руку, а третья воткнулась в горло и прошла насквозь. Он скатился на землю.
На помощь рыцарям пришли французские арбалетчики. Вражеские лучники отступили, соблюдая полный порядок. Некоторое время спустя флот отплыл. Погода стояла великолепная, и на душе у каждого тоже было светло. Только что они узнали о смерти Эдуарда III, победителя при Креси, того, кто стал первопричиной всех бед, объявив войну королю Франции! Только что они попирали английскую землю и подвергали ее разорению, а сами понесли лишь ничтожные потери. Времена изменились. Военная фортуна опять повернулась лицом к Франции. А там, глядишь, и конец войны не за горами.
***
В сторону Франции дул сильный бриз, и теперь были видны одновременно оба берега, английский и французский. Облокотившись о борт, Франсуа испытывал странное чувство; он находился точно посредине между двумя королевствами, которые воевали с самого его рождения. Взгляд вперед — и он видел Францию, взгляд назад — Англию… Во время войны неизбежно попадаешь либо на ту, либо на другую сторону. А тут, из-за каприза ветра и волн, он на короткое мгновение оказался в каком-то другом месте, а точнее сказать — нигде. Ему чудилось, что он глядит на все сверху, словно Господь Бог со своего небесного престола, и видит себя самого.
Чей-то юношеский голос оторвал Франсуа от этих грез:
— Могу я поговорить с вами, монсеньор?
Сир де Вивре обернулся. Перед ним стоял тот самый молодой человек, который слушал его в ночь святого Иоанна.
— Чего ты хочешь от меня?
— Я видел, как пал ваш оруженосец.
— Да, правда. Бедный мальчик! Он не послушался меня и заплатил за это своей жизнью. Но при чем тут ты?
— Сир де Торси тоже погиб, монсеньор…
Франсуа внимательнее присмотрелся к своему собеседнику. Теперь, когда он видел его среди бела дня, а не в отсветах костра, ему еще больше бросилось в глаза их сходство. Юноша был вылитый Франсуа той поры, когда он уходил на войну со своим дядей. Те же кудрявые белокурые волосы, то же правильное лицо, те же голубые глаза, в которых угадывались пыл, почтительность и великодушие — неисчерпаемое великодушие…
— И ты хочешь стать моим оруженосцем, верно?
— Да, монсеньор! Я так восхищаюсь вами!
— Как ты можешь мной восхищаться? Ты же меня совсем не знаешь!
— Я случайно услышал ваши благородные слова. И я видел, как вы первым спрыгнули на землю Англии. Умоляю вас, монсеньор, возьмите меня с собой. Не спрашивайте моего имени. Зовите меня просто Оруженосцем, как делали это с тем, кто был у вас до меня. Клянусь, я буду верно служить вам!
Франсуа не отвечал. Он даже не видел обращенного к нему умоляющего взгляда. Он думал лишь о том, что только что услышал: «Зовите меня Оруженосцем…» И внезапно ощутил острую боль.
— Я должен кое в чем тебе признаться.
— Мне, монсеньор? Почему?
— Потому что ты здесь. Потому что ты похож на меня. Потому что мы между Францией и Англией. Потому что я только что судил сам себя… И обнаружил самый большой грех, который совершил в своей жизни!
— Я не хочу ничего слышать, монсеньор!
— Останься и слушай. У меня был когда-то оруженосец, которого я очень любил. Его звали Туссен. Когда он погиб, я не захотел, чтобы кто-нибудь другой занял его место. Всех последующих я звал просто «Оруженосец», не желая знать их имени. И это была моя самая большая ошибка. От человека я оставлял лишь ничтожную часть, одну только его должность! Ты понимаешь?
Юноше сделалось не по себе. Он ответил тихо:
— Да, монсеньор…
Франсуа отвел взгляд и погрузил его в волны.
— Перед первым я виноват больше всего. Раньше он был разбойником и, чтобы искупить свою вину, вел себя как герой. Я не поблагодарил его ни словом, ни единым взглядом. Он ждал от меня всего; он не получил ничего. Он погиб ужаснейшей из смертей, и к его мукам добавилось отчаяние — из-за меня…
— Монсеньор, прошу вас!
— Второй тоже был из бриганов. Чтобы спасти меня, он отдал свою жизнь. Кто он был, способный на высшую жертву? Я ничего о нем не знаю, кроме того имени, которое сам же ему и дал: «Оруженосец». Третий был печальный человек, познавший какое-то горе. Ни разу я не заговорил с ним, чтобы утешить. Я не взял себе ни частички из его бремени. Из-за меня он оставался в одиночестве до самой смерти. Четвертого я звал «Оруженосцем», потому что меня об этом попросили. Но я опять был не прав. Можно сурово обращаться с человеком, но ни у кого нет права отнимать имя. Когда знаешь имя, все может разом перемениться.
Франсуа повернулся к своему собеседнику и положил руку ему на плечо.
— Я беру тебя оруженосцем! Скажи мне свое имя.
Наивные, почти детские глаза пристально взглянули на него, и молодой человек произнес:
— Франсуа де Флёрен.
Франсуа вздрогнул и отвернулся на мгновение.
— Что с вами, монсеньор?
— Флёрен — это ведь рядом с Шантильи?
— Да, монсеньор.
— Сколько тебе лет?
— На святого Обена исполнилось девятнадцать.
Франсуа быстро подсчитал. Девятнадцать лет на святого Обена означало, что юноша родился 1 марта 1359 года… В памяти Франсуа остались запечатленными все даты его незабываемого приключения с Розой де Флёрен: их первая ночь была 26 мая 1358 года, а уехал он б июня. Все точно. Все совпадает. Его охватило огромное волнение.
— Вы неважно себя чувствуете, монсеньор?
— Это морская болезнь. Я ей подвержен. А теперь оставь меня. Поговорим на суше.
Флот пристал в Арфлёре на следующий день. Армия тут же получила приказ без передышки двигаться на соединение с дю Гекленом, который вслед за Перигором предпринял отвоевание Борделе.
Едва ступив на землю, Франсуа заметил, что его новый оруженосец плохо держится в седле. Устроив с ним пробную схватку, он выяснил, что и оружием тот владеет не лучше. Франсуа удивился этому. Флёрен объяснил ему, что его отец умер, когда он был еще ребенком, и мать доверила его рыцарское воспитание какому-то учителю фехтования, от уроков которого вышел весьма малый прок. Тогда Франсуа решил, что они не поедут вместе со всеми остальными, а поскачут вперед как можно быстрее, чтобы Франсуа де Флёрен, не теряя времени, улучшил свою посадку. Во время остановок они будут упражняться с оружием. Как только остальные их догонят, они снова вырвутся вперед — и так далее.
***
Франсуа де Вивре и Франсуа де Флёрен нагнали армию коннетабля у Бурдейля на Дронне 15 июля 1377 года. Осада длилась уже несколько дней; крепость имела неприступный вид. Вдвоем они проехали вдоль страшных стен, окруженных рекой. Франсуа де Флёрен никогда раньше не участвовал в осадах и признался своему сеньору, что немного боится. Франсуа спокойно отвечал, что во время штурма он натерпится еще большего страху, но преодолеет свой страх и с тех пор окончательно от него избавится.
Штурм назначили на 18 июля, на утро. После того как через реку был наведен наплавной мост, к стенам бросились первые солдаты, неся осадные лестницы и щиты. Их раздавило камнями. У второй волны успеха оказалось не больше. Тогда приказ идти на штурм получил отряд, в котором находился Франсуа.
Перейти реку по мосту не составило труда. Все изменилось под стеной. Именно эту полоску земли защитники осыпали стрелами и камнями. Это был настоящий потоп. Франсуа де Вивре шел первым, за ним следом — Франсуа де Флёрен. Оба держали щиты над головой, оглушенные непрерывным металлическим грохотом. Время от времени какой-нибудь камень, более тяжелый, чем остальные, заставлял их упасть на колени.
Продвижение было медленным. Идти приходилось по трупам. У многих тел были расколотые головы с вытекшим мозгом, у других — распоротые животы с вываливающимися внутренностями. Некоторые еще корчились, безуспешно пытаясь встать на раздробленные ноги. Какой-то мертвец невозмутимо получил стрелу в глаз…
Франсуа и его оруженосец добрались до двух стоящих рядом лестниц, из тех немногих, что устояли и еще держались прямо. Франсуа встал перед одной из них и сделал юноше знак встать перед другой.
— Поднимайся!
Франсуа де Флёрен посмотрел на него с отчаянием во взоре.
— Я боюсь!
Крупный обломок камня упал между ними.
— Так и должно быть. Поднимайся!
Они одновременно поставили ноги на перекладины своих лестниц и начали восхождение. На Франсуа был шлем с опущенным забралом, но на юноше — всего лишь каска, поэтому его лицо оставалось открытым. Его черты утратили свою гармоничность и правильность. Лицо сделалось почти безобразным из-за исказившего его страха. Он поднялся ступеней на десять, потом остановился и крикнул голосом, исполненным отчаяния:
— Не могу!
Франсуа зарычал:
— Поднимайся!
Франсуа де Флёрен поднялся еще на две ступеньки и снова остановился.
— Не могу! Боюсь!
Казалось, он прилип к своей лестнице; он дрожал всем телом и мешал подниматься тем, кто шел следом. Франсуа знал, что в таких случаях солдаты иногда даже убивали своих товарищей, чтобы освободить проход. Требовалось что-то предпринять.
— Смотри на меня, Франсуа!
Резким движением Франсуа де Вивре вдруг отбросил свой щит и поднял забрало. Он остался без защиты, среди камней и стрел, и вперил взгляд в своего оруженосца.
— А теперь поднимайся!
Франсуа де Флёрен поднялся на следующую ступень, потом еще на одну, еще, еще… Вскоре он оказался на одном уровне с Франсуа, и они стали подниматься вдвоем, каждый по своей лестнице, неотрывно глядя друг другу в глаза, — к вершине. Вокруг них дождем сыпались камни и стрелы; они не видели и не слышали их. У Франсуа было впечатление, что он удерживает юношу единственно силой своего взгляда. Внезапно Франсуа де Флёрен крикнул:
— Я больше не боюсь! Я хоть умереть могу! Мне все равно!
И он тоже отбросил свой щит. Как раз в этот момент Франсуа де Вивре пришлось остановиться. Только что над ним убило стрелой солдата, и его тело, повиснув на перекладине, загородило путь. Прежде чем Франсуа сумел столкнуть погибшего в пустоту, прошли многие мгновения. Наконец он поднял голову и увидел… Юноше удалось! Франсуа де Флёрен только что поставил ногу между зубцами стены и, взмахнув мечом, бросился вперед. Франсуа де Вивре устремился ему вдогонку и вскоре тоже оказался на стене.
Он увидел, как его оруженосец рубится с тремя окружившими его защитниками. Оружием юноша владел еще неуверенно, разрываясь между страхом и безрассудством. Франсуа крикнул:
— Дождись меня!
И ужасными взмахами своего цепа пробил себе к нему дорогу. Это было последнее, что он успел сделать в том бою. Среди защитников по цепочке передали приказ: гарнизону Бурдейля сложить оружие. Некоторое время спустя прибыл дю Геклен, и Франсуа стал свидетелем уже привычного зрелища: англичан и французов разделили на две группы, одних взяли в почетный плен, других без разговоров повесили. Франсуа де Флёрен, который едва успокоился от пережитого волнения, содрогнулся, наблюдая эту сцену.
— Почему одних щадят, а других — нет? Это же несправедливо!
— Потому что англичане — наши враги, а французы — предатели.
— Не понимаю…
Франсуа де Флёрен не понимал! Франсуа вспомнил Луи, для которого все это было очевидно. Один следовал суждениям трезвого рассудка, другой — порывам горячего сердца. Он вздохнул.
— Я объясню тебе, Франсуа…
Вечером, на биваке, он не стал говорить с ним о политике. В первый раз он попросил его рассказать о себе.
— Какой у тебя герб?
— Серебряная кабанья голова на черном поле. Он мне не нравится, он отвратителен! Зато отец его просто обожал.
— Ты не любил своего отца?
— Нет. Он был груб и жесток. Ему нравились только война и охота. Однажды я видел, как он бил мою мать. Я совсем не плакал, когда он умер.
Была чудесная звездная ночь. Они сидели на пороге какого-то дома, выходящего на одну из улиц Бурдейля. Мимо них проходили подвыпившие французские солдаты, горланя песни.
В голосе Франсуа де Флёрена зазвучало волнение:
— Однажды мать призналась мне, что незадолго до возвращения отца, во время Жакерии, в замок явился какой-то рыцарь и защитил ее от жаков.
Франсуа резко встал.
— Пойдем. Мы славно бились и устали. Пора спать…
***
Поход дю Геклена по бордоским землям обернулся настоящим триумфом. Все замки Междуморья были взяты один за другим: Эйме, Креон, Сен-Макер, Дюрас. К концу 1377 года английским оставался только город Бордо.
После взятия Бурдейля Франсуа де Флёрен бился храбро. Во время передышек Франсуа де Вивре давал ему уроки политики. Ему трудно было преодолеть природное великодушие юноши и внушить жесткость, необходимую в дни войны. Франсуа де Флёрен признал, наконец, что его сеньор прав, но это не помешало непосредственным проявлениям его чувствительности. Когда Франсуа рассказывал ему о рейде Ланкастера и об эпизоде с мельничихой, тот не мог сдержать слез.
Зиму они провели в Бержераке. Весной, когда был отвоеван весь юго-запад, за исключением Бордо и Байонны, они перебрались севернее, на другой театр боевых действий. Карл Злой снова начал строить козни против Карла V, он даже пытался отравить его. Наконец король Франции решил, что настала пора нанести окончательный удар, и объявил о конфискации французских владений Наваррца: графства Эврё и Контантена.
Между мартом и маем коннетабль, и его армия отвоевали всю территорию. Население было полностью на их стороне, и крепости сдавались одна за другой. Вскоре сопротивление оказывал один только Шербур. Город защищали мощные укрепления и немалая английская армия. 20 мая Карл V решил снять осаду. За один год, исключая Бордо, Байонну и Шербур, король Франции уничтожил все, что еще оставалось от английской Аквитании и от владений Карла Злого. Он завершит свой успех в следующем году.
***
В течение некоторого времени в голове Франсуа де Вивре зрел один план. Как только войска были распущены, он поделился мыслью со своим оруженосцем.
— Есть у тебя доспехи?
— Да, монсеньор, во Флёрене. Но я надену их, только когда стану рыцарем.
— Значит, сначала мы наведаемся туда. А потом поедем в Вивре, где я посвящу тебя в рыцари.
Франсуа де Флёрен бросился на колени, не в силах произнести ни слова. Франсуа продолжил:
— Но сначала мы проедем через Мо. Мне нужно совершить одно паломничество. Хочу побывать на могиле моего оруженосца, который погиб, сражаясь с Жаками ровно двадцать лет назад.
Франсуа де Флёрен вздрогнул:
— Вы сражались против жаков?
— Все дворянство тогда сражалось против жаков…
***
Свое паломничество Франсуа начал с Парижа. Он прибыл туда 5 июня 1378 года, вечером. С тех пор как он покинул город в сопровождении Ариетты, он еще трижды возвращался сюда вместе с дю Гекленом, а в последний раз — совсем недавно, по вызову адмирала, но то были лишь краткие остановки, и у Франсуа не было ни желания, ни досуга прогуливаться по улицам.
На этот раз он захотел увидеть все. И для начала войти в столицу как когда-то, через ворота Слепых. Франсуа опять проехал мимо приюта Трех Сотен, которые после возведения Карлом V новых городских стен оказались в городской черте. Он не преминул дать монетку слепому, который проходил мимо в своем сером платье с нашитыми на него медными лилиями. Франсуа де Флёрен ехал позади, держа черно-красный флажок своего господина и храня благоговейное молчание. Он знал, что тот взволнован, и разделял его волнение.
Франсуа проехал по Скобяной улице. Была суббота, рыночный день, и вокруг царило неописуемое оживление. Никогда, казалось, улица не заслуживала больше своей славы самого многолюдного места в Париже… У Франсуа защемило сердце при виде вывески «Старой науки» с наивной игрой слов, которую Туссен разгадал раньше его. Он спешился. Ночь они проведут здесь, потому что дом у паперти собора Богоматери сдан каким-то горожанам при посредничестве Мардохея, управлявшего всем его добром…
Тем не менее, на следующий день Франсуа отправился к собору, чтобы прослушать воскресную мессу. Он горячо молился за всех своих близких, как мертвых, так и живых, включая Франсуа де Флёрена и себя самого. Франсуа стоял на коленях посреди нефа, и солнце, бившее через правую розу, обращенную на юг, заставляло сиять ярким блеском перстень со львом. Сир де Вивре уже видел однажды это сияние — в Вербное воскресенье 1358 года. Именно при таком освещении кольцо было прекраснее всего…
После службы он завернул на улицу Глатиньи, до которой было рукой подать. Дом мадам Гильеметты стоял на прежнем месте. Франсуа не стал открывать его дверь. И не только потому, что пришел сюда вовсе не ради удовольствий, но потому, что за этой дверью его ожидало слишком много воспоминаний: Генеральные штаты, богохульствующий Жан, Туссен, орошающий девиц золотым дождем… Как прекрасна была его юность! И как он счастлив, что тень ее до сих пор витает среди парижских улиц…
Франсуа повернул назад и дал себе зарок: если Бог подарит ему такую возможность, умирать он придет в Париж.
Жан, быть может, все еще здесь. Франсуа перешел через Сену и направился к Корнуайльскому коллежу. Там выяснилось, что его брат уже закончил обучение. В прошлом году он стал магистром богословия и уехал в Авиньон по вызову Папы.
Весь день Франсуа бродил по улицам столицы. Франсуа де Флёрен следовал за ним чуть поодаль; присутствие юноши было столь ненавязчивым, что он совсем про него забыл. Франсуа не захотел свернуть на кладбище Невинно Убиенных Младенцев, но, проходя мимо Тампля, спросил у одного из стражников, как там поживает их знаменитый пленник — капталь де Бюш. Ему ответили, что тот умер в прошлом году.
Когда раздался крик вафельника, Франсуа повернул к «Старой науке».
***
Он уехал на следующий день и прибыл в Мо на заре 9 июня. Именно 9 июня 1358 года открылись ворота укрепленного рынка, и началась та роковая атака. Франсуа захотел проследовать тем же путем, что и двадцать лет назад, шаг за шагом. Он въехал на рынок и, когда зазвонили приму, тронул коня.
Франсуа пустил его медленной, торжественной поступью. Дома вокруг были отстроены заново; жизнь взяла свое, и это было хорошо. Он без труда отыскал тот перекресток, где отряд разделился, улицу, по которой поскакал, оказавшись в первых рядах. И вновь остановился. Это случилось здесь.
Франсуа спешился и преклонил колени на том самом месте, где пролилась кровь Туссена. Позади него Франсуа де Флёрен пригнул к земле черно-красный флажок.
Франсуа подумал о том, что произошло за эти двадцать лет. Капталь теперь мертв, Франция освобождена, народ и дворянство примирились, воодушевленные королем и дю Гекленом. Но почему понадобилось столько страданий, чтобы прийти к этому? Почему нужно было, чтобы Туссен погиб? И на язык снова пришло то единственное слово, которое он смог вымолвить тогда, двадцать лет назад:
— Почему?
Франсуа поднялся с колен и снова сел в седло. Мало-помалу улицы Мо оживали. Когда Франсуа проезжал по ним в последний раз, тут вешали, резали, жгли. Теперь торговцы открывали свои прилавки, крестьяне шли на поля; все было так, словно ничего подобного здесь никогда и не происходило. Франсуа не смог не восхититься чудесной жизнестойкостью людей. Ведь он же собственными глазами видел, как население Мо было вырезано до последней живой души! А теперь город вновь живет своей жизнью, как и любой другой. Навстречу попадались женщины, дети, старики. Как такое стало возможно? Откуда они взялись?
Добравшись до берега Марны, Франсуа в сомнении остановился. Когда он привез сюда, держа на руках, тело Туссена, горе помутило его рассудок. Куда он направился дальше? Он не помнил. В этот момент мимо проехал на ослике какой-то зеленщик с овощами в коробе, повешенном на шею. Франсуа окликнул его:
— Я ищу один остров. Он где-то неподалеку, туда можно перебраться вброд.
Человек кивнул:
— А, Розовый остров!
И он ткнул пальцем:
— Это там.
Розовый остров был заметен издали. Его по-прежнему окружали плакучие ивы и тополя, но сквозь их листву пробивались тысячи красных роз, они переплетались, словно праздничные гирлянды… Подъехав к броду, Франсуа обернулся к своему оруженосцу.
— Я пойду один. Жди!
Он медленно прошел бродом и спешился. За стеной деревьев зрелище было еще более захватывающим. Крест остался на прежнем месте, посреди лужайки, но уже совершенно невозможно было сказать, каменный он или железный, поскольку разросшийся розовый куст окутал его непроницаемым покровом из цветов. Теперь это был крест из роз…
Розы виднелись повсюду: на лужайке, у подножия деревьев, но особенно в листве — они вскарабкивались на громадные тополя, свешивались с ветвей плакучих ив.
Франсуа двинулся вперед. Раздались крики. Из-за креста выскочили парень с девушкой, оба голышом, прижимая к себе одежду. Франсуа услышал, как они бросились в реку и поплыли. Он улыбнулся: Туссенов остров стал убежищем влюбленных. Это хорошо.
Франсуа был как-то странно спокоен. Он давно знал, что совершит это паломничество, но немного побаивался его; а все оказалось так просто. Туссен лежал под розовым кустом Уарда, там, где осталось его собственное сердце. Все было на своих местах, как того желал он сам, да и Бог, вне всякого сомнения, тоже.
Франсуа приблизился к кресту, сорвал розу и долго ее рассматривал. Ему снова вспомнились великолепные цветы под супружеской опочивальней на втором этаже донжона, крупные, величиной с блюдце, ярко-красные, блестящие, распространяющие сильнейший аромат. Умножившись в числе, розы упростились. Они стали теперь маленькими, легкими. Они утратили свое таинственное свечение, но зато еще больше насытились цветом — вольным, живым, по оттенку напоминающим маки. Их запах больше не навевал мысли о горячих сарацинских ночах, но сделался острым, дерзким.
Франсуа обвел взглядом десятки розовых кустов, которые его окружали. Такое же великолепие, что он встретил во Флёрене, хотя и полностью преображенное. То, что очаровывало раньше диковинной редкостью, сменилось теперь мощью изобилия, изысканность — естественной красотой, благородство — свежестью. Произрастая из земли, где покоился Туссен, аристократка Уарда превратилась в простонародный цветок.
Франсуа хотел было заговорить со своим оруженосцем, но он уже все высказал ему, когда копал могилу. Да и к чему, в сущности, какие-то слова? Когда встречаешься со своим братом, со своим вторым «я», что ты можешь ему сказать?
Он растянулся в траве и стал глядеть в прозрачное июньское небо, напоминающее рай. Там тоже был Туссен. Он был повсюду. Они не расставались в течение всего этого дня. Франсуа пролежал так до самого вечера, а потом, наконец, заснул.
Проснувшись поутру, он пошел ополоснуть лицо в реке. Его первые морщинки по-прежнему были на месте. С тех пор у него появились и другие, но эта горькая складка в уголках рта осталась неизменной. Она не смягчилась, не сделалась резче, и Франсуа был счастлив от этого.
Он снова сел на коня, перекрестился, глядя на крест, и уехал, больше не оборачиваясь. На берегу он нашел своего юного оруженосца. Франсуа разбудил его, и они пустились в дорогу.
Во Флёрен они приехали уже в сумерках. Увидев своего сына, Роза де Флёрен велела опустить мост. Издали она не узнала Франсуа де Вивре, но, когда он приблизился, не смогла скрыть своего потрясения. Она вздрогнула и побледнела, а ее сын тем временем без всякой нужды представлял их друг другу:
— Матушка, это сир де Вивре, самый доблестный рыцарь, какого только знала земля! А я имею честь и счастье состоять при нем оруженосцем!
Хоть Франсуа и готовился к этой встрече, но растерял все свои заранее заготовленные слова. Приближаясь к Розе как в тумане, он даже не видел толком ее лица. Согнув колено, он поцеловал ей руку. Мельком успел заметить на ее груди брошь из золота, серебра и алой эмали, усыпанную алмазами и рубинами. Это было единственное, что он смог рассмотреть. После долгого молчания Роза сумела, наконец, вымолвить:
— А что сталось с сиром де Торси?
— Он погиб, матушка. Оруженосец сира де Вивре тоже пал в том бою. Видимо, сам Бог хотел, чтобы я занял его место.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |